Кто такие «лучшие»? Это – богачи, нажившиеся на торговле или на промыслах. Они вели крупные дела, часто вели торг с заграницей или с Сибирью и Поволжьем. Некоторые из них достигали высших купеческих ступеней – носили звание «гостя» или входили в московские «гостиную» или «суконную» сотни.
Помимо Строгановых – этих некоронованных хозяев Сольвычегодска и Тотьмы – в наших городах было немало других богачей. Вологодский гость Фетиев вел обширную заморскую торговлю через Архангельск. Купцы Усовы, Босовы, Гусельниковы, Ревякины, Момотовы и другие развернули промысловые и торговые операции по всей Сибири.
Такова была верхушка – «лучшие» люди. Их – немного, но они держали в руках весь посад и уезд.
А кто такие «худые», «бобыли» и «нищие»? Это – люди, не имевшие собственного дела, а зачастую даже своего жилья. Они жили продажей своей рабочей силы, нанимаясь к купцам и промышленникам.
Тяжелое положение городской и уездной бедноты усугублялось непосильными государственными налогами и повинностями. Из года в год росли недоимки во всех уездах. Они выколачивались всякими способами, вплоть до «правежа». На «правеж» вызывались целые группы должников. Состоял «правеж» в том, что вызванного подвергали ежедневному, нередко публичному избиению до уплаты недоимки, а в промежутках держали в тюрьме. Иногда «правеж» кончался тяжкими увечьями и даже смертью.
Непрерывно растущие государственные налоги и повинности, массовые злоупотребления и насилия воевод, «правежи» вызывали глухое недовольство и сближали в общей борьбе городскую и сельскую бедноту.
Классовая борьба и восстания 1648 года в крае. Резкие классовые противоречия возникали и на посадах и в волостях. Острое недовольство населения приводило к открытой классовой борьбе, особенно ярко проявившейся в городских восстаниях 1648 года. Первыми в крае вспыхнули восстания в Устюге и Сольвычегодске, большие волнения произошли в Тотьме, и это не случайно. В городах и волостях на севере и востоке нашего края издавна большую силу представляло местное самоуправление, а с середины XVI века здесь и вовсе не было наместников и других агентов центральной власти. Вот почему, когда в XVII веке в крае вновь появились воеводы и подьячие и стали чинить злоупотребления и насилия, они встретили отпор со стороны местного населения. События 1648 года в нашем крае не были внезапной и обособленной вспышкой, они подготавливались задолго всем ходом предшествующей борьбы.
Особенно беспокойно и тревожно было в Тотьме. Здесь скапливалось очень много местной и пришлой бедноты – бурлаков, гребцов, грузчиков, рабочих соляных промыслов. На посаде и в уезде было особенно сильно имущественное расслоение. Многие крестьяне, спасаясь от налогов и повинностей, бежали из волостей на посад или в соседние уезды, а налоги за них падали на оставшихся. Правительство не считалось с этим и приказывало своим воеводам собирать и новые налоги и старые недоимки. Это вызвало сильные волнения.
Начались они в 1638–1639 годах, когда произошло очередное повышение стрелецкого налога и тотемский воевода Алексей Большов приступил к его сбору. Но посланные по волостям приставы встретили сопротивление. В одном месте был убит пристав, в другом крестьяне говорили про царя «непригожие слова». Воевода пытался вызвать людей на «правеж», но это встретило дружный отпор и в волостях и на посаде. Сплоченность сельских и посадских людей особенно встревожила воеводу и Москву. Вторичная попытка воеводы вызвать от волостей ответчиков (посыльщиков) кончилась еще печальнее. Некоторых из них удалось привести в город, но они отказались платить налоги, избили одного воеводского прислужника и самовольно ушли с «правежа». Около полугода «денежным доходам сбор стал» (остановился). Воевода был смещен, но новый воевода Иван Малыгин начал действовать еще решительнее. Более того, он нарочно укрыл запустение в уезде и сообщил в Москву, что места беглых людей уже заняты.
Крестьянские волнения в уезде усилились с 1645 года при воеводе Логине Аничкове, начавшем безжалостно обирать крестьян. Опять пошел массовый «правеж», усилилось бегство населения и запустение. Новая путаница была внесена введением в 1646 году повышенной соляной пошлины, а затем ее отменой. На жестокие меры воеводы волости ответили еще более решительным сопротивлением: крестьяне не только не платили налогов и не шли в Тотьму на «правеж», но и к себе никого не пускали, устроив по дорогам «засеки и сторожи». В уезде было так неспокойно, что присланные из Москвы для переписи населения Тотемского уезда князь Вяземский и подьячий Нестеров боялись ехать в волости.
Неспокойно было и на посаде. Ночью 9 июля 1646 года на старом посаде вспыхнул пожар и сгорело 10 варниц со складами, амбарами и большими запасами заготовленных дров. Добыча соли прекратилась. Из Москвы приехал с особыми полномочиями Лев Микулин для производства новой переписи и сбора недоимок. Для посадских людей и крестьян настали самые тяжелые времена. Воевода Аничков собирал текущие налоги, а Микулин выжимал старые недоимки. Оба «правили», соревнуясь в усердии перед Москвой. Застонали и посад и уезд. Дважды (в декабре 1646 года и в декабре 1647 года) посадские люди большой толпой приходили ко двору Микулина, чтобы расправиться с ним. Одно время Микулин укрывался даже в Устюге и вернулся оттуда с отрядом стрельцов. По волостям тоже шла агитация за то, чтобы налогов не платить и на «правеж» не ходить. Когда воеводы посылали своих агентов в соседние уезды для сыска и возвращения бежавших крестьян, то там беглецов не выдавали, а в Важском и Устюгском уездах прибывших приставов гнали прочь, а иногда и избивали.
Народные волнения нарастали в Устюге и Сольвычегодске. Уже в 1632 году посадские люди Устюга Великого во главе с земским целовальником приходили в съезжую избу с «шумом и заговором». По словам воеводы, они хотели его убить, «лаяли его всякою непотребною лаей». Воевода бежал из съезжей избы на свой двор, где и просидел несколько дней в осаде, не смея показаться на улице.
В 1636 году произошли крупные волнения в Сольвычегодске. Местный воевода Федор Головачев жаловался в Москву, что посадские люди во главе с земским старостой и целовальниками, по наущению видной посадской семьи Гогуниных, 12 февраля 1636 года составили заговор, решив убить его, а занимаемый им двор сжечь. Это решение было оформлено особым актом, или «одинашной записью», и скреплено подписями. 13 февраля восставшие ударили в набат и пошли к воеводскому двору «с луки, с пищали, и с ослопы, и с каменьем, и с бревны, и с соломою, и с огнем, и с топоры и у двора ворота выломали», двор сожгли, воеводу взяли в плен, а имущество его разнесли. По словам одного очевидца, «у Соли Вычегодской мирские люди в колокол били... и у него у Федора (воеводы) на дворе у ворот и за вороты многие люди шумят и вопят на него, на Федора, а иные меж себя, и Федора иные многие лают, а иные безумные люди хотят Федора убить». Лишь вмешательство братьев Строгановых приостановило расправу над воеводой. Но борьба этим не кончилась. Сольвычегодский всеуездный мир написал жалобу в Москву, обвиняя воеводу в насилиях и вымогательствах. Начался процесс. Воевода, чувствуя свои «прегрешения», хотел кончить опор миром и предлагал отступного 400 рублей. Но земский мир не соглашался и настаивал на смене и наказании воеводы.
Когда 2 июня 1648 года вспыхнуло восстание в Москве, то в наших городах почва для массовых выступлений была уже достаточно подготовлена. Восстание началось в Сольвычегодске. Летом 1648 года из Москвы в Сольвычегодск был прислан Федор Приклонский для сбора с посада и уезда 535 рублей на жалованье ратным людям. Начались жестокие «правежи» и вымогательства. Жители, чтобы умерить пыл Приклонского, собрали взятку в 20 рублей и снесли к нему. Но в это время приехавшие из Москвы сольвычегодцы рассказали, что в столице сами жители нашли управу на бояр, что Приклонский собирает деньги для Морозова, а «этого изменника больше нет». Сольвычегодцы решили вернуть отданные Приклонскому мирские деньги. 21 июня уездный староста Богдан Шулепов и площадный подьячий Давид Хаминов отправились к нему и потребовали деньги назад. Хаминов грозил Приклонскому: «Будет тебе то же, что было от нас воеводе Федору Головачеву и воеводе Алексею Большову, будет и тебе смертное убийство». Из этих слов видно, что в Сольвычегодске были убиты два воеводы – воевода Головачев и сменивший его Большов. По призыву Хаминова толпа осадила дворы воеводы и Приклонского и стерегла их всю ночь. На другой день Приклонский отправился на съезжий двор, но туда собрались горожане и с криками «Деньги ты собираешь на изменника!» – бросились в избу. У Приклонского отняли царский наказ, казну, все бумаги, а самого избили и имущество его захватили. Очнувшись, Приклонский ушел на двор к воеводе, князю Шаховскому, а оттуда – в соборную церковь. Толпа, узнав, что он жив, явилась следом за ним. Но и на этот раз вмешались Строгановы. Мать Федора Строганова приказала своим людям охранять церковь. Ночью Приклонский бежал.
9 июля 1648 года вспыхнуло восстание в Устюге. Там воеводой был Михаил Васильевич Милославский, родственник царицы и свояк Морозова. Всеми делами в городе заправляли подьячие Онисим Михайлов и Григорий Похабов. Михайлову посадские и уездные люди поднесли 260 рублей «в почесть». Узнав о событиях в Москве и Сольвычегодске, устюжане потребовали вернуть эти деньги. Но Михайлов денег не отдавал. Наступило 8 июля. В Устюг сошлось много торговых людей и крестьян на праздник Прокопия Устюжского. 9 июля толпа крестьян, собравшаяся в съезжей избе у земских судеек, решила отобрать деньги у Михайлова. Присутствовавший тут кузнец Чагин говорил: «А не отдаст, так убить его до смерти». Судейки запротестовали. Тогда их схватили и потащили на площадь, а подьячего Михайлова убили и бросили в реку. Воеводу дважды подводили к реке, угрожая «посадить в воду», но отпустили. Двор его был разгромлен. Одновременно были разгромлены дома пяти богатых посадских людей.
7 сентября из Москвы для расследования прибыл стольник князь Ромодановский с 200 стрельцов. Чагин и два других руководителя восстания бежали. Начался розыск, пошли пытки. Вот как описывает события тех дней Устюгская летопись: «И по отписке воеводы Михаила Васильевича и тех посадских грабленных по челобитью, был прислан с Москвы сыщик немилостивый, князь Иван Григорьевич Ромодановский; ... мучил от великой ярости; с приезду в другой день шесть человек замучил до смерти, а четырех повесил; а осужденных возили, с ними же двадцать человек покаивались и в смертном платье все были».
23 декабря земский судейка Сенька Мельник, по велению мирских судей, бил челом в Москве царю от всех устюжан на пытки, насилия и вымогательства Ромодановского. По этому челобитию в январе 1649 года приехал в Устюг другой следователь, стольник Зюзин. Но и этот был не мягче. В Устюгской летописи читаем: «Того же году, мая в 29 день, сослал опрощик, сын боярский Никита Алексеев Зюзин со Устюга, по указу, ссыльных 50 семей с женами и с детьми да холмогорских стрельцов с женами и с детьми полтретьятцать (25) семей в Поволжские города, в Симбирские пригородские, в степи».
Восстания 1648 года в Сольвычегодске и Устюге были направлены против местной администрации и частично против местных богатеев. Очень неспокойно было в 1648 году и в Тотьме.
Московские события 1648 года нашли сильный отзвук в восточной части края, но они почти не коснулись западной части. Объясняется это тем, что на востоке города жили кипучей жизнью, в обстановке растущих классовых противоречий, а на западе переживали кризис и застой. Крестьяне в западных уездах были закрепощены феодалами и разобщены, крестьяне же «черных» восточных уездов не знали феодалов и были более свободными; существовавшее здесь самоуправление тесно оплачивало не только волости, но и уезд с посадом. Этим объясняется еще одна характерная черта восстаний в Устюге, Сольвычегодске и Тотьме. В них участвуют не только посадские люди, но и волостные крестьяне, чего не было в Москве, где происходило чисто городское восстание.
Любопытно, что один из наиболее ненавистных народу боярин Морозов, потворствовавший всем насилиям и хищениям, правитель государства и воспитатель царя Алексея, укрывался от народного гнева в наших краях, отсиживаясь за крепкими каменными стенами Кирилло-Белозерского монастыря. Правительство, столь жестоко расправлявшееся с восставшими, проявило о Морозове самую трогательную заботу.
Известно, что в дни восстания в Москве царь Алексей Михайлович укрывал Морозова, а потом отправил его в надежный Кирилло-Белозерский монастырь. Там и жил Морозов в ожидании лучших времен. И вдруг новая опасность. 15 августа – Успеньев день, праздник и большая ярмарка в монастыре. Царь забеспокоился о своем друге. 6 августа 1648 года он шлет в монастырь свою грамоту. «Ведомо нам учинилось, – говорится в ней, – что у вас в Кириллове монастыре о Успеньеве дне пресвятыя богородицы бывает съезд большой изо многих городов всяким людям, а по нашему указу ныне у вас в Кириллове боярин наш Борис Иванович Морозов. И как вам ся наша грамота придет, и вы б боярина нашего Бориса Ивановича одноконечно оберегали от всякого дурна и о том бы с ним мыслили накрепко, тут ли ему у вас в монастыре в ту ярмонку быть бережнее, или инуды куды в которое место выехать на то время, покаместа у вас будет ярмонка; а покаместа у вас будет ярмонка, лучше ему выехать; а как у вас ярмонка минуется, и он бы у вас был в монастыре по-прежнему, до нашего указа; а однолично бы вам боярина нашего беречь от всякого дурна; а будет над ним какое дурно учинитца, и вам за то быть от нас в великой опале. Писана в Москве, лета 7156 августа в 6 день». Морозов предпочел на время ярмарки уехать из Кириллова монастыря и укрыться в одном из соседних монастырей. Он же задумал строительство «Новой крепости» Кирилло-Белозерского монастыря.
Восстание Степана Разина. Шестидесятые годы XVII века ознаменовались новым грандиозным восстанием крестьян и казаков под руководством Степана Разина. Начавшись в 1667 году на Дону, оно широкой волной разлилось по нижнему и среднему течению Волги.
Это восстание потрясло все Московское государство и было подавлено с огромным трудом. В 1671 году Разин сложил свою голову в Москве. Но и после его казни не сразу улеглось разбушевавшееся крестьянское море. Это мощное движение не прошло без следа и в нашем крае.
Волнения среди крестьян и городской бедноты по существу не прекращались после событий 1648 года. Тревожно себя чувствовали и феодалы. Не случайно в ближайшие годы крупнейшие монастыри края (Спасо-Прилуцкий и Кирилло-Белозерский) обносят себя крепкими каменными стенами. Ясно, что эти крепости строились не только против внешних врагов. Во время восстания в нашем крае, особенно в его средних уездах, часто появлялись посланцы Разина, широко распространялись его листовки – «прелестные письма». Правда, наш край открыто не примкнул к восстанию, но положение в нем было тревожное. Воеводы доносили в Москву о новых волнениях крестьян, об убийствах должностных лиц, об усилившемся разбое.
После поражения Разина под Симбирском один из его атаманов Илья Иванович Пономарев прорвался на север. Осенью 1670 года с небольшим отрядом он вышел из Косьмодемьянска и двинулся вверх по Ветлуге, поднимая на борьбу крестьян и бедноту. И здесь повторялось то же, что в других местах: крестьяне убивали помещиков и их приказчиков, частично присоединялись к отряду. Вскоре отряд Пономарева перешел на Унжу и, подходя к границам нашего края, насчитывал до 400 всадников и 300 пехотинцев на санях. Под Судаем восставшие потерпели поражение. Большая часть отряда направилась, на северо-восток, в сторону Устюга и Сольвычегодска, но была скоро ликвидирована. Сам Пономарев в сопровождении 10 человек пошел через Леденгское Усолье к Тотьме, рассчитывая поднять там восстание. Получив об этом известие, тотемский воевода Ртищев спешно собрал до 100 вооруженных людей и двинулся навстречу Пономареву. 11 декабря 1670 года в пяти верстах от Тотьмы Пономарев и пять его спутников были захвачены. Их привезли в Тотьму и подвергли жестоким пыткам. На другой день все они были повешены на берегу реки Сухоны.
На следующий год началось следствие по обвинению опального патриарха Никона в сношениях с «бунтовщиками». На следствии Никон не отрицал, что к нему в Ферапонтов монастырь заглядывали казаки – посланцы Разина. Они предлагали освободить Никона, но тот будто бы от этого отказался. Вскоре Никон был переведен в Кирилло-Белозерский монастырь под более строгий надзор.
Тревожно было и в самой Вологде. Вологодский архиепископ Симон, напуганный восстанием Разина, держал в Москве особого агента для информации о ходе восстания, а после гибели Разина поторопился построить каменный кремль вокруг своего архиерейского подворья (1671–1672 гг.). При этом он воспользовался голодными годами, заставляя бедноту работать за один хлеб.
Все эти события говорят о том, что наш край был подготовлен к восстанию и, вероятно, был бы им охвачен, если бы движение к нему приблизилось. Но этого не произошло. Кириллов монастырь и тут сыграл роль тюрьмы. Многие участники восстания были заточены в стенах и башнях «Новой крепости».
Завоевание и колонизация Сибири. С конца XVI века перед русскими людьми открылись двери в Сибирь с ее необъятными просторами и сказочными богатствами. В XVII веке происходило быстрое освоение новых земель. Шли правительственные отряды, шли и частные лица, нередко на свои средства собирая отряды. Они двигались по незнакомым местам, неведомым рекам и непроходимым лесам, переносили невероятные лишения, добираясь до самых глухих уголков и дальних оконечностей Азии. Немало мужества и стойкости, выносливости и предприимчивости требовалось от этих людей. Недаром среди сибирских «землепроходцев» было много уроженцев Устюга, Тотьмы и других мест края, где борьба с суровой природой воспитала в людях сметку, пытливость, мужество и упорство.
Казак Семен Дежнев в 1648 году на утлом суденышке проплыл вдоль северо-восточного берега Азии и первый установил, что Азия отделена от Америки проливом. В честь смельчака самая восточная оконечность Азии названа мысом Дежнева.
Семен Иванович Дежнев – выходец из Великого Устюга. Как и многие другие предприимчивые северяне, он отправился искать счастья в Сибирь. Служил в Тобольске, Енисейске, Якутске. Не раз совершал смелые походы по этому далекому краю, плавал по рекам Яне, Индигирке и Алазее, а оттуда перешел на Колыму. В 1647 году мы видим его в только что основанном Нижнеколымске. Здесь обосновался холмогорец Федор Алексеевич Попов, приказчик устюгских купцов Усовых, собиравший для своих хозяев пушнину и моржовые клыки. В 1647 году Попов снарядил экспедицию морем на восток, пригласив в нее и Дежнева. Первая экспедиция окончилась неудачей. На следующий год ее повторили на 6 кочах (судах) с экипажем в 90 человек.
Выйдя 20 июня 1648 года из устья реки Колымы, Дежнев в конце сентября прошел Берингов пролив. В дальнейшем коч Дежнева был оторван от других судов: его носило бурей и выбросило южнее устья реки Анадыри. Добравшись до реки, отряд Дежнева из 25 человек построил зимовье. В ходе зимовки от голода и изнурительных трудов погибло 13 человек. Летом 1649 года оставшиеся в живых построили новое судно и поднялись вверх по Анадыри. На среднем течении этой реки провели опять зимовку. И только в 1650 году Дежнев вернулся в Нижнеколымск. Так завершилось это знаменитое плавание. Дежнев описал пролив, вернее, северо-восточную оконечность Азии. В 1662 году Дежнев был послан из Якутска в Москву с «костяной казной»; на обратном пути заехал в родной Устюг. Умер Дежнев в Москве в 1673 году в возрасте 65 лет.
Торговый Человек Ерофей Хабаров в 1649 году собрал на свои средства отряд смельчаков и из Якутска прошел в Приамурье, которое подробно описал и впервые нанес на карту. Его имя носит ныне один из крупнейших городов края – Хабаровск.
В 1697–1699 годах стрелецкий пятидесятник Владимир Атласов открыл и обследовал полуостров Камчатку. В начале 1697 года Атласов с отрядом в 120 человек вышел из Анадырска и двинулся на юг. Дойдя до начала полуострова, он пересек его в узкой части, затем вернулся на западный берег и дошел до самой южной оконечности Камчатки, откуда видел один из ближайших Курильских островов. Атласов составил первое и превосходное описание Камчатки.
Ерофей Хабаров и Владимир Атласов – тоже уроженцы Великого Устюга.
Культура края. Обширный край лесов и болот, бедная и тощая земля, редкое население, кой-где разбросанные города – такова картина нашего Севера в XVII веке. И все же край жил напряженной жизнью, население его стойко боролось с тяжелыми природными условиями; а главное, в нем создались условия жизни, во многом отличавшиеся от условий центральных, густо населенных уездов Русского государства. Население восточной части нашего края даже в период расцвета крепостного права не знало барина-крепостника, имело дело с государством и казной. Сохранившееся местное самоуправление несколько сплачивало крестьян, развивало в них общественные интересы. Наш край был промысловым и торговым. Собственные промыслы и внутренний обмен, внешние торговые связи и транзитные пути – все это оживляло жизнь края, нарушало местную замкнутость. У нас было много людей предприимчивых, смелых и энергичных. Общий уровень жизни на Севере был выше, чем в уездах, задавленных растущим крепостничеством. Это нашло свое отражение в ярком развитии на Севере различных видов народного искусства.
Наибольший интерес представляют деревянное зодчество и художественные ремесла. В них особенно ярко и полно проявились художественные дарования и вкусы русского народа. Это народное искусство, очень древнее на Руси, успешно развивалось и дольше всего сохранялось на Севере. Неслучайно здесь же среди народа уцелели старинные былины и песни, давно умолкнувшие в других местах.
Деревянное зодчество. Немало памятников деревянной архитектуры сохранилось в нашем крае. Правда, они не идут в прошлое дальше XVI века. Деревянные здания гибли от частых пожаров, да и само дерево менее долговечно, чем камень. При обилии лесных материалов наши предки вместо ремонта предпочитали разобрать старое, ветхое здание и на его месте построить новое, тщательно однако повторяя формы и даже размеры прежнего. Это особенно важно, так как позволяет по памятникам XVII века представить себе более раннее зодчество.
Больше всего нам известно церковное зодчество (храмы). Излюбленным и наиболее распространенным был шатровый храм. Его основная часть в виде восьмигранной призмы прикрывалась высокой восьмигранной пирамидой. К этой основе примыкали различные пристройки – алтарные выступы (абсиды), боковые галереи, приделы, паперти и т. д. В результате нередко получалось очень сложное, но симметричное и красивое сооружение, богато и с большим вкусом украшенное.
Во второй половине XVII века рост самодержавия и бюрократизма отразился и на зодчестве. При патриархе Никоне шатровая форма храма была признана не православной и запрещена. Предписывалось строить четырехгранный (кубический) храм с пятикупольным верхом, по образцу каменных храмов. Шатровая форма разрешалась лишь для колокольни. Этот запрет был сильным ударом для северных зодчих. Вот почему они особое внимание стали уделять колокольне, которая получалась иногда богаче и наряднее самого храма. Творческие замыслы строителей чаще стали воплощаться в многокупольных храмах, в которых совокупность луковичных куполов напоминала излюбленную и запретную пирамиду (шатер). Около города Вытегры сохранился деревянный храм Покрова с 17 луковками-куполами, построенный в 1708 году. Иногда строители шли на хитрость: строили предписанный куб, а на него ставили излюбленную восьмигранную призму, покрывая ее куполами или даже шатром. Нередко куб делался низеньким, и восьмигранник буквально вдавливал его в землю. Так из куба получался просто высокий четырехсторонний фундамент, а сам храм располагался над ним, и к нему вела широкая крытая лестница. Таких храмов смешанного типа сохранилось в нашем крае немало. К числу их относятся церковь Ильи-пророка в Белозерске (вторая половина XVII в.), церковь в селе Нелазском Череповецкого района (1698 г.), церковь в селе Паче Тотемского района (1700 г.) и многие другие.
Эти памятники представляют большую художественную ценность и находятся под охраной государства. В них проявились не только высокие дарования, но и изумительное трудолюбие и мастерство русских людей. Достаточно оказать, что все эти здания рублены одним топором, без применения пил (пилы получили распространение с XVIII в.).
Гораздо меньше сохранилось памятников гражданской архитектуры. Изображения крестьянских домов XV–XVI веков, которые мы видим на древних иконах и в старинных книгах, а также в сочинениях иностранных путешественников, говорят о том, что формы избы существенно не изменились и в последующие века. Строя небольшие по размерам и простые по плану жилища, северный крестьянин проявлял свою любовь к красивому, свой художественный вкус и мастерство в декоративной отделке домов, в старательном украшении вещей домашнего обихода.
Художественное ремесло. Любовь к красивому, вкус и дарования народа ярко проявились в многочисленных художественных ремеслах. Издавна славился наш край тонкой и искусной работой резчиков по дереву, кости и рогу, прекрасными кружевами, изделиями мастеров Устюга и Сольвычегодска по серебру. Удивление вызывают необычайно тонкие и сложные работы бисером, гладью и т. д. Особенно щедро украшались храмы. В музеях края можно увидеть также прекрасные образцы вышивки золотом и шелками по бархату и парче. Все это требовало, помимо тонкого вкуса и мастерства, упорного и большого труда.
Каменная архитектура. От XVII века в нашем крае сохранилось много каменных зданий. Чаще всего их строили богатые купцы и монастыри. В Вологде одним из крупных сооружений XVII века является соборная колокольня с шатровым верхом (она была перестроена в конце XIX в.). Появился в Вологде и ряд каменных церквей. Хорошей архитектурой отличаются церкви по левому берегу реки Вологды. Основа их – кубический храм с пятью куполами; рядом – шатровая колокольня. Исторические памятники Вологды хорошо изучены. К сожалению, этого нельзя сказать о памятниках Великого Устюга, где каменные храмы были впервые сооружены в XVII веке.
Древнейший храм Великого Устюга – Успенский собор, построенный из дерева еще в XIII веке. Шесть раз сгорал этот собор. В 1619 году он был сооружен из камня и кирпича. Но в 1631 году сгорел и каменный собор. Современный собор строился почти 20 лет (1639–1658 гг.) и в конце XVIII века был снова переделан. Вот почему этот собор отличается архитектурной пестротой. В XVII веке были построены небольшая церковь Вознесения (1648 г.), два храма в Михайло-Архангельском монастыре, собор в Троице-Гледенском монастыре (1659 г.) и собор Прокопия Устюгского (1668 г.). Последний был выстроен местным мастером Петром Дмитриевичем Котельниковым. К концу XVII века Великий Устюг насчитывал 14 каменных храмов. Почти все они охраняются государством.
Наиболее крупные каменные постройки того времени – монастырские крепости. В 1656 году был обнесен мощными каменными стенами и башнями Спасо-Прилуцкий монастырь около Вологды. Одновременно строилась новая мощная крепость Кирилло-Белозер-ского монастыря.
Проект «Новой крепости» был составлен в 1653 году. Строительство вели в основном местные (монастырские) крестьяне и каменщики, которые и раньше славились своим умением далеко за пределами края. Из их среды выходили талантливые градостроители. Руководил строительством «Новой крепости» Кирилл Серков, выходец из крестьян кирилловской деревни Шидьяра. Он с молодых лет работал каменщиком, затем мастером каменного дела, участвовал в крупных стройках. На строительстве работало до 5 тысяч человек. Черные работы (земляные, заготовку и перевозку леса, камня, железа и других материалов) выполняли местные крестьяне бесплатно, «за монастырский хлеб». Строительство рассматривалось как крупнейшее «государево» дело и велось под наблюдением правительства. Указом царя за монастырем были закреплены рабочие на весь срок строительства. В дворцовой волости «Иванов бор» копали руду и построили специальный железный завод. Основные работы были закончены к 1668 году, а отделочные тянулись до 1682 года.
Так руками крепостных крестьян была построена крупнейшая крепость в государстве. Длина новых крепостных стен была около 1250 метров, а общая протяженность стен, опоясывавших монастырь, составляла 2 тысячи метров. Высота новых стен достигала 11 метров, толщина – 2–3 метров, а вместе с крытыми галереями и складами до 6 метров. На линии стен высилось 6 новых башен высотой до 30 метров и диаметром до 20 метров и 4 старых, не считая тех, что оказались внутри крепости. Ворота в крепость, проходившие через мощные воротные башни, прикрывались подъемными решетками весом в 700 пудов.
Новые крепостные стены отличались строгой простотой архитектурных форм, удачной конструкцией и расположением. В новых стенах было около 1000 бойниц, расположенных в три яруса так, что обеспечивали обстрел врага на ближних и дальних подступах, фронтальный и фланговый.
Против кого строилась эта твердыня? Конечно, не только против внешних врагов – уж слишком далек был монастырь от рубежей страны. Видимо, другой враг имелся в виду – враг внутренний. В век частых волнений и восстаний правительство думало устроить себе надежное убежище, где можно было бы укрыться от народного гнева.
Живопись. Из памятников живописи XVII века интерес представляют фрески Софийского собора в Вологде. Этот собор был расписан в 1686–1688 годах известным ярославским мастером Дмитрием Григорьевичем Плехановым с 30 товарищами. Появились в крае и местные живописцы. Некоторые из них расписывали храмы и дворцы даже в Москве. Известно, что 10 вологодских и устюгских живописцев расписывали московский Успенский собор в 1644–1652 годах. Около 20 вологжан и устюжан были вызваны в Москву для росписи Архангельского собора и других московских храмов. 12 мастеров из нашего края принимали участие в росписи знаменитого дворца Алексея Михайловича в подмосковном селе Коломенском.
Больших успехов достигло местное иконописание. Особенно славилась Строгановская школа, возникшая в Сольвычегодске в конце XVI века и процветавшая в первой половине XVII века. Произведения этих мастеров отличаются тонким вкусом, изящной и мелкой кропотливой работой.
Произведения культуры XVII века свидетельствуют о громадных дарованиях русского народа. Но нелегко было проявиться этим дарованиям. Талантливые зодчие должны были подчиняться казенной форме. Выдающиеся художники, мастера, потеряв на работе силы, умирали в нужде. Замечательные мастерицы гнули спину на изнурительной барской работе. И все они, за редкими исключениями, остались неизвестными: имена их не сохранились для потомства.
Наш край в XVII веке жил полнокровной жизнью. Богатые промыслы и бойкие торговые пути оживляли его и ставили в один ряд с передовыми центрами Русского государства. Но в этом же веке наметились признаки будущего неизбежного упадка и захирения. Русское государство быстро росло и расширялось. В его состав вошли Поволжье, Урал и Сибирь с их неисчислимыми богатствами. Это предопределяло будущую судьбу нашего края – он должен был отступить на второй план. Отмечается отлив капиталов из края. Строгановы уже в XVI веке перенесли центр своих соляных предприятий в Приуралье (по реке Каме). Так же поступали и другие предприниматели, перенося свои промысловые и торговые операции за пределы края. Уходила из края рабочая сила. Многие охотники и работные люди перешли в Приуралье и в Сибирь. Многих переселило туда само правительство. Так, в 1630 году «по именному царскому повелению, отосланы на казенных подводах из Вологды, Тотьмы, Устюга и Сольвычегодска до Тобольска 500 человек мужчин (с семьями) и 150 женщин». Все это признаки начинающегося упадка, который и наступил в XVIII и XIX веках.
ГЛАВА VI
РАСЦВЕТ ДВОРЯНСКО-КРЕПОСТНИЧЕСКОГО
СТРОЯ. НАЧАЛО УПАДКА КРАЯ (XVIII ВЕК)
В XVIII веке Русское государство превращается в обширную Российскую империю, простирающуюся от Северного Ледовитого океана до Черного и Каспийского морей, от Балтийского моря до Тихого океана. В составе империи наш край теряет свое былое значение. Его природные ресурсы не могли соперничать с богатствами других областей. Болотная руда Устюжны и Уломы, рыбные запасы Белого озера и Шексны и соляные варницы Тотьмы и Вычегды не могли идти ни в какое сравнение с рудными сокровищами Урала, рыбными богатствами Волги и Каспия и соляными запасами Нижнего Поволжья. С выходом России на балтийские берега утратили свое былое значение и речные торговые пути к Белому морю. Наш край становился захолустьем огромной империи. Но он жил одной жизнью со страной. Отметим, что произошло особенно важного и интересного в жизни нашего края в XVIII веке.
ОБРАЗОВАНИЕ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
Петр I в нашем крае. На пороге XVIII века наш край все еще занимал важное место в стране. Через него шли пути к Белому морю и к новой столице; здесь были издавна развиты металлургия, судостроение и многие другие промыслы и ремесла. Этим и объясняются неоднократные приезды Петра I в наш край. Три раза он совершил плавание от Вологды до Архангельска; по пути проявлял живейший интерес ко всему примечательному, особенно имеющему хозяйственное значение. В Вологде он знакомился с витьем канатов, в Тотьме осматривал соляные варницы.
Известно, что еще в юности Петр I увлекался судостроением и мореплаванием. После плавания по Переяславскому озеру, недостаточно обширному, он в 1692 году «шествие имел через Вологду на Кубенское озеро и оное осматривал», подыскивая, видимо, более удобное место для учебных плаваний. Но это озеро не удовлетворило его.
В 1693 году Петр совершает путешествие к Белому морю, единственному, которым в то время владела Россия. В сопровождении 100 человек свиты и охраны Петр сухим путем добрался до Вологды (6 июля) и пробыл здесь 3 дня. Отсюда он на 7 карбасах отправился по рекам Вологде, Сухоне и Северной Двине в Архангельск. По дороге Петр осматривал Тотьму, останавливался в Устюге. В Тотьме его интересовали соляные варницы. Подойдя к трубному колодцу, из которого рабочие бадьями доставали рассол, Петр сам опустил одну бадью и вытащил ее с рассолом; за свою работу потребовал положенную плату. 20 июля царь прибыл в Великий Устюг и остановился в доме купца Василия Грудцына. Осмотрев город и его достопримечательности, он отправился на следующий день дальше к Архангельску, куда и прибыл 30 июля.
В 1694 году Петр вторично плавал к Белому морю со свитой в 300 человек. От Москвы до Вологды ехали на подводах, причем вдоль всего пути, в определенных местах, заранее собирали по нескольку сот подвод для смены. В Вологде Петр пробыл 3 суток. В Козленской слободе ознакомился с витьем канатов и веревок, работой канатных мастеров остался доволен. Из Вологды Петр продолжал дальнейший путь по Сухоне и Северной Двине на 30 карбасах, вооруженных пушками, привезенными из Москвы. В Тотьме и Устюге были остановки. Через каждые 15 верст менялись гребцы и кормчие, которых собирали заранее. На каждый корабль требовалось по 20 гребцов, по одному носнику и кормчему; всего для каждой перемены готовилось по 660 человек.
В 1702 году, в разгар Северной войны, Петр третий раз плыл к Архангельску. Он спешил к Белому морю с преображенцами, услышав, будто шведы хотят захватить Архангельск. Еще раньше вологодскому архиепископу Гавриилу был послан приказ срочно построить 100 дощаников и 20 барок «с парусы и с якори и с прочим для сплавления в Архангельск воинских снарядов и ратных людей». По второму приказу царя нужно было дополнительно изготовить еще 225 барок грузоподъемностью 4000 пудов каждая. Приготовления делались «для нынешнего военного с свейским королем случая и неприятельских людей внезапного приходу к Архангельскому городу водяным путем». Обратно из Холмогор царь вернулся через Вологду сухим путем. С приездами Петра I в Вологду связан интересный памятник – Петровский домик, ныне музей. Этот домик стоит на правом высоком берегу реки Вологды. Он был построен в конце XVII – начале XVIII вв., и принадлежал семье голландских купцов Гутманов. Во время посещения Вологды Петр останавливался в этом домике, хозяев которого лично знал. А был Петр в Вологде не менее 10 раз. В домике есть ряд собственных вещей Петра (костюм, рабочая куртка) и мебель той эпохи.
Все эти царские приезды в наш край вызывались нуждами растущего Русского государства. Но они несли с собой дополнительные тяготы местному населению.
Северная война и наш край. С началом Северной войны (1700–1721 гг.) наш край стал близким тылом для главного театра военных действий и важной базой снабжения фронта. В 1700 году, после неудачи под Нарвой и потери артиллерии, Петр приказал спешно лить новые пушки, широко используя церковные колокола. Вологодский архиепископ Гавриил, сторонник Петра, снял и отправил для литья пушек много церковных колоколов, общим весом около 1200 пудов.
В 1702 году в нашем крае строятся два металлургических завода – Ижинский (в городе Устюжне, на реке Ижине) и Тырпицкий (на реке Шогде, у села Архангельского, в нынешнем Бабаевском районе). Постройкой руководил адмирал Апраксин. В августе 1702 года он доносил Петру: «на Устюжне железный завод совершили и две домны задули, и льют на флот непрестанно пушечные ядра. По росписи надобно к весне 120 тысяч». В сентябре того же года Апраксин сообщал: «железные заводы и другие в Белозерском крае поспели; только не можем исправиться с мастерами». Руда бралась «из белой землицы» Устюженского железного поля. О топливе думать не приходилось – кругом были необъятные леса. Работали местные мастера и местные приписные крестьяне. Расположены заводы были удобно. Их продукцию можно было везти по рекам во все стороны: к Москве, где находились главные склады; к Новгороду, где была фронтовая база; к Петербургу, на фронт. Однако местная сырьевая база была слаба для крупного заводского производства. Вызванные к жизни острой нуждой военного времени, оба завода с окончанием войны прекратили свое существование. Ижинский завод был закрыт еще при Петре, Тырпицкий – вскоре после его смерти. В памяти народной сохранились мрачные воспоминания об этих заводах, где господствовали свирепые порядки и каторжный труд. Местная кустарная металлическая промышленность продолжала существовать и в XVIII и XIX веках.
Большой размах при Петре получило кораблестроение, необходимое и для нужд войны и для торговли. Строительство судов не было новостью для нашего края. Здесь было немало опытных судостроителей. Когда по соседству открылись Олонецкие верфи, работать на них стали местные специалисты – судостроители и приписные крестьяне ряда монастырей, в том числе Череповецкого. Эти верфи сыграли большую роль во время борьбы за Балтийское побережье. С завоеванием его центр судостроения переместился ближе к морю и Олонецкие верфи были закрыты.
Водные пути и каналы. С основанием Петербурга остро встал вопрос о водных путях к нему из центра страны. Наша родина богата реками, текущими из центра страны во все стороны, и их легко соединить при сравнительно небольших затратах. Петр I разработал немало планов таких каналов и ряд из них успел осуществить. Он думал соединить верховья Волги и Оки, Оку с Доном и Волгу с Доном. Последний план начал осуществляться при Петре у Камышина, но был оставлен. Находясь в Великом Устюге, Петр разведывал, где бы удобнее соединить Северную Двину через Вычегду с Камой и Волгой, то есть связать Белое и Каспийское моря. Но больше всего волновал Петра вопрос о соединении бассейна Волги с Балтийским морем и Петербургом, чтобы дать выход из глубин нашей обширной страны к завоеванным балтийским берегам.
Первым был построен Тверецкий (Вышневолоцкий) канал (1703–1708 гг.), связывающий Волгу через реку Тверцу с рекой Мстой, впадающей в озеро Ильмень. Но эта Вышневолоцкая система имела много недостатков. Петр задумывал новые каналы. Он сам осматривает район озера Белого (места древних новгородских волоков) и поручает иностранному инженеру Перри произвести изыскания. Перри исследует и намечает строительство двух каналов: одного по Шексне (канал Ковжа – Вытегра), другого по Мологе (канал Чагодоща – Тихвинка). Так наметились будущие Мариинская и Тихвинская системы. Расчеты Перри показали, что при первом варианте пути от Волги до Невы нужно преодолеть подъем в 110 футов и затем спуск в 455 футов, а при втором – подъем в 562 фута и спуск в 897 футов. Первый (Мариинский) путь в этом отношении выгоднее, но зато длиннее. В 1710 году Перри представил свои планы. Но другие дела (Прутский поход 1711 года) отвлекли внимание Петра, а Перри уехал из России. С 1712 года изыскания возобновляются. Петр колеблется в выборе, но уже в 1711 году по его приказу готовятся строительные материалы у озера Матко, между Ковжей и Вытегрой. Начало работ все же затянулось. Пока что принимались меры к улучшению Вышневолоцкой системы.
Много беспокойств и убытков причиняло бурное Ладожское озеро, составляющее неизбежное звено в любом из трех наметившихся путей. С 1713 года готовится проект обходного канала (теперь Старо-Ладожский канал). Строительство его началось в январе 1719 года. Канал был открыт в 1731 году. Этот канал – первое звено будущей Мариинской системы. При Петре же начались работы по строительству Сясьского обходного канала (продолжение первого от реки Волхова до реки Сяси).
При преемниках Петра изыскательные работы прекратились и были возобновлены лишь в конце XVIII века, а сама Мариинская система вступила в строй лишь в 1810 году.
Экономическая политика. При Петре I принимались энергичные мары по развитию промышленности и торговли. Создавались казенные мануфактуры, всячески поощрялась предпринимательская инициатива купечества. Известно, что в 1718 году Петр вытребовал из Вологды 150 канатчиков для Петербургской канатной мануфактуры. Многие богатые купцы края строили мануфактуры, особенно в Устюге. Некоторые из них выполняли важные поручения государства в других странах.
Сохранилась интересная грамота Петра I устюгскому купцу Савватьеву от 12 сентября 1711 года, в которой рассказывается о крупнейшей торговой операции. В 1707 году Сибирский приказ отправил купца Савватьева с большой партией казенных товаров и денег в Китай. Купец успешно справился с задачей. В Китае он продал почти все товары и закупил местные. Имея при отъезде из Москвы товаров и денег на сумму 142 344 р. 15 к., он привез через 4 года в Москву товаров и денег на общую сумму 393.430 р. 48 к. Путевые расходы (туда и обратно) составляли 27.535 р. 75 к. Чистой прибыли казне эта операция дала 223.550 р. 39 к. – по тому времени сумму огромную.
Следует упомянуть одно мероприятие Петра в области внешней торговли, тяжело ударившее по нашему краю. Стремясь повернуть поток товаров за границу с привычных путей к Белому морю на новые, более удобные пути к балтийским портам, Петр, начиная с 1713 года, всячески ограничивал и затруднял иностранную торговлю через Архангельск. Это тяжело отразилось на Сухоно-Двинском пути и на лежащих по нему городах и уездах. После смерти Петра I все эти ограничения были постепенно отменены, однако внешняя торговля через Архангельск не могла подняться до прежнего уровня. Конечно, и после этого Вологда оставалась крупнейшей перевалочной базой на пути в Сибирь, торговля с которой непрерывно возрастала.
Административная реформа. В 1708 году все государство было разделено на 8 губерний. Западная половина нашей области отошла к Санкт-Петербургской (или Ингерманландской) губернии, восточная – к Архангелогородской, а часть южных окраин – к Московской. Но губернии оказались слишком обширными и трудноуправляемыми, поэтому в 1719 году они были разделены на провинции. Всего было образовано 50 провинций. Во главе губерний стояли губернаторы; провинциями управляли воеводы. При новом делении Белоозеро превратилось в Белозерскую провинцию в составе Петербургской губернии, Пошехонье вошло в состав Ярославской провинции Московской губернии; восточная половина края образовала в составе Архангелогородской губернии две провинции – Вологодскую и Велико-Устюгскую. В 1727 году из обширной Петербургской и ряда соседних губерний была выделена Новгородская губерния, в которую вошли Новгородская, Псковская, Тверская, Великолуцкая и Белозерская провинции. В Белозерскую провинцию входили следующие города с уездами: Белозерск, Каргополь, Чаронда и Устюжна, а также Тихвинская слобода. По первой ревизии в Белозерской провинции числилось 114 754 ревизских душ, а всего было около 250 тысяч жителей. В провинции были расквартированы три полка пехоты и два отдельных батальона.
Реформы Петра I и вся его кипучая деятельность имели, несомненно, прогрессивное значение: они содействовали развитию и укреплению Русского государства. Но все это происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры. Мы это видели на примере нашего края. Тысячи подвод и гребцов при проездах царя; принудительный труд на железных заводах и верфях; вывоз сотен канатчиков, строителей, кузнецов и других мастеров; рекрутские наборы и подушная подать тяжело ложились на плечи трудового народа.
РОСТ КРЕПОСТНИЧЕСТВА И ДВОРЯНСКИХ ПРИВИЛЕГИЙ
На протяжении всего XVIII века идет дальнейшее усиление крепостной зависимости крестьян. Одновременно растут дворянские привилегии и дворянский произвол. Власть помещиков над крепостными становится все более неограниченной. Они не только эксплуатируют труд крестьян, но и вмешиваются в их личную, семейную жизнь. Помещик мог по своему усмотрению женить или выдать замуж крепостных, сослать или отдать в рекруты своего крестьянина. Ярким примером крепостных порядков может служить вотчина графа П. М. Бестужева-Рюмина. Его основные родовые владения лежали в нашем крае, близ нынешнего города Череповца.
Бестужев-Рюмин – крупнейший вотчинник. Ему принадлежало 11 сел и 16 деревень в Московском, Ряжском, Шацком, Медынском, Белозерском, Копорском, Пошехонском, Владимирском, Вологодском и Галицком уездах. Во всех имениях числилось 368 тяглых дворов и около 2400 душ крестьян. Помещик стремился выжать из крестьян все, что они могли дать. На более плодородных землях Подмосковья и центральных уездов велось крупное барщинное хозяйство, а в селах и деревнях с плохой землей крестьяне были на оброке. Везде поддерживались местные промыслы, так как они позволяли взять с крестьян больший оброк. Там, где и земля плоха и промыслов не было (Галицкий уезд), поощрялись отхожие промыслы. Нередко крестьяне переводились без их согласия из одного имения в другое, из уезда в уезд.
Со всех своих имений Бестужев-Рюмин получал большие доходы в деньгах и натурой. Излишки зерна, овощей, мяса, рыбы, молочных продуктов, холста шли на рынок. Многие крестьяне были обложены гужевой повинностью и бесплатно отвозили на своих подводах барские продукты в Москву и другие города. По своей организации это хозяйство оставалось феодально-крепостническим, а по целевой направленности было товарным и работало в основном на рынок.
В нашем крае у Бестужева-Рюмина были следующие владения: в Пошехонском уезде – села Луковец, Городище, Любец и деревни Гавино, Вахново, Дудино; в Белозерском уезде – сельцо Коштовское и в Вологодском уезде – три пустых деревни.
Крупнейшим было село Луковец, родовое гнездо Бестужевых. Судя по описанию, это было большое торговое и промышленное село, стоявшее на месте бойком и издавна заселенном. Оно лежало по обоим берегам реки Шексны, ниже впадения в нее реки Суды. В центре села находились церковное место и торговая площадь. В церковной ограде стояли две церкви и колокольня с часами. По обе стороны церковных ворот помещались 24 купеческих лавки и на углах ограды амбары для товаров. Между церковной оградой и берегом реки лежала узкая (6 сажен) и длинная (86 сажен) торговая площадь с обрубом и тремя спусками к реке и с оградой по берегу. В Луковце ежегодно проходили четыре ярмарки. На правом берегу находились также господская усадьба, дома церковников и две крестьянские слободы, верхняя и нижняя. На противоположном берегу Шексны была Успенская слобода с церковью, церковным домом и тоже с крестьянскими дворами. Всего в трех слободах насчитывалось 60 тяглых и 8 бобыльских дворов, в которых жило 370 крестьян. Общее протяжение села по берегу – 450 сажен.
В восьми километрах от Луковца на реке Кондоше (приток Шексны) лежала деревня Вахново. В ней было 30 тяглых дворов с населением 168 душ и 7 дворов бобыльских. Село Любец и деревня Гавино на реке Шексне – совсем мелкие. В обоих было 9 тяглых дворов с населением 54 души.
Эти четыре селения (Луковец, Вахново, Любец и Гавино) – оброчные. Все тяглые крестьяне платили помещику оброк деньгами и натурой.
Иную картину представляли село Городище и деревня Дудино, где велось барщинное хозяйство. В селе Городище на реке Глухой Шексне находилась обширная помещичья усадьба. Здесь стояли барские хоромы и различные хозяйственные постройки. В селе содержалось много различного скота и птицы. Хозяйство имело большие сенокосные угодия и пашни.
Двор помещика, конюший, скотные дворы и огороды обслуживали работные (дворовые) люди за особый паек (месячину). На барской пашне и покосах работали тяглые крестьяне. Всего в обоих селениях было 49 тяглых и 5 бобыльских дворов. Из них 37 тяглых дворов были на барщине, а 12 дворов на оброке.
Помещичье тягло несли все мужчины и женщины в возрасте от 15 до 60 лет. Двое мужчин и две женщины составляли основную тягловую единицу – «деньгу». На эту «деньгу» накладывались различные платежи (оброк) и трудовые повинности (барщина) в пользу помещика.
Барщинные крестьяне работали на барской пашне и сенокосах. Считалось, что каждая «деньга» (т. е. две пары) должна была выставлять на барщину ежедневно одного работника с лошадью и одну работницу (одну пару), то есть каждый работал на барщине через день, или три дня в неделю. В действительности крестьяне работали на барина значительно больше. Каждая «деньга» ежегодно давала одну подводу до Москвы для бесплатной перевозки помещичьих грузов. Это была нелегкая повинность, требующая большой траты времени на дорогу (500 верст до Москвы и столько же обратно) и средств (на продукты, фураж). Женщины должны были ткать из шерсти сукно – по 8 аршин с «деньги». Кроме того, барщинные крестьяне платили оброк, правда, меньше, чем оброчные.
Оброчные крестьяне не работали на барщине и не несли гужевой повинности, зато платили большой оброк. Оброк слагался из оброчных денег, столового запаса (мясо и птица), оброчной рыбы, а также ягод, грибов, сена и т. д. Все это вносилось натурой или переводилось на деньги.
Если сравнить платежи в оброчном селе Лукавце и барщинном селе Городище, то оказывается, что в первом тягло платило оброка больше на 4 рубля 50 копеек. Вот во что ценилась барщинная работа тягла. Если подсчитать число рабочих дней в году (около 300) и сбросить стоимость подводы и работу ткачих, то окажется, что дневная работа мужчины и женщины вместе с лошадью оценивалась приблизительно в одну копейку. Отсюда ясно, насколько тяжело было положение барщинных крестьян.
Помимо тяглых крестьян, были дворовые. Одни – работники, или работные люди (конюха, скотники, птичницы, садовники, огородники), обслуживали хозяйство помещика. Труд их был нелегкий. Не имея собственного хозяйства, они получали от помещика месячину (продуктовый паек), одежду, клочок земли под огород и участок сенокоса для коровы. Другую часть дворни составляла прислуга, непосредственно обслуживающая дом и семью помещика (повара, кухарки, лакеи, горничные, няньки, кучера и т. д.).
Помещик собирал также подушные деньги в пользу государства по 70 коп. с ревизской души, то есть с каждого мужчины (любого возраста), занесенного в ревизские списки. Но мужчины рождались и умирали, а ревизии (переписи) производились примерно один раз в 10 лет. Получалось, что до очередной ревизии налогами облагались «мертвые души» и не облагались вновь родившиеся. У Бестужева-Рюмина поступали так: брали число мужчин по ревизскому списку и по ним определяли общую сумму подушных денег, а потом делили ее на число тягол. Вот почему в разных селениях размер подушных платежей был неодинаков. Вся Пошехонская вотчина Бестужева-Рюмина лежала в Уломе, старинном районе металлургии. Здесь почти все тягловые крестьяне – и оброчные и барщинные – были заняты кузнечным делом или угольным промыслом (заготовкой древесного угля). Например, в селе Луковце и деревне Вахново насчитывалось 18 кузниц. На 90 тяглых дворов приходилось 35 кузнецов и середовых, в 54 дворах занимались угольным промыслом. Имелись в селениях также плотники, печники, горшечники, сапожники, портные и т. д.
Крестьяне вотчины были далеко не однородны и значительно различались по имущественному положению. Они делились на три статьи. Из 133 тяглых дворов было 36 дворов I статьи, 53 двора II статьи и 44 двора III статьи. Почти все дворы I статьи имели кузницы или владели большим количеством лошадей и коров. В III статье попадаются и безлошадные и бескоровные. В селе Луковце, например, из 60 тяглых дворов насчитывалось 6 дворов безлошадных, в 5 из них не было коров. Кроме, тяглых, были также бобыльские дворы, в которых жили одинокие старики и старухи, многодетные вдовы, сироты. В пошехонских селах Бестужева-Рюмина насчитывалось 20 бобыльских дворов (на 148 тяглых).
Применялся ли в крестьянских хозяйствах наемный труд? В самом сельском хозяйстве нет следов наемного труда. Крестьяне сами обрабатывали свои тощие наделы. Зато в кузнечном промысле наемный труд использовался широко. Кузницу обслуживали два работника – кузнец и середовой. Во всех пошехонских селах Бестужева-Рюмина было 28 кузниц. Из них лишь пять обслуживались членами семьи владельца. В 23 кузницах применялся наемный труд.
Быт крестьян. Инструкция приказчику регулировала не только труд и повинности крестьян, но и их личное хозяйство и семейную жизнь. Она запрещает крестьянам отдавать свою землю в аренду (в «кортому»), брать в кузницы работников из других поместий, покупать уголь на стороне. Запрещаются также семейные разделы. «Крестьянскому сыну от отца и брату родному от брата без указу делиться не велеть, а которые и похотят, о том им бить челом и показать резоны для чего они хотят делиться». Затрудняются браки девушек вне вотчины: «Девок крестьянских на сторону не отдавать, а кому отпускная подписана будет, выводу брать наперед по 5 и по 3 рубля, а в своей вотчине у кого с кем по согласию сойдется, отдавать без выводу». Крестьянам предписывается по праздникам ходить в церковь и раз в году говеть. Запрещается пить и держать вино, а тем более напиваться. Крестьяне не имели права допоздна быть в гостях и тем более ночевать вне дома. На поездку до 10 верст требовалось разрешение сельского старосты, а свыше 10 верст разрешение приказчика (выдавался особый паспорт). Нельзя было принимать в доме прохожих людей без ведома старосты.
Нарушение этих и многих других правил влекло за собой розги или большой штраф (от 1 до 3 руб.). За исполнением инструкции следили старосты и «выборные», назначенные помещиком из числа «первостатейных» крестьян. Они были обязаны также наблюдать за работой крестьян, следить за их поведением, судить за мелкие провинности и разбирать споры и ссоры, собирать оброки.
Такова была жизнь крепостных крестьян в поместье Бестужева-Рюмина. Так же жили крестьяне и у других помещиков.
Усиление феодальной эксплуатации, произвол помещиков вызывали сильное недовольство крестьян. Широко распространенной формой протеста были побеги крестьян. Так, в принадлежащем Бестужеву-Рюмину сельце Коштовском Белозерского уезда в 1735 году беглые мужчины числились в 6 дворах (из 15 тяглых). В Вологодском уезде три деревни, принадлежащие этому помещику, были пусты. Побеги настолько участились, что правительство, охраняя интересы дворян, издало в 1736 году особый указ о беглых. Указ предписывал повсюду разыскивать беглых крестьян и возвращать их помещикам, которые имели право применять к беглым самые жестокие меры наказания. Помещики пытались бороться с побегами не только строгим наблюдением за крестьянами, но и системой круговой поруки, заставляя крестьян платить за беглых подушные подати, выполнять за них барщину и т. д.
ОБОСТРЕНИЕ ПРОТИВОРЕЧИЙ ДВОРЯНСКОЙ ИМПЕРИИ
Во второй половине XVIII века продолжало господствовать феодально-крепостное хозяйство. В связи с хозяйственным оживлением, ростом товарно-денежных отношений и расширением торговых связей наблюдается дальнейшее усиление феодальной эксплуатации. Права и привилегии дворян продолжают множиться. В 1762 году по «Манифесту о вольности дворянства» дворяне освобождаются от всяких обязанностей перед государством, сохраняя все свои права. Крепостные, напротив, теряют последние гражданские и человеческие права и становятся настоящими рабами своих помещиков. В 1760 году помещики получили право ссылать своих крестьян на поселение, а с 1765 года – даже на каторгу, причем каждый сосланный засчитывался в число рекрутов. Закон 1767 года лишал крестьян права жаловаться на помещика. Эти законы вызывают широкое недовольство крестьян, особенно помещичьих и монастырских. Стремясь разрядить обстановку, дворянское правительство, не затрагивая помещиков, наложило руку на монастыри и их земли.
Реформа 1764 года. Когда-то монастыри играли значительную роль в жизни государства, были надежными защитниками и опорой феодализма. Но со временем они утратили свое былое значение. Уже в конце XV века, в связи с образованием централизованного государства и ростом дворянства, встал вопрос об обеспечении землей служилых людей и увеличении государственных доходов. Монастыри были крупными землевладельцами, при этом их земли были свободны от налогов. Не случайно поэтому уже Иван III поддерживал «нестяжателей» – небольшую группу монахов, противников монастырского землевладения. Но тогда монастырям удалось сохранить земли. Эти вопросы вновь обострились при Иване IV, особенно в период опричнины. Позднее Петр I, не отнимая земель у монастырей, передал управление ими особому монастырскому приказу. При Екатерине II в 1764 году монастырские земли были отобраны (секуляризированы) и переданы в ведение вновь основанной «коллегии экономии». Бывшие монастырские крестьяне стали называться экономическими. Вскоре «коллегия экономии» была ликвидирована, и экономические крестьяне и земли вошли в состав государственных. Что касается самих монастырей, то многие из них были закрыты, а оставшиеся взяты на казенное содержание.
Эти мероприятия внесли большие перемены в жизнь нашего края, столь богатого монастырями. После 1764 года число монастырей в крае уменьшилось почти вдвое. Среди упраздненных был Череповецкий Воскресенский монастырь, прославившийся безобразным поведением монахов и громкими скандалами среди «братии».
Крестьянские волнения. В начале царствования Екатерины II крестьянские волнения продолжались и принимали все более угрожающий характер. Очень неспокойно было на Олонецких заводах. Здесь приписные крестьяне, помимо изнурительной работы на производстве, должны были вести заготовку материалов для постройки Исаакиевского собора в Петербурге. Невыносимый, каторжный труд вызвал в 1769–1771 годах массовые забастовки и волнения. Правительство сначала посылало на заводы комиссии для «увещаний», а потом пустило в ход войска. Первый значительный отряд был встречен вооруженной толпой в 5 тысяч человек и поспешно отступил. Вскоре появились более крупные воинские силы, была пущена в ход артиллерия. Несколько крестьян было убито, а остальные «смирились».
Неспокойно было и в городах нашего края. Так, в Тихвине (Белозерская провинция), судя по донесению губернатора, горожане часто нападали на местных дворян, оскорбляли их и даже убивали. В Каргополе (тоже Белозерская провинция) из-за злоупотреблений и казнокрадства властей произошли большие «непорядки в купечестве». Был избит воеводский секретарь Пятницкий. О волнениях в городе губернатор узнал из специального донесения. В день, когда в город прибыла следственная комиссия, доносчик – канцелярист Попов был найден в реке с камнем на шее.
Немало было выступлений и помещичьих крестьян. Но об этом старались молчать, втихомолку на местах творя суд и расправу.
Рост волнений крестьян вызывал большую тревогу у дворянского правительства. Сама Екатерина II, возведенная на трон дворянами, была вынуждена в их же интересах предостерегать крепостников от чрезмерных жестокостей и самоуправства. Чтобы разрядить обстановку и поднять авторитет царской власти среди крестьян, она даже наказала отдельных помещиков за особые зверства и истязания крепостных. Один подобный случай известен в нашем крае. По решению Екатерины II, белозерские помещики Савины за убийство крепостного были посажены на полгода в тюрьму, а затем преданы церковному покаянию. Невысоко ценилась жизнь крепостного!
Огромный рост крепостничества, всевозможные притеснения крестьян со стороны помещиков резко обостряли классовые противоречия и привели в конце концов к крестьянской войне под руководством Пугачева. Наиболее умные и дальновидные из дворян чувствовали приближение грозы и стремились отвести ее путем некоторого ограничения крепостничества. Одним из таких людей был новгородский губернатор Сиверс.
Яков Ефимович Сиверс (1731–18081, выходец из лифляндских дворян, сначала находился на дипломатической службе, а затем на военной. В 1764 году он был назначен новгородским губернатором и управлял губернией до 1781 года. Образованный, энергичный и по тому времени либеральный, Сиверс выступал против особо вопиющих нелепостей крепостного строя и проявлял большой интерес к вопросам экономического развития страны, к новым методам ведения хозяйства. В 1765 году при его активном участии было организовано Вольно-экономическое общество в Петербурге. Сиверс – один из первых проводников культуры картофеля в Россию и в наш край.
В 1767 году Сиверс предпринял длительную поездку по обширной Новгородской губернии, простиравшейся тогда от границ Польши до берегов Белого моря, исследовал природные ресурсы и возможности края. Он выдвигал и защищал различные проекты развития края: о бережении лесов и использовании торфа на топливо; о поисках запасов каменного угля в губернии; о межевании земель; о поощрении обучения грамоте; об охране архивов. Многое делалось для улучшения сухопутных дорог и водных путей. В частности, был укорочен тракт Петербург–Архангельск; построен канал Сясь – Волхов (1767 год); введено правильное почтовое сообщение в губернии. Борясь против произвола крепостников, Сиверс настаивал на лишении помещиков права ссылать крепостных крестьян в Сибирь и требовал точного нормирования барщины и оброков. Он же привлек к ответственности белозерских помещиков Савиных, убивших крепостного. Сиверс активно участвовал в разработке и введении в жизнь административной реформы 1775 года. С этого года Сиверс стал генерал-губернатором Новгородского наместничества в составе Новгородской, Псковской и Тверской губерний.
Но в годы усилившейся дворянской реакции Сиверс стал казаться чересчур либеральным и в 1781 году был уволен в отставку. Лишь при Павле I, выдвигавшем многих сановников, бывших при Екатерине II в опале, Сиверс вернулся к государственной деятельности. В 1797 году он был назначен главным директором водных коммуникаций в империи. При нем началось энергичное строительство ряда каналов; возобновились работы по сооружению Мариинской водной системы (разработка проектов и начало работ по строительству каналов Сясь – Свирь, Свирь – Вытегра, Ковжа – Вытегра). Мариинская система была открыта в 1810 году, вскоре после смерти Сиверса.
Сама Екатерина II в первые годы царствования старалась казаться «просвещенной и гуманной монархиней», а поэтому до поры до времени поощряла людей, подобных Сиверсу. Все это было лицемерие и обман. Как раз в эти годы вышли свирепые законы о праве помещиков ссылать крестьян без суда на каторгу (1765 г.) и о запрещении крепостным жаловаться на помещиков (1767 г.).
Крестьянская война под руководством Пугачева (1773–1775 гг.) положила конец всякому, даже чисто словесному, лицемерному либерализму Екатерины. После жестокого подавления крестьянских выступлений дворянское правительство встало на путь еще большего усиления дворянско-крепостнического режима. Принимаются меры к укреплению власти дворян в центре и на местах.
Новые губернии и уезды. С этой реакционной политикой было связано введение нового административного деления. Прежде государство делилось на огромные губернии и на обширные провинции и уезды. Согласно губернской реформе 1775 года, провинции упраздняются. Размеры губерний и уездов уменьшаются, а число тех и других возрастает. Так была упразднена Белозерская провинция. Западная часть нашего края, оставаясь в составе Новгородской губернии, стала делиться на уезды – Белозерский, Устюженский, Кирилловский и Череповецкий, из которых два последних были образованы вновь. Каргополь и Вытегра отошли к новой Олонецкой губернии. Улома из Пошехонского перешла в Череповецкий уезд. Возникли два новых уездных города – Кириллов (с 1776 г.) и Череповец (с 1777 г.). Они были созданы из подмонастырских слободок Кириллова и Череповецкого монастырей.
Восточная половина нашего края отделилась от Архангелогородской губернии и составила две новые губернии: Вологодскую в составе пяти уездов и Велико-Устюгскую в составе семи уездов. В 1780 году из этих трех губерний – Вологодской, Архангельской 1) [До 1775 года Архангельская губерния называлась Архангелогородской] и Велико-Устюгской – было образовано обширное Вологодское наместничество. Позднее Архангельская губерния снова отделилась, а остальные две губернии составили новую Вологодскую губернию, территория которой простиралась до Урала. В нее входило 10 уездов (Вологодский, Грязовецкий, Кадниковский, Тотемский, Вельский, Велико-Устюгский, Никольский, Сольвычегодский, Яренский и Усть-Сысольский). Здесь тоже были образованы новые уездные города – Вельск, Грязовец, Кадников и Никольск. Два уезда прежней Велико-Устюгской губернии – Красноборский и Лальский не вошли в Вологодскую губернию. Первый отошел к Архангельской, а второй к Вятской губернии. Это новое административное деление сохранялось без существенных изменений до 1918 года.
Русское общество в 60-х годах XVIII в. Многочисленные наказы депутатам «Комиссии для составления нового уложения» (1767 г.) дают возможность ясно представить себе, каковы были положение и настроение отдельных сословий и разрядов населения нашего края в 60-х годах XVIII века, то есть накануне великой крестьянской войны под руководством Пугачева.
Крестьяне. Подавляющее большинство населения нашего края составляли крестьяне. Города и городское население росли медленно. Крестьяне делились на различные разряды, из них крупнейшими были помещичьи, экономические (бывшие монастырские), дворцовые и государственные (черносошные). Помещичьи крестьяне в основном находились в Вологодском, Белозерском, Пошехонском и Устюженском уездах. В восточных уездах – Тотемском, Велико-Устюгском и других – преобладали казенные земли. Здесь почти все крестьяне были черносошные. Дворцовые земли лежали в Важском уезде. Экономические земли и крестьяне были разбросаны по всей области, преимущественно в западной ее половине, где раньше были монастыри.
В наихудших условиях жили помещичьи крестьяне. Феодальная эксплуатация (оброк и барщина) продолжала усиливаться. В крае преобладало оброчное хозяйство. В конце XVIII века в Вологодской губернии на оброке было 83 процента всех помещичьих крестьян, остальные крестьяне несли барщину. С середины XVIII века вводится новый вид барщины – работа на Дворянских вотчинных заводах и обслуживание их. Труд на заводах, принудительный и тяжелый, был особенно ненавистен крестьянам и нередко вызывал среди них волнения и восстания.
Помещичьи крестьяне были бесправны. Господа безжалостно эксплуатировали их, могли подвергнуть любому наказанию и издевательству, кроме открытого убийства. Но и оно подчас сходило с рук, поскольку крестьяне лишены были права жаловаться на помещиков. Помещичьи крестьяне в конце XVIII века составляли 23 процента всего населения Вологодской губернии (в нее входила восточная половина нашей области) и 43 процента населения Новгородской губернии (в нее входила западная половина нашей области). Немногим лучше было положение государственных (черносошных) крестьян. Правда, они не знали помещика и имели свое самоуправление, но их сильно давило все возраставшее бремя платежей и повинностей. Особенно резко ухудшилось положение черносошных крестьян в XVIII веке. Еще в 1724 году Петр I ввел подушную подать. Если прежде при определении величины налогов учитывалось имущественное положение плательщиков, то теперь каждый мужчина обязан был платить по 70 копеек в год. Для многоземельной крестьянской верхушки подушная подать была необременительна, а для малоземельных бедняков, особенно для многодетных, – непосильна. Отсюда поиски денег для ее уплаты и массовые недоимки. Многие бедняки закладывали земли, попадали в долги, а то и продавали свои наделы, становясь безземельными. Растет и половничество – безземельные берут землю у богатых на правах половников. Так многие крестьянские земли перешли в руки богатых и зажиточных крестьян и купцов.