ГЛАВА 4
ОТКУДА ЕСТЬ
КУЛЬТ КАМНЕЙ И ВОДЫ
Рыбам — море, птицам — воздух, а человеку отчизна — вселенский круг.
Русская пословица
У нас за огородом лежит огромный гранитный камень-валун, выше человеческого роста, внешне напоминающий по своим габаритам тушу слона или его предка мамонта. Такие гигантские камни должны заноситься в перечень областных памятников природы, как знаменитый валун «Лось» на реке Сухоне, на котором, говорят, обедал Петр Великий. Не знаю, записан ли в этой «красной » охранной книге наш, лежащий под угором в кустах на приозерных пожнях.
Как-то я спросил у соседки, добрейшей Ии Сергеевны: что это за камень? «Марьиным зовут, — ответила Ия Сергеевна, — а почему так, никто не знает».
И я бы не узнал, если бы не прочитал у академика Б.А. Рыбакова, что все названия с именем Марья (или Марфа) являются языческой топонимикой и относятся к тематической группе, связанной с женским божеством, чаще всего уже в христианизированной форме — с Богородицей Марией.
Марьин камень, судя по тому, что на вершине его находится вместительная ложбина и идущий от нее на южную сторону стесанный спуск, был когда-то не простым, а священным камнем. Петербургский ученый А.А. Панченко отмечает, что выемки в камнях делали для складывания денег или для того, чтобы собиралась дождевая вода, которой лечили глазные болезни. Можно представить, как наши предки собирались у Марьиного камня (тогда он носил, конечно, другое название), лежавшего у самого уреза воды, и вместе с волхвом молили богов о даровании им здоровья и удачи.
Священные камни отражали почитание культа Волоса, или Велеса, самого значимого божества из языческого пантеона на Севере. Рукотворная или естественная выемка на гигантском валуне могла считаться «следом» ноги или руки языческого бога, отчего подобные явления природы называют еще камнями-следовиками.
Культовые камни давно привлекают внимание исследователей и краеведов. Языческих истуканов-скульптур на Русском Севере находят крайне мало, хватает и тех, которые природа создала своей игрой, а люди — воображением. Когда заходишь в Вологодский кремль, у входа в музей видишь собранные по области причудливые каменные изваяния, которым бы позавидовал классик скульптурного модернизма Генри Мур.
Чаще встречаются на Вологодчине камни-следовики. Один такой, самый известный, находится на вершине горы Мауры, откуда преподобные Кирилл и Ферапонт узрели место на берегу Сиверского озера для основания своей монашеской обители. Другой камень, спорящий с ним по популярности, недавно объявился рядом со святым источником Божьей Матери Одигитрии в Елегонке, недалеко от нашего Коробово. Мы были свидетелями, как на камне посидели с минуту две женщины и поднялись с чувством исполненного долга: «Ну, вот и зарядились».
Деревни с языческим названием Волосово, или Велесово, распространены в Кубеноозерье. За примером ходить или плыть далеко не надо. На том берегу озера, по дороге из села Устье в Бережное расположена деревня Волосово. В Никольском парке, созданном помещиками Межаковыми, находится каменная горка с каменным идолом Волоса-Велеса, якобы привезенным из этой деревни одним смышленым крестьянином в подарок барину, за что тот щедро одарил его. Каменное чудище и вправду похоже на человеческий череп с огромными глазницами. Теперь рядом с ним, «идолищем поганым», охотно фотографируются посетители парка.
Волос, «скотий бог», особо почитался крестьянами, считался народным культом. Он был богом «всея языческой Руси » в отличие от Перуна — бога княжеской дружины. Автор «Слова о полку Игореве», называя вещего Баяна «Велесовым внуком», подразумевал (как можно предположить) связь культа Велеса с народной поэзией, с фольклором. Если это так, то распространение названий Волосово-Власьево в окрестностях Кубенского озера говорит и о поэтической натуре моих земляков кубян, их любви к песням и легендам. Соседнее Белозерье считается родиной русской народной сказки, Поморье сохранило для нас русский былинный эпос, а в сухонских деревнях записан полный обряд древнерусской свадьбы.
Занести культ Велеса в наши края могли ильменские словене, хотя, судя по Житию Авраамия Ростовского, поклонение Велесу было распространено и в Ростове. До принятия христианства Велес, вероятно, был самым почитаемым в Кубеноозерье языческим богом. В описи 1670 г. вотчин и угодий Спасо-Каменного монастыря трижды фигурируют деревни с названиями Власьево и Волосово — в Сямской, Лоскомской и Бохтюжской волостях. Правда, название Власьево могло происходить от церквей святого Власия, которыми в старину заменяли языческие капища Велесу.
Для путешествия по «языческим местам» нам не обязательно переправляться на другой берег озера. В десяти километрах от нас, по дороге на Вотчу, расположена деревня Волшницы. В ее названии слышится явственный языческий отзвук — волшницы, волшебники, волхвы... Еще в VI—IV вв. до н.э. образовались группы жрецов-волхвов, по-иному называемых «волшебниками ». Ю.И. Чайкина в «Словаре географических названий Вологодской области» расшифровывает существительное «волшница» как место, где совершается предсказание жрецом-прорицателем. Здесь, в деревне Волшницы или около нее, происходило нечто вроде постоянных камланий, если можно употребить «шаманское » слово к деятельности волхвов.
Главным языческим капищем считалась в Кубеноозерье Лысая гора в устье реки Кубены, на которой сегодня стоит Свято-Афанасьевский храм с высокой белой колокольней, как свеча, видимой за десятки километров, в том числе и от нашего дома. Топоним с названиями Лысая или Лысый говорит о чисто языческом происхождении. «Общеизвестны предания о киевских ведьмах, — писал академик Б.А.Рыбаков, — собиравшихся на свои шабаши на Лысой горе под Киевом. Ритуальный характер другой Лысой горы, на Днепре, близ Днепропетровска, засвидетельствован знаменитым навершием скифского времени, найденным на ней. Еще одна Лысая гора находится в том месте, к которому можно приурочить рассказ Геродота о «Священных Путях» из земли скифов-пахарей, т.е. праславян» (Рыбаков. С. 274). Почему эти горы или высокие холмы носили такое странное название? Рыбаков выдвигает следующую гипотезу: «Может быть, «лысыми» эти горы были названы потому, что их верхняя часть расчищалась под «требище». Существуют священные горы с названиями «Соборище», «Игрище», что говорит о ритуальных сборищах, на которые сходилось все население племени» (там же. С. 275).
Устьяне-кубеноозеры растолковывали название «Лысая гора» по-своему. Их рассказ в XIX в. записал краевед И.К. Степановский. Будто бы белозерский князь Глеб въехал на вершину горы на «лысом» коне, не имевшем гривы. Необычная фантазия! Уже в XIX в. память о языческом «предназначении» горы, как видим, не сохранилась. Хотя ее нетрудно восстановить, если спросить: а какими определениями мы награждаем такого несимпатичного персонажа нашей древности, как черт? Прежде всего он для нас лысый, затем кривой. В русском языке, таким образом, остался внятный след борьбы с язычеством. Крещеные люди верили, что черт гнездился в местах, подобных Лысой горе. Или на Кривой луке. Это урочище находится на истоке Сухоны. Чтобы забыть о месте бывшего капища, Кривую луку даже переименовали в Святую луку, где поставили, как и на вершине соседней Лысой горы, монастырь, отгоняя языческую нечисть православным крестом.
Можно при желании найти на карте Кубеноозерья и другие дохристианские топонимы, а в окрестностях озера — камни-следовики. Язычество пустило глубокие корни в здешних краях и существовало не одно столетие. Поэтому будем относиться к древней религии наших предков с уважением и пониманием.
Раскопки в деревне Минино экспедиции академика Н.А. Макарова доказали, что первые христиане появились в Кубеноозерье буквально через несколько десятилетий после Крещения Руси. Этот археологический факт опровергает устойчивую легенду о многовековой борьбе пришлых христиан с местным языческим населением. Следов такой борьбы ни в каком виде не обнаружено.
Как и повсюду в Киевской и затем удельной Руси, в Кубеноозерье долгое время существовали языческие суеверия и предрассудки, но насильно крестить местных обитателей не было никакой необходимости. В христианство добровольно и постепенно обращались потомки ильменских словен и кривичей, живших по берегам озера, молившихся Волосу-Велесу, приносивших жертвы своим богам на Марьином камне (по всей вероятности, все-таки богине плодородия Макоши, некоторые сакральные «функции» которой позднее перешли Богородице Марии), зажигавших ритуальные костры, видимые издалека, на Лысой горе.
Наши предки поклонялись не только антропоморфным божествам или священным животным типа медведя (культ его был распространен среди угро-финнов), но и озерам, и рекам. Еще Н.М. Карамзин цитировал Житие муромского благоверного князя Константина Святославовича, в котором описывалось, как славянские язычники «требы кладуще», то есть приносили жертвы воде. Что это за требы такие, сегодня неясно, но, живя у большого озера, в устьях таких же больших рек, нельзя было не обожествлять силы природы, повелителей водной стихии, от которых зависело в немалой степени и пропитание, и вообще вся судьба поселенцев.
Наш сосед по деревне Виктор Алексеевич, будучи правоверным христианином, однажды заметив, что я сплюнул в воду озера, строго заметил: «Больше этого не делай!» Спроси его, откуда родился этот запрет, он и сам не ответит, хотя и без слов понятно, что родом он из языческого детства Кубеноозерья.
Я специально изучал эту тему, рылся в библиотеке, находил ответы на некоторые вопросы. Если по обожествлению огня в Кубеноозерье, как одного из четырех элементов природы, имеется хотя бы одно исследование А.Д. Неуступова «Следы почитания огня в Кадниковском уезде», опубликованное в 1913 г. в журнале «Этнографическое обозрение», то публикаций о поклонении в наших краях воде не зафиксировано. Тем интереснее мне реконструировать этот культ, где моей помощницей будет известная петрозаводская исследовательница северных верований Н.А. Криничная. Не так-то далеко от нас Карелия, и можно предположить родственность или близость общих традиций и обрядов, особенно связанных с водной стихией, с которой многие северяне ежедневно соприкасались. Предваряя исследование «На синем камне. Мифологические рассказы и поверья о духе — «хозяине» воды», Н.А. Криничная справедливо замечает: «Вода (прежде всего река) — устойчивый символ дороги, жизни, судьбы в поэзии, и не только народной. В условиях необжитого края, при сохранении первозданных, девственных лесов она в буквальном смысле служила дорогой, едва ли не единственной... По реке, озеру доставлялся и лес для возведения храма, избы, различных хозяйственных построек». Практические, хозяйственные функции в жизни русского человека всегда сочетались с обрядовыми, духовными. «Первопоселенцы совершали обряд выбора места для основания деревни или для строительства культового сооружения. Они пускали по воде икону (либо ее языческий эквивалент). Там, куда прибивало волной этот атрибут, и основывали селение или же строили храм» (Криничная. С. 6).
Явление чудотворных икон на берегах рек случалось и в Кубеноозерье. Это христианские обычаи, хотя и связаны своей родословной с языческим культом. «Чистое» язычество начинается с почитания духа воды — водяного. На Севере он у славян и финских племен представал в облике рыбы щуки. Челюсть первой пойманной весной щуки являлась оберегом дома и вывешивалась над входом, отгоняя злых духов. Интересно, что в нашем Коробово рыбью челюсть над одним из домов, вернее, над входом в него, заменило выпиленное и раскрашенное изображение щуки, ставшее своеобразным украшением карниза.
Вообще-то водяной — это получеловек-полурыба. Вместо рук и ног у него нечто похожее на гусиные лапы-ласты. Оброс с головы до ног. Живет в озерных ямах и речных омутах. Тина, зелень на поверхности воды считались кожей убитого водяного. Такой водоросли немало в заливе нашей реки Ельмы, который зовется Тюпа. Плывешь рано утром по Тюпе на лодке на рыбалку и кругом видишь не только тину, но и какие-то странные прозрачные пузыри, застывшие на поверхности воды. Уж не водяной ли так дышит?!
Древний человек был обязан приносить ему жертвоприношения. «Приблизительно в то время, — пишет Н.А. Криничная, — когда после зимней спячки просыпается водяной, голодный и сердитый, крестьяне покупают миром лошадь, не торгуясь в цене; в течение трех дней ее откармливают хлебом и конопляными жмыхами; вечером накануне обряда мажут ее голову медом с солью, в гриву вплетают красные ленты, спутывают ей ноги веревкой, к шее привязывают два жернова; в полночь опускают лошадь в прорубь (если лед еще стоит) или топят посреди озера (реки), если она очистилась ото льда. После того как водяной получит приношение, старший из рыбаков чествует его жертвенным возлиянием (льет в реку масло), приговаривая: «Вот тебе, дедушка, гостинцу на новоселье. Люби и жалуй нашу семью» (там же. С. 28—29). Это, так сказать, полная запись обряда. Обычно начало рыболовного сезона отмечали жертвоприношением домашнего животного рангом пониже — гуся.
С принятием христианства вся эта языческая «дикость» отошла в прошлое. Покровителями хорошей рыбалки стали считаться апостолы Петр и Павел. Существовала даже молитва рыбака такого содержания: «Пойду я, раб Божий (называется имя), к тихому озеру, к быстрой реке и закину я, раб Божий (имя), першу, мережу, удочку и невод. Наполни, Господи, мои снасти — першу, мережу, удочку и невод всякою рыбою» (там же. С. 31). Сети и другие орудия лова окропляли святой водой, а не продергивали сквозь них голову первой пойманной щуки и не обкуривали снасть богородской травкой.
Существовал своеобразный кодекс поведения рыбака, где прихотливо переплелись разнообразные верования, обряды и суеверия. Вот он:
— выходить на рыбалку нужно очень рано, чтобы ни с кем не встречаться;
— если кошка перебежит дорогу, то улова не будет; если кошка бежит рядом или увидишь по дороге свинью, то жди удачи;
— когда рыба срывается с крючка, не ругайся;
— не хвастайся уловом; при возвращении рыбак не должен говорить правды о размере добычи встречному человеку, а если все-таки об улове зайдет речь, то нужно на вопросы «Рыбно ли?» или «Кипит ли? » отвечать также иносказательно: «Варится»;
— ни в коем случае нельзя показывать улов;
— в пасть первой пойманной рыбы нужно трижды дунуть;
— нельзя ругать и хулить свое озеро; нужно приговаривать: «У нас водушка хороша» — о реке или: «У нас водушко хорошее» — об озере.
Наши многоопытные рыбаки многие из этих обычаев соблюдают, не находя в них ничего языческого. Просто они передавались до нашего дня по длинной цепочке поколений.