ВЕЛИКОЕ ОЗЕРО

      В Государственном Историческом музее в Москве на Красной площади на выставке древних карт народонаселения я переходил от старинных иностранных свитков к первым русским географическим атласам и везде еще издали безошибочно находил Кубенское озеро в Вологодском крае, которое узкой щелью прорезало северо-восток России. Меня удивило, что и на итальянских, и на английских, и, естественно, на наших картах, где еще было немало условных и приблизительных обозначений, озеро всегда вырисовывалось по своему контуру весьма точно и всегда подписывалось либо по-латыни «Kubenzki» (как на известном «Герберштейнове плане» Московии начала XVI в.), либо по-русски.
      В новое время, когда границы страны неизмеримо расширились, когда Россия вышла к морям и мировым океанам, значение Кубенского озера стало совсем не тем, каким оно было в древности. Его не поставишь, к примеру, в один ряд со священным Байкалом. Но не в одном масштабе дело. Не было бы Кубенского озера, и наши предки дольше бы и более трудным путем шли и до «славного моря».
      Занимая ледниковую котловину вытянутой формы, внешне похожую на рыбу щуку, с прибрежными террасами, в тридцати километрах от Вологды, являясь для областного центра главным резервуаром питьевой воды, Кубенское озеро, помимо славной истории, имеет интересное будущее. Если, конечно, его не загубить ради корыстных и сиюминутных целей, что сейчас порой происходит.
      Обобщая разнообразные справки, приведу основные характеристики этого чудо-озера, расположенного в юго-западной части Вологодской области. Площадь его летом в межень около 370 кв. км. Высота озера 108 м над уровнем океана. Длина — от 56,5 до 58,6 км, ширина — от 2,5 до 13 км. Глубина средней части — 4,5—5 м, максимальная — 13 м. Озеро имеет до 30 притоков, а истоком является только для одной реки Сухоны, как Байкал для Ангары. Коренные берега на трех озерных террасах отстоят от воды на юго-западе (на так называемом Вологодском берегу) на расстоянии 2 км, на заболоченном северо-восточном берегу (в Заозерье) — на 10—16 км. Здесь ширина болот доходит до 7—8 км. Колебания уровня воды за год максимально — 3,5 м. Озеро освобождается от ледяного покрова в конце апреля, замерзает в начале ноября. Всего насчитывает 20 видов рыбы, 11 из них промысловых. Темноватые оттенки воды — от гуминовых кислот, получающихся при разложении органических веществ, особенно в болотах.
      Строго говоря, Кубенское озеро сегодня уже не природный водоем, а регулируемое водохранилище. В 1834 г. в 8 км от истока Сухоны в районе Шеры была построена бетонная плотина «Знаменитая» со шлюзом. Она помогает запасать весеннюю воду в озере. С окончанием навигации плотина открывается на зиму, а с началом весеннего половодья закрывается, запирая внутренние воды. Иногда, в большой паводок, плотину все-таки открывают, потому что верхняя Сухона, называемая еще Рабангой, имеет интересную особенность. Здесь, на притоках раньше начинается таяние снегов и реки вскрываются. Пока весна дойдет до Великого Устюга, на пятьсот с лишним километров восточнее, Сухона течет обратно, то есть в Кубенское озеро. Уровень воды в Рабанге поднимется на 6—8 м.
      И все равно Кубенское считается мелким водоемом. Широкие песчаные отмели у берегов, особенно у юго-западного, создают сложности для судоходства. Местами встречаются каменистые гряды, к северу от устья реки Уфтюги и близ острова Каменный. На них ловятся здоровые озерные окуни — горбачи, как их здесь называют. Между устьями рек Уфтюга и Сичайма имеется длинный остров, в 25 км длиной и до 300—400 м в ширину, затапливаемый в половодье. Его называют остров Токшинский, а за ним находится такое же болотное и глухое озеро Токша, бывший залив Кубенского озера. Как-то мы добрались до этого загадочного озера — оно поразило нас своей тишиной, черными берегами и такими же темными зарослями тресты. То там, то сям виднелись заросшие острова, а по берегам простирались болота. «Мы попали в настоящее Берендеево царство», — сказала жена.
      Фарватер Кубенского узок, всего несколько километров. Дно его устлано илом, говорят, многометровым, вязким. Ранее эта полоса, в полтора-два километpa, идущая от реки Порозовицы до истока Сухоны, пересекая вдоль все озеро, называлась тина. В Холмогорской летописи имеется рассказ о неких Словене и Русе и городе Словенске, помеченный 2409 г. до нашей эры, то есть почти четыре с половиной тысячи лет назад. В эти летописные времена будто бы на землю Словенскую напал страшный мор. Те, кто выжили, ушли в дальние страны, одни на Белые воды, ныне зовется Белоозеро, другие «на езеро Тинное». Скорее всего, так называли в древности Кубенское озеро — по этой тинной полосе на дне. Если это так, то первое летописное, пусть и легендарное известие о моей малой родине относится к 2409 г. до нашей эры.
      С северо-западного берега в озеро далеко вдается Шелин мыс, песчаная коса, поросшая мелкими деревьями и кустарником. В одной из книг я вычитал, что на самом деле эта коса называется мысом Шелинга. Что за странное название? Не в честь же немецкого философа XIX века Фридриха Вильгельма Шеллинга?! Тринадцатилетний Валя, с которым мы путешествовали на этот мыс, неожиданно догадался: «Окончание Шелинга на га, как Уфтюга, Кокшеньга, Рабанга. Не текла ли здесь река с таким финским названием?» Но какая же поблизости река Шелинга, ее нет — ни в природе, ни, естественно, на карте. Шелин мыс разрезает северную оконечность озера на два больших залива — один от реки Уфтюги, а другой — от реки Порозовицы. Последнее название явно происходит от славянских корней, причем местных: говорят о берегах озера — подозерица, то есть земля, расположенная под самым озером. Порозовица — из такого же русского языкотворчества (по розовой заре, по розовой реке).
      Но не именовалась ли Порозовица до поселения здесь славян рекой Шелингой? Вот это вполне вероятно, даже в какой-то степени и достоверно. Тогда в имени мыса и дошло до нас древнее праназвание, обрусевшее со временем из Шелинги в Шелин мыс, бывший когда-то берегом финно-угорской реки Шелинги (Порозовицы) в ее широком устье, в свою очередь, с размывом песчаной почвы ставший со временем заливом Кубенского озера*[* Позднее я установил, что река Шиленга все-таки имелась. Ее завещал в 1481 г. вологодский князь Андрей Васильевич своему брату великому князю Ивану III Васильевичу: «А что моя вотчина, чем мя благословил отец мои, князь велики Васи-леи... да Авнега, да Шиленга, да Пелшма, да Бохтюга, да Оухтюшка (Уфтюга)...» А еще раньше Андрею Меньшому отписал Ши(е)ленгу его отец Василий Темный].
      Из-за мелководья, которое не дало возможность Петру Первому начать строительство здесь своей потешной флотилии, прообраза русского флота, в озере случаются заморы рыбы. От кислородного голодания, связанного с сухой осенью, крепким первым морозом и холодной зимой (толщина льда в среднем максимально равняется 66 см), вымирают целые виды местных рыб. Тяжелейший замор случился на памяти старожилов в 1946 г.
      Кубенское озеро входит сразу в две водные системы — Северо-Двинскую и Волго-Балтийскую. Можно сказать, что наш бережок в деревне Коробово, у которого стоит мой катер, является портом пяти или даже шести морей. Порт — не порт, хотя раньше здесь и находилась речная пристань, но отсюда без всяких перевалок можно при желании проплыть и к Балтийскому морю, и к Каспийскому, и к Белому.
      Удачное расположение озера на главнейшем в Древней Руси водоразделе имело огромное для него значение. От Кубенского тянулась на восток извилистая лента реки Сухоны до слияния ее с Югом, которые давали исток Северной Двине. В противоположном от истока Сухоны углу озера на древних картах обозначалась и неприметная река Порозовица (по-старому Порозобица), о которой я уже рассказывал. Через Волочок Словенский длиною всего в четыре версты, через небольшие озера и реки Порозовица связывала Кубенское озеро с Шексной, а та, в свою очередь, являлась крупным притоком верховьев Волги, придавая великой русской реке полноводную ширь. Весь этот легендарный Северо-Двинский водный путь, условно мной обозначаемый как путь от Дербента до Архангельска, на картах в Историческом музее «читался» весьма подробно и не очень-то уступал знаниям современных картографов.
      Он охватывал от Каспийского до Белого моря границы Русского государства, оставляя открытым только восток. Масштаб Древней Руси в конце первого тысячелетия нашей эры определила еще Повесть временных лет — от Тьмутаракани на юге до Белоозера на севере. Кубенское озеро являлось на этом пути одним из крупнейших внутренних водоемов, великой водной преградой, которая расстилалась перед путешествующими к Белому морю, на Урал и в Сибирь как долина света, поле порожистых и лесных рек, позади Словенского волока.
      Так что нет ничего особенного в том, что первые средневековые картографы так хорошо знали эти места, весьма точно занесли их в свои географические атласы. Гидронимы, то есть обозначения морей, озер и рек, вообще хранят в своих названиях самый древний праязык человечества. Корни гидронимов Двина, Сухона, Кубена и Кубенское озеро не встречаются ни в финно-угорских языках, ни в древнерусском. В науке до сих пор идет спор, откуда они пришли, считается, что их этимология до конца неизвестна. Но мне представляется обоснованной версия учителя из средней школы Тотемского района Вологодской области, энтузиаста-краеведа Александра Васильевича Кузнецова, что имена этим рекам и озеру дали индоевропейцы: корень dva в санскрите обозначает «два», а Двина начинается от слияния двух северных рек, Сухоны и Юга; suhana в санскрите означает «легкоодолимая», и хотя Сухона в среднем течении в конце навигации порожиста, особенно сложен для проводки судов известный Опокский перебор, где собирались даже строить то ли шлюз, то ли плотину, но не так трудна была для плавания, как другие реки, например, Шексна.
      Двина, Сухона, Кубена, Шексна заканчиваются на один и тот же формант на. Значит, определив языковую принадлежность одного гидронима, можно с уверенностью искать и дальше. В санскрите cubha означает «прекрасная». Сочетание звуков bh в других индоевропейских языках соответствует звуку b. Отсюда и название Кубены и Кубенского озера, куда она впадает, — «прекрасные». Почему бы и нет? Песчаное дно, чистейшая, как слеза, вода, богатые рыбные промыслы (Кубена считалась главным нерестилищем знаменитой двинской нельмы)... Прекрасная река и прекрасное озеро!.. Воистину так!..
      Река Шексна в древности называлась Шохна, Шехна. Отсюда имя стариннейшего Усть-Шехонского монастыря, будто бы основанного, как и Спасо-Каменный, первым белозерским удельным князем Глебом Васильковичем, только на несколько лет раньше Спаса, и название местности Пошехонье. Расшифруем по тому же — «санскритскому» — принципу это название и получим слово «приток». Шексна и есть верхний приток Волги.
      Итак, пусть и мысленно, совершим путешествие: поднимемся от Волги по притоку (Шексне), через сеть рек и озер и через волок выйдем к прекрасному озеру (Кубенскому), пройдем по легкоодолимой реке (Сухоне) к двойной великой реке (Северной Двине) и спустимся к Белому морю. Такое путешествие мы могли бы совершить восемь тысяч лет тому назад. Проплыть можно и сегодня, даже с большим удобством, ибо волок Словенский заменен системой шлюзов и каналов Северо-Двинской водной системы (прежнее название — канал имени герцога Александра Вюртембергского, бывшего главноуправляющего путями сообщения и публичными зданиями в 1822—1833 гг., героя Бородинского сражения).
      В русской истории Кубеноозерье не овеяно той славой, какое было у соседнего летописного Белозерья. Последнее называли «страной Белаозера», и она, эта страна, как писал священник-краевед И. Бриллиантов, представляла собой землю исторических воспоминании, идущих в глубь веков, к самому началу русской государственности. Кубеноозерье находилось на окраине этой страны, вернее сказать, на озерно-речной дороге в другие регионы Древнерусского государства. Проходной его характер долгое время не давал возможности определить и описать своеобычность этой территории в историческом и духовном плане.
      Но сегодня, располагая всей совокупностью дошедшего до нас фактического материала, можно поставить вопрос о большом культурном и экономическом значении Кубеноозерья в истории России.
      Я подробно остановился на предыстории этих мест по одной причине: седая древность моих родных земель очевидна, здесь проживал человек еще со времен среднего каменного века — мезолита, а первые славяне из племени кривичей, как пишет вологодский археолог А.Н. Башенькин, поселились здесь с V века (он же, кстати, утверждает, что человек пришел в устья местных рек 25 тысяч лет тому назад, в эпоху палеолита). В VIII веке здесь появились ильменские словене, что подтверждается топонимами: Волочок Словенский, река Словенка, озеро Словенское. Это уже потом они обрусели: вместо коренного «о» обрели «а».
      Ильменские словене, составлявшие этническую основу древних новгородцев, шли на север и на восток водными путями, помечая свой путь поселениями в узловых точках, а позднее и погостами-крепостями. Волок Словенский был именно таким новгородским центром на самом ответственном участке Шекснинско-Сухонского водного пути. Всего четыре версты сухопутного волока лежало между великими русскими водоразделами Волги и Двины, Каспийского и Белого морей. Как здесь было не «сесть» смелым и трудолюбивым, имевшим и практическую жилку, новопоселенцам с озера Ладожского и реки Волхов!
      Не только хитрым умом отличались наши предки. Не только мужеством и предприимчивостью. Историческая школа со времен В.О. Ключевского в северной колонизации искала прежде всего прагматические и материалистические причины, упуская из виду один важнейший побудительный фактор — духовный. Вообще к слову «колонизация» мы должны относиться более осторожно. Правильнее и точнее заменить его словом «освоение». Авторы книги о вологодском регионе Междуречья М.А. Свистунов и Л.Л. Трошкин совершенно справедливо заявляют: «Мы говорим «освоение» потому, что язык не поворачивается назвать «колонизацией» то благодатное влияние, которое оказало проникновение русских ростовских, суздальских, ярославских, костромских и прочих людей на развитие всех видов хозяйства на новых землях; то безусловно укрепляющее, соборное духовное начало, которое несло христианство в лице своих лучших проповедников и подвижников».
      Колонизация в бытовом сознании подразумевает создание колонии, обираемой со стороны метрополии. И хотя новгородцы регулярно собирали дань с этих богатейших земель, но уже «низовцы», то есть те жители Древнерусского государства, которые географически жили «ниже » Великого Новгорода, принялись их в те же века в поте лица своего осваивать.
      Духовный путь познания малой родины выбрал молодой архангелогородский ученый Николай Теребихин. Его первое же исследование «Сакральная география Русского Севера. Религиозно-мифологическое пространство севернорусской культуры», вышедшее в Архангельске в 1993 году, не просто по-новому рассматривает узловые моменты истории, а пересматривает их в корне, опираясь на новую методологию исследования, построенную, как пишет автор, «на изучении культуры Русского Севера не извне, а изнутри, с точки зрения творцов этой культуры, хранителей ее идеалов и ценностей». И далее этот автор подчеркивает: «Россия — это прежде всего духовное пространство, насыщенное глубоким историософским и религиозным смыслом. Русский хронотоп существенно отличается от хронотопов других культур, что проявляется уже на языковом уровне».
      Таинственный смысл, скрывающий до сих пор познание нами Русского Севера, пронизывает весь небесный свод над привычными для нас земными реалиями, видимые нами лишь с внешней стороны. Но для наших предков сакральность читалась, как говорится, с листа, ее язык был для них естествен, ей в первую очередь следовали русские люди в обустройстве здешних мест. Не «разгадав» потайного смысла русского расселения, мы оказываемся в плену поверхностных впечатлений, воспринимаем природу и славянскую древность скорее эмоционально, язычески или материалистично, чем духовно. Для нас они зашифрованы или, как говорится в русских сказках, находятся за семью замками (печатями).
      Символы «дороги», «острова», «пространства» «реки», «озера» в русском сознании представляли собой сложные духовные и смысловые понятия. «...Особенно показательным нужно считать русское слово «пространство», — пишет В.Н.Топоров, — обладающее исключительной семантической емкостью и мифологической выразительностью. Его внутренняя форма (pro-stor) апеллирует к таким смыслам, как «вперед», «вширь», «вовне», «открытость», «воля». Русский «простор » — это наиболее полное выражение всех свойств характера русского народа, его «пространной» (страннической) души, устремлявшейся на поиски царства, которое «не от мира сего».
      Если обратить свой взгляд непосредственно на пространства Кубенского озера как на одну из доминантных территорий Русского Севера, то можно и сегодня найти здесь следы космографии горнего мира.
      В древности крупные озера играли роль нынешних морей. Недаром автор «Слова о погибели Русской земли» начинает перечень «прославленных русских красот» с «озер многих». А с какого крупного озера, «великого », как его определяли в житиях православных святых, начинался для Руси путь на восток, встречь солнцу — на Урал и в Сибирь? С Кубенского.
      Именно этот путь заложил основы экономической независимости страны, по нему сплавлялась в центральные районы Древней Руси в изобилии пушнина, считавшаяся наиболее котируемой валютой во всех тогдашних государствах мира. На средства, вырученные от продажи пушнины, дважды построен московский Кремль при Иване Калите и при Иване III, и не только он один, а все соборы и монастыри Владимиро-Суздальского, Новгородского, позднее Московского великого княжеств, вместе взятые. Этот путь главный и сегодня благодаря добыче и продаже сибирской нефти и газа. На них держатся наша экономика и наша независимость. По сути, он и сформировал Русь Державную, Российскую империю, СССР и нынешнюю Российскую Федерацию.
      Мы даже в период Киевской Руси являлись страной Севера. Первое русское государственное формирование возникло в Старой Ладоге 1250 лет назад. Отсюда кривичи и ильменские словене двинулись на восток, пришли на Шексну, на Белоозеро, в Кубеноозерье. «Только там, — подчеркивал исследователь русской церковной старины, живший в XIX в., П.М. Строев, — можно постигать вполне народный дух наших предков и физиономию, естественную и государственную, древней России».
      Это был Великий белый путь на восток (в отличие от более древнего пути с юга на север, который геополитически обозначил в качестве русских границ летописец Нестор: от Тьмутаракани до Белоозера), путь на Белую зарю, которая влекла храбрых русских вплоть до американских границ.
      ...На каргачевском берегу, откуда пошел род Дементьевых, находятся целые россыпи ледниковых валунов. Будто прошел здесь камнепад из такой же черной тучи, что изображена в Житие преподобного Прокопия Устюжского, Христа ради юродивого, первого канонизированного блаженного на Руси. Но это был ледниковый камнепад. Мне так и представлялась величественная картина: ледниковый язык последнего валдайского оледенения на многие сотни метров в высоту, пробуривший здешнюю землю и застрявший в болотах, постепенно стал истаивать, крошиться под теплеющим с каждым веком солнцем. Наконец он разломился пополам, гигантская трещина на середине начала размывать грунт, в нее стекали водопады от тающих льдов, образовалась глубокая река, в которой скапливался ил, — это нынешний фарватер Кубенского озера, та летописная тина, которая и дала его первоначальное название — Тинное озеро. Когда развалившиеся на стороны глыбы льда принялись подтаивать, с них начали сыпаться градом огромные камни, каждый с голову быка, притащенные ледником со скандинавских фиордов.
      Гуляя по озерному песку, я фантазировал и фантазировал, как вдруг остановился, пораженный. Передо мной лежала большая гранитная плита, напоминающая надгробие. В ее рукотворной выделке не приходилось сомневаться: по всему обработанному с математической точностью периметру аккуратно было выбито углубление.
      Откуда, как она здесь оказалась? Плита лежала на песке, будто принесенный волнами деревянный плот. Сразу вспомнилось Житие новгородского Антония Римлянина, где рассказывается, как этот святой на камне приплыл из Средиземного моря на реку Волхов к Великому Новгороду. Камни святого Антония Римлянина находят по всему Северо-Западу.
      Я сидел на теплом граните и размышлял. Да, наверно, это некий знак мне. Вспомнил я, как приехал к своему другу Олегу Бавыкину на Валдай, в новгородские земли. После московской жары крапал тихий дождь. Деревня Станки, где живет Олег Митрофанович, примостилась на берегу Валдайского, или Святого озера, как нахохленный воробей. У Олега жил в пустом доме талантливый писатель Михаил Волостнов, родом из Татарии, прибившийся к новгородским душевным людям и собиравшийся здесь поселиться*[* Через две недели Михаил Волостнов трагически погибнет. Его собьет в родной деревне машина]. С Михаилом в тот теплый сырой вечер мы долго говорили, и наша беседа как-то естественно и тихо перешла к теме малой родины. Я, помню, все допытывался, как ему здесь живется, не чувствует ли себя он здесь чужим.
      Сам же я держал про себя в уме свою Вологодчину. Почему и я здесь? Наши места еще красивее, еще лучше, чем расхваливаемые Олегом Бавыкиным валдайские косогоры, а люди еще душевнее, еще гостеприимнее, чем здешние жители. Не хватит ли скитаться, не пора ли наконец вернуться на свою родину? Во мне даже зазвенела родственность звуков: Валдай—Вологда, Вологда—Валдай...
      И вот теперь не сижу ли я на этом вещем знаке — валдайском камне? Не оттуда ли притащил его последний ледник? Так и не придумав ничего путного, я пошел бродить по берегу дальше.
      В отдалении, как мираж на тихой воде Кубенского озера, колыхался в теплом струящемся воздухе столп Успенской церкви-колокольни, единственного сооружения, оставшегося от разрушенного Спасо-Каменного монастыря. И лишь глядя на Каменный остров, меня поразила мысль, что эта, найденная мной гранитная плита не случайна, она является знаком-символом. При страшном подрыве в 1935 году прекраснейшего Преображенского собора (церковь — белоснежная лебедь из сказки), первого каменного строения на Русском Севере, оказались уничтоженными могилы русских святых, почивавших здесь под спудом. Остров вздрогнул, вывернул свое нутро, и мне представилась вдруг такая картина: огненный столп выбросил высоко в небо надгробия русских праведников, спасая их тем самым и разбрасывая по всей округе. Лежат они и в заозерских лесах, и в токшинских болотах, и здесь, на каргачевском берегу.
      Поднимем ли мы эти святые плиты, вернем ли их на предназначенное им место?
     

К титульной странице
Вперед
Назад