РАСКОПКИ В МИНИНО
В 1991 г. на юго-западном берегу Кубенского озера, недалеко от деревни Минино пристала лодка с людьми. Таких лодок раньше немало бороздило просторы озера — кто-то рыбачил, другие спешили за грибами или ягодами в Заозерье, третьи добирались до своих делянок, где заготавливали на зиму сено. Но сошедшие на берег люди на сей раз вели себя странно — они бродили по берегу, внимательно вглядываясь в землю, что-то с нее поднимали, отряхивали от песка и с любопытством разглядывали.
Это были археологи вологодского научно-производственного центра «Древности Севера». Высадка их в этом месте не была случайной. В озеро здесь впадает речушка Дмитровка, берег ее оставался сухим и не затапливался в половодье. По всем признакам и прогнозам — жди удачи. Поэтому археологи быстро разбрелись по берегу искать подъемный материал. Когда собрались у лодки, то выяснилось, что среди гальки и песка они нашли несколько черепков древней керамики. Просто так на побережье Кубенского озера черепки старинных горшков не валяются. Так была открыта перспективная для раскопок площадка селища Минино, первая в Кубеноозерье, ныне известная археологам всей Европы и даже мира.
С 1995—1996 гг. в этом месте начала работу постоянная Онежско-Сухонская археологическая экспедиция Российской академии наук.
Соседнему Белозерью с археологическими исследованиями повезло. Я, грешным делом, и не надеялся, что когда-нибудь дойдет очередь и до нашего края. Тем более что сам руководитель Белозерской экспедиции Н.А. Макаров считал, что Кубеноозерье представляет собой периферию его научных интересов, землю, в древности малонаселенную. За последние годы, особенно за шесть лет, с 1992 по 1997 г., археологами в окрестностях Белого озера было исследовано 155 древних поселений, составлена подробнейшая карта региона с анализом расселения людей от эпохи мезолита до периода XII—XIII вв. Такая комплексная экспедиция в современной Европе по-своему единственна!..
В 2001 г. Институт археологии выпустил солидный научный том — монографию Н.А. Макарова, С.Д. Захарова и А.П. Бужиловой «Средневековое расселение на Белом озере». Результаты раскопок постоянной Онежско-Сухонской экспедиции стали неожиданны и почти сенсационны: «После многолетних разведок на территориях вокруг Белого озера и в верхнем течении реки Шексны можно сделать вывод, что на этой территории в IX—X вв. существовало сравнительно небольшое число финских поселений». И далее: «...Современные археологические данные о финских памятниках IX— X вв. на Белом озере не дают основания считать, что здесь находилось основное ядро племенной территории веси. Эта небольшая группа памятников едва ли соответствует летописным характеристикам веси как одного из главных участников событий, связанных со становлением Северной Руси».
Осторожные, но тем не менее однозначные констатации научных результатов раскопок позволяют по-новому посмотреть и на этническую составляющую освоения этих земель в глубокой древности. Это можно сделать с полным на то правом, учитывая, что, как пишут археологи, «общая картина древнего и средневекового расселения документирована на Белозерье намного полнее, чем в большинстве других древнерусских областей ». Более того, и в традиционном финно-угроведении, отстаивавшем одну и ту же незыблемую истину: русские пришли в Белозерье на землю, где испокон веков жило финское племя весь, послышались голоса, что здесь нет однозначности. В частности, И.И. Муллонен согласилась с тем, что Белозерье — это окраина расселения финно-угорского племени.
Если не найдены, как ожидалось, многочисленные следы присутствия «сидения» в здешних краях веси, то кем были эти первопоселенцы? И когда они сюда пришли? И что понимать под термином «первопоселенцы»?
Древность белозерской земли, естественно, не ограничивается Средними веками, а уходит в эпоху железного и далее, в глубь каменного века. Древний человек давно и весьма активно обживал эти края. Он выбирал наиболее удачные с точки зрения географии и приложения своих сил участки земли, в основном, в устьях рек и на берегах озер, устраивал здесь поселения и жил оседло даже не столетия, а целые тысячелетия. «В настоящее время накоплены надежные свидетельства того, что многие региональные и локальные территории, — констатируют московские археологи, — где концентрируются средневековые поселения, были местами концентрации населения уже в глубокой древности». А что считать «глубокой древностью» в приложении к Белозерско-Сухонскому региону, о том ведется дискуссия среди отечественных ученых.
Вологодский археолог А.Н. Башенькин настаивает на том, что заселение относится к глубокой древности: «Произошло это в эпоху древнего каменного века — палеолита». Столь смелый и, как говорится, далеко идущий вывод А.Н. Башенькин делает на основании действительно поразительной находки. Продолжая утверждать о палеолите, он пишет: «До недавнего времени считалось, что столь древних стоянок на территории области быть не может, так как в это время она была занята ледником. Однако в 1983 году в селе Нюксеница на реке Сухоне участником нашей экспедиции A.M. Иванищевым в карьере на большой глубине были найдены в одном слое кости бизона и кремневое орудие. Находки представляли большой интерес, так как кости бизона указывали на большую древность стоянки... Типография находок (нахождение на самой высокой террасе Сухоны), кости бизона и мамонта (животных, вымерших на этой территории около 10 000 лет назад) позволяют отнести эту стоянку к эпохе палеолита. К сожалению, пока точной даты стоянки нет, но, по-видимому, она старше 25 000 лет». Такое утверждение из-за единственной пока находки вызывает споры среди археологов и историков.
А.Н. Башенькин все-таки оговаривается, что «северо-западные районы области (к ним относится и Кубеноозерье. — В.Д.) были заняты ледником и, вероятно, часть территории была необитаема». Как она могла быть обитаемой, если один из языков Осташковского оледенения последней Валдайской стадии, который уперся в низменные места на юге нынешнего Кубенского озера, достигал в высоту чуть ли не километр?
Нет единого мнения у отечественных ученых и по поводу местоположения самого ледника, в том числе и на Кубенском озере. Казалось бы, сама природа подсказала нам его адрес: когда едешь по кирилловской трассе, то видишь, как первые ледниковые валуны появляются по мере приближения дороги к озеру. Но не все приметы можно принимать в данном случае на глаз.
Вологодский историк С.В. Жарникова считает, что ледник дошел до Белого озера (а в Европе — до нынешнего Берлина). В.Г. Ауслендер и В.И. Смирнов не сомневаются, что вся котловина Кубенского озера была покрыта ледником, но он здесь был малоактивен. Кандидат географических наук, озеровед (редкая профессия!) Г.А. Воробьев констатирует, что огромный регион от Польши до Вологодской области является наследием ледникового времени, где вологодское Поозерье имеет границей Воже-Кубенскую низину.
Авторы коллективного исследования «Последний ледниковый покров на Северо-Западе Европейской части СССР» (1969) наиболее подробно рассматривают вопрос местоположения ледника в районе Кубенского озера, выдвигая даже понятие «кубенский ледниковый язык». Они считают, что «граница Валдайского оледенения проходила в северной части озерной котловины», а его деградация произошла в районе нынешних деревень Пучка (Покровское), Ирхино и села Кубенское, то есть потоки ледника, как разведчики, тянулись еще на 60 километров вперед от ледового края.
Можно гипотетически представить, как гигантская махина льда от Скандинавских гор, где был ее центр, образовав Онежский поток с регионом питания в Карелии и центральной Финляндии, как щитом бульдозера, сгребая перед собой гранитные скалы, словно детские кубики, трехкилометровым панцирем ползла и ползла на юго-восток, вплоть до Кубенского озера. Совсем невдалеке, там, где сегодня находятся три известные вологодские горы — Маура, Цыпина и Сандырева, имеющие, как выяснили ученые, «напорно-ледниковый характер» и состоящие из пермских известняков, панцирь ледника потерял свою скорость, стал тормозить и наконец совсем остановился.
Началось таяние ледяного гиганта, продолжавшееся многие сотни лет, а скорость его отступления была от 500 до 200 метров год. Все это происходило 25— 20 тысяч лет назад. По мере ухода ледника формировался и современный рельеф местности. Правда, сначала в связи с огромным избытком воды, насыщенностью ею почвы образовывались огромные озера, уровень которых превышал кое-где все предыдущие послеледниковые периоды (Валдайское оледенение было последним, но отнюдь не первым). Современные северные озера Лаче, Воже и Кубенское представляли собой единое гигантское озеро глубиной до 150 метров. Нынешнего левобережья Шексны, вплоть до берега Кубенского озера, также не существовало — везде стояла ровная озерная гладь.
Но постепенное потепление делало свое дело. Вода уходила, обнажая огромные пойменные террасы, усеянные камами — россыпями камней; по западному берегу Кубенского озера их можно насчитать четыре. На берегах вновь зарождалась жизнь, они превращались в северную моховую тундру, примерно такую, что мы видим сегодня на Кольском полуострове. Ледниковые потоки формировали и реки, ближайшие от Кубенского озера, — Шексну и Мологу. А само мелеющее Кубенское озеро держало свой уровень благодаря стокам рек с восточного направления — Уфтюги и Кубены, причем бассейн последней с ярко выраженными террасами формировался, как доказано, не ледником, который Кубену так и не достиг.
А если мы посмотрим на карту дальше истоков Уфтюги и Кубены, то озер там найдем совсем немного. Там не было ледникового покрытия, и они, как говорят ученые, деградировали — где высохли, где превратились в болота. Такая же участь ожидает в перспективе и Вологодское Поозерье, озера которого образовал Валдайский ледник. Кубенское выдвинуто как раз на самый восточный край озерной деградации, за ним практически начинается только речная система вод.
Где-то я читал, что наше озеро сегодня существует только за счет избыточной влаги, которой «напоял» почву ледник. Окрестная земля, как губка, из глубин еще отдает остатки ледниковых вод. Не знаю, может быть, это и правда. Но факт, что восточный берег, лесистый и болотный, где и снега побольше, и морозы посильнее, и лесных вырубок поменьше, являющийся бассейном рек Уфтюги, Кубены и Сухоны (в апреле-мае она течет в обратную сторону, то есть в Кубенское озеро), хорошо подпитывает водой озеро.
Но в последние годы и этой подпитки стало не хватать в связи с тем, что от Вологды протянули водопровод-водозабор из Кубенского озера. Огромная труба диаметром два метра день и ночь, начиная чуть ли не с июля, ненасытно высасывает воду из озера, да так, что для ее функционирования ближе к осени приходится землечерпалками прорывать на дне озера глубокий канал. Почти трехсоттысячный город сидит на чистой кубеноозерской воде, не имея иных серьезных источников водозабора, нарушая тем самым природный водный баланс, усугубляя экологическое положение на всем резко мелеющем водоеме.
Только древний человек не нарушал равновесия в природе. Он охотился и рыбачил, не уничтожая бездумно зверье и рыбу, как, к примеру, уже в новое и новейшее время истребил в Кубеноозерье таких пушных животных, как бобры, и таких ценных рыб, как нельму. Ему всего хватало, а природа в здешних местах была щедра и разнообразна.
Около 12—10 тысяч лет назад сюда пришли древние люди эпохи мезолита, среднего каменного века, обживавшие всю современную территорию Вологодской области и продвигавшиеся с запада и с юга. В животном мире место гигантов — мамонтов и бизонов заняли известные нам лоси, кабаны, медведи, бобры.
Века шли за веками, одно тысячелетие сменяло другое. Человек не уходил с берегов Кубенского озера. «Следует отметить, — подчеркивает А.Н. Башенькин, — что в историко-культурном отношении уже в железном веке ясно прослеживается разделение области на два крупных региона: западный (бассейны Мологи и Шексны) и восточный (бассейны Сухоны и Ваги). Это разделение, по-видимому, восходит еще к каменному веку ». Кубеноозерье в этом разделении всегда занимало как бы связующую позицию, хотя географически и принадлежало Сухоно-Двинскому региону. Через небольшой Словенский волок оно имело надежную связь с Волжско-Шекснинским водным бассейном. Такое местонахождение на грани двух влияний, двух культурных экспансий позволяло и в будущем кубеноозерам свободно общаться и с Юго-Западным регионом, и с культурой более далекого Урало-Камского края. «В целом следует констатировать, — продолжает А.Н. Башенькин, — что в западной части области в первой половине I тысячелетия н.э. складывалась самобытная финно-угорская культура... О населении, обитавшем в восточной части области, сообщений письменных источников I тысячелетия н.э. нет, археологические памятники изучены слабо».
Вологодский археолог считает на основании раскопок экспедиций 1984— 1986 гг., что первые славянские племена появились на территории Вологодской области в V—VI вв. н.э., они двигались с юго-запада. Это были кривичи. Тем самым он опровергает устоявшуюся точку зрения о появлении здесь первых славян-поселенцев в IX—X вв. Да, они появились вслед за кривичами, но это были уже словене ильменские, которые активно осваивали огромные северные пространства. Очередность этих переселенческих потоков совпадает и с точкой зрения Т.И. Алексеевой, которая также считает началом освоения северо-западных территорий Восточной Европы заселение псковских кривичей, на смену которым пришли словене новгородские. Если же говорить о бассейне озера Кубенское, то, по мнению А.Н. Башенькина, в это время там проживала чудь заволочская. Он же спорит с точкой зрения Н.А. Макарова, что древнее Белозерье было слабо заселено финно-угорскими племенами ко времени появления славян. Но куда же, спрашивается, они так быстро исчезли?
Славяне, сначала имевшие навыки подсечного земледелия (кривичи), а потом и пашенного (словене ильменские), селились здесь всерьез и надолго. Кроме того, они вели активный образ жизни, одной из сторон их национального характера был поиск неведомого, жажда узнавания нового, открытия прекрасного.
Нелегко было древнерусскому человеку сорваться с насиженного места, где жили его предки, где родные могилки, погрузить в лодку свои нехитрые пожитки, жену и детей и плыть за тридевять земель на север. Мир природы был грозен и огромен, само существование человека являлось зыбким и хрупким. Что же влекло людей в эту загадочную даль?
На новгородской земле, особенно на Валдае, у меня постоянно возникает один и тот же вопрос: почему наши предки заколачивали свои избенки, построенные с превеликим трудом, бросали очаги, которые не только грели, но и спасали от голода, продавали свой домашний скот и уезжали, уплывали, исчезали из этой налаженной жизни? Этот выбор и сегодня нелегко дается, а тогда?
Русский человек был во все времена мудро терпелив в быту, редко в массовом порядке поддавался на эмоциональные авантюры. И все-таки он с настойчивостью шел и шел в неведомые дали. Самое главное, что он не был никогда по характеру и по своей национальной психологии перекати-полем, не старался за счет ближнего урывать лакомые куски, чтобы наслаждаться самому. Великое расширение оказалось по плечу только выдающемуся народу, не сжатому другими племенами на севере и востоке. В те края и стремились переселенцы.
Уезжали, конечно, наиболее выносливые и сильные. Молодые. По доходившим до них рассказам они знали, куда и зачем едут. Златых гор им не сулили, но свободную землю, рыбные реки и озера обещали в достатке, зверей и водоплавающей птицы в изобилии. Трудности и постоянный физический труд закаляли человека, делали его выносливым. Археологи свидетельствуют «о высоком уровне здоровья населения северо-восточных территорий». Данные раскопок «позволяют выдвинуть гипотезу о более высоком экономическом уровне популяций с территории Русского Севера по сравнению с другими». Не в дикую глушь, оторванную от всего прежнего мира, перебирались поселенцы, а селились на местах, где пролегали торговые пути, где можно было встретить «гостей», то есть купцов, со всего окрестного мира. Анализ раскопок тех мест, где происходила в древности металлообработка, подтвердил вроде бы для нас парадоксальный вывод: в Белозерье и на Кубенское озеро ввозились не только готовые изделия, но и непосредственно сырьевые материалы (слитки, бруски, проволока цветных металлов), в то время как сельские мастера центральных («развитых»!) районов Древней Руси довольствовались переплавкой лома.
Поселенцы быстро обживались, времени для раскачки у них не было. Они, в основном, выбирали места, где и раньше жил человек. «Традиция освоения многих из этих точек, — пишут авторы монографии «Средневековое расселение на Белом озере», — во многих случаях имела тысячелетние корни. Расчистка территорий для большинства средневековых гнезд была начата еще в неолите».
Что, прежде всего, привлекало переселенцев с запада и с юга? Наличие водного бассейна. «Характеризуя топографию белозерских поселений, я уже неоднократно отмечал, — читаем у Н.А. Макарова, — приуроченность их к долинам наиболее крупных рек и побережьям озер, концентрацию поселений вблизи речных устьев, расположение поселений на невысоких террасах в непосредственной близости у воды». Оно и понятно, почему у
большой воды. Во-первых, постоянная рыбалка. В малых реках она сезонная, наиболее удачная лишь во время нереста рыбы. Во-вторых, также постоянная возможность сношений с внешним миром. Реки пересыхали, становились несудоходными, а на озерах всегда бурлила жизнь. И не только в пору навигации, но и в холодное время года, когда по водным артериям прокладывались дороги-зимники и по ним легко двигались груженые обозы и одинокие всадники. В-третьих, места прежних поселений если еще не успели зарасти, то были расчищены трудом многих живших здесь поколений. Зерна ячменя и пшеницы археологи находят в напластованиях второй половины I тысячелетия до нашей эры и вплоть до первой половины I тысячелетия уже нашей эры. То есть северные приозерные земли были в земледельческом обороте почти тысячу лет — срок, конечно, огромный и заставляющий о многом задуматься.
И, наконец, в-четвертых, древнему человеку, помимо воды, рыбы, торговли, расчищенных участков земли для хлебопашества, месторождений глины для лепки посуды, заливных лугов в качестве кормовой базы домашнего скота, озерного ила как удобрения, нужна была еще и красота окружающей природы. Древнему славянину требовался широкий, распахнутый во все стороны света горизонт, вдохновлявший для трудных дел, бескрайний купол небес с каждодневными восходами и закатами солнца, с лунной дорожкой на тихом ночном озере. Русскому человеку требовалось общение с целым мирозданием, со всем природным космосом.
Нет, мой предок не испытывал мертвящего чувства одиночества и леденящего отчаяния, иначе бы он просто ушел из этих мест в поисках «новой земли и нового неба», лучшей доли. Жизнь среди великолепия природы воспитывала в нем приметный ум, сообразительность, великодушие, светлую радость и умиление. Здесь он радовался жизни, справлял ее постоянный праздник-пир, постоянно с младых лет тянулся к родителям, взрастал под их опекой, чтобы потом пройти и свой жизненный круг — родить своих детей, вырастить их, поставить на ноги, в заботах и жизненных хлопотах постареть и тихо и спокойно отойти в мир иной.
Первые обетные кресты, а на их месте и первые деревянные православные храмы ставились всегда у воды. Там, где и жил уже тысячу лет человек. В них он общался с Богом, поэтому и должны они быть видны далеко окрест. К ним он возвращался из дальних странствий и с ежедневной рыбалки, и еще издалека, когда и берег еле просматривается, они теплили и радовали его душу: вот моя деревня, вот мой дом родной. Весла быстрей гребли, волны не так казались круты.
А что такое, как пишут археологи, «средневековые гнезда» расселения? Это прообразы нынешних деревенек в административном «узле» сельсовета. Они кучкуются рядом друг с другом, но от другого сельсовета отделены порой приличным расстоянием. Такому обустройству нашей земли тысячи лет. Сейчас это местные сельские администрации, раньше это были волости, а в древности археологи называли их «гнездами» или «кустами»: «На волоке Словенском расстояние между кустами поселений (от 5 до 21 поселения в кусте) достигает 13,5 км».
Были ли первопоселенцы в этих кустах в родственной между собой связи? Если бы переехавшие на Белоозеро или в Кубеноозерье имели крепкое родство, то они держались бы на новом месте друг за друга и явно бы селились вместе. Так было бы удобнее и проще. Зачем рубить в отдалении новые избы, осваивать территорию? Русский человек по характеру артельный, общинный, любит и ценит коллектив, где он может лучше проявить себя. Бобыли-одиночки, те, кто жил на выселках, считались убогими, которым сострадал, а значит, и помогал весь мир. Поэтому естественнее все-таки было перебираться на новые места сначала молодым, а затем уже переезжать к ним старшим (или младшим) поколениям одной семьи. Но жить всем вместе.
Деревни-однодворки быстро обрастали соседями. Такие поселения действительно гнездились рядом, они были по-соседски в пределах видимости, к ним можно было, не спеша, дойти в любое время года.
Все эти выводы, большей частью основанные на многочисленных раскопках вокруг Белого озера, вполне приложимы и к Кубеноозерью. Николай Андреевич Макаров продолжает последнее считать периферией расселения славян на западе Вологодской области. В последней своей работе, опубликованной в книге «Русь в XIII веке» (2003), он говорит о «малозаселенности » этих мест по сравнению с Белозерьем. Тем самым ученый повторяет свою мысль из книги «Русский Север: таинственное средневековье» (1993): «Колонисты, двинувшиеся на Восток от Белого озера, казалось бы, непременно должны были остановиться на берегах полноводного Кубенского озера, богатого рыбой и дающего начало реке Сухоне... В районе Кубенского озера известны лишь единичные пункты с находками вещей XII— XIII веков». Археологическая экспедиция Н.А. Макарова тем не менее приступила к многолетним раскопкам именно на берегу Кубенского озера у деревни Минино, переехав сюда из Белозерья, и результаты исследования превзошли все самые оптимистические ожидания. Достаточно сказать, что, помимо древностей X—XIII вв., которых к 2000 г. было собрано рекордное количество для культурного слоя средневекового селища — 3700 предметов, в Минино сохранились уникальные культурные остатки, датируемые IX—VI тыс. до н.э., то есть эпохи мезолита и раннего неолита, когда происходило освоение Севера Восточной Европы в послеледниковое время*[*Десять лет работала на Мининском археологическом комплексе на Кубенском озере экспедиция РАН. Итоги ее работы должны быть подведены в трех томах исследования «Археология севернорусской деревни: X—XIII вв.», выходящих в 2007 г. в издательстве «Наука». Общий объем этого уникального научного труда, который раскроет многие тайны древнего Кубеноозерья, — 150 (!) авторских листов].
* * *
О мининских раскопках я узнал, увы, не из вологодской прессы или от своих друзей, а совершенно случайно, изучая результаты белозерской экспедиции московских археологов. В специальной научной литературе мне попалось на глаза короткое сообщение, что с 1996 г. проводятся раскопки Мининского археологического комплекса на Кубенском озере. Ищу географическую карту родных мест: деревня Минино, берег озера... Да это совсем рядом от нас — всего-то километрах в десяти по дороге к Кириллову.
И вот мы на машине в августовский день сворачиваем с шоссе на указатель «Минино». Еще осталось проехать километра три-четыре по проселочной дороге. За деревней Минино дорога поворачивает к берегу озера. Чем ближе к воде, тем лес становится ниже, переходит в кустарник с отдельно стоящими березками и елками. Неожиданно за очередным поворотом выскакиваем на большую поляну, где сразу же бросается в глаза большой синий тент, закрывающий что-то на земле, и чуть в отдалении брезентовый навес над длинным столом с горой посуды. В кустах виднеются разноцветные палатки, где, как позднее выяснилось, живут студенты из Дании, ученые и археологи из Чехии, Америки, Швеции и Норвегии.
Это и есть основная база Онежско-Сухонской экспедиции Института археологии Российской академии наук. В разные стороны от нее идут раскопки древних кубеноозерских поселений. Я впервые видел профессиональную работу археологов, и внешне она показалась вполне будничным делом, доступным каждому. Нет глубоких раскопов, где на дне копошатся люди. Нет древних руин, освобожденных от плена земли. Только широкие полосы вскрытого травяного дерна с разбросанными камнями. Кучи темной земли и огромные чаны-ванны, в которых просеивается через металлические сита и промывается вынутый грунт.
Здесь, в устье реки, расположены все шесть раскопанных селищ Мининского археологического комплекса. Работы ведутся 9 археологами и их помощниками — студентами, которых иногда собирается до 60 человек. Также в раскопках участвуют жители деревни Минино и добровольцы.
Пояснения нам давал старший по лагерю (Н.А. Макаров был в отъезде) Сергей Кузнецов:
— Здешние раскопки уникальны тем, что являются первыми в России комплексными исследованиями сельского поселения. Все знают комплексные раскопки городов, например, соседнего Белозерска или ставшие уже археологической классикой раскопки Новгорода. А историю сельской местности, составляющей основу России, ее корень, никто подробно не изучал. Поэтому в Минино мы впервые комплексно исследуем историю российского села, его начало, зарождение. Работаем вместе с палеоботаниками, палеозоологами, почвоведами и другими специалистами. То, что мы здесь, говоря просто, накопали, заставляет по-новому посмотреть на историю заселения Кубеноозерья.
Сергей, который в том году заканчивал Вологодский государственный педагогический университет, провел нас по всем раскопам и начал с могильника времен мезолита, который, оказывается, и находится под синим тентом.
Здесь, в Минино, как и в Белозерье, средневековое поселение соседствовало, если не располагалось, прямо на стоянке древних людей. В небольшом сборнике «Кубенское озеро: взгляд сквозь тысячелетия (Шесть лет исследования Мининского археологического комплекса)» (2001), подводящем первые итоги раскопок, один из руководителей Центра «Древности Севера» А.В. Суворов пишет: «Археологические исследования на впадающей в Кубенское озеро реке Дмитровке показали, что этот микрорегион оставался неизменно привлекательным для человека на протяжении, по крайней мере, девяти тысячелетий... Этот памятник, получивший название Минино I, сохранил древнейший из выявленных на Кубенском озере культурный слой стоянки и погребения, относящиеся к эпохе мезолита (среднекаменного века), и остатки поселений всех последующих эпох». В результате споро-пыльцевого анализа доказано, что первый человек появился на берегу озера 9500—9300 лет назад, когда ледник уже ушел, а огромное озеро, разлившееся от Каргополя до Вологды, обмелело. «Древнейшие находки, — продолжает свой рассказ А.В. Суворов, — принадлежащие мезолитическим стоянкам, позволяют воссоздать фрагменты картины быта древнего населения Кубеноозерья — охотников, рыболовов и собирателей. В культурном слое собраны сотни костей — преимущественно бобра, а также лося, лисицы, собаки и множество полуистлевших рыбьих костей. Найдены следы кострищ и хозяйственные ямы с охотничьим и бытовым инвентарем» (Кубенское озеро: взгляд сквозь тысячелетия. С. 7). Коллекция из кремня, найденная на мининских раскопках, насчитывает свыше 11 тысяч единиц. Но особенно интересны более двух десятков погребений эпохи мезолита.
Охватывает естественное волнение, когда видишь скелеты людей, лежащие в небольших углублениях. Тысячелетия их никто не трогал, они покоились в родной земле, и вот их кости с максимальной осторожностью высвобождены археологами из мрака, расчищены, исследованы и голо, и наго предстают перед любопытными. Понимаешь, что это сделано для науки, для истории, но всё равно не по себе от столь бесцеремонного вторжения в мир мертвых.
Лучше все-таки, раз увидев воочию, потом о том же прочитать. К примеру, о бытовом устройстве жизни. Антрополог М.В. Козловский при микроэлементном анализе костей установил, что древние кубеноозеры питались в основном мясом и продуктами зоособирательства (например, моллюсками). Странно, что ничего не говорится о рыбе. Между тем найдены рыболовные крючки и гарпуны. А моллюски и сегодня можно легко отыскать на берегу озера и особенно на окрестных реках — это темные раковины, расщепив плотно сжатые створки которых, можно увидеть их студенистое содержание. Но есть... как-то нет аппетита!
В раскопках слоев железного века археологов ждал сюрприз: «Впервые в центре Вологодских земель найдены карбонизированные семена льна, зерна ячменя и пшеницы столь раннего времени». Всего лишь одно предложение-констатация, а какой революционный сдвиг в сознании, в отношениях с внешним миром произошел у древних мининцев!.. Теперь они обрабатывали землю, сеяли хлеб, выращивали лен, чтобы производить одежду. Они стали зависеть от природы, учились разгадывать ее приметы. Земля приобрела нравственную ценность, религиозное почитание. Ей молились, ее задабривали, чтобы она уродила хлеб, чтобы оставила на зиму с урожаем. Ее любили, о ней тревожились и заботились. Это не собирание раковин с моллюсками среди камней на берегу или безжалостное уничтожение бобров.
Зерна льна, ячменя и пшеницы, которые найдены в Минино, должны быть выставлены в лучшем выставочном зале Вологды как свидетельства начала хлебопашества и льноводства в нашем северном крае.
Земледелие сформировало этические и моральные правила поведения, нравственные максимы народа. Недаром слово «жито» (зерно) — однокоренное со словом «жить». Простая и в то же время великая истина: есть жито — значит, есть и жизнь.
Начиная с железного века, хозяйство кубеноозеров имело все черты комплексного характера: здесь развивалось и земледелие, и скотоводство с культивированием крупного и мелкого рогатого скота, лошадей, свиней, птицы, и охота, и рыболовство, и собирательство. Всеми этими трудовыми заботами и по сей день занято местное сельское население. Появилось только огородничество и садоводство, как способ выживания на бедной песчаной почве, где пашенные поля приходилось ежегодно хорошо удобрять. И жилые дома, начиная с X в., имели немало сходства с нынешними: те же срубы-пятистенки с внутренней стеной-перегородкой, сложенные из бревен в «обло» на фундаменте из плоских камней, с деревянными полами и каменно-глиняными печами.
Многие находки (керамика, грузики, костяные орудия и прочее) в мининских раскопах говорят о принадлежности жителей эпохи железного века к дьяковской культуре. В отечественной науке нет твердого мнения о соотнесении дьяковцев с той или иной этнической общностью. Одни исследователи видят в них предков финно-угров, другие говорят о предках северно-восточных славян. Этот вопрос — важнейший для дальнейшего понимания процесса заселения центра Вологодского края.
Эпоха железа переходит в раннее Средневековье. Находки этого периода на Мининском археологическом комплексе минимальны, что позволило С.Д. Захарову утверждать, что селище возникло во второй половине X в. Между тем А.В. Суворов ранее пишет, что в Минино найдена бронзовая пронизка в виде фигуры медведя, относящаяся, вероятно, к раннему Средневековью (VI—VII вв.?). Культ медведя, как считается, был распространен среди финских племен Севера.
Как бы то ни было, начиная с X в., окрестности Минино вновь оживают. Строятся избы (самый крупный дом имел площадь 45 кв. м), хозяйственные постройки, расчищаются и распахиваются поля. Бесспорной удачей археологов можно назвать открытие на селище в напластованиях XI в. ювелирной мастерской — специальной постройки для работы с цветными металлами.
Эта находка позволяет нам сделать интересные и во многом замечательные выводы. Человек и прежде старался украсить своими собственными руками окружающую жизнь. Это была тяга к красоте, к эстетическому наслаждению, к особому духовному переживанию, связанному с вещным материальным миром. Развитие земледелия как бы подхлестнуло интерес к красоте окружающего мира, которая всё разнообразнее и интереснее стала отражаться в сознании и в душе человека. Познавая через земледельческий труд природу, крестьянин открывал в себе личность, а личность созидалась и чувством прекрасного.
Василий Белов в книге «Лад» немало страниц посвятил раскрытию понятия «красота » в повседневной жизни северянина. Определяя через гармонию внешнего и внутреннего существования человека (лада) сущность деревенской жизни, автор пишет: «Все было взаимосвязано, и ничто не могло жить отдельно или друг без друга, всему предназначались свое место и время. Ничто не могло существовать вне целого или появиться вне очереди. При этом единство и цельность вовсе не противоречили красоте и многообразию. Красоту нельзя было отделить от пользы, пользу — от красоты. Мастер назывался художником, художник — мастером. Иными словами, красота находилась в растворенном, а не в кристаллическом, как сегодня, состоянии» (Белов. Повседневная жизнь Русского Севера. С. 7). Но где-то и когда-то был первотолчок, когда художник-мастер, выделывая кремневые орудия и наконечники стрел, вдруг в сколе камня увидел чудесную птицу, поразился этой красоте и двумя-тремя ударами отсек все лишнее. Получилась чудесная скульптура птицы с распахнутыми крыльями, датируемая на стоянке Векса III—II тыс. до н.э.
Научившись обрабатывать цветные металлы, человек резко расширил свои возможности в создании произведений искусства, в одухотворенном служении культу красоты. До мининских находок существовало мнение, что металлические украшения, в большом количестве присутствующие в грунтовых могильниках XI—XIII вв., имели привозной характер, они, мол, менялись на меха. Но раскопки на Кубенском озере опровергли эту точку зрения. Здесь были найдены четыре производственных участка (один из них XI в.) со следами обработки цветных металлов и одна специально построенная для этих целей ювелирная мастерская. Речь идет не о горшечном производстве, не об артели по выделке рога, а о наиболее тонком из подвластных тогда человеку художественных ремесел, требовавшем разностороннего умения и навыков, полученных в ходе многолетней учебы, а также определенных природных талантов. Нужны были образцы изделий, да не просто красивые вещицы, невесть как попавшие из дальних заморских стран в провинциальное Минино, а свои, которые особо нравились, которые отвечали эстетическим требованиям по форме, по размерам, по сюжетам и т.п., то есть которые предполагали наличие сформированного уже идеала красоты и художественной традиции. «Это, — подчеркивает археолог И.Е. Зайцева, — украшения древнерусского облика — проволочные височные кольца, вплетавшиеся в ленточные повязки; перстни, сделанные из орнаментированных бронзовых полосок или имитирующие сплетенные витые проволоки, браслеты из украшенных орнаментом пластин и дрота разного сечения, кресты-тельники; вещи финно-угорского характера — пронизки из спирально скрученной проволоки и пронизки-колечки, шумящие и зооморфные подвески» (Кубенское озеро: взгляд сквозь тысячелетия. С. 25).
Человек научился творить художественную реальность, создавать художественный образ, прилагать свои творческие способности к своему повседневному существованию. Он не мыслил своего быта без красоты, а красота уже подчинялась быту. Грани здесь были весьма условны. Большинство из найденных ювелирных изделий — это женские украшения. Они лишь подчеркивали женскую стать и природную красоту, делали ее более заметной в окружающем мире. Но первоначально все-таки было любование девичьей свежестью, прелестью и изяществом, грациозностью фигуры и ее движений, мягкостью округлых линий и величавой, как у павы, женской походкой. Все проявления телесной и душевной красоты в Древней Руси метафорически объяснялись явлениями природного мира. Перечитайте «Слово о полку Игореве» с этой точки зрения и увидите, в каком единстве воспринимает автор мир человека и природы, как они близки друг другу, как они переходят один в другой. В эти же годы за тысячи километров от Киева и Путивля, в северном Минино в ювелирной мастерской на берегу Кубенского озера мастер-художник также творил в цветном металле для своих Ярославн природные, близкие и понятные ему образы: подвески в виде когтя зверя и так называемые лунницы — привески к женскому ожерелью в форме луны. И сколько же он раз видел над черной водной гладью озера этот лунный силуэт!.. Видеть-то любой видит, а вот восхищаться красотой дано не каждому.
Когда современный археолог заглянул в тысячелетнюю глубь веков, то ему многое увиделось из этой тьмы в светлых и ясных тонах и красках. Давайте представим как бы огромную земную книгу, где обложка — это травяной дерн, которую мы осторожно открываем, откидываем; на первой странице читаем буквицы, знакомые и не известные нам; перелистываем книгу со следующим культурным слоем, читаем еще одну страницу, еще, еще, и так до конца человеческой истории. Мининская книга поразила даже Н.А. Макарова, сделавшего пусть и осторожный, но важный для нас вывод: «Раскопки в Минино показывают, что северная деревня XI—XIII вв. — сложный социальный и хозяйственный организм, не соответствующий распространенным представлениям о простоте изначальных форм крестьянского быта на Севере» (Кубенское озеро: взгляд сквозь тысячелетия. С. 39). Добавлю к этому: сложный и художественно одаренный организм.
Красота, отразившаяся от мира природы, отныне вошла в плоть и кровь северного народного быта, в душу крестьянства, продолжая до сих пор удивлять и восхищать многих приезжих горожан. Она запечатлелась не только в наличниках домов и в коньках крыш, но и в буйстве цветников в крестьянских огородах. Нынче, в не самое сытное время, когда на пенсию не прожить и весь Русский Север кормится с подсобного клочка земли и с окрестных грибных и ягодных угодий, удивляешься обилию цветов, выращиваемых в палисадниках и в огородах. Не для продажи, а для себя, для увеселения своей, соседской и любой другой, проходящей мимо души.
Можно бы здесь и поставить точку или отточие в рассказе о мининских раскопках, но мое повествование не будет полным, даже законченным без упоминания о еще одной коллекции находок, которая как бы связала все остальные и придала им духовный смысл. Зерна злаков (в напластованиях конца X — начала XIII вв. собрано около 8700 зерен ячменя, ржи, пшеницы и овса) и ювелирные украшения из латуни, бронзы и серебра говорят нам о бытовой и художественной сторонах жизни древних кубеноозерских жителей, но они, в свою очередь, с начала XI в. были освещены нетварным светом. В культурном слое этого времени были обнаружены крестовидные подвески — древнейшее свидетельство распространения христианства в вологодских землях. Ценность этой находки превосходит все другие, и отнюдь не случайно на обложку книги «Кубенское озеро: взгляд сквозь тысячелетия» вынесена ее репродукция.
Только представим себе: не существует еще Москва, или Кучково поле, и на этом месте шумит сосновый бор, никто не слышал о поселении человека на месте нынешней Вологды, а в деревне Минино на речке Дмитровке уже вовсю кипит жизнь — распахиваются поля, плавится серебро в ювелирной мастерской, всем миром сооружается на реке ез — частокол из бревен и жердей с узким проходом посредине для ловли рыбы, заходящей на нерест, идет торговля с Западной Европой через купцов, проплывающих по Кубенскому озеру (на раскопах найдены 18 европейских серебряных монет, чеканенных на территории Фризии и Германии между 976-м и 1086 г.), им сбываются шкурки бобра, а покупается медь, серебро, свинец, олово и цинк для выделывания украшений, приобретаются византийские стеклянные сосуды, изделия из янтаря, булгарская керамика. Всего лишь несколько десятилетий, если не лет, Русь крестилась, а в Минино уже справляют православные обряды местные поселенцы, свои первые нательные кресты они носят не ради украшения, а со смыслом верующих в Бога людей. Теперь им не так страшны озерные бури и голодомор, если он и случится, не кланяются они больше истуканам Белеса и Даждьбога, скинутым в воду. Поставили они на недавних языческих капищах обетные кресты, рубят там первые часовни и храмы, осеняют сами себя крестными знамениями, уповают на Божью милость, готовят себя к миру вечному, загробному, не забывая о праведном пути и в мире земном.
Первые христиане своим детям и внукам заповедовали держаться света Христа, делать это не по принуждению, как поступали и сами, а с искренней верой в душе. Поэтому вскоре и возникла потребность в крестах-тельниках, которые начали изготавливать в мининской ювелирной мастерской, чтобы не ждать православных священников-миссионеров. Только в раскопе Минино I найдено 12 крестов. Сам этот факт говорит о добровольном народном принятии православной веры, об открытии истины Христовой, которая явилась во всем своем блеске и силе откровения. «...Ни одно церковное установление, — пишет исследовательница религиозно-общественной жизни Русского Севера Т.А. Листова, — не стало бы подлинным руководством к действию, не смогло бы определять мысли и поступки мирян, если бы не стало органичной и в то же время направляющей частью этнической культуры... Изучая массу материалов, касающихся быта крестьян, приходишь к выводу о несомненности проникновения православной веры в самые глубины народного сознания. Кроме соблюдения всех правил церкви и ее обрядов, народ видел окружающий мир и себя в нем с позиций истинного христианина, он мыслил категориями, которые могут возникнуть лишь у человека, для которого весь мир — это мир Божий».
Почти тысяча лет крестовидной подвеске начала XI в., найденной в Минино. Столько же лет первой русской иконе на бересте из раскопок в Великом Новгороде, с великим и заслуженным почтением помещенной в центральном зале Государственного Исторического музея в Москве. А о первом найденном вологодском кресте забыли и практически ничего не сообщили. Дело чести и совести моих земляков-вологжан хотя бы временно, пока работает многолетняя археологическая экспедиция в Минино, в главном зале на самом видном месте областного краеведческого музея выставить три экспоната, определившие смысл исторического существования Вологодской земли: зерно ржи, которое кормило народ более двух тысяч лет, семя льна, которое столько же лет его одевало, и первый нательный православный крест, который благословлял этот труд.