Совсем иного рода человек была жена Петра, великая
княгиня Екатерина Алексеевна. Выросши в скромной семье
незначительного принца, строгого протестанта и отца,
Екатерина получила некоторое образование, увеличенное
собственной ее наблюдательностью и восприимчивостью. В
детстве она много путешествовала по Германии, много ви-
дела и слышала. Уже тогда она своей живостью и способ-
ностями обращала на себя внимание наблюдательных лиц: в
Брауншвейге один каноник, занимавшийся предсказаниями,
заметил ее матери: "На лбу вашей дочери я вижу по край-
ней мере три короны". Когда Екатерину с матерью вызвали
в Россию, для нее не была секретом цель поездки, и бой-
кая девочка сумела с большим тактом сделать свои первые
шаги при русском дворе. Отец ее написал ей в руководс-
тво ряд правил благоразумной сдержанности и скромности.
Екатерина к этим правилам присоединила свой собственный
такт и замечательное практическое чутье и обворожила
Елизавету, завоевала симпатии двора, а затем и народа.
Не старше 15-ти лет, она вела себя лучше и умнее, чем
ее руководительница мать. Когда мать ссорилась и сплет-
ничала, дочь старалась приобрести общее расположение.
Она усердно занялась русским языком и православным ве-
роучением. Блестящие способности позволили ей оказать в
короткое время большие успехи, и при церемонии крещения
она так твердо прочла символ веры, что всех этим удиви-
ла. Но сохранились известия, что перемена религии для
Екатерины была не так легка и радостна, как с на пока-
зывала императрице и двору. В благочестивом смущении
перед этим шагом Екатерина много плакала и, говорят,
искала утешения у лютеранского пастора. Однако уроки
православного законоучителя от этого не прекращались.
"Честолюбие берет свое", -- замечал по этому поводу
один дипломат. И сама Екатерина признавалась, что она
была честолюбива.
Не любя ни мужа, ни Елизаветы, Екатерина тем не
менее держала себя в отношении их очень хорошо. Она
старалась исправлять и покрывать все выходки мужа и не
жаловалась на него никому. К Елизавете же она относи-
лась почтительно и как бы искала ее одобрения. В прид-
ворной среде она искала популярности, находя для каждо-
го ласковое слово, стараясь примениться к нравам двора,
стараясь казаться чисто русской набожной женщиной. В то
время, когда ее муж оставался голштинцем и презирал
русских, Екатерина желала перестать быть немкой и отка-
залась после смерти родителей от всяких прав на свой
Ангальт-Цербст. Ее ум и практическая осмотрительность
заставляли окружающих видеть в ней большую силу, преду-
гадывать за ней большое придворное влияние. И действи-
тельно, с годами Екатерина заняла при дворе видное по-
ложение; ее знали с хорошей стороны даже в народной
массе. Для всех она стала виднее и симпатичнее своего
мужа.
Но личная жизнь Екатерины была незавидна. Постав-
ленная далеко от дел и оставляемая на целые дни мужем,
Екатерина не знала, что делать, потому что совсем не
имела общества: она не могла сближаться с придворными
дамами, потому что "смела видеть перед собою только
горничных", по ее собственным словам; она не могла
сближаться с кругом придворных мужчин, потому что это
было неудобно. Оставалось читать, и "чтение" Екатерины
продолжалось восемь первых лет ее супружеской жизни.
Сперва она читала романы: случайный разговор с знакомым
ей еще в Германии шведским графом Гилленборгом направил
ее внимание на серьезные книги. Она перечитала много
исторических сочинений, путешествий, классиков и, нако-
нец, замечательных писателей французской философии и
публицистической литературы XVIII в. В эта годы она и
получила ту массу сведений, которой удивляла современ-
ников, тот философский либеральный образ мыслей, кото-
рый принесла с собой на престол. Она считала себя уче-
ницей Вольтера, поклонялась Монтескье, изучала Энцикло-
педию и благодаря постоянному напряжению мысли стала
исключительным человеком в русском обществе своего вре-
мени. Степень ее теоретического развития и образования
напоминает нам силу практического развития Петра Вели-
кого. И оба они были самоучками.
Во второй половине царствования Елизаветы великая
княгиня Екатерина уже была вполне сложившимся и очень
заметным человеком при дворе. На нее обращено было
большое внимание дипломатов, потому что, как они нахо-
дят, "ни у кого нет столько твердости и решительности"
-- качеств, которые ей дают много возможностей в буду-
щем. Екатерина независимее держится, явно не в ладах со
своим мужем, навлекает на себя недовольство Елизаветы.
Но самые видные "припадочные" люди Елизаветь, Бестужев,
Шувалов, Разумовский, теперь не обходят великой княгини
вниманием, а стараются, напротив, установить с нею доб-
рые, но осторожные отношения. Сама Екатерина входит в
сношения с дипломатами и русскими государственными
людьми, следит за ходом дел и даже желает на них вли-
ять. Причиной этого была болезненность Елизаветы:
можно было ждать скорой перемены на престоле. Все
понимали, что Петр не может быть нормальным правителем
и что его жена должна играть при нем большую роль. По-
нимала это и Елизавета: опасаясь со стороны Екатерины
какого-либо шага в свою пользу против Петра, она стала
к ней относиться дурно и даже прямо враждебно; с тече-
нием времени так же относится к жене сам Петр. Окружен-
ная подозрительностью и враждой и побуждаемая честолю-
бием, Екатерина понимала опасность своего положения и
возможность громадного политического успеха. Об этой
возможности говорили ей и другие: один из посланников
(прусский) ручался ей, что она будет императрицей; Шу-
валовы и Разумовские считали Екатерину претенденткой на
престол; Бестужев вместе с ней строил планы о перемене
престолонаследия. Екатерина сама должна была готовиться
действовать и для своей личной защиты, и для достижения
власти после смерти Елизаветы. Она знала, что муж при-
вязан к другой женщине (Елиз. Ром. Воронцовой) и желал
заменить ею свою жену, в которой видел опасного для се-
бя человека. И вот, чтобы смерть Елизаветы не застала
ее врасплох, не отдала в руки Петра беззащитной, Екате-
рина стремится приобрести себе политических друзей, об-
разовать свою партию. Она тайно вмешивается в полити-
ческие и придворные дела, ведет переписку с очень мно-
гими видными лицами. Дело Бестужева и Апраксина
(1757--1758 гг.) показало Елизавете, как велико было
при дворе значение великой княгини Екатерины. Бестужева
обвиняли в излишнем почтении перед Екатериной. Апраксин
был постоянно под влиянием ее писем. Падение Бестужева
было обусловлено его близостью к Екатерине, и самое
Екатерину постигла в ту минуту опала императрицы. Она
боялась, что ее вышлют из России, и с замечательной
ловкостью достигла примирения с Елизаветой. Она стала
просить у Елизаветы аудиенции, чтобы выяснить ей дело.
И Екатерине была дана эта аудиенция ночью. Во время бе-
седы Екатерины с Елизаветой за ширмами в той же комнате
тайно были муж Екатерины Петр и Иван Ив. Шувалов, и
Екатерина догадалась об этом. Беседа имела для нее ре-
шающее значение. При Елизавете Екатерина стала утверж-
дать, что она ни в чем не виновата, и, чтобы доказать,
что ничего не хочет, просила императрицу, чтобы ее от-
пустили в Германию. Она просила об этом, будучи увере-
на, что поступят как раз наоборот. Результатом аудиен-
ции было то, что Екатерина осталась в России, хотя была
окружена надзором. Теперь ей приходилось вести игру уже
без союзников и помощников, но она продолжала ее вести
еще с большей энергией. Если бы Елизавета не умерла так
неожиданно скоро, то, вероятно, Петру III не пришлось
бы вступить на престол, ибо заговор уже существовал и
за Екатериной стояла уже очень сильная партия. С мужем
Екатерина примириться не могла, она не могла его выно-
сить; он же видел в ней злую, слишком независимую и
враждебную ему женщину. "Нужно раздавить змею", -- го-
ворили окружавшие Петра голштинцы, передавая этим выра-
жением мысли его о жене. Во время болезни Екатерины он
даже прямо мечтал о ее смерти.
Так, в последние годы Елизаветы обнаружилась пол-
ная неспособность ее наследника и большое значение и ум
его жены. Вопрос о судьбе престола очень занимал Елиза-
вету;
по словам Екатерины, государыня "с трепетом смот-
рела на смертный час и на то, что после ея происходить
может". Но она не решалась отстранить племянника прямо.
Придворная среда также понимала, что Петр не может быть
правителем государства. Многие задумывались, как устра-
нить Петра, и приходили к различным комбинациям. Устра-
нить было можно, передав права малолетнему Павлу Петро-
вичу, причем мать его Екатерина получила бы большую
роль. Можно было бы поставить у власти и прямо Екатери-
ну. Без нее же вопрос не мог быть решен ни в каком слу-
чае (о бывшем императоре Иоанне тогда никто и не ду-
мал). Поэтому Екатерина и помимо своих личных качеств и
стремлений получила большое значение и являлась центром
политических комбинаций и знаменем движения против Пет-
ра. Можно сказать, что еще до смерти Елизаветы Екатери-
на стала соперницей своему мужу и между ними начался
спор о русской короне.
Правление Петра III. Болезнь и смерть Елизаветы
хотя не была неожиданной случайностью, тем не менее
застала придворный круг неприготовленным: против Петра
не раздалось ни одного голоса, и он воцарился спокойно
при общем горе и унынии двора и народа, потерявших лю-
бимую царицу. Екатерина сама в своих записках описывает
эти первые дни царствования Петра. По ее словам, Петр
III был недоволен, что его тетка умерла на святках и
своей смертью помешала ему веселиться. Ужин во дворце
уже был накрыт, когда наступил час смерти императрицы,
и Петр приказал не снимать ужина, и ели через комнату
от того покоя, где лежала Елизавета. Тогда же без цере-
моний и стеснений обнаружилась его пассия к Воронцовой,
на которой он хотел жениться. Положение сразу сделалось
зазорным и неприличным. Однако при дворе не перемени-
лось ничего в первые минуты царствования: оставались
Шуваловы и Воронцовы; старший Разумовский вышел в отс-
тавку, но не был опальным; младший остался у дел. Опал
вообще не было, но явились мало-помалу новые люди в ка-
честве любимцев. Из Германии прибыли два дяди Петра,
голштинские принцы; из них принц Георгий (или "Жорж")
стал сразу русским генерал-фельдмаршалом и временщиком;
второй принц Петр был только фельдмаршалом, но не вре-
менщиком. Оба они были членами Совета, учрежденного
Петром вместо елизаветинской Конференции и состоявшего
из девяти человек. В этот Совет попал возвращенный из
ссылки старый Миних, попали и люди времени Елизаветы,
Н. Ю. Трубецкой и М. И. Воронцов. Все это были влия-
тельные персоны нового правления. Появились и придвор-
ные любимцы, вроде генерала Гудовича, шталмейстера На-
рышкина и многих голштинцев.
Петр III начал свое правление довольно деятельно,
рядом любопытных мер. Можно думать, что он действовал с
чьей-то указкой, стараясь показать, что он достоин
власти. Вступил он на престол 25 декабря 1761 г., а уже
17 января 1762 г. в Сенате подписал указ о возвращении
опальных людей прошедшего царствования и заявил свою
волю относительно службы дворян: "Дворянам службу про-
должать по своей воле, сколько и где пожелают". 18 фев-
раля явился и манифест о вольности дворянской. В нем
говорилось, что прежде необходимо было заставлять дво-
рян служить и учиться, невольная служба и учение при-
несли пользу, ибо дали государству много сведущих, год-
ных к делу людей, а с другой стороны, истребили в дво-
рянской среде "грубость и невежество" и вкоренили бла-
городные мысли;
поэтому уже нет необходимости принуждать дворян к
службе. Все служащие могут или оставаться на службе,
или уйти в отставку; только военные люди не могут брать
отпусков и отставок во время кампании; не служащий дво-
рянин имеет право даже ехать за границу и служить там.
Но обязанности обучения манифест 18 февраля не упразд-
нил, а выразил ее лишь в виде повелительного совета с
высоты трона, "чтобы никто не дерзал без обучения наук
детей своих воспитывать".
Так снята была с дворянства его тяжелая государс-
твенная повинность. Мы видели, что уже при Елизавете
дворянство становилось привилегированным классом, полу-
чив имущественные права, каких не имели другие общест-
венные классы. Освобождая его от личной государственной
службы, Петр III создает ему этим личные привилегии,
также чуждые другим классам. Ко времени Екатерины II,
таким образом, дворянство делается уже вполне привиле-
гированным сословием. Но оно не имеет внутренней орга-
низации; до сих пор ему организацию давала самая служба
по полкам, его соединяли служебные связи; теперь эта
организация должна была потерять свою прежнюю роль, ибо
дворянство усиленно уходило из службы в деревню и нуж-
далось в новой организации -- сословной. Ее дала дво-
рянству Екатерина II.
Вольность дворянства была самым крупным делом Пет-
ра III, внушенным ему, как мы уже говорили, со стороны
дворянства, близкого к Елизавете. По посторонним же
внушениям, конечно, пришел он к решению уничтожить не-
когда страшную Тайную канцелярию, ведавшую политические
преступления. При Елизавете ее деятельность не была за-
метна, потому что время Елизаветы было временем мира
внутри государства. Уничтожить канцелярию, как мало-
действующее учреждение, было легко, а между тем это
уничтожение могло содействовать популярности нового
правительства в народной массе, как манифест о дво-
рянст-ве должен был сделать его популярным среди дво-
рян.
Но правительство Петра не только не достигло на-
родного расположения, но возбудило общее неудовлетворе-
ние. Никакие разумные указания осторожных советников
Петра не могли помочь ему и загладить его бестактность,
исправить его ошибки, скрыть его невозможные выходки.
Он внутри государства обнаружил свои нерусские
симпатии, окружил себя голштинцами, стал переделывать
русские войска на прусский и голштинский лад, смеялся
над всем русским, даже над православной обрядностью. Он
закрывал, например, без всякого основания домовые церк-
ви, которые были в обычае. Домовая церковь была тогда
всегдашней принадлежностью всякой зажиточной усадьбы,
даже городского богатого двора. От глубокой старины
велся этот обычай, и уже в московскую эпоху на злоупот-
ребление им жаловались ревнители доброго церковного по-
рядка. У Авр. Палицына находим мы описание того, чем
были домовые церкви: маленькая изба, бедный иконостас,
деревянная утварь, холщовое облачение и полуголодный;
на площади нанятый на одну службу, или на одну
требу, "безместный" поп... Чем легче было завести и чем
дешевле было содержать "свою" церковь, тем сильнее и
распространеннее было стремление именно к "своей" церк-
ви. Против этого глубоко вкоренившегося в быту стремле-
ния и стал Петр III. Помимо частного ущерба и обиды в
уничтожении домовых церквей было и принципиальное неу-
добство: выходило так, как будто православный государь
воздвигал гонение на церковь. Но этим дело еще не огра-
ничивалось:
Петр требовал от духовенства уничтожения икон в
церквях и хотел заставить его носить светское платье; к
Синоду обращался с оскорбительными указами; дело о цер-
ковных имуществах он привел к самому невыгодному для
духовенства решению. Духовенство чувствовало себя ос-
корбленным и даже подало императору энергичный протест,
не изменивший, однако, ничего: Петр не понял протеста.
К гвардии, привыкшей к высочайшему вниманию, Петр отно-
сился так, что пошли слухи об уничтожении ее. Он назы-
вал гвардейцев янычарами, томил их ученьями по немецко-
му образцу, изменял привычные военные порядки и отдавал
предпочтение своим немецким войскам. И гвардия чувство-
вала себя оскорбленной и питала "превеликое неудоволь-
ствие". Волновались и крестьяне: в них ясно жило созна-
ние того, что они обязаны государством работать на по-
мещиков именно потому, что помещики обязаны служить го-
сударству; в них жило сознание, что исторически одна
обязанность обусловлена другой. Теперь снята дворянская
обязанность, следует снять и крестьянскую. Но крестьяне
видели, что правительство, разрешив дворянский вопрос,
не замечает связанного с ним вопроса крестьянского. По-
этому начались крестьянские волнения.
В то же время внешняя политика Петра не нравилась
русским людям и оскорбляла национальное чувство. Россия
со славой вела войну с Пруссией, теряла для нее массу
людей, тратила много денег, но был успех, и народ был
спокоен. Как только вступил на престол Петр, война была
прекращена; войска получили приказание сдать свои мага-
зины пруссакам и оставаться в Померании для будущей по-
мощи своим недавним врагам. Петр отказался от всех за-
воеваний в Пруссии и вступил с Фридрихом в тесный союз,
условия которого были продиктованы прусским послом в
Петербурге -- Гольцем. Этот Гольц был при Петре III
почти полным распорядителем действий русской диплома-
тии. Прусское влияние при русском дворе было всемогуще.
И все это вышло из личных наклонностей императора: бла-
гоговея перед Фридрихом, Петр жертвовал своему личному
чувству всеми интересами России. Такое направление дел,
бесславное окончание славной войны и господство в Пе-
тербурге голштинцев и пруссаков давало народу повод ду-
мать, что давно прошедшее рабство перед немцами насту-
пает снова с Петром III. Понятно, с каким негодованием
относились ко всему этому русские люди. В одном только
деле Петр III не шел на помочах своего кумира Фридриха:
он упорно хотел воевать с Данией и отнять у нее Шлезвиг
для Голштинии. В этом он действовал, как голштинский
герцог; но действовал средствами и силами России. Ясно,
что эта затея могла только усилить негодование русских,
справедливо не желавших знать интересов Голштинии. Од-
нако для этой Голштинии вербовали солдат на русские
деньги; к походу на Голштинию делали приготовления;
голштинцам дали первенство и полную волю в России.
И личная жизнь Петра возбуждала общее неудовольст-
вие. Избавившись от опеки строгой тетки, Петр наполнил
ее дворец дымом солдатского кнастера и запахом вина и
портера, которыми злоупотреблял почти ежедневно, и еще
с утра. Поэтому за обедом он уже не владел собой, гово-
рил заведомые небылицы или обнаруживал такие секреты
политики и придворных отношений, какие следовало хра-
нить строго. День свой часто кончал он неприличными и
шумными пирушками, которые видел весь город, потому что
они происходили не в одном дворце, и о которых писали
даже иностранные послы своим дворам. У русских людей
обливалось сердце кровью от стыда за Петра III; им хо-
телось "бежать неоглядкою" от его выходок. Елизаветинс-
кие вельможи не могли примириться с казарменными нрава-
ми нового двора; Ив. Шувалов на коленях просил Петра
избавить его от всех знаков его милости; Кирилл Разу-
мовский не мог сдерживать гневной судороги на лице, бы-
вая во дворце и видя новые порядки. Петр издевался над
всеми старыми сановниками, заставляя их маршировать по
плац-парадам в силу их военного звания. Он смеялся даже
над пожилыми придворными женщинами и передразнивал их.
"Он не похож был на государя" -- таков был приговор
придворной среды над Петром III.
К жене отношение Петра, и прежде враждебное, те-
перь перешло в ненависть. Екатерина мешала ему жить.
При ней он не мог жениться на Воронцовой; в Екатерине
мерещился ему иногда и политический враг, и каждую ми-
нуту он чувствовал, что она осуждает его, стоит в оппо-
зиции ко всему, что ему нравится, что он затевает. Он
хотел обуздать ее, но на это не хватало умения; да и
Екатерина вела себя так, что не было предлога придрать-
ся к ней. Однако чем дальше, тем решительнее становился
Петр по отношению к Екатерине. Он однажды оскорбил ее
при всех на Торжественном обеде: Екатерина не встала во
время тоста в честь императорской фамилии и на вопрос
Петра объяснила, что не встала потому, что сама принад-
лежит к этой фамилии. за этот ответ Петр громко обозвал
ее бранным словом и грозил арестом. Не стесняясь в от-
ношении Екатерины ничем, Петр прямо показывал, что же-
лает избавиться от жены: то начинал говорить, что зато-
чит жену в монастырь, что разведется с нею; то намерен
был заключить ее в Шлиссельбург. Однажды он отдал даже
приказ арестовать ее, но отменил его по настоянию дяди
Жоржа. Екатерина знала, что рано или поздно она погиб-
нет от мужа, если он останется у власти. Знали это и в
обществе, где Екатерину любили, и ее горе было одной из
причин дурного отношения общества к Петру.
Так, деятельность и личность Петра вызывали народ-
ное негодование. По свидетельству современников, ропот
на него был "всенародным"; все, кроме десятка царедвор-
цев, желали перемены на престоле и говорили об этом
открыто, "отваживались публично и без всякого опасения
говорить и судить и рядить все дела и поступки госуда-
ревы". Ропот поэтому был известен и при дворе Петра и
даже дошел до Фридриха. Петра предостерегали и дом, и
из-за границы. Фридрих советовал ему скорее короновать-
ся и быть осторожным. Но Петр ко всему этому относился
легкомысленно; хотя он и следил за И. Шуваловым, хотя и
вспомнил, что жив император Иоанн Антонович, но не при-
нимал серьезных мер общего характера.
Это и помогло развитию заговора, который созрел,
по обычаю XVIII в., при дворе и в гвардии. Руководил им
не Шувалов, и направлялся он не в пользу императора
Иоанна, а в пользу Екатерины. О существовании заговора
знали самые высокопоставленные лица при Петре (гене-
рал-прокурор Глебов, начальник полиции Корф, Кирилл Ра-
зумовский, дипломат Никита Ив. Панин и др.), но они не
предавали заговорщиков, хотя и не приставали к ним пря-
мо.
Можно думать, что эти высокопоставленные лица име-
ли свой план переворота и, мечтая о воцарении Павла
Петровича, усвоивали его матери Екатерине Алексеевне
лишь опеку и регентство до его совершеннолетия. С дви-
жением гвардейской молодежи придворные люди не имели
видимых связей и на прямое обращение к ним офицерства
не отвечали откровенностью. О Панине рассказывают, что
он однажды прямо прогнал от себя молодежь, начав тушить
свечи, когда разговор о делах стал приобретать неудоб-
ный по откровенности характер. Однако в минуту перево-
рота, начатого молодежью, вельможи прямо стали на сто-
рону Екатерины и подготовили ей быстрый и решительный
успех. Они умели следить за развитием заговора через
таких лиц, какова была, например, княгиня Е. Ром. Даш-
кова, рожденная Воронцова. По мужу принадлежа к кругу
гвардейского офицерства, по отцовской семье она была
близка к кругу вельмож и служила связью между обоими
кругами заговорщиков.
Младший круг заговорщиков группировался вокруг
семьи Орловых. Из нескольких братьев особенно известны
были два: Алексей Орлов (младший), знаменитый своей фи-
зической силой, был казначеем гвардейской артиллерии и
вел крупную игру, под предлогом которой и собирал вок-
руг себя гвардейскую молодежь. Другой -- Григорий Орлов
-- был лично близок к Екатерине и передавал заговорщи-
кам ее внушения. Умышленно раздувая свою славу кутил и
дебоширов, Орловы умели маскировать и свою роль органи-
заторов, и участие в интриге Екатерины. Между тем вряд
ли можно сомневаться, что за спиной как вельмож, так и
гвардейцев, стояла сама Екатерина, распоряжаясь всеми
пружинами рискованного дела, но оставаясь совсем в тени
не только от посторонних взглядов, но и от глаз самих
участников заговора. Кроме Орловых в гвардии в роли
главных руководителей стояли преображенцы Пассек и Бре-
дихин и измайловцы Рославлев и Ласунский. Эти лица под-
готовляли гвардейских солдат к перевороту и ручались
зато, что Екатерина может располагать 10000 солдат.
Беспорядочный жизнью и кутежами заговорщики отво-
дили от себя всякие подозрения; но брожение среди сол-
дат не могло долго быть скрытым. Летом 1762 г. Петр
держал себя так, что Екатерина должна была со дня на
день ждать погибели, и поэтому заговорщики готовы были
действовать, но не решались начать сами. Приближалось
время имени Петра, и этот день Петр, живший в Ораниен-
бауме, желал провести у Екатерины в Петергофе. Ждали,
что 29 июня он и решит участь своей жены. Между тем 27
июня болтливый солдат, слышавший, что Екатерина в опас-
ности, выдал тайну заговора постороннему офицеру. Это
повело к аресту Пассека; боясь открытия всего заговора,
заговорщики решились действовать не медля и 28 июня
удачно совершили переворот. Вот как он произошел.
Воцарение Екатерины. Екатерина в последнее время
жила уединенно в Петергофе и проводила очень беспокой-
ные дни, ожидая развязки задуманного предприятия. Впро-
чем, она регулярно получала известия о положении дел в
лагере союзников и в лагере неприятелей. Под предлогом
очистки всех комнат дворца для императора, который со-
бирался приехать сюда со свитой, императрица поселилась
в отдаленном углу петергофского сада, в павильоне, но-
сившем название Мон-Плезир. Таким образом она избави-
лась от надзора часовых, приобрела больше свободы в об-
разе жизни и легко могла направить путь в Петербург,
чтобы там сесть на престол, или же искать спасения за
границей.
В этом павильоне, 28 июня, рано поутру Екатерину
будят следующие слова: "Ваше Величество, вставайте,
нельзя терять ни одной минуты". Она открывает глаза и
видит перед собой старшего Орлова (так в тексте. Должно
быть -- младшего. -- Ред.). На вопрос ее Алексей Орлов
отвечал только многозначительной фразой: "Пассек арес-
тован", -- и вышел из комнаты. Несколько минут спустя
он воротился, императрица уже успела кое-как одеться.
Она села в экипаж Орлова, рядом с нею поместилась ка-
мер-фрау, позади стал камердинер Шкурин (впоследствии
тайный советник). Орлов погнал лошадей во весь опор. На
полдороге лошади стали от усталости, и путники очути-
лись в крайнем затруднении. Сначала их выручает из
опасности проезжавшая мимо крестьянская телега, а потом
они увидели коляску, быстро приближавшуюся им навстре-
чу. В ней сидели Григорий Орлов с князем Барятинским.
"Все готово", -- кричит Орлов. Барятинский уступил свое
место Екатерине, и в седьмом часу утра она достигла ка-
зарм Измайловского полка, которые служили предместьем
столицы.
Измайловский полк был, очевидно, предупрежден, так
как солдаты успели взять из кладовых мундиры старой
(елизаветинской) формы, и часть полка быстро выстрои-
лась. Екатерина обращается к солдатам с энергичной
речью, прося у них защиты от своих неприятелей, которые
покушаются на ее собственную жизнь и на жизнь ее сына.
Солдаты клянутся умереть за императрицу и бросаются це-
ловать ее ноги, руки и платье. В это время офицеры при-
водят остальных измайловцев, является полковой священ-
ник с крестом, и весь полк присягает Екатерине II. Она
садится опять в коляску и едет к казармам Семеновского
полка. Выйдя к ней навстречу, семеновцы кричат "ура" и
присоединяются к Екатерине. С таким же энтузиазмом при-
мыкают к ней Преображенский полк и конная гвардия. Го-
сударыня посылает отряд арестовать начальника конных
гвардейцев принца Жоржа и вместе с тем предохранить его
от возможных оскорблений. Орловы спешат после того к
артиллеристам и уговаривают их последовать примеру
гвардии, но солдаты хотят узнать прежде мнение своего
начальника. Генерал Вильбуа несколько минут колеблется,
однако уступает, и артиллерия также переходит на сторо-
ну Екатерины.
Между тем на место действия прибывают: гетман Ра-
зумовский, Н. И. Панин, князь Волконский, И. И. Шувалов
и многие другие вельможи, которые присоединяются к сви-
те императрицы. Окруженная войском и народом, она отп-
равляется в Казанский собор; здесь ее встречают архие-
пископ новгородский и высшее духовенство. Пропели бла-
годарственный молебен и торжественно провозгласили Ека-
терину самодержавнейшей императрицей всея России, а ве-
ликого князя Павла Петровича -- наследником престола.
Из собора государыня поехала в новый Зимний дворец,
достроенный Петром III, где уже собирались для принесе-
ния присяги Сенат и Синод. Немедленно приняты и необхо-
димые меры предосторожности: подступы ко дворцу защище-
ны артиллерией, на многих пунктах расставлены сильные
отряды часовых, сообщение с Петергофом и Ораниенбаумом
совершенно прекращено, а в Кронштадт послан захватить
эту крепость адмирал Талызин. Императрица поспешила ра-
зослать курьеров в провинцию к гражданским и военным
начальникам, а также к генералам войск, находившихся в
Пруссии; дипломатический корпус получил официальное
уведомление о перемене царствующей особы. Необходимые
меры были приняты настолько быстро, что нет никакого
сомнения в том, что в Петербурге об этом заранее кто-то
позаботился. До нас дошло, например, известие, что на-
борщики типографии Академии наук были в ночь на 28 июня
заарестованы: очевидно, ожидалось, что им будет работа
(печатание правительственных распоряжений, так как та-
ковые всегда печатались в этой типографии). Самый мани-
фест о восшествии на престол Екатерины II также вероят-
но составлен был не 28 июня, а ранее.
В это время Петр III находился в Ораниенбауме. Это
был канун его именин; Петр желал начать их праздновать
в Петергофе, и Екатерина должна была его там ждать. Им-
ператор приказал подать экипаж и приехал в Петергоф.
Осмотрев павильон, в котором жила Екатерина, убедились,
что ее там нет. По всем признакам было видно, что прои-
зошел не отъезд, а бегство; значит, надобно было пред-
полагать что-нибудь дурное. Старые вельможи, которые
окружали Петра, предлагают поехать в Петербург, разыс-
кать и образумить Екатерину. Петр согласился; старики
поехали в Петербург, но там, конечно, присоединились к
Екатерине. Петр в ожидании сведений о происходившем в
Петербурге ходил и сидел на берегу моря, на берегу и
обедал; он слушал советы придворных и не знал, что де-
лать: ехать ли в Кронштадт или направиться в Ревель к
войскам, там собранным. Между тем прибыл с моря офицер,
привезший из Петербурга фейерверк, который предполага-
лось сжечь по случаю именин Петра; он рассказал, что
слышал шум и выстрелы и больше ничего не мог сообщить.
Но уже и этой вести было достаточно, чтобы узнать, что
такое произошло в Петербурге. Петру со всех сторон со-
ветовали что-нибудь делать, но он не мог ни на что ре-
шиться, и только когда день уже склонялся к вечеру, ре-
шил ехать в Кронштадт. Но Кронштадт уже был захвачен
Талызиным, и потому, когда Петр туда явился, его не
приняли. Оказалось, что гавань заперта боном и оттуда
кричали, что никого нельзя пускать. Петр показывается
на палубе в белом мундире и с корабля объявляет, что
приехал сам император. В ответ ему слышится, что импе-
ратора нет, а есть императрица Екатерина, и что если он
не уедет, то будут стрелять, "бомбы пускать". Начался
плач дам, сопровождавших Петра; сам Петр находился поч-
ти в обмороке. Вместо того чтобы спасаться в Ревель, он
стал ждать в Ораниенбауме Екатерину. Утром 29-го она
явилась в Петергоф с войсками и послала свой авангард в
Ораниенбаум. Войска сразу окружили дворец, и Петр ока-
зался в плену. Все было кончено. Екатерина прислала
вельмож переговорить с Петром и снабдила их текстом от-
речения от престола, которое Петр и принял в редакции,
продиктованной Екатериной, после чего был отвезен в
Ропшу; а Екатерина вернулась в Петербург, чтобы офор-
мить дело, оправдать свой поступок в обстоятельном ма-
нифесте и успокоить свою столицу. Манифест был опубли-
кован только спустя несколько дней, именно 6 июля. В
манифесте Екатерина не поскупилась на краски до того,
что потом, в 1797 г., он был изъят из обращения. Импе-
ратор Павел приказал его вырвать изо всех официальных
сборников; а когда Сперанский печатал Полное собрание
законов, то манифест этот в нем помещен не был. В мани-
фесте было сказано, что политика Петра был не правос-
лавна и не национальна, и доказывалось это очень прост-
ранно. И вот, как раз в те дни, когда манифест был
опубликован и Петербург его читал, пришло известие о
смерти Петра. Екатерина объявила, что бывший император
скончался вследствие геморроидальной колики. Приказано
было устроить ему пристойные похороны, но без оказания
царских почестей. Внезапность кончины Петра III нашла
свое истинное объяснение уже после смерти императрицы
Екатерины, когда сын ее Павел Петрович случайно отыскал
в ее бумагах письмо к Екатерине из Ропши от Алексея Ор-
лова, состоявшего там при Петре. В подлиннике это пись-
мо не сохранилось, ибо Павел его сжег; мы знаем его в
копии Ф. Ростопчина, вряд ли точной, представляющей
скорее пересказ на память интересного документа. Орлов
в замешательстве, с горем извещал императрицу о нечаян-
ной случайности, повлекшей за собой кончину императора
непредвиденно для Орлова, а тем более для Екатерины.
Император Павел имел возможность убедиться, что ответс-
твенность за этот несчастный случай совсем не лежит на
памяти Екатерины.
Так началось самодержавие Екатерины II. Не все,
кто хотел ее власти, думали о ее самодержавии; был воз-
можен и другой исход переворота -- воцарение Павла и
регентство его матери. Но Екатерина была провозглашена
императрицей в Казанском соборе ранее, чем вопрос о ее
регентстве мог быть поднят сторонниками этой комбина-
ции.
Время Екатерины II (1762-1796)
Обстановка воцарения. Новый переворот был совер-
шен, как и прежние, гвардейскими дворянскими полками;
он был направлен против императора, заявившего очень
резко свои национальные симпатии и личные странности
детски капризного характера. В таких обстоятельствах
вступление на престол Екатерины имеет много общего с
вступлением на престол Елизаветы. И в 1741 г. переворот
совершался силами дворянской гвардии против ненацио-
нального правительства Анны, полного случайностей и
произвола нерусских временщиков. Мы знаем, что перево-
рот 1741 г. имел следствием национальное направление
елизаветинского правительства и улучшение государствен-
ного положения дворянства. Таких же следствий вправе мы
ожидать и от обстоятельств переворота 1762 г., и дейс-
твительно, как увидим, политика Екатерины II была наци-
ональной и благоприятной дворянству. Эти черты были ус-
воены политике императрицы самими обстоятельствами ее
воцарения. В этом она неизбежно должна была следовать
Елизавете, хотя и относилась с иронией к порядкам своей
предшественницы.
Но переворот 1741 г. поставил во главе правления
Елизавету, женщину умную, но малообразованную, которая
принесла на престол только женский такт, любовь к свое-
му отцу и симпатичную гуманность. Поэтому правительство
Елизаветы отличалось разумностью, гуманностью, благого-
вением к памяти Петра Великого. Но оно не имело своей
программы и поэтому стремилось действовать по началам
Петра. Переворот 1762 г., напротив, поставил на трон
женщину не только умную и с тактом, но и чрезвычайно
талантливую, на редкость образованную, развитую и дея-
тельную. Поэтому правительство Екатерины не только
возвращалось к хорошим старым образцам, но вело госу-
дарство вперед по собственной программе, которую приоб-
рело мало-помалу по указаниям практики и отвлеченных
теорий, усвоенных императрицей. В этом Екатерина была
противоположна своей предшественнице. При ней была сис-
тема в управлении, и поэтому случайные лица, фавориты,
менее отражались на ходе государственных дел, чем это
было при Елизавете, хотя фавориты Екатерины были очень
заметны не только деятельностью и силой влияния, но да-
же капризами и злоупотреблениями.
Так, обстановка воцарения и личные качества Екате-
рины определяют заранее особенности ее правления. Нель-
зя не заметить, однако, что личные взгляды императрицы,
с которыми она взошла на престол, не вполне соответс-
твовали обстоятельствам русской жизни и теоретические
планы Екатерины не могли перейти в дело вследствие то-
го, что не имели почвы в русской практике. Екатерина
образовалась на либеральной французской философии XVIII
в., усвоила и даже высказывала открыто ее "вольнодум-
ные" принципы, но не могла провести их в жизнь или по
неприложимости их, или вследствие противодействия окру-
жавшей ее среды. Поэтому появилось некоторое противоре-
чие между словом и делом, между либеральным направлени-
ем Екатерины и результатами ее практической деятельнос-
ти, которая была довольно верна историческим русским
традициям. Вот почему иногда обвиняют Екатерину в несо-
ответствии ее слов и дел. Мы увидим, как произошло это
несоответствие; увидим, что в практической деятельности
Екатерина жертвовала идеями практике; увидим, что идеи,
введенные Екатериной в русский общественный оборот, не
прошли, однако, бесследно, но отразились на развитии
русского общества и на некоторых правительственных ме-
роприятиях.
Первое время правления. Первые годы правления Ека-
терины были для нее трудным временем. Сама она не знала
текущих государственных дел и не имела помощников:
главный делец времени Елизаветы, П. И. Шувалов,
умер;
способностям других старых вельмож она доверяла
мало. Один граф Никита Ив. Панин пользовался ее довери-
ем. Панин был дипломатом при Елизавете (послом в Шве-
ции); ею же был назначен воспитателем великого князя
Павла и оставлен в этой должности и Екатериной. При
Екатерине, хотя канцлером оставался Воронцов, Панин
стал заведовать внешними делами России. Екатерина поль-
зовалась советами старика Бестужева-Рюмина, возвращен-
ного ею из ссылки, и других лиц прежних правлений, но
это были не ее люди: ни верить в них, ни доверяться им
она не могла. Она советовалась с ними в разных случаях
и поручала им ведение тех или иных дел; она оказывала
им внешние знаки расположения и даже почтения, вставая,
например, навстречу входившему Бестужеву. Но она помни-
ла, что эти старики когда-то смотрели на нее сверху
вниз, а совсем недавно предназначали престол не ей, а
ее сыну. Расточая им улыбки и любезности, Екатерина их
остерегалась и многих из них презирала. Не с ними хоте-
ла бы она править. Для нее надежнее и приятнее были те
лица, которые возвели ее на трон, то есть младшие вожа-
ки удавшегося переворота; но она понимала, что они пока
не имели ни знаний, ни способностей к управлению. Это
была гвардейская молодежь, мало знавшая и мало воспи-
танная. Екатерина осыпала их наградами, допустила к де-
лам, но чувствовала, что поставить их во главе дел
нельзя:
им надо было раньше перебродить. Значит, тех, кого
можно было бы немедля ввести в правительственную среду,
Екатерина не вводит потому, что им не доверяет; тех же,
которым она доверяет, она не вводит потому, что они еще
не готовы. Вот причина, почему в первое время при Ека-
терине не тот или другой круг, не та или иная среда
составляла правительство, а составляла его совокупность
отдельных лиц. Для того чтобы организовать плотную пра-
вительственную среду, нужно было, конечно, время.
Так, Екатерина, не имея годных к власти надежных
людей, не могла ни на кого опереться. Она была одинока,
и это замечали даже иностранные послы. Они видели и то,
что Екатерина переживала вообще трудные минуты. Прид-
ворная среда относилась к ней с некоторой требователь-
ностью:
как люди, возвышенные ею, так и люди, имевшие силу
ранее, осаждали ее своими мнениями и просьбами, потому
что видели ее слабость и одиночество и думали, что она
им обязана престолом. Французский посол Бретейль писал:
"В больших собраниях при дворе любопытно наблюдать тя-
желую заботу, с какой императрица старается понравиться
всем, свободу и надоедливость, с какими все толкуют ей
о своих делах и о своих мнениях... Значит, сильно же
чувствует она свою зависимость, чтобы переносить это".
Это свободное обращение придворной среды было
очень тяжело Екатерине, но пресечь его она не могла,
потому что не имела верных друзей, боялась за свою
власть и чувствовала, что сохранить ее она может только
любовью двора и подданных. Она и употребляла все средс-
тва, чтобы, по выражению английского посла Букингама,
приобрести доверие и любовь подданных.
Были у Екатерины действительные основания опасать-
ся за свою власть. В первые дни ее правления среди ар-
мейских офицеров, собранных на коронацию в Москву, шли
толки о состоянии престола, об императоре Иоанне Анто-
новиче и великом князе Павле. Некоторые находили, что
эти лица имеют больше прав на власть, чем императрица.
Все эти толки не выросли в заговор, но очень тревожили
Екатерину. Значительно позднее, в 1764 г., обнаружился
и заговор для освобождения императора Иоанна. Иоанн Ан-
тонович со времени Елизаветы содержался в Шлиссельбур-
ге. Армейский офицер Мирович сговорился со своим това-
рищем Ушаковым освободить его и его именем совершить
переворот. Оба они не знали, что бывший император в
заключении лишился ума. Хотя Ушаков утонул, Мирович и
один не отказался от дела и возмутил часть гарнизона.
Однако при первом же движении солдат, согласно инструк-
ции, Иоанн был заколот своими надсмотрщиками и Мирович
добровольно отдался в руки коменданта. Он был казнен, и
его казнь страшно подействовала на народ, при Елизавете
отвыкшей от казней. И вне войска Екатерина могла ловить
признаки брожения и неудовольствия: не верили смерти
Петра III, говорили с неодобрением о близости Г. Г. Ор-
лова к императрице. Словом, в первые годы власти Екате-
рина не могла похвалиться, что имеет под ногами твердую
почву. Особенно неприятно ей было услышать осуждение и
протест из среды иерархии. Митрополит Ростовский Арсе-
ний (Мацевич) поднял вопрос об отчуждении церковных зе-
мель в такой неудобной для светской власти и для самой
Екатерины неприятной форме, что Екатерина нашла нужным
поступить с ним круто и настояла на его расстрижении и
заключении.