В таком же положении оказались и помещения гостиных дворов. В 1766 г. Комиссия о коммерции писала Екатерине II: «сильный и денежный купец в гостином дворе утесняет жителей города возвышенной ценой на товары, а других купцов маломощных лишает пропитания по той причине, что он, захвативши великое число лавок в свои руки, захватывает через это большую часть гостиного двора»1 [См. В. Н. Яковцевский, Купеческий капитал в феодально-крепостнической России, 1953, стр. 46].

      Из этого видно, что гостиные дворы в этот период утрачивают свое прежнее значение, перестают обслуживать торговлю приезжих купцов и переходят в руки крупного местного купечества и используются последним в качестве важнейшего орудия в борьбе за монопольную торговлю и получение наибольших прибылей.

      Одним из последних был построен в 80-х г. XVIII в. гостиный двор в Москве, сохранившийся до наших дней (рис. 5). Это – здание классического стиля с полуколоннами, занимающее целый квартал между улицами Куйбышева и Разина, переулками Рыбным и Хрустальным. Внутри имеется обширный двор, большие подвалы для товарных складов и множество помещений для отдельных лавок и магазинов, использовавшихся местными купцами.

      Лишившись материально-технической базы, приезжие купцы были вынуждены продавать свои товары по предлагаемым низким ценам, так как хранить эти товары и дожидать более высоких цен было негде. Это вскоре привело к сокращению, а затем почти к полному прекращению разъездной оптовой торговли. Местные купцы стали сами заботиться об изыскании товаров, о закупке и доставке их из иногородних пунктов производства.

      Монополия местного купечества на розничную торговлю и захват материально-технической базы в торговых рядах и гостиных дворах сдерживали развитие торговли. Тем не менее, хотя и медленно, но все же происходил рост торговых оборотов, так как расширялось мануфактурное производство, и увеличивалась емкость всероссийского рынка. Поэтому купечество вынуждено было расширять материально-техническую базу своей торговли. Без ее расширения было невозможно обеспечить дальнейший рост розничного товарооборота и увеличение массы прибылей.

      Расширение шло прежде всего по линии увеличения количества лавок в рядах, амбаров и лавок в гостиных дворах. Постепенно прежние гостиные дворы обстраивались с внешней стороны двух- и трехэтажными зданиями, в которых открывались лавки не только для оптовой, но преимущественно уже для розничной торговли.

      В Москве, например, из старых и новых помещений гостиных дворов образовались средние торговые ряды, располагавшиеся на Красной площади между нынешними улицами Куйбышева и Разина (рис. 6).

      Те купцы, которым «е достались лавки в торговых Рядах, добивались разрешения правительства устраивать лавки при своих домах. Правительство давало такие разрешения вначале лишь для купцов главным образом новых и расширяющихся городов, но указом от 8 июня 1782 г. предоставило право «иметь по домам лавки и в них торговать» во всех городах Российской империи. Значение этого указа трудно переоценить. Он подрывал монополию старого гильдейского купечества и открывал широкую дорогу для деятельности новых слоев купцов.

      Лавки и магазины, устраиваемые купцами при своих домах, подрывали консервативную организацию торговли в рядах и гостиных дворах, где господствовала договоренность о единых, монопольных ценах на товары, а в новых магазинах купцы могли сохранить и показать товар в лучших условиях, чем в устаревших торговых рядах, что привлекало покупателей, обеспечивало высокие обороты и тем самым увеличивало массу прибыли.

      Подрыв монополий означал вместе с тем и утрату привилегий гильдейского купечества, его поражение в борьбе против торгующих крестьян, мещан и других непривилегированных купеческих слоев.

      Политика правительства в отношении строительства казенных гостиных дворов и торговых рядов совершенно меняется. В 1790 г. Верхние торговые ряды в Москве, пришедшие в ветхое состояние, не ремонтировались и были проданы «казной» купцам. Вступив в свои права, купцы принялись за перестройку рядов. Но общий план был выработан только для фасада, выходящего на Красную площадь (рис. 7), на улицы ныне Куйбышева и 25 Октября. «Внутри рядов лавки строились без всякого плана. Каждый делал, что хотел и когда хотел, по своему усмотрению. Вследствие такой бессистемной и неодновременной постройки ряды вышли кривые, один выше, другой ниже. Лавки тоже были все разные, одна больше, другая меньше, одна светлей, другая темней и т. д. С высоты птичьего полета торговые ряды представляли полнейший хаос разной величины крыш, мансард, чердаков фонарей и пр.»1 [И. А. Слонов, Из жизни торговой Москвы, 1914, стр. 116].

      Принцип привилегий в торговле и принцип ее прежней организованности окончательно подрывается развитием конкуренции после указа от 29 сентября 1797 г., в котором запрещалось строительство новых гостиных дворов и указывалось, что лавки, нужные для торгов, должны быть, в домах.

      Это привело к увеличению числа торговцев и быстрому расширению торговой сети в стране. До того времени во многих районах Российской империи, особенно на ее окраинах, численность гильдейского купечества была совершенно незначительной, на что указывали, в частности, депутаты известной Екатерининской законодательной комиссии 1757 г. Так, депутат от однодворцев Давыдов говорил, что «лиц купеческого сословия, по обширности Российского государства и сравнительно с другими сословиями, находится весьма мало... во многих городах купцы не только не производят торга, но даже ни одной души не состоит записанными в последнюю ревизию»2 [И. М. Кулишер, Очерк истории русской торговли. 1923, стр. 250–252]. Малочисленность гильдейски организованного купечества открывала широкие возможности для развития торговли крестьянства.

      Торгующие крестьяне представляли вторую после гильдейского купечества форму купеческого капитала, игравшего так же, как и гильдейский капитал, положительную роль в разложении феодализма и нарастании буржуазных отношений. Несмотря на запрещения, крестьяне вели не только мелкую, но и крупную как оптовую, так и розничную торговлю. Они торговали и в селах и в городах. Многие из них имели средние, крупные и крупнейшие капиталы, держали в своих руках торговлю в тех районах, где не было достаточно гильдейского купечества, торговали в той или другой мере во всех городах, в том числе и в Москве, Петербурге, на всех российских ярмарках и даже участвовали во внешней торговле, действуя здесь уже от имени отдельных гильдейских купцов.

      Крестьяне скупали лен, пеньку, холст, сукна, овчины, готовое платье, шапки, рукавицы, обувь, шелк, бумагу, посуду, конскую сбрую, а также хлеб, соль, скот и другие товары, и все это продавали на сельских торжках, ярмарках и в городах. В сельской торговле они являлись главными представителями купеческого капитала, а во многих селах были единственными торговцами.

      Крестьяне возили товары в дальние сибирские города и села. Они ездили на Макарьевскую и Ирбитскую ярмарки; на судах доходили до Тобольска, через Томск до Иркутска и за Байкал до Селенгинска и Якутска. На вырученные деньги они закупали меха: соболей, песцов, бобров, лисиц камчатских и др., а по возвращении продавали их в таком большом количестве, что их операции превышали обороты гильдейских купцов.

      Депутаты от крестьян, а также от населения восточных районов выступали в Екатерининской комиссии против монополии купцов и за отмену запрещения крестьянской торговли. Их поддерживали депутаты от дворян, которым была выгодна торговля их крепостных крестьян, и было выгодно устройство сельских ярмарок в их поместьях. Эти депутаты справедливо доказывали, что от запрещения торговли крестьянам «бедный народ придет в крайнюю скудость и убожество», так как ввиду отсутствия купцов во многих городах крестьянам-земледельцам и ремесленникам придется отвозить свою продукцию в дальние города, где есть купцы, и для того, чтобы не везти товары обратно, они будут вынуждены продать их по цене, которую назначит купец.

      Именно на таких фактах держался неэквивалентный обмен, лишенный конкуренции. «Чистая независимая торговая прибыть prima facie [прежде всего] является невозможной, если продукты продаются по их стоимости. Дешево купить, чтобы дорого продать, – вот закон торговли. Следовательно, не обмен эквивалентов»1 [К. Маркс, Капитал, т. III, 1955, стр. 341].

      Чтобы усилить свои доказательства в пользу свободной торговли крестьян, депутаты ссылались на «Наказ» Екатерины II (ст. 317), где говорилось: «Торговля оттуда удаляется, где ей делают притеснение, и водворяется тамо, где ее спокойствия не нарушают». Но и эти доказательства долгое время не имели успеха; законодательство оставалось по-прежнему на стороне привилегированного купеческого класса. Более того, гильдейское купечество добилось от правительства Екатерины II указа 1778 г. «О приведении купечества и их торговли в хорошее состояние», в котором подтверждалось запрещение крестьянам торговать в городах и слободах, а также и в селах, за исключением лишь некоторых сел и деревень. Одновременно с этим новым запрещением и доступ в купечество крестьянам был затруднен. Обычный размер взносов для вступления в гильдию был от 500 до 10 000 руб., а для крестьян он повышался и устанавливался от 1000 до 15 000 руб. Кроме того, крестьянин должен был при вступлении в купеческое сословие уплатить 1000 руб. за себя и по 500 руб. за своих детей, вносимых в ревизскую перепись.

      В этой борьбе привилегированного купеческого капитала с крестьянским купеческим капиталом нельзя не видеть проявления многовековой борьбы города с деревней.

      Формально борьба почти всегда заканчивалась победой привилегированного купеческого класса, поддерживаемого царским правительством.

      Однако субъективные желания и даже отдельные решения правительственных органов не могли противостоять действиям объективных законов экономического развития. В силу этих законов, в частности вышедшего ну простор закона конкуренции, процесс экономического развития шел не по пути сохранения, а по пути разрушения существующего экономического строя. Все части конкурирующего купеческого капитала – гильдейского, крестьянского и мещанского объективно служили средством разрушения феодальных отношений.

      Каждый из купцов независимо от того, к какой части купечества он принадлежал, объективно своей деятельностью содействовал развитию товарного производства, вовлекая в товарооборот различные товарные ресурсы, стимулируя выпуск всевозможных товаров сельскохозяйственного, ремесленного, домашнего и мануфактурного производства. Производительные силы страны развивались теперь быстрее, общественное разделение труда углублялось, единый всероссийский рынок увеличивал свою емкость, создавались предпосылки для усиленного роста промышленного капитализма.

      Происходящее по всей империи расширение сети торговых предприятий, рост численности купеческих рядов и их дифференциация по размерам капиталов не могли не вызвать падения монопольных розничных цен и повышения оптовых цен на товары. Каждый отдельный купец, или компания купцов, боясь конкуренции, торопились скупить предлагаемые им товары и шли на повышение оптовых цен, а с другой стороны, опасаясь как бы из-за конкуренции товары, оставшись нераспроданными, не пришли в негодность, продавали их по сниженным розничным ценам. Так поступали в первую очередь те купцы, которые не обладали такой материально-технической базой, которая обеспечивала бы сохранность товаров без больших количественных и качественных потерь в течение длительного времени. В конкурентной борьбе выигрывал тот, у которого материально-техническая база была лучше. Поэтому купцы вынуждены были строить новые хранилища – каменные склады, погреба-ледники, обширные лавки и магазины, пригодные не только для лучшего хранения, но и для лучшего показа товаров в целях их скорейшего сбыта.

      Это явление особенно ярко подтверждается изменениями материально-технической базы торговли Москвы. Мельчайшая лавочная сеть исчезает, общая численность сети сокращается. Если к 1812 г. имелась 8521 лавка, в том числе 6324 каменных, то в 1840 г. насчитывалось всего 4993 лавки, из них 4012 находились в торговых рядах, а 981 были рассеяны по городу. (После пожара Москвы в 1812 г. оставалось всего лишь 1368 лавок). Но вместо исчезнувших лавок Москва имела к 1840 г. 278 магазинов, а в 1830 г. их было лишь 71 1 [См. История Москвы, т. III, 1954, стр. 256–257]. Один из современников, И. Т. Кокарев, писал, что раньше в Москве были просто лавки да ряды, «прошло не много, не мало лет и магазины затерли лавки...; минуло еще годов десять – приехали депо, и теперь, куда ни погляди, везде депо: у хлебника – депо печенья, у табачника – главное депо сигар, у помадчика – главное депо благовонных товаров»2 [Там же, с. 258]. Под депо в старину понимали склад, в данном случае склад как специализированный магазин.

      Интересно отметить, что 278 магазинов, составлявших только 5,25%, общей торговой сети Москвы, в товарообороте занимали уже 14,5%, 117 магазинов, или 42% их общего количества, торговали тканями и другими предметами для изготовления одежды; продовольственных магазинов было немного – 32, или 11,5%; Другие магазины торговали мебелью, зеркалами, хрустальными изделиями и т. п.

      Расширение и качественное улучшение материально-технической базы давало возможность увеличивать размеры товарооборота и расширять его ассортимент. Кроме того, наличие надлежащей материально-технической базы позволяло закупать товары во время массового их сбыта непосредственными производителями и перекупщиками по относительно низким оптовым ценам. Купленные товары хранились на складах в ожидании более высоких розничных цен, повышение которых наступало через некоторое время после окончания массового сезонного сбыта товаров.

      Накопленные в торговле капиталы наряду с наличием в стране разоренных крестьян и ремесленников послужили благоприятным условием для предпринимательской деятельности купечества в промышленности. Процесс перехода купеческого капитала в промышленность особенно усилился в первой половине XIX в. Так, в 1765 г. только 2% московского купечества имели производственные предприятия, а к середине XIX в. уже 90% купцов первой гильдии, 59,2% купцов второй гильдии и 10% третьей гильдии имели свои собственные производственные предприятия1 [См. В. Н. Яковцевский, Купеческий капитал в феодально-крепостнической России, 1953, стр. 172–173]. На этом поприще купцы нашли крупнейший и притом ловко замаскированный источник эксплуатации трудящихся, лишенных собственных средств производства. Теперь они не боялись, как ранее, продавать товары по стоимости, хорошо зная, что она содержит в себе значительную часть прибавочной стоимости, реализуемой в их пользу в эквивалентном обмене.

      Между производством, организуемым капиталистически, и розничной торговлей долгое время стояли купцы, которые сохраняли за собой возможность диктовать оптовые цены и тем самым присваивать себе значительную долю прибавочной стоимости, получая не меньшую, а даже большую норму прибыли, чем промышленники. Эта возможность покоилась на продолжавшем действовать законодательстве, запрещающем промышленникам продавать свои изделия в розницу. Устаревшее законодательство тормозило развитие промышленности в стране, решало установлению капиталистических отношений. Но правительство не спешило с его отменой, поскольку оно позволяло приобретать у промышленников по более низким ценам нужные предметы для армии и флота.

      Для развития капиталистического способа производства необходимо, чтобы производитель сам сделался купцом, чтобы его прибыль могла капитализироваться и служить основой расширения промышленного производства, а не уходить в сферу обращения. Для этого в первой половине XIX в. были подготовлены необходимые условия. Всероссийский рынок был уже настолько развит, что промышленники сами могли найти покупателей на свои изделия, могли легко организовать продажу своих изделий через собственные розничные предприятия и тем самым избавиться от оков купеческого капитала. Не продажа, а производство становилось все более актуальным, так как увеличивающаяся емкость рынка требовала все большей массы товаров. В этих условиях дальнейшее развитие привилегированного купеческого капитала, с его монополией на розничную торговлю и диктатом оптовых цен, шло не на пользу, а во вред развитию промышленного капитализма.

      Крупные купцы, перешедшие к промышленной деятельности, первые помогли промышленникам освободиться от купеческой зависимости. Становясь промышленниками, они не утрачивали своих купеческих прав; пользуясь этими правами, они стали открывать собственные розничные магазины. Законы о запрещении промышленникам заниматься розничной торговлей пришли в явное противоречие с этими фактами, и в 1842 г. были официально отменены.

      Это нанесло окончательный удар по купеческой монополии в розничной торговле и открыло широкую возможность всем промышленникам-капиталистам организовать розничную торговлю из собственных лавок и магазинов.

      В 1843 г. был открыт магазин «Российских мануфактурных изделий» в Москве, а в 1846 г. такой же магазин был открыт в Петербурге. Затем подобные магазины стали открываться в других городах. Все они принадлежали крупнейшим текстильным фабрикантам Прохоровым, Гучкову, Сапожникову, фабриканту фарфора Попову, металлических изделий Сазикову и многим другим.

      Продавая часть товаров через собственную розничную сеть, фабриканты стали избегать посредничества крупных купцов и при оптовом сбыте остальной части своих товаров. Они сами вывозили эту часть товаров на ярмарки и там продавали «крестьянам-ходебщикам» для разноски по деревням и селам. Так, в 1846 г. на Нижегородской ярмарке из всей массы хлопчатобумажных тканей на сумму 7734 тыс. руб. серебром было продано «ходебщикам» тканей на 5600 тыс. руб.

      Организация собственной торговли фабрикантов самым наилучшим образом сказалась на развитии промышленного капитализма. Купцы уже не могли более диктовать ни оптовые, ни розничные цены. Более того, купечество могло вести свою розничную торговлю теперь только по тем ценам, по которым шла торговля в лавках и магазинах промышленников. Роли переменились: диктаторами цен стали капиталисты-промышленники, захватившие сферу обращения в свои руки. В связи с этим господствующее положение купеческого капитала прекратилось. Норму прибыли стали определять уже не купцы, а промышленники. Прибыль стала капитализироваться, и развитие капиталистического производства пошло значительно быстрее.

      В. И. Ленин говорил: «чем сильнее развит торговый и ростовщический капитал, тем слабее развитие промышленного капитала (= капиталистического производства), и наоборот»1 [В. И. Ленин. Соч., т. 3, стр. 151]. Теперь развитие экономики России пошло именно наоборот, т. е. по пути резкого усиления позиций промышленного капитализма.

      Купцы еще пытались сопротивляться и жаловаться. Один из них достаточно ярко выразил создавшееся положение. В 1846 г. он писал: «Может ли уже существовать коммерческое лицо, когда мануфактура и коммерция предоставлены в одни руки фабриканта, и притом, кто же пойдет к лавочнику, если сам фабрикант продает повсеместно по мелочи. Разве только тот, кто не знает дороги к магазину фабриканта»1 [В. Н. Яковцевский, Купеческий капитал в феодально-крепостнической России, 1953, стр. 177].

      В том же году мелкие московские купцы и купцы-мещане и, кроме них, еще 26 купцов, не занимающихся промышленной деятельностью, подали два аналогичных прошения в Купеческое общество. В них излагалась вся история подчинения торгового капитала промышленному, приносились жалобы на притеснение многотысячного мелкого купечества и мещанства и предъявлялись требования вернуться к старым порядкам, когда промышленники могли продавать свои товары только оптом и только купцам. Эти купцы заявляли, что они исходят из интересов государства, указывая, что промышленники вложением средств в торговлю распыляют капиталы и потому, будто бы, не могут строить новых фабрик, мало уделяют внимания изобретательству, качеству товаров и «порядку среди рабочих», что, открывая собственные лавки и магазины, промышленники подрывают торговлю.

      Все эти мотивы, разумеется, не отражали действительности. Руководство Купеческого общества, состоявшее, кстати сказать, из первогильдейских купцов, тесно связанных с промышленностью, не усмотрело никакой угрозы торговле и прошение отклонило. Купеческий капитал должен был примириться с новым, подчиненным положением и перейти к выполнению функций промышленного капитала в сфере обращения, довольствуясь средней нормой прибыли.

      Крупные купцы все более и более стали обращаться к промышленной деятельности, сосредоточивая в своих руках как производственные, так и торговые функции, торговый капитал становится индустриальным и органист крупное машинное производство»2 [В. И. Ленин, Соч., т. 1, стр. 202].

      Торговой деятельностью продолжают заниматься мелкие торговцы; их ряды с развитием капитализма и дифференциацией крестьянства продолжают быстро пополняться. Торговля привлекала предпринимателей все еще огромными возможностями быстрого обогащения, возможностями производить торговые обороты с относительно небольшими размерами оборотного капитала и без больших вложений средств в материально-техническую базу. Действуя там, где еще недостаточно развит промышленный капитализм, торговцы добивались получения не только средней, но и значительно более высокой нормы прибыли. Это особенно относится к сельской торговле, в которую слабо проникали промышленники, и где благодаря огромным масштабам рынка очень медленно развивалась конкуренция.

      Вместе с тем переход торгового капитала в промышленность отнюдь не ограничился представителями гильдейского и крупного крестьянского купечества, средние и даже мелкие скупщики изделий кустарной и домашней промышленности в деревне превращаются в раздатчиков сырья, кредиторов и заказчиков товара, закабаляют товаропроизводителей, становясь, по сути дела, фабрикантами без фабрик; «торговый капитал скупщика переходит здесь в промышленный капитал. Создается капиталистическая работа на дому»1 [В. И. Ленин. Соч., т. 3, стр. 320].

      Крестьяне-торговцы давно уже были полными хозяевами многих местных рынков, захватили в свои руки торговлю почти во всех торговых селах и деревнях, достаточно глубоко проникли в городскую торговлю, вытесняя оттуда торгующих мещан и мелких купцов. Их состав пополнялся новыми людьми, ищущими возможности обогатиться. Наряду с развитием стационарной торговли из лавок и магазинов при домах и в торговых рядах, крестьяне усиливали теперь развозную и разносную торговлю.

      Гильдейское купечество многократно протестовало против развития торговли крестьян, но указом от 14 ноября 1824 г. правительство явно стало на сторону торгующих крестьян, полностью узаконив их торговлю. В указе говорилось: «Казенным, удельным и помещичьим крестьянам дозволяется производить торговлю и промышленность». Однако представители крестьянской формы торгового капитала еще не были уравнены в личных правах с гильдейским купечеством. Многие из них принадлежали к крепостным и обязаны были при выборе свидетельства на право торговли представлять разрешения (дозволительные виды) от помещиков или управляющих имениями. За свидетельство с них взимались более высокие пошлины, чем с гильдейских купцов. Кроме того, крестьяне должны были выплачивать оброк государству от 25 до 100 руб. за каждую лавку, а крепостные – еще и оброк помещику.

      Все это служило определенным тормозом в развитии крестьянской формы торгового капитала. Однако удельный вес ее в последние десятилетия XVIII и в первой половине XIX вв. повысился необычайно. Это повышение можно видеть на некоторых цифровых данных по Москве. Если среди торговцев Москвы в 1766 г. крестьян было 27%, то в 1845 г. их насчитывалось уже 44,2%. В числе других торговцев было мещан 24,8%, купцов третьей гильдии 27%, купцов первой и второй гильдий 4%. Таково положение было в Москве – центре всероссийского рынка; ясно, что в других городах страны удельный вес крестьян в числе населения, занятого торговлей, был значительно выше.

      Итак, потребность феодального общества в торговле, диктуемая интересами потребления и обогащения господствующих классов, привела к развитию трех форм торгового капитала: гильдейского, крестьянского и мещанского.

      В ходе развития этих форм торговый капитал создал условия для широкого действия закона капиталистической конкуренции. Под влиянием этого закона торговый капитал в России поднял на новую ступень развития материально-техническую базу торговли и определил ее роль в разросшейся сфере обращения и все увеличивающемся товарном производстве.

      Исторической заслугой торгового капитала явилось то, что он разрушил замкнутый характер хозяйства феодалов и крестьян, заставив их работать в значительной степени на рынок; он создал торговую и экономическую связь между местными рынками и районами страны; объединяя местные рынки в единый всероссийский рынок, развил и значительно углубил его емкость.

      Покоясь на неэквивалентном обмене, торговый капитал разорил огромное количество непосредственных производителей из числа ремесленников и особенно крестьян, вынудив их к продаже своей рабочей силы. В то же время он способствовал выделению и обогащению верхушки ремесленников и крестьян, обращающихся к торговой деятельности; он выполнил роль важнейшего канала первоначального накопления капитала в России, сконцентрировав в отдельных руках большие имущественные и денежные ценности. Развившись в своих трех формах, торговый капитал достиг значительной нивелировки цен и снижения нормы торговой прибыли. В результате всего этого он подготовил необходимые предпосылки для возникновения и развития промышленного капитала, а выполнив свою историческую роль, он вынужден был подчиниться промышленному капиталу и перейти к выполнению его функций в сфере обращения.

      Но как бы ни велика была роль торгового капитала в разложении феодального общества и подготовке условий для нового способа производства, феодально-крепостнический строй еще существовал и был непреодолимой преградой на пути дальнейшего развития производительных сил страны. Он сковывал развитие промышленного капитализма прежде всего тем, что сохранял сословные привилегии поместного дворянства на монопольное владение крепостным трудом, вынуждал выплачивать рабочим из разорившихся крестьян такую зарплату, из которой огромная доля уходила на уплату оброка помещикам. За помещиками сохранялось монопольное право на отдельные отрасли промышленности, в частности на винокурение, а также интендантские поставки; продукция помещичьих мануфактур вне конкуренции шла на экспорт; пользуясь «даровым» трудом свои крепостных, помещики даже не подсчитывали стоимости продукции своего хозяйства, что вызывало беспечное отношение к технике и вело к крайне низкой производительности труда, низкому качеству продукции и т. д.

      Феодально-крепостнический строй резко ограничивал и рынок сбыта промышленных товаров, так как крепостное крестьянское хозяйство, являясь очень мелким и малотоварным, обладало весьма ограниченными возможностями покупать предметы личного и производственного потребления.


Торговля в условиях промышленного капитализма


      После отмены крепостного права производительные силы страны начали значительно быстрее развиваться. Создались условия для свободного развития капитализма как в промышленности, так и в сельском хозяйстве.

      «Поскольку крестьянин вырывался из-под власти крепостника, постольку он становился под власть денег, попадал в условия товарного производства, оказывался в зависимости от нарождавшегося капитала. И после 61-го года развитие капитализма в России пошло с такой быстротой, что в несколько десятилетий совершались превращения, занявшие в некоторых старых странах Европы целые века»1 [В. И.Ленин, Соч., т. 17, стр. 95–96].

      Деревня превращалась в неисчерпаемый источник свободной рабочей силы для капиталистического способа производства. Освобожденные безземельные и малоземельные неимущие крестьяне вынуждены были продавать свою рабочую силу. Массы среднего крестьянства стали быстро расслаиваться: значительная часть их под тяжестью условий пролетаризировалась, другая старалась увеличить свои посевы за счет аренды и купли земли, найма батраков, пробиваясь в сельскую буржуазию, – кулачество. Помещики и кулаки получили свободу вести хозяйство капиталистически. «Капитализм впервые порвал с сословностью землевладения, превратив землю в товар»2 [В. И. Ленин, Соч., т. 3, стр. 269].

      Рост торгового земледелия и расслоение крестьянства послужили крупнейшим фактором увеличения емкости внутреннего рынка. Чем больше разрушалось натуральное хозяйство крестьян, тем больше увеличивалась потребность деревни в товарах.

      В. И. Ленин на огромном фактическом материале своем труде «Развитие капитализма в России» прекрасно доказал, что сельская беднота меньше потребляет, больше покупает по сравнению со средним крестьянством, а сельская буржуазия увеличивает спрос не только на предметы личного потребления, но и на предметы производства.

      Очень важную роль в развитии единого внутреннее рынка сыграло быстрое развитие железнодорожного строительства. К 1861 г. в России было всего лишь около 1,5 тыс. км железных дорог, а к 1871 г. их протяженность увеличилась до 10 тыс. км, в следующем же десятилетии было вновь построено 12 тыс. км. В результат целые районы, ранее считавшиеся отдаленными и замкнутыми в узкие рамки местного рынка, теперь включились в единый всероссийский рынок.

      Опираясь теперь на транспорт, крупные торговцы-оптовики и закупщики сельскохозяйственных продуктов получили возможность значительно расширять свои торговые операции, укрупнять размеры торговых оборотов и ускорять оборачиваемость капитала.

      Новые железные дороги приближали оптовых закупщиков к сельскому хозяйству, стимулировали рост его товарности, углубляли классовое расслоение деревни. Вместе с тем развитие железнодорожного и водного транспорта способствовало росту городов и пристанционных поселков, увеличивающих рынок сбыта сельскохозяйственных продуктов. Каждая более или менее крупная станция предъявляла спрос на сельскохозяйственные продукты, что вело, в частности, к развитию в и окрестностях торгового овощеводства, птицеводства, животноводства. Новое строительство и эксплуатация железных дорог служили большим рынком сбыта продукции лесной, металлургической, машиностроительной, топливной, пищевой, текстильной, кожевенной и других отраслей промышленности, что, в свою очередь, повышало спрос и на рабочую силу, и на сельскохозяйственную продукцию.

      Важным фактором развития торговли послужила организация кредита. В 1860 г. был создан государственный банк, получивший право выдавать ссуды для «оживления» торговых оборотов. В 1863 г. правительство разрешило учреждать частные банки. К 1874 г. действовал уже 31 акционерный банк, 180 городских банков и ряд обществ взаимного кредита. Кроме того, в 70-х годах появились первые учреждения мелкого кредита, так называемые ссудо-сберегательные товарищества, число которых к 1874 г. достигло 729. 60-е и 70-е годы характерны так называемым грюндерством – учредительной горячкой, спешной организацией акционерных обществ, концессий на строительство железных дорог, привлечением иностранного капитала и т. п. В течение 1861–1873 гг. было основано очень много акционерных обществ, в том числе железнодорожных акционерных обществ – 53 с капиталом 698,5 млн. руб., пароходных обществ – 15 с капиталом 7,3 млн. руб., торговых акционерных обществ – 14 с капиталом 6 млн. руб.; капитал акционерных банков составлял 226,9 млн. руб. и собственно промышленных было создано 163 акционерных общества с капиталом 128,9 млн. рублей1 [См. П. И. Лященко, История народного хозяйства СССР, т. II. 1948, стр. 112].

      Быстро начала развиваться крупная промышленность. Это особенно относится к хлопчатобумажной промышленности. В 1866 г. насчитывалось 42 механические ткацкие фабрики, а в 1879 г. их численность возросла до 92. На фабриках работало в 1866 г. 94,6, а на дому – 66,2 тыс. рабочих; в 1879 г. на фабриках работало уже 162,7, а на дому – 50,2 тыс. рабочих2 [Там же, стр. 30]. Общее количество рабочих, как видим, выросло с 160,8 до 212,9 тыс. человек, а процент работающих на дому снизился с 41 до 23,5%. Одновременно стали исчезать «светелки» кустарей из-за невозможности выдержать конкуренцию массового машинного производства, понизившего стоимость и цену товара.

      Рост отечественной легкой и тяжелой промышленности сопровождался ввозом из-за границы всякого рода промышленного оборудования, машин и инструментов.

      Таким образом, быстрый рост промышленности, расширение сети железных дорог и водного транспорта, развитие кредита и внешней торговли, расслоение крестьянства, рост бедноты и кулачества, массовый переход крестьянского и помещичьего хозяйства к торговому земледелию во много раз увеличивали потребность в торговле, создавали для нее самые благоприятные, небывалые ранее условия развития.

      В развитии торговли были заинтересованы все классы капиталистического общества, но в наибольшей степени буржуазия города и деревни, которая не могла реализовать товары вне рынка. Тем самым создавались огромные возможности для широкого развертывания товарооборота, торговой сети и укрепления ее материально-технической базы.

      Но как же фактически развивалась торговля в этих новых благоприятных условиях, какие формы она приняла, какую материально-техническую базу создал для нее капитализм, и в какой степени капиталистическая торговля удовлетворяла интересам отдельных классов?

      Торговля стала подчиненной промышленному, а равно и земледельческому капитализму; ее главной функцией сделалась реализация стоимости, в том числе и прибавочной стоимости, создаваемой в капиталистическом производстве. Торговля превратилась для капиталистов в способ смены товарной формы стоимости в денежную, и денежной в товарную с целью возобновления производства прибавочной стоимости и получения все новых и новых прибылей. Все другие функции, например экономические связи отдельных районов страны, города и деревни, обеспечение населения нужными предметами потребления, выполнялись постольку, поскольку их выполнение обеспечивало получение средней прибыли на капитал.

      Закон стоимости стихийно регулировал направление капиталов по отраслям. В силу этого закона русские фабриканты и заводчики стали находить невыгодным сбыт продукции через собственные розничные магазины и лавки. Вскоре они начали сбывать свою продукцию в одни руки – торговцам-оптовикам, предоставляя им определенную скидку с существующей розничной цены. Размер этой скидки содержал некоторую часть прибавочной стоимости в пользу торговцев и на покрытие чистых издержек обращения, а также включал возмещение той части капитала, которая была необходима на завершение производства в сфере обращения: транспортировка товаров, их хранение, подсортировка, фасовка и т. п. Так возникла одна из форм обособленного торгового капитала – оптовая торговля товарами промышленного производства. Она рационализировала сбыт. Одни и те же торговцы-оптовики, являясь представителями крупного концентрированного капитала, обслуживали сбыт продукции очень многих промышленных предприятий и фирм. Они включали в круг своей деятельности различные товары, увеличивали обороты, полнее и лучше использовали транспортные средства, строили общетоварные складские помещения, повышали нагрузку на одного работника и тем самым сокращали уровень издержек обращения и получали не только среднюю, но и более высокую норму прибыли. Отдельные данные показывают, что торговцы продолжали получать большую прибыль на капитал, чем промышленники. Однако конкуренция со стороны уже действующих торговых фирм и ограниченные размеры производства и покупательной способности населения сдерживали рост численности оптовых торговых предприятий. Как мы уже видели, в период грюндерства было создано лишь 14 акционерных торговых организаций с капиталом 6 млн. руб., что составляло около 0,6% всего капитала акционерных обществ, созданных в стране.

      Оптовая торговля промышленными товарами развивалась главным образом в крупных промышленных центрах, преимущественно в Москве и Петербурге. Там строились общетоварные склады, с которых отгружались товары для продажи по всей России. Одновременно укреплялась материально-техническая база складского хозяйства и в местах крупных оптовых ярмарок. Промышленный капитализм с успехом использовал ярмарочную форму торговли. Уже в 1863 г. весь ярмарочный оборот России возрос до 460 млн. руб. против 360 млн. руб. в 1860 г. Особенно следует отметить Нижегородскую и вторую после нее Ирбитскую ярмарки. В 70-х годах Ирбитская ярмарка переживала свой расцвет, на нее съезжалось тогда несколько тысяч промышленников и купцов, ее обороты достигали 40–60 млн. руб. Значение ярмарки стало падать лишь после постройки первой части Сибирской железнодорожной магистрали.

      Создавалась материально-техническая база складного хозяйства оптовой торговли и в городах, служивших крупными перевалочными пунктами на стыках водного транспорта с железнодорожным. Но эта база была мельче по размерам и более примитивной по своему техническому устройству.

      Торговой статистики в дореволюционной России не было, и потому не представляется возможным дать точный анализ материально-технической базы в торговле. Но в 1899 г. по отчетности налоговых органов стало известно, что всех ярмарочных помещений оказалось 8517 и складских помещений, включая погреба, кладовые и прочие в оптовой торговле, – около 12 000 1 [См. С. Г. Струмилин, Очерки советской экономики, 1930, стр. 229].

      Дошедшие до наших дней своеобразные памятники «крупных» общетоварных складов, в частности в приволжских и других городах, служивших во второй половине XIX в. значительными торговыми центрами, представляют собой одноэтажные и двухэтажные кирпичные здания общей площадью от 100 до 300 кв. м, построенные, как правило, без окон и с одной двухстворчатой окованной железом дверью. Но удельный вес таких складов (судя по их количеству, дошедшему до нас) был небольшим; преобладающими же были бревенчатые амбары, дощатые сараи, лабазы, подвалы и погреба.

      Только в местах крупнейших ярмарок имелось и более крупное складское хозяйство. Нижегородская ярмарка имела 60 двухэтажных кирпичных корпусов-складов. Некоторые из них имели подвалы. Площадь каждого отдельного корпуса составляла 1000–1500 кв. м. и более. Но эти относительно крупные склады были поделены перегородками на изолированные помещения размером по 300–400 кв. м., т. е. по существу превращены в мелкие склады. Делалось это для того, чтобы каждый купец или промышленник, участвующий в ярмарке, мог получить в свое пользование отдельное складское помещение. На складах не было никакой механизации, все товары разгружались, поднимались на вторые этажи или спускались в подвалы, укладывались в штабеля, а затем погружались обратно на транспорт вручную – использовался дешевый труд грузчиков.

      Нужно заметить, что эти склады были построены еще в первой четверти XIX в. по инициативе и на средства купеческого капитала. Промышленный же капитализм не внес в их устройство ничего нового, за исключением главного ярмарочного здания, которое было заново построено в 1890 г. с претензией на роскошь и комфорт. В этом здании собирались промышленники и купцы для совершения своих торговых сделок; к их услугам там были большой и малые залы, фойе и отдельные кабинеты, все богато убранные и роскошно отделанные.

      Сосредоточивая все свое внимание на производстве, представители промышленного капитализма не были заинтересованы во вложении капитала в материально-техническую базу оптовой торговли. Большие товарные потери, происходившие в результате неблагоустроенности и недостаточности складского хозяйства, возмещались за счет потребителей путем установления завышенных цен на товары, а также путем различных махинаций, позволявших торговцам сбывать и недоброкачественные товары. Отсутствие механизации на складах не волновало капиталистов благодаря наличию дешевой рабочей силы.

      Интересные изменения произошли в оптовой торговле хлебом и другими важнейшими сельскохозяйственными продуктами. До отмены крепостного права там функционировал купеческий капитал трех степеней: крупный, средний и мелкий. Крупный капитал держал в своих руках почти весь потребительский рынок.

      Главными представителями этого капитала были московские и коломенские купцы (Коломна служила тогда крупнейшим торговым центром на водных путях к Москве). Эти купцы владели крупными хлебными складами-амбарами в Коломне, Москве и ряде транспортно-перевалочных пунктов и непосредственно в местах потребления. Поставщиками хлеба для них являлись представители среднего провинциального купечества из районов производства хлеба, в частности купцы козловские, елецкие, моршанские, нижегородские и др. Эти купцы имели относительно крупные ссыпные пункты зерна, размещенные, как правило, на удобных речных пристанях или в крупных торговых селах на сухопутных трактах. Часть этих купцов сочетала торговую деятельность с производственной, имея свои мельницы и при них склады зерна и муки. Купцы следили за качеством поступающего зерна, требовали его очистки и определенных кондиций. Их поставщиками были помещики и мелкие сельские скупщики, которые скупали хлеб у крестьян на местных базарах и затем доставляли его на ссыпные пункты купцов.

      С отменой крепостного права помещики, лишившись неоплачиваемого крепостного труда, не могли уже доставлять хлеб на отдаленные ссыпные пункты купцов, чтобы продать его там по более высокой цене, чем на местном базаре. Крестьяне же тем более не имели такой возможности и нуждались в продаже хлеба на месте. В силу этого бывшие ранее мелкими и примитивными местные базары стали быстро укрупняться, подвоз хлеба на них резко увеличился; цены падали, торговые обороты представителей мелкого капитала возрастали.

      Произошло рассредоточение прежних мест ссыпки хлебов, базировавшихся на крупных и удобных речных пристанях, поднялось значение пристаней, менее удобных, но находящихся ближе к производству. Так, например, на пристани в Мценске годовой сплав хлеба за многие годы до освобождения крестьян достиг всего лишь 428 тыс. пудов, а в 1862 г. он сразу увеличился более чем в 8 раз, составив 3,5 млн. пудов, а затем колебался около 2 млн. пудов ежегодно1 [См. П. И. Лященко, Очерки аграрной эволюции России, 1925, стр. 143].

      С проведением железных дорог произошли новые коренные изменения в хлебном рынке сбыта. Исследователи того времени отмечали, что с первыми же поездами Орловско-Витебской дороги в Орловскую губернию хлынула масса мелких спекулянтов с наличными деньгами, которые немедленно стали скупать хлеб по повышенным ценам и отправлять его с каждой станции мелкими партиями – по одному-два вагона. Хлеб потянулся теперь уже не к пристаням, а к ближайшим железнодорожные станциям. Возможность быстрой повагонной отправки исключала необходимость строительства крупных торговых складов или амбаров при станциях. Не составляя крупных партий, скупщики покупали всякое зерно, снижая прежние требования к его качеству, принимали хлеб непосредственно на товарный склад станции и ту же его отгружали.

      Наряду со всякого рода зерном (пшеница, рожь, овес ячмень, греча, просо) мелкие новые скупщики стали скупать сало, сырые кожи, овчины, пух, перо, щетину и другие сельскохозяйственные продукты.

      «Цены на хлеб и на все сырые продукты стали быстро расти, так что в несколько недель сравнялись с существующими в Москве»1 [Чаславский, Хлебная торговля. Цитировано по книге П. И. Лященко «Очерки аграрной эволюции России», 1925, стр. 155]. Тогда хлеб стал отгружаться на запад.

      Вновь приехавшие скупщики были связаны с крупным капиталом, располагавшим материально-технической базой в портовых городах и западных районах страны. Они действовали быстро и компенсировали этим некоторые переплаты в цене. Их отгрузки шли почти всегда уже в счет заранее запроданного хлеба.

      Старые формы хлебной торговли не выдержали натиска этого мелкого, порожденного железными дорогами массового капитала. Московские и коломенские купцы обратились также к услугам прасолов и скупщиков. Представителям среднего купеческого капитала пришлось сдавать свои позиции. Они принуждены были ликвидировать материально-техническую базу своих прежних ссыпных пунктов и переносить операции в районы потребления, в портовые города на Черном и Балтийском побережьях, сохраняя таким путем связи с прежними поставщиками, переходящими теперь на мелкопартионные железнодорожные отгрузки хлеба.

      Таким образом, в хлебной оптовой торговле оказались две формы капитала – крупный и мелкий. Крупный капитал по отношению к мелкому выступал диктатором. Он привлекал его к работе на условиях, наиболее выгодных для себя: диктовал ему цены, назначал сроки отгрузки, устанавливал форму расчетов и т. п.; многих скупщиков переводил на комиссионные условия работы, ставя их фактически в положение своих приказчиков.

      Особое место занял в хлебной торговле промышленный капитал, который, перерабатывая на собственных предприятиях купленное зерно на муку или крупу, открывал свою розничную торговлю этими продуктами, а также поставлял их оптом владельцам бакалейных лавок и других розничных предприятий.

      В розничной торговле в эпоху развития промышленного капитализма произошли крупные географические изменения, и численность торговых предприятий стала возрастать.

      В пунктах, утративших свое прежнее торговое значение, произошло резкое сокращение сети розничных торговых предприятий. В то же время в растущих городах и промышленных поселках, на новых железнодорожных станциях и водных пристанях, которые оказались теперь пунктами купли-продажи сельскохозяйственных продуктов, пунктами концентрации грузов и пассажиров, развертывалась широкая сеть магазинов и лавок, палаток и ларьков.

      По подсчетам академика Струмилина, в России действовало в 1885 г. 126,9 тыс. крупных розничных и рознично-оптовых предприятий, 274 тыс. стационарных лавок и 153,3 тыс. палаток и ларьков1 [См. С. Г. Струмилин, Очерки советской экономики, 1930, стр. 230].

      Кроме этого, около 170,5 тыс. человек торговали вразвоз и вразнос (21,5 тыс. учтенных и 149,0 тыс. но учтенных патентной статистикой и не подлежащих обложению сбором) 2 [Там же, стр. 234 и 235].

      С проведением железных дорог и развитием промышленного капитализма прежняя разъездная торговля в значительной мере стала передавать свои позиции стационарной и полустационарной розничной сети. Некоторые офени и коробейники, обладавшие даже небольшим капиталом, переходили к стационарной торговле или обращались к промышленной деятельности; другие, не выдерживая конкуренции, попадали в долги, разорялись и поступали в приказчики к фабрикантам и крупным купцам. Но многие отступали со своей деятельностью в районы более отдаленные, еще не охваченные железными дорогами, особенно в Сибирь и другие окраины России.

      Наряду с этим находилось много охотников «попытать счастья» с мелочью в кармане. Эти предприниматели ходили по рынкам и базарам, улицам и площадям, торгуя квасом или пирожками, ветчиной и телятиной (холодной и горячей), баранками и сухарями или карандашами, перьями и бумагой, разной галантереей и другими товарами. Далеко не все они поддавались учету органов фиска.

      Понятие крупного оптового или розничного торгового предприятия было тогда весьма относительным. Всего занятых в торговле в 1885 г. насчитывалось 1027 тыс. человек, в том числе приказчиков и наемных рабочих 367 тыс., владельцев и совладельцев предприятий 660 тыс. человек. Следовательно, в среднем на каждое торговое предприятие приходилось лишь 1,42 человека (1027 : 724,7). Если предположить, что в передвижной и палаточно-ларьковой торговле было занято по одному человеку, тогда в среднем на каждую лавку и магазин будет приходиться по 1,75 человека. Как правило, в стационарной лавке торговал один человек, а в предприятиях, учтенных по рубрике крупных оптовых и розничных, имелось

в среднем лишь по 1027 – (170,5 + 153,3 + 274,0)   3,4 человека

                                                                 126,9

      Магазины, имевшие от 5 до 10 и свыше 10 работников, исчислялись тогда лишь единицами или десятками. В массе же своей сеть розничных предприятий состояла из мелких лавок (на одного продавца), палаток и ларьков, развозок (конная подвода) и разносчиков.

      Промышленный капитализм не внес сколько-нибудь значительных усовершенствований в материально-техническую базу розничных предприятий. Палатки, ларьки и лавки строились кому как вздумается, чаще всего наспех и с самыми минимальными вложениями средств. Поэтому получались они все разные, примитивные, крайне непривлекательные и совершенно неблагоустроенные.

      До наших дней сохранились в некоторых городах и бывших торговых селах каменные лавки, построенные в 60–80-х годах прошлого столетия. Это – низкие (2–2,5 м от пола до потолка) сооружения, общей внутренней площадью от 16 до 24 кв. м, с двумя очень маленькими окнами (40 на 40 см) и с одной широкой (90–96 см) окованной железом и прочно закрывающейся дверью. Такая лавка должна была прежде всего служить надежной защитой от огня и грабежа. Только в крупных городах промышленники и купцы строили каменные здания для магазинов с широкими окнами-витринами, двойными двухстворчатыми парадными дверями, подсобными помещениями и складами для хранения товаров. Но такие торговые предприятия рассчитывались не на массового, а на состоятельного покупателя из привилегированных слоев капиталистического общества.

      Новые формы торговли с их лучшими видами торговых предприятий медленно пробивали себе дорогу. Очень долгое время центрами розничной торговли оставались рынки и торговые ряды. Там, поторговавшись, можно было купить любую вещь по более низким ценам, чем новых магазинах.

      Верхние торговые ряды в Москве вплоть до их слома в 1886 г. были главным местом розничной торговли. Но что представляли собой эти ряды? Восстановленные в 1814 г. после пожара 1812 г., они, как и прежде, имели только красивый фасад, построенный по проекту виднейшего архитектора того времени О. И. Бове. Внутри же это было «мрачное здание с массой торговых помещений в лабиринте линий... Неопытный человек, попавший в них первый раз, мог легко запутаться и не скоро выбраться»1 [И. Белоусов, Ушедшая Москва, 1927, стр. 36 и 39].

      Разнобой в устройстве, пестрота вывесок, нагромождение в проходах кип, рулонов, ящиков видны на фото-графии одного из лучших рядов – Большого суконного (рис. 8).

      Ни одно помещение в рядах не имело отопления, и потому многие из них в 70-х годах стали разрушаться; проходы, которым угрожали обвалы ветхих помещений, были закрыты, что больше усложнило и запутало лабиринты рядов. В начале 80-х годов «старые городские ряды представляли собой темные руины. Проходы в них не отличались чистотой; там имелось много ступенек и разных приступов; ходить по таким рядам можно было только с большой осторожностью. Около лавок лежали большие груды ящиков, тюков и разного хлама. Свет в ряды проникал сквозь так называемые рядские фонари с низкими грязными рамами, с разбитыми стеклами, через которые сыпались на головы проходящих снег и дождь Солнца, совсем не было видно, вследствие этого в рядах всегда ощущалась пронизывающая сырость»2 [И. А. Слонов, Из жизни торговой Москвы, 1914, стр. 135].

      Тем не менее, купцы не хотели добровольно уходить из этих рядов даже тогда, когда правительство приняло решение сломать обветшалые ряды, а для купцов построило на Красной площади временные ряды лавок из железа. Только при помощи нарядов полиции в течение многих недель постепенно удалось переселить купцов из старых рядов. При этом некоторые купцы сочли себя ныне разоренными; один из них сошел с ума, а другой, некий Солодовников, даже покончил жизнь самоубийством (зарезался в Архангельском соборе).

      Наличие антирабочих законов в промышленности значительно сдерживало развитие товарооборота. В частности, большим препятствием для развития магазинной лавочной сети в городах и промышленных центрах служил закон, предоставлявший предпринимателям право выдавать зарплату своим рабочим натурой через свои так называемые харчевые лавки. Денежную зарплату хозяин был вправе выдавать один раз в месяц, раз в два месяца и даже один раз в треть года и в полгода. В таких условиях хозяйские харчевые лавки превращались в средство закабаления и сильнейшей дополнительной эксплуатации рабочих. Они отпускали товары в кредит (под невыданную зарплату) и масса рабочих, не получая вовремя зарплаты наличными деньгами, была лишена возможности покупать нужные товары где-либо в другом месте. Пользуясь этим, хозяин промышленного предприятия сбывал в своей харчевой лавке низкосортные и недоброкачественные товары, к тому же по ценам, значительно превышающим рыночные.

      Этот закон был отменен только в 1886 г. в результате упорной и тяжелой борьбы рабочего класса.

      Капиталистическая торговля унаследовала не толы старые формы, но и обычаи, нравы.

      Старинный обычай зазывать покупателей в лавка удерживался очень долго, особенно в торговых рядах Каждый владелец лавки, когда у него не было покупателя, выходил на порог и предлагал прохожим зайти к нему. Многие торговцы держали для этого мальчиков, а более крупные – посылали приказчиков, которые становились возле лавок и громко зазывали покупателей. При этом выкрикивались разнообразные рифмованные приглашения, вроде такого:

      – Пожалуйте! У нас есть для вас атлас, канифас и прочие шелковые товары!

      Наиболее богатый купец для солидности садился возле дверей своей лавки на высокий табурет, а напротив него, с другой стороны дверей, становились шеренгой два-три приказчика и хором зазывали прохожих.

      Купец Заборов владел в Московских рядах трехэтажной лавкой, торговал обувью и головными уборами оптом и в розницу, его годовой товарооборот в 70–80-х годах превышал 100 тыс. руб. Он держал 10 приказчиков и 13 мальчиков; в лавке всегда были покупатели, но как бы их много ни находилось, у дверей стоял дежурный приказчик и зазывал покупателей.

      Многим прохожим это не нравилось, тем не менее зазывание не прекращалось. Торговые ряды не мыслились без зазывателей, около лавок всегда стояли «молодцы-зазывалы» (рис. 9).

      Многие торговцы обувью и готовым платьем не ограничивались зазыванием у дверей своих лавок, а посылали зазывал на площадь; те ходили и предлагали товар каждому встречному, найдя же покупателя, приводили его в лавку, сдавали приказчику, а сами опять уходили.

      Зазывание служило чем-то вроде живой рекламы, однако оно нередко обращалось в средство навязывания товаров. «Когда на площадь попадал какой-нибудь покупатель-провинциал, приказчики-зазывалы подхватывали его и начинали таскать из одной лавки в другую, так что он не знал, как вырваться от них»1 [И. А. Белоусов, Ушедшая Москва, 1927, стр. 74].

      В условиях промышленного капитализма развились самые жестокие нравы в торговле. Обмануть покупателя, выторговав лишнее, считалось вполне нормальным явлением.

      Обманывали не только путем запроса непомерно высоких цен, но и путем обсчета при продаже нескольких предметов в одни руки, путем обмеривания, обвешивания и всякими другими способами, специально изобретаемыми. В большом ходу был способ подсовывания покупателю незаметным для него образом недоброкачественной вещи вместо показываемой доброкачественной, низкосортной вместо высокосортной и т. д.

      Негодные товары не уничтожались, а сбывались потребителям. Одной из форм такого сбыта были так называемые «дешевки». «Дешевки» устраивались систематически, из года в год в одно и то же время. Для них специально заготовлялся разный брак и никуда не годные вещи. Продажа на «дешевке» происходила по особым правилам. Так, например, купленный товар не обменивался, за его качество не отвечали и никогда денег обратно не выдавали. В башмачных лавках не разрешалось примерять обувь, «башмаки, крепко связанные парами, большей частью были разные, т. е. один больше, другой меньше, или уж очень одинаковые – два башмака и оба на одну ногу»1 [И. А. Слонов, Из жизни торговой Москвы, 1914, стр. 183].

      Культурный уровень купечества в 70–80-х годах оставался по-прежнему низким. Быт и нравы купечества этого периода хорошо показаны великим русским драматургом А. Н. Островским.

      Молодые купцы быстрее всего усваивали внешнюю сторону культуры. Они переставали одеваться в длиннополые сюртуки и обуваться в сапоги с высокими голенищами «бутылками», отказывались от картузов с лаковыми козырьками, а стали носить брюки навыпуск, шляпы котелками и даже цилиндры. Многие из них прокучивали целые состояния, другие же разорялись в результате ожесточенной конкуренции. На улицах и в торговых рядах крупных городов можно было видеть нищенствующих разорившихся купцов, спившихся приказчиков. Над ними глумилось купечество, заставляя их за грошовые подачки петь и плясать около своих лавок. Одна из таких сцен изображена художником Прянишниковым (рис. 10).

      На слабости конкурентов и непомерной эксплуатации служащих наиболее ловкая часть купцов наживала крупнейшие капиталы.

      Обладатели огромных капиталов вкладывали большие деньги в более совершенную материально-техническую базу торговли. Они строили отапливаемые ряды лавок, пассажи, галереи и магазины в торговых центрах и на главных улицах русских городов. Эти новые здания быстро завоевывали популярность удобным устройством, богатой отделкой, разнообразием и широтой ассортимента товаров, позволяли устанавливать более высокие цены «без запроса» и приносили владельцам высокие доходы.

      За первые 25 лет после отмены крепостного права оборот внутренней торговли России увеличился примерно вдвое и составлял в 1885 г. около 5,5–6 млрд. руб.

      Последние 15 лет XIX в. отличались более интенсивным развитием торговли, что было обусловлено всем ходом экономического развития страны. 90-е годы ознаменовались промышленным подъемом, наступившим после кризисов 1873–1875 и 1881–1882 гг. Общая сумма промышленного производства в 1900 г. превышала 3 млрд. руб., т. е. увеличилась почти втрое по сравнению с 1885 г., количество рабочих увеличилось за то же время почти в 2,5 раза и достигало 2,4 млн. человек.

      В эти годы окончательно складывается и укрепляется система российского капитализма, система классовых капиталистических отношений во всех отраслях национального хозяйства.

      Укрепление этой системы сопровождается бурным ростом производительных сил и огромным увеличением емкости внутреннего рынка.

      В деревне постепенно изживались остатки крепостничества. Кабальная отработочная система все более заменялась денежной арендой и покупкой земли. Производство и товарность сельского хозяйства быстро увеличивались. Рост денежности крестьянских бюджетов достиг больших размеров. Даже в Воронежской губ., где натуральное хозяйство продолжало сохраняться в больших размерах, чем в центральной части России, уже в 80-х годах, по вычислениям В. И. Ленина, процент денежной части расхода к общему расходу крестьянских хозяйств составлял в среднем 49,14. А у зажиточных крестьян и кулаков этот процент составлял 60,18, у беднейших крестьян (безлошадников) – 57,10. Даже у середняков процент денежности доходной части бюджета не был ниже 40,8 1[В. И. Ленин, Соч., т. 3, стр. 124].

      За 1891 –1895 гг. вновь было построено 6257 верст железных дорог, а за 1896–1900 гг.–15139 верст. Вся железнодорожная сеть в России к 1901 г. уже превышала 56 тыс. верст.

      В этих условиях товарооборот 1900 г. увеличился более чем вдвое и без базарно-ярмарочного и без оборота мелких торговцев составил 7265 млн. руб. против 3503 млн. руб. в 1885 г.2 [С. Г. Струмилин, Очерки советской экономики, 1930, стр. 23]. А с ярмарками, базарами и неучтенными торговцами товарооборот внутренней торговли страны можно считать для 1900 г. около 11–12 млрд. руб.

      Сеть торговых предприятий увеличилась с 724,7 тыс. в 1885 г. до 1087 тыс. в 1900 г., т. е. на 50%. В том числе крупная магазинная и оптово-складская сеть составляла 152,9 тыс. единиц, или на 20% больше, чем в 1885 г.

      Крупные торговые фирмы стали строить во многих городах магазины и отапливаемые ряды лавок с большей площадью торговых залов и подсобных помещений, с увеличенной длиной прилавков, рассчитываемых на большее число работающих в магазине продавцов и на более высокие обороты.

      Магазины строились теперь вместо ветхих лавок в торговых центрах и на основных улицах. В Москве после застройки бывшей Ильинки, Никольской и других улиц Китай-города и после сооружения на Кузнецком мосту, Лубянской площади и Тверской улице торговых пассажей было выстроено в эти годы много крупных магазинов еще в ряде улиц и переулков.

      Вместе с тем рост железнодорожной сети вызывал необходимость открытия мелких лавок, палаток и ларьков на каждой станции, создавал условия для расширения торговой сети за счет новых районов страны. Увеличение населения и жилищного строительства в старых городах создавало благоприятные условия для развертывания лавочной сети по торговле продовольствием. Поэтому сеть лавок и палаток увеличилась за последние 15 лет XIX в. на 57%.

      В новых городах, особенно в узловых пунктах железнодорожных и водных путей, открывались розничные и относительно крупные оптовые и оптово-розничные предприятия, которые содействовали развитию развозной и лавочной торговли в глубинных деревнях. Вокруг каждой оптово-розничной торговой фирмы вырастало множество мелких торговцев, сбывавших товары непосредственно потребителю в городе и деревне. Передвижная торговая сеть увеличилась на 54%.

      Сопоставление общего 50%-ного увеличения численности торговых предприятий со 100%-ным ростом товарооборота свидетельствует о повышении торговой нагрузки в среднем на каждое торговое предприятие в размере 33,3%. Что касается производительности труда в торговле, то она дает, по подсчетам академика С. Г. Струмилина, в среднем на одного работника, занятого в стационарной сети (без передвижной торговли), рост в размере 26,9 %. Для пятнадцатилетнего периода расцвета промышленного капитализма в России это, конечно, очень небольшой рост производительности труда в торговле.

      Такой слабый рост производительности труда и торговой нагрузки на торговые предприятия объясняется, во-первых, крайне слабой технической оснащенностью и, во-вторых, излишним количеством и беспорядочным размещением торговых предприятий.

      Все лавки и большинство магазинов, не говоря уже о палатках и ларьках, как правило, отличались тогда малыми размерами, примитивным внутренним устройством и отсутствием каких-либо технических приспособлений для ускорения обслуживания покупателей и облегчения труда продавцов.

      В силу анархии и конкуренции магазины, лавки, палатки и ларьки открывались беспорядочно и в количестве, значительно превышающем действительную потребность, вследствие чего они часто работали с недогрузкой. Размещались они скученно, главным образом в центре, на базарных площадях и улицах, прилегающих к площадям. Торговцы руководствовались исключительно принципом получения наибольших прибылей и поэтому выбирали для открытия лавок «бойкие» места, т. е. такие, где заранее был обеспечен большой приток покупателей.

      По данным переписи населения 1897 г., в торговле было занято 1600 тыс. человек; в 1900 г. насчитывалось 1504 тыс. занятых торговлей как основной деятельностью и 175 тыс. занятых торговлей дополнительно к своим основным занятиям. На каждое лицо, занятое в торговле, приходилось в среднем всего лишь 78 жителей, а на каждую торговую единицу (считая развозчиков и разносчиков) – 118 жителей, или на каждое стационарное и полустационарное предприятие (без передвижной торговли) 159 жителей.

      Для сравнения укажем, что в Германии на одно лицо, занятое в торговле, в 1861 г. приходилось 83 жителя, а в 1907 г. уже только 30 жителей.

      Россия отставала от передовых капиталистических стран, но все же, как видим, количество людей, занятых торговлей, было довольно велико. Несмотря на это, обслуживание населения было крайне неудовлетворительным. Неравномерное размещение торговых предприятий вынуждало огромные массы населения покупать товары у местных лавочников втридорога или обращаться за покупками в торговые центры. Это особенно касалось населения рабочих поселков и многочисленных сельских пунктов. Крестьяне были вынуждены ездить в города или крупные торговые села, где концентрировались торговые предприятия. Это отнимало у них много времени, требовало дополнительного труда и расходов, связанных с поездками за покупками.

      Для полноты картины надо отметить исключительно антисанитарные условия торговли пищевыми продуктами. Даже в самых крупных продовольственных магазинах за широкими зеркальными витринами скрывались груды мусора, отбросов и нечистот, издававших зловоние.

      При обследовании в 1885 г. в Москве из 130 мясных лавок и магазинов в 72 стены оказались выкрашены красной краской, скрывающей кровяные пятна; только в 4 магазинах были мраморные полки для раскладки мяса. Одежда продавцов была пропитана грязью, инструменты не чищены, помещения не убраны.

      Центральным рынком, снабжавшим Москву мясом, птицей, рыбой, зеленью, фруктами, являлся Охотный ряд. Он состоял из довольно крупных магазинов, расположенных между Театральной площадью и Тверской улицей, где стоит теперь гостиница «Москва». Торговали не только в магазинах, но и в палатках перед магазинами (рис. 11).

      Сюда ежедневно поступало огромное количество мяса в убойном виде и тысячи голов живой птицы, мелкого скота, свиней. За фасадами магазинов, в четырех дворах этого настоящего «чрева Москвы» процветала ужасающая антисанитария. На одном дворе забивали мелкий скот и свиней, а на втором кололи и ощипывали птицу. «Стоки с этих дворов представляли собой настоящие клоаки, где под решетками были обнаружены внутренности животных, трупы крыс и нечистоты»1 [История Москвы, т. IV, 1954, стр. 172].

      Владельцы магазинов наживали колоссальные прибыли и имели возможность откупиться. Поэтому никакие обследования и огласка в печати не имели должных результатов. Дело ограничивалось лишь самыми незначительными санитарными мерами, а «ужасающее зловоние распространялось около этих «лучших» магазинов съестных припасов по-прежнему»2 [Там же, стр. 174].


Изменения внутренней торговли в период империализма


      В первые годы XX в. Россия вступила в период высшего развития капитализма – империализма. Империализм в России не был классическим, он был оплетен, по выражению В. И. Ленина, «особенно густой сетью отношений докапиталистических»1 [В. И. Ленин, Соч., т. 22, стр. 246] и носил военно-феодальный характер. У власти находился царизм, опиравшийся на привилегированную социальную силу помещиков, удерживавших и использовавших в своих целях средневековую экономическую и культурную отсталость деревни.


К титульной странице
Вперед
Назад