А в них наш жнивень, кажется, тем занят, что с порога готовится передавать дела, не успев их принять как следует.
1 августа - Мокриды.
В устных календарях - указчицы осени.
«Смотри осень по Мокриде: Мокрида мокра - и осень мокра». «Дождь с утра - не жди добра: будет вся осень мокра». «Вёдро на Мокриду - осень сухая». В самом деле, обидно: заладили - осень, осень... Хорошо, есть в приметах добавка:
«Коли на Мокриды дождь, на следующий год уродится рожь». Итогом подсказка, что к приметам примеряйся, ум, однако, не теряй: «На поле Мокриды, а ты свое смекай».
2 августа - Пророк Илия.
В устных календарях - Ильин день, громобой, обжинки, сухой и мокрый, морковник, богатые соты, бараний рог.
«На Илью до обеда лето, после обеда осень» - без промедления строго предупреждали устные численники. Или еще строже: «Илья лето кончает».
Свет на ущербе: «Илья Пророк два часа уволок». Утренники холодны, «камень прозябает». Часты ненастья. «До Ильина дня под кустом сушит, а после Ильина дня и на кусте не сохнет». «До Ильина дня сено сметать, пуд меду в него накласть».
«Дождь слепой, - гласили деревенские святцы. - Ему говорят: «Иди, куда тебя просят». А он пошел, где сено косят. Ему говорят: «Иди, где ждут». А он пошел, где жнут».
Москва, Великий Новгород, словом, большие города Руси имели по два храма в честь ветхозаветного пророка Илии. Илья признавался держателем молний, низвергателем дождей. По небу раскатывает он, громобой, и колесо с его колесницы - солнце красное, и конь у Ильи «не прост»:
У добра коня жемчужный хвост,
А гривушка позолоченная,
В очах его камень-маргарит,
Из уст его огонь-пламень горит.
А почему возводилось по два храма в честь Ильи? Народ почитал Илью сухого и Илью мокрого.
Совершались крестные ходы, причем в процессиях участвовал и царь: молились Илье мокрому - о ниспослании дождя, сухому - о вёдре, погожей жатве.
Наверное, вологжане больше молились Илье сухому - дождевицы гнилые у нас на закате лета за обычай.
Сжата полоса, часть стеблей завивали, украшая цветным лоскутьем, лентами: «Вот тебе, Илья, соломенная борода, на прок (в будущий год) уроди нам хлеба города».
Световой день убыл, рабочий - прибывает. Ночь долга, и, как на Украине говорили, «конь наедается, кацап (батрак) просыпается». В глубине России и на Севере в ходу была другая молва: «Илья Пророк три часа приволок». Встань чуть свет, ужинай при лучине: неспроста август прозывали каторгой!
Осложнялся труд гуртоправа. «До Ильи пасет батожок, а с Ильи пастушок». Удобные выгоны стравлены, у коров «ход большой»: «До Ильи сами домой идут, после Ильи и к ночи в лесу остаются». Деревенская община выставляла пастуху в подмогу мальчика-подпастыря.
Усердней хозяйками соблюдался «козик», обычай по кругу кормить пастуха. Повкусней ему подкладывали куски:
- Голубчик, мою-то комолую не забывай. Соседская Пеструха ее забижает, пропадина рогатая. Даве села доить мою молочную - вымя сухое, не наедается бедная...
Пастьба и труднее, и проще, поскольку зной спадает, меньше докучливого гнуса. «Комары перестают кусаться», «слепни пропадают» - из месяцесловов приметы к Ильину дню.
Но дозорь стадо в оба. Волчата подросли, стариков вынуждая шире бродяжить. Медведь не прочь наложить лапу на буренок.
У поморов, бывало, свои хлопоты: лосось из Белого моря идет на нерестилища Северной Двины, Пинеги, Емцы. В воду снасти: поплавни, ставные тайники, мережи, невода! «Ильинская» - всем семгам семга. Рыбины тянут до полутора пудов и больше. Мясо розовое, сочное, в посоле жиром истекает... Тронулась рыба, лови хоть в центре Архангельска, напротив Гостиного двора, хоть у Поморского рынка - плывет в самые рыбные ряды!
Илья - бараний рог - в прошлом большой праздник. Вологодчина, весь Север славились складчинами. Пиво варили, угощались убоиной: «На Пророка Илью баранью голову на стол».
«Дивья тому, у кого Илья в дому». Веселей гулянье, коли оправдалось чаемое: «Петров день - с колоском, Илья - с колобком». «Знать бабу по наряду, что на Ильин день с пирогом».
Потек на мельницы хлеб-новина. По своим качествам выше оценивался сыромолот - зерно, подсохшее в суслонах под солнцем.
Урожайность зависела, пожалуй, не меньше от «сортности» нивы, чем сортности злаков. Например, до 70-х годов XIX века пахари коми обеспечивали приполярную округу собственным хлебом. Рожь высевалась на подсеках глубоко в лесу. Длинные летние дни, богатая золой, отдохнувшая почва: урожай снимали сам - сорок - даже не верится!
Голос пасечников отражен месяцесловами: «Богат, как ильинский сот».
Что там подрезка сотов, к празднику жаркое, наваристые щи: в крестьянских календарях не обошли, что Ильин день - морковник, что «ильинская соломка — деревенская перинка».
До Ильи где-нибудь на Унже, на Монзе с гряд морковку не трогали, пускай подрастает. Сейчас, пожалуйста, грызи, малышня, на здоровье. Утеха ребятне и поваляться, побаловаться на пышной постели, набитой свежей соломой. Как она шуршала, пахла солнцем и полем!
«К Ильину дню заборанивай пар» - делясь опытом, наказывали численники. «Илья - срок косьбы...» Ну а ежели погода работать препятствовала? Час нынче дорог, да на луг, на полосу ни ногой. «Не мечи на Илью копны - небесным огнем пожжет». «Не коси - сено от молний сгорит...»
«Ильин день без гроз не стоит» - не просто слепое преклонение перед безудержной стихией, могущей погубить урожай. Это прежде всего готовность русского православного человека вынести все, полагаясь на Волю Божию.
И неробкий путник ощущает беззащитность, настигнутый стихией непогоды вдали от крова. Сухой треск грозовых разрядов, слитый в сплошной грохот, слепящие высверки молний. Ветром опрокидывает стога; хлеб, даже низкорослый ячмень, укладывает в лёжку. Хуже того в лесу, когда земля, опутанная корневищами, дрожит, колеблется - так порывы вихря расшатали деревья; и вокруг мрак, внезапный среди бела дня, и сыплет, лепит в лицо сбитую листву, и ломает сучья, сухостой. Хлынет ливень, докончит начатое ветром, прибьет колосья к земле, погноит порушенные стога... Поджигало, не раз палило молниями сено, вспыхивал хлеб на полосах, несжатый либо сложенный в суслоны! Прямой разор мужиков постигал, коли не дождь - град накроет поля...
Заметим, что с обликом грозного Пророка народная фантазия совмещала также образ былинного Ильи Муромца. У Ильи Пророка в упряжке четверня крылатых лошадей, у Ильи Муромца - шестерня, а если и один под седлом конь, то богатырский. Над родниками, ключами, почитаемыми населением, ставились часовенки во имя Пророка Илии: вода из-под земли бьет, куда конь его ступил копытом.
У нас, по-видимому, не бывало ильинских родников. Ключи, ручьи со сладкой водой, безразлично, около деревень, в тайге ли суземной, на покосах ли, разумеется, обустраивались. Мал ключик - спускали сруб накапливать влагу, ставили скамью для отдыха, на сучьях вешались берестяные черпаки-поилки. В пекучий зной студена вода - зубы ломит. Напьешься и умоешься, присядешь, освободив плечи от лямок пестеря.
Непременно откуда и возьмется черноглазая, с оранжевой грудкой пичуга.
- Уик-тик-тик! - зашмыгает с ветки на ветку, потряхивая хвостиком. А, спутница моя лесная? В сторожихи, гляжу, нанялась?
- Уик-тик-тик!
Полно, успокойся! Воды в колодце не убыло, цел ключик - отмыкать запоры к сокровищам хвойным. А сокровищ этих не счесть; смородина в нависи ягод, роса на траве драгоценней перлов, воздух хмельней вина, и простая вода меду слаще...
«В Ильин день с утра облачно — сев должен быть ранний и ожидай хорошего урожая; облачно в полдень - средний сев; а вечером облачно - сев поздний и урожай плохой».
«Коли к Ильину дню рожь убрана, то новый посев оканчивается до Флора и Лавра (31 августа), а коли рожь поспевает позже, то и сев позже, до Семена-дня (14 сентября)».
3 августа - Семен юродивый.
Вологодчина Симеона и Иоанна Устюгских, Христа ради юродивых, наипаче почитала. Отречься от земных соблазнов, нагу пророчествовать, меж дворов босу скитаючись...
Изустная молва на Семена ничем не откликнулась, кроме пометки, что день-де несчастливый.
4 августа - Марья.
В устных календарях Марьи добрый день - ягодница.
«Коли гроза — сена будет за глаза».
«На Марью сильные росы - льны будут серы и косы».
Женский день, «в поле не работают», не везде, однако, старине следовали.
Все-таки выкрой, Марьюшка, времечко: «в лес иду - пусто, из лесу - густо»!
Малина, ароматнейшая поленика, называемая еще княженикой, смородина...
Нет, не выкроить минуты. Ну-ка, что там в деревенских-то святцах?
5 августа - Трофим.
В устных календарях - бессонник.
Разворотливым хозяевам день короток. «Идет работа - спать неохота». «Долго спать - с долгом встать». Опять же роса вчерась худое пророчила...
Разве в дни страдные до ягодок, работ невпроворот и заботы от сна отбивают!
Между тем в обычаях древности было от 5 до 12 августа справлять «калинники-малинники». Выпало из быта празднество. Уборочная, душу крестьянина веселил хлеб в снопах.
6 августа - Летний Борис-Глеб.
«Борис и Глеб - поспел хлеб». С севом получилась задержка, июнь с июлем выдались холодны, мочливы, вносилась поправка: «дозревает хлеб».
Жать, жать пора! Рожь и в помол, и на озимый сев надобна.
Серпы в руки... Пора, пора!
Землю боготворили, перед хлебом благоговели, только ведь сенокосные, пахотные угодья крестьянину на правах собственности встарь не принадлежали.
Земля Божья - было принято. Наместником Бога на земле государь - установлено. Едино государь, помазанник Божий, волен в жизни и достоянии подданных.
«До Бога высоко, до царя далеко» - на Севере, в волостях, не испытывавших уз крепостной зависимости, землей распоряжалась община, мир. Важнейшие дела миром обсуждались на сходах. Потерявшие землю бобыли, «неработь», лишались права голоса. Мир, общество в волостях обеспечивали сбор податей, налогов, выделяли рекрутов для службы в армии. Мир решал, содержать ли церковь, быть ли училищу для детей. Миром делили землю по душам (с женского пола налоги не взимались, значит, в определении величины угодий в расчет женщин обычно не принимали). На семейном наделе крестьянин поступал по собственному разумению, мог обрабатывать его своими силами, сдавать в пользование соседу, в аренду. Нельзя выйти из общины самовольно. Повинности за тебя миру нести, что ли? М. В. Ломоносов стал профессором, чинами, признанием удостоен, - земляки продолжали вносить за него платежи.
Мир связывал, тяготил. И мир, общество, чувство локтя помогали найти выход из трудных положений.
Взаимовыручка на жатве была в порядке вещей: у нас - помочи, на юге - толока. Прихворнули хозяева, а рожь не ждет...
Вырос в поле дом,
Полон дом добром,
Стены позолочены.
Ходит дом ходуном
На столбе золотом!
За участие в помочах не велось платы. Позор - предложить хозяину своим помощникам деньги.
Из последних на полосе стеблей сплетался венок, несли его жнеюшки, «дочери-перепелочки», «невестки-лебедки»:
Хозяин, хозяин,
Запрягай конечка,
Расписной возочек,
Встречай наш веночек.
В избе, испросив пожаловать за венок, певуньи заливались звончей звонкого:
Дома-то, дома -
Напечено пирогов,
Наварено каши...
Жницы молодые,
Серпы золотые!
Дожали, дожали,
Каравая почали,
Толокна отведали!
Хлебушко, расти,
Времечко, лети
До новой весны,
До нового лета,
До нового хлеба!
Для первых недель августа (по старому стилю еще длится июль) характерны грозы. Настолько мощные, что скот в Ильин день стоял в хлевах, за 6 августа водилось кое-где прозвище «паликопны». Пылали, видать, снопы, до обмолота убранные в скирды-копны, скот гибнул на пастбищах.
Из духовных стихов, распеваемых слепцами, паломниками и составившими самостоятельный бесписьменный календарь, узнавали слушатели:
Святая Анна и Евпраксия,
Алимпиада - игуменья
В лепоте,
Райской красоте
Приемлют услаждения...
7 августа - Анна и Макарий.
В устных календарях — зимоуказница, холодные утренники.
Нижегородской ярмарке именины, и тих-скромен праздник бродячей нищеты, калик перехожих.
Пасеки пахнут медом, в облете запоздалые рои. Яблони клонят долу ветви под грузом румяных плодов, в варенье просится крыжовник, соком налит.
Готов к копке ранний картофель, поздний - осыпает цвет. С гряд натягивает запашисто укропом, огурцами. Сидит репа - «сама клубочком, хвост под себя». Завивает кочаны капуста - «шаровита, кудревата, на макушке плешь, на здоровье съешь»...
Зима? Зачем, осень минуя, пророчить седую чародейку в «месяц-густоед», «щедрый разносол»?
Не одним днем живы, людям от плуга, от серпа и забегать вперед думами, предвидеть грядущее всходов на ниве и себя в избе.
«Припасает к Анне зима холодные утренники». Траву тронула серебристая осыпь инея - значит, зима ожидается ранняя, нравом крутая.
Бывало, встарь на угорах, у берегов рек горели костры: кашицей-ссыпчи-ной, квасом с редькой отмечали свой день псалмопевцы, сказители былин под перезвон гуслей-самогудок. Они выступали, позволю догадку, и носителями народного эпоса, и сами складывали вирши.
Поэтам место разве что среди голи перекатной - дело привычное, стариной освященное.
Бурлил в Нижнем Новгороде вселенский торг. Ежедневно павильоны вбирали тысяч полтораста посетителей. На зерно, нефть, машины, лен, древесину, кустарные изделия, ткани и прочее заключались сделки, умопомрачительные по суммам. Нижегородская ярмарка - именинница, и нечего больше добавить!
Распространившись на Руси еще в XVI веке, ярмарки завоевали признание в губернских, уездных центрах, проникли они и на село.
Тряси мошной, торгуйся, если наметил чем-то обзавестись: на ярмарке мужик - и купец, и продавец, желаньям нет препятствий.
В рядах прилавков, под навесами, на возах и земле на холстинах чего-чего не выложено, не выставлено! Сбруя, хомуты. Малина и черника в корзинах и россыпью. Разлевы с топленым маслом. Кипы овчинных шкур. Косы, серпы...
Цыгане водят лошадей, начищенных, как сапог урядника. Орут зазывалы, перекрывая гомон толп:
- К самовару, почтенные! Чай не пить - откуль силам быть?
- Лампасея, задарма лампасея... Как куснешь, разом уснешь, как вскочишь, ишшо захочешь!
- Гармошка никольска: сама поет - дролям спать не дает!
- Папиросы, табак с турецкой девицей, в супружестве бо-о-льшой баловницей!
Потекли с ярмарок, сельских торжков миткали, кумач. Покупной ситец, дешевая «затрапеза» фабрики купца Затрапезного вынудили вручную расшитые, кружевцем изукрашенные наряды, передаваемые от бабок внучкам, убраться поглубже в сундуки. Деревянную борону-суковатку, соху теснили железный «зиг-заг» и плуг...
Вернется мужик домой и, разуваясь у порога, перед женой охает:
- Ну, ярмонка, ох, народу-у! Все наши жеребят потеряли!
- А ты?
- Что я? Что я? Я по дороге потерял!
8 августа - Ермолай, Ермил и Параскева.
На мельницах, ветрянках и водяных, толчеях, крупорушках спешный ремонт, плотины забраны и копят воду перед большими помолами. Но о мельниках потерялось в веках календарное краснословье, как были они «шумом сыты». О том вон у реки сооружении, с колесом, запрудой, о котором помолвка: «Не жнет, не молотит, только денежки колотит!»
Пробел в календарях, что август - смотрины пополнения, не переводился бы род крылатых и четвероногих насельников мира мхов и хвои, скал и вод.
Бывало, миллионы лебедей, гусей, уток, чаек, гагар вспоит, вскормит побережье Ледовитого океана, острова Соловецкие. Новая Земля, Колгуев — прими их всех, край полуденного солнца!
Льды в темных пятнах моржей, тюленей. Пускают фонтаны киты. Меж разводий бродяжат белые медведи.
Тундра: дикий олень чистит окостеневшие рога о куст ивняка, резвятся оленята, у норы молодой песец лает на сову...
Не углубились деревенские святцы столь далеко за Полярный круг, не затронули они птичьих базаров, стад белух, лежбищ морского зверя. Пропустили и сбившихся в табуны скворцов на лугах, звонкий щебет ласточек, чириканье воробьев в деревнях...
Смотрины днем и смотрины ночью: медведица водит свою семейку в овсы, первые облеты лесов делают филины, покинувшие гнездо, вдали от нор шастают лисята без родительской опеки.
Беда, мнут овсы медведи. Горе горькое, если год плодлив на мышей: от них - не от медведя - ружьем не оборонишься!
Про мужицких захребетников могли бы обмолвиться месяцесловы? Чего нет, того нет.
9 августа - Целитель Пантелеймон и Никола Кочанский.
В устных календарях - капустные щи.
Добро свежих щей похлебать, если к ним ломоть хлеба-новины!
Устные святцы в стремлении оживить время, воспеть родную природу, естественно, поэтизировали земледельца. Всегда с крестьянином, постоянно поддерживали они его нравственно, без устали внушали мысли о значимости хлеборобского труда, не имеющего себе равных для судеб Отечества по изначальной своей сути.
Кто работает на земле - тот настоящий хозяин. «Где хозяин пройдет, там хлеб растет». «Хозяйский глаз зорок - не надо и сорок». «Дом вести - не бородой трясти». Тысячи метких изречений ходили в народе.
Ужо срок приспеет, опять в гости к мужику пожалуют солнышко красное, дробен дождичек, ясен месяц в его терем златоверхий, за тыном серебряным -избенку, соломой крытую...
Николаю Кочанскому, как похвале капустным щам, сопутствовал Пантелеймон целитель.
Сказать, северяне-де жили для собственного здоровья, пуще глаза его берегли, пожалуй, поклеп на предков возвести. В Крещенье в прорубь нырять, на Егорья по росе кататься, с Ильина дня не купаться: отнюдь не все строго соблюдали эти заветы. Появятся весной первые лужи, ребятишки босиком по улицам бегали. Мужики в бане парились - от жары борода трещала.
Обращаться к врачам совестились: «На леченом коне неделю ездят». «Та душа не жива, что по лекарям пошла». Знахарь, бабка-шептунья не спасенье: «Лечит, да в могилу мечет».
Травки, корешки - вот особ статья: «И собака знает, что трава помогает». Дикий хмель-княжок, Божьи ручки, Машины пуговки, вдовец, ладанка, кудлатый звон, перепой, кукушки - вологжанами применялось в лечебных целях около 90 растений. Памятуя великомученика Пантелеймона, сушили чернику, малину, черемуху - ягодку отборную. Тоже от хворобы помога.
10 августа - Прохоры и Пармены.
В устных календарях - менялы.
Слабость наша: у соседа ломоть в руке толще!
Ломоть - так, к слову, сами понимаете.
Осуждала деревня охочих до мены: мол, обмен обману сродни. «Кто меняет, дурака в придачу получает». «Меняй сто рублей, ни копейки не останется».
Подбирая черточку по черточке, чтобы дать понятие о национальном характере, устные святцы скорее выпячивали отрицательные его стороны, пагубные слабости, чем их скрывали, лакируя до неузнаваемости.
«На Прохоры-Пармены не затевай никакой мены».
Ну, разве единожды в год деревенских Трофимов одолевала от забот бессонница, разве только сегодня крепись Прохор с Парменом, чтоб не сменять шило на мыло? Лошадьми и то менялись - «ухо в ухо».
- Махнем не глядя?
Шапка шмяк оземь, глаза от азарта горят.
Потому ходила побасенка: «Менять - не переменять, а как ехать, то нанять».
К выгоде извернуться в слове, поступиться убеждениями? «Поменять веру - поменять и совесть» - на века припечатано.
11 августа - Калинник.
В бору дятел кует - на болоте с квелых березок грошики сыплются...
Калину бы до красна калить, клюкве подрумянивать бока - Калинник норовит в поля. Весной не изошли студеные утренники, опасайся, навестят яровой клин, огородные гряды.
«Пронеси, Господи, калинники, мороком (сырым туманом), а не морозом», - умоляли северяне, у кого в августовские холода не раз пропадал урожай.
Белесым паром клубятся утром низины. Спускаешься, бывало, от Пригорова к Быковской мельнице и видишь: церковь на холме будто ввысь плывет, туманом поднята. Голубое небо, золото лучей встающего солнца - и светлый храм, купол подобен шлему богатыря-витязя...
Туманы задавали работы командам судов Сухоны, бурлацким артелям. Горизонт воды понизился, неисчислимо обнажилось перекатов, мелей каменных гряд: Скородум, Ржаник, Коровий брод, Кривляка, Борона, Вилы, Мутовка, Опоки...
Опоки! Заслышав рев порогов, бледнел бурлак, купец крестился: нечистое место. Черти нарочно в русло камней нашвыряли. Чур нас, чур вражья сила! Три церкви стояло в Опоках: у начала переката, в середине и в конце порогов.
Течение дикое. Валуны. Крутые повороты. В щепы разносило струги и ладьи, гибнул работный люд, топило товары.
Перекат длиною версты на полторы. Высота береговой кручи саженей сорок, и место высокое смешно звалось - Пуп Земли.
Даже в XX веке, с полной победой над бурлаками пароходов, случалось, машины были бессильны противиться напору Опок: впрягались в лямки по 50-100 местных жителей провести суда через перекат.
А туман в Опоках? Пронеси, Господи!
На Северной Двине, когда река обмелеет и сузится фарватер, пассажирские двухпалубные колесники, буксиры переждать мглу притулялись к берегу на отстой. Рвали ночь тревожные гудки. Кто-то сел на мель? Днище распорол о камни-огрудки и взывает о помощи?
С августовских туманов обильней рост «губины», гриба лесного.
И на Пинеге, Вели, Сухоне, Ваге хватало сосняков-беломошников, где при урожае заготовляли бочки борового рыжика, деликатесной для горожан, заурядной для селян снеди.
К грибам бы ножки, да ножки шагают по другим дорожкам!
«Удаленький, горбатенький, все поле обскакал» - ну-ка, о чем речь? И самый недогадливый смекнет - о серпе.
Поле вдалось в ельник. Под кустом тени висит зыбка. Плачем заходится дитя, жнее от серпа не оторваться. Сноп, еще сноп. Пот выедает глаза. Или слезы? Ветер раскачал куст. Сноп, еще и еще сноп... До чего стародавняя картина!
Я-то знал черемуху: она качала мою колыбель, зеленым-зелена кудрявая нянюшка.
Поле наше, семейное. Стоял лес, дедушка Алексей с моей мамой и бабушкой свели его топорами. Что сгодилось из деревьев на дрова, что на бревна -заложить амбар, остальное огрудили и сожгли. Тяжко было пни корчевать, тяжко драть плугом целину: соленым потом досталась нива.
Среди поля и по окрайкам могуче вздымались исполины-сосны: стволы в коре, как в броне, у подножия будто гранитом облицованы. Литые медные сучья держали тучи хвои. Шумели сосны, шумели, - может, мне творили колыбельную?
Тесно трактору развернуться, бросили поле пахать, занялись полосы лиственной молодью.
Был я как-то в родном углу. Поискал черемуху и не нашел. Место забылось за давностью лет? Нянька состарилась, заглушил ее подрост?
12 августа - Сила, Силуян и Иван Воин.
Солдат-отставник, нацепив медали, ставил свечку к образу святого Иоанна Воина. Истово, по порученью честного мира, молились старухи, промышлявшие ворожбой. Ишь, Иван-то тайные кражи раскрывает, от воров бережет. Ивану Воину почет, а и ворожейкам на сей день почестей, подношений не бедно перепадало.
Деревня черпала в своих календарях.
«Святой Сила прибавит мужику силы».
«Сила хлеб силит».
Сила, ох, надобна силушка страду превозмочь!
Паши-борони, жни и коси, сей и опять борони...
«Помирать собрался, а рожь сей!»
От опыта крестьянского уведомление: «На Силу и рожь пьяна».
Перестоялась, к земле долит тяжелый колос, просит: жните, зерно уплывет...
Как где, а у нас по волости день строился примерно так. Сыро с ночного дождя либо росы, давай-ка за косы. Пожни, луга свалены, окашивались межи, заполоски, приречные крутые склоны, гуменники. Косой работать несподручно, траву жали серпами - вынесут к деревне, вялят на поветях. Зимой охапке сена будешь рад, знаемо, что «запас беды не чинит».
Разведрило. Ветер и солнце. Наскоро перекусив, торопились к полям.
На загоне вставай спиной к ветру: против ветра жать - в высоких стеблях путаться, да на жгучем солнцепеке, в духоте.
Горсть по горсти - готов сноп. «На поле ногайском, на рубеже татарском стояли столбы точеные, головки золоченые, теперь лежат люди побиты, у них головы обриты». Снопы, вповалку снопы.
Чтоб солома, колос не отсырели, составь снопы в суслоны. «Девять братчиков под одной шапочкой», - но принято было ставить в суслоны и больше снопов, покрывая их сверху тоже снопом, как зонтиком от дождей.
Обед, если нива - постать не близко, жнецам приносили дети: в кринке, обложенной паклей, горячая картошка, еще узелок, в нем пара-другая огурцов, лук с гряд, в туесках квас и молоко.
- Промялись, мужики? - спросит отец сыновей. Молчат, набычась, вихрастые наследники.
- Чего уж, в ногах правды нет: садитесь, поснедаем.
Они промялись, они умнут и ополовинят, чего там матке с батькой бабушка приготовила.
Пообедали, и сразу за серпы - до паужны, часов в пять вечера. А потом снова жни, ставь суслоны, пока не осмеркнется...
Погодите, лен пропустили!
«Мужик кормит, баба одевает». Мужские руки, известно, до льна не доходчивы. Порой на его уборку дня не выдавалось свободного. Бабы, девки, успевайте: ваша печаль, где силу взять и час урвать!
Вытеребленный лен горсть по горсти укладывали на березовую тонкую вицу крест — на — крест. Вица с крученой петлей на вершинке служила опояской. Снопы в мокропогодье развешивали на козлах для дозревания семян.
Затем вези снопы к гумну. С овинов после досушки, иногда прямо горячие, их расстилали по «долони», глиняному полу гумна, для сколачивания головок. Намолоченное семя с трухой-«коглиной» - в вороха, тресту опять в вязки и на телегу.
Скорей, скорей льняную соломку на пожни под августовские росы.
Суслоны, лен на вешалах и в расстиле... Любо! «Что летом уродится, все сгодится...» Любо, любо!
Со стогов сена канюки сторожат добычу, полохливо трещат дрозды, кочуя из перелеска в перелесок...
На проселке вмятины медвежьих когтистых лап. Душа тает, улыбнешься: экая орясина, шуба дорогая, чего же, толстопятый, бродишь босиком? Лаптями б обзавелся, что ли?
Время-времечко: сев и жатва, с утра трава в инее, к вечеру дождь, на загонах суслоны и близ овсяного поля медвежий след.
Вспахать вспахано, вопрос - чем сеять, коли июнь по хлебу справил поминки? Малоземельных мужиков Присухонья поддерживали хлебные магазины. Под замком хранился закладываемый крестьянами запас. С мирского приговора зерно изымали, кому голодную нужду одолеть, кому войти в Силин день с севалкой на груди.
13 августа - Евдокимово заговенье, пролог крестьянских Спасов.
Скоромное долой со стола, наступает Успенский пост.
14 августа - Первый Спас медовый, лакомка, Спас-на-воде.
В устных календарях — проводы лета, осени встреча, Макавей.
Удлинились ночи, земля остывает. «Со Спаса - холодные росы». «У Спаса всего в запасе: и дождь, и вёдро, и серопогодье».
«Спас - всему час». Час воде светлеть, в небе летать визгливым стрижам, ласточкам-касаткам, вставать в хороводы сыроежкам-говорушкам...
С рубежом движения природы по годовому кругу смыкались в устных календарях советы по хозяйству.
«Готовь гумна и овины».
«В дождь не сей рожь».
«Зреет малина и первые ягоды крупные - хорош ранний сев: первые ягоды мелки - урожайнее сев средний и поздний».
«На тычинке городок, в нем семьсот воевод» - подсыхают кубышки мака. Убирай скорей, на дворе-то Макавей] Бывало, маковым семенем осыпали избу в оберег от злых духов. Ну, а «не уродился мак, пробудем и так». «Семь лет маку не родило, а голоду не было».
У пчел оскудел взяток. Детям лакомка, «Первый Спас соты заламывает (и бабьи грехи замаливает!)».
Собственно, избирателен был этот праздник.
Купали коней, стада с поскотины - в знак проводов лета, встречи осени.
По преданьям, в этот день святили воду, колодцы. Купались совместно женщины и мужчины. Позднее обряд в память годовщины Крещения Руси при великом киевском князе Владимире забылся.
«Успенский пост не голодный». Муки намолото, овощей с огорода, из лесу съестных даров вдосталь. На столе «чиличники» - пироги с грибами, черничники, загибени с начинкой из рыбы, мелко порезанной брюквы. Гороховые, овсяные кисели на постном масле...
Поди, на молодежи лишь и сказывались ограничения: косо посматривали старшие на гулянки-вечерины.
«Грех о празднике робить». Первый Спас имел отличие в «сиротских и вдовьих помочах»: пахали и сеяли озимое на тех, кого обделила судьба, кому нужно подставить плечо.
Ты - за себя,
Мы - за тебя,
А Христов Спас
За всех нас!
Заповедь древности: «На вдовий двор хоть щепку кинь». «Собором черта поборем» - верили. Жизнь убеждала: «С миру по нитке - голому рубаха». Наставляя, как человеку держаться в обществе, деревенские святцы заботились о духовном здоровье народа. С опорой на обычаи заединщины - радости торжеств и перед лицом горя, людской беды. В ряде общин велось выделять вдовам, сиротам угодья, которые обрабатывались всем миром, сообща.
15 августа - Степан и Василий.
В устных календарях - сеновал и диво московское.
Православная церковь с XVI века поминает в этот день нищего, достославного Василия Блаженного, Христа ради юродивого. Святой Василий Блаженный широко прославился на Руси подвигом юродства. И в летний зной, и в лютый мороз он ходил по Москве почти нагим и босым, обличал бесстрашно всюду творимую неправду. Пред его рубищам и веригами Иван Грозный смирялся, бояре заискивали. Погребен чудотворец под спудом московского собора Покрова-на-Рву. Храм этот известен как собор Василия Блаженного. Истинное диво - творение зодчих Бармы и Постника. Всяк, кто бывал на Красной площади, в этом убедился.
Ясно, намек кончать сенокос. Проверь запас кормов, укрой понадежней к осенней слякоти. То-то белели паруса карбасов по Северной Двине, то-то сплавлялось плотов, весельных лодок с сеном по Пинеге, Печоре! Там, откуда сложно вывезти сено, на дальних пожнях, строились сараи-сеновалы. Под крышей корма всего сохраннее.
Любил я, признаюсь, лесные сеновалы. Расступятся елки, осины, засветлеет яркой зеленью росчисть, шаг-два по покосу - и внезапно тишина, безумолчные шорохи взорвутся грохотом: глухари! Обожают они попастись на нежной отаве - самые травоядные птицы тайги, самые пугливые.
Грибов высыпало - красные на белоснежных пеньках подосиновики, черные, с осенним загаром крепыши обабки, розовые волнухи...
Березы уж крошат блеклый лист, рядом стылым туманом повит ручей, а дверь сеновала отворишь - теплом тебя опахнет, солнечным летним разнотравьем. Душа постигнет: удаленный, может, на десятки верст покос - продолжение полей, лугов, как бревенчатый сарай - часть подворья.
Не представить крестьянскую усадьбу без двора. А двор без сена? Скажем, в 1912 году Вологодчина сняла его с 780 тысяч десятин покосов 75 миллионов 558 тысяч пудов. Десятина, знаете, больше гектара. Обойди-ка ее не раз с косой-стойкой, с граблями! Каждый клочок сена, прежде чем оказаться на сеновале или в стогу, тоже не раз прошел через крестьянские руки.
Мужики со своими численниками согласовывали: каков Степан-сеновал, таковому быть сентябрю.
16 августа - Антоны.
В устных календарях - вихревеи.
Их погодой октябрь стоит и в целом грядущая зима. Крутые ветра - к крутой зиме, южный ветер с вихрями - к снежной.
17 августа - Авдотья и семь отроков.
В устных календарях - малиновка, кривые огурцы, сеногной.
Деревне мало было обозначить именины малине, задели огород. Кривобок пошел огурчик, плети желтеют, - Север, куда денешься.
Раньше скошенная трава на граблях сохла, а сейчас - сено в зародах сгорается, плесневеет, коли сметано впопыхах, абы как. Вестимо, «поспешишь -людей насмешишь». Делать нечего, разваливали заплесневелые стога, досушивали сено в валах, заново переметывали - от пыли не продохнуть...
О ноябре малиновке доверялось расхожее предсказание: погожа - канун зимы выдастся пригожим, дождлива, пасмурна - наступит ноябрь серый, снежный.
18 августа - Евстигней.
В устных календарях - житник.
На широте Вологды поспевал к серпу ячмень. Жни жито и смекай: чем по погоде житник отметится, тем декабрь отзовется. Само хозяйствование делало крестьян стихийными естествоиспытателями. «Мужик сер, да ум у него не волк съел» - навряд столь простодушны были деды-прадеды, чтобы по погоде одних суток строить далеко идущие прогнозы.
Августовские «погодоуказчики» - глубинный пласт устных календарей. В язычестве, возможно, на них приходились службы жрецов о благоприятной осени, о доброй зиме. Пустое, впрочем, занятие - гадать. Гораздо существеннее, что за поиском закономерностей в явлениях природы стоят у деревень тысячелетия.
С издержками, неудачами накапливался положительный опыт, дававший власть над землей - пахать, сеять, растить хлеб, разводить скот.
Загадочен, поэтичен обряд заклинания полей на Евстигнея. Повторяли его из года в год, ранней зорькой обращаясь к востоку и западу, югу и северу:
- Мати, сырая земля! Уйми ты всякую гадину... Поглоти ты нечистую силу в бездны... утоли ты все ветры полуденные со ненастью, уйми ты ветры полуночные со тучами, содержи морозы со метелями.
Доймет иногда тоска, улетел бы к Степину логу, к Олешечкиной дерюге, пал на колени: «Мати, сыра земля! Уйми ты всякую гадину... поглоти нечистую силу в бездны!»
Сил нет, тянет покаяться перед землей предков в жизни прошлой - не моей ли виной и заблуждениями обезлюдел, заглох родной угол, и у березы подле крылечка испросить успокоения...
19 августа - Преображение Господне, Второй Спас яблочный, Спас-на-горе.
В устных календарях - вторая встреча осени, осенины.
Среди дивных чудес, явленных Спасителем, особое место занимает преславное Его Преображение. Он явил его перед тремя своими учениками: Петром, Иаковом и Иоанном, вместе с которыми взошел помолиться на гору Фавор, в окрестностях Иерусалима. Лик Его источал неземной Божественный свет, а одежды стали белы, как снег. По сторонам от Христа встали пророки Моисей и Илия, жившие много веков прежде. И глас самого Бога Отца раздался тогда с небес: «Сей есть Сын мой возлюбленный, о Нам же благоволих. Того послушайте!» Слова эти - через святых апостолов - назидательно были обращены ко всем людям.
В этот день под сводами храма - грудами для освящения плоды, ягоды, с огорода овощи. В полях молебны, крестные ходы. За церковной оградой ряды столов со снедью - прихожанам соборно отпраздновать Преображение Господне.
В сельской Новгородчине закат солнца провожали песнопеньями, пережившими столетья.
На Пинеге, по Присухонью после молебна принимались скопом стручить горох.
Ох, горох мой, горох,
Зеленый мой горох,
Со виклиною горох,
Со гороховиной горох.
Смех, шутки и песни, песни!
Станемте, робята, шаньги пекчи.
Честным-то господам - всем по шанешке,
Молодым-то молодцам - шаньги с маслицем,
Красным-то девицам - с медом, с сахаром,
Старым-то старушкам - со пресным молоком.
Спас-на-горе - базары, торжки.
Осенины - зарубка на память, что лето к ущербу.
«С Преображенья погода преображается».
«Пришел второй Спас — бери рукавицы про запас».
Первую встречу осени связывали с откачкой меда, вторую - со съемом садовых плодов. Когда ешь первое яблочко, «что надумано - сбудется, что сбудется - не минуется». В глуши таежной не садили садов, не о чем и загадывать?
На жнивье обветрились суслоны, время возить рожь к гумнам.
- Чего малого не видать? - спросит отец, обуваясь у порога.
- На полатях небось, - ответит мать.
- Да нет его...
Неожиданно мимо окон перестук копыт.
- Выслуживается постреленок, - рассмеется отец. - Не иначе, спал с обротью под подушкой.
На лошадях работа желанна, уборка снопов всего желанней.
Паутину несет, поседели овсы, зарыжела пшеница. Тарахтят телеги, движутся, колыхаясь, к деревне возы. Снопы сухи, колос шелестит. Похрапывает конь, гужи скрипят. На верху воза едва видна русая головенка - счастлив парень, достиг, что ему хлеб доверили.
Из-за хвойной стены, от гарей, буреломов смутное, хрупкое:
- Ау-у... -Ау...
20 августа - Пимен и Марина.
К ним байка улыбчивая: «Пимены-Марины - не ищи в лесу малины, девки лес пройдут, дочиста оберут».
Для кого ягодку заберегать? Для медведя? В Коробицыне он, черная немочь, корову поцапал. Васька Гришкин шел с Городишны, медведица на елку загнала. Страху натерпелся мужик: жмется к лесине, а зверина под деревом пышкает...
Запорошил в лужи желтый лист. Где и берется: лес зелен, изумрудны и шелковисто мягки скошенные луга.
- Пинь-пинь, - по-синичьи звенят зяблики. Наверняка, из бойкой пестро-цветной оравы найдется такой, кто брызнет раскатистым серебром.
Бедолага с весны холостяк, дело под осень, ему все о гнезде грезится...
Вчера возле муравьища кичливо выставлялись мухоморы алыми в белую крапинку зонтами, сегодня от спесивцев одно крошево. Дерн ископычен, лось наследил. Ну вкус у великана - собирать ядовитые поганки!
Может показаться, певучим холостяком, лосем-грибознаем предвзято затираем духовные святцы. Ничуть, раз роль их в святцах деревенских обычно служебная - обозначить отсутствующее число заимствованным именем.
Так, после Пимена и Марины - день памяти Емелиана исповедника, преподобного Григория, иконописца Печерского. На Соловках бой колоколов, служба в честь перенесения святых мощей преподобных Зосимы и Савватия за стены обители.
В месяцесловы попало единственно имя святителя Мирона, епископа Критского (IV в.), взятое во множественном числе.
21 августа - Мироны.
В устных календарях - ветрогоны. «Пыль по дорогам гонят, по красному лету стонут». Ломается погода с вихревеев, с ветрогонов. За ночь, смотришь, от инея почернеет ботва картофеля.
Ничего, лету дважды не бывать, в срок холодок не вредит.
«Ранние иней - к урожаю будущего года».
«При северном ветре посеешь, рожь уродится крепче и крупнее».
22 августа - Апостол Матфей.
В устных календарях - Матвей.
Апостола и евангелиста Матфея глубоко почитали. Свято на божнице за образами в избах грамотеев хранился Новый Завет, оклад книги обтянут кожей, текст, бывать, рукописный. Ужо страдная пора порасступится, по вечерам при лучине зазвучит в избе вечное, вещее: «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы, и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить...»
23 августа - Лаврентий.
Одолевали деревенских насущные заботы: какова осень выстоит?
Хмурился охотник, глядя на елочку-сухостоину, - сучья унизаны опятами. Белка грибы сушит - знать, еловой и сосновой шишки недород, пушной сезон пропадет, если пустится кочевать зверек в более кормные угодья. Но веселей на сердце от рясных рябин: ягоды гроздьями грузными - следующая осень даст большой выход куницы.
Советовали рыбакам устные святцы:
- На Лаврентия смотри в полдень воду- коли тиха, не волнуется, лодки стоят спокойно, осень будет тихая и зима безвьюжная.
Дай-то Бог: добрая погода - добрые уловы!
24 августа - Василий.
Он «овцам шерсть дает». Зимнюю, учтите.
Наделял август отары зимней шерстью, отнимал стрижкой летнюю: до холодов руно отрастет. Пристал внук к бабке:
- Ты чего делаешь?
Ножницы щелк-щелк, и ему вихры окорнали. «Ступеньками», ровно верту-чему барашку!
Верхом на палочке поскакал пострел хвастаться: картуз был в аккурат, ишь, стал велик, на нос лезет.
25 августа - Никита.
26 августа - Максим.
27 августа - Михей.
В устных календарях - тиховей.
Продли наблюдения за ветрами.
«Михеев день с бабьим летом бурей-ветром перекликается».
«На Михея тиховей — к ведреной осени, на Михея буря — к ненастному сентябрю». Перемены в быту деревень:
«Михей Успенский пост кончает, навстречу осеннему мясоеду идет».
Отдавались, говорят, почести каменщикам, строителям храмов, крепостей и теремов. Величественный ансамбль Соловков, Гостиный двор Архангельска, Кирилло-Белозерская твердыня, София Вологды, Прилуки, - каменных дел мастерам да не обладать собственным праздником!
С колокольни Спасо-Каменного монастыря, чудом возникшего на крошечном островке Кубенского озера каких-то полвека назад, охватывал взгляд три десятка белых церквей, стены и злачёные кресты нескольких монастырей.
28 августа - Успение Пресвятой Богородицы, Большая Пречистая.
В устных календарях - досевки, дожинки и засидки.
Перед Успением Богородицы к ней чудесным образом на облаках, носимых ангелами, слетелись апостолы и вознесли свечи. Но свет их был поглощен сиянием, в котором явился Спаситель, чтобы принять душу своей Пречистой матери. Апостолы погребли ее в Гефсиманском саду, но гроб ее оказался пуст. Они поняли, что Пресвятая Дева взошла на Небо, и воскликнули: «Пресвятая Дева, помоги нам». Вслед за ними и все люди на Руси непрестанно обращаются к ней с теми же словами и получают покровительство. «Богородице Дево, радуйся, благодатная Мария, Господь с тобою. Благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила ecu душ наших. Пресвятая Богородица, спаси нас!»
Успение Пресвятой Богородицы - великий праздник Святого Православия, завершения Успенского поста. Образа Богородичного чина - народом любимейшие.
Работы по хозяйству справлены. «До Успенья пахать - лишнюю копну нажать». Пары, как правило, вспаханы. А коли так - «Пречистая засевает». С севом озимых вышла заминка, погода подвела - досевки справляли позднее. С уборкой ржи всяко повершено. Значит, пора праздновать дожинки. Чем не повод для застолий? Тем более что посту конец, «молодому бабьему лету» запев. У молодежи с Успенья в избах вечерины, хороводы, у женщин первые засидки с рукодельем, пресницами.
«С Успенья солнце засыпается», - в устных численниках сказано.
«Молодое бабье лето ведряное - жди ненастья на старое», - подсказано.
К Успенью в Белое море был наплыв косяков самой жирной сельди, на нерестилища таких рек, как Печора, Поной, ход лосося высшего разбора. Север поставлял ежегодно «царь-рыбы», «семушки» до 65 тысяч пудов, судя по тому, насколько удачно протекал промысел. Ценилась семга дорого, около 10 рублей 20 копеек - пуд и выше, в зависимости от насыщенности рынка.
Успенье - на Летнем берегу, в Кеми, Сороке, прочих поморских селеньях ожидали добытчиков с Мурмана домой.
Волновались женщины, службы в церквах выстаивали. «Ветер дразня», побьют домашний флюгер поленом: бездельник, давай мужьям попутье!
При подмоге крестьян, преимущественно Кемского и Онежского уездов, Мурман в год давал до 525-445 тысяч пудов трески, пикши, палтуса, зубатки, сайры. За уловами труд, неимоверный по тяжести, поистине героический.
Если в лавки сел, посадов, уездных городков Поморья завозили виноград, ананасы, лимоны, был на фрукты спрос. В хороводах девицы-поморянки красовались в шелках, парче, сережки золотые, бусы янтарные, головные уборы блещут жемчугами - откуда-то это бралось, верно?
Поморам обязаны Мурман, острова Арктики тем, что остались в составе России.
Все-таки не стоит тешить гордыню. В русских водах вели промысел норвежцы, бельгийцы, немцы, англичане. Пароходы, траулеры против лодий, беспалубных ёл, весельных карбасов, парусных шняк: Архангельск, случалось, вдвое-втрое больше закупал рыбы у иностранцев, чем у своих поморов.
Помянули близкое, вспомним стародавнее. В веках славился молочный скот Подвинья. С Успеньева дня Холмогоры снаряжали «поход» - перегон коров в Москву (позднее и в Питер). Отборных бычков, «царских» годовичков, везли на телегах, в пешем сопровождении у каждого четыре удоистые пеструхи. По году бычки выпаивались исключительно молоком, не в дороге ж им переходить на сено?
Кроме Успенского, в XX веке осуществлялись «походы»: Покровский - осенью, Рождественский - зимой, Пасочный - о Пасхе, Никольский - весной. Ежегодно и на рынки вывозился лучший скот, земство било тревогу: падает породность холмогорок по причине таких изъятий.
29 августа - Третий Спас, хлебный, Спас-на-полотне.
В устных календарях - третья встреча осени.
Иконы Спасителя Иисуса Христа были чуть ли не в каждой избе, под божницей горела негасимая лампада в посты, по праздникам. Спас Нерукотворный, шитый шелком по бархату, в перлах и злате, сиял на знамени российского воинства. С ним сражались на льду Чудского озера, на поле Куликовом -везде, где мечом и щитом решалась судьба Святой Руси, ее грядущее.
К Третьему Спасу пеклись в избах пироги-пряжоники.
Мать насеяла мучицы, растворяет квашню, дочка тут как тут - сосет пальчик, глаза по луковице. Смотрит, слушает:
Возьму пыльно,
Сделаю жидко,
После брошу на пламень –
Будет как камень.
- Ма, когда на пламень?
- Завтра, донюшка, с утречка.
- Разбудишь?
- Сама вставай.
Не проспит помощница - косичка в мышиный хвостик!
Мать месит тесто, и ей уделит на колобок, на пышку, витую витушку.
Протопилась печь, под пора подмести, ради дочки с присказкой:
Поле маленько,
Распахано гладенько
Не сохой, не бороной,
А козлиной бородой.
В церковь пойдут - «святить каравай»- мать и дочь, обе. Впереди отца с дедушкой понесет малышка свою пышку, румяную, коровьим маслицем помазанную.
С уборкой ржи да надо повершить! На радостях жнеи катались, кувыркались по стерне:
Жнивка, жнивка,
Отдай мою силку:
На пест, на молотило,
На кривое веретено!
Дожинки - прекрасный предлог для помочей. С желанием участвовала в них молодежь. Иногда на такие дожинки оставляли нарочито пошире поле.
Последний с полосы сноп, дожиночный именинник, нес в деревню принаряженный мальчуган. Жней встречали у околицы парни и под визг, притворное негодование окатывали из ведер водой. С порога избы жнеи враспев возглашали:
Жали-пожали,
Три пряди нажали,
Первая прядь - на еду,
Вторая прядь - на семена,
Третья прядь - про запас.
Понятно к хозяевам-хлебосолам всяк был охоч прийти: мол, у кого, девки, бабы, и попляшем, досыта попоем, если не у Петрова «на бороде»?
Обряды жатвы не описать, не перечислить.
31 августа - Флор и Лавр.
В устных календарях - лошадники.
«Тяглу мужицкому» от века щедрая ласка и забота: «Конь - пахарю крылья». «Конь не выдаст - смерть не возьмет» - от рубак, в битвах возмужавших, перенято и закреплено устными календарями.
Жак Маржерет, француз, командовавший сотней телохранителей Бориса Годунова, затем Лжедмитрия I, показывал в своих «Записках»: «Местные лошади... обычно маленькие и хорошие, прежде всего те, что из Вологды и ее окрестностей... За двадцать рублей можно приобрести весьма красивую и хорошую татарскую или местную лошадь, которая послужит больше, чем аргамак - турецкая лошадь, которая будет стоить пятьдесят, шестьдесят и сто рублей». Поясним о ценах: в XVII веке служилые низших чинов дворяне получали 4-5 рублей годового содержания, так что вологодскую верховую лошадь опрометчиво отнести к дешевым.
Накануне первой мировой войны Архангельская губерния насчитывала около 53 600 лошадей и 7500 жеребят, Вологодчина соответственно - 252 000 и 46 000.
«Мужик без лошади, что дом без потолка». Падеж в конюшне, по лошади выли, будто над покойником: «На кого ты нас, кормилец, покинул? Намыкаемся мы горюшка, насидимся без хлебушка... Кто нам пашенку распашет? Кто полосыньку взборонит?»
Конь был как бы член семьи. От постоянного с ним общения откладывались приметы о погоде: «Лошадь храпит - к ненастью, фыркает - к дождю; зимой ложится - к теплу».
Наши пращуры коня воспевали и возвеличивали.
Конь борзой сказок, былин - помощник, опора героя в подвигах, в добрых свершениях. «Бур и космат... грива на леву сторону до сырой земли... За реку он броду не спрашивает, которая река цела верста пятисотная, он скачет с берега на берег...»
Резвость, красота коня ценились пахарем, но выше - рабочая выносливость, неприхотливость к корму, кроткий нрав.
Держали у нас местных лошадей, кто побогаче или промышлял извозом, приобретали вятских, владимирских и т. д.
В Поморье пользовались распространением мезенки, зырянки - выносливы и покладисты. На улучшение породы немало сил и средств положил князь-воевода В.В.Голицын, будучи здесь в ссылке десятки лет. Бывший правитель государства при царевне Софье, сестре Петра I, он выписывал коней из центра России, долго северяне поминали его добром.
Если у архангельцев было меньше коней, чем у вологжан, то следует прибавить домашних оленей. Для транспортных целей их содержали в стойлах, как на Мурмане, в приморских становищах, - постоянно под рукой упряжка из 3-5 голов.
Сколько этих животных принимали равнины тундры, велики разночтения. Видимо, не менее полумиллиона. Стада преследовал падеж: в 1911 году потери от сибирской язвы составили 100 тысяч голов. Оленеводством занимались также коми. Русские выплачивали ненцам за выпас в тундре «покопытные деньги» - в XIX веке 3-4 копейки в год с оленя.
Может, не стоило приплетать олешков к Флору-Лавру, боюсь, однако, подходящего случая больше не изладится.
Август, пограничье времен года. Шиповник по зеленые завязки соком налит. Бередят душу курлыканьем журавли. Взлетают птицы с поля разом, выстраиваются в вышине треугольником: к отлету сборы, молодняк овладевает походным строем...
Осень, осень!
По лесным прогалинам, тенистым берегам рек лиловеет короставник, горят пижмы, везде в цвету луговые васильки, подмаренник...
Лето, лето!
Говорят, в августе «лето вприпрыжку бежит». Куда? С кем на свидание?
На лугах вымокает лен, издали на зелени отчетливы серые дорожки. Наверное, по ним, как по половикам, в деревни ступает новое время года.
по свидетельству летописей
1070 год - на Руси засуха погубила зерновые, жать было нечего.
1127 год - ранние заморозки повели к потере яровых хлебов.
1228 год - с 18 августа по 19 декабря выпадали холодные дожди. Полоса ненастья охватила всю Новгородскую землю, поселенья по Северной Двине.
1309 год - нашествие грызунов: «Пришла мышь и поела рожь, и овес, и пшеницу, и всякое жито».
1363 год - страшная засуха. Голод и мор. В Белоозере, например, в живых не осталось ни одного человека.
1601 год - в конце лета ударил мороз на зеленые, не вызревшие в холодное слякотное лето хлеба. Голод продолжался несколько лет подряд. Погибло только в столице Руси более ста тысяч как москвичей, так и пришлого, искавшего спасенья народа.
1678 год - 30 августа в Великом Устюге гроза длилась более трех часов - с градом, с ужаснувшими летописца раскатами грома. Затем туча как бы расступилась и «явись огненное знамение». Это свечение неба длилось около часа.
СЕНТЯБРЬ - ХМУРЕНЬ
ИЗБРАННЫЕ ПАМЯТНЫЕ ДНИ ПРАВОСЛАВИЯ И ПРАЗДНИКИ СЕНТЯБРЯ
1 сентября - Мученика Андрея Стратилата и с ним 2593 мучеников (284-305). Донской иконы Божией Матери (празднество установлено в память избавления Москвы от татар в 1591 г.). Святителя Питирима, епископа Великопермского (1456).
2 сентября - Пророка Самуила (XI в. до Рождества Христова).
3 сентября - Апостола от 70-ти Фаддея (ок. 44). Преподобного Аврамия Смоленского (XIII).
4 сентября - Мучеников Агафоника, Зотика, Феофрепия (Боголепа), Акиндина, Севериана и прочих (305-311). Священномученика Афанасия епископа (270—275). Грузинской иконы Божией Матери (1650).
5 сентября - Отдание праздника Успения Пресвятой Богородицы. Мученика Луппа (ок. 306).
6 сентября - Священномученика Евтихия, ученика апостола Иоанна Богослова (I). Перенесение мощей Святителя Петра, митрополита Московского, всея России чудотворца (1479). Преподобного Арсения Комельского (1550). Петровской иконы Божией Матери (ок. 1306).
7 сентября - Перенесение мощей апостола Варфоломея (VI). Апостола от 70-ти Тита, епископа Критского (I).
8 сентября - Сретение Владимирской иконы Божией Матери (празднество установлено в память спасения Москвы от нашествия Тамерлана в 1395 г.). Мучеников Адриана и Наталии (305-311). Псково-Печерской иконы Божией Матери, именуемой «Умиление» (1524).
9 сентября - Преподобного Пимена Великого (ок. 450).
10 сентября - Обретение мощей преподобного Иова Почаевского (1659). Собор преподобных отцев Киево-Печерских. Праведной Анны пророчицы, встретившей Господа Иисуса Христа в храме Иерусалимском (I).
11 сентября — Усекновение главы Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна.
12 сентября - Перенесение мощей благоверного князя Александра Невского (1724). Обретение мощей благоверного князя Даниила Московского (1652). Преподобного Александра Свирского (1533). Святителей Сербских.
13 сентября - Положение честного пояса Пресвятой Богородицы (395-408). Священномученика Киприана, епископа Карфагенского (258).
14 сентября - Преподобного Симеона Столпника (459) и матери его Марфы (ок. 428). Начало церковного новолетия - индикта. Собор Пресвятой Богородицы в Миасинской обители (864).
15 сентября - Мученика Маманта, отца его Феодота и матери Руфины (III). Калужской иконы Божией Матери (1771).
16 сентября - Мучеников Домны девы и Евфимия (302). Преподобного Феоктиста, спостника Евфимия Великого (467).
17 сентября - Священномученика Вавилы, епископа Великой Антиохии (251). Пророка Боговидца Моисея (1531 г. до Рождества Христова). Обретение мощей святителя Иоасафа, епископа Белгородского (1911). Иконы Божией Матери, именуемой «Неопалимая Купина» (1680).
18 сентября - Пророка Захарии и праведной Елисаветы, родителей святого Иоанна Предтечи (I).
19 сентября - Воспоминание чуда Архистратига Михаила, бывшего в Хонех (Колоссах) (IV). Киево-Братской и Арапетской икон Божией Матери (1654).
20 сентября - Предпразднество Рождества Пресвятой Богородицы. Преподобного Луки (после 975). Святителя Иоанна, архиепископа Новгородского (1186).
21 сентября - Рождество Пресвятой Владычицы Нашей Богородицы и Приснодевы Марии. Иконы Софии, Премудрости Божией (Киевской).
22 сентября — Попразднество Рождества Пресвятой Богородицы. Праведных Богоотец Иокима и Анны.
23 сентября - Святителей Петра и Павла, епископов Никейских (IX). Преподобного князя Андрея, в иночестве Иоасафа, Спасокубенского (1453).
24 сентября - Преподобной Феодоры Александрийской (474-491). Перенесение мощей преподобных Сергия и Германа, Валаамских чудотворцев.
25 сентября - Отдание праздника Рождества Пресвятой Богородицы. Священномученика Автонома, епископа Италийского (313).
26 сентября — Память обновления (освящения) храма Воскресения Христова в Иерусалиме (Воскресение словущее) (335). Предпразднество Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня. Священномученика Корнилия сотника (I).
27 сентября - Воздвижение Честног и Животворящего Креста Господня. Преставление святителя Иоанна Златоуста (407). Леснинской иконы Божией Матери (1683).
28 сентября - Попразднество Воздвижения. Великомученика Никиты (ок. 372). Новоникитской иконы Божией Матери (372).
29 сентября - Великомученицы Евфимии всехвальной (304). Иконы Божией Матери, именуемой «Призри на смирение» (1420).
30 сентября - Мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии (ок. 137). Цареградской (1071) и Макаръевской (1442) икон Божией Матери.
Сияет озеро. Слепит солнечная рябь приплеска. Волны ластятся к камням, невесть каким образом нарождаясь: вода точно стеклом накрыта, хоть бы морщинка. Покою не мешают ни ласточки, с игривым щебетом рея в вышине, ни звон сверчков из зарослей донника, над которым шмели басовито жужжат, ни лепет осин, слышимый от леса...
Завечерело. Луч заката скользнул вверх по мутовкам елей, приласкал березы, отчего они порозовели, смущаясь, и нехотя меркнет. Повиты мглой мох, колодник, хвоя, а березам - белеть и белеть. Как будто двери приоткрылись в потайную глубь леса, а через нее - в быль осени, к красным рябинам, к синему снегу в бороздах полей.
Быть снегу, скоро быть голым рощам и росстанному говору птичьих караванов из-под хмурых туч!
Путь с полуденного зноя, с жужжанья шмелей и ласточьего щебета к стуже, голодному вою волков в заполье и синице-попрошайке под окошком - правит осень долог путь. Сквозь темнеющие ночи, грязь бездорожья, шорох льдин на реках и холод, холод...
Полноте тужить: осенью «сиверко, да сытно»!
Растворю я квашонку на донышке,
Я покрою квашонку черным соболем,
Опояшу квашонку ясным золотом;
Я поставлю квашонку на столбичке.
Ты взойди, моя квашонка, с краями ровна,
С краями ровна и полным-полна!
«Корми - как земля кормит; учи - как земля учит; люби - как земля любит» - вспоминается древнее, вечное.
Учились у земли и поклонялись ей. Столетиями учились, чтобы узнавать по августовским тиховеям о грядущей круговерти вьюг и скрипе снега под санным полозом; по январским облакам гадать о волнах хлебов, колыханье грузных колосьев, горячем стрекоте кузнечиков с межи.