В конце XIX - начале XX века на территории Украины, Белоруссии и России (в том числе и Русского Севера) была выявлена фольклорная традиция, свидетельствовавшая о существовании некогда (и сохранившемся в пережиточных формах вплоть до Нового времени) ритуала умерщвления "стариков" - людей пожилого возраста. Вызвав довольно бурный отклик в периодической печати и научных изданиях того времени, она оставила свой след даже в Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона1. В последующие годы проблема эта в науке не разрабатывалась. И только в 1978 году впервые после долгого перерыва появилась монография Н. Н. Велецкой, посвященная языческому ритуалу отправления на "тот свет"2. В частности, автор в своем исследовании подверг подробному разбору устную традицию об умерщвлении "стариков".
Исходя из имеющихся данных, можно утверждать, что существовало несколько локальных вариантов отправлявшегося, видимо, повсеместно на территории проживания восточных славян ритуала:
1. "Стариков" вывозили зимой на санях к оврагу, куда их спускали, привязав к лубу.
2. Вывозили зимой в мороз на санях или лубе в поле или степь.
3. Опускали в пустую яму (в амбаре, гумне и т. п.).
4. Сажали на печь в пустой хате.
5. Вывозили на лубе за огороды и убивали там довбней (орудием для обработки льна).
6. Вывозили в густой лес, где оставляли под деревом.
7. Топили.
В то же время можно заметить, что в собранном материале присутствуют следы, по крайней мере, нескольких ритуальных традиций, причем аграрно-магическая явно является позднейшей, слившейся с более древней (это хорошо заметно на примере варианта № 5). Как неоднократно подчеркивала сама Н. Н. Белецкая, ритуал проводов на "тот свет" - явление чрезвычайно сложное, содержащее многочисленные разновременные наслоения, представляющие собой разные уровни его стадиального развития. Отсюда крайняя его неоднородность, сложность и противоречивость. Исследователь, как правило, сталкивается с достаточно поздним материалом, имеющим следы переосмысления и трансформации, а зачастую и с пережиточными формами деградировавшего ко времени его обнаружения ритуала. Так, Н. Иваницкий свидетельствует о существовавшем в Кадниковском уезде Вологодской губернии еще в 90-е годы XIX века обычае хоронить лошадей под санями (дровнями)3. Длительный процесс развития ритуала оставил в устной традиции следы различных уровней как его формальной структуры, так и функциональной направленности, хотя в основе своей это одно из самых архаичных явлений славянской древности. Варианты №1, 2, 6, по мнению автора настоящей публикации, являются разновидностями одного явления и могут быть сведены к единому "архетипу" ритуала, согласно которому в определенное время года "стариков" сажали на сани (луб) и отвозили в лес, где и оставляли умирать.
Этнографические данные позволяют говорить о существовании такого обычая в качестве элемента социальной жизни у различных народов на самых ранних этапах истории. Чтобы понять, с явлением какого порядка мы имеем дело, сопоставим имеющийся в нашем распоряжении материал с данными этнографии.
Представляется, что определенную ясность в понимание сущности ритуала проводов на "тот свет" может внести разрабатываемая в отечественной этнологии концепция архаического общества с системой возрастных классов, существовавшей у многих народов на стадии первичной формации и на этапе перехода к формации вторичной.
Этнографические данные показывают, что родство в архаическом социуме было не кровным (биологическим), а социальным, поэтому главную роль в коллективе играли категориально оформленные и институированные социальные группы - половозрастные объединения, основанные на учете физических и физиологических возможностей индивида в связи с его возрастным состоянием. В основе такой системы организации коллектива лежало представление о сечении человеческой жизни на несколько (от трех до пяти) ступеней, сопряженных с определенной социально-экономической ролью группы индивидов, обусловленных их возрастом и полом. В связи с этим в архаическом коллективе фиксировался не реальный возраст, а условный - "социальный" - с амплитудой отклонения от реального в несколько лет, что позволяло объединять в одну группу людей, родившихся в определенном промежутке времени. Находившиеся на первой и последней ступени "социального" возраста дети и старики, неспособные к эффективной хозяйственной деятельности, были социально пассивными членами коллектива, остальные считались социально активными. Минимальной единицей такой системы была группа одновозрастных индивидов - социальных сверстников с одинаковыми правами и обязанностями. Переход социально-возрастных групп с одной ступени на другую сопровождался специальными ритуалами, демонстрировавшими степень овладения их участниками социально значимыми навыками. Обряды возрастных переходов сопрягали три физиологические поколения в несколько условных социальных групп ("дети" - "родители" - предки"), создавая лестницу социального соподчинения.
Совершавшийся регулярно ритуал вводил одну возрастную группу в социально активную ступень, одновременно выводя другую в социально-пассивное состояние. Каждый член архаического социума в составе группы своих социальных сверстников в течение социально активной фазы жизни проходил ряд ступеней, причем на грани выхода в пассивную фазу каждая группа социальных предков оставляла обществу свою замену - социальных потомков, руководя таким значимым ритуалом, как инициация, приобщавшая новую возрастную группу к жизни коллектива.
Взглянув на собранный материал через призму концепции общества возрастных классов, можно легко обнаружить свидетельства, подтверждающие правомерность такого подхода. Так, в южно-славянском варианте предания о бытовавшем некогда обычае отправления на "тот свет" показательна реплика старика, который просит сына о том, чтобы тот оставил его под тем же деревом, под которым он сам когда-то оставил своего отца (отголосок подобных отношений содержится, видимо, в русской пословице - "отца на лубе спустил, и сам того же жди"). В самом раннем по времени фиксации предании, записанном в Галиции, обращает на себя внимание противопоставление голодного царя и его сверстников старикам, что заставляет предположить, что речь идет о двух возрастных классах. Чрезвычайно важный момент содержится в рассказах, записанных П. Литвиновой: оказывается, за соблюдением обычая убийства "стариков" строго следила община ("громада"), неуклонно принуждавшая к этому всех своих членов. Здесь нет возможности привести весь имеющийся в наличии материал, однако, и эти примеры заставляют вспомнить слова В. Я. Проппа о том, что в славянских обрядах и фольклоре обнаруживается пласт стадиально более древний, чем, например, античный.
Возможно, дополнительную ясность в понимание сущности ритуала умерщвления "стариков" поможет внести анализ родильной обрядности у восточных славян. Согласно их представлениям, новорожденный не считался человеком до тех пор, пока над ним не совершался ряд ритуальных действий, направленных на перевод его из природного (биологического) состояния в социальное. Особый статус новорожденного проявлялся, например, в том, что до достижения определенного возраста (от одного года до трех лет) он считался "нечистым", принадлежавшим к миру нечеловеческого, природного. В случае смерти его хоронили не на кладбище, а в особых местах - там, где зарывали послед (в подполье, под крыльцом и т. д.), по отношению к новорожденным детям применялись термины среднего рода и собирательные и пр. Иными словами, отношение к детям, отражавшее их "исходную" природную сущность подразумевало отсутствие качества социального ("не человек" - "не член коллектива"). Как указывалось, первая и последняя ступень человеческой жизни в архаическом обществе (по существу - "нулевые") были социально пассивными. Поэтому при выходе за пределы социально активного возраста взаимоотношения индивида и коллектива могут быть выражены посредством той же формулы, только перевернутой ("не член коллектива" - "не человек"). Циклическое восприятие времени, присущее первобытному мышлению, определяло дальнейшее действие - человек, выпавший из мира людей, должен был заново пройти круг превращений, вернувшись туда, откуда когда-то пришел. Если принять такую логику, то довольно легко можно "прочесть" и семантический ряд самого ритуала. Так, отнюдь не случайными выглядят сани (лубок) - средство передвижения, обладающее высоким сакральным статусом, поскольку их главной задачей является доставка человека в "иной" мир. Следующее звено - лес, осознававшийся как пограничная область между двумя мирами. Именно в лесу проходил обряд инициации, вводивший в коллектив новое поколение. В лесу находится дерево, к которому приводят "старика". Судя по материалу русской волшебной сказки, дерево рассматривалось как некое связующее звено - герои сказок могли по дереву взобраться на небо или спуститься обратно на землю. Мотив дерева на могиле является очень распространенным в устной традиции (ср. с обычаем сажать на могиле деревья).
Сложным является вопрос о времени проведения ритуала отправления на "тот свет". Высказывалось предположение, что в течение года он осуществлялся неоднократно, приурочиваясь к важнейшим датам сельскохозяйственного календаря. Однако, по всем признакам это достаточно поздняя стадия развития ритуала. Как нам кажется, фольклорная традиция все же в большей степени указывает на зимний период времени. В связи с этим представляется необходимым изучение праздников святочного цикла, группирующихся вокруг 25 декабря. Однако рядом находится другая важная дата - 22 декабря, день зимнего солнцестояния. Именно он мог быть искомой точкой годового цикла, увязанной с исполнением ритуала проводов. Среди данных, собранных в различное время этнографами, обращает на себя внимание один обряд. Д. К. Зеленин сообщает о практически исчезнувшем уже в XIX веке обычае, согласно которому 24 декабря повсеместно во дворах разжигались костры, поскольку считалось, что усопшие родители в этот день приходят к огню греться. С. В. Максимов также упоминает об обычае "греть родителей". Состоял он в том, что посреди двора поджигалась куча соломы в уверенности, что в это время умершие родители встают из могил и приходят греться. Если в одной местности обряд сопровождался глубоким молчанием вставших в круг домочадцев, то в другой - весельем и хороводами. В. Я. Пропп полагал, что обряд согревания предков производился с целью воздействия на будущий урожай. Такое объяснение представляется формальным, не раскрывающим всей сути явления. Нельзя ли предположить, что здесь мы имеем дело с принципом симпатической (или гомеопатической, по классификации Дж. Фрезера) магии, когда после отправления в лес поколения "предков" разжигались костры, чтобы оставленные на морозе могли "греться", претерпевая минимум физических мук по пути на "тот свет"?
Таким образом, можно предположить, что описанный ритуал является фрагментом архаической нормы смены социальных поколений. Помещение человека в сани имело ритуальное значение, прерывая связь индивида с социальным миром и включая механизм смены поколений в архаическом социуме. В любом случае, понимание смысла архаического ритуала невозможно вне контекста славянской языческой культуры.
1 Штернберг Л. Убийство детей и стариков // Энциклопедический словарь / Ф. А. Брокгауз и И. А. Ефрон. - Т. XXXIV. - СПб., 1902. - С. 402-404.
2 Белецкая Н. Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. - М., 1978.3 Иваницкий Н. Заметки о народных верованиях Вологодской губернии //Этнографическое обозрение. - 1891. - № 3. - С. 228.