ПРИХОДЫ

О, вид смиренный и родной! 
Березы, избы по буграм. 
И, отраженный глубиной, 
Как сон столетний, Божий храм.

Николай РУБЦОВ.

      Основной духовной и организационной ячейкой Православной церкви всегда был приход-устойчивое сообщество верующих, проживающих в одной местности. В городах границы прихода чаще всего охватывали улицу или квартал, а в сельской местности-исторически сложившуюся волость или ее часть. Пределы прихода тщательно оговаривались и утверждались церковной властью (архиереем) и не могли меня- ться без ее санкции. Центром прихода был храм, а пастырем, духовным отцом-приходской священник.

У истоков приходской жизни

      В трудноразличимой дали веков скрывается история первых северных приходов. Вероятно, поначалу они могли формироваться вокруг монастырских храмов, которые возникли здесь в первые века христианизации. К ним и тянулись крестьяне ближайших деревень. Известно и то, что некоторые монастыри возводили церкви за пределами своих стен, так называемые "заоградные". Основатель Глушицких монастырей в Кубеноозерье Дионисий (начало XV века) одну такую церковь построил в 2-х верстах от обители, а другую - "на прихождение православному христианству" в 18 верстах. Несколько церквей на Ваге и на Леди "по поперечиям и урочищам" основал Варлаам Пинежский (XV в.). Такая деятельность продолжалась и впоследствии-Соловецкий монастырь в XV-XVI веках построил в своих вотчинах, там, где небольшим поморским волостям не под силу было содержать храм и причт, около 30 церквей, которые по сути становились приходскими для местного населения. Отдельные церкви возводились в своих владениях на Севере боярами Великого Новгорода и представителями новгородского архиепископа. В городах края на приходские храмы немалые средства отпускало купечество.

С конца же XV века-и это имело исключительно важное значение-повсеместно развернулось строительство деревенских церквей самими крестьянами, "на мирском иждивении". Севернорусские волости-эти земледельческие оазисы, ценой упорного труда нескольких поколений крестьян отвоеванные у дикой природы и окультивированные, стали освящаться храмостроительством. Жизнь в них дополнялась новым содержанием: к привычной кооперации труда и воли добавлялось единство веры, потребность в религиозно-духовном общении. С этого времени необъятный край окончательно вошел в сферу единой русской православно-христианской культуры, ее ориентиров и ценностей.

Храмостроительство

      Все начиналось с осознанной потребности иметь христианский храм рядом с жильем, ощущать помощь Божию в трудах и помыслах, дополнять свои будни и праздники молитвой. Знающими и грамотными людьми сочинялось "мирское" прошение архиерею. Крестьяне обычно писали, что без храма душевно гибнут; "родильницы без молитвы бывают многое время, младенцы без крещения, больные и престарелые без покаяния и без причащения Святых Тайн помирают". Деловито указывалось, какое место выделено под храм и кладбище, перечислялись обязательства прихожан по содержанию храма и причта, назывались деревни, пожелавшие войти в этот приход.

Затем сельский сход избирал специальных мирских посыльщиков, которые и отправлялись в дальний путь -в кафедральный город Новгород или Вологду. Там они испрашивали у правящего архиерея благословенную ("храмозданную") грамоту. Только наличие такой грамоты означало законное, канонически правильное начало дела. Какой-либо "явочной" системы храмостроительства не позволялось и никогда не предпринималось.

С благословенной грамотой посыльщики возвращались домой, и начинались новые хлопоты: мир искал и нанимал "церковных мастеров" для строительства храма, заготавливал строительные материалы, договаривался с "иконниками", заботился о приобретении необходимой церковной утвари, сосудов, книг, подсвечников, облачений и т. д. Так, в деле и хлопотах рождались общие интересы и особая сфера деревенской жизни, именуемая впоследствии приходской. В крае, где почти не было крупных городов, а к XVI веку и боярско-дворянских гнезд, приходская сеть Севера была, таким образом, порождением народной воли, благословляемой церковной властью.

Вскоре в волости вырастал свой приходской храм. В XV-XVII веках он был, как правило, деревянный, построенный по веками существовавшим канонам. Где бы он ни возвышался-на холме или на взгорье, у излучины реки или средь села, у тихого озера или на опушке леса,-отныне он всегда играл ведущую роль в облике всей волости и окружающего естественно-природного ландшафта. Видимый издалека, он зрительно объединял все окружающее пространство в целостный ансамбль, становился для многих поколений символом малой Родины.

Известный ученый, историк архитектуры А. В. Ополовников писал о деревянных церквах Севера, таких, как церкви в Кондопоге или Верхней Уфтюге, Преображенская церковь в Кижах или Георгиевская в Поче: "Сила их красоты заключена не только в архитектурных формах, но и в тончайшей взаимосвязи с окружающей средой - живой и неживой, прошлой и настоящей... Она поставлена вдали от леса и в стороне от жилья (автор имеет в виду Георгиевскую церковь в селе Поча Вологодской области - А. К.), причем не на самой высокой точке округи и не в низинке, не в геометрическом центре открытой территории и не у ее края. Но поставлена она так, что кажется, сдвинь ее чуть в сторону - и нарушится пространственная целостность среды, где каждый штрих, каждая линия имеют свое определенное значение. Охватываемое человеческим взором пространство, превращается в микровселенную, где всему есть место - и человеку, и природе, и их связующему звену - искусству...

Испокон веков на Руси высоко ценили мастеров, умеющих построить здание "плотно и крепко, дельно и хитро". Слава о них уходила далеко за пределы села и волости".

Итак, храм возведен. Однако служить в нем было еще нельзя. Требовалось его освящение, которое превращалось в большой праздник, собиравший всю округу, старого и малого. Освящало храм по указу архиерея духовенство из уездного города, чаще всего соборный протопоп, священники, протодиакон, пели певчие.

Впоследствии деревянные храмы ветшали, нередко горели. Бывало так, что по какой-либо причине церковь переносили на новое место. И каждый раз прихожане испрашивали благословения епископа на ремонт, перенос или восстановление приходского храма, получали соответствующие грамоты.

Храм

      В храм входили по ступенькам паперти- высокого крыльца перед западными входными дверями. Паперть становилась тем возвышением, которое начинало отделять входящего от суеты мира, как бы выводить на путь духовного возрастания.

Часто бывало, что на паперти сидели нищие и увечные, сироты и погорельцы. Подать посильную милостыню им каждый почитал своим христианским долгом.

Во многих храмах паперть перерастала в просторную крытую галерею, где задолго до службы собирались богомольцы, беседовали, обменивались новостями.

Пройдя паперть, прихожанин оказывался в трапезной (притворе) - прямоугольном помещении, нередко по размерам даже превосходившем все остальные. Здесь ставился стол с кануном (каноном) - четырехугольной металлической доской со множеством ячеек для свечей и небольшим Распятием. Перед ним творились поминания и служились панихиды. В трапезной же находился церковный ящик-место для продажи свечей, просфор, крестиков, происходила запись в метрическую книгу крещений, венчаний и отпеваний. Здесь же стояли люди, получившие от священника духовное наказание-епитимию.

"В "Настольной книге священнослужителя" (М., 1983) говорится: "Это слово в переводе с греческого означает "запрещение", но по духу своему является не карательным, а церковно-воспитательным средством. Епитимия - это памятка, урок, упражнение; она приучает к духовному подвигу, рождает вкус к нему. Возможные виды епитимий: поклоны во время богослужения или чтения домашнего молитвенного правила, молитва Иисусова, вставание на полунощницу, духовное чтение (акафисты, жития святых), пост, милостыня - кому что нужнее. Епитимия всегда должна быть ограничена точным сроком и исполняться по твердому распорядку, например, чтение акафиста вместе с вечерним правилом в течение 40 дней.

Повсеместно на Севере (вплоть до XVIII века) в деревенских храмах существовал обычай использовать помещение трапезной для общественных дел - мирского схода, раскладки податей, хранения волостных архивов, угощений в дни престольных праздников (т. е. трапезы - отсюда и название помещения), поминок и т. п. Вот почему в трапезной можно было увидеть широкие лавки вдоль стен, да и само помещение, особенно в старых храмах, напоминало просторные хоромы.

В порядных грамотах XVI-XVII вв., заключаемых по поводу строительства церквей, тщательно оговаривалось обустройство трапезной: "И лавици в трапезе кругом делать з брусьем, да две скамьи посередь трапезы по сторонам з брусьем же, да поставить в трапезе под матици два столба, как в борецкой трапезе. Да в трапезе же на церковной стене взделать по сторонам две киоти и брусье трапезное, и столб печной поставить, и опочек загородить наготове. А стены в трапезе отесать и оскоблить мастеру Патра-кею и трапезные двери делать колодные ж. А паперть взделать, как на Борку делана у теплово храму, на обе стороны лесници, да в паперте ж взделать четыре окна з затворы, да киот, да и лавки...".

Схема типичного расположения внутренних элементов православного храма. 1-алтарь; 2-средняя часть (церковь); 3- трапезная (притвор); 4- паперть; 5-жертвенник; 6-престол; 7 - ризница; 8-царские врата; 9-амвон; 10-солея; И-клирос; 12-"Голгофа"; 13- аналой; 14-канун; 15 - церковный ящик.

Трапезная завершалась стеной, в центре которой был широкий вход в основную, среднюю часть храма. Именно там и стояли богомольцы во время службы. Принято считать, что средняя часть -собственно церковь - знаменует особую область земного бытия: мир людей, но уже оправданный, освященный, "новое небо и новую землю". Именно среднюю часть венчает купол (один или несколько) либо шатер.

Он соответствует сферичности пространства Вселенной, небесному своду, простертому над Землей. Издревле на внутренней поверхности купола - потолке-"небе"-помещался образ Христа-Вседержителя. Отсюда спускался книзу большой светильник со множеством огней-паникадило. Оно значило Церковь Небесную как собрание святых, освещавших своим светом Церковь земную.

Северная и южная стены средней части храма могли заполняться стенными росписями.

В центре церкви постоянно стоял аналой - вытянутый вверх четырехгранный столик с пологой доской. На него возлагалась икона ныне празднуемого святого или же-при отсутствии оной - святцы, т. е. иконописные изображения святых текущего месяца, помещенные на одной иконе.

Входящие в храм богомольцы в первую очередь поклонялись иконе на аналое. Затем же, с первой минуты богослужения, все вставали лицом на восток и, молитвенно сосредоточившись, устремляли свой взор на иконостас - особую алтарную преграду, на которой размещены в определенном порядке образы Христа, Богоматери, ангелов и святых. Слитые воедино, эти образы наглядно содержали основные догматы православия и были еще одним олицетворением Церкви небесной, посредницы между Богом и людьми.

Иконы в храме - будь то на его стенах, в ряде иконостаса, на аналое или в специальных киотах-божницах -имели исключительно важное значение. По православному учению они как форма богопознания приравнивались к Священному Писанию. В каждом храме находилась одна или несколько особо чтимых икон. Их узнавали по украшениям, дорогому окладу и множеству горящих перед ними свечей. Главная же икона храма, т. е. образ того святого или священного события, во имя которого освящен данный храм, располагалась в иконостасе справа от царских врат, сразу же за образом Христа Спасителя.

Перед иконостасом, вдоль всей его длины, располагалась продолговатая возвышенная площадка - солея. На ней стояли - на левой и правой сторонах (клиросах) - чтецы и певцы из мирян.

С солеи начиналось второе возвышение храма. Если возвышение на паперти означало первый шаг к духовной жизни, то это символизировало начало активной борьбы против греха. Стоящие на солее олицетворяли, таким образом, Церковь воинствующую. Не случайно у солеи располагались хоругви - иконы на высоких древках, напоминающие собой древние воинские знамена. На крестных ходах их выносили как знак победы торжествующей Церкви.

В центре солеи находилась полукруглая площадка -амвон. С него произносились проповеди приходского священника, читалось Евангелие, давалось причастие. На амвоне также зачитывались во всенародное известие царские указы.

В центральной части иконостаса находились царские врата - двустворчатые, особо украшенные двери. Православные веруют, что через них к людям выходит сам Царь Славы - Христос, когда через царские врата выносится чаша со Святыми Дарами для преподания причастия. Нередко царские врата были главным украшением храма.

За иконостасом находился алтарь - помещение, обладающее в понимании православных особой святотью. Это духовное средоточие храма, область бытия Божия. В нем пребывало преимущественно духовенство, доступ мирян, особенно женщин, был строго ограничен. Именно в алтаре совершалась бескровная жертва и таинство Евхаристии-претворения хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы, происходило причащение духовенства.

В центре алтаря располагался престол - главная святыня храма, знаменующая престол Пресвятой Троицы. Престол был третьим возвышением, шагом в жизнь вечную, к постоянному богообщению. Это был особым образом построенный и освященный четырехугольный стол, облаченный тройными священными одеждами (покровами). Прикасаться к нему позволено лишь епископам, священникам и диаконам. На престоле размещались священные предметы - антиминс, Евангелие, напрестольный крест, дарохранительница. Из них особое значение имеет антиминс - четырехугольный плат из шелковой или льняной ткани с изображением положения во гроб Иисуса Христа, орудий его казни и четырех евангелистов, а также надписью о том, где, когда и каким епископом освящен антиминс. Без него нельзя служить литургию; таинство претворения хлеба и вина может совершаться только на этом священном плате.

За престолом располагается горнее место, представляющее из себя некоторое возвышение, где устанавливалось кресло для архиерея и сидения для священников. Слева от престола устанавливался жертвенник, по устройству и облачению напоминающий престол. На нем совершается первая часть литургии и производится таинство Бескровной Жертвы. Справа от престола - ризница (диаконник)-хранилище священных сосудов, богослужебных одежд, книг, ладана, свечей, вина, просфор. Отметим, что, кроме царских врат, в иконостасе еще две двери - северная, которая ведет в жертвенник, и южная, которая ведет в диаконник.

Нередко в храме были приделы, т. е. как бы дополнительные, малые храмы, расположенные с основным под одной кровлей. Они повторяли все канонически необходимые, элементы храма: собственно церковь, иконостас с царскими вратами, алтарь и т. д. Придел также имел свое наименование, однако весь храм получал название, как правило, от главного престола.

Каким бы ни был приходской храм - величественным белокаменным красавцем на городском проспекте или скромной деревянной церковью в далеком лесном захолустье, - в сознании православных он одинаково необходим людям, наполнен святыми образами и знамениями, раскрывающими глубину и красоту веры.

Храмоименования

      Как известно, престол православного храма освящался во имя священного лица или события. От этого получал название храм и весь приход. Преображенские и Троицкие, Ильинские и Никольские, Воздвиженские и Петропавловские, Покровские и Успенские-они со временем переиначили прежнюю языческую топонимику, наполнили быт северянина новым звучанием, внесли ежедневное напоминание о возвышенном и вечном. Храмоименования становились неразрывной частью историко-культурного пространства края.

Между ними есть явная и скрытая взаимосвязь и оцределенно-своя система. Православные Храмоименования Европейского Севера можно свести к пяти группам: 1) Господские, т. е. освященные во имя Господа, -они могли носить имя Живоначальной Троицы, напоминать о важнейших событиях в жизни Христа (Воскресенские, Вознесенские, Преображенские, Рождественские и др.); 2) архангельские, т. е. освященные во имя ангельских чинов, чаще всего во имя архангела Михаила; 3) Богородичные, т. е. освященные во имя Богородицы или каких-либо событий ее жизни (Богородицерождественские, Успенские, Введенские, Покровские); 4) пророческие и апостольские; 5) храмы, освященные во имя различных святых и святынь (икон, Животворящего Креста и т. п.). Заполнив населенное пространство Севера, эти именования отражали круг религиозных представлений и ценностей тогдашнего массового сознания.

Примерно каждый пятый престол Севера был Господским. Среди них особое место отводилось храмам Троицким. Учение о Троице, Триедином Боге - основной догмат христианства, столп веры. А потому храмы во имя Животворящей Троицы редко возводились на второстепенном месте. Чаще всего они ставились в больших селах и приходах - село Шеговары в Важских землях, Пяндский погост в Шенкурском уезде, Вондокурье в Устюжских землях, Лампоженская слободка на Мезени и др. Подчас Троицкие храмы напоминали своего рода форпосты веры и ставились на границе зоны христианского влияния, перед землями язычников. Нередко возведение Троицких храмов было связано и с влиянием местных монастырей - они возводили их в своих вотчинах: Троицкие храмы в Кеми, Неноксе, Сороцком приходе, в землях Николо-Прилуцкого монастыря в Устюжском уезде и т. д.

Каждый шестой храм Севера посвящался Богородице, что отражало естественное для православного сознания почитание Богоматери.

История сохранила свидетельства о целенаправленных усилиях Церкви по укреплению этих двух групп приходских храмоименований. Так, первый Холмогорский архиепископ Афанасий (1682-1702), продумывая систему храмоименований епархии, полагал уместным все главные храмы Важской земли посвятить имени Пресвятой Богородицы: в Верховажье-Успению, в Кокшеньге-Введению, в Шенкурске-Благовещению, в Подвинье (Тойма)-Знамению Пресвятой Богородицы. В Холмогорской же округе Афанасий освящал церкви во имя Господа Иисуса Христа-кафедральный собор во имя Преображения Господня, церковь в Матигорах- Воскресения Христова, в Ухтостровье-во имя Живоначальной Троицы и Богоявления и т. п.

Из пророческих и апостольских храмов особенно многочисленными были храмы во имя пророка Божия Илии. Довольно часто они встречались в районах более поздней христианизации, например, в землях Коми края. Образ Илии, порой олицетворявшегося с повелителем природной стихии (громом, молнией), легко уживался с памятью о языческих верованиях. По Сухонско-Двинскому пути довольно часто встречались храмы во имя Иоанна Предтечи.

Половина же всех престолов была освящена во имя святых: вселенских, общерусских, местных. Религиозное сознание воспринимало их как посредников между Богом и людьми, как помощников в нуждах, заступников от бед, бескормицы и стихии. При этом особой любовью пользовался святитель Николай. Его всеобщее почитание несомненно. Его чтили крестьяне как помощника в полевых работах. На него надеялись мореплаватели и купцы, считавшие Николая покровителем всех странствующих на суше и на море. Обездоленные видели в Чудотворце особого помощника и защитника в бедах и скорбях. Многолюдные паломничества совершались к чудотворным иконам Николая.

В древнейшем приходе Беломорья - Мудьюжском - в деревянном храме Николая Чудотворца хранилась его икона, без которой в этой округе ни одна шхуна не строилась, а отправляясь в дальний путь или возвращаясь из морского плавания, помор "не укоснит совершить молебствие перед иконой Святителя, к которому притекают не только своеприходские, но и во множестве и сторонние богомольцы",-писал краевед прошлого века. Не менее чтимая икона Святителя Николая находилась в храме Шиленгского прихода, расположенного на возвышенном правом берегу Двины, в 210 верстах выше Холмогор. Для поклонения ей заходили в храм почти все, идущие по Двине. Спустившись от Шиленги по той же реке верст на сто, путники могли вновь поклониться не менее известной иконе Св. Николая в храме Никольского прихода. Так, Николай Чудотворец сопровождал путешествующих на протяжении всего долгого и опасного пути. Особенно много Никольских храмов находилось вдоль морского побережья; в народе говорили: "От Холмогор до Колы тридцать три Николы". Помимо этого - сейчас уже никто не сможет подсчитать, - стояло великое множество часовен, освященных во имя Николая Чудотворца.

Вот и получалось: вдоль рек и морского побережья сопровождали людей Никольские храмы,- в местах недавнего просвещения скапливалось побольше храмов Ильинских, в узловых центрах и на границах края возвышались Троицкие, в районах старого земледельческого освоения особо почитались Успенские и Покровские и т. д. И хоть не будем укладывать всю эту мозаику храмоименований в какую-то жесткую логическую схему, все же контуры ее не видеть нельзя. Точно так же волей-неволей отражали они и иерархию православных ценностей: от культа святых как образов более близких и понятных (а им в итоге посвящено храмов больше, чем любой иной группе)-к образам апостолов и пророков, от них-к почитанию Богородицы и-как к вершине знания-к образам Святой Троицы.

Храмоименования в больших городах испытывали на себе воздействие ряда других обстоятельств. В них, помимо приходских храмов, были еще богаделенные и тюремные, кладбищенские и бесприходские, домовые и всеградские. Больше всего церквей было в Вологде. Уже к середине XVIII века их было более 50 (в Архангельске-10, в Устюге-21). Носили они более 30 именований. Кажется, все наиболее почитаемые образы покровительствовали в общем-то небольшому городу (в указанное время-чуть более 6 тыс. жителей). Среди них выделялись храмы, освященные во имя чтимых святых, подвизавшихся в пределах Севера: Зосимы и Савватия, Димитрия Прилуцкого, Кирилла, Павла Обнорского. Были и храмы редкого для сельской округи именования-Федора Стратилата, Афанасия Александрийского, жен Мироносиц и др. Благочестивые богомольцы приезжали в город специально для того, чтобы получить редкую возможность обойти полный круг храмоименований, помолиться и поклониться всему сонму святых и святыням сразу.

Приходское пространство

      Приходская жизнь на территории крестьянского мира (волости, стана, погоста) создавала свою особую топографию, заполненную священными знаками, сооружениями, ритуальными пространствами и т. п. Как правило, в пределах приходских границ постепенно оформлялись две зоны.

Малая зона образовывалась центральным культовым комплексом (два храма-зимний и летний, колокольня) и кладбищем. В XIX веке повсеместно храмы, колокольня и кладбище обносились оградой, имевшей несколько входных врат, и отделялись от крестьянских изб почтительным расстоянием. Малая зона не обязательно находилась в центре села. Храмы и погост могли быть на его окраине и даже на некотором удалении от населенного пункта.

Примыкая к малой зоне, но не сливаясь с ней, располагались прихрамовые сооружения, в первую очередь дома церковного причта и-иногда-помещения для прихожих богомольцев. Тут же была изба для мирских сходов, а в больших селах еще кабак и место для торгов. Со второй половины XIX века обязательным сооружением станет здание церковноприходской школы. Получалась, что в приходской топографии священное соседствовало с мирским, "чистое" -с "нечистым". Соседствовало, но не сливалось. Мирское как бы нуждалось в освящении.

Большая зона приходского пространства образовывалась сооружениями и знаками, рассеянными по всей территории прихода.

В Суландском приходе (Шенкурский у.), где деревни располагались от приходских храмов не далее пяти верст, у одного из ручьев, где специально брали воду для омовения малых детей, стоял большой деревянный крест. А рядом с пашней стояла часовня во имя Власия, возведенная после нескольких неурожайных лет. К ней приходили как поодиночке, так и всем миром.

В Покшенгском приходе (Пинежский у.), где самая отдаленная деревня была в 8 верстах от храма, стояло несколько часовен, а также имелись "амбары с иконами и колоколами". В Прилуцком приходе (Онежский у.) в различных местах стояли часовни: Казанская, Онуфриевская, Сретенская, Тихвинская, Петропавловская, Ильинская, Никодимовская. Таких примеров в северных приходах было великое множество.

Часовни - наиболее часто встречающееся сооружение большой зоны. Они ставились в самых различных местах: на околице деревни и в ее центре (а то и в ряду с жилыми домами), в лесу и у дороги, у озера и рядом с пашней, на поскотине или просто возвышенном месте. Их кресты, заметно поднимаясь над крышами изб или окружающей природой, через версты перекликались с крестами приходского храма.

Ставились на территории прихода и памятные кресты - там, где когда-то стояла церковь или часовня, у перекрестка дорог, на месте неожиданной смерти или исцеления. Кое-где воздвигались кресты обетные.

В больших приходах в отдаленных деревнях могли ставиться приписные церкви, в которых богослужения проводились раз-два в году.

Нетрудно заметить, что сооружения большой зоны были вкраплены в важнейшие объекты крестьянского мира-деревни, дороги, пашни, ручей, лес. Освящая их, священные объекты повсюду и всегда напоминали человеку о Боге. Имели они и прикладное значение: выделяя в окружающем природном пространстве все наиболее ценное-чистый родник с минеральной водой, рощу с ценными породами деревьев, колодец с питьевой водой и т. п.-кресты и часовни, памятные кресты и камни призывали всех бережно относиться ко всему редкому и уникальному, что подарено Богом.

Обе зоны - большая и малая -в каждом приходе составляли единое целое. Такое устроение пространства позволяло всех включать в разнообразные формы приходской жизни. И в этом была важная сторона народной православной культуры.

Количество приходов

Ниже приводится таблица, показывающая поуездную численность православных приходов на Русском Севере в XVII-начале XX века. В нее включены сведения о городских и сельских приходах, полученные при анализе документов северных епархиальных консисторий. Напомним читателю лишь то, что уезды Севера, долгое время в XVI-XVIII веках существовавшие в исторических, неизменных границах, по екатерининской губернской реформе 1775 года были заметно разукрупнены, поэтому их количество в конце XVIII века выросло.

 В этом году они входили в состав Устюженского и Белозерского уездов.

      Материалы таблицы свидетельствуют, что основная сеть приходов сложилась уже в XVII веке. Поэтому в последующие века приходская система характеризовалась стабильностью. Более заметный рост приходов отмечался лишь на северо-востоке, что отражало продолжение освоения территории Коми -края и миграционные процессы. Определенный прирост дали и первые десятилетия XX века, когда в связи с ростом населения происходило раздробление старых приходов и оживление приходской жизни вообще.

О приходском самоуправлении

      В течение нескольких столетий-до XVIII века- севернорусский приход обладал широкой автономией. Этому способствовал географический фактор: от Печоры и Северной Двины, Колы и Онеги, Пинеги и Сысолы до ближайшего епископа лежали тысячи верст лесов, болот, бездорожья. Нити, соединявшие приходы с церковными центрами, были почти неощутимыми. Другой причиной такой автономии был фактор социальный. На большей части Европейского Севера России проживали черносошные крестьяне, не являвшиеся крепостной собственностью феодалов. Они выработали систему местного мирского самоуправления и многие ее традиции перенесли на организацию приходской жизни.

Большими распорядительными и надзирающими правами в приходе обладал мирской сход, т. е. общее собрание глав семейств. Он избирал или нанимал причт, определял церковного старосту, непосредственно распоряжался церковным имуществом, в том числе - землей (например, определял условия сдачи церковной земли в аренду), контролировал церковную казну. Мир надзирал и за священно- и церковнослужителями.

В то же время существовал предел мирской власти в церковных делах: уже тогда, в XV-XVI веках, отчетливо осознавалось, что нельзя без позволения архиерея перестраивать храм, недопустимо служить в неосвященной церкви, непозволительно мирянину вмешиваться в уставной порядок богослужения, грешно пользоваться услугами клирика, находящегося "под запрещением" и др.

Большими полномочиями обладал церковный староста. Он "казну в приходе и расходе ведал", представлял свою церковь перед государством и органами земского самоуправления. Через старосту крестьянский мир распоряжался храмовым имуществом и недвижимой собственностью, сознавая при этом, что все оно в конечном счете не мирское, а Божие. Это, впрочем, не мешало практичному крестьянскому разумению приращивать приходскую недвижимость и находить ей широкое и обоюдовыгодное применение. Церковные старосты давали нуждавшимся деньги из церковной казны в качестве займов, превращая последнюю в своеобразную волостную ссудную кассу.

Церковные старосты избирались на специальном мирском сходе. При характеристике избранного кандидата подчеркивалось, что он "человек добрый", "душою прямой", "не вор и не бражник", "животом прожиточный" (т. е. имеет крепкое хозяйство) и др. Избрание сопровождалось сочинением и подписанием отдельного мирского приговора, скрепленного подписями грамотных крестьян. Историк М. М. Богословский отмечал: "Должность церковного старосты была, по-видимому, бесплатной и рассматривалась как почетная.

По Судебнику царя Федора Иоанновича за бесчестье церковному старосте назначается плата в пять рублей, т. е. столько же, сколько было назначено земскому и губя ом у старосте (представителям местной выборной администрации). На волостных сходах церковным старостам принадлежит почетное место; по крайней мере в приговорах этих сходов, как и в мирских челобитных, составлявшихся сходами, имена церковных старост пишутся в начале поименных перечней участников схода".

После учреждения самостоятельных Холмогорской и Устюжской епархий (1682 г.), а также по мере становления российского абсолютизма такая роль церковных старост стала диссонировать с нарастанием бюрократических и регламентирующих начал в жизни тогдашнего общества. Севернорусские епископы посчитали своим долгом ограничивать традиционную роль церковных старост. Они стали неустанно внушать крестьянам, что староста назначен "в товарищи" к священнику и не иначе может ведать церковными делами, как под руководством последнего. Кандидатуры церковных старост стали утверждаться волей архиерея, а духовные консистории, оформившиеся в 1730-40-е годы, стали проводить ревизии деятельности старост. В практику вошли описи церковного имущества и его инвентаризация.

К концу XVIII века круг обязанностей церковных старост стал скромнее. Они должны были "церкви Божий ведать и надсматривать Божия милосердия и казны денежный, всякое церковное строение со всяким радением неоплошно". Престиж церковного старосты стал определяться не его финансово-хозяйственным влиянием, а главным образом, близостью к храму как к духовно-религиозному центру.

Среди старост городских храмов и соборов было немало видных горожан: купцов, чиновников, предпринимателей, городской интеллигенции. В истории каждого храма были старосты, прослужившие в этой должности многие годы и немало сделавшие для его украшения и благоустройства. В XIX веке в практику духовных консисторий вошло представление в Синод кандидатур лучших старост для награждения почетными медалями. На страницах местных "Епархиальных ведомостей" фамилии и дела наиболее отличившихся старост регулярно предавались гласности.

В 1886 году золотой медалью на Станиславской ленте был награжден великоустюгский мещанин Михаил Кошков. Более 33-х лет он был старостой градской Иоанновской церкви. Под его руководством был организован сбор пожертвований для храма. Он обновил позолоченную раку над мощами святого праведного Иоанна, обновил церковную ризницу, пристроил большую каменную трапезу и новые приделы во имя великомученика Пантелеймона и святых мучениц Софии, Веры, Надежды и Любови. Кошков был известным мастером серебряных дел, награждаемый памятными медалями многих Московских, Всероссийских и Всемирных выставок, имевший благодарности от трех царей - Николая I, Александра II и Александра III.

В последние десятилетия XIX века в большинстве приходов создавались церковные попечительства - своего рода церковный актив, состоящий из ревностных и зажиточных прихожан. Они ведали состоянием приходского храма, оснащением приходской школы, изыскивали средства для повышения оклада учителям и помощи неимущим и т. п. Многие влиятельные и состоятельные прихожане считали своей обязанностью войти в состав попечительства.

"Часовенные приходы"

      Яркой особенностью севернорусского сельского прихода в течение ряда веков было существование в его рамках так называемых "часовенных приходов". Центром такого прихода становилась часовня-малая безалтарная церковь, предназначенная для совершения некоторых общественных молитв. Строились часовни так же, как и приходские храмы, "крестьянским иждивением" и содержались крестьянами.

В XV-XVII веках строительство часовен по сути являлось дальнейшим движением христианства вширь и вглубь. Поскольку священника при часовнях иметь не полагалось, то позволительные для мирянина службы- чтение "часов"-проводили в них сами крестьяне. Они были полными хозяевами в "часовенном приходе".

При некоторых часовнях накапливалась казна, могущая стать при необходимости ссудной кассой, строился хлебный амбар, образовывались земельные владения. Бывали случаи, когда часовенная автономия заходила слишком далеко: часовенные богомольцы переставали считать себя прихожанами основного храма и приглашали в свою часовню для совершения богослужений священнослужителей любого прихода или даже ближайших монастырей. Такой путь в конце концов вел не только к конфликтам, но и мог привести к выпадению "часовенного прихода" из. канонической церковно-административной системы.

С конца XVII века церковная власть повела в отношении "часовенных приходов" жесткую ограничительную политику: часовенные земли и казна описывались и передавались приходской церкви, часовни отдавались под неусыпный ,и непосредственный контроль приходского клира. Процесс этот проходил болезненно и занял весь XVIII век. К исходу его "часовенные приходы" прекратили свое существование. Часовни же превратились в важную и непременную часть приходского пространства.

Опыт "часовенных приходов" переняли старообрядцы-беспоповцы. Именно часовни со второй половины XVII века нередко становились духовно-религиозными центрами старообрядчества. Кстати, с этим было связано и стремление церковного руководства к уничтожению часовен вообще, которое имело место в конце XVII-первой половине XVIII веков. Тогда многие часовни, являвшиеся памятниками деревянного культового зодчества, были разобраны. Однако при первой же возможности крестьяне их строили вновь и вновь. В начале нынешнего века в северных приходах часовен было намного больше, чем храмов.

Городские часовни в подобие приходских центров не превращались. Они возводились в память каких-либо значительных событий, чаще-на кладбищах.

Прихожане

      Приходское сообщество было неоднородно. Отличались своим поведением и отношением к религии и храму прихожане различных возрастных групп. Каждый третий прихожанин прошлых веков относился к младшей возрастной группе-до 15 лет. Своеобразным рубежом в ней был 7-летний возраст. Если до него дети приучались к храму, особому поведению в нем, иногда приводились к причастию, то с 7 лет родители обязывались регулярно приводить детей на исповедь. С этого возраста ребенок должен был учиться оценивать свои поступки, понимать, что является дурным, неблаговидным, греховным.

Половину прихожан, как правило, составляли взрослые люди, самостоятельные и семейные. Именно на их плечи ложились заботы по содержанию храма. Из этой возрастной группы формировался и приходской актив.

Малой, но значительной по своему влиянию была группа стариков. Они чаще, чем в прежние годы жизни, бывали в храме, тщательно и задолго готовились к смерти. Они могли дать немало советов по соблюдению тех или иных правил благочестия, поведения или соблюдения ритуальных обычаев.

В церковных архивах сохранилось немало сведений о том, как старые прихожане или прохожанки могли при случае превратиться в своего рода "оппозицию" приходскому священнику. Как правило, такое происходило тогда, когда новоназначенный молодой батюшка не брал себе за труд изучить специфику местных приходских отношений, сложившихся при прежнем священнике. Вот тогда и появлялась в приходе, как сказано об одном из таких случаев, какая-нибудь местная "Марья Алексеевна", мнение которой для отдельных прихожан значило так много, что в ее силах было мешать или содействовать делам нового пастыря. От последнего требовалось немало такта и ума, чтоб установить доверительный контакт со стариками-"оппозиционерами", и это был единственный путь к восстановлению нормального течения приходской жизни. Бывали среди стариков и доморощенные "богословы", глубоко ощущавшие и знавшие основные вероучительные догматы.

Свое место в приходских отношениях занимали холостяки и старые девы. Среди них всегда находились такие, кто подавал пример особых моральных качеств и норм поведения: смирения, трудолюбия, набожности, соблюдения постов и регулярного посещения церкви. Вековуши, как порой называли старых дев, привлекались к одеванию и обмыванию покойников, чтению Псалтыри. Поскольку среди них часто встречались грамотные, они обучали письму и чтению девочек.

Выделялись среди прихожан и группы, вызванные не возрастными и демографическими различиями, а совсем другими причинами. Так, например, влиятельную группу могли составить прихожане-вкладчики, т. е. те, кто добровольно жертвовал храму различные материальные и художественные ценности.

В 1665 году крестьянин Верхоледской слободки Евдоким Григорьев Семушин "по обещанию своему", "по своим родителям в вечное поминовение" приобрел в Москве и подарил приходскому храму Евангелие 1587 года, обложенное черным плисом, "средник" и евангелисты на котором были исполнены из серебра под золотом.

В 1782 году на левом берегу Северной Двины, на границе Шенкурского и Соль-Вычегодского уездов в Ворецком приходе была возведена 2-этажная церковь Воскресения Христова. Храм строился долго. Деньги собирались по Архангельской и Вологодской епархиям. Особенно много потрудились по сбору средств братья Задорины - крестьянин Арефа и отставной солдат Герасим. В Городецком приходе (Онежский у.) имелась старинная икона Божией Матери с многочисленными частицами святых мощей, которая была пожертвована в XVIII веке местному Богородицерождественскому храму крестьянином Фалалеевым. Он же получил ее по наследству от отца, глубоко верующего крестьянина, в старости ставшего соловецким монахом. В 1903 году была освящена Успенская церковь в Кенозере. Строительство ее (после пожара местного храма) стало возможным лишь после пожертвования 2000 рублей крестьянином Алексеем Нечаевым, который многие годы был приходским старостой. Помимо этого вклада, он выстроил ограду вокруг храма и приобрел колокол в 109 пудов. В 1648 году в Великом Устюге был сооружен "иждивением" самого богатого тогда купца Никифора Ревякина Вознесенский храм, по праву поставленный в один ряд с лучшими произведениями русского зодчества середины XVII века. Здесь для Ревякиных был построен отдельный парадный вход и семейная молельня. Так, под воздействием богатого жертвователя приходской храм соединился с функциями домовой церкви. Примеры эти тысячами зафиксированы в церковной документации прошлых веков.

Кроме крупных и дорогих вкладов, в каждом приходе было немало случаев более скромных пожертвований. Весьма распространенным был обычай к наиболее чтимым иконам подвешивать деньги (медные, серебряные, золотые), бусы, украшения. Отдельные прихожане дарили воск, бесплатно и добровольно работали на приходской храм, делали денежные вклады. Какими бы ни были мотивы вкладов (обет, желание излечения, плата за прощение грехов, благочестивые побуждения), вкладчики становились известны всем, их по-особому чтили, а их вклады, умножая церковное достояние и украшая общий храм, укрепляли осознание приходской общности.

Свое место занимали в приходском обществе деревенские грамотеи и книжники. Известно, что в течение многих веков - вплоть до образования сети начальной школы - грамотность измерялась умением прочесть церковные книги: "Грамоте, Часослову, Псалтыри и по книгам читать и писать обучен", "грамоте обучен, Часослову да Псалтыри, а писать не обучен", "грамоте, Часослову, Псалтыри и по книгам читать обучен и обучается писать" - вот типичные оценки уровня крестьянской грамотности до середины XIX века. Подобные грамотеи всегда любили блеснуть своим бойким чтением Псалтыри в церкви. Участие в богослужениях и обрядах, сорокоуст - сорокодневное чтение Псалтыри по покойнику, умение списать молитву и помочь выучить ее неграмотному, а также традиция общественного и семейного чтения вслух-все это придавало грамотеям незаменимую роль в организации внехрамового, но церковного по характеру общения.

Грамотность прихожан часто сопровождалась книговладением. Нередко такие книжники вкладывали свои книги в церковную библиотеку, воздействовали на ее формирование.

Периодически среди прихожан обнаруживались люди, пожелавшие совершить хождение к местным или дальним святым, в прославленные монастыри. Отправляясь, паломники просили благословения на дальний путь у своего священника. И хотя паломничество носило сугубо личный характер, по возвращении домой они охотно и многократно передавали окружающим тот новый социальный, духовный и эстетический опыт, который получали в дни паломничества.

В последние десятилетия XIX века все более заметное влияние на духовно-религиозную обстановку в сельских приходах стали оказывать крестьяне-отходники, уходившие надолго из родных мест и возвращавшиеся в деревню с новыми, незнакомыми повадками, мыслями и разговорами. Священники в своих отчетах оценивали воздействие города на сельских жителей как исключительно отрицательное, ведущее к ослаблению пастырской и отцовской дисциплины, потере прежней простоты и искренности.

Укажем еще на две малые группы, как правило, повсеместно существовавшие в приходах.

Во-первых, это знахари. Чаще всего ими были пожилые люди (например, крестьянки, вырастившие многих детей), охотники, которым приходилось надолго уходить из дома и жить в лесу, а также люди, испытавшие особую тягу к врачеванию. Они лечили, владели элементами практической профилактики, знали лечебные травы, занимались родовспоможением. Чаще всего такие лекари сопровождали свою деятельность православными молитвами, своего рода импровизированными молебнами. Однако бывало и другое-знахари использовали различного рода языческие заговоры и магические ритуалы, что явно пересекалось с колдовством и чародейством и, следовательно, заслуживало церковного наказания. Деревенская молва реагировала безошибочно, отличая первых от вторых. Колдуны и чародеи становились своего рода деревенской маргинальной группой: вокруг них под влиянием церкви складывался определенный вакуум, формировалось общественное осуждение, но они не изгонялись из приходского сообщества.

Во-вторых, это нищие и калеки. Они всегда тянулись к приходскому храму. Еще в писцовых книгах XVII века можно было встретить типичные записи: "Да на погосте ж пять изб, а в них живут старицы и вдовы бобылки бездетны", "Да на погосте... бездворный бобыль Вахромейка Васильев сын Кадечников, у него пасынок Минька в возросте, кормятца в мире христовым именем..." и др. Именно здесь, у храма, они, "Христа Спасителя нашего меньшая братия", могли питаться подаянием богомольцев. Разумеется, нищие могли собирать милостыню и по всей волости и даже уезду. У многих из них были свои излюбленные маршруты и места остановок. Православные нормы милосердия и помощи защищали "нищую братию" и создавали ту общественно-психологическую среду, которая обеспечивала им "дневное пропитание". Среди крестьян было распространено убеждение в том, что беда нищенства и скорби может в любой момент обрушиться на каждого, а потому нищие прихожане были своего рода живым напоминанием о ненадежности земного благополучия и о спасительной силе сострадания.

Не забывало напоминать об этом и церковное руководство. Вологодский епископ Павел в начале XVIII века вменял в обязанность приходским клирикам создавать нечто подобное богадельням "пребывания ради нищенствующих, больных, которых тамо и кормить" в зависимости от доходов прихода.

Приходские богадельни имелись и при городских храмах. Вологодский благочинный писал в конце XIX века: "Нельзя не отнести к чести вологжан, что они, несмотря на свою малочисленность и относительную скудость денежных средств, проявляют свою благотворительность по отношению к бедным своим согражданам, призревая их в богадельнях. На средства приходского Дмитриевского попечительства содержится небольшая богадельня для своих бедняков-прихожан, недавно открытая. С давних пор существуют богадельни: Витушечниковская - при Введенском кладбище, приблизительно человек на 25; Немировская - в Пустынском приходе, человек на 40; Скулябинская - при Георгиевской церкви приблизительно с таким же числом призреваемых и в Кирилло-Рощенском - на 25 человек. Первая, как уже сказано, на средства приходского попечительства содержится, следующие три - на вклады богатых лиц, бывших граждан Вологды-Витушечникова, Скулябина и Немирова, навсегда обеспечивших их существование; последняя содержится на средства города".

Одним словом, все группы приходского сообщества находили возможность для проявления своего специфического жизненного опыта. Церковь не осуждала эту разноликость, искала к каждой из групп свой подход, определяла, если это необходимо, дистанцию, пробуждала к каким-то из них особые чувства. Она всех включала в различные формы приходского общения, консолидировала людей.

Приходские традиции: в храме

      Смыслом приходского существования, его назначением были общественные богослужения, проводимые как в храме, так и вне его. С позиции православного сознания молитвенно-литургическое общение являлось важнейшим проявлением приходской общности.

Церковь учит, что богослужение разрывает ограниченность земного времени и пространства, таинственным образом соединяет воедино всех-живших и живущих, присутствующих и "во отшествии сущих", "всех научает любви, которая есть связь всего общества, сокровенная пружина всего, стройно движущаго жизнь всеобщую". В ходе его происходит тайна богообщения, ведущая человека к опасению, достойному и радостному несению креста своей земной жизни.

Богослужение укрепляло веру и обогащало эмоциональную и эстетическую жизнь человека. Одинаковость богослужения формировала общие для многих поколений людей взгляды и вкусы, зрительные впечатления и нравственные позиции. Благодаря им люди, независимо от социального положения и места жительства, лучше и быстрее понимали друг друга.

Отношение к богослужению всегда было, особенно среди простого народа, окрашено искренней верой, надеждой и трепетом.

Епископ Антоний, викарий Вологодской епархии, посещая приходы Устюжского края в 1913 году, писал в отчете: "Несмотря на дурную погоду и неурочное будничное время, весьма многие из насельников прихода пришли встретить епископа. Как, говорят они, не придти и не посмотреть на архиерея и его служение, мы только слыхали, что есть епископы, но не видали их, в нашу Уфтюгу не заезжал ни один архиерей. Ко всенощному бдению народу собралось весьма много, а за литургией многие стояли на улице. Были и старообрядцы. И их привлекло желание видеть архиерея, посмотреть на его служение. Никогда невиданное епископское служение поражало народ. Полная тишина... Слышны только возгласы служащих да вздохи молящихся. У многих на глазах видны слезы... Уста что-то шепчут. Господи! - взмолился я, - какая глубокая вера живет в этом простом народе... Приятно было видеть, как матери, несмотря на тесноту, старались поднести своих детей к Св. Чаше... Дети школьного возраста, робкие сначала, после двух-трех вопросов оживились, толково отвечали на предложенные вопросы. Батюшки в Уфтюге молодые, словом и примером доброй жизни стараются, видимо, о просвещении своей паствы...".

С XVIII века в богослужебную практику духовенства стала все больше входить проповедь - специальное разъяснение прихожанам основ христианской веры, призыв сообразовывать с ними свою жизнь. Становление проповеднического мастерства сопровождалось большими трудностями и затянулось на десятилетия. Лишь в конце века вводилась обязательная проверка кандидатов в священники на предмет их искусства в чтении поучений. В целом же проповедничество внесло в молитвенно-литургическое общение нечто новое: служба и молитва, воспринимаемая и ощущаемая прежде всего сердцем, чувствами, интуицией, стали давать пищу уму, рассудку, интеллекту.

В последние десятилетия XIX века к проповедничеству добавилась катехизация - систематическое внебогослужебное собеседование по основам веры и богослужения. Начинали эту традицию приходской жизни священники-энтузиасты, готовые к свободному ведению бесед, к импровизации, обладавшие немалой эрудицией.

Одним из первых в Вологодском уезде начинал эту практику священник Спасо-Угольской церкви Михаил Образцов. В течение 1884 года он произнес 50 поучений, бесед и объяснений. Большей частью они проводились в обширной и чистой комнате приходской школы, стоящей рядом с храмом. Беседа начиналась молитвой священника. Затем слушатели усаживались на скамьи и ученические парты, а батюшка, сев за отдельный столик, произносил свое поучение. Проводилось это с Покрова до Великого поста. На время сельскохозяйственных работ беседы прерывались.

Интересно, что священник счел необходимым, прочитывать отдельные фрагменты Библии на современном русском языке. Это делало понятным то, что, может быть, не улавливалось на богослужении. Отец Михаил широко использовал и такие книги, как "Рассказы по Священной истории" и "Библейская история", старался придать своим поучениям живой язык и благоговейное чувство.

Священник Алексей Попов вспоминает: "Это было в 1875 году, когда я прослужил благополучно 12 лет. В один из воскресных дней, отслужив заутреню, к которой пришло богомольцев более обыкновенного, распорядился я поставить посреди церкви, но близь солеи, молебенный столик, взял малое Евангелие, на всякий случай, для справок, и, выйдя сюда, сказал перед началом беседы маленькую речь. Затем пригласил слушателей садиться, сел и сам на табурет у стола с Евангелием и повел беседу вступительную тем простым языком, которым говорил в училище с детьми на уроках Закона Божия.. Первая беседа эта, прослушанная со всем вниманием, под конец оживилась особенно. Меня начали спрашивать о своих недоумениях мужчины и женщины, я отвечал и разъяснял... На этих собеседованиях я рассказал им всю Священную историю того и другого завета, сообщил необходимые сведения по катехизису, объяснил церковное богослужение и церковные праздники... А когда стало известно в приходе от очевидцев, что такое эти церковные беседы, то число слушателей увеличилось до такой степени, что никакого количества скамей уже недоставало. Значительная часть садилась, не церемонясь, на пол. Шли на них даже из далеких деревень, с пирогом за пазухой, чтобы не отощать на обратном пути, старики и дети, мужчины и женщины, даже одинокие, удивляя меня своим усердием. И я долго не понимал, как последний могли исправиться по хозяйству дома и успеть придти на беседу. Оказалось, что, истопив печь и обрядив скот ранним утром, эти женщины даже стряпню оставляли, несмотря на праздник.

Гораздо понятнее слушателям бесед были рассказы из Священной истории. Они их особенно любили. Не все легко понималось ими в объяснении богослужений, но зато как радовались они, узнавши, например, что значит - "Миром Господу помолимся", "паки и паки", "вонмем", "премудрость прости, услышим святаго Евангелия" и проч. и проч. - это нужно было видеть, чтобы понимать их душевное удовлетворенна. Легко и приятно было трудиться. "Не буду сегодня беседовать", - подумаешь. Но лишь только взглянешь на эту массу людей, ожидающих от священника доброго слова, называемого беседой, станет стыдно, и пойдешь беседовать, а сам за беседой и утешишься и людей утешишь".

Практика внебогослужебных собеседований с каждым годом прививалась все более. Собеседования сделали немало в деле дальнейшего осознания веры. 1917 год прервал эту еще не окрепшую традицию.

В течение двух веков - XVIII и XIX-обязательными были молебны по случаю различных общественно-политических и военных событий. Это были так называемые "высокоторжественные" дни: именины членов царствующего дома, годовщины побед русского оружия, дни вступления на престол правящего императора и т. п.

Иногда возникала потребность молитвенно отметить какое-то разовое значительное событие. Так, например, произошла организация молебна в июне 1799 года. Вечером 26 июня на имя Вологодского епископа Арсения пришел указ Синода об отправлении "Господу Богу благодарственного молебствия за одержанную над французской армией победу", совершенную российским воинством под командованием А. В. Суворова в Северной Италии. Буквально сразу же владыка Арсений сообщил об этом письменно губернатору и, объявив день и время молебна, просил оказать содействие по организации сбора людей, поскольку день был будний. Для деревенских же прихожан решено было приурочить этот молебен к очередному воскресному дню.

Традиция "высокоторжественных" дней более привилась в городе. Здесь они собирали официальную публику - не посетить такой молебен городская знать не решалась, боясь показать тем самым отсутствие должного почтения к власти. Деревенские же прихожане нередко игнорировали их, вовсе не задумываясь о каких-либо последствиях. Официальные молебны, не согретые искренним чувством и многолетней религиозной традицией, проходили там в полупустых храмах.

Священник Щукозерского прихода (Архангельская епархия) доносил в 1779 году: "Вступление на всероссийский престол, т. е. 28 дня (очередная годовщина вступления на престол. Екатерины II, отмечавшаяся как "высокоторжественный" день-А. К.) соцкой Прокопий Корельской з детми своими и десятской у церкви святой у всенощного бдения и литоргии молебна не были, а хотя и было человек не более десяти, а протчие обретались все по работам; того же июля 23 день тезоименитства Ея Императорскаго Высочества благоверный государыни великия княгини Марии Федоровны у церкви было их малое же число, и в тот день работали... и протчие все были по работам, да и повсегда в высокоторжественные дни у церкви соцкие и десяцкие со крестьяны приходят мало и обращаются по работам".

В храмах прочитывались императорские указы, и это тоже было одной из приходских традиций. Архиереи XVIII века предписывали: "...Не токмо в городах, и в знатных местах, но и в селах и в деревнях, в которых большое людей собрание бывает, везде публиковать ради общенародного известия и для того по приходским церквам в воскресные дни и в господские праздники после литургии оныя священникам читать.., дабы о том везде было всем ведомо". Копии указов, предназначенных для всенародного чтения, пересылались через специальных посыльных и вручались под расписку. В этих случаях храмовое богослужение волей-неволей становилось одним из каналов систематической информации гражданского, политического и военного характера. Соединение такой информации с молитвой способствовало вполне определенной окраске гражданских чувств, общая молитва переносила на нее отблеск святости.

Широкое распространение имела традиция организованных денежных пожертвований - на устройство церкви, на сооружение и содержание беднейших церквей в империи, на восстановление православия на Кавказе, на распространение православия между язычниками, "на пользу Иерусалимской церкви Святого Гроба Господня", на больных и раненых воинов и др. Даже самый дальний приход Севера оказывался как бы сопричастен общеправославным заботам и акциям.

Приходские традиции: вне храма

      Повсеместной приходской традицией было всенародное празднование престольных дней, т. е. дней памяти святого, во имя которого был освящен престол местного храма.

Богослужение в престольный день завершалось торжественным молебном. В храме было особенно многолюдно, т. к. крестьяне семьями приезжали из всех деревень прихода. Многие из них оставались в тот день ночевать в селе или ближних деревнях. Днем неподалеку от храма устраивались торги, а во второй половине дня-гулянье, "званые обеды", чай, разговоры. На другой день гости разъезжались по домам и принимали тех, у кого гостили накануне. Одним словом, праздник как бы делился на две части-молитвенно-литургическую, происходящую в храме, и празднично-народную. Впрочем, это разделение было довольно условным, поскольку существовал обычай приглашать священника в тот день служить молебен в домах, особенно у зажиточных крестьян. Иконы святого, чья память так отмечалась, особо украшались, в лампады вливалось новое масло. Религиозная основа общения в престольный праздник поддерживалась и за порогом храма.

Принято считать, что престольные праздники чуть ли не в обязательном порядке завершались поголовной попойкой, драками и поножовщиной. Идеализировать наших предков не будем-бывало всякое. Однако имеющиеся в нашем распоряжении сведения не дают оснований для утверждений о беспробудно-похмельном фоне этой традиции. Можно предполагать, что подобная молва осталась от предреволюционных и военных лет (1905-1907, 1914-1920 гг.), когда социальные потрясения и крах устоев могли привести к отчаянно-разгульному характеру деревенских праздников, к тому же во многом терявших религиозную основу.

Напомним попутно, что Церковь в начале нынешнего века развернула движение за трезвый образ жизни. Не в пример последующим кампаниям XX века, она отказывалась от запретительных мер, а старалась дать каждому шанс найти в себе силы избежать порока пьянства.

Желающий побороть его писал обет.

Обет.

      Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Я, нижепоименованный, пред Святым Евангелием и Животворящим Крестом даю искреннее обещание и молю Господа Бога о помощи, да укрепит Он, Милостивый, меня, грешного, с сегодняшнего дня впредь на три года от употребления всяких опьяняющих напитков, вин и водок, и избавит меня от всяких пьянственных обществ и собраний, но внушит мне вести жизнь трезвенную, благочестивую и христианскую. Аминь. 1913 г. Декабря 6 дня.

Деревни Воробьевой крестьянин Осип Андреев Кутобаев. Как видно, целей не выполнимых не ставилось. Человеку предлагалось хотя бы на срок поверить в свои силы. Главное состояло в воспитании привычки к трезвому образу жизни.

Для складывания приходских и межприходских традиций имели значение своего рода малые круги храмоименований. Так, например, в непосредственной близости от Холмогор, там, где рукава Северной Двины образуют знаменитое Куростровье, совсем рядом располагались три прихода. Шесть престолов их храмов носили такие именования: Залывский приход-Успенский (престольный праздник 15 августа) и Входоиерусалимский (престольный праздник в Вербное воскресенье -за неделю до Пасхи); Ровдогорский приход-Петра и Павла (29 июня) и Рождества Богородицы (8 сентября); Куростровский приход-Дмитриевский (26 октября) и Екатерининский (24 ноября).

Нетрудно заметить, что храмоименования дополняли друг друга. Во-первых, они составляли полный круг, включавший все группы именований-Господский, два Богородичных, апостольский и святых великомучеников. Одним словом, все важнейшие православные ценностные ориентиры были представлены на этом сравнительно малом пространстве. Во-вторых, календарь престольных праздников этой округи полно и ритмично охватывал весь годовой цикл: март-апрель, июнь-август, сентябрь-ноябрь. Если иметь в виду, что на каждый цраздник приезжали гости из; соседних приходов, то станет ясно, что приходские традиции к хозяйственным, соседским и иным житейским связям добавляли совершенно особую форму общения-празднично-литургическую, религиозную. Такое единение разрывало бытовую замкнутость деревенской жизни, формировало ощущение единства округи, уезда, исторической территории.

Многие века существовала традиция канунов-общественных трапез-пиров, посвященных конкретным, особо чтимым святым или праздникам. Готовились они в складчину всем миром. Вместе варили пиво и стряпали кушанья для пиршества.

На Европейском Севере России были распространены кануны Николаю Чудотворцу, великомученику Георгию, Илье Пророку, Иоанну Предтече, Флору и Лавру. П. С. Ефименко писал в прошлом веке: "Празднование канунов в деревнях установлено с давних времен по обетам, данным предкам в бедственные у них времена, и в память чрезвычайных случаев или происшествий: мора людей, падежа скота, необыкновенного нашествия медведей, волков или других хищных зверей, ужасных пожаров, гибельных ураганов, совершенного побития хлебов и др. Но во многих деревнях забыты предания, в память чего празднуется ими канун". Религиозный ритуал задавал тон всему обычаю: из приходского храма приносили иконы, священник окроплял дома и скот, поле и пожни, т. е. совершался крестный ход. Причт приглашался к столу. Сюда же звали бедных и нищих. Канун превращался в братскую трапезу, где на время стирались грани между мирянином и пастырем, богатым и бедным.

С XVIII века церковные власти стали осуждать совместные пиры духовенства и прихожан. В результате традиция стала отделяться от приходского храма, но лишь внешне, поскольку исходные мотивы общественной трапезы оставались прежними. Даже канунные котлы, в которых варилось пиво, продолжали сохраняться при храме и принадлежать приходу.

Во многих городских и сельских приходах существовала традиция ежегодных крестных ходов, также рожденная различными чрезвычайными обстоятельствами местной истории. Они сопровождались общественными молебнами.

Повсеместно бытовали хождения "со славою" в праздники Рождества Христова и в Пасху. В эти дни духовенство обходило весь приход, совершало молебны во всех деревнях. Народ ожидал этого "славления" и готовил к его началу соответствующее торжество.

Из воспоминаний пономарского сына о "славлении" в устюжских приходах в 1840-50-е годы: "Настала пора идти со славой в деревни... Взяты крест запрестольный и запрестольная же икона Божией Матери с рукоятию. А крест и Евангелие напрестольные несет в сумке с ризою и епитрахилью один из причетников. ...Вот мы и в деревне и в том доме, куда принесены крест запрестольный и икона Божией Матери, поставленные в переднем углу в чаше с пшеницей. По всей лицевой стороне избы поставленные покрытые скатертями столы, и на них наставлены мяса различные, холодныя и жаркия, яйца, яичницы, кисели и каши, обязательно же сыр, приготовляемый хозяйками из молока, сметаны, масла и яиц. И тут же на первом столе положены три ковриги хлеба и пять пирогов. Это и предназначено за славу причту в благодарность, причем денежной платы не полагалось ни много, ни мало.

Священник надевает епитрахиль и ризу и служит пасхальный молебен, по окончании которого пропеваются и стихиры Пасхи. По окончании молебна и славы духовенство с супругами и гости усаживаются за столы и угощаются весьма радушно вином и кушаньем всяким. Отказываться будто бы значило обидеть хозяев. На 5-10 минут сесть за стол признавалось необходимым, хотя бы вы ни пить, ни есть не хотели, но и не могли. И не угодно ли вам целый-то день с утра до вечера выдерживать такое испытание, а человеку, выпивающему водку или пиво - пить и не охмелеть. Скажете, охмеление духовенства не ставилось ему в вину. Правда. Но ведь тому же духовенству все-таки нужно было делать свое святое дело, по крайней мере, бессоблазненно, терпимо.

Но, так или иначе, угощение священником принято от радушных прихожан, которые и оставались за то довольными и благодарными. Солнце уже низко. Пора идти духовенству домой, пора служить вечерню. "Богоносцы (так назывались люди, взявшие на себя обязанность, по усердию, пронести крест запрестольный и икону Божией Матери по всему приходу) уступали свое право девушкам, которые всегда в большой группе и в праздничном наряде с восторгом приближались к христианской святыне, с крестом на челе принимали ее на свои девственные руки и, чередуясь, несли ее в Храм Божий при колокольном звоне. За ними же шло духовенство и толпы боголюбцев...".

Давней традицией было и формирование приходских книжных собраний. По сути своей они являлись первыми на Севере и самыми распространенными народными библиотеками, ибо даже в самой бедной цер кви уже в XV-XVI веках обязательно имелось не менее десятка книг. Книги постоянно, накапливались покупками или вкладами, передавались по завещаниям. В XIX веке церковные власти поставили дело формирования библиотек под систематический контроль, благодаря чему сохранились довольно подробные их описания. Чаще всего такая библиотека насчитывала от нескольких десятков до нескольких сотен книг, а иногда и 2-3 тысячи. Как правило, выписывались местные "Епархиальные ведомости", очередные издания Закона Божия, катехизисы и другая церковно-нраво-учительная литература. В ряде случаев приходские книжные собрания превращались в бесплатные народные библиотеки-читальни. Крестьяне пользовались ими.

В отчете благочинного 3 округа Каргопольского уезда за 1903 год отмечается: "В домах многих крестьян есть разные книги преимущественно духовно-нравственного содержания, и грамотные, как и возрастные, так и дети, в свободное время читают книги, некоторые грамотные берут для чтения книги и из церковных библиотек. В Усть-Мошском приходе перед воскресными и праздничными днями приходящие с дальних селений мужчины и женщины собираются в один дом на погосте или в церковную сторожку и тут занимаются чтением душеполезных книг, особенно любят читать троицкие листки и при этом поют разные молитвы и церковные песни". Епископ, прочитав, наложил резолюцию: "Слава Богу!".

Итак, автор остановился лишь на самых общепринятых приходских традициях. Все они были неразрывной частью повседневного течения народной жизни, наполняли православной духовностью ее будни и праздники. Оли, эти традиции, придавали дневному и недельному, годичному и жизненному циклам известную стабильность и понятный каждому порядок и смысл.

МОНАСТЫРИ

Монах есть тот, кто Миру непричастен, 
Монах любовью к Богу пламенеет, 
С Ним говорит и на Него взирает, 
В Его лучах сам становясь светлее. 

Преподобный Симеон 
НОВЫЙ БОГОСЛОВ

      Соловки и Валаам, Кирилло-Белозерский и Антониево-Сийский, Михайло-Архангельский и Спасо-Суморин - эти и другие северные монашеские обители известны всей России. Их были десятки и сотни -больших л малых, бедных и богатых, стоявших вблизи городов и уединившихся в лесах и на островах озер. И все они в одинаковой степени заключали в себе неразгаданную тайну, притягивавшую тысячи паломников...

О монастырях и монашестве

Монашество - особый духовный институт Церкви.

Слово "монах" - греческое. Его дословный перевод означает "живущий уединенно". Порой вместо него употребляют русский синоним - "инок", что означает - иной, не такой, как все. Вступающий в монашество дает обеты целомудрия (девства), послушания (отсечения собственной воли и полного подчинения духовному наставнику) и нестяжания (добровольной нищеты).

Эти обеты имеют основания в Евангелии: "И есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит" (Мф. 19, 11-12); "Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною" (Мф. 19, 16-21); "Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною" (Мф. 16, 24; Мк. 8,34; Лк. 9, 23).

Принятие монашеских обетов именуется пострижением и совершается в храме настоятелем монастыря. Посвящаемый крестообразно постригается в знак того, что отныне отсекает все суетные мысли и берет на себя Крест, следуя во всем Христу. В этот момент произносится и новое имя монаха: им может стать имя святого, который по православному календарю чтится в тот день, либо имя, начинающееся с той же буквы, что и прежнее, мирское (был Николай - в иночестве стал Никодим, был Александр -стал Алексий). Иногда принимается во внимание желание постригаемого на принятие того или иного имени. Итак, инок получает нового небесного покровителя.

Затем при тихом пении всей братии монастыря начинается облачение: надевается хитон-подрясник (знак нищеты и нестяжания), возлагается параман- четырехугольный плат с изображением креста, носимый на груди и на спине (знак того, что обуздываются похоти и плотские желания), черная ряса поверх хитона (черный цвет напоминает о смерти, а также об избавлении от земных скорбей), пояс, дабы подпоясанным в бодрости творить заповеди Божий. Новопостриженный инок покрывается просторной мантией без рукавов, означающей покровительство Божие. На его голову надевается клобук с покрывалом, символизирующий стремление инока не видеть и не слышать суеты мирской. В руки ему вручаются четки для непрерывного совершения молитв. Обряд пострижения сопровождается серией вопрошаний о подлинности призвания нового монаха.

Монашество делится на четыре разряда, одинаковых как для мужчин, так и для женщин. Первый - послушник, который только еще готовится принять монашество. Второй начинается с того, что над послушником совершается рясофорное пострижение, т. е. он уже может носить монашескую рясу и принят в монашеское братство, но еще не окончательно посвящен в монашескую жизнь. Третий-малая схима; принявший ее признается настоящим монахом. Именно о пострижении в малую схиму говорилось выше. Четвертый - великая схима - достигается немногими, от схимника требуется особо строгое исполнение монашеских идеалов.

С православной точки зрения человек, ставший монахом, как бы начинает новую жизнь, вступает на путь добровольного подвита, цель которого-достижение нравственной чистоты, спасение души, постижение духовной истины, дающей человеку совершенную радость и утешение.

Принятие монашества должно быть актом доброй воли. В то же время документы свидетельствуют, что бывали обстоятельства, вынуждавшие человека совершить этот далеко не простой шаг.

Писатель С. В. Максимов так описывает насильственное пострижение боярина Федора Романова. "В 1601 году привезен был сюда (в Антониево-Сийский монастырь), по приказанию царя и великого князя московского Бориса Федоровича Годунова, ближайший родственник недавно умершего царя Федора Ивановича, боярин Федор Никитич Романов. Привезен был боярин, по народному преданию, вечером. Благовестили к вечерне. Кибитка остановилась у соборного храма. Пристав боярина, Роман Дуров, пришел в алтарь, оставив боярина Федора у дверей. Кончилась вечерня. Игумен Иона со всеми соборными старцами вышел из алтаря и начал обряд пострижения: к нему подвели привезенного боярина.

Боярин был уведен на паперть; там сняли с него обычные одежды, оставив в одной сорочке. Затем привели его снова в церковь, без пояса, босого, с непокрытой головой. Пелись антифоны, по окончании которых боярина поставили перед святыми дверями, велели ему творить три "метания" Спасову образу и затем игумену.

Иона спрашивал по уставу:

- Что прииде, брате, припадая ко святому жертвеннику и ко святой дружине сей?

Боярин безмолствовал. За него отвечал пристав Роман Дуров:

- Желая жития постнического, святый отче!

- Воистину добро дело и блажено избра, но аще совершиши е, добрая убо дела трудом снискаются и болезнию исправляются. Волею ли своего разума приходиши Господеви?

Боярин продолжал молчать.

- Ей, честный отче! - отвечал за него пристав.

- Еда от некия беды или нужды?

- Ни, честный отче! - опять отвечал пристав.

- Отрицавши ли мира, и яже в мире по заповеди Господни? Имаши ли пребывати в монастыре и пощении даже до последнего своего издыхания?

Боярин горько зарыдал на вопросы эти. Ответы, при руководстве игумена, досказывал за постригаемого тот же пристав Роман Дуров, по подсказам игумена.

- Ей-Богу поспешествующу, честный отче!

- Имаши ли хранится в девстве и целомудрии и благоговении?

Сохранишь ли послушание ко игумену и ко всей яже о Христе братии? Имаши ли терпети всяку скорбь и тесноту иноческаго жития царства ради небесного?

- Ей-Богу поспешествующу, честный отче! - завершил ответами за боярина пристав его Роман Дуров.

Затем следовало оглашение малого образа (мантии), говорилось краткое поучение, читались две молитвы. Новопостригаемый боярин продолжал рыдать неутешно. Но когда игумен, по уставу, сказал ему: "приими ножницы и даждь ми я", - боярин не повиновался. Многого труда стоило его потом успокоить. На него после крестообразного пострижения надели нижнюю одежду, положили параман, надели пояс. Затем обули в сандалии и, наконец, облекли в волосяную мантию со словами:

- Брат наш Филарет приемлет мантию, обручение великого ангельского образа, одежду нетления и чистоты во имя Отца и Сына и святаго Духа.

- Аминь! - отвечал за Филарета пристав.

С именем старца Филарета новопоставленный старец отведен был в трапезу, не получал пищи во весь тот день и после многих молитв за литургиею следующего дня приобщен был святых тайн, как новый член Сийской обители".

Конечно, описанный выше случай - насильное пострижение Федора. Романова, будущего патриарха Русской православной церкви и отца царя Михаила - исключителен и вызван жестокой политической борьбой. Но история знает и иные вынужденные пути к иночеству: старость и одиночество, стародевство, желание скрыться от преследований врагов, обет-обещание и т. п. До XVIII века было принято постригать в монашество овдовевших священников и диаконов.

Объединившись вместе, монахи составляли духовную корпорацию-монастырь. Обычно это особым образом организованный комплекс культовых жилых и хозяйственных построек, как правило, обнесенных стеной. Монастырь призван давать миру пример единения, любви и братства. Таким в идеале видится смысл монашества и общественно-духовное назначение монастырей.
     

К титульной странице
Вперед
Назад