Иван Васильевич Евдокимов (1887 - 1941). Детство И.В. Евдокимова прошло в Кронштадте, затем в Вологодском уезде. Он долго искал свой путь, перепробовал несколько занятий и лишь в 24 года, сдав экзамены в Вологодской гимназии, поступил в Петербургский университет. Начинал И. Евдокимов со стихов, писал литературоведческие и искусствоведческие статьи. В 1915 г. по семейным обстоятельствам Евдокимов вернулся в Вологду, провел здесь трудные послереволюционные годы, как искусствовед занимался памятниками вологодского зодчества и иконописи. Переехав в Москву, он занялся издательской и литературной деятельностью, писал романы, повести, рассказы и статьи.
На Зеленом Лугу, на Числихе, в Ехаловых Кузнецах улицы были узкие. Мостили улицы там фашинником1[1 Фашинник - хворост; фашина - связка хвороста, вязанка прутьев.] еще при царе Косаре.
Проточные канавки в дождяные дни всплывали там паводками, а из канавок шел нехороший дух. Ходили тогда по бревнышкам или перескакивали с фашины на фашину. На каждой улице стояли кабаки, чайные, съестные, а на крестах - ларьки с хлебом и квасом. У кабаков валялись вповалку пьяные: все видно. У кабаков стоял бабий и мужичий горлан. Бабы в ярости строгали своих пьяниц, совали им по загривкам, а потом, натруждая большие животы, тащили их домой, обшаривали на ходу карманы и увертывались от пьяного размаха.
В получку бабы становились у кабаков на дежурку. Сговорчивые мужики из бабьих рук выпивали по стаканчику, озорные куражились и пропивали все. Выли тогда бабы на крыльце, грозили кулаками кабатчикам и вытирали передниками обидно-унылые слезы.
Перед праздниками улицы гавкали глотками, балалайками, гармошками, ухали песнями, бухали по земле сапогами, сапожищами.
В праздники к постовым городовым на подмогу и устрашения ради прибавляли из участков по конному городовому на конец. Постовики стояли на своем месте, а конные ездили взад и вперед и не давали собираться кучками. Ребята сидели на заборах в обшарашку и кричали: н-н-но, ннно, н-н-н-о. Городовые сердито оглядывались на заборную конницу. Где можно было подступиться лошадям, сгоняли ребят и замахивались плетками. А ребята сваливались вовнутрь дворов, выжидали, как отъедут, высовывались в калитки, в проломы и на скору руку пускали из рогаток мелким камнем. Лошади привскакивали на месте и махали хвостами. Конные городовые хватались за спины и скакали на выстрел, злобно стучали в ворота, вызывали хозяев... Выходили бабы, жалели городовых, а потом истошно визжали в защиту своих дитев.
Для отвода глаз мужики урезонивали баб и подбавляли тем жару бабьему сердцу.
Так до сумерек, - время городовым по участкам ехать, - с ребятами и бабами, до поту, до надсады, воевали городовые. Вечерами тут посторонним посетителям раздавали затрещины: называлось это "поход дать".
Побаивалась ходить на Зеленый Луг, на Числиху, в Ехаловы Кузнецы благородная публика!
Жил тут рабочий люд разного званья: ткачи, мыловары, кожевенники, каменщики, бондари, слесаря, токаря, полотеры, сапожники, железная дорога. Жили грудно, в обхватку, в обнимку. Из окошка в окошко решали дела заводские, любовные, сплетенные. Зимами раздевши перебегали друг к другу. В город, на чистую половину, ходили только по большой нужде - на базар да за покупками. И то больше бабы. Покупали нечасто - нечасто и ходили. Рабочие частили в город после Петрова дня продавать на базаре утятню. На Петров день рабочие артелями уходили за двадцать верст к Николе Мокрому за утками, настреливали уток тьму, - лучшие стрелки считались, - и продавали потом домоседу-горожанину. Еще Первого мая, раз в год, завелось так в недавнее время - выходить на главную улицу и показывать кому следует рабочее изделие - красный флажок.
На бульваре тогда, - бульваром благородная публика отгораживалась от черной городской стороны, - с большим выбором пропускали в город. А где же убережешь? По задворкам да по закоулкам пробирались к условленному месту. Не все тогда ворочались назад. Ночью нагрядывали гости, шарили в домишках, перерывали скарб, лазили по чуланам, по чердакам, по сараюшкам. Увозили. По улицам рыскали в темноте соглядатаи. Сигали на огонек за ситцевыми занавесками, сторожко и с опаской прикладывали уши к опушкам: не гудит ли где человеческий улей? Подсматривали кое-где и не без прибыли, кое-где знали и подсмотреть.
Беспокойная сторона Зеленый Луг, Числиха, Ехаловы Кузнецы! (...)