Приложение
О. С. Попова
Каргопольская игрушка
Центром промысла была д. Гринево, где проживали мастера И. В. Дружинин и У. И. Бабкина. В музеях хранятся игрушки И. В. Дружинина, созданные в 1935–1940 гг. Это по-крестьянски мощные, коренастые фигуры людей, а также стоящие, подобно людям, на двух ногах олени, медведи, птицы – то ли сказочные персонажи, то ли изображения ряженых. Много женских фигур с ребенком на руках, с корзиной, с птицей, занятых хозяйственными заботами. На них широкие юбки, разнообразные головные уборы, кофты с крупными налепными пуговицами. Не лишены бытовых черт и другие фигуры. Каждый персонаж показан в действии: одни несут сосуды, другие играют на гармошке или на рожке, мужчина курит, развалясь в кресле. Обобщенность форм, четкий выразительный силуэт, крупная лаконичная роспись делают их монументальными, несмотря на небольшие размеры (10–15 см). Цветовое решение этих игрушек очень красиво и необычно. По предварительной побелке они раскрашены желтой, розовой, серой, сиреневой, бирюзовой, коричневой, черной матовыми гуа-шевыми красками в изысканных сочетаниях. Геометрический белый или черный орнамент из кругов, прямых и косых крестов, полос, штрихов, овалов похож на древние знаки. Пятнами, полосами, штрихами намечены формы одежды, черты лица. Все образы полны большой жизненной силы и внутренней значительности, выглядят непринужденными и самоуверенными.
Игрушки У. И. Бабкиной гораздо меньшего размера, в них сильнее выражено движение. Они расписаны масляными красками, грубее по расцветкам, иногда случайным (какая краска была у мастерицы, такой и красила). Несмотря на это, работы привлекательны своей непосредственностью, пластичностью. Поистине неисчерпаемая фантазия и острая наблюдательность вместе с традиционными приемами воплощены в фигурках и группах У. Бабкиной. Тематика их разнообразна: здесь и постоянные для народной игрушки конь, баран, олень, и более сложные групповые композиции, например, охота на медведей (могла появиться под впечатлением от книжной иллюстрации или фотографии), часты бытовые сюжеты: катание на санках, танцующая пара; сказочные образы: Полкан-богатырь, птица Сирин и др. Мастерица лепила их с веселой улыбкой, сама радовалась им и шутила. Так же веселы и простодушны ее игрушки.
1984
Г. Л. Дайн
Невиданное диво
Многолюдными были русские базары и ярмарки прошлого века. Сегодня они показались бы нам великолепным зрелищем, где все жило одной неуемной жизнью, деловой и одновременно праздничной. Веселым праздником вливались в жизнь народа пестрые, шумные ярмарки. Принаряженная толпа, ярко раскрашенные ярмарочные вывески, горы всякой снеди и разного товара никого не оставляли равнодушным, тем более художника.
В самом деле, было чему подивиться, чего только не привозили на ярмарку! Здесь можно было увидеть и выступления бродячего цирка с заморскими зверями, и развлекательные клоунады, пантомимы, услышать заунывного шарманщика и рядом веселого гармониста – исполнителя сатирических куплетов, задорных частушек, и, конечно, не обходилось без театра «Петрушки». И среди всей этой шумливой разноголосицы слышались зазывные голоса продавцов и разносчиков игрушек.
Ай да кукла,
Ай да Малаша,
Неслыханное чудо,
Невиданное диво! –
бойко выкрикивали в какой-нибудь игрушечной лавке, и еще громче – в другой:
Наша хата
Утехами богата –
Расчески-гребешки,
Свистульки-петушки...
Всегда было оживленно около игрушек. Их продавали в магазинах и лавках, в наскоро сколоченных палатках и прямо с открытых лотков, а то просто раскладывали на земле, и не как придется, а сорт к сорту, ряд к ряду, кукла к кукле, конь к коню – презанятная выставка получалась. Умели продавцы и разносчики игрушек показать свой товар. Выставляли на прилавок самые смешные и забавные игрушки, с веселыми приговорками и прибаутками предлагали их любопытному покупателю:
Купи-ка, мамаша, папаша,
Деточка-то ваша,
С этой игрушкой пусть
Он поиграет, повеселится,
Потешится, порезвится.
Разве не остановится прохожий, услышав такую интригующую рекламу? Непременно подойдет, посмотрит, прикинет и, глядишь, купит игрушку – подарок с ярмарки. Если не своим ребятам, так другим будет радость, «на доброе здравие».
Повсеместно в городах и крупных торговых селах продавалась промысловая игрушка. На северных же базарах, не таких богатых и многолюдных, как в центре России, игрушечный товар редко бывал привозным. В основном здесь торговали местной архангельской игрушкой. Глиняные поливные и расписные игрушки лепили мастера в ближних деревнях под Каргополем – в Токареве, Гриневе, Печникове, Ананьине, где издавна занимались гончарным промыслом. Здешние места безводные, земли скудные на урожай, и населению окрестных деревень приходилось жить не только крестьянским трудом, был необходим приработок. Так и привилось в этих краях гончарство, и, помимо разной посуды, стали «горшечники» лепить игрушки.
Закаляли игрушки в русской печи, а затем раскрашивали. Инструмент и материал для росписи был домашнего изготовления. Кисти мастерили из коровьего или конского волоса, из кудели, соломинки или прутика. Для красок шли мел, печная сажа, цветная глина, иногда сурик, синька, настой ржавого железа или отвар ольховой коры – вот вся цветовая палитра.
Как выглядели старые каргопольские игрушки, мы не знаем, так как они не сохранились. Но судить о них можно по работам прекрасного мастера-игрушечника И. В. Дружинина (1887–1949). Его игрушки экспонируются в Музее игрушки Загорска, а также в Каргопольском краеведческом музее, в музеях Москвы, Ленинграда. В своем творчестве И. В. Дружинин сохранил все лучшее, что было в традиционной каргопольской игрушке: темы, сюжеты, пластику, цветовую и орнаментальную роспись – весь ее образный строй. И в то же время он повторил ее по-своему, как истинный художник.
Их не так уж много, замечательных дружининских игрушек, маленьких фигурок, которые легко умещаются в ладони. Но чем дольше на них смотришь, тем острее ощущаешь их неигрушечную значительность. Перед нами не просто куклы или зверюшки, это – целый мир образов, удивительно правдоподобных и в то же время мифологических, сказочных. Как будто совсем обычными делами заняты глиняные барыни и крестьянки, а рядом – мужики-гармонисты, охотники, солдаты... и тут же коровы, кони, гуси, медведи... Кажется, все знакомо и понятно в этом крохотном игрушечном мирке. Но только почему-то строго и неулыбчиво смотрят «каргополки», и столько молчаливой важности в их застывших позах. Фигурки не идут, не движутся, они торжественно позируют, статична их пластика.
Впечатление это усиливает «немногословный» геометрический орнамент. Кресты, ромбы, овалы, круги – не просто узор, а символические знаки, сохранившие древние следы культа солнца и земли. Потому так и значительны дружининские игрушки – их художественным языком выражена взаимопроникающая связь мира природы и мира человека. И язык этот во многом близок самой природе. Сдержанная спокойная роспись игрушек, ее серебристо-серые, нежно-розовые, блеклые зеленые и желтые оттенки – все это благородные краски северной природы.
Нигде в другом месте не могли появиться такие игрушки. Они должны были родиться здесь, на этой скромной древней земле, среди суровой и величественной природы, в умелых руках людей, которые помнят и берегут мастерство предков.
1987
ДЕРЕВЯННАЯ ПОСУДА И РЕЗЬБА ПО БЕРЕСТЕ
Долблёная и резная деревянная посуда
Помимо глиняной, в повседневном быту северных деревень широко употреблялась и деревянная посуда. Это понятно, потому что древесина в краю лесов была самым доступным материалом. Кроме того, она обладает целым рядом качеств, необходимых для посудного дела: легко обрабатывается, прочна, не придает пище неприятного привкуса. Правда, деревянные сосуды не годятся для приготовления еды на открытом огне. Но кухонную утварь, которая с пламенем не соприкасается, из древесины изготовляли в больших количествах.
По способу изготовления деревянная посуда может быть разделена на три категории: 1) долбленая и резная; 2) бондарная (склепанная из дощечек, охваченных обручами); 3) гнутая или плетенная из коры и тонких лучинок.
Первым способом изготовлялись ложки, блюда, миски, чаши, ковши, баклаги (фляги), кружки, чарки, корыта.
Вторым – бочки, кадки, бадьи, ведра, жбаны, маслобойки, лохани, лагуны, ушаты.
Третьим – пестери, кошели, корзины, кузова, короба, туеса, решета, ковшики, солонки.
Каждый вид деревянной посуды имел еще и свои разновидности.
Так, например, ковши в зависимости от материала, размеров и назначения различались следующим образом.
Скобкарь – большой сосуд в форме ладьи (или птицы) с двумя ручками, предназначен для подачи пива на праздничный стол.
Корец – ковш, сделанный из корневища.
Наливка – ковш-черпак небольшого размера, которым брали напиток из скобкаря.
Братина – большая широкая чаша с носиком, из которой гости пили по кругу или разливали пиво по стаканам.
Материалом для массового изготовления долбленой и резной посуды могли служить разные породы дерева. Чаще других на Русском Севере использовались осина, липа и береза. Их древесина более однородна и легче поддается обработке. Инструменты применялись самые разные – в зависимости от того, что мастер имел под рукой. Это могли быть и топор, и пила, и нож, и сверло, и резец, и стамеска, и другие орудия труда.
Если дело было хорошо поставлено, то изготовление большой по размеру посудины (вроде ковша) выглядело примерно так. Первоначальная, грубая обработка деревянной заготовки производилась топором. Затем с помощью тесла (топорика с лезвием в виде желоба) выбиралась глубина сосуда. Далее поверхность изделия выравнивалась скобелем (дугообразной железной пластиной), обрабатывалась резцом (специальной стамеской) и зачищалась терпугом (инструментом наподобие крупного напильника). Там, где это было возможно, использовались и токарные станки.
Чтобы деревянная посуда не вбирала в себя жидкость, налитую в нее, эту посуду пропаривали в печи и зачищали хвощом изнутри. Потом ее натирали мелом, пропитывали растительным маслом, красили и сушили при высокой температуре. Иногда краску не использовали: просто натирали поверхность несколько раз олифой. После просушивания древесина приобретала золотистый блеск, хорошо проявлялись ее слои и волокна. Древесину могли и подкрашивать. Темный оттенок она приобретала после выдерживания в дубильном растворе из размельченной коры дуба, ольхи, ивы, березы. В качестве красителей использовали также сок ягод или кореньев. В XIX в. деревянную посуду начали расписывать масляными красками.
Много долбленой посуды производилось в Кадниковском уезде. Характер промысла это занятие приобрело в деревнях, расположенных на берегах реки Кубены, и прежде всего – в селе с тем же названием. Хорошим товаром считались резные ковши, сработанные в Тотемском уезде.
Но изготовлением деревянной посуды в Вологодской губернии занимались не только жители деревень. Производство ее было налажено и в монастырях. Своей деревянной посудой издавна славились мастера из Кирилло-Белозерского монастыря и окрестных сел (Великославинского, Санникова и др.). Еще в XVII в. их изделия посылались на продажу в Вологду, Великий Устюг, Москву, Новгород. Попадала монастырская посуда и к царскому двору, где получила особое название «кирилловской». При монастыре существовала токарная изба, в которой трудились резчики посуды, был там и специальный амбар, предназначенный для хранения заготовленной впрок древесины. Кроме того, монастырь скупал посуду в соседних деревнях, а мастерам поставлял материал для ее изготовления. Сырье для этого промысла можно было приобрести и на ярмарке в селе Заозерье, расположенном в устье Кубены. За нужной для посудного дела древесиной сюда приезжали мастера не только из Кирилло-Белозерского, но и из Спасо-Прилуцкого монастыря.
Изделия, плетенные из бересты
С незапамятных времен применялась в быту русского народа береста. Береста – это верхний слой березовой коры.
Ее древнее название «бересто» известно с XV в. Позднее она стала называться «береста» и «берёста». Это легкий в работе и чрезвычайно долговечный материал нежного розовато-охристого цвета. Одним из самых ценных качеств этого материала является его влагостойкость. Бересту использовали в самых разнообразных целях. Ее подкладывали под первые венцы сруба избы, под тесовые крыши, чтобы предохранить дерево от гниения. Из нее плели лапти, изготовляли посуду: бураки, короба, лукошки. Существовали берестяные музыкальные инструменты – пастушьи рожки. Крестьянские дети забавлялись берестяными игрушками.
В старину на бересте писали послания, она заменяла бумагу. Археологи при раскопках в древнем Новгороде обнаружили берестяные грамоты с текстами, выдавленными на берестяных пластинах металлическими палочками – «писалами».
Красота и качество изделий зависят во многом от самого материала, от правильной заготовки и обработки его. Заготавливают бересту в конце мая – в июне, когда дерево полно соков и береста легко отстает от основной коры. Если ее снимают со ствола дерева умело, не повреждая следующий слой коры, то это не вредит дереву, и через несколько лет у дерева появится новая белая одежда. При заготовке мастера резали берестяные пластины на длинные ленты, которые сворачивали в клубки.
Береста легко поддавалась обработке, не требовала сложных инструментов и приспособлений. А главное – технологию изготовления предметов домашнего обихода из нее мог освоить любой желающий. Способы плетения берестяных изделий были несложными. Основным инструментом являлся используемый для плетения лаптей кочедык, плоское шило с крючкообразным изгибом. «Не торопись языком, а торопись кочедыком», – говорится в русской пословице, что означает: «Делай дело, а не пустословь». Кроме кочедыка мастеру необходим был острый нож, которым он резал берестяные ленты нужной ширины и заострял их концы.
В XIX–начале XX в. в каждом крестьянском доме на Севере можно было встретить берестяные корзины, лукошки для хлеба, налопаточники, короба, большие берестяные бутыли для хранения зерна, пестери, солоницы, берестяные лапти (ступни).
Для плетения использовались лычки, т. е. берестяные ленты. В ходе работы такие ленты образовывали несложный узор . – в клеточку, в косичку, в веревочку, в треугольники. Мастера использовали различные оттенки естественного цвета бересты. Изделия, сплетенные хорошим мастером, ценились и береглись, эти вещи были подлинными произведениями искусства.
Шемогодская резьба
Серебристо-белая поверхность березовой коры сама по себе красива, но ее иногда еще и украшали тиснением или росписью, вырезали на ней сквозные орнаменты.
Искусство резьбы по бересте принесло известность мастерам Шемогодской волости Великоустюгского уезда. Уже в XVIII в. жители деревни Курово-Наволок и соседних с ней селений, расположенных по реке Шемоксе, притоку Северной Двины, вырезали на берестяных пластинах ажурные узоры и наносили на них тиснение. Со временем этот вид мастерства превратился в промысел. Об изделиях из бересты как о товаре писал в 1791 г. известный русский ученый-путешественник П. И. Челищев. На ярмарке в Великом Устюге он видел в торговых рядах и «берещеные фигурками напечатанные бураки».
По волости промысел получил название «шемогодская» резьба.
Эта техника использовалась при изготовлении шкатулок, коробочек, чайниц, пеналов, туесов, блюд, тарелок, портсигаров. Украшенные резной берестой, они приобретали вид нарядных, искусно выполненных изделий. Ажурные орнаменты шемогодских резчиков называли «берестяным кружевом».
По этому орнаменту шемогодскую резьбу легко узнать. Узор состоит, как правило, из стелющегося стебля с удлиненными листьями и спиралевидно закрученными ветками. На их кончиках – круглые розетки, ягодки, трилистники. В этот орнамент могут быть вписаны изображения птиц или зверей, архитектурные мотивы, а иногда – даже сцены гуляния в саду и чаепития. Другой характерной особенностью шемогодской резьбы являются рамочки с геометрическим орнаментом, окружающие рисунок.
Техника резьбы не сложная, но требует прочных навыков, терпения и фантазии. На подготовленную берестяную пластину тупым шилом наносятся основные контуры изображения. Затем острым ножом вырезают рисунок и удаляют фон. Если вести нож под прямым углом к берестяной заготовке, то получится четкий контур, а если нож наклонить, то будет виден срез бересты, выявится толщина материала, рисунок приобретет мягкость очертаний. Силуэтный орнамент украшают мелкими порезками. Тиснение наносят на бересту все тем же тупым шилом. Готовую полоску вклеивают в гладко зачищенные углубления изделий. Многие мастера тонировали фон или подкладывали под ажурный узор цветную фольгу.
При резьбе очень важно соблюдать осторожность и вести линию точно по рисунку, иначе из узора выпадет нужный фрагмент и вся пластина будет испорчена. Опытные мастера безошибочно вырезают орнаментальный узор в традициях Шемогодья и без предварительной разметки рисунка. Но это по силам лишь специалистам высокого класса.
Искусство резьбы по бересте, судя по сохранившимся до наших дней его ранним образцам, испытывало влияние великоустюгского просечного железа, черневого искусства, северной ажурной резьбы по кости.
С историей промысла связаны имена многих талантливых мастеров. В Государственном Историческом музее есть подписные работы великоустюгского мастера Степана Бочка-рева. Это шкатулки и тавлинки (табакерки) первой половины XIX в. со сценками на сюжеты модных в то время басен Эзопа, с изображениями животных и архитектурных сооружений. В деревне Курово-Наволок, все жители которой носили фамилию Вепревы, выдающимся мастером конца XIX–начала XX в. был Иван Афанасьевич Вепрев. Его считают создателем собственно шемогодского орнамента – того самого, в основе которого спиралевидный завиток с круглой «ягодкой», напоминающий резные розетки на прялках. Работы мастера отличались чистотой резьбы и красотой рисунка. На крышках и стенках шкатулок с секретными замками он помещал сцены охоты, изображал различных зверей среди лесных зарослей. Именно его работы были отмечены медалью в 1882 г. на Всероссийской выставке в Москве и дипломом на Всемирной выставке в Париже в 1900 г.
Во второй половине XIX в. промыслом резьбы по бересте занимались в 14 деревнях Шемогодской волости.
В 1918 г. мастера из деревни Курово-Наволок были объединены в артель «Художник». На Шемоксе существовала еще одна артель, созданная в 1934 г. Николаем Васильевичем Вепревым. Называлась она «Солидарность». В эту артель были приглашены лучшие резчики, которые старались сохранить традиции шемогодской резьбы. Их изделия отличались особой чистотой исполнения, разнообразием форм и новизной узоров.
В 1964 г. производство сочли экономически невыгодным, обе артели были закрыты, а мастера уволены. Потребовались большие усилия, чтобы шемогодская резьба была вновь восстановлена. Это произошло в 1967 г., когда при Кузинском механическом заводе был создан цех по изготовлению шкатулок, туесов и других изделий, украшенных прорезной берестой. А в 1970-е гг. производство резной бересты сосредоточилось на фабрике «Великоустюгские узоры».
Домшинская береста
В конце XIX–начале XX в. широкую известность приобрел промысел «домшинская береста». Он получил свое название по Домшинской волости Вологодского уезда, в деревнях которой мастера особым способом украшали плетеные берестяные изделия.
Бересту заготавливали в начале лета, очищали от неровностей и резали на длинные полоски, так называемые лычки. Края лычек заравнивали и сматывали берестяные полоски в клубки. До зимы эти клубки хранились в нежилых помещениях. Их пускали в дело, когда завершались полевые работы.
Сначала бересту распаривали и плели из нее всевозможные предметы: пестери, короба, туеса, солоницы, корзины, зобеньки, емкости для круп и т. д. При этом использовали несколько слоев лычек. Плетение могло быть как диагональным, так и прямым. Готовые изделия мастера раскрашивали красной, желтой, синей, иногда зеленой краской. Цвета чередовались в шахматном порядке, шли по лычкам полосами или отдельными пятнами. Кроме раскраски, мастера наносили на изделия прорезные и тисненые узоры. Тиснение выполняли специальными штампиками, сделанными из твердых пород дерева или кости. Рисунок на штампиках мог быть различным. Вырезали чаще всего звездочки, круглые розетки, ромбики и тому подобные фигуры. Из этих простых элементов складывались разнообразные орнаменты.
Еще одним характерным для домшинских мастеров способом украшения плетеных предметов была сквозная просечка верхнего слоя берестяной лычки. Узоры состояли из геометрических фигур: кругов, треугольников, ромбов, шестигранников, овалов, звездочек. Красоту рисунку придавала цветная фольга, подложенная под прорезной узор. Позднее, в начале XX в., стали просто раскрашивать второй слой бересты под прорезным узором. В дорогих изделиях, которые, как правило, изготовляли на заказ, встречается сочетание сквозных и тисненых узоров с раскраской.
Береста – материал природный, она долго сохраняет запах леса, обладает антисептическими свойствами, не боится сырости и холода, не пропускает влагу, имеет различные оттенки: от бело-розового до густого красно-коричневого. Мастера знали и ценили эти природные свойства бересты и умело использовали их в своих произведениях. Изделия домшинских мастеров были долговечны, удобны и красивы, поэтому их охотно покупали.
Промысел быстро распространился по всей Домшинской волости, так как она была расположена в выгодном торгово-экономическом районе Вологодчины. Через нее пролегал водный путь по реке Шексне к северным и центральным районам России, здесь в конце XIX в. прошла железная дорога Вологда – Санкт-Петербург. Столица стала крупным потребителем продукции домшинских ремесленников.
Изделия домшинских мастеров представлялись на всех крупных выставках того времени наряду с вологодским кружевом, шемогодской резьбой, устьянским рогом.
Как и многие другие виды народного творчества, промысел угас в 1930-е гг.
Приложение
С. Г. Жижина
Кружево из бересты
Везде, где растет береза, а растет она по всей России, русский крестьянин делал из бересты множество различных вещей. Она легкий, прочный, с мягкой теплой поверхностью материал. На что только не употреблялась береста в хозяйстве русского крестьянина!
На севере России с берез снимали большие пластины бересты. Называли их скалами, скальем. С незапамятных времен скалье продавали на всех северных ярмарках и рынках. Используя замечательные свойства бересты, пропитанной смолистыми веществами, ее прокладывали на крышах домов, чтобы предохранить бревна от гниения и сырости. Из бересты делались различные сосуды. Крестьянин, уходя в поле на работы, всегда брал с собой туесок с водой или квасом. И в самый жаркий день питье в туеске оставалось холодным.
Но, пожалуй, самое удивительное – это берестяные грамоты. В XI–XII веках в древнем Новгороде берестяные пластины использовались для письма. Это был удобный и вполне доступный материал. Писать на нем было очень легко – остро заточенная палочка процарапывала на мягкой поверхности контуры букв. Древние новгородцы, конечно, не подозревали еще об одном необыкновенном свойстве бересты – ее способности сохраняться долгие годы. Новгородские письма на бересте, пролежав в земле больше восьми столетий, дошли до нас.
В старину умели, используя чудесные свойства бересты, превращать ее в нарядные, гармоничные и изящные вещи. Интересно, что уже в середине XVIII века техника резьбы по бересте была хорошо известна. Об этом писал Андрей Болотов. Один из просвещенных людей XVIII столетия, он занимался переводами, сам писал книги, издавал сельскохозяйственные журналы. Двадцать семь лет Болотов вел дневник, который и был опубликован как «Жизнеописание Андрея Болотова». Для современных историков эта книга служит энциклопедией жизни XVIII века.
Болотов писал обо всем: об обычаях, нравах, быте, о хозяйственной жизни, политических событиях того времени. Есть у него заметки и о резьбе по бересте: «Никакая работа и мастерство мне так не полюбились, как одна особливая – производить из простой бересты табакерки, стаканчики, кружечки». Болотов научился украшать их резьбой и тиснением, которое еще называется чеканкой. Он подробно объясняет, как это делается: «Сия чеканная работа производится маленькими палочками, у коих на концах вырезаны разные фигуры и расположенные так, чтобы при наставлении палочки на бересту и при ударении в другой конец ее молотком выпечатывалась на бересте довольно возвышенная фигурка». А для резьбы по бересте никаких особенных орудий, кроме ножа и, может быть, еще шила, не требовалось. Тупой стороной ножа или шилом на бересте наносится контур рисунка, а потом вырезается острым концом.
1900 год. В Париже открывается Всемирная выставка. Эйфелева башня снова, как и одиннадцать лет назад, на выставке 1889 г., становится ее своеобразным символом. Международные выставки начали устраиваться не так давно. Первая была в 1851 г. С тех пор их стали делать регулярно в разных городах и столицах мира: в Париже, Стокгольме, Чикаго, Вене. С каждым разом международные выставки приобретали все большую популярность, в них участвовало все больше стран. В 1900 г. на выставку в Париж приехали представители 65 стран.
Среди участников была и Россия. Русский павильон, построенный в виде древнего кремля с теремами, шатровыми башнями, крытыми крылечками, привлекал к себе множество посетителей. Привлекал не только своим внешним видом, но и тем, что было представлено внутри. Посетители стремились побольше узнать о русском народе, увидеть, что умеют делать в этой большой и загадочной стране. Особенно много людей толпилось там, где были выставлены изделия народных мастеров. Все здесь было красивое и необыкновенное.
Но, пожалуй, самым неожиданным и самым удивительным оказались изделия из резной бересты. Почти невесомые, с розоватой бархатистой поверхностью, с тончайшей прорезью, из-под которой поблескивала, отливая разными цветами, фольга, они напоминали дорогие и изысканные изделия из кости с ажурной резьбой. Табакерки, шкатулки, портсигары, круглые бураки – сосуды для питья – и все это из простой бересты. Париж трудно удивить, но парижане были в восторге от этих необычных вещей, в которых чувствовался большой вкус и мастерство художника.
Все эти вещи были сделаны руками крестьянского резчика Ивана Афанасьевича Вепрева из деревни со странным названием Курово-Наволок, недалеко от Великого Устюга. Имя Вепрева впервые стало известно в 1882 году, после выставки в Москве, которая принесла ему славу, успех и серебряную медаль. Теперь, после Международной выставки в Париже, его узнала Европа. Из Швеции, Норвегии, Франции шли заказы на изящные изделия из бересты. Резьбой по бересте занимался не только Вепрев. В ближних деревнях и селах крестьяне тоже делали вещи, похожие на вепревские. Все они жили в одной Шемогодской волости, поэтому и появилось название «шемогодская резьба по бересте» или просто «шемогодская береста».
1983
МАСТЕРА-ИСКУСНИКИ
Перегородчатые и усолъские эмали
В Древней Руси широкое распространение получили украшения из эмали. Техника их изготовления была заимствована из Византии. На Руси эмали называли еще финифтью (от греческого слова «фингитис»). Самое первое упоминание о русской финифти встречается в Ипатьевской летописи (1175). Эмалями украшали предметы церковного обихода, серебряные и золотые ювелирные изделия, головные уборы, царские регалии, металлическую посуду, оружие, предметы быта.
Эмаль – это прочное стеклообразное покрытие, которое наносится на металлический предмет и закрепляется обжигом. Она может быть окрашена в разные цвета окислами металлов.
Молочно-белый цвет, например, получается при добавке к расплаву стекла окиси цинка, а желтый – окиси железа. Окись меди окрашивает эмаль в бирюзовый и зеленый цвета, магнезия – в лиловый, золото и свинец дают богатую гамму оттенков красного. Серый, стальной и черный цвета получают, используя в качестве добавки иридий.
Эмаль обладает удивительными свойствами: она устойчива к влиянию света, воздуха и воды. Даже пролежав сотни лет в земле, эмалевые краски не теряют цветовой насыщенности. Подтверждением тому являются изделия XII в., найденные археологами при раскопках старых русских городов.
Существовали различные способы нанесения эмали на металлическое изделив, но наибольшее распространение на Севере получило изготовление перегородчатых и живописных эмалей. Техника создания перегородчатой эмали такова. По контуру рисунка на изделии выкладывают тонкие металлические пластины или ленты, поставленные на ребро. Получаются закрытые со всех сторон ячейки, которые мастер заполняет эмалями разных цветов. Затем изделие обжигают. Получается узор яркой мозаичной раскраски. У этого узора цвет звучный, чистый, без оттенков. Глубиной цвета и блеском эмаль может поспорить с драгоценными камнями.
Процесс обжига эмали длительный. Сначала термической обработке подвергаются тугоплавкие составы. Для них нужна высокая температура (850 градусов Цельсия). А потом наступает очередь составов, менее стойких к температурным воздействиям. Основная трудность для мастера заключается в том, что порошкообразный эмалевый состав не имеет того цвета, который получается после обжига и полировки изделия. Чтобы получить яркую цветовую гамму, мастеру нужно иметь большой опыт и хорошую интуицию. Ведь порошкообразные вещества, которыми он заполняет ячейки между перегородками, имеют серый, со слабо выраженными зеленоватыми и охристыми оттенками цвет. При обжиге мастеру приходилось подновлять выгоревшие эмалевые краски, наносить дополнительные слои, пока он не добивался нужного результата.
На Севере изготовлением перегородчатых эмалей славились мастера Вологды, Великого Устюга, Сольвычегодска. Характерными для их работ цветами были синий, голубой, желтый, зеленый.
В середине XVII в. появилась новая техника финифти – живописная. Сводилась она к тому, что эмалевые изделия перед обжигом расписывали особыми огнестойкими красками. Наиболее заметных успехов в этой технике добились сольвычегодские мастера. Живописные эмали Сольвычегодска в древних описях и документах получили название эмалей «усоль-ского дела». (В XV–начале XVI в. город назывался Усольском – по реке Усолке, впадающей в Вычегду.) Вместо дорогостоящих серебра и золота мастера использовали медь, что значительно удешевило изделия и позволило расширить их ассортимент. Такие предметы охотно раскупались людьми разных сословий.
От других живописных эмалей усольские отличаются тем, что рисунок на них наносится путем тонкой штриховки, напоминающей гравюру на дереве. Крупные маки, тюльпаны, подсолнухи, побеги и стебли невиданных растений написаны в таком живом движении, что создается ощущение, будто цветы прямо на глазах у зрителя раскрывают свои нежные бутоны, разворачивают листья и лепестки. В растительный орнамент искусно вписаны изображения птиц, животных, насекомых или сказочные сюжеты.
Как правило, все росписи выполнены по белому фону красными, желтыми, розово-лиловыми, синими, голубыми, зелеными, коричневыми эмалевыми красками. Наиболее сложные изображения встречаются на чашах, поверхность которых давала больший простор творческой инициативе. Для обрамления миниатюр на крутых боках чаш использовались сканые жгутики из медной проволоки. Рисунки мастера заимствовали из западноевропейских гравюр и украинских лубочных картинок. Часто они обращались к сюжетам из Библии или к мотивам русских сказок. Заметна также их склонность к изображению сцен, которые имеют нравоучительный смысл. Большое влияние на искусство усольских эмалей оказала местная иконопись. В их создании принимали участие мастера знаменитых строгановских мастерских. На некоторых эмалевых изделиях есть пометка: «Писал усолец иконописец».
Свой опыт усольские умельцы передавали и эмальерам других городов. В 1745 г. для этой цели был вызван из Сольвычегодска в Москву Яков Попов. А в 1757 г. туда едет обучать столичных мастеров финифтяному делу Яков Буравкин. Расписные эмалевые изделия становятся предметами украшения в царских и патриарших палатах.
Однако период расцвета искусства финифти в Сольвычегодске был непродолжителен. Уже в начале XVIII в., когда торгово-экономическое значение города стало заметно уменьшаться, пришли в упадок и многие ремесла; в том числе эмальерное. Вместо расписных эмалей появились однотонные – белые, синие, зеленые. В финифтяные изделия мастера начали вплавлять рельефные серебряные накладки с фигурками людей, животных, птиц, растений, которые создавали декоративный эффект, мерцая и светясь под тонкими прозрачными слоями эмали. Этот прием усольские мастера позаимствовали у украинских эмальеров, работавших в Сольвычегодске. Но это была уже иная разновидность декоративно-прикладного искусства. А документы конца XVIII в. о производстве эмалевых предметов в Сольвычегодске уже не упоминают.
Попытка возродить забытый промысел была предпринята вологодскими художниками в 1970-е гг. Этому способствовало постановление Правительства о поддержке художественных промыслов страны и восстановлении исчезающих видов традиционного искусства. В Вологде открылся Завод опытных и художественных изделий. В его просторных и светлых корпусах вместе с вологодскими ювелирами восстановлением технологий и традиций угасшего ювелирного искусства древних сольвычегодских мастеров занимались специалисты Московского научно-исследовательского института художественных промыслов. Через некоторое время в продаже появились небольшие декоративные тарелки, панно, браслеты, кольца, серьги, колье, ароматницы, сундучки, шкатулки, на которых вновь ожили и расцвели сказочные эмалевые цветы с нежными полупрозрачными лепестками.
Однако предприятие просуществовало недолго. Сегодня этот удивительный вид искусства вновь под угрозой исчезновения. Для того, чтобы вдохнуть новую жизнь в старинный промысел, нужен энтузиазм мастеров-художников, заинтересованность предпринимателей и поддержка властей.
Северная чернь
Великий Устюг – город с богатыми традициями художественной обработки металла. Он является центром одного их наиболее известных художественных промыслов – северной черни. Развитию черневого производства способствовало то, что город имел выгодное географическое положение, он находился на дороге в Сибирь, откуда поступало дешевое серебро. Торговые пути связывали город также и с Архангельском, куда предприимчивые устюгские купцы везли продавать готовые изделия. В городе жило много мастеров, знавших технологию нанесения черневого порошка на серебряные предметы.
Первое официальное упоминание об устюгской черни встречается в Описи писцовых книг в 1676–1683 гг.
Процесс чернения – длительный и состоит из нескольких операций:
– из серебряной заготовки вырезают изделие (например, браслет);
– на нем резцом гравируют рисунок;
– готовят черневую массу (пасту из растертых в порошок серебра, свинца, серы, меди, нашатыря с добавлением воды);
– эту массу наносят на рисунок;
– изделие держат над слабым огнем, черневая масса плавится и крепко соединяется с серебром;
– поверхность изделия шлифуют так, чтобы чернь осталась только в углублениях, сделанных резцом.
Излюбленными сюжетами у старых мастеров были архитектурные сооружения Великого Устюга (особенно панорама набережной), сценки из городского быта, военные сражения, памятники, библейские сюжеты, декоративные орнаменты и персонажи сказок. Образцами мастерам часто служили гравюры и рисунки из книг.
В 1762 г. братья Афанасий и Степан Поповы открыли в Великом Устюге фабрику по производству черневых и эмалевых изделий. Там работали 30 лучших мастеров финифтяного и черневого дела. На фабрике производились самые разнообразные предметы – от огромных окладов для богослужебных книг до крошечных флакончиков для духов, табакерок, коробочек и других принадлежностей туалета. Фабрика просуществовала 15 лет, в 1776 г. во время большого городского пожара она сгорела.
XVIII–первая половина XIX в. – это время расцвета искусства северной черни. Изделия великоустюгских мастеров были признаны лучшими в стране. Имена Алексея Мошнина, Ивана и Михаила Жилиных, Ивана Пестовского, Ивана Островского знали далеко за пределами родного города. Когда в Москве искусство черни начало приходить в упадок, именно из Великого Устюга был вызван мастер. Это был Михаил Климшин. Он прибыл в столицу в 1744 г. В работах Климшина густой черневой рисунок всегда четко выступал на светлом серебряном фоне. Для того чтобы серебро не так сильно блестело, мастер канфарил фон, то есть острым инструментом, похожим на шило, набивал зернистый узор. Мастер использовал многоплановый фон, в котором сочетались серебряные и позолоченные детали. В течение 30 лет Климшин совершенствовал свои технические приемы. О художественных достоинствах его изделий можно судить по посоху епископа Варлаама (1750 г.). На фигурном наконечнике этого посоха видна черневая надпись: «сей пастырский жезл сделан собственным коштом преосвященного Варлаама епископа Великоустюгского и Тотемского. Работал черновых дел мастер Михаил Климшин». Посох был предназначен для торжественных выходов иерарха церкви. По всему его стволу идут изображения евангельских сцен, обрамленные орнаментом. На нижнем звене посоха представлена панорама Великого Устюга со стороны Дымковской слободы. Это первое изображение, выполненное в технике устюгской черни. Оно свидетельствует о том, что Климшин использовал рисунки того времени, и прежде всего распространившиеся на Руси с начала XVIII в. гравюры городов, в данном случае Великого Устюга. Широко использовал в своем творчестве гравюры и книжные иллюстрации еще один выдающийся мастер-устюжанин, Алексей Мошнин.
К XIX в. черневое искусство Великого Устюга начинает угасать, так как город оказался не в состоянии конкурировать с крупными столичными производствами, выпускающими изделия с чернью. Число мастеров резко сократилось.
Во второй половине XIX в. единственным известным мастером черневых дел в городе был Михаил Иванович Кошков. К своему ремеслу он относился с благоговением, гордился своим мастерством и при всяком удобном случае демонстрировал прочность своей работы, расплющивая черневую серебряную пластину на наковальне. Рисунок увеличивался в размерах, но чернь из него не выкрашивалась. По рассказам людей, знавших мастера, Кошков выполнял заказы трех царей, изготовлял для них дворцовую посуду. Секрет черни он хранил долго и передал его только в 1885 г. внуку по дочери М. П. Чиркову.
Еще в детском возрасте он поступил в ученики к своему деду, у которого перенимал секреты мастерства в течение 8 лет. Девятнадцатилетним юношей Чирков получил звание мастера черневого производства, научился разбираться в рисунках, безошибочно владеть резцом. Чирков был поклонником народной лубочной гравюры, хорошо понимал ее сказочную, простодушную красоту. Он любил изображать архитектурные памятники, скрупулезно прорисовывая их детали, создавал из них сказочные ансамбли, образы невиданных городов. Именно М. П. Чирков возглавил экспортную мастерскую – ту, которая выпускала продукцию для заказчиков из-за рубежа, – и передал секрет черни своим ученикам.
В 1933 г. в Великом Устюге возникла артель «Северная чернь», и старинный промысел, казалось бы обреченный на забвение, был возрожден.
Большую роль в развитии черневого искусства сыграл выпускник Петербургской художественной академии Евстафий Павлович Шильниковский. Он начал разрабатывать эскизы для мастеров артели с 1935 г., а позднее и сам пришел на промысел как главный художник. Шильниковский создал целую серию серебряных изделий с изображениями сюжетов из сказок А. С. Пушкина. На Всемирной выставке в Париже (1937) эта коллекция была награждена Золотой медалью. Разрабатывал художник и другие литературные мотивы: по басням И. А. Крылова, по сказке П. П. Ершова «Конек-Горбунок».
Евстафий Павлович дал новое направление развитию северной черни. Он соединил сюжетные композиции с традиционным орнаментом, что обогатило черневое искусство Великого Устюга, сделало его более живым и эмоциональным. Шильниковский воспитал целую плеяду талантливых мастеров и художников. В 1956 г. ему было присвоено почетное звание Заслуженного деятеля искусств РСФСР.
В 1961 г. артель переименовали в фабрику «Северная чернь», а в 1973 г. фабрика стала называться заводом «Северная чернь».
Под влиянием творчества Шильниковского ярко расцвел талант Елизаветы Федоровны Тропиной, заслуженного художника РСФСР. Долгие годы она возглавляла на заводе художественную группу. Ее черневые узоры отличаются нарядностью, напоминают народные лубочные картинки. Особенно охотно она использует растительные мотивы: цветы, травы, листья.
Художники современного предприятия «Северная чернь» Л. М. Бобылева и Л. С. Меньшикова большое внимание уделяют созданию церковной утвари, столовых приборов, они много работают над созданием новых сувенирных изделий и предметов по теме «Великий Устюг – родина Деда Мороза». В 2003 г. были отмечены две даты: 70 лет со дня образования предприятия и 320 лет существования промысла чернения по серебру в Великом Устюге. Продукция завода сегодня пользуется такой же популярностью, как и раньше.
Просечное железо
В XVII–XIX вв. широкой известностью пользовалось просечное железо мастеров из Великого Устюга. На первый взгляд, это очень простое занятие. Однако на самом деле оно требует от мастеров уникального сочетания качеств кузнеца и ювелира.
Технология этого ремесла такова: на лист железа толщиной 0,1–1 мм наносится рисунок, который затем высекается ручным способом при помощи молотка и зубила. Такая работа требует безошибочного удара, поправок в этом деле не может быть. Одно неосторожное движение – и весь труд идет насмарку.
Основу высекаемого рисунка, как правило, составляют растительные мотивы. В орнаментах преобладают узоры из упругих спиралей, причудливо переплетающихся тонких стеблей с мелкими серповидными листьями. Иногда между завитками появляются стилизованные изображения коней, львов, птиц, сказочных существ. Все элементы орнамента должны соединяться друг с другом так, чтобы ажурное полотно было цельным, иначе при просечке может выпасть какой-то фрагмент.
Готовый просечной лист похож на металлическое кружево. Такими пластинами обивали деревянные сундуки, шкатулки, ларчики, киоты для икон, царские врата в храмах. Просечное железо нередко использовалось для украшения подзоров и свесов на карнизах домов, в личинах замков, в узорных накладных петлях – жиковинах, а также в дымниках для печных труб. Часто дымники изготовляли в форме сказочных башенок, на шпилях которых красовались флюгера-петушки. Просечными пластинами обивались и щиты входных дверей.
Иногда листы и накладки из просечного железа украшались еще насечками и гравировкой. Это придавало металлу особую красоту, делало просечные орнаменты легкими и изящными. Просечное железо в некоторых изделиях покрывали позолотой, иногда раскрашивали в яркие цвета, применяли также и цветные подкладки со слюдой.
Большое распространение в XVII–начале XIX в. получили теремковые ларцы, своей формой напоминающие домик-теремок, и сундучки-подголовники с накладками из просечного железа. Такие сундучки имели форму невысокого прямоугольного ящичка со скошенной крышкой. В них хранили ценные бумаги, деньги, документы, украшения. Владельцы сундучков всегда держали их при себе и, находясь в пути, подкладывали ночью под голову: и отдохнуть можно, и содержимое сундучков в сохранности, вот почему они и назывались «подголовниками». Но подобные изделия имели еще и второе название – «устюгские», так как изготовлялись они только в великоустюжских краях. Сундучки и ларчики с просечным железом были настолько красивы, что часто преподносились в дар именитым гостям.
Сегодня лучшие произведения мастеров просечного железа можно увидеть во многих музеях страны, а в музее Великого Устюга хранятся великолепные царские врата из надврат-ной Владимирской церкви Михайло-Архангельского монастыря (1682 г.). Врата окрашены в коричневый цвет, покрыты слюдой и обиты просечным железом с тонко разработанным орнаментом.
В настоящее время этот вид искусства на территории Вологодской области не развивается. Лишь немногие мастера пытаются заниматься просечкой по железу. Иногда их изделия появляются на выставках декоративно-прикладного искусства.
Мороз по жести
«Перед вами небольшой ларец, обитый металлом, а поверх него крест-накрест в несколько рядов – узкие металлические ленточки. Вы сразу же замечаете: металл, покрывающий ларец, не простой. Золотистый по цвету, он отливает чудной игрой снежинок и лучистых звездочек, точь-в-точь как морозный узор на зимнем окне. И как бы вы ни рассматривали, ни за что не угадаете, каким способом этот волшебный узор оказался нанесенным на металлическую поверхность шкатулки. Металл – обыкновенная жесть. А вот узор, или, как его называют на Севере, "мороз по жести", – это искусство тонкое и довольно хитрое».
Так описывают первую встречу с одним из видов народного искусства авторы книги «Умельцы Великого Устюга» М. П. Лукин и Н. М. Давыдова.
Чтобы навести «морозный» узор на жесть, ее протравливали смесью кислот и нагревали до определенной температуры. Здесь было важно все: и состав смеси, и температура нагрева, и даже последовательность нанесения раствора на металл. Каждый мастер знал свои секреты наведения «мороза». П. А. Сосновский, например, рассказывал, что сначала жесть нужно сильно нагреть, обрызгать ее водой, а уж затем заячьей лапкой, смоченной в кислоте, водить по жести. Получался причудливый, как изморозь, узор – каждый раз новый и неожиданный для самого матера. Чтобы получить золотистый цвет «мороза», пластину предварительно покрывали масляным лаком и прокаливали в печи.
Жестяными пластинами с наведенными на них «морозными» узорами обивали сундуки, ларцы, укладки. В шкатулки с «морозом» вставлялись секретные замки, отпереть которые было непросто. На донышке находилось замаскированное углубление для крошечного ключика. Да еще полагалось в определенной последовательности нажимать потайные кнопки, чтобы поднялась крышка шкатулки и заиграла музыка. Секретов в таких шкатулках могло быть более двух десятков. Их размеры были самые разные, от 8 до 60 сантиметров в длину. Обитые железными листами с «морозным» узором, шкатулки еще украшались узкими полосками жести, которые мастер набивал специальными маленькими гвоздиками. На углы крышек накладывались дополнительные украшения из просечной жести. Сквозь прутики кованого переплета мерцали и переливались узоры, создающие эффект таинственности.
В XVIII в. шкатулки с «морозом по жести» тысячами продавались на ярмарках и базарах России. Их везли в Архангельск, Нижний Новгород, в Сибирь. С Нижегородской ярмарки они большими партиями отправлялись за границу: в Турцию, Персию, Китай.
В 1858 г. на сельскохозяйственной выставке в Вологде особенным успехом пользовались шкатулки с «морозом по жести» и с секретным замком мастера Насоновского.
Спрос на эти изделия существовал до конца XIX в., затем стал уменьшаться. К началу Первой мировой войны производство шкатулок с «морозом» прекратилось. Их делал по заказу только один мастер Н. И. Торлов.
О существовании промысла «мороз по жести» в Великом Устюге вспомнили после Октябрьской революции 1917 г. Удалось найти старых мастеров П. А. Сосновского и 3. П. Волкова. Они и изготовили выставочные образцы. Изделия мастеров были продемонстрированы в 1934 г. на слете ударников-кустарей, затем на выставках в Архангельске и Вологде.
Пантелеймон Антонович Сосновский (1873–1972) был потомственным мастером «мороза по жести». С 6 лет он помогал отцу, который изготовлял замки для шкатулок. Затем родители отдали мальчика в обучение кузнечных дел мастеру Булавину. В 16 лет он сделал «морозный» узор на листах жести и получил признание. В 1889 г. Великоустюгская городская ремесленная управа присвоила ему звание «шкатулочных и коробочных дел мастера». Мастер не скрывал секретов и стремился передать свое умение молодежи. Несколько раз в 1970-е гг., пока он был еще жив, делались попытки собрать группу желающих научиться ремеслу, но до организации процесса обучения дело так и не дошло. После смерти Сосновского «мороз по жести» как вид промысла прекратил свое существование.
В конце 1970-х–начале 1980-х гг. энтузиасты в Великом Устюге пробовали освоить секреты «морозного дела». Овладеть ими смог Борис Алексеевич Колмогоров, художник-самоучка, один из ведущих мастеров цеха сувениров на Великоустюгской фабрике художественных кистей. Но производство шкатулок с «морозом» наладить так и не удалось.
Устьянский рог
К забытым промыслам Земли вологодской относится и устьянский рог, который просуществовал чуть более ста лет: с середины XIX до конца 50-х гг. XX в.
Искусство изготовления бытовых предметов и украшений из коровьего рога было распространено на территории Вологодского края не повсеместно, а только в юго-западной части Кадниковского уезда, так называемой Устьянщине. От названия местности промысел и получил свое название.
История возникновения промысла связана с именем Андрея Андрияновича Глинкина, крестьянина деревни Борисово Устьинской волости. Постепенно и другие кустари заинтересовались новым делом, и к концу XIX в. производство стало уже массовым. На территории Устьянской волости в нем были заняты крестьяне 25 деревень.
Сырьем для производства служил коровий рог, из которого после длительной обработки изготовляли всевозможные предметы. Большим спросом пользовались аптекарская посуда и инструменты: совочки и чашечки для медикаментов, пинцеты, шпатели, лоточки. Хорошо раскупались и столовые приборы: вилки, ложки, кольца для салфеток. Из рога делали также шпильки, гребни, шкатулки, пудреницы, мундштуки, письменные принадлежности (ножи для разрезания бумаги, чернильницы, вставки для металлических перьев).
Коровий рог – особый материал животного происхождения. Он полупрозрачен, имеет слоистое строение и мягко изогнутые формы с гладкой блестящей поверхностью. Крестьяне с незапамятных времен изготовляли из него пастушьи рожки, охотничьи пороховницы, сосуды под молоко для грудных детей.
Обычно в ремеслах применяется местное сырье. Однако роговому производству в Устьянской волости необходим был привозной материал, так как местный коровий рог был коротким и практически непригодным для использования. Необходимым требованиям лучше всего удовлетворяли воловьи рога черкасского и южнорусского скота, а также холмогорских быков.
Процесс подготовки материала был длительным и состоял из нескольких операций. Рог очищали, отпиливали корень и верхушку, затем вываривали. Материал становился мягким, хорошо раскалывался по длине. Полученные пластины выпуклой формы мастера выпрямляли под прессом до тех пор, пока они не становились плоскими. Такие заготовки называли плашками. Они уже годились для выделки и формовки изделий.
Работа по первичной обработке рога, грязная, вредная для здоровья, требовала хороших знаний и навыков. Обычно мастеров, занятых первичной обработкой, называли «правщиками». В роговом промысле существовало разделение труда. Готовые плашки поступали «роговщикам», среди которых тоже была специализация, одни делали вещи попроще (шпатели, зубочистки, пуговицы), другие – вещи посложнее (портсигары, веера, чернильные приборы). Мастерство художника заключалось, конечно, не только в чистоте отделки, но и в удачно найденном пластическом решении, умело подобранном расположении красочных пятен и цветовых переливов. Обыкновенные совочки и круглые чашечки весов с коричневыми
пятнами и разводами причудливых форм делают изделия непохожими друг на друга. В некоторых изделиях, в углубленной поверхности дна, словно таинственным художником нанесены кроваво-коричневые капли, которые на свету кажутся объемными и подвижными. Найти и усилить природную красоту материала – одна из главных задач мастера.
Своеобразие роговым изделиям придают и полупрозрачные волокнистые слои, блестящие полированные поверхности, отражающие свет. Все это создает ощущение глубинного мерцания, внутреннего свечения. В полутемном кабинете при свете настольной лампы лезвие рогового ножа для бумаги загорается множеством сверкающих искорок. Это свойство материала мастера знали и старались его подчеркнуть различными способами. В других изделиях они стремились к тому, чтобы усилить глубину естественного цвета, создать эффект зрительной осязаемости предмета. Создания их рук напоминают порой изделия из поделочных камней или дорогого «рыбьего зуба».
Цвет материала в предметах из рога может быть чрезвычайно разнообразным. Но преобладает мягкая гамма теплых оттенков. Бывает, что в одном изделии встречается целая палитра - от белесых, светло-желтых красок до густо-коричневых и даже черных. Некрасивые роговые плашки окрашивали, используя различные протравы.
Роговые предметы украшались также сквозной резьбой, хотя рыхлая, волокнистая структура материала не всегда позволяет выводить тонкий ажур, как на моржовой и слоновой костях. Узоры состоят из крупных розеток, мягко изогнутых стеблей с усиками, завитками и ягодками. Резчики создавали и сюжетные композиции (сцены охоты, чаепития, птицы и звери в густом растительном орнаменте).
Огромные партии готовой продукции отправляли в Киев, Харьков, Казань, Нижний Новгород, везли в Польшу, Прибалтику, Германию, Турцию.
Изделия устьянских мастеров по чистоте отделки и красоте не уступали лучшим иностранным образцам, вот почему в некоторых магазинах Петербурга они выдавались за французскую работу.
Приложение
Из указа Мануфактур-коллегии
...велено оным <Афанасию и Степану> Поповым <из города Устюга> в том городе, в домах их, финифтяную фабрику завесть и производить позволить. И на оной финифтеный на меди с наводкою серебром и золотом травами, да черневой на серебре обронной всякий курьезный вещи, ка-кии из-за моря вывозятся, делать самым искусным мастерством, чтоб от умножения того дела мастеровые люди совершенному в том искусству обучиться могли, а объявленная в челобитье их государственная и народная польза последовать могла
<...>. А понеже таковой фабрики до ныне никем заведено еще не было, а означенный Поповы к заведению оной явились первый, а по Регламенту Мануфактур-коллегии повелено, который мануфактуры и фабрики производить похотят, надлежащими привилегиями снабдить. Да и по указу 1731 года повелено: кто вновь знатную и государству полезную фабрику или завод заведет, токому от служб давать увольнение, первому фабрикану и завотчику, а другим, кои после такую ж фабрику заведут, увольнения в службах не чинить.
1761
С. Васильев
Из «Описания города Устюга Великого...»
«...примечательное мастерство <ремесленников из Устюга> есть делание шкатулок или коробок с секретными замками. И в этом искусстве им, кажется, нет соперников. Шкатулки бывают иногда о 15 и более секретах. Они бывают различного вида и устройства: одни обиваются бархатом, другие – жестью с наведенным рисунком мороза; почему и называются: белого мороза, зеленого мороза и мороза палевого. Те и другие оковываются железными отбеленными полосами. Цена их также высока. Они продаются от 4 до 80 и 100 рублей, но работающие мало пользуются от своего искусства. Купцы обыкновенно более заказывают для Нижегородской ярмарки
<изделия> низкого достоинства, а дорогие шкатулки делаются только приезжим и на подарки».
1840
Ю. П. Тюрин
Из книги «Воспитание историей»
Устюг – помимо летних ярмарок, торговых балаганов – был знаменит разнообразными ремеслами. Творческая душа народа находила в этом свое воплощение. Если купцы вели счет диковинным товарам, то умельцы вели другой счет. И как центр народных ремесел – этой главной сферы художественной жизни народа – Устюг вдвойне оправдывал высокое значение Великого.
Чем только не занимались народные мастера! Здесь и резьба по бересте и камню, и разноцветная эмаль – финифть, и просечка железных пластин, и художественное литье, и заготовки печных изукрашенных изразцов, и скань – затейливое кручение тончайшей серебряной проволоки, наконец, шитье золотом.
Особую роль в художественной судьбе Великого Устюга сыграл обжитый именитыми Строгановыми соседний Сольвычегодск. Строгановы были одними из первых русских меценатов. При них расцвели ремесла, появились в Сольвычегодске слободки умельцев. Бумаги XVII века донесли до нас и первые фамилии сольвычегодских мастеров серебряного дела работавших над окладами для икон московского Успенского собора: Томило Васильева и Федора Суворова.
Однако не Сольвычегодск при всем разнообразии ремесел, здесь процветавших, стал центром черневого производства, но Великий Устюг. Ибо – как говорит предание – оно, это «мудреное» чернение серебра, бытовало в Устюге «исстари».
Мы не знаем определенно, когда на берега Сухоны было брошено первое «семя». Предположительно временем возникновения ремесла называют XVI век: более точной даты установить пока не удалось. Бытует несколько гипотез об источниках, давших ему жизнь.
Первая называет родоначальником устюгского ремесла переселенцев из Новгорода, разоренного «кромешниками» _ опричниками Грозного при карательном походе 1570 года Беженцы, «оставивше жительство свое Новград, странствовали по лесам, пустыням и непроходимым местам», покуда не осели вокруг Устюга.
Другая гипотеза называет учителями устюжан сольвычегодских мастеров, о чем уже говорилось.
Третья догадка указывает на Москву.
Москва во многом наследовала Владимиро-Суздальскому княжеству. Владимиро-Суздальская Русь, куда ко двору великого князя приходили мастера из многих земель, знала и секреты
чернения. Например, ранний образец украшенного оружия XII века – топорик, найденный учеными в бывшей Волжской Булгарии, принадлежал владимирскому «самовластцу» великому князю Андрею Боголюбскому. Стальной топорик набит листочками серебра с орнаментом, исполненным золотом и чернью.
О владимирской черни свидетельствуют и удачные раскопки около Никонова, где археологи обнаружили серебряные перстни XIII века. Особую ценность составляют здесь чер-невые рисунки птиц и зверей.
В сравнении с мастерами прежних поколений, которые использовали чернь как фон, своеобразную «подкладку» для выгодного выявления светлых серебряных узоров, владимирские умельцы наносили чернь не сплошь, а применяли черневой рисунок. Это указывает не только на профессиональный уровень работы граверов, на разгадку ими технических возможностей ремесла, но и на достаточно высокую изобразительную культуру.
К исходу первой четверти XIII столетия ремесло черни высоко стояло на Киевской и Галицкой Руси. Оно угасало во время монголо-татарского ига и не оставило жизнеспособного корня.
Но на Московской земле, казалось, дочиста сожженной ханским нашествием, упорно поднимались стойкие, свежие ростки государственности, художеств, ремесел.
Держава Ивана III, «государя всея Руси», стала для современников «третьим Римом», наследовала политическую структуру павшей Византии, сделалась средоточием русской книжности, главным очагом иконописи и архитектуры.
XVI век ознаменовался открытием в Москве Оружейной палаты. Часть мастеров палаты занималась чернением, а от них, мастеров этих, очевидно, и расходились линии на северо-восток: к Соли Вычегодской и Устюгу. Древнее славянское ремесло вновь обретало жизнь.
В 1691 году из 42 «жалованных мастеров» московской Серебряной палаты оставлено было 25. А спустя всего девять лет Серебряная палата вовсе прекратила свое существование. ... Царский двор переехал на берега Невы. Число заказов на черневые изделия резко упало. Показательна судьба «черневого дела жалованного мастера» Матвея Агеева. Он получал заказы от властительной царевны Софьи, делал серебряные ложки для матери царя Петра – царицы Натальи Кирилловны, выполнял различные заказы настоятелей московских соборов, сделал в стиле русского барокко водосвятную чашу для архимандрита переславль-залесского Данилова монастыря. По сокращению 1691 года Агеев еще оставался среди мастеров Серебряной палаты, но в феврале 1700 года был уволен.
Его судьбу разделили черневого дела мастер Василий Кононов, переделавший двойную серебряную печать Петра I для жалованных грамот, Тимофей Кострикин и другие ремесленники...
4 августа 1744 года в журнал Главного магистрата вносится запись, что в Москве собственных умельцев нет и что «означенного черневого мастерства в Устюге Великом есть жители оного... Михаила да Андрей Матвеевы дети Климшины, но из которых Михаил лучший мастер». Последний и приехал для обучения москвичей, открывших, после того как был им передан секрет чернения, собственное производство.
Михаил Климшин же возвратился домой.
С 1797 года – на второй год воцарения императора Павла, когда неизбежно пошли правительственные нововведения, – Устюг был отнесен к разряду уездных городов. Правительственный указ только закрепил происходившее на самом деле: к XIX столетию Устюг из Великого, «красного» града превратился в захолустье...
И вышло так, что ко второй половине XIX века секретом составления черни владел один Михаил Иванович Кошков (1816–1896). Он обучался ремеслу у лучшего великоустюг-ского умельца – Александра Жилина, сына Ивана Жилина, основателя управы. Мастера тогда работали в одиночку, изредка набирая учеников из родственников (реже из пришлых), передавая им после нескольких лет совместного труда хитрости чернения. Девятнадцати лет Кошков открыл собственную мастерскую. В лучшие годы имел он под началом с десяток подмастерьев и учеников, но период денежного успеха длился у него недолго.
1883 год «Вологодские губернские ведомости» открыли заметкой: «С 1852 года единственным мастером и представителем великоустюгской серебряной черневой работы остался мастер Кошков, в настоящее время имеющий около 70-ти лет от роду. Этот мастер теперь изредка принимает небольшие заказы на поделочные изделия вроде, например, запонок, чайных ложек и т. п., но заказов на большие работы, за старостью и плохим зрением, не принимает».
Любителям русского искусства оставалось видеть в Устюге город былой только славы.
Михаил Иванович Кошков был своеобразнейший человек «древлей» закваски. На дело свое он смотрел как на главнейшее в жизни. И строил дело так, чтобы это главнейшее и выглядело как первое и необходимое. К работе, по примеру строгих стариков, он готовился загодя. За несколько дней до труда начинал добровольно говеть – поститься. Накануне же обязательно ходил «очиститься» в протопленную донельзя баню. А приступив к ремеслу, никого к себе не подпускал, превращался в отшельника, молчальника.
И вот, будучи 69-ти лет от роду, следовательно, в 1885 году, он передал-таки секрет составления черни молодому внуку своему Михаилу Павловичу Чиркову (1866–1938).
Новое столетие, неся нам кинематограф, авангардную живопись, модерн-архитектуру, уже не застало многих традиционных ремесел. Сам Чирков, например, со скорбью, свойственной честному мастеру, говорил об исчезновении северной финифтяной работы. Такая же невеселая участь постигла потомственное искусство устюжских печных изразцов. Из мастеров черни, как ранее старый Кошков, оставался лишь Чирков... Один.
В 1929 году Устюжский совет промысловой кооперации попросил Чиркова содействовать возрождению старинного ремесла. Родилась «Экспортная мастерская». Казна ее первоначально состояла из 15 000 рублей, великодушно переданных республикой. Стали собираться ученики. Спустя четыре года из мастерской выросла артель «Северная чернь».
И совпадение: 69-ти лет от роду Михаил Павлович, как его знаменитый дед, передал секрет составления черни граверу Марии Алексеевне Угловской. Она обучалась у Чиркова всего два месяца, в то время как сам Михаил Павлович был подмастерьем у своего деда восемь лет.
О Чиркове рассказывают прелюбопытную историю, которую не раз слышали от него самого. До первой мировой войны еще, лукаво вспоминал Михаил Павлович, приезжали к нему некие иностранцы с предложением продать им секрет черни, доказывали, что в России, «медвежьем» углу, ремесло заглохнет. Ведь Николай II, в отличие от своего отца – императора Александра, не заказал устюжанам ни единой вещи, а у самого мастера, «сочувственно» уверяли покупатели, нет таких денег, чтоб поднять дело серьезно. Чирков посулами иностранцев не соблазнился.
Историй, подобной этой, знает Россия предостаточно. И вправду, немало было предложений русским умельцам. Случай с Чирковым интересен прежде всего самой сутью предания. В нем выражение духа русских умельцев, для которых ремесло и Родина – неразрывны, которые могут работать только здесь, среди своих, среди отчих полей и синих лесов. Ремесло, как и предугадывал устюгский патриот, не заглохло. Собственно состав черни давно известен: серебро 92-й пробы, свинец, медь, сера и нашатырь. Но дозы черни, температура плавки, что за чем следует в составе – все эти «хитрости» составляли строжайший секрет нескольких мастеров. У мастеров этих трудились и трудятся прилежные ученики, школа которых есть каждодневная практика, ибо одними словами, «теорией» нельзя объяснить всех таинств ремесла.