На первый взгляд здесь сформулирована вполне закономерная альтернатива: в случае победы частной собственности над коллективной (общей) собственностью осуществится переход от доклассового общества к классовому, от первичной формации ко вторичной; в случае победы коллективного начала над частным общество остается в рамках первичной формации. Вывод этот выглядит тем более правильным, что далеко не все народы в силу тех или иных объективных причин сумели перейти к классовому обществу.
Однако мысль К. Маркса не исчерпывается указанным аспектом: она гораздо богаче. Дело в том, что земледельческая община трактуется Марксом не просто как элемент первобытного общества, а как его последняя, завершающая фаза. Это означает, что в земледельческой общине появляются зародыши вторичной формации, в том числе прибавочный продукт. Поэтому усиление коллективного начала и изолированность сельской земледельческой общины К. Маркс связывает в первом и втором набросках ответа на письмо В. И. Засулич не с сохранением первобытного общества, а с возникновением централизованного деспотизма. «Изолированность сельских общин,— пишет Маркс,— отсутствие связи между жизнью одной общины и жизнью других, этот локализованный микрокосм не повсюду встречается как имманентная характерная черта последнего из первобытных типов, но повсюду, где он встречается, он всегда воздвигает над общинами централизованный деспотизм» 57[См. там же. С. 414, 405]. Таким образом, Маркс уточняет свое понимание первобытной истории и место азиатского способа производства в общем развитии человечества. С одной стороны, Маркс по-прежнему характеризует азиатский способ производства как систему изолированных друг от друга сельских земледельческих общин (называя его централизованным деспотизмом), с другой — он считает возможным поместить земледельческую общину и основанный на ней централизованный деспотизм в качестве завершающего этапа архаической, или первичной, формации. «Земледельческая община,— пишет К. Маркс в третьем наброске ответа на письмо В. И. Засулич,— будучи последней фазой первичной общественной формации, является в то же время переходной фазой ко вторичной формации, т. е. переходом от общества, основанного на общей собственности, к обществу, основанному на частной собственности. Вторичная формация охватывает, разумеется, ряд обществ, основывающихся на рабстве и крепостничестве» 58[Там же. С. 419, 418].
История развития человечества делится К. Марксом на три формации: первичную, основанную на общей собственности (в рамках которой выделяются кровнородственные общины, земледельческие общины и централизованный деспотизм), вторичную, основанную на частной собственности (включает общества, базирующиеся на рабстве, крепостничестве, а также капитализм), и коммунистическую 59[См. там же. С. 413].
Такая классификация всемирно-исторического процесса позволила К. Марксу выявить коренное различие между генезисом капитализма в странах Западной Европы и в России. «В этом, совершающемся на Западе процессе,— писал К. Маркс в письме В. И. Засулич,— дело идет, таким образом, о превращении одной формы частной собственности в другую форму частной собственности. У русских же крестьян пришлось бы, наоборот, превратить их общую собственность в частную собственность» 60[Там же. С. 251]. Однако Маркс не исключал такую возможность, когда при устранении «тлетворных влияний», разлагающих земледельческую общину, она станет «точкой опоры социального возрождения России» 61[Там же]. По существу «В набросках ответа на письмо В. И. Засулич» содержатся элементы будущей теории некапиталистического пути развития.
5. Экономические проблемы становления классового общества в работах Ф. Энгельса 70—90-х годов.
В 1884 г. вышла в свет работа Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Поводом к ее созданию послужили исследования Льюиса Генри Моргана (1818—1881), и прежде всего его книга «Древнее общество, или Исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации» (1877). В предисловии к первому изданию своей книги Ф. Энгельс сформулировал принципиально важный тезис о двух сторонах производства и воспроизводства непосредственной жизни, о диалектике их взаимодействия в рамках первобытного общества. «Согласно материалистическому пониманию,— писал Ф. Энгельс,— определяющим моментом в истории является в конечном счете производство и воспроизводство непосредственной жизни. Но само оно, опять-таки бывает двоякого рода. С одной стороны — производство средств к жизни: предметов питания, одежды, жилища и необходимых для этого орудий; с другой — производство самого человека, продолжение рода. Общественные порядки, при которых живут люди определенной исторической эпохи и определенной страны, обусловливаются обоими видами производства: ступенью развития, с одной стороны — труда, с другой — семьи. Чем меньше развит труд, чем более ограничено количество его продуктов, а следовательно, и богатство общества, тем сильнее проявляется зависимость общественного строя от родовых связей» 62[Там же. Т. 21. С. 25-26]. Такой вывод был сделан отнюдь не случайно. Еще в первой главе «Немецкой идеологии» в качестве одной из сторон социальной деятельности наряду с производством жизненных средств и порождением новых потребностей фигурирует производство людей 63[См.: Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч.: В 9 т. Т. 2. С. 26]. Таким образом, тезис о производстве людей как одной из важнейших сторон социальной жизни появился в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса еще в 1845—1846 гг. Однако уровень развития науки в то время не позволял сформулировать это положение более конкретно применительно к раннему этапу развития человечества, фигурирующему в «Немецкой идеологии» под названием «племенная собственность». Лишь в 60—70-е годы для этого были созданы необходимые предпосылки. Еще в статье «Марка» (1882) Ф. Энгельс вполне определенно формулирует две основы первобытной истории: разделение людей по родовому признаку и общую собственность на землю 64[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 329], а в письме к Марксу от 8 декабря 1882 г. даже допускает существование таких этапов в развитии человеческого общества, на которых ведущая роль принадлежала кровным связям 65[См. там же. Т. 35. С. 103].
В главе I «Доисторические ступени культуры» Ф. Энгельс воспроизводит предложенную Л. Морганом классификацию основных этапов развития человечества. Морган развил выдвинутое А. Фергюссоном деление истории на дикость, варварство и цивилизацию путем выделения в рамках первых двух периодов низшей, средней и высшей ступеней развития. В качестве «показателей прогресса» Морган берет различные явления культуры: возникновение членораздельной речи, употребление рыбной пищи, использование огня, изобретение лука и стрел, введение гончарного круга и др. 66[См.: Морган Л. Г. Древнее общество, или Исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации. Л., 1934. С. 9—10]. Энгельс присоединяется к этим критериям в главе I, однако считает необходимым дать обобщающую характеристику периодов. «...Дикость,— пишет он,— период преимущественно присвоения готовых продуктов природы... Варварство — период введения скотоводства и земледелия, период овладения методами увеличения производства продуктов природы с помощью человеческой деятельности. Цивилизация — период овладения дальнейшей обработкой продуктов природы, период промышленности в собственном смысле этого слова и искусства» 67[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 33]. Период дикости характеризуется Энгельсом как период преимущественно присваивающего хозяйства, варварство и цивилизация — как период производящего хозяйства. Ф. Энгельс указывает, что наряду с прогрессом в производстве средств к жизни, который лежит в основе деления на дикость, варварство и цивилизацию, «происходит развитие семьи, но оно не дает таких характерных признаков для разграничения периодов» 68[Там же. С. 28].
Ф. Энгельс высоко оценил открытие Морганом рода как основной ячейки первобытного общества. «Морган доказал,— писал Ф. Энгельс,— что род представляет собой учреждение, общее для всех народов, вплоть до их вступления в эпоху цивилизации и даже еще позднее...» 69[Там же. С. 86].
Еще в «Анти-Дюринге» Ф. Энгельс формулирует принципиально важный вывод о том, что классы возникли двояким путем. Первый путь образования классов Ф. Энгельс связывает с ростом самостоятельности должностных функций руководителей общины, с монополизацией ими их роли в общественной организации труда. Поэтому место в социальной иерархии становится здесь главным признаком образующихся классов, в зависимости от которого человек владеет средствами производства и существования. Второй путь образования классов Ф. Энгельс связывает с разложением традиционной общины и общей собственности на землю и укреплением собственности отдельных семей. Место в социальной иерархии здесь определяется прежде всего размерами частной собственности на средства производства и на полученную в результате войн рабочую силу — рабов 70[См. там же. Т. 20. С. 183—186].
В работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» получает дальнейшее развитие и конкретизацию сформулированный Ф. Энгельсом в «Анти-Дюринге» второй путь образования классов, когда индивидуальная эксплуатация предшествует коллективной, частная собственность складывается раньше государственной. Эта особенность второго пути образования классов и подчеркнута в названии книги «Происхождение семьи, частной собственности и государства». «Рамки настоящей работы,— пишет Ф. Энгельс,— не позволяют нам подробно рассмотреть институты родового строя, существующие еще поныне у самых различных диких и варварских народов в более или менее чистой форме, или следы этих институтов в древней истории азиатских культурных народов» 71[Там же. Т. 21. С. 130]. Поэтому анализ становления государства ограничивается в книге Ф. Энгельса лишь европейским материалом. Он рассматривает три разновидности этого пути разложения родового строя и становления государства: у греков (гл. IV—V), у римлян (гл. VI) и у германцев (гл. VII—VIII).
Развивая идеи Сен-Симона, Энгельс считает, что «рабство — первая форма эксплуатации, присущая античному миру; за ним следуют: крепостничество в средние века, наемный труд в новое время» 72[Там же. С. 175]. Поэтому Энгельс показывает роль, которую сыграло рабство в генезисе афинского и римского государств. Такой подход имеет важное методологическое значение и для характеристики социально-экономического строя античного мира. Однако количественные данные, которыми оперирует Ф. Энгельс 73[См. там же. С. 119, 167, прим.], отражали неразвитость тогдашней исторической науки в целом и исторической критики источников в особенности. Многие историки (и Ф. Энгельс в их числе), основываясь на ложных данных Афинея, резко преувеличивали в то время долю рабов в составе населения греческих государств 74[См.: Ленцман Я. А. Рабство в микенской и гомеровской Греции. М., 1963. С. 13—42]. Заслугой К. Маркса и Ф. Энгельса было то, что они не упрощали сложную социально-экономическую структуру античного мира, а пытались понять ее как единство многообразного, как диалектическое целое, в котором существовали элементы и феодального общества. «Радуюсь,— писал Энгельс Марксу 22 декабря 1882 г.,— что в отношении истории крепостного права мы «единодушны», как говорят деловые люди. Несомненно, крепостное право и зависимость не являются какой-либо специфически средневе-ково-феодальной формой, мы находим их всюду или почти всюду, где завоеватель заставляет коренных жителей обрабатывать для него землю,— в Фессалии, например, это имело место очень рано» 75[См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 35. С. 112; Т. 21. С. 66].
Сложная социально-экономическая структура античного мира отражалась и в многообразных формах классовой борьбы: между богатыми и бедными гражданами, полноправными и неполноправными, свободными и рабами и т. д. 76[См. там же. Т. 16. С. 375-376; Т. 19. С. 120-121, 311 и др]. Не случайно борьба в античном обществе, по мысли К. Маркса и Ф. Энгельса, заканчивается не победой одного какого-либо социально-экономического слоя, а «общей гибелью борющихся классов» 77[См. там же. Т. 4. С. 424]. Ф. Энгельс неоднократно обращается к этой проблеме. Более подробно социально-политические и идеологические предпосылки гибели античного общества анализируются им в серии статей о первоначальном христианстве: «Бруно Бауэр и первоначальное христианство» (1882), «Книга откровения» (1883), «К истории первоначального христианства» (1894).
Седьмая и восьмая главы «Происхождения семьи, частной собственности и государства» подводят итоги исследования генезиса феодализма, предпринятого Ф. Энгельсом в начале 80-х годов («К истории древних германцев», «Франкский период», «Марка»). Ф. Энгельс наглядно показывает, что перерастание античного строя в феодальный нельзя свести лишь к смене одной формы эксплуатации другой. В ходе завоевания Западной Римской империи германскими и кельтскими племенами осуществлялся синтез элементов разлагающихся родового и античного обществ. «Между римским колоном и новым крепостным,— писал Ф. Энгельс,— стоял свободный франкский крестьянин» 78[Там же. Т. 21. С. 154].
Завершая работу «Происхождение семьи, частной собственности и государства», Ф. Энгельс в IX главе дает обобщенную характеристику варварства и цивилизации. Он показывает, что производство на ранних ступенях общественного развития было по существу коллективным, распределение прямым и производители сами осуществляли контроль и над производственным процессом, и над его результатами 79[См. там же. С. 174]. Рост производительных сил с течением времени проявляется в углублении общественного разделения труда: выделении пастухов, ремесленников, а позднее купцов, способствует подрыву коллективного характера производства и присвоения. Распределение продуктов начинает все в большей степени осуществляться через рынок, частный интерес становится движущей силой цивилизации. В книге Ф. Энгельса последовательно проводится различие между родовым строем и государством, показываются внутренние противоречия цивилизации, разрешение которых возможно лишь на высшей ступени развития, отрицающей и частную собственность, и государство.
Подведем итоги. Взгляды К. Маркса и Ф. Энгельса на докапиталистические формации развивались в течение всей их научной деятельности. Первоначально они в значительной мере несли отпечаток предшествующей философской, экономической и исторической литературы (выделение трех основных форм эксплуатации, присущих античному миру, европейскому средневековью и новому времени; деление истории человеческого общества на варварство и цивилизацию и т. д.). Лишь в результате формирования материалистического понимания истории и открытия экономического закона движения буржуазного общества был разработан принципиально новый метод анализа докапиталистических форм производства, который был реализован в рукописях К. Маркса 50—60-х годов и в «Капитале». Это позволило не только уточнить этапы развития человеческого общества, выделив в качестве основных эпох «экономической общественной формации» азиатский, античный, феодальный и буржуазный способы производства, но и дать более глубокую политико-экономическую трактовку сущности каждого из них, показать роль естественных факторов в развитии производительных сил и производственных отношений, раскрыть экономическое содержание отношений собственности: характер и способ соединения непосредственных производителей со средствами производства, особенности процесса труда и его общественной формы, цель производства и средства ее достижения, соотношение необходимого и прибавочного продукта, методы эксплуатации, закономерности воспроизводства и т. д.
Накопление исторического материала дало возможность К. Марксу и Ф. Энгельсу уточнить их представления о первой ступени человеческого общества. Более того, оно навело К. Маркса на мысль о целесообразности более глобального деления всемирной истории на три формации: первичную, основанную на общей собственности, вторичную, основанную на частной собственности, и коммунистическую общественную формацию.
К сожалению, богатое наследие основоположников марксизма по проблемам докапиталистических формаций было освоено их учениками и последователями далеко не сразу. Этому препятствовало не только то обстоятельство, что различные положения были высказаны в связи с анализом капиталистической экономики и разбросаны по многочисленным произведениям, но и то, что сами эти произведения публиковались на протяжении почти столетнего периода. «Теории прибавочной стоимости» увидели свет лишь в 1905—1910 гг., «Наброски ответа на письмо В. И. Засулич» — в 1924 г., «Немецкая идеология» — в 1932 г., «Глава шестая. Результаты непосредственного процесса производства» — в 1933 г., «Франкский период» — в 1935 г., «К истории древних германцев» — в 1937 г., экономическая рукопись 1857—1858 гг.—в 1939—1941 гг., Марксовы конспекты книг Л. Моргана, М. М. Ковалевского, Дж. Леб-бока, Г. Мейна — в 1946—1972 гг., рукопись 1861 — 1863 гг. (тетради I—V, XV—XXIII) — в 1973—1980 гг. Несистемное восприятие экономического наследия К. Маркса по проблемам докапиталистических формаций, абсолютизация в разные периоды развития отдельных опубликованных произведений, анализ их в отрыве от других сочинений основоположников марксизма привели к известному упрощению и вульгаризации их взглядов в социал-демократической литературе конца XIX — начала XX в.*[ К теории докапиталистических формаций вполне применимы слова В. И. Ленина, сказанные им о недиалектическом изучении «Капитала». «...Никто из марксистов,— писал В. И. Ленин,— не понял Маркса 1/2 века спустя!!» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 162)], а также в советской экономической литературе 30—50-х годов (о чем будет более подробно рассказано в третьем и четвертом томах «Всемирной истории экономической мысли»).
Публикация экономического наследия К. Маркса и повышение методологической культуры исследований создали в настоящее время предпосылки для более глубокого понимания революционного переворота, осуществленного К. Марксом в процессе создания теории всех способов производства, политической экономии в широком смысле слова.
Глава 30.
РАЗРАБОТКА К. МАРКСОМ И Ф. ЭНГЕЛЬСОМ ИСХОДНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О КАТЕГОРИЯХ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ СОЦИАЛИЗМА.
1. Общие замечания.
Революционный переворот, совершенный Марксом и Энгельсом в политической экономии, был осуществлен в основном в исторических пределах капиталистического стического способа производства как предмета исследования. Была дана глубокая и всесторонняя критика буржуазной политической экономии и создана пролетарская политическая экономия. В противовес политической экономии частной собственности, капитала возникла научная политическая экономия труда. Решающей предпосылкой этого переворота явилась классовая позиция Маркса и Энгельса. Орудием методологической и теоретической борьбы послужило разработанное Марксом и Энгельсом материалистическое понимание истории. Диалектический метод позволил подойти к капитализму не как к единственно правомерной системе, а как к одной из ряда систем, к одной из общественно-экономических формаций, закономерно сменяющих друг друга.
Марксистская политическая экономия показала материальные основы исторической обреченности капитализма, открыв его основной экономический закон — закон прибавочной стоимости и обусловленную им историческую тенденцию капиталистического накопления, растущего обобществления производства. Вооруженная диалектическим методом, марксистская политическая экономия обосновала историческую необходимость социализма и коммунизма. Тем самым марксистская политическая экономия явилась важнейшим фактором превращения существовавшего до Маркса учения о социализме из утопии в науку. Открыв закон движения капиталистического способа производства, она разработала одно из главнейших теоретических оснований научного социализма, который, по словам В. И. Ленина, опирается именно «на факт обобществления производства капитализмом» 1[Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 25. С. 51].
Таким образом, коренные изменения в политической экономии явились по сути дела частью революционного переворота, связанного с именами Маркса и Энгельса и произошедшего в XIX в. во всех трех уже сформировавшихся к тому времени основных отраслях обществозна-ния — философии, политической экономии и теории социализма. Революционные преобразования в этих отраслях произошли не изолированно друг от друга, а в тесном взаимодействии, взаимообогащении и привели к созданию цельной теории марксизма. Ее отличает методологическое и теоретическое единство.
Марксизм как учение характеризуется структурной четкостью. К последней трети XIX в. он сложился как научная система, включающая три составные части — философию, политическую экономию и научный социализм. Они соединены строгой логической связью. Научный социализм обоснован философски и экономически. Главная задача марксизма — выяснение всемирно-исторической роли рабочего класса как могильщика капитализма и строителя нового, социалистического общества. Непосредственно эту задачу теоретически решал научный социализм, но подготовку ее решения обусловили первые две части марксизма — философия и политическая экономия. Впервые структурное членение марксизма как единой обществоведческой теории и обобщенное ее изложение в целостном виде в составе трех частей сделал Ф. Энгельс. Этому был посвящен «Анти-Дюринг», который и следует оценивать не только с позиций разработки Ф. Энгельсом ряда отдельных проблем (см. гл. 25), но и как веху в формировании марксизма, как системы взглядов вообще. Три отдела этого труда посвящены трем составным частям марксизма. Такая структурная схема получила дальнейшее обоснование и конкретизацию в работе В. И. Ленина «Три источника и три составных части марксизма», написанной в 1913 г. в связи с тридцатилетней годовщиной со дня смерти Карла Маркса 2[См. там же. Т. 23. С. 40—48].
Ценны для характеристики марксизма как целостной мировоззренческой системы два других произведения Энгельса, написанные в 1877 и в 1883 гг. Первое — рецензия на I том «Капитала», посвященная десятилетию выхода в свет этого великого произведения. Второе — речь, произнесенная Энгельсом на похоронах Маркса в Лондоне. Семь лет разделяют оба документа, но в них дается одна и та же оценка двум величайшим, по мнению Энгельса, открытиям, сделанным Марксом: материалистическому пониманию истории и теории прибавочной стоимости. Из многих научных достижений К. Маркса его друг и соратник выделяет эти два как самые значительные. И именно эти два открытия составили, по словам Ф. Энгельса, «теоретические основания» для научного социализма. Их же следует считать теоретическими (методологическими) основаниями и политической экономии социализма.
К 70 — 80-м годам XIX в. в теории марксизма политическая экономия социализма не выделялась как особая часть и не включалась в «политическую экономию» в виде какого-то ее раздела. Под рубрикой «политическая экономия» проходила политическая экономия капитализма. Ф. Энгельс назвал ее в «Анти-Дюринге» «политической экономией в узком смысле слова» 3[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 155]. Там же Ф. Энгельс выдвинул идею о политической экономии «в широком смысле слова». Эта наука изучает не только капитализм, капиталистический способ производства, но и все другие известные истории способы производства. Ф. Энгельс дал и определение предмета политической экономии как науки «об условиях и формах, при которых происходит производство и обмен в различных человеческих обществах и при которых, соответственно этому, в каждом данном обществе совершается распределение продуктов...» 4[Там же. С. 153—154]. Вместе с тем, констатируя фактическое положение дел, Энгельс отметил, что такой науки пока нет, она еще должна быть создана. «То, что дает нам до сих пор экономическая наука, ограничивается почти исключительно генезисом и развитием капиталистического способа производства» 5[Там же. С. 154]. Это касалось политической экономии не только докапиталистических способов производства, но и социализма, поскольку реальный социализм был делом будущего. Тем не менее принципиально важным необходимо признать следующее.
1. Уже тогда по существу признавалась правомерной задача создания политической экономии социализма как особой науки наряду с научным социализмом и в дополнение к политической экономии капитализма. Такая задача вытекала из диалектико-материалистического понимания истории, открывшего закономерную смену способов производства на основе действия закона соответствия производственных отношений уровню и характеру производительных сил *[ Диалектика производительных сил и производственных отношений была открыта и обоснована К. Марксом еще в 40-х годах. Формула же упомянутого закона появилась и получила право гражданства в советской обществоведческой литературе 50-х годов].
2. Предмет политической экономии социализма не выносился за рамки общего определения, данного Энгельсом предмету политической экономии в широком смысле как единой науки, а предполагался в его рамках.
3. Метод политической экономии социализма — тот же метод исторического материализма, с теми особенностями его применения, которые самое большее обусловлены спецификой социалистических производственных отношений.
Марксистская политическая экономия, хотя она и ограничивалась преимущественно историческим материалом капитализма, с самого начала своего возникновения формировалась как политическая экономия в широком смысле слова, предполагала включение новых исторических материалов, осмысление будущего экономического строя социализма (и коммунизма). Политическая экономия в узком смысле слова (капитализм) явилась лишь исходной точкой, родовой основой марксистской политической экономии вообще.
Однако было бы упрощением ограничивать роль К. Маркса и Ф. Энгельса в создании политической экономии социализма разработкой лишь общеметодологической проблематики политической экономии в широком смысле слова. Несомненным фактом являются многочисленные высказывания Маркса и Энгельса о чертах экономического строя социализма и коммунизма. В этой связи нельзя признать убедительной точку зрения, согласно которой делается вывод о том, что положения основоположников марксизма, не опирающиеся на реально существующий социализм, имеют характер лишь гипотез. В силу этого нет-де причин считать, что Маркс и Энгельс заложили научные основы политической экономии социализма, которая, по мнению некоторых сторонников этой точки зрения, начала создаваться лишь после Великой Октябрьской социалистической революции в порядке обобщения практики социалистического строительства в СССР, а затем и в других социалистических странах. У начала ее разработки стоял В. И. Ленин.
Внешне как будто бы убедительно. Но, строго следуя формальной логике этого представления, надо заключить, что в создании фундамента политической экономии социализма, ее основных категорий В. И. Ленин участвовал только своими работами послеоктябрьского периода. И тогда за бортом политической экономии социализма оказываются не только его работы, например, по аграрным вопросам, по первой Программе РСДРП, но и такие труды, как знаменитые «Апрельские тезисы», «Государство и революция», «Грозящая катастрофа и как с ней бороться?». Но главная ошибка упомянутого подхода, думается, все же не в строго теоретической датировке научных трудов, написанных до и после Великого Октября (хотя учет этого обстоятельства важен в другом отношении: практический опыт, проверка прежних представлений, появление новых). Главное в том, что сторонники указанной точки зрения как бы отказываются признать экономические идеи Маркса, Энгельса и дооктябрьские идеи Ленина о будущем социалистическом обществе в качестве задела политической экономии социализма, не ставя при этом вопрос об уровне их научной обоснованности и о том, каковы результаты их практической проверки. Согласно той же логике, надо и возникновение научного социализма датировать Октябрем 1917 г., а не связывать с превращением социализма из утопии в науку в ходе революционного переворота в обществознании, совершенного Марксом и Энгельсом. Тогда логично (для данной концепции) и сомнение в наличии научной экономической программы у большевиков накануне Великого Октября. Получается в общем так, что все, что создано в порядке предвидения, прогноза, не может проходить под рубрикой «наука». Но ведь есть мечты, благие пожелания, маниловщина, а есть научное предвидение, научный прогноз, основанный на объективных закономерностях, тенденциях развития общества, на выяснении тех реальных общественных сил, которые способны реализовать вырисовывающуюся перспективу. Социализм Маркса и Энгельса покоится на таких теоретических основаниях в отличие от социализма Сен-Симона, Фурье и Оуэна, которые преобразовали в научную теорию размышления о социализме задолго до социалистической революции. А вместе с учением о социализме (и коммунизме — первоначально различий между ними не проводили) в его составе были тоже превращены из утопии в науку и некоторые ранее высказанные экономические суждения о социализме (например, распределение по труду). Многие мысли были высказаны впервые (например, о двух фазах коммунистического общества).
Все эти положения, разбросанные по разным трудам Маркса и Энгельса и входившие в структуру марксизма в составе его третьей части, и сформировали исходные представления о категориях политической экономии социализма. Впоследствии, когда политическая экономия социализма выделилась в особую науку и вошла в виде особого раздела в политическую экономию в широком смысле, все эти положения стали важнейшей частью ее содержания. Но это произошло не сразу после свершения Великой Октябрьской социалистической революции в России. В течение всего переходного периода от капитализма к социализму вопросы политической экономии социализма, как общетеоретические, так и связанные с текущими задачами экономической политики партии, направленной на укрепление и развитие социалистического уклада, а значит, и на становление социалистического базиса, разрабатывались «под эгидой», в рамках так называемой теории советского хозяйства. В кругах экономистов-марксистов, в научной литературе 20-х годов господствовала версия об исторически ограниченных пределах науки политической экономии вообще — рамками теории товарно-капиталистического хозяйства. По сути дела оставалось как бы общепризнанным представление, распространенное и в марксистской литературе, о политической экономии только в узком смысле. Тезис Ф. Энгельса о политической экономии в широком смысле не стал предметом пристального внимания и трактовался скорее как высказывание о некоем собирательном понятии, объединяющем разные экономические науки, включая, например, статистику, экономическую географию и др., в том числе и собственно политическую экономию, но это — наука о товарно-капиталистическом хозяйстве *[ Вопросы дискуссии о предмете политической экономии в 20-х годах будут подробно рассмотрены в 4-м томе настоящего издания].
Исключительно важную роль в повороте экономического мышления к созданию политической экономии социализма как науки сыграла публикация в 1929 г. замечаний В. И. Ленина на книгу Н. И. Бухарина «Экономика переходного периода» 6[См,: Ленинский сборник. XI. С. 345—403]. В. И. Ленин выступил против ограничения политической экономии историческими рамками товарно-рыночной и капиталистической системы, назвав такую позицию Н. И. Бухарина шагом назад по сравнению с Ф. Энгельсом и высказав мысль, что политическая экономия будет нужна и при коммунизме 7[См. там же. С. 349]. Официальный курс на разработку политической экономии социализма ВКП(б) принимает по сути лишь во второй половине 30-х годов, связав эту работу с подготовкой учебника по политической экономии, в который включался раздел и по политической экономии социализма.
Рассматривая этот вопрос в контексте истории создания политической экономии социализма, можно прийти к выводу, что такая задача стала выражением объективной потребности в полном объеме лишь на почве завершения в главных чертах переходного периода от капитализма к социализму и построения в основном реального социализма в СССР. Необходимость в экономической теории социализма превращается в «практически-истинную». Победа социалистических производственных отношений как целостной системы (хотя еще лишь первой фазы коммунистического общества) выдвинула на повестку дня разработку и адекватной теоретической «модели». Необходимость оформления политической экономии социализма как науки, ее вычленения из научного социализма (который отныне как бы сужает свой предмет и сосредоточивается на вопросах социально-политического и духовно-нравственного развития коммунистического общества, начиная с его низшей фазы) и из «теории советского хозяйства» сливается, таким образом, с ее разработкой как системы категорий и законов социалистического способа производства.
Становление политической экономии социализма, образующей составную часть экономического учения марксизма-ленинизма, есть исторический процесс, имеющий свои этапы, ступени восхождения экономического знания о социализме, начиная от первых, исходных представлений Маркса и Энгельса. Во многом они сохранили свое научное значение для современной политической экономии социализма. Ряд положений вошел, пройдя проверку временем, в число важнейших элементов ее фундаментальных основ, обусловливающих принадлежность новейших современных исследований к марксистско-ленинской экономической теории и ее преемственность. Нет нужды доказывать особую ценность для современной марксистско-ленинской политической экономии социализма такого рода положений. Но и те, которые не подтвердились практикой реального социализма СССР и других социалистических стран, представляют громадный интерес с точки зрения истории экономической мысли, истории формирования марксистских представлений об экономике будущего социалистического общества.
Ряд экономических суждений Маркса и Энгельса о социализме предполагает, на наш взгляд, более высокую, пока еще не достигнутую им ступень развития. Только историческая практика может вынести на этот счет окончательное решение. Важно учитывать и то, что во многих случаях, говоря об экономическом строе будущего общества, Маркс и Энгельс не акцентировали внимания на различиях низшей и высшей фаз коммунизма и даже отождествляли понятия «социализм» и «коммунизм». Одним словом, издалека не все можно было разглядеть, хотя основные линии и закономерности перехода от капитализма к социализму и коммунизму, главные различия между обеими фазами коммунистического общества были схвачены верно, во всяком случае не опровергнуты ни практикой, ни теорией.
Разработкой идей политической экономии социализма в основном в связи с исследованием капитализма К. Маркс и Ф. Энгельс занимались почти с самого начала своей научной деятельности. Элементы политической экономии социализма, разбросанные по многим трудам Маркса и Энгельса, содержательно и структурно-логически как бы входили в теорию научного социализма. Поэтому их источником, имея в виду исторических предшественников Маркса и Энгельса, должна рассматриваться не только классическая буржуазная политическая экономия, достигшая расцвета в Англии, и философия Гегеля и Фейербаха, но и в значительной мере непосредственно утопический социализм, прежде всего французский, содержавший гениальные догадки и проекты будущего общества.
Вместе с тем правильное понимание содержания и значения политико-экономических идей Маркса и Энгельса по проблемам социализма для современности может быть обеспечено (и это важнейший и актуальнейший принцип прочтения сегодня трудов великих основоположников марксизма) лишь с учетом их четкой направленности, острой полемичности как в форме критики буржуазной политической экономии, особенно ее вульгарной ветви, так и в форме бескомпромиссной борьбы с различными течениями буржуазного и мелкобуржуазного социализма (см.: «Манифест Коммунистической партии»). Все они отражали по сути антипролетарские позиции, противоположные научному социализму. Является не только историческим фактом, но и методологическим ключом понимания сути научного социализма, а значит, и входивших в него идей политической экономии то, что развитие взглядов Маркса и Энгельса в этой области происходило в непрерывной борьбе с Прудоном, Лассалем, Швейцером, Бакуниным, Дюрингом — бесспорными противниками марксизма. Отношение классиков марксизма к идеям этих по-своему выдающихся деятелей совершенно иное, чем к великим представителям утопического социализма — предшественникам научного социализма. Это относится и к политико—экономической части их воззрений на социализм. В борьбе с современным ревизионизмом, мелкобуржуазным социализмом в экономической теории отмеченное обстоятельство имеет огромное принципиальное значение.
Далее мы рассмотрим главные положения политической экономии социализма, которые разработаны Марксом и Энгельсом в том виде, как они отложились в итоге творческой деятельности основоположников марксизма. История же их разработки (ступени этой истории даны в предшествующих главах) рассматривается эпизодически и с целью более точного изложения взглядов Маркса и Энгельса по вопросам, сохраняющим свое принципиальное значение и сегодня.
2. Собственность на средства производства.
Ко все более точному и полному пониманию сущности и структуры экономического строя коммунизма и его фаз, первой из которых является социализм, Маркс и Энгельс шли постепенно, через анализ капиталистического способа производства, путем применения метода исторического материализма, который сам при этом претерпевал существенное изменение: превращался из гипотезы (впервые развитой в «Немецкой идеологии») в научно доказанную «Капиталом» теорию 8[См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 136—140]. В результате постепенно выкристаллизовались характерные черты и обозначился ряд экономических категорий, общих для социализма и коммунизма. Позднее в «Критике Готской программы» (1875) сформировалось представление о двух фазах коммунистической общественной формации и об экономических различиях между ними.
Центральное место среди них занимает понятие «собственность на средства производства». Удалось ли Марксу и Энгельсу ответить на вопрос: что такое социалистическая (коммунистическая) собственность? Ясно, что речь могла идти только о методологическом подходе к этому вопросу и самых общих теоретических решениях. Такие подход и решения были выработаны, и они сохраняют свое непреходящее значение и сегодня.
Представление о социалистической (коммунистической) собственности на средства производства сформировалось в ходе революционного диалектико-материалисти-ческого переосмысления идеи общности имущества, которую прокламировали представители грубоуравнительного коммунизма и ряд социалистов-утопистов. Эта идея была прямо направлена против частной собственности во всех ее видах и формах.
Уже на заре своей творческой деятельности, в «Эконо-мическо-философских рукописях 1844 года», К. Маркс прямо и однозначно связывает коммунизм с ликвидацией института частнособственнических отношений. Там он определяет коммунизм «как положительное упразднение частной собственности — этого самоотчуждения человека — ив силу этого как подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека...» 9[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42. С. 116].
Первоначально задача упразднения частной собственности вытекала из общегуманных соображений создания таких условий жизни, которые соответствуют истинной природе человека как существа общественного. Частная же собственность мешает этому, порождает обстановку антиобщественного существования человека — его отделение, изоляцию от других людей. Таким образом, уже в процессе становления взглядов научного коммунизма развертывается противоборство с идеей, вытекающей из иного понимания изначальной сущности человека,— идеей «разумного эгоизма» и подлинной свободы человека, которой идеально соответствует, по мнению ее сторонников, режим частной собственности. Это — принцип французского просветительства, классической буржуазной политической экономии.
Вместе с тем у Маркса борьба с принципом частной собственности ведется вначале скорее с нравственных позиций, вне четкой связи с материалистическим пониманием неизбежности крушения господства частной собственности. Пока еще ощущается прямая преемственность настроений наиболее радикальных социалистов-утопистов. Но уже в «Немецкой идеологии» и «Нищете философии» под идею ликвидации частной собственности подводится база исторического материализма— смена форм собственности ставится в зависимость от развития производительных сил.
К I конгрессу «Союза справедливых» в Лондоне (1847) Ф. Энгельс написал «Проект коммунистического символа веры», в котором были обоснованы многие важнейшие положения научного коммунизма, изложенные им также в работе «Принципы коммунизма». Среди них — положения против существующего общественного строя и частной собственности, опирающиеся на факт развития крупной промышленности. «…Частная собственность должна быть также ликвидирована,— писал Ф. Энгельс,- а ее место заступит общее пользование всеми орудиями производства и распределение продуктов по общему соглашению, или так называемая общность имущества. Уничтожение частной собственности даже является самым кратким и наиболее обобщающим выражением того преобразования всего общественного строя, которое стало необходимым вследствие развития промышленности. Поэтому коммунисты вполне правильно выдвигают главным своим требованием уничтожение частной собственности... Могучие, легко поддающиеся увеличению производительные силы до такой степени переросли частную собственность и буржуа, что они непрерывно вызывают сильнейшие потрясения общественного строя. Поэтому лишь теперь уничтожение частной собственности стало не только возможным, но даже совершенно необходимым» 10[Там же. Т. 4. С. 330—331].
В «Манифесте Коммунистической партии», написанном Марксом и Энгельсом по поручению Союза коммунистов (1848), идея устранения частной собственности на базе современных производительных сил, развившихся в результате промышленного переворота и замены частной собственности на средства производства общественной, получает вид ясной и строгой системы. «Манифест» провозглашал: «Отличительной чертой коммунизма является не отмена собственности вообще, а отмена буржуазной собственности. Но современная буржуазная частная собственность есть последнее и самое полное выражение такого производства и присвоения продуктов, которое держится на классовых антагонизмах, на эксплуатации одних другими. В этом смысле коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности»11[Там же. С. 438].
Историческая практика подтвердила правоту этих положений основоположников марксизма и сохраняет их в качестве важнейших критериев системы социалистических производственных отношений: 1) полную несовместимость социализма и частной собственности на средства производства, 2) безраздельное господство общественной собственности на средства производства, 3) постепенный переход от одного состояния к другому с проведением ряда преобразовательных мероприятий в общественном строе, в котором после взятия политической власти рабочим классом отживающая частная собственность и растущая общественная собственность противостоят друг другу.
Эти положения не подвергаются сомнению или каким-нибудь изменениям во всех последующих работах Маркса и Энгельса. Можно заключить, что в этих работах продолжается углубление теоретического обоснования названных положений как по линии научного анализа материальных причин закономерной гибели частной собственности и путей ее упразднения, так и по линии раскрытия смысла, какой вкладывался классиками марксизма в понятие общественной собственности на средства производства, а также содержания методов ее формирования.
В разработке первого направления громадная заслуга прежде всего «Капитала». К. Маркс описал бурный и обширный процесс обобществления производства и труда при капитализме под эгидой частнокапиталистической собственности на путях концентрации и централизации капитала, развития общественного разделения труда. Он показал, как сам капитал осуществляет процесс упразднения частной собственности, ее все большего превращения в частно-корпоративную собственность посредством развития кредита и акционерного капитала. Ф. Энгельс обобщил анализ этого процесса в «Анти-Дюринге». Он использовал понятие «общественный характер производства» для обозначения тех качественных изменений, которые происходят под влиянием роста производительных сил в формах их общественной организации и которые обостряют основное противоречие капиталистического производства — между его общественным характером и частнокапиталистическим присвоением. Именно общественный характер процесса производства делает частную собственность во все большей мере анахронизмом и в то же время с силой естественной необходимости обусловливает переход к общественной собственности.
Из общественного характера процесса производства вытекает и тот признак общественной собственности, который определяет ее социалистическую (коммунистическую) природу. Общественная собственность может выступать (и действительно существует) в форме кооперативной, групповой, общинной собственности. Но такая общественная собственность известна разным способам производства, в том числе и капиталистическому. Как общая собственность трудящихся, наемных рабочих, она может носить непроизводственный (торговый, кредитный) и производственный характер (К. Маркс, например, анализирует в III томе «Капитала» факты существования кооперативных фабрик, принадлежащих самим рабочим). Но кооперация всегда приспосабливается к той социально-экономической среде, в которой она функционирует. Кооперативная собственность никогда и нигде не определяла и не может быть основой господствующей в обществе системы производственных отношений. Напротив, она сама отражает социальную сущность этой системы, подчинена механизму ее функционирования. Эту черту кооперативной собственности отметил К. Маркс. Много позже В. И. Ленин, рассматривая вопрос о кооперации в СССР, развил в 1923 г. эту аргументацию применительно к строительству социализма 12[См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 369—377].
Какую же форму общественной собственности на средства производства открыли Маркс и Энгельс как исторически и закономерно сменяющую частнокапиталистическую собственность? Общую собственность всего народа, общества как целостной ассоциации трудящихся, «непосредственных производителей». Именно такая форма общественной собственности: 1) обусловлена общественным характером процесса производства (заметим, что речь идет о собственности на средства производства. Собственность на продукт, особенно на предметы потребления, имеет, согласно воззрениям Маркса и Энгельса, производный характер от первой как в воспроизводственном, так и в социально-экономическом смысле), 2) разрешает основное противоречие капитализма, 3) определяет конституирующий признак отношений социалистической (коммунистической) собственности и всего общественно-экономического строя социализма (и коммунизма). В 1872 г. в работе «Национализация земли» К. Маркс пишет: «Национальная централизация средств производства станет национальной основой общества, состоящего из объединения свободных и равных производителей, занимающихся общественным трудом по общему и рациональному плану» 13[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 18. С. 57].
В «Анти-Дюринге», который К. Маркс читал в рукописи, идея о том, что под общественной собственностью на средства производства научный социализм (а значит, и политическая экономия социализма) понимает не групповую, а собственность всего общества, приобретает совершенно четкие очертания. «Пролетариат,— пишет Энгельс,— берет общественную власть и обращает силой этой власти ускользающие из рук буржуазии общественные средства производства в собственность всего общества. Этим актом он освобождает средства производства от всего того, что до сих пор было им свойственно в качестве капитала, и дает полную свободу развитию их общественной природы» 14[Там же. Т. 19. С. 229.]. Разумеется, «собственность всего общества» — это не островки кооперативной, групповой собственности трудовых коллективов, отношения между которыми представляют собой аналог связям «атомизированных производителей» *[ По этому принципиальному и, казалось бы, элементарно ясному в марксизме вопросу весьма полезно привести точку зрения В. И. Ленина, поскольку некоторые современные советские и зарубежные авторы пытаются доказать, что общественная собственность может существовать лишь на уровне предприятий. В работе «Государство и революция» (1917), обобщая все сказанное Марксом и Энгельсом о соотношении понятий «социализм» и «коммунизм», В. И. Ленин дал следующую характеристику социализму как низшей, первой фазе коммунистического общества: «Средства производства уже вышли из частной собственности отдельных лиц. Средства производства принадлежат всему обществу» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 92)].
Следовательно, К. Маркс и Ф. Энгельс оставили политической экономии социализма не только категорию общественной собственности на средства производства, но и ее определенную трактовку — собственность всего общества, т. е. фактически как общенародную (или всенародную) собственность *[формула всенародной, или общенародной, собственности получила права гражданства в советской обществоведческой литературе со времени принятия Конституции СССР в 1936 г.]. В их наследии имеется также и другое положение, направленное против анархистов, о пролетарском государстве как «действительном представителе всего общества» и совпадении в определенный период общенародной собственности с собственностью пролетарского государства. В «Анти-Дюринге» Энгельс писал: «Пролетариат берет государственную власть и превращает средства производства прежде всего в государственную собственность» 15[Там же. Т. 20. С. 291]. Это положение, исключительно важное для политической экономии социализма, развенчивает некоторые современные утверждения, будто классики марксизма не допускали трактовку государственной собственности как формы общественной собственности.
Принципиальное значение для политической экономии социализма имеет отношение классиков марксизма к кооперативной собственности на средства производства. Уже было отмечено, что они не представляли себе кооперативную собственность в качестве основной формы социалистической общественной собственности на средства производства, сменяющей частнокапиталистическую собственность. Однако такая позиция вовсе не означает не только исключения, но и преуменьшения различных форм кооперации, в том числе кооперативной собственности на продукты труда, в арсенале средств перехода к социализму. Исчерпывающее разъяснение по этому вопросу, вызывавшему споры и разночтения, дал Ф. Энгельс в письме А. Бебелю от 20—23 января 1886 г., т. е. уже после смерти К. Маркса. Энгельс писал: «А что при переходе к полному коммунистическому хозяйству нам придется в широких размерах применять в качестве промежуточного звена кооперативное производство,— в этом Маркс и я никогда не сомневались. Но дело должно быть поставлено так, чтобы общество — следовательно, на первое время государство — сохранило за собой собственность на средства производства и, таким образом, особые интересы кооперативного товарищества не могли бы возобладать над интересами всего общества в целом» 16[Там же. Т. 36. С. 361].
Некоторые советские и зарубежные авторы интерпретируют это высказывание Ф. Энгельса как признание им (и К. Марксом) необходимости двух форм общественной собственности на средства производства при социализме. Но это не соответствует фактам. В письме Ф. Энгельса речь идет о кооперативных товариществах, а не о кооперативной собственности на средства производства. Более того, Энгельс прямо говорит о необходимости сосредоточения средств производства в руках всего общества, государства, а не кооперативов. По мысли Ф. Энгельса, кооперативное производство используется в период строительства коммунизма, когда средства производства находятся в общенародной (государственной) собственности *[ В статье «О кооперации» (1923) В. И. Ленин показал социалистический характер кооперативных предприятий в переходный от капитализма к социализму период и что эти предприятия основаны на земле и средствах производства, принадлежащих пролетарскому государству], причем в качестве лишь «промежуточного звена». Исходя из этого у нас нет оснований утверждать, что открытие кооперативной формы социалистической общественной собственности на средства производства в условиях, когда социализм одержит полную победу, принадлежит К. Марксу и Ф. Энгельсу. Такой вывод получил впервые теоретическую разработку только в 30-е годы XX в. и позднее в документах КПСС и отражал дальнейшее развитие теории марксизма-ленинизма, политической экономии социализма.
Однако уже в «Манифесте Коммунистической партии» Маркс и Энгельс предложили идею дифференцированного подхода к решению проблем частной собственности и подготовили по сути почву для позднейшего принципиального вывода о возможности использования не только кооперации труда, но и кооперативной собственности на средства производства в строительстве социализма. К. Маркс и Ф. Энгельс строго различали частную собственность, основанную на чужом, наемном труде, и частную собственность, основанную на личном труде самого производителя, собственника. Первая — капиталистическая собственность, выражающая отношение эксплуатации наемного труда капиталом; вторая — трудовая частная собственность; по мере развития капитализма она разлагается, поглощается, исчезает. В «Капитале» К. Маркс дал глубокий анализ принципиальных различий этих форм частной собственности через призму анализа общих основ и особенностей простого и капиталистического товарного производства, превращения при определенных обстоятельствах законов частной собственности, основанной на личном труде, в законы частнокапиталистического присвоения. Выясняя условия, при которых одна форма превращается в другую, он писал: «Капиталистический способ производства и накопления, а следовательно, и капиталистическая частная собственность предполагают уничтожение частной собственности, покоящейся на собственном труде, т. е. предполагают экспроприацию работника» 17[Там же. Т. 23. С. 784].
Незадолго до своей смерти Ф. Энгельс в работе «Крестьянский вопрос во Франции и Германии», опубликованной в 1894 г., приходит к идее преобразования частной собственности мелкого крестьянства в «товарищескую собственность» 18[См. там же. Т. 22. С. 518].
Эти положения сыграли важную роль в обосновании В. И. Лениным программы кооперативного пути социалистического преобразования деревни в России, в приобщении мелких частных производителей к строительству социализма вообще. Что касается крупного капиталистического производства, то переход его в государственную собственность (национализация) предполагался классиками марксизма двумя путями: с использованием выкупа или же методом безвозмездной экспроприации (конфискации) в случае сопротивления капиталистов-хозяев.
Идеи Маркса и Энгельса по всем этим вопросам выдержали проверку временем и легли в основу политической экономии социализма.
3. Общие основы коммунистического способа производства. Формы движения и основной экономический закон.
Как уже отмечалось, в работах Маркса и Энгельса понятия «социализм» и «коммунизм» употребляются часто в тождественном смысле. И для этого имеются немалые причины, связанные не только с тем, что осознание различий между ними пришло не сразу, но и с тем, что в их общественно-экономическом строе действительно просматриваются общие черты. Именно последние прояснялись в первую очередь как прямое, революционное отрицание капитализма, его производственных отношений и специфических экономических законов. В. И. Ленин, характеризуя социализм в полном соответствии с тем, что писал К. Маркс, особо подчеркивал: «То, что обычно называют социализмом, Маркс назвал «первой» или низшей фазой коммунистического общества. Поскольку общей собственностью становятся средства производства, постольку слово «коммунизм» и тут применимо, если не забывать, что это не полный коммунизм... Вместо схоластически-выдуманных, «сочиненных» определений и бесплодных споров о словах (что социализм, что коммунизм), Маркс дает анализ того, что можно бы назвать ступенями экономической зрелости коммунизма» 19[Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 98].
В экономическом строе социализма и коммунизма К. Маркс и Ф. Энгельс выделяли не только общественную собственность «всего народа». Неразрывно и в определенной логической связи с нею они формулировали и такие общие коренные черты, как «непосредственно обобществленное» и «непосредственно общественное» производство и труд. «Когда общество,— писал Ф. Энгельс в «Анти-Дюринге»,— вступает во владение средствами производства и применяет их для производства в непосредственно обобществленной форме, труд каждого отдельного лица, как бы различен ни был его специфически полезный характер, становится с самого начала и непосредственно общественным трудом» 20[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 321].
С этими фундаментальными чертами производства и труда связывают две линии, характеризующие самые глубинные основы грядущего способа производства: а) новую форму его экономического движения (функционирования и развития), отрицание формы движения капиталистической экономики; б) главную цель экономики социализма и коммунизма, выражающую основное отношение производства в противовес отношению капитала и наемного труда. Научная ценность этих характеристик определяется тем, что по существу они сохраняют и методологическое и теоретическое значение для политической экономии социализма, указывая путь к познанию содержания ее основополагающих отношений, к разработке системы ее категорий.
Что касается первого момента (формы движения будущей экономики), то он систематически, последовательно проводится Марксом и Энгельсом в связи с идеей устранения в обществе строя «атомизированных производителей», анархии в хозяйственной жизни, с установлением общественного контроля над нею, механизма предвидения далеких последствий, сознательных экономических решений, с ведением общественного производства по единому народнохозяйственному плану в соответствии с общественными потребностями. «Когда с современными производительными силами станут обращаться сообразно с их познанной, наконец, природой,— разъясняет в «Анти-Дюринге» эту точку зрения Ф. Энгельс,— общественная анархия в производстве заменится общественно-планомерным регулированием производства сообразно потребностям как общества в целом, так и каждого его члена в отдельности». Далее Ф. Энгельс продолжает: «Анархия внутри общественного производства заменяется планомерной, сознательной организацией» 21[Там же. С. 291, 294].
В системе взглядов Маркса и Энгельса переход общества к плановому ведению хозяйства внутренне, логически связан с характером производства как непосредственно общественного. Вместе с тем непосредственно общественное производство они всюду последовательно рассматривали как отрицание товарного производства и закона стоимости. В этом отношении весьма характерным является следующее высказывание Ф. Энгельса в «Анти-Дюринге»: «Непосредственно общественное производство, как и прямое распределение, исключает всякий товарный обмен, следовательно, и превращение продуктов в товары (по крайней мере внутри общины), а значит и превращение их в стоимости» 22[Там же. С. 320]. В аналогичном смысле решал вопрос и К. Маркс в «Капитале»: «Оуэн предполагает непосредственно обобществленный труд, т. е. форму производства, диаметрально противоположную товарному производству»23[Там же. Т. 23. С. 104]. Несовместимость социализма (и коммунизма, разумеется) и товарно-денежных отношений была общепризнанным положением всей дооктябрьской марксистской литературы. Такой точки зрения придерживался и В. И. Ленин. Из нее исходила вторая Программа РКП (б), принятая на VIII съезде партии в 1919 г. В теоретической области эта позиция господствовала до начала 40—50-х годов нынешнего века.
Практика социалистического строительства в СССР и других странах мировой социалистической системы показывает, что не только в переходный период от капитализма к социализму, но и по его завершении товарно-денежные отношения сохраняются и стоит задача их всемерного и эффективного использования в социалистическом хозяйствовании. Фактом является то, что товарно-денежные отношения (товарное производство, рынок, закон стоимости, деньги, цены и т. д.) остаются объективной необходимостью реального социализма. С этой необходимостью столкнулась политическая экономия, и, естественно, для нее не является второстепенным вопрос, как оценить позицию классиков марксизма. Легче всего было бы, наверное, отвергнуть ее как догматическую, не подтвердившуюся в исторической практике. Но такое решение было бы глубоко ошибочным теоретически и вредным политически. Внешне нацеленное против догматизма, оно само страдает догматическим пороком. Страдает потому, что догматически, шаблонно подходит к оценке абстрактной теории, призванной раскрыть генеральную закономерность с позиций рабочего класса, ведущего человечество к зрелому коммунистическому обществу, и вовсе не претендующей априори отразить все перипетии пути к этой вершине, все особенности этапов и ступеней этого движения.
Социализм сохранил на современном этапе товарно-денежные отношения и закон стоимости, что свидетельствует о неполной развитости непосредственно общественного характера труда и производства. Только «на высшей фазе коммунистической формации полностью утвердится непосредственно общественный характер труда и производства» 24[Материалы XXVII съезда Коммунистической партии Советского Союза. М., 1986. С. 138]. В этом положении новой редакции Программы КПСС выражается преемственность экономического учения марксизма.
Несомненно, однако, то, что, согласно воззрениям Маркса и Энгельса, товарно-денежным отношениям при социализме места не находилось не только на сущностном уровне, но и в сфере механизма хозяйствования. Попытка приписать им идею допущения товарно-денежных отношений в экономику социализма не менее, если не более, догматична и вредна, чем указанная ранее. Ее «носителям» так и хочется опереться на мнение авторитетов, вместо того чтобы творчески подойти к решению труднейшей проблемы, которую сама жизнь поставила перед экономической теорией.
Наиболее часто ссылаются на два места из работ К. Маркса, которые дают вроде бы повод для отнесения его к числу тех, кто признавал товарные отношения при социализме.
Одно из них — положение (высказанное в «Критике Готской программы») об обмене трудовыми эквивалентами, лежащем в основе социалистического принципа распределения по труду. Это действительно то, что сближает распределение по труду с товарным обменом, образуя их общую материально-вещественную основу *[ О значении «Капитала» К. Маркса в разработке так называемого материально-вещественного содержания многих категорий будущего коммунистического общества см.: Выгодский В. С. «Капитал» и экономика коммунистического общества//Маркс и современность. М., 1968]. Но распределение по труду — нетоварное по сути общественно-производственное отношение. И сам К. Маркс стремился всячески это подчеркнуть, говоря о том, что «содержание и форма» здесь разные 25[См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 18]. Что касается «содержания» (а здесь имеется в виду социальное содержание), то дело не только в том, что в данном обмене не участвует товар рабочая сила, так как общенародная собственность на средства производства непосредственно соединяет работника со средствами производства. Дело также в том, что речь идет о присвоении лишь предметов потребления, причем выступающих не как товары, не как стоимость. К. Маркс очень последователен в отношении данного вопроса. Там же, в «Критике Готской программы», он подчеркивает: «В обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства, производители не обменивают своих продуктов; столь же мало труд, затраченный на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов, как некое присущее им вещественное свойство, потому что теперь, в противоположность капиталистическому обществу, индивидуальный труд уже не окольным путем, а непосредственно существует как составная часть совокупного труда» 26[Там же].
Здесь К. Маркс, во-первых, четко проводит различие между трудом и стоимостью (ибо не всякий труд образует субстанцию стоимости); во-вторых, разъясняет свою точку зрения на непосредственно общественную форму труда: это — индивидуальный труд, заранее определяемый и признаваемый не через рынок, а прямо, как часть общественного труда.
В этом же смысле следует понимать и другое положение, часто выдаваемое современными теоретиками в качестве доказательства того, что К. Маркс признавал сохранение товарно-денежных, стоимостных, отношений при социализме. (Что касается Ф. Энгельса, то подобная трактовка его взглядов не встречается.) В III томе «Капитала» имеется такая фраза: «...по уничтожении капиталистического способа производства, но при сохранении общественного производства определение стоимости остается господствующим в том смысле, что регулирование рабочего времени и распределение общественного труда между различными группами производства, наконец, охватывающая все это бухгалтерия становятся важнее, чем когда бы то ни было» 27[Там же. Т. 25. Ч. II. С. 421]. К. Маркс точно указывает на тот смысл, который в данном случае вкладывается в «стоимость»: общая трудовая основа («материально-вещественное содержание»), учет, экономия рабочего времени и пропорциональное распределение всей совокупности общественного труда по сферам и отраслям производства. Здесь речь идет не о законе товарного производства — законе стоимости в точном политико-экономическом значении этого понятия, раскрытом К. Марксом в том же «Капитале», а о некоторых так называемых общеэкономических законах, действовавших всегда и сохраняющихся и даже усиливающих свою роль в социалистическом обществе, при коммунизме. «Необходимость распределения общественного труда...— писал К. Маркс Л. Кугельману 11 июля 1868 г. (т. е. уже после выхода в свет I тома «Капитала».— Авт.),— никоим образом не может быть уничтожена определенной формой общественного производства,— измениться может лишь форма ее проявления... А форма, в которой прокладывает себе путь это пропорциональное распределение труда, при том состоянии общества, когда связь общественного труда существует в виде частного обмена индивидуальных продуктов труда,— эта форма и есть меновая стоимость этих продуктов» 28[Там же. Т. 32. С. 460—461]. При социализме и коммунизме необходимость пропорционального распределения труда между сферами и отраслями производства не только остается, но и становится «важнее», хотя реализуется иначе — не посредством рыночных отношений и их стихийного регулятора — закона стоимости, а планомерно. Ту же по существу мысль К. Маркс развивал в связи с общим законом экономии времени. «Экономия времени,— писал он,— равно как и планомерное распределение рабочего времени по различным отраслям производства, остается первым экономическим законом на основе коллективного производства. Это становится законом даже в гораздо более высокой степени»29[Там же. Т. 46. Ч. I. С. 117].
Эти положения К. Маркса имеют важнейшее методологическое и, как показывает реальность наших дней, практическое значение. Вместе с тем сами по себе они еще не характеризуют той общественной формы (специфических производственных отношений, новых экономических законов и механизма их проявления), которая приходит на смену товарно-капиталистической системе, рынку и закону стоимости в том числе.
С этой точки зрения представляют большой интерес высказывания классиков марксизма по поводу планомерной организации общественного производства в том ее виде и на таком уровне развития, когда уже отсутствуют товарно-денежные отношения, закон стоимости. Рисуется такая «модель»: общественное производство ведется по единому народнохозяйственному плану, разрабатываемому центральным экономическим органом, который в преддверии каждого планового периода дает оценку достигнутой степени удовлетворения многообразных общественных потребностей, подсчитывает материальные и трудовые ресурсы, определяет очередность удовлетворения потребностей с учетом настоятельности такого удовлетворения и затрат средств производства и рабочей силы и принимает наиболее эффективное решение, оптимальное для данной ситуации с учетом дальней перспективы. В этой модели затраты труда выражаются не косвенно, через приравнение продуктов, а в «их естественной, адекватной, абсолютной мере, какой является время»,— отмечал в «Анти-Дюринге» Ф. Энгельс. Общество будет сопоставлять потребительные стоимости продуктов, их полезные эффекты друг с другом и с количествами необходимого для их изготовления труда, рабочего времени. Такую «работу» проделывает стихийно и посредством механизма спроса и предложения, колебания цен на рынке и закон стоимости. Но в плановом хозяйстве, по мысли Ф. Энгельса, «люди сделают тогда все это очень просто, не прибегая к услугам прославленной «стоимости»» 30[Там же. Т. 20. С. 321]. В примечании к этому месту в «Анти-Дюринге» Ф. Энгельс дает историческую справку, которая вместе с тем характеризует общую точку зрения (его и Маркса) по данному вопросу. «Что вышеупомянутое взвешивание полезного эффекта и трудовой затраты при решении вопроса о производстве представляет собой все, что остается в коммунистическом обществе от такого понятия политической экономии, как стоимость, это я высказал уже в 1844 году («Немецко-французский ежегодник», с. 95). Но очевидно, что научное обоснование этого положения стало возможным лишь благодаря «Капиталу» К. Маркса» 31[Там же] *[ Следует заметить, что ссылка на «Капитал» здесь не просто дань уважения своему другу и единомышленнику. В «Очерках критики политической экономии» имеется ряд «неточностей», «ошибок» и «ляпсусов», преодоленных К. Марксом, и, как свидетельствует «Анти-Дюринг», самим Ф. Энгельсом, о чем он заявлял в 1871 и 1884 гг., отказываясь от переиздания своей первой работы (См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 33. С. 174; Т. 36. С. 148)].