Раздел II.
ВУЛЬГАРНЫЙ СОЦИАЛИЗМ И ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗВИТИЕ МЕЛКОБУРЖУАЗНОЙ ПОЛИТЭКОНОМИИ.
Глава 13 ПРУДОНИЗМ.
В 40—60-е годы XIX в. во Франции победила фабричная система капиталистического производства. Развитие крупной промышленности, концентрация и централизация капитала в области торговли и кредита привели к обострению социально-экономических противоречий. Гнет капитала вызвал недовольство мелких буржуа, которые составляли во Франции большинство населения. Создались благоприятные условия для распространения мелкобуржуазного социализма реформистского толка, одним из ведущих теоретиков которого явился Пьер Жозеф Прудон (1809—1865). Им написано множество работ экономического и философско-социологического характера, важнейшие из которых — «Что такое собственность?» (1840) и «Система экономических противоречий, или Философия нищеты» (1846).
Идейно-теоретическое наследие Прудона весьма противоречиво. Желая улучшить положение трудящихся классов, он не пошел дальше общих философских рассуждений и реформаторских проектов. Однако яркие по форме сочинения Прудона пробуждали среди рабочих и ремесленников интерес к социалистическим идеям. Они стали необходимым этапом в развитии социалистической мысли. Во французском Учредительном собрании в 1848 г. Прудон поднял свой голос в защиту восставших рабочих. В 1849 - 1852 гг. он находился в тюрьме за выступления против Луи Бонапарта. В 1858 г. Прудон был вновь привлечен к суду за выступление против церкви.
Для методологии экономических сочинений Прудона характерно влияние идеализма. В его предсмертном сочинении «Французская демократия» (1865) говорилось, что «всякое общество образуется, преобразуется и изменяется с помощью идеи. Так было в древности и так происходит в наше время» 1[Прудон П. Ж. Французская демократия. СПб., 1867. С. 86]. По мнению Прудона, эксплуатация человека человеком и собственность порождены «правом сильного, а негативные стороны капитализма (к которым относились прибыль, обман при торговых сделках, социальное неравенство) имеют своей причиной «право хитрости» 2[Прудон П. Ж. Что такое собственность? СПб., 1907. С. 249—250]. В качестве причины экономического неравенства назывались алчность, невежество и «самое главное — чувство... собственного достоинства и значения» 3[Прудон П. Ж. Бедность как экономический принцип. М., 1908. С. 21]. Весьма часто Прудон делал исторические экскурсы, однако объяснял важнейшие события волей провидения, «социального гения» и т. п.
Претендуя на понимание и правильное использование диалектического метода, Прудон на самом деле вульгаризировал гегелевскую диалектику. Так, в своем сочинении «Система экономических противоречий, или Философия нищеты» он поставил перед собой задачу рассмотреть экономические категории не в их исторической последовательности, а в последовательности, соответствующей развитию мысли 4[Proudhon P. J. Systeme des contradictions economiques, ou Philosophie de la misere. Vol. 1. P., 1846. P. 145—146]. В реальных производственных отношениях Прудон видел воплощение принципов и категорий «абсолютного разума». Нередко его «диалектика» приобретала метафизический характер. Так, он заявлял, что «идея, теория, система, учреждение, договор и все, что из сферы идеи или логики перешло в состояние формы выражения, становится вещью определенной, законченной, вещью ненарушимой, не обладающей податливостью и гибкостью, вещью, которую нельзя ни в чем заменить другой, которая, оставаясь сама собой, никогда не станет чем-либо другим» 5[Прудон П. Ж. Французские конституции XIX столетия и Наполеон III. СПб., 1871. С. 7].
Прудон часто игнорировал исторический характер экономических категорий, а также их генетическую взаимосвязь. Претендуя на логическое выведение последующей экономической категории из предыдущей, он постоянно нарушал этот принцип. Для Прудона категории возникают в результате движения «абсолютного разума» по гегелевскому принципу «тезис — антитезис — синтез». Но в самих экономических категориях капитализма он находил дурную и хорошую стороны.
К. Маркс в работе «Нищета философии» показал несостоятельность методологии Прудона, подчеркнув, что «сосуществование двух взаимно-противоречащих сторон, их борьба и их слияние в новую категорию составляют сущность диалектического движения. Тот, кто ставит себе задачу устранения дурной стороны, уже одним этим сразу кладет конец диалектическому движению» 6[См.: Маркс нгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 136, 51—52, 61].
При анализе экономических категорий Прудон большое значение придавал разделению труда. Дурной стороной разделения труда Прудон объявлял то, что оно стало «источником нищеты». По мысли Прудона, задача состоит в том, чтобы, сохранив хорошую сторону этой категории, уничтожить дурную 7[Proudhon P. J. Op. cit. P. 93, 94, 97]. Он необоснованно считал машину антитезой разделения труда, хотя в результате применения машин разделение труда получает дальнейшее развитие. Не понял он и революционизирующей роли фабрик. В этой связи К. Маркс отмечал, что Прудон «не пошел дальше идеала мелкого буржуа. И для осуществления этого идеала он не придумал ничего лучшего, как возвратить нас к состоянию средневекового подмастерья или, самое большее, средневекового мастера-ремесленника» 8[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 160].
Ненаучный характер методологии Прудона проявился и в его трактовке стоимости. С одной стороны, он признавал, что «труд, и только один он, создает все элементы богатства», что всякий продукт есть «некоторое количество труда» 9[Proudhon P. J. Op. cit. P. 55, 68]. С другой стороны, важнейшую роль в образовании стоимости он отводил обмену. Это особенно хорошо видно из его анализа меновой стоимости и так называемой конституированной стоимости.
Прудон полагал, что происхождение меновой стоимости связано с многообразием потребностей одного человека, которое порождает обмен. Однако, как показал К. Маркс, это означает, что с самого начала предполагается существование меновой стоимости, происхождение которой хотел объяснить Прудон 10[См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 72]. Он абстрагировался от спроса, фактически отождествлял меновую стоимость с редкостью, а потребительную стоимость — с изобилием. Поскольку изобилие и редкость находятся друг к другу в обратном отношении, Прудон уверял, будто в таком же отношении находятся потребительная и меновая стоимости. Причиной такой антитезы он считал «свободную волю человека» 11[Proudhon P. 3. Op. cit. P. 39, 41].
В качестве средства разрешения данного противоречия Прудон называл «конституированную стоимость» («синтетическую», или «пропорциональную», стоимость). Она определялась им как синтез потребительной и меновой стоимости и выражалась непосредственно в часах рабочего времени. Указывая на роль обмена в создании стоимости, Прудон писал, что обмен соединяет элементы общественного богатства в единое целое в известной пропорции, превращая их в «конституированные стоимости» и «отталкивая» определенную часть материальных благ. В этом смысле «конституированная стоимость», будучи стоимостью, санкционированной обменом, выступает как «пропорциональная стоимость».
Таким образом, по мысли Прудона, «конституированная», или «пропорциональная», стоимость возникает в процессе товарного обмена на рынке. Абстрагируясь от конкуренции и от того факта, что величина стоимости определяется общественно необходимым рабочим временем, он считал, что час труда любого производителя стоит столько же, сколько час труда другого. Утверждалось, что если продукты будут продаваться по ценам, соответствующим их «конституированной стоимости», то будет обеспечено равновесие спроса и предложения, любой товар найдет покупателя и производство будет соответствовать потреблению. Прудон не понимал, что характер обмена определяется характером производства, что противоречия товарного хозяйства неизбежны, а перестроить буржуазное общество на его же собственной основе невозможно.
Прудон не видел принципиальных различий между деньгами и другими товарами, считал свойство благородных металлов служить в качестве всеобщего эквивалента чисто условной функцией. По его мнению, золото и серебро стали «конституированной стоимостью», деньгами благодаря своим физическим свойствам, большим затратам труда на их добычу и вмешательству государственной власти. Прудон пытался доказать, что все товары с «конституированной стоимостью» обладают непосредственной обмениваемостью.
Прудон не сумел отразить социально-экономическую природу капитала и сводил его к деньгам, объявляя прибыль промышленных капиталистов разновидностью заработной платы. Он разделял ошибочное положение Сисмонди о невозможности реализации «сверхстоимости» без использования «третьих лиц». Главная причина этого усматривалась в том, что капиталисты к издержкам прибавляют процент, вследствие чего рабочие не могут выкупить свой собственный продукт. Поэтому Прудон резко выступал против процента, считая его основной формой эксплуататорского дохода. Необходимость снижения ссудного процента пропагандировалась, например, в сочинении «Организация кредита и обращения» (1848). Прудон резко осуждал взимание ренты, арендной платы и торговые операции, в которых прибыль торговца превышала «законное вознаграждение за его услуги» 12[См.: Прудон П. Ж. Что такое собственность? С. 245, 247, 248].
Вместе с тем он превратно истолковывал соотношение между прибылью и заработной платой, уверяя, что повышение заработной платы неизбежно приведет к росту цен. Однако, как уже было доказано Д. Рикардо, рост заработной платы может вызвать уменьшение прибыли, а не рост стоимости товаров.
Как идеолог мелкой буржуазии, Прудон выступал против стачек и коалиций рабочих, считая их противозаконными и бесполезными, поскольку они якобы могут лишь ухудшить экономическое положение рабочих. Важнейшим законом политической экономии, по его мнению, является закон бедности, и никакой прогресс промышленности и совершенствование производственных отношений здесь не помогут 13[См.: Прудон П. Ж. Бедность как экономический принцип. С. 3—6, 8—10, 13—14, 16—17, 29].
Прудон утверждал, что конкуренция, как и все остальные экономические категории, имеет дурную и хорошую стороны. Хорошая сторона якобы заключается в том, что обеспечивается равенство, в то время как дурная ведет к разорению некоторых производителей. Задача усматривалась в том, чтобы обуздать конкуренцию, найти для нее «полицию». Он правильно считал, что конкуренция порождает монополию, но не отразил характера последней. При объяснении происхождения земельной ренты Прудон апеллировал к психологическим и моральным факторам, связывал ренту с вмешательством земельного собственника, который присваивает доход, имеющий своим источником различия в плодородии земли. Положительной стороной ренты объявлялось то, что она будто бы способствует установлению равенства во владении и пользовании землей между сельскохозяйственными предпринимателями и промышленниками 14[Proudhon Р. 1. Systeme des contradictions economiques, ou Philosophie de la misere. Vol. 2. P. 265—269]. К. Маркс, критикуя Прудона, доказал несостоятельность этого утверждения, поскольку в арендную плату, которую реально уплачивает землепользователь, входит и процент на капитал, вложенный в землю. Кроме того, на величину ренты влияет местонахождение земель, а плодородие почвы не является неизменным 15[См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 174—175].
Обосновывая необходимость преобразования существующего строя, Прудон в книге «Что такое собственность?» выдвинул знаменитый, сыгравший выдающуюся роль в пропаганде социального радикализма тезис: собственность — это кража. Данное положение, привлекшее к Прудону общественное внимание, было заимствовано у крупного деятеля Великой французской революции Бриссо. Роль Прудона свелась к формулировке ряда логических возражений (нередко весьма парадоксальных) против крупной собственности. Так, он подчеркивал, что «ни труд, ни владение, ни закон не могут создать собственность» 16[См.: Прудон П. Ж. Что такое собственность? С. 12, 97, 15]. Прудон хотел показать, что неравенство способностей и талантов не дает оснований для получения дохода, большего по величине, чем доход, получаемый другими лицами, поскольку «талант в большей степени является продуктом общества, нежели даром природы».
Прудон отмечал, что собственность обречена на гибель, поскольку она «не производит ничего», но требует, чтобы доход соответствовал капиталу. Поэтому собственность, по мысли Прудона, есть «право, противоречащее природе и разуму». Однако далее он выдвинул ошибочный тезис, будто сама по себе собственность не может воспроизводиться и существует лишь благодаря насилию и обману. Окончательный вывод гласил, что «индивидуальное владение является необходимым условием социальной жизни», в то время как «собственность убивает жизнь». Поэтому надо уничтожить собственность и сохранить владение, тогда исчезнет «зло на земле». Прудон считал, что владение, основанное на индивидуальном труде, не может привести к возникновению собственности, так как правом владения наделены все 17[См. там же. С. 137—138, 184, 185, 265; Proudhon P. 1. Banque du peuple, suivie du rapport de la comission des delegues du Luxembourg. P., 1849. P. 34].
Осуждая собственность и защищая владение, Прудон выступал как идеолог мелкого буржуа. Под «собственностью» он фактически имел в виду крупную буржуазную собственность. Излагая проект «прогрессивной ассоциации», основанной на взаимопомощи, Прудон допускал переход крупной промышленности и железных дорог в руки рабочих, но ратовал за сохранение частной собственности в мелком производстве. Более того, ликвидировать собственность предлагалось путем уничтожения процента и прибыли, причем все надежды в осуществлении этого акта возлагались на правительство. Не случайно в политике Луи Филиппа, предполагавшей ограничение дворянского землевладения, снижение процента, он усмотрел ликвидацию собственности 18[См.: Прудон П. Ж. Что такое собственность? С. 206, 207, 265]. Прудон идеализировал мелкую собственность, считая ее основой безбедного существования и доказывая, что индивидуальное владение вовсе не препятствует интенсивной агрикультуре. Он отрицал как формулу распределения Фурье («каждому по его капиталу и таланту»), так и принцип Сен-Симона («от каждого по способностям, каждой способности по ее делам»). Дурной стороной собственности Прудон считал нарушение равенства, но в коммунизме усматривал покушение на независимость индивида.
Критикуя капитализм, Прудон объявлял главной причиной пауперизма «несправедливость в обмене» 19[Proudhon P. J. Systeme des contradictions... Vol. 1. P. 83]. Он сетовал также на дух роскоши, развитие тунеядства, «размножение должностей» и «непроизводительных предприятий», «излишек правительственного элемента» 20[См.: Прудон П. Ж. Бедность как экономический принцип. С. 23—25]. Противоречие между бедностью (дурной стороной) и богатством (хорошей стороной) Прудон считал основным противоречием капитализма, не понимая, что эти явления взаимно обусловлены.
В сочинении «Французская демократия» ошибочность концепции коммунистов усматривалась Прудоном в том, что после революции бедняки якобы окажутся на иждивении у государства, все собственники будут разорены, община «будет получать меньше того, что истребила», и это приведет ко всеобщей нищете и в конечном счете к реставрации прежнего строя. К коммунистам Прудон причислял Миноса, Ликурга, Пифагора, Платона, Мора, Кампанеллу, Бабефа, Оуэна и т. д. и спешил объявить все их взгляды «допотопной нелепостью» 21[См.: Прудон П. Ж. Французская демократия. С. 69—75]. Изобразив с подобных позиций коммунистическую ассоциацию будущего, Прудон не желал признавать, что целью социалистического переустройства является отнюдь не расточительство материального богатства, созданного до революции, а развитие мощных производительных сил и соответствующих им производственных отношений, способных обеспечить удовлетворение материальных и духовных потребностей членов общества.
Оставаясь на мелкобуржуазных позициях, Прудон полагал, что идеальный тип общественного устройства должен представлять синтез общности и собственности. Идеалом общества в книге «Что такое собственность?» Прудон называл свободу, поскольку она предполагает существование равенства, анархии, «бесконечного разнообразия». Поэтому «свободная ассоциация, свобода, довольствующаяся охраной равенства средств производства и равноценности обмениваемых продуктов, есть единственно справедливая, истинная и возможная форма общества» 22[См.: Прудон П. Ж. Что такое собственность? С. 266, 239, 240, 256, 257, 260, 261]. В работе «О федеративном принципе» (1863) Прудон проповедовал идею разделения государства на автономные единицы 23[Proudhon P. J. Du principe federatif et de la necessite de reconstitue le parti de la revolution. P., 1863. P. 67]. В сочинении «Французская демократия» в качестве идеального типа называлась ассоциация, которая предполагает «раздел земли, разграничение собственностей, независимость труда», разделение труда в промышленности, снижение общих расходов, ликвидацию тунеядства и нищеты. В такой ассоциации должны выдерживаться следующие принципы: «польза стоит пользы», «должность стоит должности», «услуга оплачивает услугу», «рабочий день равняется другому рабочему дню», «всякое произведение должно оплачиваться произведением, на которое потрачена такая же сумма труда и издержек» 24[См.: Прудон П. Ж. Французская демократия. С. 85—87, 89, 98, 100, 104, 111, 170].
Мелкобуржуазный реформизм Прудона сказывался в отрицании необходимости и правомерности революции и политической борьбы. Он заявлял, что преобразование общества должно произойти мирным путем, в ходе уничтожения государства и при сотрудничестве классов, в том числе пролетариата и буржуазии. Прудон формулировал утопическую идею, что оба этих антагонистических класса «должны слиться и поглотить друг друга в высшем сознании», что «возвышение рабочего класса не поведет за собой устранения буржуазии». Он писал, что в интересах спокойствия «достаточно всеобщего преобразования нравов» и что необходимо развивать экономический индивидуализм, союз между буржуазией и трудящимися классами. «Организуем право, и пусть лавка делает свое дело» 25[См. там же. С. 63, 168, 169; Proudhon P. I. Idee general de la revolution du XIX siecle (Choix d'etudes sur la pratique revolutionnaire et industrielle). P., 1985. P. 196—197],— говорил Прудон.
По его мнению, для ликвидации нетрудовых доходов и установления справедливости, основанной на эквивалентном обмене, необходимо деньги заменить рабочими квитанциями. Так, критикуя попытки Анфантена и сенсимонистов использовать кредит для улучшения условий жизни народа, Прудон заявлял, что «даровой обмен услуг составляет единственное средство восстановить во Франции благосостояние, свободу и равенство» 26[Прудон П. Ж. Порнократия, или Женщина в настоящее время. М., 1876. С. 141 — 142]. Поэтому решить социальные проблемы Прудон предлагал путем упорядочения обмена. Основная роль в организации «справедливого обмена» отводилась народному банку. По замыслу Прудона, этот банк должен был стать «примером самостоятельного выступления народа», а также «принципом и орудием освобождения» пролетариата. Однако попытка Прудона реализовать этот проект потерпела крах (как и все меновые базары в Англии), что свидетельствовало об утопичности и теоретической несостоятельности мелкобуржуазного социализма.
Давая оценку места П. Ж. Прудона в истории общественно-экономической мысли, К. Маркс в письме П. В. Анненкову от 28 декабря 1846 г. отмечал, что «г-ну Прудону принадлежит заслуга быть научным выразителем французской мелкой буржуазии; это — действительная заслуга, потому что мелкая буржуазия явится составной частью всех грядущих социальных революций» 27[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 27. С. 412]. Но социальные идеалы Прудона были утопичными и даже отчасти реакционными, так как он призывал вернуться к патриархальным формам производства в то время, когда капитализм находился уже на фабричной стадии своего развития.
Утопический мелкобуржуазный социализм Прудона первоначально оказал немалое влияние на рабочее движение в Западной Европе, и прежде всего во Франции. Этому способствовали наличие мелкобуржуазных элементов в среде пролетариата, а также литературный талант Прудона, его выдающиеся способности как пропагандиста. Идеи Прудона восприняли многие руководители Парижской коммуны (О. Авриаль, А. Арну, Ш. Лонге, Л. Франкель и др.), бакунисты, а впоследствии и анархо-синдикалисты. Поэтому К. Марксу и Ф. Энгельсу пришлось вести длительную и упорную борьбу против экономической концепции прудонизма. Основоположники марксизма доказали иллюзорность надежд Прудона и его последователей на установление справедливого общественного строя путем реформ в сфере обращения при сохранении частной собственности на средства производства. Победа марксизма в рабочем движении означала окончательное поражение прудонизма. Вместе с тем, оценивая значение Прудона, Ф. Энгельс писал, что он «играл в истории европейского рабочего движения слишком значительную роль, чтобы можно было так просто предать его забвению. Опровергнутый в теории, оттесненный в сторону на практике, он продолжает сохранять исторический интерес. Кто сколько-нибудь обстоятельно изучает современный социализм, тот должен изучить также и «преодоленные точки зрения» в рабочем движении» 28[См. там же. Т. 21. С. 337].
Как свидетельствует история, прудонизм не умер вместе с его автором. Он напомнил о себе еще при жизни Ф. Энгельса в идеях Е. Дюринга. Современный правый оппортунизм в рабочем движении, ревизионизм в современных формах кооперативного и рыночного социализма, в мировом коммунистическом движении продолжают говорить голосом талантливого мелкобуржуазного идеолога прошлого века — Прудона.
Глава 14.
К. РОДБЕРТУС.
Экономическая концепция. Карл Иоганн Нодбертус-Ягецов (1805—1875) занимает своеобразное место в экономической мысли Германии середины XIX в. Во время буржуазно-демократической революции 1848—1849 гг. он был членом Пауль-Кирхеновского парламента и некоторое время — министром в правительстве Ганземанна, но после конфликтов с представителями буржуазии отошел от политики и посвятил себя ведению хозяйства в поместье. Под влиянием сенсимонистских и других радикальных идей Родбертус выдвинул противоречивую экономическую концепцию. Она содержит элементы острой и довольно глубокой критики капитализма, взгляды, близкие утопическому социализму, и положения реформизма.
Буржуазные экономисты (О. Шпанн, А. Крузе, Г. Ставенхаген и др.) нередко воспроизводят утверждение Родбертуса о том, что К. Маркс якобы «похитил его теорию прибавочной стоимости» 1[Rodbertus К. Briefeund socialpolitischen Aufsatze. В., 1882. S. 134]. Несостоятельность этого утверждения доказал еще Ф. Энгельс. В предисловиях к первому немецкому изданию работы К. Маркса «Нищета философии» и второму тому «Капитала» он дал отпор притязаниям Родбертуса на приоритет, подчеркивая, что теория стоимости Рикардо уже с 1821 г. использовалась для социалистических выводов. Если же Родбертус в 1842 г. сделал социалистические выводы из некоторых положений теории Рикардо, «то для немца это было тогда, конечно, весьма значительным шагом вперед, но сойти за новое открытие могло разве только в Германии» 2[См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 181 — 182].
К. Маркс и Ф. Энгельс, критикуя экономические воззрения и проекты Родбертуса, их противоречивость и реформистскую направленность, в то же время отмечали значение ряда его научных выводов 3[См. там же. С. 193; Т. 23. С. 541. Прим. 17; Т. 35. С. 349]. Так, Маркс заявил, ссылаясь на третье «Социальное письмо фон Кирхману», что это произведение, «несмотря на ложную теорию земельной ренты, правильно улавливает сущность капиталистического производства». Энгельс считал, что «Социальные письма к фон Кирхману» Родбертуса содержат «смелые задатки», которые, правда, совершенно теряются в «идеологических банальностях». О работе Родбертуса «К познанию нашего экономического строя» Энгельс писал, что вто время, когда она появилась (в 1842 г.— Ред.), «она, несомненно, была значительной книгой. Разработка им (Родбертусом.— Ред.) в известном направлении теории стоимости Рикардо была многообещающим началом. Хотя она и была новой только для него и для Германии, но в целом она все же стоит на одном уровне с произведениями его лучших английских предшественников» 4[См. там же. Т. 23. С. 541. Прим. 17; Т. 21. С. 193]. В письме Августу Бебелю 22 декабря 1882 г. Энгельс отмечал, что «в своих «Социальных письмах» Родбертус почти напал на след прибавочной стоимости, но дальше он не пошел, не то ему пришлось бы распрощаться со всеми своими мечтаниями о том, как бы помочь запутавшемуся в долгах юнкеру... Но... он во много раз лучше всех немецких вульгарных экономистов, включая и катедер-социалистов» 5[Там же. Т. 35. С. 349].
В своих произведениях Родбертус затрагивал ряд вопросов теории стоимости и прибыли, положения рабочего класса, нормы прибыли и земельной ренты.
Родбертус был сторонником трудовой теории стоимости, но понимал эту теорию упрощенно. Он полагал, что стоимость определяется любыми затратами труда независимо от того, является ли этот труд общественно необходимым или нет. В упоминавшемся уже предисловии к «Нищете философии» 6[См. там же. Т. 21. С. 187] Ф. Энгельс критикует Родбертуса, во-первых, за то, что у него одинаковые затраты труда при любой его производительности создают одинаковую величину стоимости. Во-вторых, отмечает Энгельс, Родбертус был не прав, считая, что труд создает стоимость независимо от того, какие и в каком количестве предметы этот труд создает. На самом деле непременной предпосылкой производства стоимости является изготовление предметов, необходимых обществу и в надлежащих количествах. Тот, кто игнорирует эти положения, игнорирует общественно необходимый характер труда, создающего стоимость, подменяя его индивидуальными затратами.
Родбертус предлагал все товары продавать только по стоимости, обеспечив с помощью государства равенство цены и стоимости. Тем самым он хотел сохранить закон стоимости, лишив его механизма действия. Он не понимал, что именно в результате отклонений цен от стоимости последняя может проявить себя. Высмеивая предложение Родбертуса во что бы то ни стало устанавливать цены на уровне трудовых затрат, Энгельс писал: «Если же мы теперь спросим, какие у нас гарантии, что каждый продукт будет производиться в необходимом количестве, а не в большем, что мы не будем нуждаться в хлебе и мясе, задыхаясь под грудами свекловичного сахара и утопая в картофельной водке, или что мы не будем испытывать недостатка в брюках, чтобы прикрыть свою наготу, среди миллионов пуговиц для брюк, то Родбертус с торжеством укажет нам на свой знаменитый расчет... в котором все в точности «совпадает» и по которому «все претензии будут удовлетворены, и ликвидация этих претензий совершится правильно»»7[Там же. С. 190].
Исходя из трудовой теории стоимости Рикардо, Родбертус полагал, что только труд производит стоимость. В итоге исследований он пришел к выводу, что земельная собственность и капитал не создаются трудом земельных собственников и капиталистов. Эти виды собственности Родбертус определил как «собственность, приносящую доход», которая «доставляет ренту ее владельцам без затрат их собственного труда» 8[Rodbertus К. Die Forderungen der arbeitenden Klassen. Fr. a/M., 1946. S. 17, 24]
Критикуя теорию ренты Рикардо, Родбертус вводил категорию «рента вообще». Он подчеркивал, что важнейшей характеристикой земельной ренты и капиталистической прибыли является то, что обе формы составляют нетрудовой доход. Понятие «рента вообще» было получено как результат важного теоретического обобщения. Кроме того, Родбертус считал частную собственность на землю основой образования земельной ренты. Указание на связь земельной ренты с монополией земельной собственности является довольно глубокой, в известной степени верной мыслью Родбертуса, что также отмечал и Маркс.
В то же время Родбертусу не удалось внести ясность в важнейшие аспекты теории ренты. Так, объясняя процесс возникновения ренты, он ссылался на внешний порядок вещей, состоящий в том, что сырье перед дальнейшей обработкой меняет своего собственника, т. е. переходит от землевладельца к капиталисту, из чего следует, что национальный продукт распадается на две части, одна из которых принадлежит землевладельцам, другая — капиталистам. Разность этих двух частей представляет собой земельную ренту. По мысли Родбертуса, она обязательно переходит в руки земельных собственников 9[Rodbertus K. Zur Erkenntniss unserer staatswissenschaftlichen Zustande. S. 1. 1842. S. 78].
Отвечая на вопрос о том, по какой причине данный остаток становится доходом землевладельцев, он ссылался на «позитивное право», которое «уже издавно вступило в сговор с насилием» и посредством которого происходит изъятие прибавочного продукта «путем постоянного принуждения» 10[Rodbertus K. Zur Beleuchtung der socialen Frage. Bd I. B., 1875. S. 52]. Кроме того, Родбертус развивал тезис о присвоении ренты в связи с отсутствием в сельском хозяйстве стоимости своего продукта или материалов, так как «земля сама является материалом».
В критической полемике с Родбертусом Маркс выработал важные положения научной теории земельной ренты. «Те, кто выводит земельную ренту из монополии,— писал он,— ошибаются в том отношении, что полагают, будто монополия дает земельному собственнику возможность взвинчивать цену товара выше его стоимости. Напротив, действие монополии состоит здесь в том, чтобы... делать возможной продажу товара не выше его стоимости, а именно по его стоимости» 11[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. II. С. 96]. Критикуя выдвинутый Родбертусом тезис об отсутствии в сельском хозяйстве «стоимости материалов», Маркс убедительно доказал, что и в сельском хозяйстве в стоимость продукта труда входит «стоимость материалов» и последнюю можно количественно определить.
Утопический характер «государственного социализма». Родбертус полагал, что человеческую историю можно разделить на три эпохи, которые основываются на трех различных «ступенях собственности». В первую эпоху (античную) господствовала «собственность на человека». Во вторую эпоху, охватывающую феодализм и капитализм, определяющими являлись «собственность на капитал» и «земельная собственность». Затем наступит третья эпоха — коммунизм, основой которой станет «собственность, базирующаяся на труде и заработке». Элементы этой системы Родбертус находил уже в первой и второй эпохах. Однако в термин «коммунизм» он вкладывал противоречивый смысл. Иногда это понятие связывалось с растущим обобществлением производства, употреблялось как синоним «обобществления». Однако последнее ошибочно отождествлялось с общественным разделением труда, поскольку Родбертус писал, что «сама сущность разделения труда заключается не в его индивидуализме, а в его коммунизме. Разделение труда поэтому необходимо назвать общностью труда». Данное разделение труда «хотя и не является еще юридическим, но зато уже фактическим коммунизмом», если «еще не коммунизмом продукта, зато коммунизмом производства» 12[Rodbertus К. Das Capital. Vierter Sozialer Brief von Kirchman. В., 1884. S. 34, 79, 84, 85, 216].
В родбертусовской трактовке характера будущего общества есть рациональные моменты. Так, он был против коллективно-групповой собственности как основы коммунизма, выступал за передачу земли и капитала всей нации, отмечал необходимость планомерной организации общественного производства 13[Ibid. S. 144, 122]. Однако его проекты будущего общества содержали много идей, характерных для мелкобуржуазных теоретиков.В воззрениях Родбертуса доминировало основанное на теории «трудовой собственности» представление о коммунизме как обществе «справедливого» или «равноправного» обмена. Воспроизводились иллюзии оуэнизма, социалистов-рикардианцев, прудонизма. Историческую необходимость коммунизма Родбертус выводил, главным образом, из отношений, складывающихся в сфере распределения. Свойственное ему представление о «коммунизме» покоилось на «уравнительной» интерпретации рикардианской теории стоимости и прибыли.
Родбертус был померанским помещиком. Но защищаемый им вариант трудовой теории стоимости и основанные на этом проекты «социалистического» переустройства общества объективно выражали некоторые чаяния трудящихся, в основном мелкой буржуазии. Рассматривая взгляды Родбертуса и его предшественника Прудона, Ф. Энгельс писал: «...мелкий буржуа, честный труд которого,— хотя бы даже это только труд его подмастерьев и учеников,— изо дня в день все больше и больше обесценивается конкуренцией крупной промышленности и машин... должен страстно желать такого общества, в котором обмен продуктов по их трудовой стоимости будет, наконец, совершенной и безусловной истиной» 14[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 185].
Мечты Родбертуса об уравнительном обмене не выходят за пределы сферы распределения. Мелкобуржуазный утопический характер родбертусовскои концепции будущего общества выражается также в сформулированных им принципах хозяйственного управления, которые включают множество детально расписанных мероприятий по определению потребностей, их планомерному удовлетворению, нормированию труда и последовательному контролю за нормами по мере роста производительности труда. В этом плане показательны и проекты распределения Родбертуса, в которых он выступал за индивидуальную собственность рабочего на полную стоимость продукта. Подобные взгляды, воспроизведенные позднее и Ф. Лассалем, были подвергнуты убедительной критике в известной работе К. Маркса «Критика Готской программы» (1875), хотя Маркс и Энгельс в работах 40-х годов высказывали аналогичные идеи.
В утопических по своей сути планах Родбертуса чувствуется сильное влияние Сен-Симона. Но Родбертус жил позднее, и его проекты были созданы в период, когда созрели условия для разработки идей научного коммунизма. Поэтому «коммунизм» Родбертуса чужд революционному пролетариату.
Концепция Родбертуса носила реформистский характер, поскольку отрицала революционные формы и методы классовой борьбы. По мнению Родбертуса, основные социальные проблемы общества будут решены в процессе эволюционного перехода от эпохи капиталистической собственности к эпохе трудовой собственности, ибо в ходе революции социальный вопрос не может быть решен 15[Rodbertus К. Briefe und socialpolitischen Aufsatze]. В одном из писем Ф. Лассалю Родбертус писал: «Не дайте увлечь себя по политически-революционному пути, а ревностно заботьтесь о чистоте социальной стороны вопроса». Он хотел лишь постепенно и мирно преобразовать общество 1б[Lassale F. Die Sehriffen des Hachlesses. Stuttgart, 1925. S. 349].
«Спорный вопрос» между капиталом и трудом Родбертус хотел разрешить в соответствии с утопически-реформистскими планами Сен-Симона — на основе «всеобщего убеждения, с согласия остальных классов». Решающим средством уменьшения «революционного напряжения» Родбертус считал «радикальную социальную реформу»17[Rodbertus K. Zur Beleuchtung der socialen Frage. Bd II. S. 55], что отчасти сближало его концепцию с катедер-социализмом.
Согласно проекту Родбертуса, осуществление «социальных реформ» должно взять на себя «просвещенное» государство, якобы стоящее над классами. В этом выражалось типичное для утопического мелкобуржуазного образа мысли непонимание классового характера государства. Находясь в плену идеалистических трактовок государства, Родбертус заявлял, что «государственные законы должны все больше лишать земельную и капитальную собственность экономического всевластия и отдавать его в руки государства» 18[Ibid. Bd I. S. 82]. Таким образом, Родбертус приписывал буржуазному государству те задачи, которые может решить лишь революционная диктатура пролетариата.
В работах Родбертуса встречаются высказывания о современном ему буржуазном государстве как «объединении железнодорожных, банковских и торговых князей». Но при этом Родбертус подчеркивал, что он сторонник «государства, каким оно должно быть», а не «того или иного люмпен-государства». Он не указывал, как и с помощью каких социальных сил может быть достигнуто принципиальное изменение сущности государства. В пассивных ожиданиях некоего идеального государства также виден утопизм Родбертуса.
Поскольку Родбертус в проектах создания «общества будущего» ориентировался на абстрактное государство «в себе», а не на революционный пролетариат, у него проявилось пристрастие к реформистским программам «государственного социализма». Идеи Родбертуса оказали известное влияние на экономические взгляды Ф. Лассаля, С. А. Шрамма, Р. Штольцмана и других представителей реформизма.
Раздел III.
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИДЕИ ЕВРОПЕЙСКИХ РЕВОЛЮЦИОННЫХ ДЕМОКРАТОВ.
Глава 15.
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПЛАТФОРМА РЕВОЛЮЦИОННОЙ ДЕМОКРАТИИ ФРАНЦИИ, ГЕРМАНИИ, ИТАЛИИ.
1. Франция.
Во Франции накануне революционных событий 1848—1849 гг. господствовала финансовая аристократия — эта наиболее паразитическая часть класса буржуазии. В борьбу с нею включились различные социальные силы. Вокруг газеты «Реформа» объединилась группа радикально настроенной интеллигенции, выражавшей интересы мелкой буржуазии и отчасти рабочего класса. Политическим лидером партии был историк и экономист Луи Блан (1811 — 1882).
Главное экономическое сочинение Л. Блана «Организация труда» (1839) изобиловало примерами ужасающей нищеты рабочего класса, чем и объяснялась необычайная популярность этого произведения среди трудящихся масс Парижа накануне революции. Однако сам автор адресовал его скорее состоятельным классам. «Вам, богачи, предназначается эта книга, потому что в ней говорится о бедных. Ибо их социальное зло является и вашим» 1[Блан Л. Организация труда. Л., 1926. С. 9],— писал Л. Блан.
Сама критика капитализма Луи Бланом, несмотря на ряд метких обличений, носила весьма поверхностный характер. Автор пытался убедить читателей в том, что от буржуазного строя страдают все без исключения классы, в том числе и эксплуататорские. По его мнению, во Франции того периода «решительно никто» не был якобы заинтересован в поддержке социального порядка, поскольку «несчастья, порождаемые несовершенной цивилизацией, распространяются в различном виде на все общество», жизнь богача «полна горечи», «бессилие в пресыщении — это и есть бедность богачей» и т. д. 2[См. там же. С. 26].
Луи Блан полагал, что конкуренция из-за рабочих мест обязательно ведет к голоду и социальной деградации. Но это якобы противоречит и интересам привилегированных слоев общества, поскольку «труд, находясь под властью принципа конкуренции, готовит дряхлое, изувеченное, развращенное, испорченное поколение», в результате чего общество лишается здоровых и умелых работников. В свою очередь принцип безжалостной конкуренции довлеет и над самой буржуазией, грозит ей банкротством, военным столкновением с более сильной Англией, наконец, войной «неимущих против имущих» и «призраком революции» 3[См. там же. С. 24]. Всем духом своего сочинения Л. Блан пытается убедить господствующие классы подчиниться необходимости экономических и социальных реформ, и прежде всего замены принципа конкурентной борьбы спасительным принципом ассоциации на базе всеобщей организации труда.
Государство, по мнению Л. Блана, должно объявить заем и полученные средства употребить для организации общественных мастерских, управляемых самими рабочими. При поддержке государства, этого «банкира бедняков», трудовые ассоциации постепенно вытеснят частные предприятия, а затем, объединившись в отраслевые союзы, поведут успешную борьбу с промышленными кризисами. Доходы ассоциаций должны делиться на несколько частей: для уравнительной оплаты труда, содержания нетрудоспособных лиц, поддержки отраслей, страдающих от кризиса, создания новых рабочих мест. К участию в ассоциациях предполагалось привлечь и капиталистов, которые могли бы получать проценты на капитал. Предпринимательский доход, однако, подлежал уничтожению. Следовательно, пользоваться прибылью с мастерских их бывшие владельцы могли «лишь в качестве работников» 4[См. там же. С. 71—73].
Проект Луи Блана не предусматривал, таким образом, создания руководящего экономического органа в общенациональном масштабе. Межотраслевой перелив средств предполагалось осуществлять на добровольных началах, в виде антикризисной поддержки слабых отраслей. Фактически выдвигались утопические планы «преодоления конкуренции» и анархии производства при сохранении экономической обособленности отраслевых объединений и союзов.
Луи Блан явно недооценивал глубину противоречий капитализма, в сущности не считал их антагонистическими и потому выдвинул нарочито облегченную программу их преодоления. По его мнению, новая «организация труда» была бы выгодна как рабочим, так и предпринимателям. Первым она предоставила бы постоянную занятость и материальный достаток, а вторых избавила бы от угрозы разорения и страха за будущее. Луи Блан особо подчеркивал, что проектируемое им преобразование общества будет проведено «без грубости, без потрясений», с единственной целью «постепенного и мирного завоевания частных мастерских и замены их общественными». Его программа основывалась на типичных для мелкобуржуазного реформиста иллюзиях о возможности устранить частнокапиталистическую собственность путем «миролюбивой сделки» 5[См. там же. С. 73—74], т. е. на базе классового сотрудничества буржуазии и пролетариата.
К. Маркс убедительно доказал теоретическую несостоятельность и утопизм подобных воззрений. Содержание мелкобуржуазного социализма, ведущим представителем которого во Франции как раз и был Луи Блан, он объяснял самими условиями жизни мелкого буржуа 6[См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 7. С. 90—91].
И все-таки, несмотря на явную склонность к реформизму, Л. Блан отдавал себе отчет в том, что помочь трудящимся в «организации труда» способно не всякое, а лишь «демократическое» государство. Так, накануне революции 1848 г. от имени партии «Реформа» он опубликовал политическую программу, где наряду с утопическими мечтаниями об основанной на «братской любви» ассоциации выдвигалось прогрессивное требование «верховенства народа», или демократической республики со всеобщим избирательным правом. В условиях кризиса Июльской монархии подобная программа оказывала на трудящиеся массы определенное революционизирующее воздействие.
Однако после победы буржуазно-демократической революции (февраль 1848 г.) реформизм и соглашательство Луи Блана привели его к явной измене делу пролетариата. Войдя в состав временного правительства как «представитель рабочего класса», он возглавил так называемую Люксембургскую комиссию, созданную для улаживания конфликтов между предпринимателями и рабочими. За время своего функционирования (с марта по май 1848 г.) комиссия успела сформировать несколько производственных ассоциаций, распущенных вскоре правительством. Буржуазное большинство в правительстве и парламенте игнорировало также предложенный проект социальных реформ по устройству общественных мастерских и земледельческих колоний, по организации льготного государственного кредита, общественных складов в торговле, по национализации Французского банка, железных дорог, каналов, рудников и т. д.
Люксембургская комиссия, хотя «она с высоты европейской трибуны раскрыла тайну революции XIX века: освобождение пролетариата», оказалась тем не менее бессильным придатком при правительстве буржуазии. По меткому выражению К. Маркса, она представляла собой «социалистическую синагогу», «первосвященники которой, Луи Блан и Альбер, имели своей задачей открыть обетованную землю, возвестить новое евангелие и дать работу парижскому пролетариату». Но поскольку они фактически не располагали никаким бюджетом, никакой реальной исполнительной властью, постольку вынуждены были, как отмечал не без иронии К. Маркс, заниматься «изысканием философского камня», тогда как в ратуше, где заседало временное правительство, «чеканили имевшую хождение монету» 7[См. там же. С. 18, 15—16]. Начав, таким образом, свою карьеру в качестве «экономиста монтаньяров», лидера «радикальной демократической партии», Л. Блан завершил ее как родоначальник оппортунизма и реформизма (луиблановщины). Оценивая политическую линию Луи Блана в 1848 г., В. И. Ленин писал, что подобные ему министры-социалисты на деле «оказываются пустым украшением или ширмой буржуазного правительства, громоотводом народного возмущения от этого правительства, орудием обмана масс этим правительством» 8[Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 203].
Луи Блан не принял участия в июньском восстании парижского пролетариата. Тем не менее озлобленная буржуазия добилась высылки его из Франции. В этот момент многие из его последователей сплотились вокруг политической группировки новых монтаньяров, или «Горы». Сформировавшись осенью 1848 г., эта группа выдавала себя за наследницу идей якобинцев 1793 г., выдвигала Ледрю-Роллена на пост президента во время выборов. Последний аттестовал себя как социалиста. Им предпринимались попытки убедить избирателей в том, что новые монтаньяры поддерживают требование рабочих о гарантиях «права на труд» и программу государственной помощи рабочим ассоциациям, мелкому производству. В апреле 1849 г. была выработана даже компромиссная программа «Новой Горы». Однако в этом документе совершенно отсутствовали пролетарские требования, подлинно социалистические идеи. Право на труд толковалось в смысле «права на кредит», т. е. создания для каждого работника возможности ведения самостоятельного «дела», выдвигалась идея поощрения мелкой собственности. Несомненно значительным можно считать требование о национализации некоторых категорий предприятий (железные дороги, шахты, рудники, банки) 9[См.: Революции 1848—1849 гг. Т. I. M., 1952. С. 205—209, 709—716; Т. II. С. 10—23].
Все это красноречиво свидетельствует о том, что революционный демократизм якобинского толка сильно деформировался в условиях капиталистической Франции. Не приемля назревавшей пролетарской революции, новые монтаньяры теряли перспективу и четкую позицию, беспомощно метались между буржуазией и пролетариатом, искали опору среди мелких буржуа, но она оказывалась неустойчивой. В конце концов они вынуждены были взять на вооружение лозунги буржуазной демократии, которые лишь маскировали диктатуру капитала. Таким образом, звонкая фразеология подменяла подлинно революционное дело. В. И. Ленин в этой связи писал, что «мелкая буржуазия боялась довериться руководству революционного пролетариата, не понимая, что эта боязнь осуждает ее на доверие к буржуазии» 10[Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 32. С. 344.].
В отличие от лидеров мелкобуржуазной демократии другой видный деятель революции 1848 г. во Франции, Луи Огюст Бланки (1805—1881), был полностью свободен от реформистских иллюзий. «Вечный узник», Бланки всю свою жизнь отдал делу революционного пролетариата.
Социально-экономические взгляды Бланки можно, видимо, трактовать в качестве переходных. Сформировавшись как революционер в 30—40-е годы XIX в., он отразил в своих взглядах готовность рабочего класса Франции к самостоятельной политической борьбе и вместе, с тем характерную для той эпохи недостаточную классовую зрелость пролетариата. Поэтому Бланки не сумел в теории завершить переход от революционно-демократической к последовательно пролетарской позиции, оставаясь представителем домарксового социализма.
Сочинения Бланки отличаются страстной, непримиримой критикой капитализма. Основу социальной несправедливости буржуазного общества он усматривал в господстве частной собственности на средства производства, поскольку, по его мнению, «именно захват орудий труда, а не тот или другой политический строй, превращает массы в рабов». Бланки осознавал отличие наемного труда от рабского, но считал, что положение наемного работника часто хуже, чем положение раба, «ибо рабочий не является, подобно рабу, капиталом, который надо беречь; его смерть — не потеря: всегда найдется конкурент для замены его» 11[Бланки Л. О. Избр. произв. М., 1952. С. 107—108].
Социальный радикализм Бланки не допускал какого-либо компромисса с буржуазной собственностью и властью. Он подчеркивал, что «между прибылью и заработной платой существует поединок на смерть». «Вывод об общности интересов, а следовательно, о солидарности между капиталистом и трудящимся» Бланки считал столь же вздорным, что и утверждения, будто «овцу стригут только для ее здоровья» и «она должна благодарить за это» 12[См. там же. С. 111]. Фактически в его произведениях с революционно-демократических позиций обосновывался антагонизм интересов владельцев капитала, с одной стороны, и трудящихся масс — с другой.
Неудивительно, что во время революции 1848 г. в Париже именно Бланки возглавил борьбу рабочих против «буржуазного конституционализма». Конечная цель борьбы формулировалась им как «уравнительная республика», т. е. полная эмансипация трудящихся, уничтожающая последнюю форму рабства — наемный труд.
Бланки ясно видел, что с победой народных масс в феврале 1848 г. политическое и экономическое господство буржуазии не было сломлено. Несомненной его заслугой стала критика оппортунизма мелкобуржуазных соглашателей типа Луи Блана, Ледрю-Роллена и др. Бланки сумел разгадать также маневр буржуазии по создании Люксембургской комиссии, предпринятый для обмана масс, снижения их революционного энтузиазма.
Среди руководителей июньского восстания в Париже было немало его сподвижников, которые наиболее последовательно защищали интересы рабочего класса и в этом смысле являлись «пролетарской партией». Однако их политическая борьба не была соединена с глубокой революционной теорией. В трудах Бланки, несмотря на ряд метких замечаний, не получила научного объяснения капиталистическая система эксплуатации. Ее сущность усматривалась, как правило, лишь в неэквивалентном обмене, обмане трудящихся в связи с «получением капиталистами налога» сверх «меры ценности» или взиманием «капиталистической десятины» в результате покупки труда «со скидкой» 13[См. там же. С. 192—277]. Это явно уводило анализ проблемы из сферы производства в сферу обмена и распределения.
Вопрос о накоплении буржуазного богатства также трактовался в духе меновой концепции. Критикуя апологетическую трактовку капитала как суммы «сбереженных, накопленных инструментов, сырья, провизии и т. п.», Бланки противопоставлял ей точку зрения, согласно которой «капитал — это только деньги, которые ростовщичество высасывает через тысячи и тысячи каналов» 14[Там же. С. 190, 186]. В итоге понятие капитала сводилось лишь к одной из форм его бытия. Одна фетишистская трактовка заменялась другой, не менее фетишистской.
Бланки яростно нападал на концепции буржуазных экономистов, называя последних «придворными» на службе у «императора Экю». Особенно резкой критике подверглась «теория услуг» Ф. Бастиа. Однако собственная трактовка буржуазного богатства как суммы «захваченных капиталов» или даже «уворованных денег» также не давала научного решения вопроса, сближая воззрения Бланки с мелкобуржуазной, сентиментальной критикой капитализма.
Представления Бланки о буржуазном предпринимательстве как о преимущественно банковской и даже ростовщической деятельности отражали известную слабость промышленного капитализма во Франции. Такие представления препятствовали осознанию ведущей роли рабочего класса в антикапиталистической борьбе, поскольку от ростовщичества страдает не только пролетариат, но в еще большей степени мелкие собственники города и деревни.
Бланки неоднократно заявлял о себе как об идеологе пролетариев, защитнике их интересов. Однако в понятие «пролетариат» он включал все трудящееся население страны, в том числе и мелкую буржуазию. Нечеткое понимание классовой структуры общества не позволило Бланки осознать до конца историческую роль рабочего класса. Акцентируя внимание на технической подготовке восстания, он неверно представлял соотношение между организацией революционеров и массовым рабочим движением, проповедовал политическое сектантство.
Весьма показательны взгляды Бланки на будущее общество. Враг всякого соглашательства, он решительно отстаивал необходимость революционного перехода к новому строю, полагая, что именно революция должна стать «уничтожением существующего порядка, основанного на неравенстве и эксплуатации, гибелью угнетателей, освобождением народа от ига богатых» 15[Там же. С. 168].
С позиции революционного демократизма решался им и вопрос о земельной собственности. Бланки требовал ограничить ее размеры участком, который может обработать сам владелец, выступал за конфискацию земельных владений церкви и аристократов. Вместе с тем он же подчеркивал, что раздел земли еще не дает окончательного решения проблемы, так как «лишь ассоциация, заменяя частную собственность и устанавливая равенство, создаст царство справедливости».
Заслуживает также определенного внимания выступление Бланки против проектов «кооперативного социализма». Он вполне справедливо указывал, что надежды утопистов на возникновение справедливого общества без революции, путем одной лишь организации рабочих кооперативов ни на чем не основаны, являются «химерой», «изменой» народу, отрицанием социализма и его могилой. Несмотря на недооценку Бланки роли кооперативов в борьбе за экономические права трудящихся, его критика кооперативистских иллюзий в целом имела положительное значение.
В отличие от Сен-Симона и Фурье, у которых, несомненно, и был позаимствован сам принцип ассоциации, Бланки не считал возможным детально описывать все мелочи будущего общественного устройства. Французский революционер правильно отмечал, что «коммунизм — не утопия. Он является итогом нормального развития и не состоит ни в каком родстве с тремя или четырьмя системами, придуманными фантазерами во всех деталях» 16[См. там же. С. 114, 269, 221—222]. Но, отвергая социальные утопии, сам Бланки не сформулировал сколько-нибудь содержательных положений о социализме и коммунизме.
Положительная программа перехода к социалистической экономике в публикациях Бланки была чересчур общей. Наиболее важные вопросы (о рудниках и крупных промышленных компаниях, о кредите, торговле, рабочих ассоциациях и др.) предполагалось решать на собраниях из «компетентных лиц». Определенно говорилось лишь о мерах против дезорганизации и саботажа, чтобы отразить «предательский удар предпринимателей». И лишь в финансовой области выдвигались ясные требования, например по замене всех налогов одним «прямым прогрессивным налогом на наследство и на доход» 17[См. там же. С. 227—229].
Само обоснование Бланки социализма оказывалось далеким от подлинно научного. Недооценка классовой борьбы приводила к тому, что главным средством осуществления социалистических принципов он (противореча своим революционным убеждениям) объявлял «борьбу с невежеством», просвещение. Влияние утопических идей прошлого сказывалось здесь наиболее рельефно.
Заслуги Бланки как беззаветного революционера и мужественного борца за социальную справедливость огромны. Но теоретическая платформа бланкизма как течения домарксового социализма не имеет ничего общего с научным коммунизмом К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина. «Бланкизм,— писал В. И. Ленин,— ожидает избавления человечества от наемного рабства не путем классовой борьбы пролетариата, а путем заговора небольшого интеллигентного меньшинства» 18[Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 13. С. 76]. И в этом суть.
2. Германия.
В Германии середины XIX в. имелись объективные условия для формирования революционно-демократического направления общественно-экономической мысли. Здесь все еще сохранялись сильные пережитки феодализма, даже крепостничества. Революционные возможности крестьянства, боровшегося с феодальным гнетом, не были исчерпаны. Аграрные реформы только отчасти устранили его, так как носили половинчатый характер, сохранили монополию юнкеров на землю и ориентировались на «прусский путь» развития капитализма. Германия сильно страдала от политической раздробленности, унаследованной от средневековья. Все это создавало благоприятные предпосылки для распространения революционно-демократических идей.
Созыв франкфуртского парламента дал толчок выступлениям представителей этого направления, одним из которых был баденский депутат Густав Струве (1805— 1870). Он выдвинул проект конституции, предусматривающий отмену внутренних пошлин и промысловых налогов. Это были в целом прогрессивные предложения в условиях полуфеодальной Германии. В проекте были представлены и такие важные, явно антифеодальные меры, как отмена барщины и оброков, церковной десятины и сословных привилегий. Осуществление указанных мер было в интересах крестьян и помогло бы Германии стряхнуть со своих плеч наслоения феодального режима. Речь шла о ликвидации и монастырей. Ставилась задача уничтожения всех форм феодализма. Затем давался перечень множества демократических реформ: уничтожение опеки над общинами, расхождений в законах о монете, почте, железных дорогах, весах и т. п. Их реализация несомненно изменила бы ситуацию в Германии. Более того, в проекте Г. Струве открыто ставился вопрос о ликвидации монархии и политической раздробленности. Тем самым перед Германией открылись бы новые горизонты политического развития. Предлагалась налоговая реформа на прогрессивной основе (введение подоходного налога). Автор склонялся к протекционизму и рекомендовал установление пошлин на экспорт и импорт. Затрагивался и рабочий вопрос, хотя в весьма ограниченной трактовке. Предусматривалось лишь «устранение неправильных отношений между трудом и капиталом при содействии особого министерства труда, которое должно противодействовать ростовщичеству, защищать труд, и в частности гарантировать ему участие в прибылях производства». Помимо того, ставился вопрос об улучшении «бедственного положения трудящихся классов среднего сословия — крестьян и ремесленников»19[См.: Захер Я. М. Революция 1848 г. в Германии //Документы. Л., 1927. С. 126—128; Революции 1848—1849 гг. Т. I. С. 72—73].
Следует отметить также программу демократа Аманда Гегга (1820—1897), выдвинутую в мае 1849 г. Особенно важными в ней были экономические требования, поскольку предлагалось уничтожение без выкупа всех феодальных повинностей, установление прогрессивно-подоходного налога, устранение старой фискальной системы. Это облегчило бы положение народных масс, ускорило бы экономическое развитие Германии, освободившейся от пут феодализма. Прогрессивным в программе Гегга было и предложение о создании национального банка для финансирования торговли, промышленности, сельского хозяйства. Речь шла также об их защите от крупных капиталистов, в чем сказывалась, несомненно, мелкобуржуазная риторика. Для помощи нетрудоспособным проектировалось организовать пенсионный фонд.
Такова совокупность требований революционно-демократического характера, выдвигавшихся в Германии в ходе революции 1848—1849 гг. Прогрессивность их неоспорима: для лечения стародавних язв Германии предлагались радикальные буржуазно-демократические средства. Однако все эти проекты несли на себе отпечаток политической ограниченности германской буржуазии. В проектах немецких демократов умалчивалось о земельном вопросе, наиболее важном для крестьян. Не получал сколько-нибудь острой постановки и рабочий вопрос. Об интересах труда упоминалось, но защита этих интересов наивно передавалась в введение особого министерства. Мелкая буржуазия Германии, выдвинув на передний план свои требования, не смогла повести за собой массы пролетариата и крестьянства.
3. Италия.
Ярким представителем революционно-демократических идей в Италии XIX в. был Джузеппе Мадзнни (1805—1872), уроженец Генуи, с 1827 г. ставший профессиональным революционером, карбонарием, подпольщиком. В 1831 г. молодой революционер под угрозой ссылки уехал во Францию и там создал организацию «Молодая Италия». Юрист по образованию, он был весьма разносторонним в последующей деятельности, выступил как политик, литератор, публицист, философ, неутомимый борец против феодализма, за национальную независимость своей страны. Находясь в идейном отношении под влиянием утопического социализма Франции, особенно сенсимонизма, Мадзини развивал своеобразную и противоречивую концепцию «итальянской революции», которая сочетала в себе антифеодальные идеи, национально-освободительные лозунги и отчасти утопические проекты. При этом он придерживался того мнения, что «реформа — дело королей», а «революция — дело народа». Последняя мыслилась им как социальная, ибо Италия «стара от рабства и закоренелых предрассудков». Следовательно, ей нужна революция «с народом и для народа», ибо во Франции народ уже «показал свою силу творить и разрушать!». Естественно, что для итальянской революции также были «нужны массы», и Мадзини выдвинул лозунг «Простолюдины! К оружию!».
Однако уже в 30-е годы Мадзини проявлял двойственность, его пугал призрак анархии и кровопролития при «внезапном переходе от рабства к свободе». Поэтому на первый план им была выдвинута идея предварительного совершенствования человека. Будущее революции Мадзини связывал с деятельностью морально воспитанных молодых людей, «добрых людей». В 40-х годах он писал в своей знаменитой работе «Об обязанностях человека», что рабочие должны бороться за освобождение Италии во имя долга и «чистой» любви к богу, не преследуя материальных интересов, корысти, хотя сам же признавал, что «простолюдины редко восстают ради идеи». Публицист отмечал «ужасающую нужду деревенского населения», но при этом умалчивал о борьбе крестьян за землю. Правда, в журнале «Молодая Италия», который редактировался Мадзини, выдвигалась идея дробления крупного землевладения. Сам Мадзини был также не чужд планов добровольного отказа помещиков от земли в пользу крестьян, но решительно отвергал насильственную экспроприацию, лозунг аграрного закона об уравнительном переделе земли, будучи уверен в святости частной собственности. У него не было понимания важности предпосылок революции, ее подготовки, выработки программы. Мадзини, напротив, считал, что народ всегда готов к революции, первой искрой которой обязательно, по его мнению, станет восстание меньшинства. Будет создано революционное правительство, проведены неотложные реформы. Проектировалось уничтожение наследственных привилегий, установление равенства всех людей перед законом, введение пропорционально-прогрессивного налога.
Находясь в эмиграции, Мадзини знакомится с жизнью английских рабочих и приходит к выводу, что интересам пролетария-батрака «противостоят интересы землевладельца, интересам рабочих — интересы мануфактуриста, фабриканта, капиталиста». Здесь он обнаружил для себя, что рабочие вынуждены трудиться по 16 часов в сутки, полностью зависят от «закона заработной платы» и, таким образом, судьба обрекает их только на то, чтобы «работать, страдать, проклинать и умирать». При этом Англия предстала перед ним страной, где «богатство распределено более неравномерно», чем в других странах. За кварталами «изобилия и роскоши» следуют места, где «царит нужда». Но поскольку эти две крайности, как справедливо полагал Мадзини, «не могут более сосуществовать», постольку необходимо «коренное переустройство» общества. Однако чартизм квалифицировался им только как форма борьбы за «счастье». Возможность же революции в Англии вызывала страх у Мадзини. Он призывал правительство к уступкам, а коммунистов обвинял в стремлении сделать человеческое общество «подобным рою пчел или стаду бобров, занятых лишь поддержанием своего физического существования», относил к разряду «абсурдных» проекты оуэнизма, предусматривавшие введение общности имущества.
Во второй половине 30-х и в 40-х годах Мадзини создает свой социальный идеал «общества будущего», в котором, как он полагал, исчезнут классовые антагонизмы и борьба, не будет «ни аристократов, ни плебеев, ни собственников, ни пролетариев», а также эксплуатации и нужды, все люди станут свободными, равными, все будут работать и пользоваться «плодами своего труда», будучи сплоченными общностью законов, веры, целей. Все народы станут свободными и «сольются в братском объятии». Возникнет «Великая федерация народов», исчезнут национальные различия, и все человечество объединится в единую счастливую семью «свободных и равных», имеющих «единый закон, единый алтарь, мысль и язык».
В качестве основы утопии Мадзини должны были быть производственные ассоциации рабочих (в промышленности и сельском хозяйстве), функционирующие на базе вступительных взносов, коллективного капитала, одинаковой заработной платы и доли в прибылях. Последняя ставилась им в зависимость от количества и качества труда каждого работника. В результате, согласно Мадзини, будет покончено с «позорным договором купли и продажи рабочей силы», рабочие освободятся от «рабского подчинения закону заработной платы», ибо «труд и капитал объединятся в одном лице», само государство будет поддерживать ассоциации за счет продажи церковных и королевских земель. Мадзини в целом выступал против насильственного нарушения права частной собственности, но защищал те ее разновидности, которые являются «следствием труда», поскольку «собственность, как символ и плод труда, хороша и полезна». Что же касается, например, собственности на предметы роскоши, то для этого случая Мадзини предусматривал подоходный налог, взимание контрибуции с богачей, ограничение права наследования и т. д. 20[См.: Кирова К. Э. Жизнь Джузеппе Мадзини. М., 1981. С. 12—27, 45—49, 51—53] В. И. Ленин относил Мадзини к представителям «непролетарского, домарксистского социализма» 21[См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 26. С. 49].
В период революции 1848—1849 гг. Мадзини был избран одним из триумвиров, фактическим правителем Римской республики, с образованием которой он связывал надежды на моральное усовершенствование людей, воцарение «свободы, равенства, ассоциаций». Мадзини не стал сторонником радикального «аграрного передела», хотя намеревался часть национализированных церковных земель раздать крестьянам. При его непосредственном участии был отменен ненавистный для крестьян налог на соль. Особые декреты обещали им участки земли в вечную аренду с уплатой ренты государству.
После захвата Рима французскими войсками и подавления революции Мадзини эмигрировал в Женеву, так и не утратив веры в народ, «всегда готовый подняться на восстание», по-прежнему исповедуя курс на заговоры и революционные импровизации. Под впечатлением своих неудач на родине Мадзини обрушился на французских социалистов-утопистов, как якобы развращающих народ обещаниями материальных благ и «картинами жизни в роскошных дворцах» и тем самым провоцирующих крестьян на избиение землевладельцев и ограбление их домов. А затем в 60-е годы он вступил в полемику с «гибельными идеями» социализма и коммунизма, обещал рабочим разрешение «социального вопроса» после объединения Италии, но тем не менее приветствовал создание Международного товарищества рабочих в 1864 г., для которого пытался создать свой проект устава. Однако в 1865 г. Мадзини и его сторонники вышли из Генсовета под тем предлогом, что Товарищество «излишне поддалось влиянию Маркса». Не воспринял Мадзини и идеи Брюссельского конгресса (осень 1868 г.) об обобществлении земли и недр. Впоследствии он выступил с осуждением якобы «аморальной», по его мнению, программы Парижской коммуны, обвинял федератов в вытеснении «моральной проблемы» экономической, поощрении «эгоистической борьбы классов» 22[См.: Кирова К. Э. Жизнь Джузеппе Мадзини. С. 95, 96, 99—103, 112, 122, 163—169 и др].
Поразительна противоречивость идей и действий этого выдающегося патриота Италии, революционера-борца за ее объединение и возрождение. С одной стороны, Мадзини всю свою сознательную жизнь активно участвовал в подготовке революционных выступлений, организации заговоров, звал своих сторонников к борьбе, с другой — боялся революций, приписывал им сугубо разрушительные цели, рекомендовал народным массам ориентироваться на чисто мирные преобразования, уповая на бога и моральное обновление. Отчасти это объяснялось влиянием религии, но главным образом мелкобуржуазностью его классовой позиции. Революционный демократизм Мадзини оказался половинчатым, ограниченным. Аграрный вопрос не получил в его трудах радикальной постановки, а трактовка рабочего вопроса не вышла за рамки благих пожеланий.