Родилась я в деревне Космово Междуреченского района. После окончания 7 классов в селе Шуйском поступила в 1950 году в Тотемское педучилище. В Тотьме мы и познакомились с Колей Рубцовым.
В те годы молодежь жила проще, работали с огоньком, умели и веселиться от души. Принято было в Тотьме собираться на танцы в лесном техникуме у «короедов» (как мы их звали) или в педучилище у «буквоедов» (так они нас называли). Танцевали под духовой оркестр или под гармошку. Глубокой осенью 1951 года (или зимой, точно не помню) мы с девочками пришли на танцы в лесотехникум. Народу в зале было много, тесно, ребята то и дело приглашали нас с подругой на танец. Отбоя от парней не было...
На очередной танец нас пригласили двое ребят. Меня вел в вальсе улыбчивый паренек, темноволосый, небольшого роста, одет, как и большинство его ровесников, в комбинированную хлопчатобумажную куртку, черные брюки. Все было отглажено, сидело ладно. Красивое лицо с глубоко посаженными черными глазами — все это как-то привлекало мое внимание. А главное, он все время что-то говорил, улыбался и хорошо танцевал.
В тот вечер ребята пошли нас провожать. Оглянувшись но дороге, я увидела, что сзади идет и мой симпатичный партнер по танцу. Позднее я узнала, что это Коля Рубцов.
Вечера танцев бывали часто. Коля на каждом из таких вечеров настойчиво добивался моего внимания, но безуспешно. Вскоре по какому-то случаю он послал мне поздравительную открытку, на обратной стороне ее были написаны стихи. Я поняла, что это его стихи. Но такие обидные для меня, злые! Оценивая меня, он не жалел ядовитых эпитетов. Резкие очень стихи были. Мне показалось, что он несправедлив ко мне, и в гневе тут же я порвала открытку.
Теперь я уже не замечала Колю. Да вскоре и он перестал появляться. Слышала, что он не стал учиться в лесотехникуме и уехал поступать в горный.
Потом были письма, фотографии, признания в любви. Затем, летом 1954 года, встреча на выпускном вечере в педучилище. Он каким-то образом приехал поздравить меня с окончанием учебы. Это и сразило меня... Теперь уже только он провожал меня с выпускного вечера, с ним бродили мы по берегу Сухоны, дожидаясь ночного рейса парохода на Вологду. И теперь уже кто-то другой шел сзади нас и мешал нам. Об этом вспоминает Рубцов в стихотворении «У церковных берез»:
У церковных берез,
почерневших от древности,
Мы прощались,
и пусть, опьяняясь
чинариком,
Кто-то в сумраке,
злой от обиды и ревности,
Все мешал нам тогда
одиноким фонариком...
Это автобиографическое стихотворение. Рубцов сам говорил об этом при последней встрече, позднее. А тогда, в далекой юности, на пристани в Тотьме я плакала, провожая Колю, то ли от скорой разлуки, то ли от сознания, что и мне через несколько дней придется расстаться с милым мне городком, где прошла пусть полуголодная и полураздетая, но чистая и светлая юность.
В августе 1954 года неожиданно Николай приехал ко мне на родину в Космово. Тогда были приняты такие визиты, и ничего дурного тут не было. Он приехал с приятелем, который дружил с моей деревенской подругой Ниной Курочкиной. Мы вот-вот должны были отправиться на работу — в числе пятерых выпускников нам выпала доля учить детей русскому языку в Азербайджане.
Попал Коля в атмосферу внимания и ласки моей мамы (она узнала, что Коля сирота) и, истосковавшись по материнской ласке, он признавался мне, что хотел бы называть мою мать мамой. Говорил, что ему не хочется отсюда уезжать. Был август, поспела малина. С деревенскими девчатами и моими сестрами мы ходили по ягоды в лес. Для Коли интереснее была дорога в лес, природа, чем сама малина. «Смотри, какая красота!» — говорил он. Часто сидел на берегу речки Шейбухты или уходил в поле, в рожь. Таким я его и запомнила.
Из-за чего-то мы поссорились с ним, как часто бывает с молодыми людьми в 18—19 лет. Компромиссов молодость не знала. Коля уехал из деревни.
А вскоре мы с сокурсницами отправились на работу в Азербайджан — пароходом до Вологды, а затем поездом через Москву. Каково же было мое удивление, когда после отправления поезда в нашем вагоне появился Рубцов с гармошкой. Кажется, до полуночи мы пели под гармошку наши любимые песни. Я с ним не разговаривала, побаивалась, что он поедет за мной до Баку. А ведь там и для нас с подругами были неизвестность и страх. Коля нервничал, злился. А я еще не понимала, что обманываю себя, играя в любовь. Видимо, это было очередное увлечение. Николай почувствовал это и утром в Москве сказал мне, чтоб я не волновалась, едет он в Ташкент. Так мы расстались в Москве с нашей юностью... Но остались его стихи.
И все же в холодные ночи
Печальней видений
других —
Глаза ее, близкие очень,
И море, отнявшее их...
Писем я Рубцову из Азербайджана не писала, а спустя много лет случайно в газете прочла его стихи: «Дорогая! Любимая! Где ты теперь? Что с тобой? Почему ты не пишешь?..» Так мимо меня, не задев моего сердца, и прошла любовь человека, глубоко чувствующего, позднее талантливейшего поэта России Николая Рубцова. Видно, судьба...
Были потом еще и письма, и стихи, и приезд его в мою деревню к маме, чтоб повидать меня (по словам мамы), но, к сожалению, я была с мужем в отъезде в Ленинграде. Погостив с неделю и не дождавшись меня, Николай уехал.
Была и последняя случайная встреча на улице Вологды летом 1969 года. Я узнала от него, что многие стихи его связаны с воспоминаниями о нашем знакомстве.
Давно душа блуждать устала
В былой любви,
в былом хмелю...