В род. падеже мн. числа во многих говорах наблюдается расширение сферы употребления окончания -ов (-ев): бйбов, Лгодов, пёснев, родителей, Медведев. Встречается также окончание -ох: домбх, столбх.
Окончание твор. падежа большинства севернорусских говоров совпадает с окончанием дат. падежа. Здесь говорят с рукйм, с ногам, с котятам (твор. п.), как к рукам, к ногам, к котАтам (дат. п.). Эта диалектная черта отразилась в загадке о смерти: "Ходит хам по горам, берет ягоды с грибам". Встречается в северных говорах и окончание -ома: с рукама, за домйма. В акающих говорах у существительных с основой на заднеязычные согласные широко распространено безударное окончание -ими: руками, ногйми, но пйлкими, книгами, старухими.
У прилагательных род. падежа ед. числа муж. и ср. рода основное диалектное различие связано с качеством согласного в окончании: [в] или [г] ([у]): молодб[в]о, молодб[г]о, молодб[у]о. В говорах северного наречия в качестве факультативного варианта встречается также окончание без согласного: молодбо. В твор. падеже мн. числа, как и у существительных, в большинстве говоров северного наречия наблюдается окончание, совпадающее с окончанием дат. падежа: с миленьким котятам, с худъ'ш сапогам. Встречаются также окончания -шла (-ыма): с тонкими, с бёлыма.
В северном наречии и части среднерусских говоров распространены стяженные, односложные окончания прилагательных, возникшие из двусложных в результате стяжения гласных после выпадения j: нова из нбва]а (новая), нбву из нбву}у (новую), нбво из Hoeojo (новое), новы из новьце (новые). Эту диалектную черту отражают поговорки: "Молчи глуха: меньше греха"; "Не тужи, наживешь ременны гужи".
Многие диалектные различия связаны с образованием глагольных форм. Одно из наиболее важных - твердость или мягкость т в окончании 3-го лица ед. и мн. числа. Для северного наречия характерно произношение [т] твердого: он идет, сидит, они идут, сидят, для южного наречия - [т1] мягкого: он идеть, сидить, они идуть, сидять. С мягким [тт] в этой форме связаны поговорки: "Много говорить -голова заболишь"; "Не учи хромать, у кого ноги болять"; "Без зубов лесть, а с костьми съесть".
Многим говорам известны формы 3-го лица вообще без согласного. На севере чаще отсутствует -т в 3-м лице ед. числа I спряжения и в 3-м лице мн. числа II спряжения: он идё, они сидя, но он сидит, они идут. На юге чаще отсутствует -т в 3-м лице ед. числа I спряжения, а также II спряжения при безударности
86
окончания: он идё, станя, прося, но он сидишь, они ид^ть, сидять. Есть говоры, где -т отсутствует во всех этих формах.
У глаголов с основой на к, г эти согласные могут чередоваться с ч, ж: пеку -печёшь, печёт - лек/m; берегу - бережёшь, бережёт - берегут. Широко распространено также чередование в этих глагольных формах твердых и мягких к II к\ г II г'; пеку - пекёшь, берегу - берегёшъ. В части северо-восточных говоров во всех этих формах выступают только твердые к, г и, таким образом, чередование отсутствует: пеку, пекдшь; берегу, берегбшь. В глаголе лечь в южном наречии и некоторых севернорусских говорах во всех этих формах выступает ж: лАжу, ляжешь, ляжут.
В глагольных формах, как и у прилагательных,; между гласными мог выпасть, а гласные, оказавшиеся рядом, ассимилироваться и стягиваться: uzpdjem &;gt; играэт &;gt; играат &;gt; игрйт; умечет &;gt; умёэт &;gt; умёт. Ср. в поговорке: "Парень тороват (т.е. расторопный, ловкий), да дела не знат". Явление это типично для севернорусских говоров, где наблюдаются все этапы процесса. В части среднерусских говоров встречаются лишь стяженные формы типа знат, думат, умёт, реже мот (моет), торгут (торгуют).
В севернорусских говорах встречается особая древняя форма плюсквамперфекта, образованная формой прошедшего времени на -л основного глагола и формой на -л вспомогательного глагола быть. Плюсквамперфект может иметь два значения: 1) давнопрошедшее: Были жили богато здесь; Илья был на свете жил 800 лет; 2) преждепрошедшее, т.е. действие, предшествующее другому действию, происходившему в прошлом: Летось была посадила, а не выросли; В сентябре снег был высыпал, а октябрь был теплый.
Формы инфинитива в южнорусских говорах оканчиваются на согласный [т'] или [ч']: ходить, печь, беречь. Здесь употребляются формы несть, месть, везтъ и т.п. (вместо нести, мести, везти). Глагол идти имеет форму инфинитива со вторичным [т']: идтить или идйть, итйть. В севернорусских же говорах в формах инфинитива исконное конечное -и может быть даже при его безударности: ходйти, клйсти, стрйчи. Здесь же отмечаются от основ на к, г формы на -чи: печи, беречй, либо пекчи, берегчй и реже на -ти: пектй, берегтй.
Возвратные глаголы в части говоров образуются при помощи постфикса -ся, -съ. Диалектные различия связаны с мягкостью или твердостью согласного и характером гласного в постфиксе. Во владимирско-поволжских говорах согласный постфикса отвердел. Здесь говорят боялса, боимса, боялас. В некоторых говорах это отвердение наблюдается только после л: боялса, но боимся, боялась. В говорах юго-восточной зоны произносят [и]: боЛлси, боймси. В северных говорах встречается произношение [е] и ['о]: бойлсе, боймсе; боЛлсё, боймсё.
У деепричастий, образованных от возвратных глаголов, постфикс может утрачиваться: проснувши, остйвши, попрощ4вши. Во многих говорах у деепричастий отмечается суффикс -мши: устймши, согнумши, сваримши.
Словообразование
Состав словообразовательных аффиксов (приставок и суффиксов) в литературном языке и диалектах примерно одинаков. Лишь изредка в говорах встречаются такие словообразовательные модели, которые отсутствуют в литературном языке. Так, существуют многочисленные группы слов с суффиксом -овёнь в южнорусских говорах и суффиксом -отёнь в севернорусских говорах, при помощи которых от глагольных корней образуются существительные со значением интенсивности действия: стуковёнь (громкий стук), громовёнь (грохот), толковёнь (толкотня),
87
свискотёнь (сильный свист). Специфически диалектным является словообразование глаголов от форм сравнительной степени прилагательных: хуже -хужеть, поббле - поболеть, блйжеть, лучшеть, тдлщетъ и др. В архангельских и сибирских говорах отмечено образование прилагательных при помощи приставки с- и суффикса -а. Такие прилагательные обозначают неполноту качества, главным образом цвета: сголуба (с оттенком голубого), сала (с оттенком алого), ссиня, сжелта и др.
Диалектные различия в словообразовании часто связаны со степенью продуктивности словообразовательной модели, в количестве и характере корней, употребляемых для создания слов по ней. Так, в говорах шире, чем в литературном языке, могут быть представлены те же модели: отглагольные существительные на -анъе, -енье: прятанье, рыганье, стучёнье, кошёнье; существительные с суффиксом -от(а) с отвлеченным значением: хромота, страмота, позднота", стукота; существительные ср. рода на -ье со значением собирательности: зверьё, солдатьё, кирпичье, грбздье, стекблье; прилагательные на -истый, -астый: смекалистый, поджаристый (поджарый), привётистый (приветливый); глазйстый, рогастый, крыластый, ногастый; глаголы, обозначающие действие, совершаемое не в полную силу, с двумя приставками, первая из которых при-: приветить, приозябнуть, приугостйть, призамёрзнуть; наречия типа вручную: втесну'ю, вчастую, вкриковую.
У слов с одним и тем же корнем и значением по говорам могут варьироваться словообразовательные аффиксы. Так, может меняться фонемный состав аффиксов: черника, земляника, голубика - чернйга, землянйга, голубйга - черница, землянйиа, голубица; здоровущий, здоровищий, здоровящий, здороващий. Могут выступать разные приставки: загребйлка - огребалка - сгребалка (мотыга); начинать - зачинить; позавчера" - подовчера; разные суффиксы: боронить -бороновать, крикливый - криковатый, лйвка - лавица. Может варьироваться наличие и отсутствие приставки: подберёзовик — берёзовик; вовсегдй - всегда, споймать - поймать; наличие и отсутствие суффикса: золовка - золбва, опухоль -опух, конский - кбний. Эти различия могут создавать многие ряды соотносительных членов диалектного различия: пешкдм, пеишкбм, пешкомй, пешку рой, пешей, пешем, пешамй, пёшью; вечеринка, венерина, вечёрка, вечербвка, вечеруха, зечеру'шка, вечерянка, вечербк.
Синтаксис
Диалектные различия наблюдаются в моделях предложных и беспредложных словосочетаний.
Предлоги возле, подле, мимо в некоторых северных говорах могут употребляться не с род. падежом существительного, как в большинстве говоров, а с вин. падежом: жить возле речку, сядь подле бабушку, идти мимо избу. В некоторых западных и южных говорах предлог до употребляется в том же значении, в котором в других говорах употребляют предлог к - при обозначении места, предмета, к которому направлено движение: пошла до врача (вместо пошла к врачу). В западных говорах вместо предлога из употребляется предлог с: выйти с леса, приехать с Орла. В некоторых западных говорах вместо с употребляют з: работать з утра, бочка з водой. Во многих говорах предлог по употребляется вместо за при существительных, обозначающих цель движения. В севернорусских говорах часто скажут не только пошла по грибы, по воду, но и пошла в магазин по крупу, сходи по корову. С этим значением в западных говорах употребляется предлог в; пошла в ягоды (т.е. за ягодами), в грибы, в дрова,
88
Среди словосочетаний без предлогов типично северным является конструкция с прямым дополнением при инфинитиве, выраженном существительным жен. рода им. падежа: пора невеста встречать, надь (надо) трава косить. В западных говорах прямое дополнение, выраженное существительными - названиями животных, реже — лиц, употребляется в форме им. падежа: пойду кони напою, козы доить пора, старики жалеть надо.
Диалектные различия могут быть связаны с образованием простого предложения. Для северо-западных говоров типично употребление деепричастия в качестве сказуемого: Что посеяно, все засохши; Кот наевши, вот и спит; Бригадир уехавши. В северных и северо-западных говорах распространены безличные предложения со сказуемым, выраженным страдательным причастием на -но, -то, -нось, -тось: Нигде не бывано; Напал на него медведь, руку было смято; Ни с кем не руганосъ. В таких предложениях субъект действия часто выражен сочетанием предлога у и род. падежом существительного: У Юрки в пять часов встато (Юрка в 5 часов встал); У кошки щечки поцарапано (Кошка щечки (ребенку) поцарапала); У него женё'нось (Он женат); У нее уж одетось,
В западных говорах употребляются безличные предложения со сказуемым, образованным сочетанием глагола быть и инфинитива значимого глагола. Такие предложения имеют значение долженствования, неизбежности: Быть нам рано не управшпья; Быть опять завтра ехать в город; Быть дождю идти. В северных и северо-западных говорах в состав сказуемого может входить слово есть (е): У его глаза немного покосило есь; Его жена есть секретарем; Кот е злой; Б городе наши тоже есть бывали.
Широко распространены в говорах усилительно-выделительные частицы, употребляемые для подчеркивания, выделения отдельных слов. В части говоров, как и в литературном языке, употребляется в этой функции частица то: Вам сапоги-то починить надо. Есть говоры, где употребляется несколько частиц. В севернорусских говорах форма частицы зависит от рода, падежа, числа предшествующего имени: дом-от, окно-то, печь-ma, печъ-ту, дома-ти, сёстры-ти (или дома-те, дома-ты). В южнорусских говорах, знающих употребление таких частиц, их форма определяется стремлением к созвучию гласных в частице и в окончании предшествующего существительного: бабка-та, стола-ma, в избу-ту, на берегу-ту, кони-ти, без соли-ти.
Лексика
Словарный состав русских говоров характеризуется значительным единством. Это слова и литературного языка. Есть также слова собственно диалектные, имеющие ограниченную территорию распространения. Одни из них встречаются лишь в небольшом числе говоров, например смоленское брьЫда (простокваша), псковское гамза (неряха, плохая хозяйка), рязанское кострйчитъся (ссориться). Другие распространены на большой территории: северное баской (красивый), южное гай (роща, лесок), бурак (свекла), северное и южное дюже (очень).
Существует два основных типа лексических диалектных различий: разные слова при единстве их значения и разные значения при единстве звуковой формы. Так, металлическая рогатка на длинной палке для вынимания из печи горшков, чугунов называется во многих говорах, как и в литературном языке, словом ухват, в других же говорах - рогач, ручник, емки, вилы и др. В литературном языке и во многих говорах о курице говорят кудахчет, в других говорах - кудкудйктает или татачет, тарачет, тарйкает, сапбчет, цакочет, какдчет. Южнее Москвы часто говорят корова ревёт, а севернее Москвы - корова рычит. В Вологодской области
89
могут даже сказать корова рыкает, а в Поветлужье — вопит. В этих случаях один и тот же предмет, одно и то же действие называют по-разному.
Диалектные различия в значениях при одной и той же звуковой форме могут образовывать междиалектные омонимы. Так, словом мост в одних говорах называется сооружение, по которому переходят через реку, в других - пол в различных помещениях, в третьих - сени, в четвертых - большое скопление, гнездо грибов. Пахать может означать обрабатывать землю, подметать пол, полыхать (об огне). В этих случаях в одной звуковой форме совпадают совершенно различные слова с несвязанными значениями,
Диалектные различия могут представлять и разные значения одного слова. Так, слово ляда может обозначать разновидность: леса- на болотистом месте, небольшой, частый, на высоком месте и др.; болота - заросшее кустами, не топкое и др.; участка, используемого в сельском хозяйстве, - луг, заливной луг, поле, росчисть под пашню или покос. Слово погода может обозначать любое состояние атмосферы, а также иметь значение хорошая погода, ясный, солнечный день (Картошку хорошо копать в погоду), плохая погода, дождь, снегопад (Сильная погода, так и метет), выпавший снег (В щели погоды нанесло) и др. Глагол жить, кроме общерусских значений существовать, проживать где-либо, вести какой-либо образ жизни, употребляется в значениях бывать* случаться (Радуга-то после дожжа живет), быть в наличии, иметься (Давно сковородник живет у меня), расти (В тундры морошки живет много), находиться, пребывать (В бане долго бы жил, да голова не позволяет), бодрствовать, не спать (Всю ноць живу, пошто-то сну нет) и т.д.
Разные диалектные слова на разных территориях могут отражать не только собственно языковые различия, но и особенности в деталях устройства или назначения предмета, т.е. этнографические различия. Так, приспособление для переноски тяжести на спине имеет по говорам разные названия: кузов, пестерь, кошель, короб, ташка, беркун, торба, плетёнка, крошни и др. Но эти слова часто связаны и с особенностями устройства этого приспособления. Им может быть корзина разной величины и формы, с крышкой горизонтальной или как у школьного ранца или без крышки. Она плетется из бересты, из лыка или дранки. Это может быть и широкая планка, к которой привязывается поклажа. На спине она держится на лямках на оба плеча или на одно или при помощи веревки. Различно и назначение этих предметов: они используются для сбора грибов или ягод, для еды в дорогу, переноски сена, соломы и др.
ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
Идея лингвистического картографирования русских наречий и говоров впервые была высказана И.И. Срезневским (Срезневский, 1851). В 1909-1911 гг. вслед за несколькими более ранними программами была опубликована и распространена составленная Московской диалектологической комиссией "Программа для собирания сведений, необходимых для составления диалектологической карты русского языка", включавшая вопросы по фонетике, морфологии, лексике. На основе известных к этому времени диалектологических материалов и ответов на эти программы Н.Н. Дурново, Н.Н. Соколов и Д.Н. Ушаков создали и в 1914 г. напечатали "Диалектологическую карту русского языка в Европе", а в 1915 г. ее описание - "Опыт диалектологической карты русского языка в Европе с приложением очерка русской диалектологии".
На этой карте были показаны территории распространения трех восточнославянских языков - русского, украинского и белорусского (называвшихся в
90
традициях того времени великорусским, малорусским и белорусским наречиями русского языка) и отражено их диалектное членение. В русском (великорусском) языке выделены две наиболее крупные диалектные группы - наречия северно-великорусское и южновеликорусское, каждое из которых членится на более мелкие диалектные группы. Между северным и южным наречиями показана территория средневеликорусских говоров.
В северновеликорусском наречии выделены группы: Поморская, или Архангельская; Олонецкая; Западная, или Новгородская; Восточная, или Вологодско-Вятская; Владимирско-Поволжская, В южновеликорусском наречии выделены группы: Южная, или Орловская; Тульская, или Северо-Западная; Восточная, или Рязанская. Выделены группы и в средневеликорусских говорах: Псковская, Западная и Восточная.
Диалектологическая карта русского языка 1914 г. в целом верно отражала русский языковой ландшафт. Ее авторы показали наличие диалектов русского языка с определенно очерченной территорией, тогда как в западноевропейском языкознании, а отчасти и среди отечественных лингвистов существовало представление о том, что реально существуют не диалекты, а лишь границы отдельных диалектных явлений, не образующие никакого единства.
Заслугой авторов карты была и разработка вопросов, связанных со среднерусскими говорами. Сам термин средневеликорусские говоры и их выделение впервые предложил Н.Н. Дурново (Дурново, 1903. С. 259, 266). Теория переходных говоров была изложена в отдельной работе Н.Н. Соколовым (Соколов, 1908), а затем в совместной работе авторов карты (Дурново и др. С. 1-3, 32-33). Средневеликорусские говоры, по их мнению, являются переходными от северновеликорусских к южновеликорусским, а часть их возникла в результате влияния на северновелико-русские говоры белорусского языка. Средневеликорусские говоры не могут называться особым наречием, так как они не обладают собственными, выделяющими их языковыми чертами и никогда не составляли единого целого. Авторы карты 1914 г. видели в ней предварительный опыт лингвогеографического изучения русского языка. По окончании работы над картой Московская диалектологическая комиссия поставила ближайшей задачей создать диалектологический атлас русского языка.
Начало работы над атласом относится к середине 1930-х годов, однако основная работа началась с 1945 г. в Москве и Ленинграде, а с 1950 г. только в Москве, где эту работу возглавил Р.И. Аванесов. В 1945 г. была утверждена "Программа собирания сведений для составления диалектологического атласа русского языка", в которой были подробно разработаны вопросы по фонетике и морфологии и лишь фрагментарно - по словообразованию, синтаксису и лексике, что отражало уровень знаний того времени о диалектных явлениях русского языка.
Массовый сбор материала продолжался 20 лет и закончился к 1965 г. Параллельно шла работа по картографированию в региональных атласах. Первый из них - "Атлас русских народных говоров центральных областей к востоку от Москвы" под редакцией Р.И. Аванесова был подготовлен в 1951 г. и опубликован в 1957 г. Остальные региональные атласы, подготовленные к печати (последний-в 1970 г.), хранятся в Институте русского языка имени В.В. Виноградова РАН. На основе этих атласов подготовлен сводный "Диалектологический атлас русского языка. Центр Европейской части СССР" (далее - ДАРЯ).
Основные карты региональных атласов и сводного ДАРЯ посвящены показу территориального распространения вариантов диалектных явлений русского языка - диалектным различиям.
В процессе работы над ДАРЯ выработалась целостная теория лингвистической географии и сложилась Московская школа лингвогеографии.
91
ДАРЯ по-новому и гораздо более точно представил расположение ареалов большого числа диалектных явлений русского языка. Это позволило создать новую Диалектологическую карту русского языка, впервые опубликованную в 1964 г. Ее авторам К.Ф. Захаровой и В.Г. Орловой принадлежит и детальная характеристика русского языкового ландшафта (Захарова, Орлова).
Авторы нового диалектного членения русского языка по-новому провели границы между русским языком, белорусским и украинским языками, чем это было сделано на диалектологической карте 1914 г.
Авторы карты 1914 г. проводили восточные границы белорусского и украинского языков, ориентируясь на распространение черт, свойственных этим языкам. На стыке языков, как и на стыке диалектов одного языка, могут существовать зоны переходных говоров, совмещающих в себе типичные черты того и другого языка. Такая зона есть и между белорусским и русским языками. Восточная ее граница характеризуется проникновением белорусских Языковых черт, западная -русских. Авторы карты 1914 г. в решении вопроса о границе между этими языками отдавали предпочтение белорусским чертам, проводя межъязыковую границу по крайним восточным их границам. Авторы карты 1964 г, учли и современную динамику диалектных черт в зоне языковых контактов. Современные процессы в западных говорах на территории России характеризуются деградацией собственно белорусских черт и развитием их в сторону сближения с особенностями русского языка. Это дало основание авторам карты 1964 г. отодвинуть границу русского языка до государственных границ с Белоруссией, кроме небольшой части говоров Западной Брянщины, где до сих пор прочно держатся многие типичные черты белорусского языка.
По-разному проведена на картах 1914 и 1964 гг. граница между русским и украинским языками. Говоры этих языков четко противопоставлены друг другу по всей зоне языковых контактов, в которой наблюдается чересполосица населенных пунктов с русским и украинским населением при преобладании русских деревень. Авторы карты 1914 г. тем не менее включили всю эту зону в область распространения украинского языка. Авторы же карты 1964 г. рассматривали ее вплоть до государственных границ с Украиной как область распространения русского языка.
На карте 1964 г., как и на карте 1914 г., выделены территории северного и южного наречий и среднерусских говоров. Граница между среднерусскими говорами и южнорусским наречием на обеих картах в значительной степени совпадает. Северная же граница среднерусских говоров на карте 1964 г. существенно отодвинута на север за счет отнесения к среднерусским говоров с неполным оканьем, совмещающим в себе признаки оканья и аканья.
Даже сопоставление инвентаря диалектных явлений, на основании которых авторы диалектного членения 1914 и 1964 гг. выделяли наречия русского языка, говорит о том, насколько углубились и расширились современные знания в области русской диалектологии.
Авторы диалектного членения русского языка 1964 г. выделили особый по сравнению с членением 1914г. тип лингвотерриториального объединения- диалектную зону. Было установлено 8 диалектных зон: Западная, Северная, Северо-Западная, Северо-Восточная, Южная, Юго-Западная, Юго-Восточная, Центральная.
Выделение диалектных зон, в отличие от выделения наречий, произведено по несоотносящимся друг с другом комплексам диалектных явлений. Характерной особенностью диалектных черт, выделяющих все диалектные зоны, кроме Центральной, является то, что на остальной территории русского языка им обычно соответствует вариант явления, совпадающий с литературным. Центральную же диалектную зону характеризуют языковые черты, свойственные и литературному
92
языку, благодаря тому что литературный язык складывался на основе московского говора, находящегося на территории Центральной зоны. Между диалектными зонами, как и между наречиями, расположены переходные говоры.
Третий тип лингвотерриториальных единиц, выделенный К.Ф. Захаровой и ВТ. Орловой и представленный на карте 1964г.,- группы говоров. Это наименьшая ареальная единица, вычленяемая главным образом на основе разновидностей более широко распространенных диалектных явлений.
В северном наречии выделены три группы говоров: Ладого-Тихвинская, Вологодская и Костромская. В южном наречии выделены пять групп говоров: Западная, Верхне-Днепровская, Верхне-Деснинская, Курско-Орловская и Восточная (Рязанская).
Авторы диалектного членения русского языка 1964 г. выделили особые группы и в среднерусских говорах и в межзональных говорах северного и южного наречий и показали характерные их черты (Зфарова, Орлова. С. 116-122, 134-162).
Изучение русских говоров Урала, Сибири, Дальнего Востока ставит перед диалектологами особые проблемы. На территориях позднего заселения русскими в непосредственном контакте оказались переселенцы из разных мест, носители разных диалектных систем. На эти говоры оказывают воздействие и неродственные языки аборигенов. При изучении русских говоров этих регионов на первое место выходит выяснение роли междиалектных и межъязыковых контактов и сопоставление переселенческих говоров с исходными, материнскими говорами, выяснение путей и причин трансформации переселенческих говоров.
К.Ф. Захарова и В.Г. Орлова, создавая новую карту диалектного членения русского языка, исходили, как и авторы карты 1914 г., из взгляда на диалект как на единицу лингвогеографического членения языка. С такой точки зрения диалект очерчивается лишь пучком изоглосс, в который входят явления, относящиеся ко всем ярусам языка. Границы же экстралингвистических явлений при этом сознательно не учитываются.
Существует и другая точка зрения, по которой при выделении диалектов необходимо учитывать и в неязыковые, социально-исторические факторы. «Большое значение для выделения диалектов... имеет этническое и национальное самосознание и оценка "соседей", элементы материальной и духовной культуры, историко-культурные традиции... Обычно предпочтение дается тем языковым признакам... которые, выделяя большие компактные территории, в то же время отвечают возможно большему комплексу внеязыковых факторов» (Аванесов, 1963. С, 306). Территориальный диалект, таким образом, определяется как средство общения населения исторически сложившейся области со специфическими этнографическими особенностями, как единица лингвоэтнографического членения, обрисовывающаяся на карте совокупностью языковых к этнографических границ {Хабургаев, 1973; 1979. С. 17-21; 1980, С. 11-13).
Пример комплексного рассмотрения изоглосс и изопрагм (изолиний соответствующих реалий) представляет этнолингвистическое изучение белорусско-украинско-русского Полесья, проводившееся на протяжении четверти века под руководством Н.И. Толстого и прерванное в связи с Чернобыльской катастрофой. Такого комплексного изучения не только всей русской территории, но хотя бы территории древнейшего русского заселения не проводилось. Между тем оно могло бы дать ответы на многие вопросы, связанные как с современным лингвоэтнографическим членением этой территории, так и с историей русского народа.
95
ИСТОРИЧЕСКАЯ ДИАЛЕКТОЛОГИЯ
Наука о современных диалектах, об их языковом облике, чертах сходства и различиях, об их территориальном размещении называется описательной диалектологией. Изучением диалектов прошлого и их исторического развития, восстановлением членения языка на диалекты в разные эпохи, рассмотрением языкового ландшафта в его изменении во времени, начиная с древнейших периодов, занимается историческая диалектология.
Существует принципиальная разница в изучении диалектов прошлого и современных диалектов. Современный язык можно услышать. А как услышать ту речь, на которой говорили много веков тому назад?
Данные об истории языка, в том числе и о его диалектной дифференциации, ученые извлекают из нескольких источников. Один из основных источников -памятники письменности. В древности не было такого широко распространенного единого литературного языка, как сейчас, не было строгих норм правописания. Поэтому в деловых документах, летописях, произведениях церковной литературы, написанных или переписанных в разных местах Русской земли, находили отражение местные разновидности языка.
Так, уже в древнейших рукописных памятниках Новгородской, Псковской и Смоленско-Полоцкой земель XI-XIV вв., не говоря уже о более поздних, отражено цоканье. Некоторые написания в старых южных памятниках косвенно свидетельствуют о щелевом характере г — звуке [у].
Изучая различные рукописи, ученые обнаружили, что буквы и, ъ, e могут употребляться правильно, а могут смешиваться. Но в памятниках, написанных в разных местах, это смешение имеет определенное своеобразие. В некоторых новгородских памятниках и памятниках земель, заселенных новгородцами, появляется написание и на месте Ъ перед мягкими согласными: хлЪба, вЪкъ, но о хлиби, во вики, колини, винный и т.п. Такие написания говорят о произношении звука [и] на месте старого Ъ перед мягким согласным в этих говорах (Шахматов, 1915. С. 323-324; Зализняк, 1995. С. 57).
В смоленской грамоте 1229 г. независимо от позиции смешиваются буквы Ъ и е, пишется е вместо : всемь, темь, немчича и Ъ вместо е: дЪржати, пЪрвое, дЪрЪвъмь и т.п. Это - свидетельство совпадения в смоленских говорах (Ъ) с (е) {Шахматов, 1915. С. 344). В московских памятниках с XVI в. отмечают написание е на месте Ъ в безударном положении: дЪти, но детей, бЪгати, но бежати, подмЪшивають, но мешати. Это говорит о различении (Ъ) и (е) под ударением и неразличении, совпадении их в одном звуке в безударном положении (Васильев, 1905. К истории звука... С. 177-178, 219; Он же, 1905. Богдановский Златоуст... С. 295-296, 319, 337). Так памятники указали на различия в прошлом между диалектами в произношении звуков, обозначаемых буквами Ъ, е, и.
Не все старые рукописные памятники одинаково отражают диалектные черты. Так, язык житий святых, поучений, не говоря уже о книгах, по которым велась служба в церкви: Евангелия, Псалтыри и др., был более нормирован, и переписчики строже следили за тем, чтобы не допустить отклонений от оригинала. Гораздо больше диалектных черт прослеживается в светской литературе. В этом отношении наибольшую ценность представляют материалы деловой письменности, и особенно частные письма, поскольку они лучше всего отражают черты живой речи. Чрезвычайно важные лингвистические сведения дают берестяные грамоты, впервые обнаруженные в 1954 г. при раскопках в Новгороде, а затем и в Старой Руссе, Смоленске, Пскове, Витебске, Мстиславле, Твери, Москве, Звенигороде Галицком.
Далеко не все диалектные особенности отражались на письме. Как и сейчас
96
многие слова и обороты, специфичные для разговорного языка, не проникают в письменные произведения, так и в прошлом существовали слова и обороты, которые были свойственны устной диалектной речи и не попадали в памятники. Некоторые диалектные особенности просто не могли быть обозначены средствами графики. Так, не обращаясь к живому произношению, невозможно было бы узнать, что одна и та_же буква t могла читаться русскими по-разному: в одних местах как дифтонг [ие] или как [е] "закрытый", т.е. звук» средний между [е] и [и], в других местах как [е.] "открытый", близкий к [й] после мягкого согласного, а в третьих - как современный литературный [е]. В одних местах в словах мЪсто и тесть первый звук произносили одинаково - мягкий [т1], а в других в первом слове произносили мягкий [т'1, а во втором - твердый [т].
Мы знаем об этих диалектных различиях потому, что они сохранились до сих пор. Живая традиция помогает понять прошлое. Если же такая традиция утрачена, то факты древней письменности часто представляют тобой загадку. В древних новгородских и псковских памятниках, например, встречаются написания жг в соответствии с дед: дожгь, пригвожгена, прКжге и т.п. Можно предположить, что здесь и произносилось [ж'г]. Сейчас в псковских и новгородских говорах такого произношения нет. Возможно, оно утратилось. Но возможно и другое, что буква г здесь передавала не звук [г*], а другой звук. Какой же? Буква г могла обозначать не только звук [г] взрывной и [у] щелевой, но и другие звуки, например [)]. Известно, что Георгий и Юрий — по происхождению одно и то же имя. А название города Юрьева писцы в древности писали и так: Юргевъ, Гюргевъ, а произносили, вероятно, во всех случаях одинаково: [jyp'je]e. Во многих севернорусских говорах имя Ольга звучит как Олья [dji'ja]. Может быть, и в случаях с жг на месте жд буква г передавала [j]? Такое предположение тоже было высказано в науке. Но возможно и такое, что писали здесь дожгь, а произносили, как и в других местах [дож'д'1 или [дож'д'ж']. Иначе говоря, возможно, что разница была не в произношении, а в написании на разных территориях одного и того же звукосочетания, И это тоже допустимо (Якобсон, 1971; Геровский). Но что здесь было на самом деле, все-таки неизвестно: в этом случае письменный памятник молчит.
Письменные памятники прошлых эпох дошли до нас далеко не из всех мест, где звучала русская речь. Да и те, что сохранились, не всегда позволяют проследить развитие диалектов с древнейших времен: новгородские памятники известны с XI в., псковские и ростовские - с XIII в., московские - с XIV в., орловские - с конца XVI в., курские - с XVII в. Поэтому историю диалектов нельзя восстановить без изучения современного их состояния. Диалекты не только сохраняют до сих пор многие древние черты, в том числе и не отмеченные памятниками письменности, но часто содержат указания на прежнее территориальное распространение этих черт. Такие указания можно обнаружить на картах диалектологического атласа, которые помогают восстановить диалектные объединения разных эпох.
Можно указать на несколько общих причин, обусловливающих границы ареалов — территорий распространения диалектных явлений.
Как известно, язык все время изменяется. Новации, новообразования в языке возникают сначала в узком коллективе, распространяясь на всех членов данного общества. Распространение идет внутри социальной группы от одних ее членов к другим, от одной социальной группы к другой; так же и в территориальном отношении: от одной деревни к другой, из одной местности в другую. Процесс этот может идти медленно, иногда в течение нескольких столетий, пока новация не охватит всех говорящих на данном языке или диалекте.
Основное условие распространения языкового новообразования - тесная связь между людьми. Там, где проходят границы коллективов, пролегает рубеж, за
97
который не может перейти языковая особенность (если, конечно, она не возникает на соседней территории, у соседнего коллектива самостоятельно, как это часто бывает). Такими границами могут быть естественные преграды: горы, непроходимые леса и болота. Поэтому если здесь пролегают границы языковых черт - изоглоссы, то очень вероятно, что они обусловлены этими естественными, природными границами.
Разделяют коллективы и границы между племенами, феодальными княжествами и государствами, поэтому изоглоссы некоторых явлений проходят по границам старых феодальных земель. Иногда они отражают даже племенные границы. Но племенные, а затем и феодальные границы часто менялись. В результате междоусобиц одни княжества расширялись, объединялись, а другие теряли часть своей территории. Поэтому, зная, когда происходили эти изменения, можно довольно точно определить время возникновения и распространения диалектной черты, если ее изоглосса совпадает с границами политическими, существовавшими недолгое время.
Изучая историю смягчения заднеязычных согласных после мягких типа Вань-кя, чайкю, распространенного почти на всей южнорусской территории, ученые относили время его возникновения к XV в.: именно с этого времени в письменных памятниках начинают появляться такие написания. Но затем было обращено внимание на следующую особенность. Между Московским и Рязанским княжествами находится Коломенская земля. Сначала она входит в состав Рязанского княжества, а в 1300 г. Москва присоединяет ее к себе. Это - исторический факт. А вот данные лингвистической географии: по бывшей границе между Московским княжеством и Коломенской землей в начале XX в. проходила изоглосса смягчения к после мягких согласных. Это явление известно на территории бывших Коломенской и Рязанской земель н отсутствует на территории Московского княжества. Но из этого следует, что смягчение к возникло в Коломенской земле до 1300 г., когда она еще представляла единое целое с Рязанской землей, и не могло появиться после этого времени, когда коломенские говоры стали испытывать мощное воздействие московских говоров, не знавших прогрессивного ассимилятивного смягчения к. Значит, данная диалектная черта никак не могла возникнуть в XV в.: время ее образования не позднее ХШ в. (Касаткин, 1968. С. 108-117). Так данные лингвистической географии помогли уточнить данные письменных памятников.
Реки обычно не только не служат препятствием для общения, но, наоборот, связывают людей. Издавна по рекам проходили важнейшие торговые пути, по их берегам располагались селения. Они были главными путями колонизационных потоков, поэтому обычно не являются диалектными границами. Но было обнаружено, что р. Угра в своем нижнем течении вплоть до впадения в Оку служит границей между двумя диалектами. Так, жители левого берега произносят [в], чередующийся перед глухим согласным и на конце слова с [ф]: [ъ]нук, [ф] Калугу, домо[ф], а жители правого берега на месте в в начале слова перед согласным произносят [у], а в конце слова - [у]: унук, у Калугу, домб[у]. Оказывается, по Угре проходила граница между Московским и Литовским государствами, которая существовала почти 100 лет - с 1408 по 1503 г., а следы ее сохраняются в народе до сих пор. Из такого совпадения изоглоссы диалектного явления и бывшей государственной границы можно сделать вывод о времени возникновения этого диалектного различия: оно могло развиться именно тогда, когда левый и правый берега Угры были разными государствами, т.е, в XV в.
Распространение новаций наталкивается не только на социальные барьеры, но и на барьеры собственно языковые. Само возникновение языкового новообразования связано с внутренними языковыми закономерностями, обусловлено системой данного языка или диалекта. Поэтому некоторые новации могут распространяться
98
только в данном диалекте, не выходят за его пределы. Это значит, что границы распространения некоторых диалектных явлений определяются уже существующими диалектными границами, даже если во время распространения этих явлений здесь нет никаких других (природных или политических) границ. Так, во многих южнорусских и среднерусских говорах возникло и распространяется сейчас произношение редуцированного звука [ъ] на месте безударных (кроме 1-го предударного слога) у, ы: мъжык'й, ръбак'й, отпъск, вь'мъл и т.п. Это явление связано с возникшим ранее в этих говорах произношением [ъ] на месте о, а в этой позиции: мълокб или мълакд, стър'ик'й, кдлъс, выдън и т.п. и не появляется в говорах с полным оканьем, где говорят м[6]локд, ст[а]рикй, кдл[6]с&;gt; выд[а]н и т.п. Таким образом, возникнув в южнорусских и среднерусских говорах, это явление и распространяется среди этих же говоров, не переходя границу севернорусского наречия, хотя никаких других границ, ни природны^, ни политических, между этими группами населения сейчас нет.
Иногда новообразование, распространяясь на большой территории, сталкивается не с одной, а с различными диалектными системами, существующими на разных частях этой территории. И тогда каждая из систем вызывает на "своей" территории возникновение особой разновидности данного новообразования. Так, произношение мягкого [к'] после мягких согласных Ванькя, люлькя, Варъкю, брось-кя и т.п. известно многим русским диалектам. Но в одних из этих диалектов [к1] произносится и после звуков, выступающих на месте у и ч: чайкю, копейкя и дочкя, печкя или доцькя, пецькя и т.п. А в Других диалектах именно после этих согласных, обоих или одного из них, смягчения к нет, и при произношении Ванькя, люлькя и т.п. говорят чайку и дочка (доцка), или чайкю, но дочка {доцка, дош'ка), или дочкя (доцкя), но чайку. Разница объясняется тем, что во время распространения этого явления в одних диалектах звуки, произносящиеся на месте j и ч, были такими же мягкими, как [н\ л', р\ с', з'] и др. В этих диалектах [к] стал мягким после всех этих согласных. В других диалектах на месте ч произносились твердые [ч] или [ц], а у фонемы (j) мягкость была признаком фонологически несущественным. Поэтому они не могли смягчить стоящий после них [к]. Так различные системы согласных обусловили различное проявление одной и той же тенденции: существующие диалектные границы привели к возникновению разновидностей явления.
При анализе лингвистических карт необходимо учитывать также, что при уничтожении политических границ, существовавших в прошлом, жители соседних территорий - носители сложившихся на этих территориях разных диалектов вступали в контакт, начиналось междиалектное взаимодействие. При этом первоначальные диалектные границы размывались, диалектные черты, характерные для каждого из этих диалектов, могли сдвигаться на территорию соседнего диалекта.
Диалектологические карты отражают и миграцию населения в прошлом. В Костромской области на территории окающих севернорусских говоров выделяется так называемый Чухломской остров акающих говоров Чухломского и части Соли-галичского районов. Многие черты у этих говоров севернорусские, такие же, как у окружающих костромских говоров, но аканье резко выделяет говоры этого острова. Целый ряд черт связывает их с говорами Юго-Западной диалектной зоны. С этой территорией сближают чухломской ареал и этнографические особенности: тип селений, жилища, одежды, обряды, фольклор. Стало очевидным, что чухломские говоры возникли в результате переселения на севернорусскую территорию жителей южнорусского запада. Время этого переселения помогли уточнить местные рукописные тексты, в которых примеры аканья появляются с 20-х годов XVII в. (Бурова, Касаткин. С. 85). По сумме диалектных черт определяются и колонизационные потоки, шедшие в Сибирь и на Дальний Восток, устанавливается происхождение говоров этих регионов.
99
Причины устойчивости или изменчивости диалектных границ связаны с целым комплексом социально-исторических и собственно лингвистических событий и обстоятельств.
Современные русские диалекты, как и диалекты древнерусского языка, устанавливаемые по памятникам письменности, не являются непосредственным продолжением древних диалектов восточнославянских племен. Ни одна из современных изоглосс не очерчивает территории, на которой в VIII-IX вв. и поднее, в X-XII вв., жили словене, кривичи, родимичи, вятичи, северяне. Диалекты этих племен "в значительной степени перекрыты позднейшими языковыми процессами, диалектами более поздней формации'* (Аванесов, 1949. С. 35). Однако некоторые современные диалектные черты возникли еще в племенную эпоху.
На территории Новгородской земли сложился древненовгородский диалект XI-XV вв. Формирование многих характерных особенностей этого диалекта относится к предшествующей эпохе позднего праславянского языка. Говоры древненов-городской территории не были едины, они формировались на основе севернокри-вичского диалекта - представителя северо-западной группы праславянского языка и ильменско-словенского диалекта - представителя восточной группы праславянского языка {Зализняк, 1995. С. 4-5).
Среди черт древненовгородского диалекта цоканье - совпадение ц и ч в мягком [ц1], происхождение которого большинство лингвистов объясняет воздействием языка финских племен на язык славян и относит к УП-УШ или VIII-IX вв. (Филин, 1972. С. 263-266; Хабургаев, 1980. С. 101,107-108).
Одна из важнейших черт древненовгородского диалекта севернокривичского происхождения - отсутствие второй палатализации заднеязычных: произношение [к', г', х'] перед fc, и в соответствии с [ц\ з\ с'] других говоров: кЪлъ (целый), къЛоукЪ, наЛоугЪ, не моги, xtpb (серая материя), хБдъ (седой) и т.п. Черта эта характеризует и некоторые современные северозападные говоры: кеп (цеп), кевка (цевка), кедилка (цедилка) и др.
Из севернокривичского диалекта в древненовгородский вошла и такая черта, как произношение кл, гп на месте праславянских *tl, *dl: сустрЬкли, прибегли, жагло, клещ (лещ), тогда как в большинстве других древнерусских диалектов *tl, *dl изменились в л: привели, жало, лещ и т.п. Слова с кл, гл на месте *tl, *dl и сейчас встречаются в севернорусских говорах.
В ильменско-словенских говорах, как и в большинстве говоров древнерусского языка, в эпоху после падения редуцированных гласных (ъ), (ь), завершившегося в начале ХШ в., сформировалось противопоставление фонем (о), (со) "закрытого". Однако в говорах кривичского происхождения, т.е. на территории Смоленской, Полоцкой, Псковской земель, это противопоставление, по-видимому, вообще не сформировалось.
Фонема {%) в кривичских говорах реализовалась как относительно открытая гласная, в ильменско-словенских- как дифтонг [ие]. Перед слогом с гласным переднего ряда [ие] изменяется в [и]. По данным письменности, это изменение зафиксировано с конца ХП в. Данные диалектологии свидетельствуют о завершении этого процесса до падения редуцированных гласных (ъ), (ь), т.е. до ХП в,
Севернокривичским говорам было свойственно изменение праславянских сочетании типа *t-brt в тип търът, затем в торот, зафиксированное древнейшими новгородскими берестяными грамотами; ср. современное произношение типа верёх (верх), вдлок (волк) в северо-западных говорах.
В числе морфологических особенностей древненовгородского диалекта севернокривичского происхождения - окончание -е в им. падеже ед. числа муж. рода существительных, прилагательных, местоимений, причастий, глагольной
100
формы на -л: хлЪбе, свободъне, саме, погублене, привезле (позднее эта черта утрачена); формы дат.-местного падежей ед. числа местоимений mo6t, co6t; формы 3-го лица ед. и мн. чисел I и Напряжений без конечного -ть- и др. {Зализняк, 1995. С 23, 37,40-41,57, 82-87,108, ИЗ, 119,124).
На территории новгородских говоров в более позднее время возникли новообразования, распространившиеся затем на значительной территории и ставшие характерными чертами севернорусского наречия. К числу этих явлении относится ассимиляция согласных в сочетании бм (оммйн, оммёрил), возникшая в XIII в.; совпадение во мн. числе формы твор; падежа с формой дат. падежа сначала у прилагательных в XIV в., а затем, у существительных в конце XVI в.; отвердение [т'] и замена его на [т] в 3-м лице глаголов с XII в. и проникновение твердого [т] в этой форме в говор Москвы с середины XIV в. (Образование севернорусского наречия. С 184-199)
Диалект Ростово-Суздальской земли формировался потомками кривичей, ильменских словен и вятичей. В отличие от новгородского диалекта он характеризовался различением (и) и (ч) на большей части территории и губно-зубным образованием [в], развившегося здесь из губно-губного [wj (Аванесов, 1958. С. 174). К новациям ростово-суздальского происхождения относится выпадение интервокального; и последующие изменения в образующихся сочетаниях гласных: их ассимиляции и стяжение. Возникло это явление в конце XIV-начале XV в. (Образование севернорусского наречия. С. 168-177).
Одной из наиболее ранних черт, ставшей позднее отличительной особенностью южнорусского наречия, было изменение взрывного [г] в щелевой [у ]. Возникновение [у] многие лингвисты относят к эпохе позднего общеславянского языка (Филин, 1972. С. 246-247), VIH-IX вв. (Хабургаев, 1980. С. 87) или X-XI вв. (Аванесов, 1958. С. 165). Первоначальная территория возникновения [у] - бассейн Оки (кроме низовьев) и среднее Поднепровье, т.е. территория полян, северян, вятичей, затем Киевского, Переяславского и Черниговского княжеств до старой Рязани на северо-востоке, откуда [у] позднее, в XIV в., распространилось на территорию Смоленской и Полоцкой земель (Аванесов, 1974. С. 234-236).
Другая важная южнорусская черта - аканье. Возникло оно, по-видимому, в ХП-XIII вв. на территории верхнего Сейма и бассейна Оки, кроме низовьев, т.е. на территории Рязанского, Новгород-Северского и Черниговского княжеств. В XV в. аканье распространяется в смоленских и полоцких говорах, а в XV-XVI вв. - в псковских. В говоре Москвы аканье утвердилось с XVI в. Первоначальный тип аканья - диссимилятивный, на территориях позднейшего его распространения возникает недиссимилятивное аканье и яканье (Аванесов, 1958. С. 170-174,180-181; 1974. С. 221-231; Хабургаев, 1980. С 141-147).
Севернорусское и южнорусское наречия складывались на протяжении нескольких столетий, а начало их формирования относится к эпохе Киевской Руси. Волны диалектных явлений, шедшие с юга и с севера и захватывавшие обширные территории, не останавливались у одной и той же границы. Они перехлестывали через эту границу, в результате чего образовалась область, где совмещаются южные и северные черты. В этих говорах могут сочетаться аканье с [г] взрывным, мягкое [т'] в 3-м лице глаголов с утратой (j) между гласными, формы у сестре и с моим дочерям. Своеобразие этих говоров не в наличии каких-то особых языковых явлений, а именно в совмещении южных и северных диалектных особенностей. Поэтому эти говоры и не составляют особого наречия, они - среднерусские.
101
РУССКИЕ ДИАЛЕКТЫ В СВЕТЕ ЯЗЫКОВОЙ ПОЛИТИКИ
В середине XIX в. в русском обществе пробуждается широкий интерес к жизни народа, его быту, верованиям, обычаям, фольклору. Меняется и отношение к диалектам, которые еще в первой половине XIX в. рассматривались многими учеными-языковедами как "искажение", "порча" литературного языка {Балахо-нова. С 107).
Важным событием в истории изучения народной речи стал выход "Опыта областного великорусского словаря" (1852 г.) и "Дополнения" к нему (1858 г.). И.И. Срезневский, сыгравший важную роль в создании этого словаря, писал: "Исследователь беспристрастный смотрит на каждое из местных наречий с одинаковым уважением и любопытством как на местное историческое явление жизни народной" {Срезневский, 1851. С. 4).
Огромную роль в знакомстве широкой общественности с народной речью сыграл "Толковый словарь живого великорусского языка" В.И. Даля. В "Напутном слове" к своему словарю автор так оценивал значение народной речи в формировании литературного языка: "...у нас еще нет достаточно обработанного языка, и... он... должен выработаться из языка народного. Другого равного ему источника нет... Живой народный язык, сберегший в жизненной свежести дух, который придает языку стойкость, силу, ясность, цельность и красоту, должен послужить источником и сокровищницей для развития образованной русской речи..." (Даль, 1978. Т. 1.С. XIV).
А.А. Шахматов, относившийся к диалектной речи как к богатству русского языка, в своем описании литературного языка неоднократно указывал на "диалектические особенности в речи говорящих литературным языком", на "подверженность литературного языка многочисленным диалектическим... влияниям" {Шахматов, 1941. С. 95-96).
Соответствовали этому отношению к народной речи и рекомендации лингвистов и методистов по преподаванию родного языка в школе. И.И. Срезневский говорил в 1860 г., что в школе "должно изучать именно язык, язык общенародный, а не какой-нибудь временный говор какого-нибудь слоя народа, хотя бы и высшего по образованности" {Срезневский, 1899. С. 21). Эту мысль поддержал и В.Я. Сто-юкин: "Действительно, уж если изучать язык, то во всей его глубине, во всем его объеме, не ограничиваясь одною выделившеюся его частицей, которая составляет наш образованный язык. Зачем нам лишать себя богатых средств для выражения нашей духовной деятельности?" {Стоюнин. С. 50). К.Д. Ушинский одной из целей преподавания языка в начальной школе считал "усвоение форм языка, выработанных как народом, так и литературой... Вводя дитя в народный язык, мы вводим его в мир народной мысли, народного чувства, народной жизни, в область народного духа" {Ушинский. С. 682). А.А. Шахматов указывал, что "предметом изучения в школе должен быть весь русский язык, во всей совокупности устных и письменных его проявлений" {Шахматов, 1904. С. 76).
Эти идеи легли в основу методики преподавания русского языка в советской школе в начальный ее период. При определении границ "стандартного", литературного языка этой эпохи предлагается "расширять изучение стандартного языка... изучать диалекты... которыми наш стандартный язык окружен, от которых он питается" {Солонино. С. 47).
В эти годы рекомендуется уважительное отношение к речи учащихся, говорящих на диалектах. В объяснительной записке к школьным программам 1918 г. говорилось: "Вводя литературную речь, как речь письменную и книжную по преимуществу, школьные работники впредь должны совершенно отказаться от благого намерения исправлять якобы неправильности живого языка, известные в науке под
102
названием диалектических особенностей.,. Эти отклонения представляют собой драгоценный материал для изучения, и многие из них исторически имеют гораздо больше прав на существование, чем иные литературные так называемые "правильные" формы языка" (Краткая объяснительная записка... 1918. С. 136).
В 20-е годы наблюдается повышенный интерес к народному творчеству, бурный рост краеведческого движения. В школах учителя вместе с учащимися проводят наблюдения над живой речью населения края, в том числе и над ее диалектными особенностями, собирают фольклорный материал. В педагогических институтах читается курс "Диалектология с введением в этнологию".
Положительно оценивается критикой и использование диалектизмов в художественной литературе. Так, романы "Тихий Дон" М.А. Шолохова, "Бруски" Ф.И. Панферова и "Лесозавод" А.А, Караваевой характеризуются как "крупные достижения" литературы. "В этих произведениях... средства живописи, художественные приемы взяты из деревенской обстановки. Язык не только главных действующих лиц, но часто и самого автора - и по словарю, и по синтаксису - язык крестьянский, а образность (эпитеты, сравнения и т.д.) всегда почти основана на ассоциациях деревенских: деревенской природы, крестьянского труда и быта" {Машбиц-Веров. С. 45).
В дальнейшем отношение к народной диалектной речи резко изменилось в связи с изменением отношения к крестьянству как основному носителю диалектов. В государстве, построенном, как утверждалось его политическими руководителями, на диктатуре пролетариата, крестьянству отводилась роль попутчика, тянувшего пролетариат в прошлое (в силу "мелкобуржуазной сущности" крестьянства).
Социальные преобразования в деревне в 20-70-е годы были по сути дела направлены на уничтожение крестьянства как класса, на превращение крестьян в сельскохозяйственных рабочих. Массовая коллективизация крестьян и уничтожение лучшей их части под лозунгом борьбы с кулачеством в 20-30-е годы, грабительская политика по отношению к крестьянству, приводившая к вымиранию от голода целых деревень, к массовому обнищанию и, как следствие, к стремлению деревенских жителей, особенно молодежи, любой ценой переселиться в города, кампания 60-70-х годов по ликвидации так называемых "неперспективных" деревень - все это привело к значительным социальным изменениям в русской деревне.
В результате этих социальных преобразований происходят изменения в русских диалектах. Говоры многих деревень перестали существовать вместе с самими деревнями. Крестьяне, переехавшие в города или свезенные вместе из разных сел, утрачивают многие исконные языковые черты. Дети, воспитывающиеся в городах и районных центрах, больше подвержены влиянию литературного языка. Нарушается естественная языковая связь поколений.
Изменения эти в значительной степени обусловлены сформировавшимся в 1930-е годы негативным отношением к деревенской культуре, народному быту, диалектам как языку деревни. «Заинтересован ли пролетариат в сохранении крестьянского разноязычия? - задавались вопросом языковеды A.M. Иванов и Л.П. Якубинский и отвечали: - Нет. Он заинтересован в его ликвидации. То обстоятельство, что русский национальный язык до сих пор не стал еще достоянием всего крестьянства, является одним из препятствий на пути социалистического строительства. Одним из важнейших лозунгов пролетариата является лозунг: "национальный язык всем трудящимся"... Процесс преодоления крестьянского разноязычия... регулируется сознательной пролетарской языковой политикой, проводником этой политики на селе являются главным образом школа и печать» {Иванов, Якубинский. С. 142).
В конце 1933 г. началась организованная по инициативе М. Горького дискуссия о качестве языка художественной литературы. Одним из главных вопросов
дискуссии было соотношение литературного языка и диалектов, использование диалектизмов в художественной литературе. Сам Горький отрицательно относился к "местным речениям", "провинциализмам", что неоднократно высказывал в статьях и выступлениях. Его требование к литератору "писать по-русски, а не по-вятски, не по-балахонски" (Горький. С. 388), многократно цитировалось и представлялось непререкаемой истиной. Осуждение "злоупотребления" диалектизмами привело к тому, что М. Шолохов переделывал романы "Тихий Дон" и "Поднятая целина" в соответствии с критикой, убрав из них большое количество диалектизмов.
С 1930-х годов политиками и философами нашей страны выдвигается идея интернационализации и сближения национальных культур и языков, постепенного отмирания различных языков в социалистическом обществе и формирования единой социалистической культуры и единого языка, в основе которого будет лежать русский литературный язык (Национально-языковые отношения). В соответствии с этой идеей провозглашается и быстрое отмирание диалектов русского языка, которые объявлялись пережитком прошлого.
Искажая истинное положение диалектов того времени и степень воздействия на них литературного языка, языковед Ф,П. Филин писал: «Язык колхозника очищается от накипи веков, тормозящей его дальнейшее развитие, приобщение к пролетарской культуре, расширяется горизонт сознания колхозных мясе, которое освобождается от местной ограниченности. Исчезает специфически "крестьянское", "мужицкий дух", который так приятно щекотал обоняние различного рода пейзанистам. И на этом участке отходит в прошлое "идиотизм деревенской жизни"... В настоящее время языковое развитие деревни вступает в новую фазу: колхозные массы культурно выросли, поднялись на такую ступень, когда литературная речь становится органическим элементом их мышления, вследствие чего проблема борьбы литературного языка с местными говорами почти снимается, так как основная масса крестьянства уже не противопоставляет себя в языковом отношении городу... Как территориальные, так и социальные диалекты в нашей великой социалистической стране за последние годы находятся в стадии ясно выраженного отмирания» (Филин. 1936. С П9, 185,205).
О стремлении познакомить учащихся не только с литературной речью, но и с речью диалектной, высказанном лингвистами и методистами XIX - начала XX в., в ЗО—80-е годы уже никто из языковедов не говорит. Провозглашалась необходимость обучения школьников лишь на "безукоризненных образцах литературной речи" (Щерба. С. 180). Диалекты объявлялись пережиточной категорией, отклонением от литературного языка, его извращением. Диалектизмы в речи носителей литературного языка назывались ошибками. Им объявлялась беспощадная война.
В этом же направлении менялась методика преподавания русского языка в диалектной среде. Цель ее, писал А.В. Текучее, "устранение диалектизмов всех видов из речи учащихся. Перед учеником-диалектоносителем стоит очень сложная задача: живя в окружении взрослых, таких же диалектоносителей, как и он сам, освободиться от свойственных его речи привычных с детства диалектизмов и овладеть литературной речью" (Текучее. С. И). Появляется множество работ, посвященных борьбе с диалектизмами в речи учащихся, - книг, статей, диссертаций. Конечная цель этой борьбы - полное вытеснение диалектов литературным языком. Но не следует приветствовать развитие русского языка в этом направлении.
О русском языке говорят как об одном из самых богатых в мире. Богатство языка — это в первую очередь богатство его синонимии, возможность один и тот же смысл передать разными способами. Диалекты как раз и дают такую возможность в силу разнообразия словарного состава, грамматических и фонетических средств. О лексическом богатстве диалектов, в частности, может говорить следующее. В самом полном 17-томном "Словаре современного русского литературного языка
104
около 120 тыс. слов, а в "Архангельском областном словаре", публикация которого начата в 1980 г., - около 150 тыс. При этом "Архангельский областной словарь" дифференциальный, он включает только те слова архангельских говоров, у которых есть какие-либо отличия от литературных слов, и не включает полностью совпадающие с литературными. Богаты лексикой и другие региональные словари.
Языковое богатство русских диалектов отражает и различное видение говорящими окружающего мира. Одно и то же семантическое пространство в разных говорах может члениться по-разному, что проявляется в разном количестве слов -названий элементов этого пространства и в различии их взаимосвязей. Так, в одних русских говорах, как и в литературном языке, лингвистическое время членится на прошедшее, настоящее и будущее, а в других выделяется еще перфект и плюсквамперфект. Например, в литературном языке существует одно название для невзрослой лошади - жеребенок. А в говорах чаще всего встречаются три названия возрастных периодов жеребенка: первый - сосущ сосок, соска, лошонок, лошак, коняжка, селеток, озимок, первозимок; второй - стригач, стриган, стригун, стрига, стрижка, стрижак, летошник, лонщак, лонщина, перезимок, полуторник; третий - третьяк, третьяка, трехлеток, троелеток, учка, первопашка, гуляк, воронка, бороныш, боронщик, боронник, бороновалка и др. Встречается и более дробное членение для периода невзрослой лошади, например: сосун!жеребенок -стриган!стригач!лонщак!лонщина!одногодок - боронка!бороныш1боронник! третьяк - соха!сошка!сошник1первопашка и др. Это членение может усложняться различиями по полу: кобылка/жеребушка/жеребулька - жеребчик/жеребок или лонщачка - лонщак, третьячка - третьяк и др. (Мораховская).
Разное видение одного и того же предмета в различных говорах может проявляться в том, что в этом предмете выделяются разные признаки, мотивирующие его название. Предмет, таким образом, связывается с разными понятиями, а слово -с разными родственными словами, ср., например, ухват (от хватать), рогач (от рогатый), ручник (от ручной), емки (от имать - "брать") и т.п.
Происходящее в настоящее время нивелирование диалектов, утрата ими черт, отличающих их друг от друга и от литературного языка, - это утрата части их языкового богатства, обеднение общенародного языка.
Проводившаяся у нас языковая политика была одной из сил, вызывавших этот процесс, имела она и другие отрицательные следствия. "Найдутся, вероятно, и такие учителя... - писал В.И. Чернышев в 1912 г., - которые ведут в школе открытую и последовательную борьбу со всем языком деревни... у ученика такой школы образуется понятие, что нет хуже языка, как язык своей семьи и деревни... Такая школа принесет учащимся в ней большой вред, который будет тем значительнее, чем успешнее она утвердит в своих питомцах враждебное отношение к народному языку... Всякое наступательное движение по отношению к народному языку, при ничтожной и только кажущейся пользе, приносит страшный, непоправимый вред в разных отношениях: моральном, педагогическом, образовательном" {Чернышев. С. 531). Воспитание в детях негативного отношения к языку своих родителей, своих предков - это воспитание безнравственности. Вместе с тем это и воспитание в жителях деревни комплекса неполноценности. "Мы серые, серо говорим", — частая самооценка деревенских жителей (Калнынь. С 231-232).
Основная цель учителя, работающего в диалектной среде, научить школьников литературному языку, который не должен вытеснить у них язык, усвоенный с детства, - местный говор. Литературный язык многообразен: в разных ситуациях мы используем различные его стили, в условиях деревенского общения должен сохраняться местный говор. И благородная цель учителя - показать ребенку, что этот говор обладает всеми необходимыми качествами для выполнения своей роли, а в некотором отношении он богаче литературного языка. Воспитание любви и
105