С. Шевырев. Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь(5)

      Городъ Кирилловъ. – Видъ монастыря вблизи. – Внешний дворъ.- Внутренний.- Архимандритъ О. Ефремъ. – Мощи Преп. Кирилла Белозерскаго. – Житие Святаго: время сочинения. – Семейная жизнь Кирилла. – Пострижение.- Послушание. – Беседы съ Преп. Сергиемъ.- Слава его. – Юродство. – Священникъ. – Архимандритъ. – Отречение отъ сего сана. – Безмолвие. – Молитва о пустыни. – Голосъ и видение. – Беседа съ Ферапонтомъ белозерцемъ. – Странствие. – Находитъ место обители. – Первые труды. – Борьба съ препятствиями. – Основание обители. – Строение церкви. – Правила Устава. – Жизнь К. середи братии. – Отношения къ Князю Андрею Дмитр. Можайскому. – Кончина Преподобнаго. – Послания Преп. Кирилла къ Князьямъ: Василию, Андрею и Георгию Дмитриевичамъ.

      Прежде чемъ подъехать къ монастырю, вы проезжаете черезъ городъ Кирилловъ. Въ 1775 году, Июля 25, Губернаторъ, а впоследствии Наместникъ Новгородский, Яковъ Евф. Сиверсъ, весьма любимый вверенными ему городами Начальникъ, праздновалъ день своего рождения въ Кириллове монастыре и заблагоразсудилъ здесь основать городъ. По плану 1777 года, въ этомъ городе предполагалось 4 площади и 40 улицъ. Прошелъ съ техъ поръ 71 годъ; предположение не сбылось: нетъ ни одной порядочной площади, а улицы, и одной видной, нельзя было бы составить 4-хъ или 5-ти существующихъ, потому что все домики деревянные, плохие, каменныхъ же всего 7, но и то въ описании у Г. Пушкарева, а на деле едва ли не менее. Ряды передъ монастыремъ, въ которыхъ помещается гостиный дворъ города Кириллова, похожи на те деревянные прилавки, что строются въ уездныхъ или сельскихъ ярмонкахъ для кочующихъ торговцевъ. Новый Губернаторъ, деятельноосматривавший въ то время свою губернию, желалъ устроить эти ряды въ стенахъ первой монастырской ограды.


      137


      За этимъ незначительнымъ городомъ возвышается великолепный монастырь, имеющий 740 сажень въ окружности, обнесенный съ востока, севера и запада стеною въ 16 аршинъ вышины, съ юга омытый озеромъ Сиверскимъ и огражденный стеною вышины въ 9 аршинъ, съ своими 12-ю огромными башнями по бокамъ и съ 11-ю благолепными храмами внутри, монастырь и государственная твердыня во времена древния, носящая еще следы ранъ отъ Литвы и Польши. Когда въезжаете вы въ первые ворота, вамъ открывается огромный дворъ или поле съ двухъ сторонъ, засеянное хлебомъ и окруженное стенами, въ которыхъ видны еще места прежнихъ 700 келлий. Въ нижнемъ этаже стены устроены соляные анбары, которые стерегутся солдатами. За темъ следуютъ другие святые ворота, украшенные живописью, изображающею события изъ жизни Угодника. Здесь еще огромнее пространство открывается передъ вами. Оно занято храмами, колокольнями, зданиями, жилыми и запасными, садами, огородами, сенокосомъ; речка Сияга или Свиряга, какъ ее называютъ въ монастыре, протекаетъ по всему этому пространству, выбегая изъ затворовъ монастырскихъ въ прилегающее къ нимъ Сиверское озеро.
      Мы остановились въ кельяхъ весьма опрятныхъ, вделанныхъ въ южную ограду монастыря со стороны озера. Архимандритъ Ефремъ, бывший прежде казначеемъ въ Московскомъ Симонове монастыре, принялъ насъ весьма радушно. Въ первой беседе съ нимъ, разсказывая ему о пути, мною совершенномъ, я узналъ отъ него, что онъ самъ былъ въ Прилукахъ съ сокровищами Симонова монастыря. «Везли на двухъ стахъ подводахъ; тутъ былъ весь жемчугъ, все золото, все серебро священное Москвы. А кто ихъ хранилъ? Два старыхъ инвалида, да по монаху при каждой изъ сокровищницъ. Все это лежало въ соборной церкви Прилуцкой, и мы жили въ монастыре, а вотъ теперь Богъ привелъ кончать свой векъ въ Кириллове.»
      После того какъ представился я теперешнему хозяину обители, первою мыслию моею было поклониться нетленнымъ


      138


      останкамъ вечнаго ея Хозяина, Преподобнаго Кирилла. Мощи его почиваютъ подъ спудомъ въ стене, между соборною церковью Успения, и приделомъ во имя Преподобнаго, въ раке, дарованной Царемъ Михаиломъ Феодоровичемъ. Изъ келлий Архимандрита, я проходилъ мимо садовъ, засаженныхъ столетними кедрами, по мощеному двору. Плиты двора привлекали меня своими надписями или обрывками надписей. Монастырь Кирилловъ послужилъ, какъ местомъ временнаго убежища, такъ и местомъ вечнаго успокоения, для столь многихъ славныхъ родовъ древней Руси. Это, конечно, память техъ могилъ, которыми удобрена земля обители. Съ благоговениемъ палъ я передъ теломъ мужа святаго и передъ иконою Богоматери Одигитрии, которая сопутствовала Преподобному сюда въ 1397 году, и теперь освящаетъ соборную церковь обители. Сбывалось мое давнишнее желание, которе питалъ я съ техъ поръ, какъ ознакомился съ жизнию и посланиями Св. Кирилла.
      Здесь время теперь вспомнить эту жизнь и эти послания на самомъ месте его святой, трудолюбивой деятельности, прежде чемъ осмотреть его обитель и все ея сокровища.
      Житие Кирилла написано было Святогорскимъ Иеромонахомъ Пахомиемъ, при Великомъ Князе Василие Василиевиче Темномъ и при Феодосии Митрополите, которые сами приказали Пахомию отправиться въ обитель, чтобы узнать на месте о чудесахъ Святаго. Житие это составлено было при Игумене Кассиане, который, черезъ 16 летъ и 5 месяцевъ по смерти Кирилла, началъ править монастыремъ и правилъ имъ 22 года. Кассианъ самъ, какъ очевидецъ, многое сообщилъ Пахомию о Святомъ. Кроме Кассиана, Пахомий нашелъ въ монастыре и другихъ учениковъ Преподобнаго, которые въ жизни своей подражали своему учителю. Они много беседовали съ Пахомиемъ о жизни и чудесахъ Кирилловыхъ, особенно же Мартиниянъ, который съ самаго молодого возраста жилъ при Св. Кирилле и подробно зналъ о немъ. Все эти свидетельства, приводимыя жизнеописателемъ, ручаются за достоверность его сказаний


      139


      и объясняютъ намъ способъ, какимъ въ древности составлялись жития Русскихъ Угодниковъ Божиихъ.
      Въ Москве, въ 1337 году, отъ благочестивыхъ родителей родился мальчикъ Кузьма. Въ доме родительскомъ навыкъ онъ божественному Писанию, и росъ въ чистоте и просвещенномъ разуме, отъ всехъ любимъ и почитаемъ. Рано скончались его родители и поручили Кузьму, еще отрока, сроднику своему Тимофею, который былъ Окольничимъ у Великаго Князя Димитрия и между вельможами отличался честию и богатствомъ. По смерти родителей, рано почувствовалъ Кириллъ призвание облечься въ иноческую одежду, какъ многие благородные юноши того времени; но никто не смелъ возложить на него руку, потому что игумны монастырей боялись вельможи Тимофея. Кузьма прилежалъ къ церкви Божией. Тимофей любилъ Кузьму за его добрыя свойства. Когда Кузьма сталъ уже мужемъ совершеннымъ, тогда только сподобилъ его Тимофей сидеть на трапезе съ собою, а потомъ и назначилъ его казначеемъ къ своему имению. Но у Кузьмы одно было на уме: какъ бы сделаться инокомъ. Воспламененный любовью къ Богу, много печалился онъ о томъ; но никому не смелъ открыть своей тайны. Ходилъ по окрестнымъ монастырямъ, но понапрасну. Между темъ и въ мирской одежде, онъ совершалъ дела иноческия: постъ, молитва, милостыня, прилежание къ церкви Божией, телесная чистота и незлобие, украшали его. Такими делами онъ былъ уже инокъ, и безъ иноческой одежды. Но вотъ Богъ помогаетъ исполниться и его желанию. Приходитъ въ Москву Игуменъ Махрищский, Стефанъ, мужъ въ то время вместе известный великимъ своимъ житиемъ. Кузьма, давно уже выжыдавший его прихода, лишь только узналъ о томъ, какъ съ радостию бежитъ къ нему, припадаетъ къ ногамъ его, плачетъ, выражаетъ ему мысль свою и молитъ возложить на него иноческий образъ. Стефанъ, видя усердие и плачъ Кузьмы, велелъ ему перестать плакать, и сказалъ: какъ угодно Богу, такъ и будетъ, а между темъ самъ думалъ о томъ, какъ бы сделать его инокомъ: сказалъ Ти-


      140


      мофею, онъ не допуститъ; молитъ его, онъ и того не послушаетъ. Стефанъ решился просто возложить на него, хотя еще не совершенно, иноческое одеяние, и назвать его Кирилломъ, а прочее предоставилъ воле Божией. Сделавъ такъ, приходитъ онъ къ Тимофею, въ самый полдень, когда тотъ собирался спать после обеда. Вотъ Стефанъ постучался въ двери. Возвестили Тимофею о приходе его, а Тимофей имелъ большую къ нему веру. Всталъ Тимофей, вышелъ къ Игумну, поклонился ему и просилъ благословения. Стефанъ сказалъ: богомолецъ вашъ Кириллъ благословляетъ. Тимофей спросилъ: а кто такой Кириллъ? Стефанъ отвечалъ: Кузьма, вашъ бывший сродникъ, а теперь инокъ, Господу работникъ и о васъ молельщикъ. – Тяжко было это слово Тимофею: скорби и досады исполнился онъ, насказалъ грубостей Стефану, который отвечалъ ему на нихъ словами Христа: «Идеже аще приемлютъ васъ и послушаютъ, ту прибывайте, а идеже не приемлютъ васъ, ниже послушаютъ, исходящее оттуду и прахъ ихъ прилепший оттрясите отъ ногъ вашихъ во свидетельство имъ», - и вышелъ, не прибавивъ къ тому ничего.
      Услышала это благочестивая и богобоязненная жена Тимофея, Ирина. Тяжело было для нея Стефаново, а еще более Христово слово, и начала она мужа своего увещавать: какъ де могъ онъ оскорбить такого человека? – и повторяла ему слова Спасителя, произнесенныя Стефаномъ. Тимофей раскаялся въ словахъ, сказанныхъ имъ Стефану, котораго зналъ за мужа святаго, - и вотъ отправляетъ онъ посланнаго къ нему съ просьбою, чтобы возвратился. Приходитъ Стефанъ, Тимофей проситъ у него прощения, Стефанъ прощаетъ его. Тимофей объявилъ, что Кузьма, нареченный Кирилломъ, остается на своей воле, какъ хочетъ. Стефанъ удалился въ радости, что приобрелъ брата, и принесъ эту весть Кириллу, который возвеселился, восхвалилъ Бога, возблагодарилъ Стефана и тотчасъ же все имение свое роздалъ нищимъ, ничего не оставивъ себе, даже и для телесныхъ нуждъ своихъ, не помянувъ ни старости, ни продолжения летъ своихъ.


      141


      Все эти подробности, переданныя мною совершенно точно изъ Кириллова Жития, взятаго изъ библиотеки М. П. Погодина, переносятъ насъ во внутреннюю домашнюю жизнь благочестиваго Русскаго семейства XIV века, где патриархальная власть начальника семьи уступаетъ свое право власти духовной. Въ Житияхъ Русскихъ Святыхъ мы находимъ иногда эти подробности внутренней жизни нашихъ предковъ, въ которыхъ отказываютъ намъ летописи.
      Последуемъ теперь за Кирилломъ въ его монастырскихъ подвигахъ. Игуменъ Стефанъ ведетъ его въ Симоновъ монастырь, къ Архимандриту Феодору, который и постригаетъ Кузьму настоящимъ образомъ и даетъ ему тоже имя Кирилла. Въ монастыре славился тогда великимъ житиемъ своимъ инокъ Михаилъ, впоследствии Епископъ Смоленский. Феодоръ вручаетъ Кирилла въ ученики Михаилу. Кириллъ ревностно во всемъ подражаетъ старцу: постъ вменяетъ въ наслаждение, въ зимнее время нагота для него теплота. Ревность его простирается до того, что онъ проситъ старца позволить ему есть черезъ два или три дни; но старецъ не позволяетъ ему, а приказываетъ есть хлебъ съ братиею, только не досытости. Ночью, когда старецъ читаетъ Псалтырь, Кириллъ кладетъ поклоны. Въ соборе, еще до звона колокола, на пение онъ является первый. Ночью вместе со старцемъ Михаиломъ, стоитъ на его обычномъ правиле. Въ отсутствии старца, дьяволъ разными образами соблазняетъ Кирилла, а иногда и при немъ во время правила стучитъ и толкается въ стену; но Кириллъ все побеждаетъ молитвою.
      Потомъ Архимандритъ приказываетъ Кириллу изъ кельи Михаила перейти на служение въ хлебню. Здесь Кириллъ носитъ воду, рубитъ дрова, предлагаетъ братьямъ теплые хлебы, а отъ нихъ принимаетъ теплыя молитвы. И здесь ночи безъ сна проводитъ на молитве; естъ столько, чтобы не быть голоднымъ, а иногда для того, чтобы братья не узнали о его воздержании, и пьетъ одну воду.
      Святый Сергий, уже бывший тогда въ великой славе, приходилъ иногда въ монастырь Симоновъ, для посещения


      142


      племянника своего, Архимандрита Феодора, и прочей братии. Но прежде всего заходилъ онъ въ хлебню къ Кириллу и проводилъ съ нимъ многие часы наедине, беседуя о пользе душевной. Когда Архимандритъ съ братиею выходилъ къ Преподобному Сергию, Сергий, отдавъ имъ обычное целование, оставлялъ ихъ и беседовалъ съ Кирилломъ. Все удивлялись, что Кириллъ удостоился такой славы; но ему тяжки были эти похвалы, и онъ желалъ отъ нихъ укрыться.
      Изъ хлебни настоятель посылаетъ его въ поварню. Здесь, при печномъ огне, Кириллъ размышляетъ объ огне адской муки. Смирение его возрастаетъ еще более. Слава не человека, но Ангела, проходитъ объ немъ по всей братии. Но онъ, желая уклониться отъ нея, принимаетъ на себя юродство и поступками своими возбуждаетъ смехъ и глумление. Настоятель налагаетъ на него эпитимьи, сажаетъ его на хлебъ и воду, на сорокъ дней и более, и Кириллъ по истечении срока, впадаетъ въ новое юродство, чтобы понести новое наказание. Такъ продолжалось до техъ поръ, пока настоятель не узналъ настоящей причины его поступковъ.
      Вотъ Святой пожелалъ безмолвия и помолился о томъ Богоматери. Архимандритъ велелъ ему выйти изъ поварни въ келью, и тамъ писать книги. Потомъ изъ кельи опять охотно онъ перешелъ въ поварню, где служилъ братии въ течении 9 летъ, и во все это время овечья кожа никогда не бывала на его теле.
      Наконецъ, сподобился онъ получить и священство, и правилъ неделю свою, какъ прочие священники, а на свободное время отходилъ опять въ поварню. Потомъ въ келии началъ безмолвствовать. Когда же Архимандритъ Феодоръ переведенъ былъ на Ростовское Архиепископство, Кириллъ поставленъ былъ на его место. Труды и подвиги его умножились. Не возгордился онъ новымъ саномъ, старыхъ любилъ какъ братьевъ, юныхъ какъ детей. Многие Князья и вельможи приходили къ нему для беседы. Но безмолвие келии нравилось ему более власти. Несмотря на просьбы братии, онъ оставилъ место настоятеля и уединился


      143


      въ келии. Архимандритомъ поставленъ былъ некто Сергий Азаковъ, впоследствии Епископъ Рязанский. Но чемъ более Кириллъ, укрываясь въ безмолвии, убегалъ человеческой славы, - темъ более Богъ прославлялъ его – и вотъ все приходили къ нему отъ различныхъ странъ и городовъ, и пресекали его безмолвие, и въ сладость слушали его слово, растворенное солию. Такая слава Кирилла возбудила зависть въ Архимандрите Сергие, который въ уважении къ нему виделъ презрение къ себе. Онъ не скрылъ своего негодования; но Кириллъ уступилъ гневу Настоятеля и отошелъ въ древний монастырь Рождества Богородицы, что на старомъ Симонове. Здесь, продолжая безмолвие, молился онъ ко Пречистой, чтобы она указала ему путь спасения. Въ глубокие вечера имелъ онъ обычай петь акафистъ Богоматери. Вотъ, въ одну изъ такихъ ночей, молился онъ и пелъ по обычаю акафистъ передъ Ея образомъ, и когда дошелъ до места во икосе: «Странное рождество видевшее, устранимся мира, и умъ на небо переложимъ,» - вдругъ услышалъ голосъ, ему говорящий: «Кириллъ! иди сюда на Белоозеро. Тамъ уготовано Мною тебе место, въ которомъ ты можешь спастися.» И вместе съ темъ озарилась его вся келия. Онъ отворилъ оконце, и видитъ светъ великий, сияющий къ полунощнымъ странамъ Белаозера. А голосъ тотъ, какъ перстъ, показывалъ то место, где ныне монастырь стоитъ. Всю ту ночь првелъ онъ въ радости отъ сего голоса и видения и та ночь была для него светлымъ днемъ.
      Вотъ прошло немного времени, и явился къ нему единопостриженникъ его, Ферапонтъ съ Белаозера. Кириллъ началъ его разспрашивать: есть ли места на Белаозере, где бы можно было безмолвствовать иноку? Ферапонтъ отвечалъ, что очень много прекрасныхъ местъ для уединения. Блаженный не открылъ ему своего видения, а только такъ его разспрашивалъ. Но вотъ, по времени, оба они согласились и вышли изъ монастыря вместе, и направили свой путь къ Белуозеру. Достигнувъ его после многихъ дней странствия, оно тамъ обходили разныя места, но ни одно изъ нихъ не полюбилось Святому: онъ все искалъ того места, которое


      144


      было указано ему Пречистою, и наконецъ нашелъ и узналъ его, и возлюбилъ его, и сотворивъ молитву, сказалъ: «Се покой мой въ веке века; здесь вселюся: тако изволила Пречистая. Благословенъ Господь Богъ отныне и до века, услышавший мое моление.» Водрузивъ крестъ на томъ самомъ месте и отпевъ благодарный молебенъ Пречистой, тогда только Кириллъ поведалъ своему спутнику тайну голоса и видения. Оба прославили вместе Бога и Его Матерь.
      Сначала оно соткали сень изъ деревьевъ, а потомъ начали копать въ земле келью. Несколько времени провели вместе, но потомъ разлучились. Кириллъ остался тутъ, а Ферапонтъ отошелъ отъ него за 15 верстъ или более, и нашелъ тамъ место близъ озера Паскаго, где поселился и создалъ церковь.
      Кириллу было 60 летъ, когда онъ пришелъ въ это дикое и безлюдное место и предпринялъ основание обители. Тридцать летъ монастырской жизни, видно, воспитали въ немъ силу воли, готовую на подвиги более тяжкие. Постъ не изнурилъ его тела, а воздержаниемъ приучилъ его ко всемъ возможнымъ лишениямъ. Въ тотъ самый возрастъ, когда другие кончаютъ поприще, онъ, бодрый духомъ и силами тела, только что начинаетъ новое – духовное просвещение страны дикой.
      На месте, где поселился Кириллъ, былъ огромный боръ и чаща. Людей никого. Место малое и круглое, но прекрасное: отовсюду, какъ стеною, окружено водами. Вблизи того места жилъ одинъ земледелецъ Исаия. За много летъ до прибытия блаженнаго, слышался Исаие звонъ отъ того места, где надлежало быть монастырю, а передъ самымъ пришествиемъ его, не только раздавался звонъ, но и певцы будто пели. Не одному Исаие слышались эти звоны и голоса, но и многимъ, жившимъ въ окресностяхъ. Они приходили къ тому месту, откуда это раздавалось, чтобы узнать причину; но слышать слышали, а видеть, не видали ничего.


      145


      Святой началъ подвиги свои въ подземной келии. Два христианина окрестныхъ местъ, Авксентий Воронъ и Матфий Кукосъ, бывший после пономаремъ обители, приходятъ къ Святому и помогаютъ ему. Начинается его борьба съ дьяволомъ и съ препятствиями природы. Однажды, утомленный трудомъ, Кириллъ заснулъ въ лесу, не смотря на увещания товарищей взятъ отдыхъ лучше въ келье. Голосъ разбудилъ соннаго и велелъ ему бежать, и лишь только блаженный отскочилъ, какъ дерево наветомъ вражиимъ упало на то самое место, где онъ спалъ. Вырубилъ лесъ, очистилъ его, собралъ хворостъ и, желая на этомъ месте посеять что нибудь, зажегъ его. Дьяволъ воздвигъ ветеръ. Дымъ съ пламенемъ окружилъ отовсюду Святаго, и насилу спасенъ былъ онъ отъ пожара какимъ-то Тимофеемъ. Вотъ пришли къ нему два монаха изъ Симонова, его друзья и единомысленники, Зеведей и Дионисий. Обрадовался имъ Кириллъ. Они стали жить вместе. За ними начали приходить и другие, и просить Кирилла о пострижении. Пришелъ и Нафанаилъ, впоследствии келарь обители. Новый врагъ открывается у Святаго: какой-то Андрей, завидуя тому, что Святой поселился на такомъ месте, покушается несколько разъ зажечь его келью. Но тщетно: невидимая сила тушитъ огонь. Пораженный чудомъ, Андрей раскаялся, сознался во всемъ блаженному и принялъ отъ него пострижение.
      Но вотъ, когда собралась братия около Кирилла, одна мысль одушевила всехъ: какъ бы воздвигнуть церковь ради общаго собрания. Все молятъ о томъ Кирилла. Какъ быть? Место отъ человеческихъ жилищъ далеко; плотниковъ нетъ. Кириллъ прибегаетъ съ молитвою къ Богоматери. Плотники, никемъ незваные, приходятъ – и поставлена церковь во имя Успения.
      Скоро распространилась молва о томъ, что и церковь построена, и обитель умножается. Заключили, что Кириллъ долженъ быть богатъ, что онъ много денегъ принесъ съ собою изъ Симонова. Какой-то бояринъ Феодоръ, видно промышлявший разбоями, услышавъ объ этомъ, посылаетъ


      146


      ночью разбойниковъ съ темъ, чтобы отнять сокровища у Святаго. Но две ночи сряду, приходятъ разбойники къ монастырю и видятъ, что окруженъ онъ воинстовомъ, стреляющимъ изъ луковъ. Феодоръ думалъ, не вельможа ли какой гоститъ въ монастыре; но узнавъ, что нетъ никого, понялъ чудо, пришелъ къ блаженному и раскаялся въ своемъ злодействе. Кириллъ, утешая его, сказалъ ему: «поверь мне, сынъ Феодоръ, ничего я не имею, кроме этой ризы, которую на мне видишь, да мало книжицъ». Съ техъ поръ Феодоръ никогда не приходилъ съ пустыми руками, а всегда передъ праздникомъ ловилъ рыбы на имя Кириллово, и приносилъ ему иногда одного осетра, иногда же двухъ.
      Слава о блаженномъ Кирилле проходила повсюду. Имя его, какъ священное, произносилось всеми. Перстами указывали на него за его добродетель. Одни хвалили его смирение, другие воздержание, те пользу отъ словъ его, те нищету и простоту его. Въ числе иноковъ, постригшихся у Кирилла, былъ некто Игнатий. Добродетелями своими онъ подражалъ Кириллу, но еще и темъ прославился, что въ течении тридцати летъ онъ никогда ни разу не ложился на ребрахъ, но стоя, а иногда немного присевши, спалъ.
      Уставъ блаженнаго Кирилла былъ следующий. Въ церкви никому нельзя было съ другимъ беседовать, или выйти изъ храма прежде конца службы. По старшинству подходила братия поклоняться Евангелию и инокамъ. Самъ блаженный, стоя въ церкви, никогда не прислонялся къ стене, не садился не во время. Ноги его были какъ столпы. Къ трапезе шли также по старшинству. Во время трапезы, раздавался только голосъ чтеца, при всеобщемъ молчании. Три кушанья было для братии. Самъ Кириллъ елъ только отъ двухъ – и то не до сытости. Питья не было другаго, кроме воды. Медъ и всякой напитокъ пьяный запрещено было вносить въ монастырь. Это запрещение простеръ Кириллъ и на время после смерти своей. Вышедъ из-за трапезы, никто не смелъ заходить къ другому, кроме


      147


      великой потребы. Кириллъ однажды укорилъ за это покушение ученика своего, Мартиниана. Если кто получалъ въ монастыре письмо или поминокъ, долженъ былъ письмо нераспечатанное принести къ Кириллу, также и поминокъ. Такъ и изъ монастыря нельзя было написать письма, безъ его разрешения. Ничего въ кельи нельзя было иметь, а все было общее. Серебро и золото могло только принадлежать монастырской казне, откуда братия все получала. Если кто чувствовалъ жажду, долженъ былъ идти въ трапезу, чтобы утолить ея. Воду позволялось держать въ келии, только для умытия рукъ. Кому случалось въ келию зайти, ничегог не могъ видеть у монаха, кроме иконы или книги. Соревнование одно было только позволено – прежде другихъ придти въ Божию церковь. Говорили между собою только изъ Писания. Свое же любомудрие каждый хранилъ про себя молча. Рукодельемъ занимались – все для монастырской казны, а на себя не смелъ ничего делать. Одежду, обувь, все нужное, получали изъ казны. Самъ Кириллъ носилъ ризу раздранную и многошвенную. После заутрени, ходилъ въ поварню и помогалъ служителямъ своими руками, только чтобы послужить братии.
      Когда совершалъ божественную литургию, или слушалъ чтение, или самъ читалъ, или стоялъ на своемъ келейномъ правиле, то не могъ удерживаться отъ слезъ. Случались недостатки въ монастыре, братия понуждала Святаго отнестись съ просьбою къ христолюбцамъ. – Кириллъ никакъ не соглашался и училъ братию не просить у мирскихъ милостыни. Благочестивая Княгиня Аграфена, жена Князя Андрея Можайскаго, хотела однажды угостить всю братию рыбою, но время было постное: Настоятель не позволилъ. Лицеприятия у него не было. Зеведея, товарища по Симонову, который изъ первыхъ пришелъ къ нему, любилъ онъ; но когда заметилъ однажды красное лицо его въ окно своей келии, то укорилъ друга и привелъ къ воздержанию.
      Чудеса, въ числе многихъ другихъ, совершилъ онъ следующия. Одинъ изъ братьевъ, Феодотъ по имени, ненави-


      148


      делъ Святаго: Кириллъ прозорливостью своею отгадалъ въ немъ это чувство и смирениемъ победилъ меньшаго брата. Изцелялъ беснующихся и больныхъ; кормилъ народъ во время голода изъ житницъ, въ которыхъ жито не изсякало.
      У Христофора, ученика Кириллова, занемогъ другъ его Сосипатръ. Христофоръ передалъ свою скорбь Кириллу. Онъ сказалъ ему: «поверь мне, что никто изъ васъ прежде меня не умретъ, а по отшествии моемъ, многие последуютъ за мною.» Видя свое изнеможение, частыя болезни, и предчувствуя близкую смерть, девяностолетний Кириллъ помыслилъ написать последнее послание къ Князю Андрею Дмитриевичу Можайскому, которому поручилъ свой монастырь и особое наблюдение за темъ, чтобы сохранялось въ немъ общее житие, имъ учрежденное. Князь Андрей исполнилъ завещание Кирилла. Далъ обители и домы великие и озера, и много книгъ положилъ въ церковь. Передъ самою смертию, Кириллъ созвалъ всю братию, а всехъ было тогда, съ нимъ Богу работавшихъ 53 человека. Передъ всеми вручилъ монастырь ученику своему Иннокентию. До конца исполнялъ келейное правило. Въ праздники, когда самъ не могъ на своихъ ногахъ ходить въ церковь, ученики приводили его, и онъ самъ совершалъ литургию. Последний разъ совершилъ онъ ее въ День Святаго Духа, на память Св. Кирилла Александрийскаго, и после того началъ ослабевать теломъ. Рыдала братия, скорбела объ отходящемъ, о обители, что оскудеетъ безъ него. Кириллъ утешалъ ихъ: «не скорбите, если я угодилъ Богу, то место не оскудеетъ, а еще более распространится; только любовь имейте между собою.» Последние слова его были: «не скорбите, братья и дети, въ день покоя моего; уже часъ мне почити о Господе; предаю васъ Богу и Его Пречистой Матери: Онъ да сохранитъ васъ отъ всехъ искушений лукаваго, а сынъ мой, Иннокентий, да будетъ вамъ Игуменомъ вместо меня: почитайте его, какъ меня; онъ исправитъ ваши недостатки.» Последняя забота его была о томъ, чтобы не разорилось общее житие. Братия подходила къ нему, со слезами целовалась съ нимъ, прощалась съ нимъ,


      149


      просила благословения. Онъ, какъ чадолюбивый отецъ, всехъ лобызалъ, всехъ ласкалъ, всемъ оставлялъ последнее благословение, и у всехъ самъ просилъ прощения. Еще разъ причастился пречистыхъ Таинъ, и мирно и тихо отдалъ Господу свою святую и трудолюбную душу, «еще молитве въ устахъ его сущей.» 9-го Июня 6935 (1427) года, братия, со многою честию и надгробнымъ пениемъ, покрыли землею многострадальное и трудолюбное тело его, сосудъ Пресвятаго Духа.
      Отъ Кирилла Белозерскаго осталось намъ три послания къ тремъ братьямъ Князьямъ, съ которыми онъ былъ, какъ видно, въ самыхъ короткихъ, дружескихъ сношенияхъ. Эти послания, писанныя весьма простымъ языкомъ и исполненныя иноческаго смирения, определяютъ ясно те нравственныя отношения, какия были у насъ между представителями духовной жизни и Церкви, и представителями светской власти. Разскажу ихъ содержание и приведу отрывки. Первое надписано къ Великому Князю Василию Димитриевичу и относится къ 1399 – 1402 годамъ. Кириллъ прежде всего радуется смирению Великаго Князя всей земли Русской, который отъ толикой славы мира сего преклоняется къ нищите его и братии, и поручаетъ имъ молиться о грехахъ его. Все это приписываетъ Кириллъ великой любви Князя къ Богу и Пречистой Его Матери. За темъ следуютъ два наставления: первое общее, другое частное. Вотъ первое: «Въздай же убо Благодателю долгъ святыя его храня заповеди, всякого укланяясь пути, ведущаго въ пагубу. Якоже бо о кораблехъ есть, егда убо наемникъ, еже есть гребецъ, съблазнится, малъ вредъ творитъ плавающихъ съ нимъ; егда же кормчий, тогда всему кораблю сътворяетъ пагубу: такоже, господине, и о Князехъ. Аще кто отъ бояръ согрешитъ, не творить всемъ людемъ пакость, но токмо себе единому; аще ли же самъ Князь, всемъ людемъ, иже подъ нимъ, сотворяетъ вредъ. Ты же, господине, съ многою твердостию храни собе въ добрыхъ делехъ; рече бо Святый Апостолъ: «миръ имейте и святыню, безъ нея же никто же узритъ Господа». Возне-


      150


      навиди, господине, всяку власть, влекущую тя на грехъ; непреложенъ имей благочестия помыслъ и не возвышайся, господине, временною славою къ суетному шатанию: малъ же убо и кратокъ сущий зде животъ и съ плотию съпряжена смерть. И сия убо помышляя, не въ падеши въ ровъ гордостный: но бойся, господине, Бога, истиннаго Царя, и блаженъ будеши: «блажени бо, рече, боящеися Господа.» - Второе наставление касается раздоровъ В. Князя съ Князьями Суздальскими. Вотъ оно: «Да слышелъ есми, господине Князь Великий, что смущение велико между тобою и сродники твоими Князми Суждальскими. Ты, господине, свою правду сказываешь, а они свою; а въ томъ, господине, межи васъ крестьяномъ кровопролитие велико чинится. Ино, господине, посмотри того истинно, въ чемъ будетъ ихъ правда предъ тобою, и ты, господине, своимъ смирениемъ поступи на себе; а въ чемъ будетъ твоя правда предъ ними, и ты, господине, за себе стой по правде. А почнуть ти, господине, бити челомъ, и ты бы, господине, Бога ради, пожаловалъ ихъ, по ихъ мере; занеже, господине, тако слышелъ есмь, что доселе были у тебе въ нужи, да отъ того ся, господине, и возбранили (т. е. заратилися). И ты, господине, Бога ради, покажи къ нимъ свою любовь и жалованье, чтобы не погибли въ заблуждении въ Татарскихъ странахъ, да тамо бы не скончались. Занеже, господине, ни царство, ни княжение, ни иная каа власть не можетъ насъ избавити отъ нелицемернаго суда Божия; а еже, господине, възлюбити ближняго яко себе, и утешити душа скорбящая и озлобленныя, много, господине, поможетъ на страшнемъ и праведнемъ Суде Христове, понеже пишетъ Апостолъ Павелъ ученикъ Христовъ: «аще имамъ веру горы преставляти, и аще имамъ раздати все имение свое, любве же не имамъ, ничтоже полза ми есть.» Възлюбленный же пишетъ Иоанъ Богословъ: «аще кто речетъ: Бога люблю, а брата своего ненавижу, ложь есть.» Темже и ты, господине, взлюби Господа Бога отъ всея душа своея; тако взлюби и братию твою и вся крестьяне: и тако, господине, вера твоя къ Богу и мило-


      151


      стыня твоя къ нищимъ Богомъ приятна будетъ.» - Такъ раздавался смиренный голосъ инока въ пользу братской любви между враждовавшими Князьями, тогда какъ польза государственная, Московское единство, требовали другихъ соображений. Симеонъ и Василий Кирдяпа, отстаивавшие независимость Суздаля, умерли въ изгнании. Но внукъ Кирдяпинъ женился однако на дочери Великаго Князя. «Тое же зимы (1418) Князь Великий отдаетъ дщерь свою Василису за Князя Александра Ивановича Суждальскаго,» говоритъ летописецъ. Можетъ быть, и доброе слово Кириллово участвовало въ этомъ родственномъ примирении.
      Другое послание надписано къ Можайскому Князю Андрею Дмитриевичу, тому самому, которому Кириллъ въ духовномъ своемъ завещании поручилъ обитель. Послание относится къ 1408 или 1413 году. Этотъ Андрей былъ также сынъ Димитрия Донскаго, и родился 1382 года Августа 14-го дня; крещенъ же Игуменомъ Симонова монастыря, Феодоромъ, вероятно, въ то самое время, какъ Кириллъ жилъ въ монастыре. Отецъ его, Димитрий, далъ Андрею въ уделъ Можайскъ, и сверъ того благославилъ его куплею деда своего, Белымъ Озеромъ. Вотъ чемъ объясняется особенное отношение Андрея къ обители Кирилла Белозерскаго. Андрей езжалъ часто въ свою Белозерскую вотчину и могъ оттуда легко покровительствовать обители. Послание написано Кирилломъ въ ответъ на послание Андреево, въ которомъ Князь извещаетъ Кирилла о чудесахъ, бывшихъ отъ Богоматери. Упоминается въ немъ также о томъ, что Божия Матерь избавила Христианъ отъ нашествия враговъ иноплеменныхъ. Этими двумя обстоятельствами определяется время послания.
      Въ 1408 году было нашествие Эдигея. Москва, конечно, спасена была чудомъ, потому что Великий Князь Василий Димитриевичъ оставилъ ее – и, кроме всенародныхъ молитвъ, не было другой защиты. Князь Андрей, вместе съ Владимиромъ Андреевичемъ Храбрымъ и братомъ своимъ, Петромъ, оставался тогда въ Москве. Эдигей внезапно сделалъ мирныя предложения и удалился отъ Москвы. Къ


      152


      этому событию можетъ относиться послание. Къ соображению можно принять еще другое происшествие. Въ 1413 году, отъ Можайска за 10 верстъ, въ отчине Князя Андрея Можайскаго, отъ иконы Богородицы явилось много изцелений слепымъ, хромымъ. Одинъ земледелецъ, по имени Лука, нашелъ эту икону на дереве; обогатился, ходя съ нею изъ города въ городъ, построилъ великолепный домъ и жилъ Княземъ, презирая всехъ; ловчий Князя Андрея Дмитриевича, оскорбленный грубымъ Лукою, пустилъ на него медведя, который изломалъ его; Лука, приведенный въ чувство увещаниями Князя Андрея, отдалъ ему чудотворную икону и все свое имение для построения обители Кольчинской, а самъ постригся въ ней и скоро умеръ. Вотъ на какомъ справедливомъ основании издатели Историческихъ Актовъ отнесли это послание къ 1408 или къ 1413 году.
      После беседования о чудесахъ Богоматери, следуютъ наставления Кирилла Князю Андрею. Мы выпишемъ ихъ:
      «И ты, господине Князь Андрей, видя человеколюбие и милосердие Господа нашего Иисуса Христа, что гневъ свой отъ насъ отвелъ, а милость свою явилъ народу крестьянскому, молитвами Пречистыя Госпожа Богородица Матере своея, и ты, господине, смотри того: властелинъ еси въ отчине, отъ Бога поставленъ, люди, господине, свои уймати отъ лихаго обычая. Судъ бы, господине, судили праведно, какъ предъ Богомъ, право; поклеповъ бы, господине, не было; подметовъ бы, господине, не было; судьи бы, господине, посуловъ не имали, довольны бы были уроки своими, понеже сице глоголетъ Господь: «да не оправдиши нечестиваго мзды ради; ни силна, ни богата устыдися на суде, ни брата свойства ради, ни друга любве ради, ни нища нищеты ради; ни сътворивши неправду на суде, яко судъ истиненъ есть, прклятъ всякъ неправо судя.» Пророкъ рече: «ярость Господня на нихъ неисцелна до века, и огнь поясть нечестивыя, мзды ради, иже неправдою взимаютъ.» А судя праведно, безо мзды, спасении будутъ и царство небесное наследуютъ. И ты, господине, внимай себе, чтобы корчмы въ твоей вотчине


      153


      не было; занеже, господине, то велика пагуба душамъ: крестьяне ся, господине, пропиваютъ, а души гибнутъ. Такоже, господине, и мытовъ бы у тебя не было, понеже, господине, куны неправедныя; а где, господине, перевозъ, туто, господине, пригоже дати труда ради. Такоже, господине, и разбоя бы и татбы въ твоей вотчине не было. И аще не уймутся своего злаго дела, и ты ихъ вели наказывати своимъ наказаниемъ, чему будутъ достойны. Такоже, господине, уймай подъ собою люди отъ скверныхъ словъ и отъ лаяния, понеже то все прогневаетъ Бога; и аще, господине, не потщишися всего того управити, все то на тебе взыщется: понеже властитель еси своимъ людемъ, отъ Бога поставленъ. А крестьяномъ, господине, не ленись управы давати самъ: то, господине, выше тебе отъ Бога вменится и молитвы и поста. А отъ упиваниа бы есте уймались, а милостынку бы есте по силе давали: понеже, господине, поститись не можете, а молитися ленитеся; ино въ то место, господине, вамъ милостыня вашъ недостатокъ исполнитъ.» Такъ говорилъ инокъ Князю о стоянии въ церкви.: «Въ церкви стойте, господине, съ страхомъ и трепетомъ, помышляющее въ себе аки на небеси стояще: занеже, господине, церковь наречется земное небо, въ ней же съвершаются Христова таинства. Блюди и себе, господине, опасно: въ церкви, господине, стоя, беседы не твори и не глаголи, господине, никакого слова празна; и аще кого видиши отъ вельможъ своихъ или отъ простыхъ людей, беседующа въ церкви, и ты имъ, господине, възбраняй: понеже, господине, то все прогневаетъ Бога.»
      Третье послание написано къ Звенигородскому Князю, Георгию Димитриевичу, также брату первыхъ двухъ. Трехъ летъ, присутствовалъ онъ вместе съ отцомъ своимъ при погребении Св. Алексия Митрополита, а родился въ Переславле-Залесскомъ, въ 1374 году, и крещенъ Преподобнымъ Сергиемъ. Было ему 15 летъ, когда отецъ его, Димитрий, умирая, далъ ему въ уделъ Звенигородъ и Рузу, и сверхъ того благословилъ его Галичемъ. Осмнадцати летъ, онъ, подъ начальствомъ дяди своего, Владимира Андреевича,


      154


      уже воевалъ съ Новгородцами. Двадцати пяти летъ, завоевалъ для брата своего, Василия, Казанскую Болгарию, а на 26-мъ году жизни (1400) женился на Анастасии, дочери изгнанника, Князя Смоленскаго, Юрия Святославича. Долго боролся онъ за свое право быть Государемъ Московскимъ съ племянникомъ своимъ, Василиемъ Темнымъ, вытерпелъ унижение въ Орде, долженъ былъ вести коня подъ племянникомъ; но не уступилъ и передалъ вражду свою детямъ. Послание написано Кирилломъ къ Князю, по случаю болезни супруги его. Инокъ предлагаетъ ему духовныя утешения. Георгий, какъ видно, хотелъ посетить обитель Кирилла, но сей последний уклонялся отъ столь высокой чести, боясь зависти. Вотъ слова его: « Еще господине, самъ сего поразсуди: понеже твоея вотчины въ сей стране нетъ, и толко ты, господине, поедешь семо, ино вси человеци начнутъ глаголати: «Кирилла деля токмо поехалъ.» Былъ, господине, здесь братъ твой, Князь Андрей: ино, господине, его вотчина, и намъ пришла нужа: нелзе намъ ему, своему господину, челомъ не ударити. А ты, господине, Бога ради, не учини того, что ти къ намъ ехати.» Подъ именемъ вотчины Андрея разумеется земля Белозерская. Слова: яко же ти и прежъ сего писахъ, показываютъ, что Кириллъ писалъ къ Князю Георгию и другия послания.
      Изъ этихъ немногихъ посланий виденъ смиренный и христианский характеръ Кирилла, видна простота его какъ въ мысли, въ чувстве, такъ и въ слове, и видна наконецъ та прекрасная духовная связь, которая соединяла отшельника съ державцами Русской земли.
      Составивъ себе понятие о томъ, кто основалъ обитель, перейдемъ теперь къ памятникамъ самой обители.


      155