Михаил Муравьев
ИЗБРАНИЕ СТИХОТВОРЦА
Природа, склонности различные вселяя,
Одну имеет цель, один в виду успех:
По своенравию таланты разделяя,
Путями разными ведет ко счастью всех.
Глас трубный одному на бранном поле сроден,
Победы шумной клик и побежденных стон;
Другому сельский кров и плуг косой угоден
И на брегу ручья невозмущенный сон.
Я, блеском обольщен прославившихся россов,
На лире пробуждать хвалебный глас учусь
И за кормой твоей, отважный Ломоносов,
Как малая ладья, в свирепый понт несусь.
ПРИМЕЧАНИЕ
...за кормой твоей, отважный Ломоносов, как малая ладья, в свирепый понт несусь – т. е. следую традициям Ломоносова-поэта.
СЕЛЬСКАЯ ЖИЗНЬ
К Афанасью Матвеевичу Брянчанинову
Не слава, о, мой друг! не шум оружий бранных –
Жизнь сельская зовет согласия мои,
В долинах, муравой цветущею устланных,
Где Лухта льет тебе прозрачные струи;
Где ты из терема, куда ни кинешь взоры,
Повсюду мирное свое владенье зришь.
Тебе окружные желтеют жатвой горы,
Поля, где шествуешь, присутствием живишь.
Теснятся вкруг тебя прилежные селяне,
И нимфы вьют тебе венки из васильков,
С зарею восстают восхода солнца ране,
Железом воружась блистательных серпов.
Ах! счастливы стократ, свое коль счастье знают!
Трудятся, суетно свой ум не бременя,
Гуляньем летни дни иль пляской заключают
И песеньки поют у зимнего огня.
Что нужды, что зима? Еще им лето длится,
И счастье годовых не ведает времен.
Работы и забав единый круг катится,
Забавы без угрыз, здоровье без измен.
Такие дни текли вселенныя в начале,
Когда не ведали обманов, ни вражды;
Никто не странствовал знакомой сени доле,
И всяк возделывал отечески бразды.
Не заблуждалися смиренные желанья
В исканьи пагубных сокровищ и честей,
И связи родственны, и нежны воздыханья,
И нужда добрым быть спасали от страстей.
Так, Брянчанинов, ты проводишь дни спокойны,
Соединяя вкус с любовью простоты:
Из лиры своея изводишь гласы стройны
И наслаждаешься хвалами красоты.
ПРИМЕЧАНИЯ
Лухта – приток реки Вологды, на котором в 30 км от города Вологды стояло Фомино, одно из имений Брянчанинова. Нимфы – в греч. мифологии божества природы.
ПУТЕШЕСТВИЕ
Прости, спокойный град, где дни мои младые
Под сенью родины сны красили златые.
Я твой меняю кров на пышный Петрополь.
Но память мне твою с собой унесть позволь,
Ах! память жизни сей, толь сладко проведенной
С нежнейшим из отцов, с сестрою
несравненной.
Уже церквей твоих сокрылися главы,
О Вологда! поля, лишенныя травы,
Являют сентября дыхание сурово;
Но нас повсюду ждет друзей свиданье ново.
Тебе обязанных сердца, родитель мой,
И в путешествии сопутствуют с тобой,
В гостеприимный кров, кров сельский
приглашают
И старца седины цветами украшают.
Затмила было скорбь твои цветущи дни,
Любезная сестра, но в дружеской сени
Небесно здравие с тобою рассмеялось.
Пространство новое пред нами разверзалось,
Где Угла быстрая приносит дар Шексне.
День целый по ее неслись мы быстрине;
Тяжелы неводы влекут нам рыболовы,
И дым являет их в лесах таящись кровы.
Преходим, от валов теченье удаля,
Железом устюжским усеянны поля.
Ты принял нас в твоей сени благословенной,
Муж, важный твердостью, родством
соединенной.
Ты, от волнения себя уединив,
Находишь счастие среди спокойных нив.
Оттоль лежал наш путь по холмам каменистым,
Дающим в недрах их озерам место чистым.
Сквозь темный свод лесов проходим в те места,
Где льет полезный ток величественна Мета.
Несчетной тьмой судов ее покрыты бреги.
Там, к брату своему, в объятия спешишь,
Родитель мой! и слез в восторге не щадишь.
О старцы! вашего свидания свидетель,
В двух образах я зрел едину добродетель.
Так два источника, вначале разделясь,
Странами дальними друг от друга катясь,
Внезапну в ток един щедротою судьбины
Сливаются, журча и не страшась пучины.
Остаток нашего к Петрополю пути
Хотим, покинув брег, водою перейти.
Несомы ладней средь влажныя дороги,
Мы видим, Мета, твои шумящие пороги.
Преградою их скал в пути раздражена,
Кипит и бьет твоя сердитая волна.
Но, после возвратясь к естественному чину,
Тиха, являет нам брегов своих картину,
Доколь распространив течения свои,
Вливает в озеро прозрачные струи
Прекрасно озеро, близ коего потоков
День Труворов затмил в полудни Сумароков.
С восторгом, Новгород! к тебе кидаю взор
И зрю Софии храм и Ярославов двор.
Потом по той реке, где древний Волхв являлся,
Где, Рурик, твоего жилища знак остался,
Дошли до Ладожских неистовых валов;
Где тихий ход судам назначил дух Петров,
И се река его, славна его делами,
Нева пред алчными открылася глазами,
И скоро вы сбылись, любимые мечты,
С своими зданьями предстал, Петрополь, ты.
Се ты, прекрасный сад, героем возращенный,
Се Марсов храм, се храм, наукам посвященный.
Здесь Ломоносов пел, Лосенков там писал.
Я славлю вас, брега, к которым днесь пристал.
ПРИМЕЧАНИЯ
В стихотворении описан переезд из Вологды в Петербург в 1772 г. Петрополь – Петербург. С нежнейшим из отцов, с сестрою несравненной – с Никитой Артамоновичем и Федосьей Никитичной Муравьевыми. Железом устюжским усеянны поля – т. е железной рудой. ...принял нас в твоей сени благословенной, муж, важный твердостью – Лев Андреевич Батюшков, женатый на сестре матери М. Н. Муравьева; он был владельцем имения Даниловское в Устюжско-Железнопольском уезде; приходился дедом К. Н. Батюшкову. ... к брату своему в объятия спешишь – речь идет о встрече с Матвеем Артаминовечом Муравьевым, старшим братом Н. А. Муравьева, который служил при водяной коммуникации Новгородской губернии в канцелярии Боровицких порогов. ...Вливает в озеро прозрачные струи – река Мета впадает в озеро Ильмень. ...День Труворов затмил в полудни Сумароков – речь идет о персонаже трагедии А. П. Сумарокова «Синав и Трувор», действие которой происходит в древнем Новгороде; разлученный с возлюбленной, Трувор в финале кончает жизнь самоубийством. Ярославов двор – «Ярославово дворище» (по имени Ярослава Мудрого, княжившего в Великом Новгороде в 1010 – 1019 гг.), на котором собиралось вече. Волхв – река Волхов. Рурик (Рюрик) – см. примеч. к «Задонщине» в разделе «». ... Где тихий ход судам назначил дух Петров – имеется в виду построенная по замыслу Петра I Мариинская водная система, соединяющая Волгу с Балтийским морем; Ладожское озеро включено в эту систему. ...прекрасный сад, героем возращенный – Летний сад, разбитый в 1704 г.; в нем расположен Летний дворец Петра I. ...храм, наукам посвященный – здание Академии наук на Васильевском острове. Марсов храм – вероятно, Петропавловская крепость. Лосенков – А. П. Лосенко (1737 – 1773), живописец и рисовальщик, представитель русского классицизма.
ПАМЯТЬ СЕРДЦА
Федор Брянчанинов
ХОЧУ
Любить несносно без отрады,
С сим чувством грустно в свете жить;
Я без надежды, без награды
Хочу Анету век любить.
Хочу ее прельщаться взором,
В молчаньи страсть мою таить,
Ее прекрасным разговором
Страданье сердца усладить.
Хочу с ней быть везде в собранье,
Чтобы пред всеми отличать,
Оказывать мое вниманье
И ей в желаньях угождать.
Хочу в ее я упражненье
С ней время вместе проводить,
Хочу в ее я утешенье
Себе забавы находить.
Хочу внимать и восхищаться
Ее на арфе я игрой;
Хочу я, слышавши, прельщаться
Анетой в мире лишь одной.
Хочу в приятны дни погоды
В садах и рощах с ней гулять,
Хочу я прелести природы
В сердцах взаимно ощущать.
Хочу натуры совершенства
В тебе одной лишь находить,
И ставлю в том свое блаженство,
Чтоб мысли с чувством согласить.
Хочу с унылою душою
В местах, где ты, – там обитать;
Я воздухом одним с тобою
Хочу остатки дней дышать.
Хочу, чтоб ты мне подавала
Свои законы в мире жить,
Моею жизнью управляла,
Лишь мне оставя власть любить.
Хочу, с сим чувством засыпая,
Тебя во сне воображать;
Хочу, сон сладкий прерывая,
Тобой наставший день встречать.
Хочу, чтоб солнце восходило
И освещало шар земной,
Мои бы чувства находило
И сердце, занято тобой.
Хочу ничем не восхищаться,
Хочу ничем не дорожить,
Тобой одною лишь прельщаться
И для тебя на свете жить.
Хочу терпеть беды, напасти,
Хочу крушиться и страдать,
Чтоб силу чувств и нежность страсти
Тебе сильнее доказать.
Хочу того, чтоб ты узнала,
Что я страдаю и терплю,
И мне в отраду бы сказала:
«Люби – и я... тебя люблю».
(Конец XVIlI-начало XIX в.)
Константин Батюшков
МОИ ПЕНАТЫ
Послание к Ж<уковскому> и В<яземскому>
Отечески Пенаты,
О пестуны мои!
Вы златом не богаты,
Но любите свои
Норы и темны кельи,
Где вас на новосельи
Смиренно здесь и там
Расставил по углам;
Где странник я бездомный,
Всегда в желаньях скромный,
Сыскал себе приют.
О боги! будьте тут
Доступны, благосклонны!
Не вина благовонны,
Не тучный фимиам
Поэт приносит вам,
Но слезы умиленья,
Но сердца тихий жар
И сладки песнопенья,
Богинь Пермесских дар!
О Лары! уживитесь
В обители моей,
Поэту улыбнитесь –
И будет счастлив в ней!..
В сей хижине убогой
Стоит перед окном
Стол ветхой и треногой
С изорванным сукном.
В углу, свидетель славы
И суеты мирской,
Висит полузаржавый
Меч прадедов тупой;
Здесь книги выписные,
Там жесткая постель –
Все утвари простые,
Все рухлая скудель!
Скудель!., но мне дороже,
Чем бархатное ложе
И вазы богачей!..
Отеческие боги!
Да к хижине моей
Не сыщет ввек дороги
Богатство с суетой,
С наемною душой
Развратные счастливцы,
Придворные друзья
И бледны горделивцы,
Надутые князья!
Но ты, о мой убогой
Калека и слепой,
Идя путем-дорогой
С смиренною клюкой,
Ты смело постучися,
О воин, у меня,
Войди и обсушися
У яркого огня.
О старец, убеленный
Годами и трудом,
Трикраты уязвленный
На приступе штыком!
Двуструнной балалайкой
Походы прозвени
Про витязя с нагайкой,
Что в жупел и в огни
Летал перед полками
Как вихорь на полях,
И вкруг его рядами
Враги ложились в прах!..
И ты, моя Лилета,
В смиренный уголок
Приди под вечерок
Тайком переодета!
Под шляпою мужской
И кудри золотые,
И очи голубые,
Прелестница, сокрой!
Накинь мой плащ широкой,
Мечом вооружись
И в полночи глубокой
Внезапно постучись...
Вошла – наряд военный
Упал к ее ногам,
И кудри распущенны
Взвевают по плечам,
И грудь ее открылась
С лилейной белизной:
Волшебница явилась
Пастушкой предо мной!
И вот с улыбкой нежной
Садится у огня,
Рукою белоснежной
Склонившись на меня,
И алыми устами,
Как ветер меж листами.
Мне шепчет: «Я твоя,
Твоя, мой друг сердечной!..»
Блажен в сени беспечной,
Кто милою своей,
Под кровом от ненастья,
На ложе сладострастья,
До утренних лучей
Спокойно обладает,
Спокойно засыпает
Близ друга сладким сном!
Уже потухли звезды
В сиянии дневном,
И пташки теплы гнезды,
Что свиты под окном,
Щебеча покидают
И негу отрясают
Со крылышек своих;
Зефир листы колышет,
И все любовью дышит
Среди полей моих;
Все с утром оживает,
А Лила почивает
На ложе из цветов...
И ветер тиховейной
С груди ее лилейной
Сдул дымчатый покров...
И в локоны златые
Две розы молодые
С нарциссами вплелись;
Сквозь тонкие преграды
Нога, ища прохлады,
Скользит по ложу вниз...
Я Лилы пью дыханье
На пламенных устах,
Как роз благоуханье,
Как нектар на пирах!..
Покойся, друг прелестной,
В объятиях моих!
Пускай в стране безвестной,
В тени лесов густых,
Богинею слепою
Забыт я от пелен,
Но дружбой и тобою
С избытком награжден!
Мой век спокоен, ясен;
В убожестве с тобой
Мне мил шалаш простой,
Без злата мил и красен
Лишь прелестью твоей!
Без злата и честей
Доступен добрый
Гений Поэзии святой
И часто в мирной сени
Беседует со мной.
Небесно вдохновенье,
Порыв крылатых дум!
(Когда страстей волненье
Уснет... и светлый ум,
Летая в поднебесной,
Земных свободен уз,
В Аонии прелестной
Сретает хоры Муз!)
Небесно вдохновенье,
Зачем летишь стрелой
И сердца упоенье
Уносишь за собой?
До розовой денницы
В отрадной тишине,
Парнасские царицы,
Подруги будьте мне!
Пускай веселы тени
Любимых мне певцов,
Оставя тайны сени
Стигийских берегов
Иль области эфирны,
Воздушною толпой
Слетят на голос лирный
Беседовать со мной!..
И мертвые с живыми
Вступили в хор един!..
Что вижу? ты пред ними,
Парнасский исполин,
Певец героев, славы,
Вслед вихрям и громам,
Наш лебедь величавый,
Плывешь по небесам.
В толпе и Муз, и Граций,
То с лирой, то с трубой,
Наш Пиндар, наш Гораций
Сливает голос свой.
Он громок, быстр и силен,
Как Суна средь степей,
И нежен, тих, умилен,
Как вешний соловей.
Фантазии небесной
Давно любимый сын,
То повестью прелестной
Пленяет Карамзин,
То мудрого Платона
Описывает нам
И ужин Агатона,
И наслажденья храм,
То древню Русь и нравы
Владимира времян
И в колыбели славы
Рождение славян.
За ними Сильф прекрасной,
Воспитанник Харит,
На цитре сладкогласной
О Душеньке бренчит;
Мелецкого с собою
Улыбкою зовет
И с ним, рука с рукою,
Гимн радости поет!..
С Эротами играя,
Философ и пиит,
Близ Федра и Пильпая
Там Дмитриев сидит;
Беседуя с зверями,
Как счастливый дитя,
Парнасскими цветами
Скрыл истину шутя.
За ним в часы свободы
Поют среди певцов
Два баловня природы,
Хемницер и Крылов.
Наставники-пииты,
О Фебовы жрецы!
Вам, вам плетут Хариты
Бессмертные венцы!
Я вами здесь вкушаю
Восторги Пиерид
И в радости взываю:
О Музы! я пиит!
А вы, смиренной хаты
О Лары и Пенаты!
От зависти людской
Мое сокройте счастье,
Сердечно сладострастье
И негу и покой!
Фортуна, прочь с дарами
Блистательных сует!
Спокойными очами
Смотрю на твой полет:
Я в пристань от ненастья
Челнок мой проводил
И вас, любимцы счастья,
Навеки позабыл...
Но вы, любимцы славы,
Наперсники забавы,
Любви и важных муз,
Беспечные счастливцы,
Философы-ленивцы,
Враги придворных уз,
Друзья мои сердечны!
Придите в час беспечный
Мой домик навестить –
Поспорить и попить!
Сложи печалей бремя,
Ж<уковский> добрый мой!
Стрелою мчится время,
Веселие стрелой!
Позволь же дружбе слезы
И горесть усладить
И счастья блеклы розы
Эротам оживить.
О В<яземский>! Цветами
Друзей твоих венчай.
Дар Вакха перед нами:
Вот кубок – наливай!
Питомец Муз надежный,
О Аристиппов внук!
Ты любишь песни нежны
И рюмок звон и стук!
В час неги и прохлады
На ужинах твоих
Ты любишь томны взгляды
Прелестниц записных.
И все заботы славы,
Сует и шум, и блажь
За быстрый миг забавы
С поклонами отдашь.
О! дай же ты мне руку,
Товарищ в лени мой,
И мы... потопим скуку
В сей чаше золотой!
Пока бежит за нами
Бог времени седой
И губит луг с цветами
Безжалостной косой,
Мой друг! скорей за счастьем
В путь жизни полетим;
Упьемся сладострастьем
И смерть опередим;
Сорвем цветы украдкой
Под лезвеем косы
И ленью жизни краткой
Продлим, продлим часы!
Когда же Парки тощи
Нить жизни допрядут
И нас в обитель нощи
Ко прадедам снесут, –
Товарищи любезны!
Не сетуйте о нас,
К чему рыданья слезны,
Наемных ликов глас?
К чему сии куренья,
И колокола вой,
И томны псалмопенъя
Над хладною доской?
К чему?.. Но вы толпами
При месячных лучах
Сверитесь и цветами
Усейте мирный прах;
Иль бросьте на гробницы
Богов домашних лик,
Две чаши, две цевницы
С листами повилик;
И путник угадает
Без надписей златых,
Что прах тут почивает
Счастливцев молодых!
Конец 1811 – начало 1812 года
ПРИМЕЧАНИЯ
Пенаты – в римск. мифологии божества – хранители родного дома, домашнего очага. В. А. Жуковский (1783 – 1852) – поэт-романтик. Я А. Вяземский(\792-1878) – поэт и критик, бывший, как и Жуковский, близким знакомым и литературным соратником Батюшкова. Пермесские богини – музы, покровительницы искусств (Пермес – река, стекающая с горы Геликон, на которой, согласно греч. мифологии, жили музы). Лары – в римск. мифологии боги, охранявшие дом и семью (по функциям близки пенатам). Книги выписные – выписанные из столицы. ...Про витязя с нагайкой – имеется в виду русский полководец А. В. Суворов. Лилета – условно-поэтическое имя. Зефир – в греч. мифологии бог теплого западного ветра, приносящего дожди (в поэзии – легкий ветерок). ...Богинею слепою – Фортуной, римск. богиней счастья, случая, удачи (изображалась с повязкой на глазах). Гений – здесь: дух-хранитель человека. Аония – территория, примыкающая к Геликону (см. примеч. к словосочетанию «Пермесские богини»). Парнасские царицы – музы (о Парнасе см. примеч. к стих. «На открытие театра» неизвестного автора в разделе «»). Стигийские берега – согласно греч. мифологии, берега реки Стикс в царстве мертвых. Области эфирны – воздушные просторы. И мертвые с живыми вступили в хор един! – Речь идет о писателях прошлого и о современных Батюшкову авторах. Парнасский исполин – Г. Р. Державин (1743 – 1816), один из любимых поэтов Батюшкова… ...лебедь величавый – образ из стихотворения Державина «Лебедь» («Необычайным я пареньем...»). Грации – греч. богини красоты, радости, женской прелести. ... То с лирой, то с трубой – здесь: лира – символ элегической поэзии, труба – одической. Пиндар (ок. 518 – 442 или 438 до н. э.) – древнегреч. поэт, особенно прославившийся одами в честь победителей на Олимпийских играх (его имя стало нарицательным для обозначения поэтоводописцев). Гораций (65 – 8 до н э.) – римск. поэт, автор сатир, од, посланий. Суна – река в Карелии, на которой находится водопад Кивач, прославленный Державиным в стихотворении «Водопад». Н. М. Карамзин (1766 – 1826) – русский литератор, журналист, историк, глубоко почитавшийся Батюшковым. То мудрого Платона описывает нам и ужин Агатона, и наслажденья храм – имеется в виду повесть Карамзина «Афинская жизнь», где описывается ужин в «храме наслажденья» (Платон – древнегреч. философ, Агатон – древнегреч. трагик, в диалоге Платона «Пир» изображено празднество, которым Агатон ознаменовал свою первую поэтическую победу в 416 г.).... То древню Русь и нравы Владимира времян и в колыбели славы рождение славян. – Речь идет о работе Карамзина над «Историей государства Российского». ...Сильф прекрасной, воспитанник Харит – И. Ф. Богданович (1744-1803), автор поэмы «Душенька» (Сильф – дух воздуха в кельтской мифологии, Хариты – то же, что и Грации). Мелецкий – Ю. А. Нелединский-Мелецкий (1752-1829), поэт, автор стихотворений, воспевающих земные радости, и песен в народном духе. Эрот – божество любви в греч. мифологии. Федр (ок. 15 до н. э. – ок. 70) – римск. баснописец. Пильпай (Бидпай) – легендарный индусский баснописец. Дмитриев – русский баснописец И. И.Дмитриев (1760 – 1837). Парнасские цветы – здесь: иносказательные художественные образы. Хемницер – русский баснописец И. И. Хемницер (1745 – 1784). Крылов – русский баснописец, прозаик, поэт, драматург, журналист И. А. Крылов (1769 или 1768 – 1844). Фебовы жрецы – здесь: поэты (о Фебе см. примеч. к стих. Д. Пятилина «Ода г. Устюгу...» в разделе «»). Пиериды – музы (Пиерия – область во Фракии, где существовал их культ). Вакх – см. «Бахус» в примеч. к стих. Д. Пятилина «Ода по случаю необыкновенного наводнения...» в разделе «». Аристипп (ок. 435 – ок. 355 до н. э.) – древнегреч. философ-гедонист, разработавший учение о наслаждении жизнью. Парки – богини судьбы в римск. мифологии. Наемных, ликов глас – хор церковных певчих.
БЕСЕДКА МУЗ
Под тению черемухи млечной
И золотом блистающих акаций
Спешу восстановить алтарь и Муз и Граций,
Сопутниц жизни молодой.
Спешу принесть цветы, и ульев сот янтарный,
И нежны первенцы полей:
Да будет сладок им сей дар любви моей
И гимн поэта благодарный!
Не злата молит он у жертвенника Муз:
Они с Фортуною не дружны.
Их крепче с бедностью заботливой союз,
И боле в шалаше, чем в тереме, досужны.
Не молит Славы он сияющих даров:
Увы! талант его ничтожен.
Ему отважный путь за стаею орлов,
Как пчелке, невозможен.
Он молит Муз: душе, усталой от сует,
Отдать любовь утраченну к искусствам,
Веселость ясную первоначальных лет
И свежесть – вянущим бесперестанно
чувствам.
Пускай забот свинцовый груз
В реке забвения потонет
И время жадное в сей тайной сени Муз
Любимца их не тронет:
Пускай и в сединах, но с бодрою душой,
Беспечен, как дитя всегда беспечных Граций,
Он некогда придет вздохнуть в сени густой
Своих черемух и акаций.
1817
ПРИМЕЧАНИЯ
Музы, Грации, Фортуна – см примеч. к стих. Батюшкова «Мои пенаты» Ему отважный путь за стаею орлов, как пчелке, невозможен – Образ из стихотворения В. В Капниста «Ломоносов».
* * *
Есть наслаждение и в дикости лесов,
Есть радость на приморском бреге,
И есть гармония в сем говоре валов,
Дробящихся в пустынном беге.
Я ближнего люблю, ноты, природа-мать,
Для сердца ты всего дороже!
С тобой, владычица, привык я забывать
И то, чем был, как был моложе,
И то, чем ныне стал под холодом годов.
Тобою в чувствах оживаю:
Их выразить душа не знает стройных слов
И как молчать об них – не знаю.
1819
ПРИМЕЧАНИЕ
Стихотворение является вольным переводом 178-й строфы четвертой песни поэмы Д. Г. Байрона «Паломничество Чайльд-Гарольда».
ВЕСНА
Снова к нам весна с небес,
Как прелестный гость, слетела,
И луга, и спавший лес
В зелень пышную одела.
От оков освободясь,
И покойный, и счастливый,
Побежал ручей игривый,
По долине разрезвись.
Воздух полн благоуханьем;
Гордо бродит тучный вол;
Овцы, прядая, блеяньем
Оглашают злачный дол.
В рощах слышны птичек трели,
В речках пение Наяд;
Звуки тихие свирели
На луг бархатный манят.
Девы пляшут в хороводе
Иль, сплетясь рука с рукой,
Гимны громкие свободе
И Помоне молодой
Дружным хором воспевают
И венками из цветов,
Закрасневшися, венчают
Милых сердцу пастухов...
Всюду счастье, всюду радость;
Все из полной чаши пьет
И любви и неги сладость;
Все с природой вновь цветет.
Увядающий, угрюмый,
Я один с тоской брожу
И напрасно хладной думой
Счастье прежнее бужу.
Добужусь ли, безотрадной,
Когда с Лидою вдвоем
Спит оно в могиле хладной
Непробудным, мертвым сном?
<1822>
ПРИМЕЧАНИЯ
Наяды – в греч мифологии нимфы вод. Помона богиня плодов в римск мифологии.
Николай Остолопов
Не бушуйте, ветры буйные,
Перестаньте выть, осенние!
Не к тому ли вы бушуете,
Чтобы стоны заглушить мои?
Ах! скорей, скорей утихните!
И без вас она не слышит их...
Терем милой далеко стоит
За горами за высокими,
За лесами непроходными...
Лучше грамотку снесите к ней;
Я слезами напишу ее,
Я скажу ей в этой грамотке:
Вянет травушка без солнышка,
Сохнет сердце без любезныя,
С ней в разлуке нет отрады мне,
Вся отрада горьки слезы лить!
Полетите, ветры буйные,
Вы отдайте милой грамотку!
Если милая вздохнет тогда,
Принесите мне вы вздох ее!
Но вы всё еще бушуете,
Вы не слышите несчастного,
Вы не внемлете мольбе его!
Так усильтесь, ветры буйные,
Вы умножьте бурю грозную,
Ускорите смерть несчастного
И развейте после прах его!
<1805>
ПРИМЕЧАНИЕ
В первом издании стихотворение имело заглавие «Русская песня».
К ПРИЯТЕЛЮ В СТОЛИЦУ
(Из С..., 1810)
Любезный брат по Аполлоне,
Товарищ юности моей!
В каком предписано законе
Позабывать своих друзей?
Читал я трижды Уложенье,
Читал раз десять Учрежденье,
Устав о соли, о вине;
Но казусов сих неприятных
В указах даже сепаратных
Совсем не попадалось мне.
Или у жителей столицы
Таков уже обычай стал:
Чуть шаг из городской границы
Прости, как будто не живал!
Писать в провинцию им стыдно!
Судя по этому, так видно,
Что мы для вас – пустая тварь.
Но не гордитесь перед нами:
Взгляните вы – нас вносят с вами
В один же адрес-календарь.
Иль, посвятя все время службе,
Приятель драгоценный мой
Часочка дать не хочет дружбе,
Не хочет знаться уж со мной?
Да разве он переменился?
Давно ли в нем воспламенился
Такой похвальный к службе жар?
Я не забыл, как мы живали:
Служа, нередко посещали
И Летний сад, и булевар.
Иль музы, божескою властью
Все способы употребя,
Гордяся к ним твоею страстью,
Уж полонили так тебя,
Что ты лишь к ним любовью таешь,
Для них лишь только работаешь?
Они и так веночек вьют.
Или красоточки земные,
Не столь спесивые, ручные,
Тебе покоя не дают?
Или ты начал жить по моде,
Привыкнув сущий вздор мечтать,
«Что дружбу лишь в простом народе
За благо должно почитать
И чувство самое святое;
Что в знатности она – пустое!
Там лучше ловкой лицемер;
А для Пил ада и Ореста
Уж нынче не дадут и места,
И брать не должно их в пример!»
Поверь, мой друг, что дружба в мире
Для всех людей нужна равно:
В шугае, в армяке, в мундире –
Все чувствуют от ней одно.
Спроси ты даже и у знатных,
Что мыслят в тех часах приятных,
Когда в согласии с собой, –
Мне кажется, что на досуге
Имеют также нужду в друге,
В любви чистейшей и простой.
Но время кончить поученье
И все запросы отложить!
Скажу я только в заключенье,
Что если хочешь мирно жить
И впредь со мною не браниться,
То чур уж больше не лениться!
Пиши, что в голову придет;
Ведь новостей у вас немало!
Стопы иному б не достало,
Кто всё под перышко кладет.
А я в моей укромной хате
Приятно, хорошо живу,
Как в царской будто бы палате,
И счастья больше не зову:
Женой и сыном я любуюсь,
То с ним, то с нею поцелуюсь,
И порезвлюсь, и пошалю,
Как водится в подлунном свете;
То запираюсь в кабинете,
И там я – на диване сплю.
Когда ж наскучит мне беспечность,
Читаю иль стихи пишу.
Стихами не стремлюсь я в вечность,
На Пинде места не прошу,
А так лишь изредка от скуки
Беру мою свирелку в руки –
Не для вельмож, не для князей:
Пускай другие их ласкают
И лесть, как пыль, в глаза пускают,
Пишу я для моих друзей.
Мой дом я редко покидаю,
Ты, верно, пожелаешь знать,
С каким я людом обитаю,
И, верно, просишь описать?
Изволь, – да только по-пустому
Желанью следовать такому!
Не думаешь ли, что у нас
Из всей обширной столь вселенной
Живет народ какой отменный?
Нет! тот же всё, как и у вас.
Бывает в радости и в горе,
Бранит и хвалит белый свет,
Купается в житейском море
И любит суету сует.
Здесь сущая у нас столица,
Здесь разные увидишь лица:
Увидишь гордых гордецов,
Любителей придворных тонов.
Людей, рожденных для поклонов,
Ханжей, и мотов, и скупцов.
И здесь Амур берет в оковы,
Имеет Бахус алтари,
И здесь судьи есть Простаковы
И Кохтины секретари;
И здесь старушки-вестовщицы
Развозят были, небылицы
И сеют плевелы в домах,
Смотря с улыбкой на раздоры;
И словом: ящичек Пандоры
Уж был и в наших сторонах.
Однако ж правду молвить должно –
Зачем же совестью играть? –
И здесь, с умком и осторожно
Людей кто может выбирать, –
Найдет кружок друзей любезных,
В бедах и горестях полезных,
Прекрасных разумом, душой, –
Друзей, каких на свете мало,
Каких, сказал бы, не бывало,
Коль не был бы знаком с тобой.
1810
ПРИМЕЧАНИЯ
В первом издании стихотворение было подписано: «Н. О.... из В.» (т. е. «Николай Остолопов из Вологды»). Адресовано оно А. Е. Измайлову, прозаику, поэту, баснописцу, журналисту. Из С... – т. е. из Сольвычегодска, где, по-видимому, поэт бывал по служебным делам. ...брат по Аполлоне – т. е. поэт (см. примеч. к стихотворению неизвестного автора «На открытие театра» в разделе «»). Уложенье, Учрежденье – сборники законов. ...Устав о соли, о вине – законы о правилах продажи и налогах на эти товары. Сепаратные указы – указы правительства по частным поводам. Адрес-календарь – официальное издание, содержащее перечень данных о чиновниках и военнослужащих. Летний сад – см. примеч. к стих. М. Н. Муравьева «Путешествие». Булевар – бульвар, здесь: Невский проспект, посредине которого шла аллея лип. Пилад и Орест – персонажи греч. мифологии, воплощающие идеал дружбы. Пинд – горный массив на севере Греции, в состав которого входят Геликон и Парнас (см. примеч. к стих. Батюшкова «Мои Пенаты» в этом же разделе и к стих, неизвестного поэта «На открытие театра» в разделе «»); Пинд являлся символом поэзии. Амур – римск. божество любви. Бахус – см. примеч. к стих. Пятилина «Ода по случаю...» в разделе «». Простаковы – персонажи комедии Д. И. Фонвизина «Недоросль», непросвещенные дворяне. Кохтин – персонаж комедии В. В. Капниста «Ябеда», чиновник – взяточник и сутяга. Пандора – в греч. мифологии женщина, по неразумию выпустившая бедствия и пороки из сосуда (ящика), в котором они были запечатаны.
Александр Крылов
РАЗЛУКА
На жалобы мои, казалось, отвечали
И камни дикие, и быстрых вод струи;
И преклонялся лес, исполненный печали,
На жалобы мои.
Внимало всё любви моей стенаньям,
Но хладная Судьба не хочет им внимать!
Дождусь ли я конца моим страданьям,
И долго ль мне еще прелестной не видать?..
В разлуке с ней, терзаемый тоскою,
Брожу один средь рощей и полей,
Где осень бледная губительной рукою
Оборвала листы поблекшие с ветвей,
Где всё в унынии, где всё душе моей
О милой говорит и грусть об ней питает.
Ей каждый вздох, ей каждая слеза!
И к той стране, где друг бесценный обитает,
Обращены всегда мои глаза!
Взойдет ли день – лечу душою к милой
И, взоры устремив сквозь утренний туман,
В безмолвии стою, как истукан,
Воздвигнутый над хладною могилой!
Настанет ночь – покой меня бежит
И в грудь не льет спасительной отрады,
Но все является глазам любезный вид
При свете гаснущей лампады.
Когда же поздний Сон подкрадется ко мне,
Чтоб усладить на миг тоску разлуки,
О милой я мечтаю и во сне:
Я слышу голоса пленительного звуки
И поступь легкую в полночной тишине;
Мечтой свиданья обольщенный,
Слезами радости Судьбу благодарю,
Сквозь сон произношу я имя незабвенной
И с милым призраком в восторге говорю.
Но скоро прочь летят волшебные мечтанья.
Опять я с новым днем к печали пробужден,
И редко слышится мне голос упованья,
Что сбудется прелестный сон!
<1821>
К КЛЕНУ
Подражание Парни
Слова любви, мой клен пустынный,
Я на коре твоей писал;
Но вижу с грустью, друг старинный,
Что мне и ты неверен стал.
Зачем ты память сохраняешь
О счастьи двух сердец младых?
Ты их еще соединяешь,
А время разлучило их!
<1828>
ПРИМЕЧАНИЕ
Стихотворение является вольным переводом элегии 3 из книги IV «Эротические стихотворения» французского поэта Э. Парни (1753-1814)
Павел Межаков
ВИНОВАТ
Я виноват и в том признанье
Готов пред всеми повторить.
Прошу вас старое забыть
И долгое мое молчанье
И это длинное посланье
Великодушно мне простить.
Я виноват! Но как же быть?
Ведь я ленивец отъявленный,
Меня уж поздно исправлять.
Едва ручьи начнут журчать,
Природа свой ковер зелёный
Едва раскинет, я тотчас
Покину Лиру и Парнас
(Иль просто – худо очинённый
Вот этот карандаш тупой
И кабинет свой закопчённый),
Прощуся пыльных книг с толпой,
Со всею свитою учёной
И, как счастливое дитя,
Урок окончивши тяжелый,
Всем утешаясь и шутя,
Иду беспечный и веселый
К ручью, и в рощи, и в луга.
Зима у нас ведь так долга!
Морозы наши так жестоки!
Снега так страшны, так глубоки!
Зимой, при треске дров сухих,
Пылающих в моем камине,
О бренности всех благ земных,
О суете забот людских,
О жизни, счастье и судьбине
Я кипы исписать готов.
Зато, вперед уж знайте, летом
Не ждите от меня стихов.
Ах, дайте насладиться светом
И позабыть среди лесов,
Что за грехи я был поэтом!
Теперь, любитель став цветов,
Брожу от одного к другому.
То с колких розовых кустов
Сбираю бережно солому,
Или от солнца заслонить
Стараюся нарцисс душистый,
Здесь идем подкрепить ветвистый,
Там робкий тополь серебристый
Струей прохладной оживить.
Пусть я садовник здесь, не боле,
Но ем, тружусь и сплю по воле.
Ах, кто счастливее меня,
Когда я вижу близ себя
Все сердцу близкое: поля,
Где зреют жатвы золотые,
И храмы родины святые,
Напев знакомый соловья,
И шум домашнего ручья,
И сосны старые, густые?
Вот сердцу милая семья!
Вот гробы праотцев простые!
В чем счастье, милые друзья?
Кто может дать его? – Природа,
Любовь, умеренность, свобода.
Так думаю и только вам,
Как истинным друзьям, признаюсь:
Хотя по русым волосам
Сквозят седины здесь и там,
Хотя я быстро приближаюсь –
Сказать ли? – к сорока годам,
Но всё приятным быть стараюсь
Еще красоткам молодым,
Еще невольно покоряюсь
Глазам небесно-голубым
И – виноват – еще влюбляюсь!
Божественная красота!
Чье сердце всемогущей власти
Твоей не знает? Где лета,
Свободные от нежной страсти?
Что мудрость славных мудрецов?
И что нам в строгом их ученье?
Ты взглянешь – и без дальних слов
Они умолкнут в изумленье.
Краса, владычица сердец!
Тебя, как райскую усладу,
За муки жизни сей в награду
Нам создал в благости Творец.
Ты лучшее Его творенье,
Природы целой украшенье,
Всего творения венец!
А я, назначенный судьбами
Всегдашним быть твоим слугой,
Клянусь всесильными богами,
Самой клянуся красотой
Везде идти на поклоненье,
Где алтари ее стоят;
И если это преступленье –
Я буду вечно виноват!
<1828>
ПРИМЕЧАНИЯ
В стихотворении нашли отражение черты образа жизни, который вел поэт в своем родовом имении Никольское Кадниковского уезда. Лира и Парнас – см. примеч. к стих. Батюшкова «Мои Пенаты» в этом же разделе.
СОЛОМА
На что, скажите, нет стихов?
Мы пели славу, шум сражений,
Луну, ручьи и голубков,
И тьму чертей и привидений.
Тот славит прелесть красоты,
Вино приятнее другому;
Недавно кто-то пел цветы –
Позвольте мне вам петь солому.
Солома осеняет кров,
Где земледелец обитает,
И, утомленный от трудов,
Он на соломе отдыхает.
Склонясь главой на мягкий пух,
Богач в великолепном доме
Бессонницей терзает дух –
Бедняк спит крепко на соломе!
Солома, претворясь в наряд
Красавиц хитрою рукою,
Нескромный отражает взгляд
И защищает их от зною.
Пытаясь сей покров сорвать,
Зефир трудится по-пустому.
А право жаль! – Какая стать,
Чтоб розы прятать под солому!
Я слышал, будто в старину
Любовь страшилася измены,
И добрый муж, любя жену,
Не знал желаний перемены.
Теперь же страсть вся на словах,
С любовью верность незнакома,
И нежность в пламенных сердцах
Сгорает скоро, как солома!
А ты, товарищ мой, поэт,
Неутомимый и бездарный,
Прими мой дружеский совет:
Оставь свой труд неблагодарный.
Напрасно вялый дух сокрыть
Желаешь слов надутых в громе;
Ты мнишь на лаврах опочить –
И ах! проснешься на соломе!
<1828>
ПРИМЕЧАНИЯ
Солома, претворясь в наряд... защищает их от зною – Т е идет на изготовление шляп. Зефир – здесь ветер
Василий Красов
ЧАША
Старинная чаша, отцовская чаша,
Широкое дно, расписные края!
Давно ль ты живешь, дорогая моя –
Старинная чаша, отцовская чаша?
О, дедов радушных наследственный дар,
Я пью из тебя, старину вспоминая;
Быть может, ты помнишь злодея Мамая
И тяжкое иго жестоких татар...
Ты сохла, ты сохла – и мед искрометной
Во время неволи в тебе не кипел,
И прадед печальный – в цепи долголетней –
Тебя не касался и песен не пел...
Но ты загремела во время Донского,
И пены бугры через край полились,
Как предки, отмщеньем пылая, клялись,
Клялись воевать за защиту родного!
И в ранах свободы воинственный дед
Сидел за тобой с дорогими гостями,
А ты украшала их русский обед
Веселым вином, расписными краями,
И слышала, верно, от предка не раз
О подвигах славных горячий рассказ!
Зачем же ты вновь затряслась, пролилася?
Что ж высохло снова широкое дно?
Зачем позабыла свой мед и вино?
Ах! в сердце России Литва ворвалася!
Ты помнишь убийство в Кремлевских стенах,
Где кровью, святыней ругался нам Лях!..
Не долго! трубою ты вновь загремела,
И предок наполнил тебя до краев!
Вот Минин, Пожарский пошли на врагов
И в русских священная месть закипела!
Ну! пейте ж из чаши заветной, друзья,
И пойте победы, нынь очередь наша!
Раздайся, раздайся, отцовская чаша,
Широкое дно, расписные края!
<1833>
ПРИМЕЧАНИЯ
..время Донского – см. примеч. к «Задонщине» в разделе «». … в сердце России Литва ворвалася – имеется в виду агрессия Речи Посполитой (объединенного Польско-литовского государства) против России в начале XVII в. Лях – здесь: собирательное название поляков. Минин – Захарьев-Сухорук Кузьма Минич (7 – 1616), русский национальный герой, нижегородский мещанин, организатор борьбы русского народа против польской и шведской интервенции. Пожарский Дмитрий Михайлович (1578 – 1642) – князь из рода Стародубских, соратник Минина, полководец, руководивший военными действиями в борьбе против польских и шведских интервентов.
ПЕСНЯ
Взгляни, мой друг, – по небу голубому,
Как легкий дым, несутся облака:
Так грусть пройдет по сердцу молодому,
Его, как сон, касаяся слегка.
Мой милый друг, твои младые годы
Прекрасный цвет души твоей спасут;
Оставь же мне и гром, и непогоды...
Они твое блаженство унесут!
Прости, забудь, не требуй объяснений...