Дорогие друзья, уважаемые товарищи!
От имени Союза композиторов Российской Федерации, от имени Ленинградского Союза композиторов РСФСР разрешите приветствовать вас на этом торжестве, посвященном памяти вашего земляка, гениального русского композитора, одного из величайших музыкантов мира — Михаила Ивановича Глинки.
...Говорят, что каждый народ интересен не только тем, что о нем говорят, а и тем, что говорит он сам о себе.
Глинка сказал о России удивительно страстно и емко. Пение Новоспасской крестьянки, няни Авдотьи Ивановны, пение певчих в Ново-Спасской церкви, ее колокольные звоны — это запечатлелось в его сочинениях. Именно после него колокольность стала достоянием и отличительным признаком русской музыки — от Римского-Корсакова и Мусоргского, через Чайковского, до Рахманинова, Шостаковича и Прокофьева.
Но Глинка знал и италийское бельканто, и сложнейшие приемы музыкального сочинительства, изученные в Берлине у музыкального теоретика Дена, знал прелесть и власть чистой игры.
Игра, то есть показ как через увеличительное стекло возможностей силы, возможностей чувств (как в цирке, в спорте, в театре), — необходимое качество каждого искусства, но Глинка точно знал границы ее полезности и нужности.
В 30-е годы при Советской власти нашлись товарищи, которые говорили, что России с ее душистыми лугами и ароматными портянками не нужен автомобиль: ей нужно нечто новое — автотелега. Глинка не делал автотелеги. В его сочинениях нет фарисейской снисходительности к узконациональным вкусам, к шапкозакидательству.
Усвоив родную специфику русской музыкальной интонации, он сопрягал ее с лучшими достижениями международного музыкального умения. И в результате — доказательство способности русского человека быть артистичным, чутким, тонким, восприимчивым к мыслям и переживаниям других народов. Отсюда — еще одно доказательство интернационального равенства русских с другими народами, еще одна заявка на собственное «я», которое не затеряется в семье других народов, населяющих земной шар.
Некоторые люди и в наше время живут по принципу: пускай худое, но зато чужое. Это примитивное, обезьянье мировоззрение весьма распространено в нашем быту — от взглядов на искусство до взглядов на одежду. Оно превращает нас в провинциалов, где бы мы ни жили — в Москве, Ленинграде, в Боровичах или Бобруйске, ибо каждое следование одной лишь форме есть провинциализм. Опыт Глинки учит нас другому: следуя принципам артистизма и чуткости, не забивающих национальной авторской специфики, он создает сочинения, сделавшие переворот во взглядах в искусстве — из его «Вальса-фантазии» и «Наиновских» балетов «Руслана» родилось «Лебединое озеро» Чайковского с его фантасмагорией вальсов, а сегодня уже и балет, рожденный в Италии и Франции, является неоспоримой гордостью России, куда посланцы множества народов приезжают учиться.
Глинка не был провинциалом. Он всегда перенимал не модное, но воистину передовое. Он не взял модные (в свое время, наверное, действующие) приемы лирической трагедии Люлли, но он перенял прием статического анализа, который в зачатке был свойствен операм Глюка, а впоследствии в литературе использован Л. Толстым (в «Севастопольских рассказах»).
Глинковские «гулы» пошли очень далеко; ему, открывшему мужественный и фантастический элемент в музыке и, если можно так сказать, — «реалистический пантеизм», обязана, через Римского-Корсакова, Бородина, своим рождением новейшая школа французской музыки (Равель, Дебюсси), народничество Мусоргского, демократизм Даргомыжского, историческое звукозодчество Римскогo-Корсакова, богатырщина Бородина, мужество и «игровая» и философская кокетливость Шостаковича, интимность, проникновенность, загадочность и гофманизм С. Прокофьева.
Нам, композиторам России, не следует забывать также и о музыкально-предпринимательской деятельности Глинки. Главное в ней — отбор талантов из глубинки. Так родился Гулак-Артемовский, певчий Петербургской придворной капеллы, затем прародитель украинской национальной музыкальной школы.
Россия богата многими чуткими талантами. Давайте же вместе разыскивать людей, чей душевный и умственный склад предрасположен к тому, чтобы быть обученными музыке, чье искусство внушит нам чувство гордости за свои достоинства, еще раз научит нас тонкости, нежности и чуткости в обращении друг к другу — для нас, людей, живущих одновременно и любящих тех, которые будут жить одновременно после нас, — это самое главное.