Отклики пришли от множества людей со всех концов нашей республики — от Ленинграда до Сахалина. Все они являют собой пример серьезной озабоченности положением, сложившимся в музыкальном быту нашего общества, с известным креном в сторону музыки западной[2][2 В тексте Гаврилина было сказано: «музыки западной эстрады». К сожалению, оригинал этой статьи в его архиве отсутствует, но о своем недовольстве редакцией газеты, сделавшей сокращения без согласования с ним, в частности убравшей слово «эстрады», он говорил родным и близким друзьям] и небрежением к музыкальной традиции, сложившейся на Родине. В этом смысле читателями высказаны серьезные упреки в адрес композиторов, музыкантов-исполнителей, в адрес тех организаций, которые должны заниматься пропагандой народной музыки, прежде всего в адрес телевидения и радио. И почти во всех письмах вопросы: как это могло произойти и что сделать, чтобы положение изменилось в лучшую сторону?
Ответить на эти вопросы в газетной статье нелегко.
Начал бы я вот с какого наблюдения. К югу от Ленинграда, всего в часе езды от города, сносят большой участок леса под сады. По рассказам жителей, еще лет пятнадцать тому назад это был лес-красавец, гулять в нем можно было, как в парке. Теперь это грязный, заболоченный, больной лес. Его сносят. Я пошел попрощаться с ним. То, что я увидел, меня потрясло — машины шли по живым деревьям. Кто же управляет этими машинами, откуда такие берутся, как получаются?
Мы видим перед собой следы обывателя. Обывателю все равно, где, на кого, для чего и как работать, безразлично, что останется для других, что будет после него. Я думаю, связь ясна. Удобно устроиться, даже ценой гибели природы, издевательства над ней. Не нужно доказывать, что природа — часть нашей души, а искалеченная природа — это искалеченная душа, утраченная музыка. Ведь музыка, в первую очередь народная, в значительной мере рождена природой и тоже является частью природы и человеческой души.
Нет такого явления природы, которое бы с глубокой сердечностью не было воспето народом: все времена года, утро, вечер, день, ночь, деревья, травы, цветы, птицы, небо, звезды, солнце, явления космические, сейсмические, электрические, камни, песок, вода, пути сообщения, металлы, труд во всем его многообразии, история. Воспеты герои, выдающиеся люди труда мирного и ратного, словом, всё-всё. А когда сделалось так, что лес — это только целлюлоза и мебельный гарнитур, камни — стройматериалы, а лиса — всего лишь воротник, то есть все вещи для воспевания малопригодные, то из всего многообразия тем, дарованных человеку природой, воспевание зачастую охватывает лишь любовь в ее узкочеловеческом проявлении...
Из всего сказанного вывод один: сохранение чистоты родной музыки — это прежде всего часть заботы о сохранении чистоты родной природы, воспитания любви к ней, борьба против всяких обывательских, потребительских отношений к ней. А это во власти не только специальных организаций, но и каждого родителя, учителя, музыканта, вообще каждого человека.
Наше общество упорно борется с вещизмом, духовным потребительством. Свидетельство тому — замечательное постановление о дальнейшем улучшении воспитательной работы, принятое в последнее время Центральным Комитетом нашей партии. Другое дело — сам ход этой борьбы, ее качество. И вот здесь возникает сразу множество причин, серьезно мешающих упорядочению, очищению нашего музыкального быта. Хочется остановиться на некоторых, наиболее очевидных.
Советский человек формируется во всех сферах жизни — на работе, в быту, в учении. Каждая из этих сфер оказывает свое воздействие на формирование эстетических представлений и вкусов человека. Мы порой недооцениваем роль музыкального воспитания в школе, однако любовь или нелюбовь к музыке закладывается у человека именно на школьных уроках пения и зависит от того, насколько они интересны и познавательны. Маленькие люди очень чутки ко всему, чему их учат, и полученное в детстве укореняется обычно на всю жизнь. Между тем дела с музыкальным воспитанием у нас обстоят еще очень неважно: во многих общеобразовательных школах, особенно сельских, нет учителей музыки, нет хоров, нет оркестров, нет другой художественной самодеятельности, то есть нет ничего из того, что формировало бы художественные потребности ребенка в нужном направлении, расширяло бы пределы его интересов. Роль художественного воспитания на деле явно недооценивается.
Сейчас проблема эстетического, в том числе и музыкального, воспитания в школах, конечно, решается, но, видимо, очень медленно, несмотря на огромную работу, проделанную Д. Б. Кабалевским и его последователями, разработавшими программу музыкального образования в школе. Конечно, хотелось бы услышать обстоятельное мнение по этому поводу от Министерства просвещения.
Коль скоро музыкальное воздействие общеобразовательной школы практически малозначительно, то музыкальный вкус воспитывается в быту и путем внешкольной пропаганды. В быту — это телевидение и радио. Авторы большинства писем, полученных редакцией в ответ на мою статью, очень серьезно критикуют работников радиовещания и телевидения за все еще недостаточное внимание к русской народной музыке, за не всегда удовлетворительный подбор программ, выбор исполнителей. Много нареканий на то, что плохо пропагандируется искусство исполнителей и исполнительских коллективов в провинции, где и в самом деле много чрезвычайно интересного, что и показал последний всероссийский конкурс исполнителей народных песен, проходивший в октябре в Ленинграде, где сверкнули свежестью и красотой репертуара, исполнения коллективы и солисты как раз из так называемой глубинки. Знакомство с такого рода конкурсами было бы полезно и самому широкому зрителю, и музыкантам-профессионалам.
Телевидение и радио могли бы организовать, скажем, циклы: «История русской песни», «Любовь к русской песне», «Природа русской песни», «Труд в русской песне», даже «Философия русской песни», «Русская песня в творчестве западноевропейских композиторов» и вообще «Русская песня на Западе». Но этого нет, а того, что есть, — крайне мало как для маленьких, так и для больших. Из маленьких вырастают большие, намного обедненные люди.
Нередко приходится слышать сердитое-сердитое: «Я не понимаю этой музыки!» Любопытно: никто ведь не жалуется, что не понимает, скажем, высшей математики, или не понимает, как надо со вкусом одеваться, обставить комнату, или что не понимает даже толком в еде. Не понимает, и ладно. Но все почти обязательно пожалуются, если не поймут произведения искусства. Это задевает людей, это им обидно. И все, кто причастен так или иначе к пропаганде прекрасного — народного ли, именного ли, — обязательно должны знать и болеть за эту обиду. В конце концов человек перейдет, так сказать, на «натуральное самообслуживание», потому что заряды творчества, необходимые для функционирования здорового человеческого организма и выдаваемые людям в виде сгустков в произведениях искусства, существуют в диффузном виде у любого человека — в мышлении, в ритме труда, в темпе речи, в мимике, в жесте, в намерениях, то есть он обойдется без искусства. Мы должны заботиться и о здоровой пище для души, и о том, как подавать ее и как приучать к этой пище, а также позаботиться о сохранности ее источников.
В последнем велика роль композитора. Именно композиторы сохраняют дух народной музыки, делают ближе и понятнее новому поколению людей, вводят его в темп современной жизни, поднимают до уровня современного сознания. Именно таково творчество наших лучших композиторов разных поколений — Г. Свиридова, В. Соловьева-Седого, Б. Тищенко, А. Пахмутовой, Б. Чайковского, Ю. Буцко, Н. Сидельникова и многих других. Казалось бы, их достижения и должны служить руководством к действию для всех. Между тем на практике это далеко не так. Наблюдаются две противоположные, но одинаково неприемлемые тенденции: одна — коммерческая, в области песни, другая — сугубо некоммерческая, в других жанрах, серьезных, малопопулярных. Коммерческая песня, стертая до примитива, бездуховная, безликая, всегда доделывается аранжировщиками и приносит доходы лишь авторам, бойко идет в ход.
Некоммерческая музыка — это несчастное дитя нашего музыкально-профессионального обучения. Иногда пятнадцать лет человек обучается в специализированных музыкальных учебных заведениях, один на один среди роскоши музыкального искусства, вдали от насущных требований жизни, приучаясь к абстрактному музыкальному мышлению, когда не видит никого, кроме музыкантов, не зная людей, не умея с ними ни поговорить, ни их понять. Покинув учебное заведение, такой автор в полной растерянности сталкивается с жизнью — все ему кажется хаосом, все непонятно: для кого писать, кто будет слушать?
И часто такая растерянность длится годами, после чего одни умолкают навсегда, другие смело пускаются в коммерческое песнетворчество, третьи пишут по консерваторским традициям — для себя и близких. Наше общество, государство отпускают колоссальные средства для создания крепкого музыкального базиса, и очень горько, когда они нередко расходуются формально, без кровной заинтересованности, а иногда и просто с мыслью лишь о том, чтобы придать вид возделанного поля совершенно пустому месту.
Можно позаботиться о том, чтобы выпустить к концерту буклеты в переплете, отделанном под бронзу, но о том, что в залах почти пусто, — можно не заботиться годами.
Можно позаботиться об организации музыкально-лекционной пропаганды, но о том, как читаются лекции, как они посещаются, есть ли результат, можно не заботиться годами. И в результате благородное дело зачастую приобретает явное сходство с шабашничеством. Можно, чтобы выпускники консерватории годами ходили без работы, устраивались в рестораны, подрабатывали в драматических театрах, а о том, чтобы консерватория воспитывала их готовыми и для работы в общеобразовательной школе, пока заботы не видно.
Мало нас тревожит и то ненормальное положение, что в профессиональную музыку почти нет притока талантов, выросших в деревне, положение для русского искусства чрезвычайное, небывалое, неслыханное. Особенно это стало заметно за последнее время. Тут необходимы самые безотлагательные меры. Если специальные музыкальные школы не в состоянии решить эту проблему (да они ею и не занимаются), то нужно создать новые специальные музыкальные школы только для таких ребят, выросших в деревне, около земли и около тех, кто сохранил еще в себе ростки подлинной классической народной культуры, народного мышления.