Говоря о нашей современной песне, многие считают, что она испытывает явное воздействие музыки зарубежной — в мелодике, в оркестровках, в манере петь, даже в произношении текста, и что, мол, мало появляется песен, окрашенных подлинно национальной самобытностью. Мысль эта промелькнула и в материале дискуссии «Концерт на эстраде», которую ведет «Советская Россия».
Не согласиться с этим нельзя, но мне кажется, такое положение дел на сегодня — это явление закономерное. Подобные ситуации в России складывались неоднократно. Первый период «музыкальной неразберихи» приходится на конец XVIII — начало XIX века, когда под влиянием европейской песенной культуры сложилось то, что мы теперь называем старинным русским романсом. Последний — начало XX века, время, когда складывалась русская рабочая, пролетарская песенность. Сейчас — новый этап, когда многомиллионное ухо народа, имеющего колоссальные традиции самобытного творчества, впитывает новые, навеянные новыми временами музыкальные изобретения, рождающиеся во всех уголках мира.
Ни одна национальная культура не может жить и развиваться без взаимообогащения, и, пожалуй, ни одна национальная культура не вобрала в себя столько интернационального (в силу своей грандиозности), как русская, и в огромном духовном чреве своем не переработала заимствованное в глубоко самостоятельное, неповторимое.
Так после «Декамерона» на другом конце света, у поморцев-новгородцев, появился «Гектамерон», так у северных песенников-сказителей появились вещи, навеянные образами из Шекспира и Свифта. Мелодия испанской «Качучи» стала одной из любимейших в России народных песен; из Китая, через Вену, пришла в Тулу гармоника, навеки прописавшись в истории русской национальной культуры, сделавшись символом русского.
Перечень таких примеров может быть бесконечным. Они вселяют оптимизм. Вопрос только времени — когда и как именно, в какие формы выльется продукт столь бурного обмена, право, уже и сейчас происходящего с выделением не только сажи, но и тепла. Уже есть вещи, согревающие сердце каждого.
То, что и слабых, плохих вещей немало, закономерно. Так было во все времена и у всех народов. Но дело в том, что народ всегда инстинктивно защищался от дурного. Бездарного просто не слушали. Нахалам, выдающим себя за музыкантов, денег не платили, вынуждая тем самым переходить на заработки, более соответствующие способностям. А вот за хорошего сказителя-песельника бились на плахах артели поморов, отправлявшихся на свой нелегкий промысел. Художественная мощь нашего народа в конце концов победит, и сегодняшние музыкальные трудности будут выброшены, и погибнут вещи, созданные графоманами и просто любителями легкой поживы, работающими свои опусы из «запчастей». Страшиться этого не следует, а вот бороться с этим — надо.
Дело чести каждого советского композитора — помочь народу в поисках подлинно прекрасного, неустанно бороться за высокий музыкальный вкус народа и каждого человека. «Наше оружие — наша музыка. И пусть нас даже будут бить — умирать мы должны с этим оружием в руках». Эти слова я услышал от большого русского композитора Георгия Васильевича Свиридова, художника, всей своей жизнью, всем своим творчеством поддержавшего то чудо, которое называется русской песенностью. Не только поддержал, но и многое открыл в нем для нас.
Конечно, никакое «именное» искусство, сколь бы богато и разнообразно оно ни было, не может обслужить художественные запросы народа. Народ обслуживает себя сам. Дело наше — музыкантов-профессионалов — по примеру Глинки, Свиридова, Соловьева-Седого самоотверженно исследовать и открывать все новые свойства безграничного народного музыкального художества. Наши классики сделали много, но несравненно больше — несделанного. Фольклор
жив и создается сегодня. И только хорошо налаженный «промысел» по извлечению из него все новых и новых полезных запасов даст нам власть, богатство и силу, чтобы не потерять свое особое выражение, по которому наши песни узнают во всем мире.
Русская народная песня бывает всякая — соленая, озорная, слезная, ядреная. Одного только в ней не было и нет — пошлого. Что такое пошлость? Пошлость — это, с моей точки зрения, потребительство, которое ничего не может родить, потому что потребитель не знает начала потребляемого, будь то вещь или художественное явление, и не знает поэтому подлинного смысла. Потребитель может только паразитировать. Паразитировать, конечно, проще на бытовой музыке, вошедшей в моду из-за рубежа, — можно даже прослыть новатором. Но есть любители паразитировать и на русской песне, на этой вечной труженице, не оставляющей русского человека ни в работе, ни в досуге, ни в рождении, ни в самой смерти.
Много таких опусов есть в репертуаре народных хоров, в репертуаре солистов, народных оркестров. Эти сочинения не в состоянии дать всходов, потому что растут не от корня, а состряпаны из коры, из стружки. За такое обращение с фольклором, с этим музыкальным строевым лесом, надо бы наказывать, как за порчу природы.
Однако в чем же причина? Я не раз задумывался над тем, отчего же так получилось, что богатейшая песенная культура русского народа при весьма высоком уровне просвещения, при всеобщем интересе к музыке оказалась сегодня практически не у дел? Огромное количество музыкальных телевизионных и радиопередач, концертов, конкурсов, фестивалей. В каждом доме магнитофон, проигрыватель, миллионные тиражи грампластинок. А попросите сегодняшнего шестнадцати-, двадцати-, двадцатипятилетних напеть, к примеру, «Метелицу». Они не только не в состоянии воспроизвести, даже приблизительно, они не знают, о чем идет речь.
От долгого небрежения профессионалов, владеющих поистине огромным аппаратом для пропаганды, русская песня оказалась у русского народа не на слуху, ее не слышат, не знают и не поют.
Когда-то ту же «Метелицу» многие годы пел Лемешев. По песне «Помню, я еще молодушкой была», звучавшей по радио, безошибочно узнавали Максакову. Программу целых концертов составляли русские песни у Козловского. Ушли из музыкальной жизни они и словно унесли с собой русскую песню. Часто ли нынче услышишь ее в сольном концерте оперного певца? Нет, не часто. И, как правило, одну-две из давно опробованных. Почему-то, размышляя о театре, о классике оперной или драматической, мы говорим о непременной угаданности ее во времени. На концертную программу, на песенную в частности, это не распространяется — все оперные басы со времен Шаляпина поют «Ноченьку» и ничего больше.
На эстраде как таковой произошло и вовсе невероятное — некое разделение на просто певцов и исполнителей «в русском духе». Первым, а их процентов девяносто пять от общего числа, вроде бы и не положено петь русскую песню. Вторые, как ни прискорбно, все, за исключением Зыкиной, делают это дурно. Ситуация складывается такая: не поют русскую песню — плохо, поют — еще хуже. Потому что подобная невесть как сложившаяся манера, ничего общего не имеющая с истинно народной, ставит под сомнение не только и даже не столько певца, сколько саму песню.
Этот же упрек следует адресовать и многим русским народным хорам. Я много времени провожу в поездках по стране, слушаю песни по деревням и не могу понять, в каком углу русской земли услыхали наши народные хоры эту раздражающую манеру пения, этот резкий, растерзанный звук.
Эти проблемы выходят за рамки собственно музыки, собственно культуры. Незнание, равнодушие к народным истокам творчества не способствует укреплению национального самосознания. Не гражданин, а обыватель зреет на этой основе. Ибо страшный порок обывательства многим обделяет человека, но прежде всего лишает его национальности.
И пора нам, профессионалам, всерьез задуматься над этой проблемой, всерьез над ней поработать. Пока же получается, что хорошо мы живем, спокойно, и нет у нас других проблем, как делить музыку на серьезную и развлекательную. Иных авторов послушаешь, как они рассуждают о своем творчестве, получается, что часть работы они посвящают борьбе за воспитание нового человека с красивыми чувствами, а другую — его развлечению. Извините за грубость, как тот дворник из анекдота: полдня он метет улицу, а полдня усыпает ее мусором.
Музыка бывает только хорошая и плохая. И хорошая, предназначенная для торжества и гуляний, столь же истова и благородна, как и музыка труда. Человек вообще гармоничное целое, и все творчество народа подтверждает это — и поэзия, и музыка, и танец.