Валерий Александрович, Блок как-то заметил: живем на краю большой страны, которую не знаем. Когда Петербургская академическая хоровая капелла под руководством Владислава Чернушенко исполнила без купюр ваше масштабное сочинение «Скоморохи», для меня это стало не только событием культуры, но и неким путешествием по России, непостижимой и большой. А что такое «Скоморохи» для вас?
Я всегда считал, что художники — это люди, которые говорят правду. Так, как могут ее говорить. Каждый — способом своего искусства. Работая над «Скоморохами», я и старался сказать правду, сколько я ее знал и сколько я ее чувствовал. Судьба у этого сочинения не очень пока радостная. Я не люблю, как делают сейчас многие, рассказывать о том, что запрещалось, что не запрещалось. Любому художнику всегда приходится сталкиваться с властями, начальниками независимо от строя. Какое бы устройство ни было — монархия, демократия или социалистический строй, — все равно за что-то будут бить обязательно. «Скоморохи» были много лет под запретом из-за текстов. Частично удавалось что-то из них исполнить. Это действительно путешествие по России. С одной стороны, это история русской государственности, а с другой стороны, для меня тоже важной — ведь сочинению уже тридцать лет — это своеобразная история и антология русской музыки. Я был тогда начинающим композитором, увлекался фольклором, народным творчеством, творчеством всех русских композиторов, которых боготворю и сейчас.
В «Скоморохах» есть образцы, идущие прямо из крестьянского народного творчества. Для меня сам народ представлялся в виде огромного, великого скомороха, у которого смех сквозь слезы. Видимый смех сквозь невидимые слезы. И далее у меня в скоморохов обращаются все люди, которые так или иначе являли миру какие-то открытия правды. Это и портреты композиторов Модеста Мусоргского, Дмитрия Шостаковича, моего учителя и друга Георгия Свиридова.
Не знаю, согласитесь ли вы со мной, но сейчас в России набирает силу процесс идеализации нашего недавнего прошлого. Идеализируют и романтизируют эпоху последнего русского царя Николая II. <...> «Скоморохи» соединили в себе торжественные интонации «Императорского вальса» и лихие солдатские частушечки о последней императрице, и прошлое ожило во всем его многообразии. Как нам с нашим прошлым быть?
Прошлое надо принимать, и о нем надо размышлять. Из прошлого надо извлекать уроки, но его нельзя шельмовать, нельзя его уничтожать и нельзя над ним издеваться. Эта мудрость остается верной на все времена. И если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, то будущее выстрелит в тебя из пушки[1][1 Афоризм, обычно приписываемый О. фон Бисмарку; в книге Р. Гамзатова «Мой Дагестан» автором его назван поэт Абуталиб Гафаров]. Жизнь любой эпохи очень сложна. Там злое и доброе так сложно сплавлено и переплетено, что, шельмуя злое, можно убить и доброе, заодно освистав целое поколение своих предков, которые душу свою вкладывали в жизнь.
А как быть с неизбывным трагизмом русской жизни? Нам, народу нашему, не то что не дается сколько-нибудь благополучное существование, не удается понять себя, свою историю. Люди не хотят остановиться и оглянуться...
...И ничему не учатся.
Это что, наша национальная особенность? Невосприимчивость, глупость? Что с нами?
Да нет. Мне всегда не нравится это противопоставление России и мира. Не учится ни один народ на свете. И все делают глупости. У нас короткая беседа, и трудно в ней сосредоточиться на многом сразу. Все в мире сейчас страдают от терроризма, от жестокости, от дикого количества оружия. А ведь подумайте — человечество столько десятилетий живет, имея атомное оружие и при этом совершенно спокойно торгуя друг с другом самыми смертоносными товарами. Этим же оружием: пушками, ракетами, подводными лодками. Всем для убийства людей. Люди живут среди орудий убийства, так разве когда-нибудь человечество выберется спокойно, благополучно из этого океана оружия? Никогда не выберется.
То есть мы просто заложники?
Заложники. И от этого дурной дух стоит над всем миром. Это ожесточает людей. Во всем мире, не только у нас, люди везде стали злыми и бессердечными. Те, кто много живал за границей (с такими людьми, наверное, встречались и вы), говорят, что Россия еще пока страна добряков. Нам сейчас прививают идеологию эгоизма, индивидуализма: жить ради себя, думать прежде всего о себе и своем благополучии. А у нас все-таки еще жива потребность «отдать жизнь за други своя».
Идеология, которую нам теперь прививают, на первый взгляд, спасительна: неважно, что будет с другими. Почему люди ей интуитивно сопротивляются?
Меня от подобных размышлений спасает Евангелие. Там все написано. Есть Апокалипсис от Иоанна, где сказано, что нас ждет. Если побеждает в мире мамона, то есть рубль, доллар, если у человека появляется вместо сердца кошелек, да еще кошелек пустой и требующий заполнения, то естественно, что человек становится зверем. Он становится слугой сатаны. А служить и Богу и мамоне, как сейчас пытаются наши правящие господа, невозможно. Весь мир сделал эту попытку, и ни к чему хорошему она не привела. Полный упадок духовности, падение церкви и религиозности, падение идеи добра наблюдается во всем мире. Войны, войны, грабежи, грабежи на международном уровне. Изгнание целых народов. Посмотрите, что сделали с сербами! Сердце кровью обливается. Не дай Бог, если мы, наш народ, доживет до такой же судьбы. А зарекаться нельзя.
В старом канте, духовной песне, сказано: «Скажи нам, Учитель, когда это будет, когда Ты спасать нас придешь?» Так спрашивают ученики Господа. Он отвечает: «Услышите медные военные трубы, и встанет народ на народ, тогда он спасать вас придет». Если люди сами не одумаются, эти трубы раздадутся. Да они и раздались — всюду кровь. Нет в мире более или менее значительной части, где бы не лилась кровь, где бы не грабили и не убивали.
До людей не доходит самая простая библейская заповедь: не убий. Она почти никем во внимание не берется.
Дело в том, что Господь-то дал сразу десять заповедей и девять заповедей блаженств. Они все вместе, и нельзя выполнять только одну какую-нибудь заповедь. Они годятся только в букете, в цветнике. Тогда это реально. Но люди пугаются и от испуга совершают еще большее зло. Например, вот в такой злой жизни как устраиваться детям? И многие сознательно приучают детей к жестокости, к насилию под видом необходимости постоять за себя, не пропасть в жизни и дают тем самым обществу отряды новых хищников. Мало кто хочет пойти на простое дело — воспитывать людей по-божески.
Валерий Александрович, вам не кажется, что для того, чтобы это было возможно, народ, общество должны быть объединены некоей духовной скрепой, как раньше были объединены идеологией? У нас много говорят о церковном возрождении, о количестве отстроенных и отреставрированных церквей, но одновременно не могут умолчать о том, что церкви не удается стать настоящим водителем духовным, а народу-идеалисту, каким всегда был наш народ, нужна именно такая церковь.
Да ведь духовное просвещение народа еще не начиналось. Если считать за духовное просвещение передачи по телевидению или по радио заезжих миссионеров, а других передач просто нет, то это до того слабенько, что на современного человека никак не действует. Это все уровень сказок. А ведь это огромные, серьезнейшие вопросы жизни. А в программах же этих вообще нет опоры на современность. Как, в самом деле, людям вести себя в современной жизни? Вот ему негде работать, ему нечем кормить детей, не на что обуться самому; что ему делать, если не идти воровать и грабить? Как поступать в таком случае? Церковь должна отвечать на такие вопросы. Никто отвечать на них не желает.
А вот рассказать какое-нибудь святомифологическое предание — это пожалуйста. Но ведь это такие глубокие события — символы, которые как обобщения можно только потом современному человеку подать. Говорить о них можно, когда все уже растолковано о жизни, о христианской нравственности, о том, как жить. И только потом все это закрепить таким поэтическим, мистическим образом. Как, скажем, Покров Божией Матери. У нас вначале рассказывают про Покров, а что на самом деле стоит за этим и как сделать, чтобы явился этот Покров на тебя, молчат. А ведь ты сам должен это сделать. Как сделали это те люди, те монахи, что стояли во Влахернском храме[1][1 Влахернский храм — расположенная во Влахерне (местность в Константинополе) Богородичная церковь, в которой хранились ризы Святой Девы Богоматери и чудотворная икона Божией Матери «Одигитрия»; икона исчезла из Константинополя в 1453 году, сейчас находится в Успенском соборе Московского Кремля] и дождались. Усердно монашествовали много лет, вели подвижнический образ жизни, стояли мучительные службы, честно выполняли свой очень трудный монашеский долг, и только тогда и появился этот свет.
Монашество очень важно, потому что оно показывает, что для морали, для того, чтобы она выстояла, нет ничего неодолимого: ни в голоде, ни в холоде, ни в каких постах, в лишении себя всяких удовольствий. Выживет все равно красота человеческой души, божественная ее часть. Это монахи и показывают. И надо ведь рассказывать не просто о том, что явилась Богородица, а что предвосхитило это, какая жизнь этому предшествовала. Надо говорить о том, что люди дослуживаются до этого подвигом. И жизнь каждого из нас — крестьянина, служащего, рабочего, музыканта — это тяжелый подвиг.
Россия всегда была страной нематериальной, но всегда была страной, где всему предшествовало духовное строительство. И как только происходил надлом духа, так и обрушивались всякие несчастья на Россию.