……………………………………………………………………………………………………………...
N. N. N.
Недавно я имел случай познакомиться с странным человеком, каких много! Вот некоторые черты его характера и жизни.
Ему около тридцати лет. Он то здоров, очень здоров, то болен, при смерти болен. Сегодня беспечен, ветрен, как дитя; посмотришь завтра – ударился в мысли, в религию и стал мрачнее инока. Лицо у него точно доброе, как сердце, но столь же непостоянное. Он тонок, сух, бледен, как полотно. Он перенес три войны и на биваках был здоров, в покое – умирал! В походе он никогда не унывал и всегда готов был жертвовать жизнию с чудесною беспечностию, которой сам удивлялся; в мире для него все тягостно, и малейшая обязанность, какого бы рода ни было, есть свинцовое бремя. Когда долг призывает к чему-нибудь, он исполняет великодушно, точно так, как в болезни принимают ревень, не поморщившись. Но что в этом хорошего? К чему служит это? Он мало вещей или обязанностей считает за долг, ибо его маленькая голова любит философствовать, но так криво, так косо, что это вредит ему бесперестанно. Он служил в военной службе и в гражданской: в первой очень усердно и очень неудачно; во второй удачно и очень не усердно. Обе службы ему надоели, ибо поистине он не охотник до чинов и крестов. А плакал, когда его обошли чином и не дали креста. Как растолкуют это? Он вспыльчив, как собака, и кроток, как овечка. В нем два человека: один – добр, прост, весел, услужлив, богобоязлив, откровенен до излишества, щедр, трезв, мил; другой человек – не думайте, чтобы я увеличивал его дурные качества, право не г, и вы увидите сами почему, – другой человек – злой, коварный, завистливый, жадный, иногда корыстолюбивый, но редко; мрачный, угрюмый, прихотливый, недовольный, мстительный, лукавый, сластолюбивый до излишества, непостоянный в любви и честолюбивый во всех родах честолюбия. Этот человек, то есть черный, – прямой урод. Оба человека живут в одном теле. Как это? Не знаю; знаю только, что у нашего чудака профиль дурного человека, а посмотришь в глаза, так найдешь доброго: надобно только смотреть пристально и долго. За это единственно я люблю его! Горе, кто знает его с профили! Послушайте далее. Он имеет некоторые таланты и не имеет никакого. Ни в чем не успел, а пишет очень часто. Ум его очень длинен и очень узок. Терпение его, от болезни ли, или от другой причины, очень слабо; внимание рассеянно, память вялая и притуплена чтением; посудите сами, как успеть ему в чем-нибудь? В обществе он иногда очень мил, иногда очень нравился каким-то особенным манером, тогда как приносил в него доброту сердечную, беспечность и снисходительность к людям; но как стал приносить самолюбие, уважение к себе, упрямство и душу усталую, то все увидели в нем человека моего с профили. Он иногда удивительно красноречив: умеет войти, сказать; иногда туп, косноязычен, застенчив. Он жил в аде, он был на Олимпе Это приметно в нем. Он благословен, он проклят каким-то гением. Три дни думает о добре, желает сделать доброе дело – вдруг недостанет терпения, на четвертый он сделается зол, неблагодарен: тогда не смотрите на профиль его! Он умеет говорить очень колко; пишет иногда очень остро насчет ближнего. Но тог человек, то есть добрый, любит людей и горестно плачет над эпиграммами черного человека. Белый человек спасает черного слезами перед творцом, слезами живого раскаяния и добрыми поступками перед людьми. Дурной человек все портит и всему мешает: он надменнее сатаны, а белый не уступает в доброте ангелу-хранителю. Каким странным образом здесь два составляют одно? зло так тесно связано с добром и отличено столь резкими чертами? Откуда этот человек или эти человеки, белый и черный, составляющие нашего знакомца? Но продолжим его изображение.
Он – который из них, белый или черный – он или они оба любят славу Черный все любит, даже готов стать на колени и Христа ради просить, чтобы его похвалили: так он суетен; другой, напротив того, любит славу, как любил ее Ломоносов, и удивляется черному нахалу. У белого совесть чувствительна, у другого – медный лоб. Белый обожает друзей и готов для них в огонь; черный не даст и ногтей обстричь для дружества, так он любит себя пламенно.
Но в дружестве, когда дело идет о дружестве, черному нет места: белый на страже' В любви .. но не кончим изображение, оно и гнусно и прелестно! Все, что ни скажешь хорошего насчет белого, черный припишет себе Заключим: эги два человека или сей один человек живет теперь в деревне и пишет свой портрет пером по бумаге. Пожелаем ему доброго аппетита, он идет обедать. Это я Догадались ли теперь?
……………………………………………………………………………………………………………...
В армии встречаешь много карикатур, но подобной Кроссару не всякому удастся встретить.
Мы дрались под Гайерсбергом, в горах у Теплица. Раевский стоял в дефилее; пули свистали. Является к нам офицер в свитском мундире, весь в крестах, и в петлице Мария Терезия Конь его в поту, у него самого пена у рта, и пот с него градом сыплется, глаза горят, как угли, и толстая нагайка гуляет бесперестанно с правого плеча на левое «Bonjour, mon general64
[64 «Здравствуйте, генерал1» – «Здравствуйте, Кроссар» (франц.)]» – «Ah, bonjour, Crossare» И слово за слово, вижу – мой Кроссар вынимает толстую тетрадь Отгадайте, что? План будущей кампании, проект, бред, одним словом Он хочет читать ее, толковать – где? Под пулями, в горячем деле Раевский оттолкнул его и отворотился Но Кроссар любил Раевского, как любовник. Где генерал дерется, там и Кроссар с нагайкой и советами Под Лейпцигом он нас не покидал Дело было ужасное, и Кроссар утопал в удовольствии Он вертелся, как белка на колесе, около генерала Лошадь его заупрямилась Подъезжает ко мне: Camarade, rendez-moi un service eclatant»65
[65 «Товарищ, окажите мне чрезвычайно важную услугу» (франц.)]
– «Что вам угодно?» – «Rossez mon cheval, je vous prie La' Bon' Encore un coup, mais frappez fort»66
[66 «Пожалуйста, хлестните мою лошадь. Так! Хорошо! Еще разок, да посильнее» (франц.)]. Я и товарищи секли его лошадь без жалости под пулями и картечью; всадник на ней прыгал бесперестанно, в пыли, в поту, в треугольной шляпе оборванной и красный, как рак Он австриец, в 1812 году перебежал к нам Он бросил перчатку Наполеону Он дышит только в войне, любовник пламенный пуль и выстрелов.
Вспоминаю- Дмитриев рассказывал мне следующий анекдот о Державине, который очень любопытен для наблюдателя. Когда вышел Анахарсис Бартелеми, то Державин просил неотступно Дмитриева и Петрова («Агатон» Карамзина) достать ему эту книгу. Промыслили немецкий перевод. Державин его продержал день, два, три, неделю и более. «Прочитали ли вы?» – «Нет еще». Приходят через месяц, требуют книгу «Возьмите, вот она!» И впрямь, она лежала на столе, но вся в пыли, в пудре. «Как понравился вам Анахарсис? Я, чаю, вы в восхищении?» – спрашивали Дмитриев и Петров. «Я, виноват, не прочитал ее. Начал и не мог кончить... от скуки». У друзей опустились руки. Они поглядывали друг на друга и не знали, верить ли ушам своим. Но вот что всего удивительнее: Державина зовут на обед – не едет; на ужин, на бал – не поспел и отговорился болезнию. Дмитриев, приглашенный в те же самые дома, узнает о болезни Г. Р. и спешит навестить его и застает растрепанного, в шлафроке, с книгою в руках. «Вы нездоровы?» – «Heт, – отвечал стихотворец, рассмеявшись, – я заленился, и эта книжка меня удержала дома; не мог расстаться с нею!» Отгадайте, какая это была книга? Ну, Пиндар, Анакреон, или проповедь Платонова, или что-нибудь новое о политике? Совсем не то. Сокольничий устав, при царе Алексее Михайловиче изданный!
После того позволено сказать: что может быть страннее и упрямее головы великого человека! Этот анекдот меня поразил и пленил, рассказанный Дмитриевым, который говорит, как пишет, и пишет, так же сладостно, остро и красноречиво, как говорит.
Еще одна странность Державина. Когда появились его оды, то появились и критики. Чем более хвалителей, тем более и врагов, это дело обыкновенное. Между прочим г. Не-плюев отзывался о Державине с презрением, не только отрицал ему в таланте, но утверждал, что Державин, которого он лично не знал, должен быть величайший невежда, человек тупой и тому подобное. Пересказывают Державину: он вспыхнул. На другой день поэт отправляется к г. Неплюеву. «Не удивляйтесь, что меня видите. Вы меня бранили как поэта; прошу вас, познакомьтесь со мною, может быть, найдете во мне хорошую сторону, найдете, что я не так глуп, не такой невежда, как полагаете; может быть, смею ласкать себя надеждою, и полюбите меня». Представьте себе удивление хозяина! Он и жена приглашают Гавриила Романовича обедать, потчевают, угощают, не знают, что сказать ему, где посадить его. Державин продолжает ездить в дом и остается навсегда знакомым, даже приятелем.
В мире надобно стряхнуть с себя прах воинский у алтаря муз и пожертвовать грациям.
Все почти без исключения, все гишпанские стихотворцы были воины, и что всего удивительнее, посреди варварской войны Карла V, посреди опустошений, пожаров Европы и костров инквизиции они воспевали... эклоги. Нежные мысли, страстные мечтания и любовь как-то сливаются очень натурально с шумною, мятежною, деятельною жизнию воина. Гораций бросил щит свой при Филиппах. Тибулл был воин. Парни служил адъютантом. Сервантес потерял руку при Лепанте.
1817