Касательно быта  других  народов чуждого происхождения,  но обитавших
подле скифов, остались известия об агатирсах, живших к западу от скифов.
Геродот называет их самым изнеженным,  женоподобным народом, страстным к
блестящим украшениям;  жены были у них в общем пользовании будто бы  для
того,  чтоб  всем  составлять  одно  семейство  и тем избежать зависти и
вражды;  в остальном быт их  был  похож  на  быт  фракиян.  Из  народов,
обитавших к северу от скифов,  - о неврах - ходили слухи,  что они живут
по-скифски и будто в известные дни  каждый  невр  обращался  в  волка  -
поверье,  сильно  укорененное  между  восточным народонаселением Европы.
Андрофаги отличались необыкновенною дикостию;  меланхлены имели скифские
нравы. О будинах до Геродота дошли, как видно, одни смутные слухи; можно
понимать,  что в близком соседстве друг  с  другом  жили  два  различные
народа - будины и гелоны,  будины - кочевники,  гелоны - оседлые:  у них
большой   деревянный   город;   Геродот   считает   гелонов   греческими
переселенцами.  К югу от скифов, в нынешнем Крыму, обитали тавры - народ
дикий и свирепый,  живущий грабежом и войною,  на крышах домов  их,  над
печными  трубами виднелись шесты с воткнутыми на них головами пленников:
эти варварские трофеи охраняли дом от всякого зла,  как жертва,  угодная
божеству.  Тавры приносили пленных греков в жертву деве,  имя божества -
девы у самих тавров - Орейлоха;  грекам казалась она  то  Ифигениею,  то
Артемидою.  По  природным  условиям  полуострова тавры,  подобно скифам,
разделялись на кочевых - северных и земледельческих - южных.
   Как на ясной памяти истории в нынешней Южной России господство одного
кочевого народа сменялось господством другого,  жившего далее на восток,
так  и  в  древние  времена  господство  скифов  сменилось   господством
сарматов,  но  от  этой перемены история столь же мало выиграла,  как от
смены  печенегов  половцами:  переменились  имена,  отношения   остались
прежние,  потому что быт народов,  сменявших друг друга, был одинакий; и
сарматы,  подобно скифам,  разделялись на кочевых и земледельческих,  на
господствующих   и   подчиненных.   Но   древние  заметили  и  некоторые
особенности у сарматов,  главная  особенносгь  состояла  в  том,  что  у
сарматов  женщины  имели большую силу,  отличались храбростию и мужскими
упражнениями:  это подало повод  к  сказке,  что  сарматы  произошли  от
совокупления  скифов  с  амазонками,  но у древних писателей сохранилось
также  предание   о   происхождении   сарматов   из   Мидии,   предание,
подтверждаемое  теперь  наукою.  Сарматы были белокуры,  свирепы на вид,
носили длинные волосы и бороду,  широкую одежду,  расписывались по  телу
разными узорами,  вели кочевую жизнь,  не умели сражаться пешком,  но на
лошадях были неотразимы;  отличались дикостью и  жестокостью  в  нравах;
поклонялись  мечу,  по  другим  известиям,  огню,  и  приносили в жертву
лошадей.  Из сарматских племен сильнейшими явились языги  на  западе,  в
нынешней Бессарабии и Валахии, отчасти в Венгрии, и роксоланы на востоке
- между Доном и Днепром;  подле сарматов,  на западных границах Скифии и
восточных   Германии,   упоминается   особый   сильный  народ  бастарны,
разделявшийся на три поколения - атмонов, сидонов и певцинов. При первых
императорах  Рима,  роксоланы  переходят  Дунай  и  нападают  на области
Империи;  при  Адриане  римляне  принуждены  были  платить  им  ежегодно
известную  сумму  денег;  после  могущество  роксолан  и языгов ослабело
вследствие усиления готов и  потом  -  гуннов.  Незадолго  до  рождества
Христова,  или  в первом веке после него,  в нынешней европейской России
являются аланы,  пришедшие, как говорят, из стран прикавказских; римляне
знали  и  этих  страшных врагов на Дунае вместе с готами;  но часть их в
соединении с вандалами бросилась на запад,  вместе  с  франками  перешла
Рейн,  опустошила Галлию,  где, как говорят, Алансон получил от них свое
имя,  нападала на Италию,  Сицилию,  Грецию,  вторгнулась в  Испанию  и,
вероятно,  даже в Африку.  Большая часть племени оставалась,  впрочем, в
странах припонтийских до конца IV века,  когда они на время смешались  с
победителями  своими  -  гуннами,  но в VI веке встречаем их опять между
Доном и Волгою; здесь, равно как в странах прикавказских, византийские и
арабские писатели упоминают о них в продолжение средних веков.  К какому
племени приписать алан, об этом еще спорят исследователи; есть основания
считать их германцами;  для нас,  впрочем, и аланы, каково бы ни было их
происхождение,  остаются   народом   неисторическим,   потому   что   их
деятельность не отличается ничем от деятельности их предшественников: их
следы также пропали в наших степях.
   Мы упоминали уже о греческих колониях на северном берегу Понта. Самою
значительною   из   них   была  здесь  Ольвия  (Борисфен,  Милетополис),
основанная милезийцами за 655 лет до р. х. при устье Гипаниса, или Буга.
Старый  город  был  разрушен гетами в половине последнего века до р.  х,
потом при участии скифов  Ольвия  была  восстановлена,  но  не  достигла
прежнего  богатства  и  великолепия;  старый  город,  по Геродоту,  имел
предместие, рынок, дворец скифского царя Скюлеса; по надписям видно, что
в нем был гимназиум,  хлебный складочный магазин,  базар,  рыбный рынок,
корабельные верфи.  Скифы производили здесь  торговлю  посредством  семи
толмачей;  Ольвия имела обширные торговые связи с греческими городами до
самой Сицилии.  Главным  храмом  считался  храм  Юпитера  Ольвиоса,  где
граждане  собирались  для  совещаний,  но из божеств особенным уважением
пользовался Ахиллес,  певцу которого, Гомеру, также воздавались божеские
почести.  В стране варварской жители Ольвии не могли сохранить в чистоте
греческого языка,  они переняли  также  и  скифскую  одежду,  в  которой
преобладал  черный цвет.  Верную картину быта греческих колонистов можно
видеть в рассказе Диона Хрисостома,  который в Ольвии искал  убежища  от
преследований Домициана. Когда жители Ольвии увидали заморского оратора,
то  с  греческой  жадностию  бросились  послушать  его  речей:  старики,
начальники   уселись   на  ступенях  Юпитерова  храма,  толпа  стояла  с
напряженным вниманием;  Дион восхищался античным видом своих слушателей,
которые  все,  подобно  грекам  Гомера,  были  с  длинными  волосами и с
длинными бородами,  но все они  были  также  вооружены:  накануне  толпа
варваров показалась перед городом,  и в то время,  когда Дион произносил
свою речь,  городские ворота были заперты,  и на укреплениях развевалось
военное знамя; когда же нужно было выступать против варваров, то в рядах
колонистов раздавались стихи  Илиады,  которую  почти  все  ольвиополиты
знали  наизусть.  Время  падения  новой Ольвии трудно определить.  Кроме
Ольвии,  важными поселениями греческими были Пантикапея  (около  Керчи),
служившая  местопребыванием босфорским царям,  потом Фанагория,  которую
полагают подле Тамани;  кроме того,  по берегам и во внутренности страны
было  много  других  торговых  мест.  Постоянная  опасность  со  стороны
варваров заставила все эти города вверить правление  одному  начальнику,
вследствие  чего  произошло  Босфорское  царство.  Война  оборонительная
влекла босфорских владельцев и  к  наступательной,  они  покорили  своей
власти  разные  окрестные  варварские  народы.  Как начальники греческих
городов,  носили они название  архонтов,  или  игемонов,  как  владельцы
варварских   народов,   назывались  василевсами,  или  этнархами.  Таким
образом,  на берегах Понта,  где сталкивалось столько  разноплеменных  и
разнообычных  народов,  издавна  являются странные,  смешанные владения,
каким в древности  было  Босфорское  царство,  в  позднейшие  времена  -
Козарское.  Самую  тесную связь с нашей историей имеет богатая греческая
колония на Таврическом полуострове (где теперь Севастополь)  -  Херсонес
(Херсон, Корсунь).
   Существование многих   торговых   цветущих   поселений   предполагает
обширную торговлю. Главным предметом вывоза с северных берегов Понта и в
древности,  как теперь,  был хлеб,  за ним следовала рыба, потом - воск,
мед, кожи, меха, шерсть, лошади; рабы, как было сказано выше, составляли
также одну из значительных отраслей понтийской торговли.  Привоз состоял
в выделанных кожах,  которые в грубом виде были вывезены  отсюда  же,  в
одежде, масле, вине, произведениях искусств.
   Мы видели,  что,  несмотря  на  столкновение разных народов у берегов
понтийских,  несмотря на их движения и борьбы,  в странах  этих  во  все
продолжение  так  называемой  древней  истории  господствует  мертвенное
однообразие:  сменялись имена народов,  но быт  их  оставался  одинаков.
Только однажды однообразие этого пустынного мира было нарушено движением
исторического народа,  походом персидского царя Дария Гистаспа; предания
об  этом  походе  любопытны  для  историка,  потому  что  дают понятие о
свойствах страны и народов,  в ней обитавших.  За 513 лет до р. х. с 700
или  800000  войска  и  600  кораблей переправился персидский царь через
фракийский Босфор по великолепному мосту в Европу и  вступил  в  Скифию.
Скифы не встретили полчищ персидских. но стали удаляться в глубь страны,
засыпая на пути  колодцы,  источники,  истребляя  всякое  произрастание;
персы  начали  кружить  за  ними.  Утомленный бесплодною погонею,  Дарий
послал сказать скифскому царю:  "Странный человек!  Зачем ты бежишь  все
дальше  и  дальше?  Если чувствуешь себя в силах сопротивляться мне,  то
стой и бейся,  если же нет,  то остановись,  поднеси своему повелителю в
дар землю и воду, и вступи с ним в разговор". Скиф отвечал: "Никогда еще
ни перед одним человеком не бегал я из страха,  не побегу и перед тобою;
что делаю я теперь,  то привык делать и во время мира, а почему не бьюсь
с тобою,  тому вот причины:  у нас нет ни городов,  ни хлебных полей,  и
потому  нам  нечего  биться  с  вами  из страха,  что вы их завоюете или
истребите.  Но у нас есть отцовские могилы:  попробуйте их разорить, так
узнаете,  будем  ли  мы  с  вами  биться или нет".  Одни кости мертвецов
привязывали скифа к земле,  и ничего,  кроме  могил,  не  оставил  он  в
историческое  наследие  племенам  грядущим.  Персы увидали,  что зашли в
страну могил и обратились назад.
   Вторжение персов в Скифию  не  произвело  ничего,  кроме  ускоренного
движения   ее   обитателей;  попытки  Митридата  возбудить  восток,  мир
варваров,  против Рима остались тщетными.  Движения  из  Азии  не  могли
возбудить  исторической  жизни  в  странах  понтийских,  но вот слышится
предание о противоположном движении с  запада,  из  Европы,  о  движении
племен, давших стране историю.