Многоженство у  всех племен славянских есть явление несомненное;  наш
летописец говорит о восточных славянах,  что они брали по две и  по  три
жены;   обычай   многоженства   сохранялся   и   долго   после  введения
христианства. Что касается положения славянской женщины, то девушки, как
видно,   пользовались   полною  свободою:  летописец  говорит,  что  они
сходились с молодыми людьми чужих родов на  игрищах,  имели  возможность
совещаться  с ними для бегства.  Что же касается до положения жены,  то,
разумеется,  при условиях того быта,  который  мы  застаем  у  языческих
славян,  мы  не имеем права ожидать большого уважения слабейшему полу от
сильнейшего;  разумеется,  мы не должны искать у языческих  славян  того
тонкого уважения к женщине,  которое дается только христианским взглядом
на  отношения  двух  полов  и  которое  летописец  называет   стыденьем;
отсутствие этого стыденья и ведет необходимо к многоженству. Но при этом
у народа первобытного,  разумеется,  мы не встретим никаких определений,
которые осуждали бы женщину на вечное унижение и ничтожство,  которые не
позволяли бы ей выказывать свою силу умственную,  иногда  и  физическую,
приобретать посредством этой силы уважение и влияние.
   Иностранные писатели  удивляются  привязанности  славянских  женщин к
мужьям,  за которыми они следовали даже в могилу.  Если женщина выходила
замуж  в чужой род,  то при строгом и ревнивом надзоре новых родичей муж
был  единственным  существом,  от  которого  она   ждала   и   любви   и
покровительства;  умирал  муж - положение жены,  лишившейся единственной
подпоры,  единственного  звена,  соединявшего   ее   с   чужою   семьею,
становилось горько.  Но при этом очень вероятно также, что у славян, так
как  и  у  германцев,  было  верование,  что  мужчина  легче   достигает
блаженства в будущей жизни,  если приходит туда в сопровождении женщины.
Впрочем,  справедливо замечают,  что этот обычай не был  вкоренен  между
славянами.
   После брачного обычая,  в котором резче всего выражаются нравственные
понятия народа,  для летописца,  христианского монаха,  был всего важнее
обычай  погребения,  в  котором  выражаются обыкновенно понятия народа о
загробной жизни,  и потому в  летописи  читаем  описание  этого  обычая.
Радимичи,  вятичи,  северяне  и кривичи совершали тризну над покойником,
потом сожигали труп,  кости собирали в небольшой сосуд,  который ставили
на  столбе  при  дороге.  В  чем  состоял погребальный обычай у полян во
времена язычества, об этом летописец молчит и тем дает знать, что обычай
полян был одинаков с обычаем других племен;  употребление тризны у полян
видно из того,  что св.  Ольга,  жившая в Киеве,  среди  этого  племени,
запретила  совершать по себе тризну.  Под именем тризны разумелись,  как
видно, вообще поминки и потом преимущественно борьба в честь умершего, с
поминками соединялся веселый, пьяный пир, также резание и царапание лица
в знак печали. Одновременно с обычаем сожигания и ставления урн с пеплом
на  придорожных  столбах  существовал  и  обычай  погребения  в могилах,
которые сыпали холмами.
   Иностранные писатели говорят,  что  славяне  жили  в  дрянных  избах,
находящихся в далеком расстоянии друг от друга, и часто переменяли место
жительства.  Такая непрочность и частая перемена жилищ  была  следствием
беспрерывной  опасности,  которая  грозила  славянам  и от своих родовых
усобиц, и от нашествий чуждых народов. Вот почему славяне вели тот образ
жизни,  о  котором говорит Маврикий:  "У них недоступные жилища в лесах,
при реках,  болотах и озерах; в домах своих они устраивают многие выходы
на всякий опасный случай;  необходимые вещи скрывают под землею, не имея
ничего лишнего наружи,  но  живя,  как  разбойники".  Одинакая  причина,
действовавшая  долгое  время,  производила  одинакие следствия,  жизнь в
беспрестанном ожидании  вражьих  нападений  продолжалась  для  восточных
славян  и  тогда,  когда они уже находились под державою князей Рюрикова
дома;  печенеги и половцы сменили авар, козар и других варваров, усобицы
княжеские   сменили   усобицы   родов,   восстававших   друг  на  друга,
следовательно,  не могла исчезнуть и привычка переменять места, бегая от
неприятеля;  вот почему киевляне говорят Ярославичам, что если князья не
защитят их от гнева старшего своего брата, то они покинут Киев и уйдут в
Грецию.  Половцев сменили татары,  княжеские междоусобия продолжались на
севере;  как скоро  начнутся  княжеские  усобицы,  народ  покидает  свои
жилища, а с прекращением усобиц возвращается назад; на юге беспрестанные
набеги усиливают козачество,  и после на  севере  разбрестися  розно  от
какого  бы  то  ни было насилия и тяжести было нипочем для жителей;  при
этом должно прибавить,  что  природа  страны  сильно  благоприятствовала
таким переселениям. Привычка довольствоваться малым и всегда быть готову
покинуть жилище,  поддерживала в славянине отвращение к чуждому  игу,  о
чем заметил Маврикий. Родовой быт, условливавший разъединение, вражду и,
следовательно,  слабость между славянами,  условливал необходимо и образ
ведения войны: не имея одного общего начальника и враждуя друг с другом,
славяне уклонялись от сколько-нибудь правильных сражений,  где бы должны
были биться соединенными силами на местах ровных и открытых.  Они любили
сражаться с врагами в местах  узких,  непроходимых,  если  нападали,  то
нападали набегом,  внезапно,  хитростию,  любили сражаться в лесах, куда
заманивали неприятеля бегством,  и потом,  возвратившись,  наносили  ему
поражение.  Вот  почему  император  Маврикий советует нападать на славян
зимою,  когда им неудобно  скрываться  за  обнаженными  деревьями,  снег
препятствует движению бегущих,  да и съестных припасов у них тогда мало.
Особенно отличались славяне искусством плавать и скрываться в реках, где
могли оставаться гораздо долее,  чем люди другого племени, они держались
под водою,  лежа на спине и держа во рту выдолбленный тростник, которого
верхушка  выходила  на поверхность реки и таким образом проводила воздух
скрытому  пловцу.  Вооружение  славян  состояло  в  двух  малых  копьях,
некоторые  имели  и  щиты,  твердые  и очень тяжелые,  употребляли также
деревянные   луки   и   маленькие   стрелы,   намазанные   ядом,   очень
действительным,  если искусный врач не подаст скорой помощи раненому.  У
Прокопия читаем,  что славяне,  вступая в битву,  не  надевали  лат,  на
некоторых не бывало даже ни плаща, ни рубашки, одни только порты; вообще
Прокопий  не  хвалит  славян  за  опрятность,  говорит,   что,   подобно
массагетам,  они покрыты грязью и всякою нечистотою.  Как все народы,  в
простоте быта живущие, славяне были здоровы, крепки, легко сносили холод
и  жар,  недостаток  в  одежде  и  пище.  О  наружности  древних  славян
современники говорят,  что они все похожи друг на друга,  высоки ростом,
статны,  кожа у них не совершенно бела,  волосы длинные, темнорусы, лицо
красноватое.
   Религия восточных  славян  поразительно   сходна   с   первоначальною
религиею   арийских   племен:   она  состояла  в  поклонении  физическим
божествам,  явлениям природы и душам усопших,  родовым, домашним гениям;
следов героического элемента, так сильно развивающего антропоморфизм, мы
не замечаем у наших славян:  знак,  что  между  ними  не  образовывались
завоевательные дружины под начальством вождей-героев,  и что переселения
их совершались в  родовой,  а  не  в  дружинной  форме.  Основываясь  на
определенных  указаниях  современников,  мы  находим  у наших славян при
поклонении многим различным явлениям природы под разными именами божеств
поклонение одному верховному божеству, к которому остальные находились в
подчиненном отношении;  это верховное божество,  по свидетельству одного
из  древнейших  писателей о славянах,  Прокопия,  было божеством молнии,
которое наш летописец называет Перуном. Явление грозы, молнии есть самое
поразительное из явлений природы; немудрено, что первобытный человек дал
ему первое место между всеми другими явлениями;  он не мог  не  заметить
благотворного  влияния грозы на жизнь природы;  не мог не заметить,  что
свет молнии независимо во всякое  время  обнаруживает  свое  могущество,
тогда  как  например  действия солнца ограничены,  подвержены известному
закону,  могут  обнаруживаться,  только  в  известное   время,   уступая
владычество  другому,  противоположному и,  следовательно,  враждебному,
началу - мраку;  солнце  затмевалось,  погибало  в  глазах  первобытного
человека;  молния  никогда в глазах его не теряла своего могущества,  не
побеждалась  другим  началом:  свет  молнии  сопровождается  обыкновенно
живительным  для природы дождем - отсюда необходимое представление,  что
Перун ниспосылает дождь жаждущей природе, которая без того погибла бы от
жгучих лучей солнца:  таким образом,  молния являлась для язычника силою
производящею,  с характером божества высшего, действующего, правящего по
преимуществу,   умеряющего,   исправляющего   вред,   наносимый  другими
божествами,  тогда  как  солнце,  например,  и  для  поклоняющегося  ему
язычника являлось чем-то страдательным, не имеющим распорядительной силы
в природе,  подчиненным. Наконец, значение верховного божества-правителя
молния  получала в глазах язычника по причине своей страшной карательной
силы, действующей быстро и непосредственно.
   Имеем право думать,  что Перун у языческих славян  носил  еще  другое
название  -  Сварога.  Верховное  божество  Сварог-Перун порождало двоих
сыновей,  двух Сварожичей: солнце и огонь. Поклонение солнцу, как видно,
было  сильно  распространено между славянами;  в "Слове о полку Игореву"
русские называются внуками Дажбога,  если так,  то к  нему  имеем  право
относить известные воззвания в наших песнях:  Дид (дед) Ладо;  последнее
название,  означающее  свет,  красоту,  мир,  любовь,   радость,   всего
приличнее может относиться к солнцу,  другой припев: Люль, Лель означает
также деда.  Кроме названий Ладо и Дажбога, к солнцу же не без основания
относят   имена   Хорса,  Сура,  или  Тура,  Волоса.  Вместе  с  солнцем
обоготворялись месяц и звезды,  находившиеся  к  солнцу,  как  видно,  в
родственных отношениях; обоготворялись также вода и воздух.
   Если славяне поклонялись явлениям природы,  то легко догадаться,  при
каких  случаях,  в  какое  время  года  будут  они  торжествовать   свои
религиозные  праздники.  Так например,  они праздновали в конце декабря,
когда солнце начинает брать силу, дни начинают прибывать; этот праздник,
совпадающий    теперь    с    праздником   рождества   Христова,   носит
преимущественно название Коляды;  существенный обряд праздника состоит в
хождении  славить (божество) и сбирать подаяние;  как видно,  во времена
языческие приношения собирались для общей  жертвы.  В  некоторых  местах
Коляда известна под названием Авсеня,  или Таусеня,  что можно принимать
измененным Ясень - также,  по  всем  вероятностям,  имя  солнца.  Второй
праздник торжествовался в начале весны,  но так как это время приходит в
великий пост,  то по принятии христианства  празднование  перенесено  на
конец  рождественского  мясоеда и отчасти на Светлое воскресенье.  Итак,
масленица есть языческий весенний праздник. Встреча весны и проводы зимы
празднуются  у  всех  славянских  народов  почти  с  одинакими обрядами:
употребляется заклинание весны с разными приветами;  в  Малороссии  и  у
западных  славян  зима  или  смерть  олицетворяются в образе женщины под
именем Мары,  Мараны,  Марены,  чучелу которой сожигают. Весну встречают
обыкновенно  на  Красной горке.  Тут начинаются хороводы,  или короводы,
религиозное значение которых и отношение к солнцу не подлежит  сомнению.
Время  воскресенья  всей  природы  и  усиления  желаний  считалось самым
приличным временем для заключения  брачных  союзов  и  для  поздравления
молодых супругов: это поздравление известно под именем вьюнитства.
   Третий праздник  имеет  место  23  июня  и  известен под именем Ивана
Купалы,  потому что происходит на Иванов день.  Этот праздник, как и два
упомянутые  выше,  есть  общий  не  только всем славянским,  но и многим
чужеплеменным народам. Хотя по обрядам праздника можно догадываться, что
он  относился  к  трем стихийным божествам - обоим Сварожичам,  солнцу и
огню,  и воде, однако можно относить его и к одному солнцу. Естественно,
могло произойти верование,  что солнце,  дающее силу растениям, особенно
дает ее,  когда само достигает высшей силы;  это верование  должно  было
повести  к  обычаю собирать травы в летний праздник солнца и приписывать
им чудодейственную силу.  С другой стороны,  солнце,  производя  сильное
влияние  на  все  существующее,  должно  было производить его и на воду;
отсюда вера в  целительность  купанья  во  время  летнего  солнцестояния
независимо уже от естественного обычая обмыться ночью,  чтоб встретить в
чистоте восходящее светило.  Наконец,  зажигание костров было необходимо
для  всякого ночного собрания,  ночных игр,  было необходимо также и для
жертвоприношений;  прыгание же  чрез  зажженные  костры  имело  значение
очищения.  Вот почему ночь на Иванов день сопровождается:  1) собиранием
трав,  2)  купанием,  3)  зажиганием  костров  и  прыганием  чрез   них.
Естественно  также,  и  потому  обще не одним только славянским народам,
принесение в жертву,  сожжение белого  петуха  -  птицы,  приветствующей
рассвет,  угодной солнцу.  Ночь Купалы исполнена по мнению простолюдинов
чародейных явлений:  рыбаки уверяют,  что поверхность реки бывает  тогда
подернута  серебристым  блеском;  деревья  переходят  с места на место и
шумом ветвей разговаривают между собою;  утверждают еще,  что кто  имеет
при  себе  папоротник,  тот может понимать язык каждого творения,  может
видеть, как расходятся дубы и составляют свою беседу, может слышать, как
разговаривают  они  про  богатырские свои подвиги.  В Иванов день солнце
выезжает  из  своего  чертога  на  трех  конях,  серебряном,  золотом  и
бриллиантовом,  навстречу  своему  супругу  - месяцу;  в проезд свой оно
пляшет  и  рассыпает  по  небу  огненные  искры.  И  в  летний  праздник
повторяется обряд истребления чучелы Мары - холода,  смерти:  ее топят в
воде.  Солнце,  дающее жизнь и рост  всему  существующему,  должно  было
являться силою,  возбуждающею естественные желания, - отсюда празднество
Купалы было соединено с празднеством  Ярилы.  В  некоторых  местах  и  в
позднейшие  времена  праздник  Ярилы совершался 24 июня,  но,  вероятно,
сопротивление церкви содействовало тому,  что празднование его во  время
поста  отменено было в большей части мест и перенесено на заговенье,  на
день всех святых,  или на Троицын день,  или на разговенье -  на  другой
день  праздника  Петра и Павла.  Так как в древности праздник Ярилы,  по
всем вероятностям,  совпадал с праздником Купалы,  то  во  время  его-то
преимущественно и должны были происходить те явления, против которых так
вооружается  летописец  и  позднейшее  духовенство:   здесь,   вероятно,
происходило и умыкивание девиц.
   Рассмотрев поклонения стихийным божествам,  теперь обратимся к другой
половине славянской  мифологии,  именно  к  поклонению  гениям  и  душам
усопших.  При  вере  в  загробную  жизнь  естественно было придти к тому
мнению,  что  душа  умершего  родоначальника  и  по  смерти  блюдет   за
благосостоянием  рода  -  отсюда  происхождение  духов-покровителей  для
целого рода и каждого родича - рода  и  рожаниц.  Что  под  именем  рода
разумелась душа умершего родоначальника,  доказывает,  во-первых,  связь
рода с упырем,  а,  во-вторых,  известие,  что  под  именем  рода  после
разумели дух, привидение, которым стращали детей, характер же привидения
обыкновенно принимают души умерших и божества, тесно с ними связанные. В
значении рода божества-покровителя являются щур,  дед,  прадед, что ясно
из употребительного пращур;  щур предполагает  форму  чур,  под  которым
именем собственно и известно божество, охраняющее род, дом. Это божество
призывается  и  теперь  бессознательно  в  опасностях,  особенно   когда
простолюдин думает,  что он подвержен злобе духов: "Чур меня! Чур меня!"
говорит он тогда.  Можно положить,  что чур и род одно и  то  же;  можно
думать также,  что с упадком родового быта и с усилением христианства на
счет язычества чур, или род, перешел в домового.
   Младенчествующий народ не мог  понимать  духовного  существования  за
гробом  и  представлял  души праотцов доступными для всех ощущений этого
белого света;  думали,  что зима есть время ночи, мрака для душ усопших,
но как скоро весна начинает сменять зиму,  то прекращается и ночной путь
для душ,  которые поднимаются к небесному свету, восстают к новой жизни.
Это мнение,  естественно, проистекало из поклонения природным божествам,
солнцу,  луне и проч.,  которых влияние должно было простираться на весь
мир,  видимый  и невидимый.  В первый праздник новорожденного солнца,  в
первую зимнюю Коляду, мертвые уже вставали из гробов и устрашали живых -
отсюда  и  теперь  время святок считается временем странствования духов.
Масленица,  весенний праздник солнца, есть вместе и поминовенная неделя,
на  что  прямо указывает употребление блинов,  поминовенного кушанья.  С
древней масленицы,  т.  е. с начала весны, живые здороваются с усопшими,
посещают  их могилы,  и праздник Крае ной горки соединяется с Радуницею,
праздником света, солнца для умерших; думают, что души покойников встают
тогда  во  время поминовения из темниц (гробов) и разделяют поминовенную
пищу вместе с принесшими.
   В непосредственной связи с верованием, что весною души умерших встают
для  наслаждения  новою  жизнию природы,  находится праздник русалок или
русальная неделя.  Русалки вовсе не суть речные или какие бы то ни  было
нимфы;  имя  их  не происходит от русла,  но от русый (светлый,  ясный),
русалки суть не иное что как души умерших,  выходящие весною насладиться
оживленною   природою.   Народ  теперь  верит,  что  русалки  суть  души
младенцев,  умерших без крещения,  но  когда  все  славяне  умирали  без
крещения,  то  души  их всех должны были становиться русалками?  Русалки
появляются с Страстного четверга (когда в старину,  по Стоглаву,  порану
солому  палили  и кликали мертвых) ,  как только покроются луга весеннею
водою,  распустятся вербы.  Если они и  представляются  прекрасными,  то
всегда, однако, носят на себе отпечаток безжизненности, бледности. Огни,
выходящие из могил, суть огни русалок, они бегают по полям приговаривая:
"Бух!  бух!  соломенный  дух.  Мене мати породила,  некрещену положила".
Русалки до  Троицына  дня  живут  в  водах,  на  берега  выходят  только
поиграть.  У  всех  языческих народов путь водный считался проводником в
подземное царство и из него назад,  поэтому и русалки являются из  воды,
живут  сперва  в  реках  и показываются при колодцах.  С Троицына дня до
Петрова поста русалки живут на земле,  в лесах,  на деревьях  -  любимом
пребывании душ по смерти.  Русальные игры суть игры в честь мертвых,  на
что указывает переряживание,  маски - обряд,  который не у одних  славян
был   необходим   при  празднике  теням  умерших;  человеку  свойственно
представлять себе мертвеца  чем-то  страшным,  безобразным,  свойственно
думать, что особенно души злых людей превращаются в страшные безобразные
существа для того,  чтобы пугать и делать зло живым. Отсюда естественный
переход к верованию в переселение душ и в оборотней; если душа по смерти
может принимать различные образы,  то силою  чародейства  она  может  на
время оставлять тело и принимать ту или другую форму. Есть известие, что
у  чехов  на  перекрестках  совершались  игрища  в   честь   мертвых   с
переряжанием.  Это  известие объясняется обычаем наших восточных славян,
которые,  по летописи,  ставили сосуды с прахом мертвецов на  распутиях,
перекрестках;   отсюда  до  сих  пор  в  народе  суеверный  страх  перед
перекрестками, мнение, что здесь собирается нечистая сила.