На ком лежала обязанность приводить судебный приговор в исполнение,
т. е. подвергать виновного наказанию, собирать пени, получать судебные
пошлины, взыскивать частное вознаграждение и какие средства можно было
употреблять в случае сопротивления со стороны осужденного - на все это
нет достаточных указаний в Русской Правде. Но из других источников мы
узнаем о важном значении при суде тиуна княжеского, от которого зависело
решить дело право или неправо, наложить справедливую или несправедливую
пеню, откуда заключаем, что тиун был приставником княжеским при суде,
обязанным смотреть за исполнением устава. Кроме того, при
судопроизводстве упоминаются еще слуги княжеские с разными названиями -
ябедника, вирника, метельника, мечника (кажется, одно и то же),
детского, отрока (кажется, одно и то же); встречаем и писца; в пользу
этих лиц установлены были особые судные пошлины; кроме того, во время
следствия дела они получали содержание на счет жителей того места, где
производилось следствие. Наконец, в Правде встречаем статьи, которыми
определяется пеня за то, если подвергнуть муке, телесному истязанию
огнищанина, тиуна. мечника или простого человека, смерда, без княжеского
приказания, следовательно, эти люди могли подвергаться телесному
истязанию по приказу княжескому. Как поступал князь с людьми, входившими
в столкновение с его властию, - видно из поведения Ярослава с дядею его,
новогородским посадником Константином Добрыничем.
Рассмотрев содержание Русской Правды, во сколько при настоящей, очень
неудовлетворительной обработке этого памятника можно им воспользоваться,
мы обратимся теперь к нравам эпохи, как они представляются нам Правдою и
летописью. Кровавая месть, частая возможность убийства в ссоре, на
пирах, поступки Игоря с древлянами и древлян с ним, мщение Ольги,
умножение разбоев при Владимире, поступки Добрыни в Полоцке с семьею
Рогволода, потом с Ярополком, поведение Святополка - вот нравы
языческого общества. Скорость к обиде и скорость к мести, преобладание
физических стремлений, мало сдерживаемых религиозными и нравственными
законами; сила физическая на первом плане - ей весь почет, все выгоды;
богатырь, которого сила доведена в народном воображении до чудовищных
размеров, - вот герой эпохи. В битвах личная, материальная сила
преобладает, отсюда видим частые единоборства, в которых оружие не
употребляется: борются обыкновенно, схватывая друг друга, желая
раздавить и ударить об землю: оружие - это уже человеческое,
искусственное, заменяющее животненную силу; при владении оружием
требуется ловкость, искусство. С выделкою оружия в древности соединяли
всегда понятие о мудрости, хитрости; в северных преданиях оружие куют
обыкновенно карлы - волшебники; эти существа лишены материальной силы,
и, несмотря на то, оружие, произведение их искусства, их духовной
деятельности, делают героев непобедимыми. Но должно заметить, что одну
животненную силу и единоборство любят употреблять преимущественно
восточные варвары: так, печенеги вызывают на единоборство русского; так,
Редедя, князь касожский, вызывает Мстислава; азиатские понятия
высказываются в том, что вожди в поединках рискуют счастием, свободою
семейства и подданных. Высшую богатырскую природу, высшие стремления
выставляет Европа, Русь в лице Святослава. Предание не говорит об его
страшной физической силе, оно говорит о крепости духа, которая
заставляла тело переносить всякого рода лишения; это герой деятельности,
движения: он ходит легко, как барс; он противоположен тем сказочным
богатырям, которые не двигаются от избытка материальной силы. Святослав
собственно не богатырь; он вождь дружины, которая похожа на него; он
любит оружие, он отказывается от поединка с Цимисхием; он первый между
дружинниками бьется в челе их, но не отделяется от них, не существует
без них, живет и умирает с ними. Святославу вторит Вышата: "Жив ли буду
- с дружиною, погибну ли - вместе с нею". Вообще в преданиях, занесенных
в летопись, без труда можем заметить эту борьбу Востока с Западом, Азии
с Европою: борьба происходит за Доном, часто за Днепром, подле самого
Киева, но везде видим характеристические черты борющихся сторон: со
стороны Азии выходит громадный печенег, со стороны Руси - Ян Усмошвец,
человек по наружности очень обыкновенный, незначительностью своего вида
возбуждает насмешки великана, но побеждает его. Редедя, князь касожский
вызывает Мстислава на поединок, Мстислав чувствует уже, что противник
одолевает его, и, однако, русский князь побеждает азиатца, побеждает
духовною силою, верою. Но как бы то ни было, мы видим повсюду проявления
материальной силы, ей первое место, ей почет от князя до простолюдина;
чрез нее простолюдин может сделаться великим мужем, как сделался Ян
Усмошвец, она верное средство для приобретения славы и добычи. При
господстве материальной силы, при необузданности страстей, при
стремлении юного общества к расширению, при жизни в постоянной борьбе, в
постоянном употреблении материальной силы нравы не могли быть мягки;
когда силою можно взять все, когда право силы есть высшее право, то,
конечно, сильный не будет сдерживаться перед слабым: "С дружиною
приобрету серебро и золото", - говорит Владимир и тем указывает на
главное, вернейшее средство к приобретению серебра и золота; они
приобретались оружием, приобретались сильным на счет слабого. Князья
идут на греков, чтоб взять золото, драгоценности; если с дружиною можно
было приобрести богатство, то богатство необходимо было для содержания
дружины: хорошим князем считался тот, который ничего не щадил для
дружины: дружина Игоря требует, чтоб князь шел с нею в дань; Игорь и
дружина его прямо объявляют, что цель их похода - золото, что если греки
дадут им его, то им больше ничего не нужно; дружина Владимира жалуется,
что князь кормит ее с деревянных ложек. Славные подвиги нужны были для
богатства, богатство нужно было для совершения славных подвигов; обе
страсти питали одна другую. Но при этом мы видим, однако, что в образце
тогдашнего героя чистое корыстолюбие, страсть к богатству для богатства
было осуждено; так, Святослав не обращает внимания на богатые подарки
императора и любуется одним оружием; простота, презрение к роскоши
выставлены в Святославе как достоинство; добрый князь не может быть
скупым, он не щадит ничего для дружины - таков Владимир и сын его
Мстислав. Несмотря на уважение к силе, она не считалась единственно
позволенным средством к торжеству; хитрость ценилась так же высоко,
считалась мудростью; перехитрить, переклюкать было тоже подвиг. Легко
понять, что все природные стремления сильного не знали границ при
возможности удовлетворить им: таково женолюбие язычника Владимира.
Богатыри после подвигов силы не знали других наслаждений, кроме
материальных: "Руси есть веселие пити", - говорит Владимир; в предании с
восторгом говорится о количестве блюд на пирах этого князя.
Мы видели, как закон слабо сдерживал проявления материальной силы,
позволяя частную месть или выкуп деньгами. Представляла ли славянская
языческая религия какое-нибудь противоборство им? Кажется, никакого.
Одно только нравственное противоборство могла представить власть
родительская; любопытен рассказ старика, отца Усмошвецова: "Однажды, -
говорит он, - я бранил своего младшего сына, и тот в сердцах разорвал
воловью кожу". Вот верная картина быта! Богатырь принужден выслушать
укоры старого отца; материальная сила кипит, просится вон, но
сдерживается и оказывается только в бессмысленном гневе на невинную
вещь. Игорь покорствует Олегу, ходит по нем, как сын; Святослав сердится
на мать за советы принять христианство, но отговаривается дружиною,
Владимир повинуется дяде Добрыне, посылает сказать Блуду, что будет
иметь его вместо отца - большего выражения для чести и власти не было.
Преобладание материальной силы, разумеется, не могло условливать
уважения к слабейшему полу вообще; но при отсутствии определений женщина
могла, пользуясь иногда своим преимуществом духовным, а иногда даже и
силою материальною, играть важную роль; мудрейшею из людей в описываемый
период является женщина - Ольга, которая правит Русью во время
малолетства Святослава, да и после совершеннолетия. Женщины провожают
мужей своих на битвы; песни, содержание которых относится ко временам
Владимира, упоминают о женщинах-чародейках. По свидетельству тех же
песен, женщины участвовали вместе с мужчинами в пирах княжеских,
похваляясь своей хитростию, мудростию; стыдливости мало в их беседах,
выходки материальной силы - и тут на первом плане. Владимир советуется с
своею женою Анною о церковном уставе; княгини имеют свои волости,
содержат свою дружину, спорят с мужьями, кто наберет храбрейших
дружинников. Рогволод полоцкий отдает дочери на решение, за кого она
хочет выйти замуж; Предслава переписывается с Ярославом о поступках
Святополковых. В таком состоянии застало нравы новорожденного русского
общества христианство, о влиянии которого будет речь в своем месте.
Теперь обратимся к обычаям. Мы не знаем, какие обряды совершались при
рождении ребенка; знаем из летописи и из "Правды", что к детям
приставлялись кормильцы или воспитатели, упоминаются также кормилицы;
трудно решить, в каком значении принимались последние, в одном ли нашем
тесном значении женщин, кормящих грудью ребенка, или в обширном значении
нянек, точно так как воспитатели, пестуны-мужчины назывались
кормильцами. Князья женились рано: Владимир, будучи очень молод,
сватался на Рогнеде, но уже прежде был женат на матери Вышеслава. Из
подробностей брачных обычаев мы знаем только четыре: сватовство - жених
обращался к отцу невесты с предложением; невеста в день свадьбы
одевалась в лучшее платье, княжна - во всю утварь царскую; упоминается
об обычае разувания мужа молодою женою, обычае, который находим
одинаково у племен славянских и литовских; наконец, знаем, что за жену
платилось вено.
Мертвых погребали на горах, насыпали курганы над могилами, совершали
тризны. Византийский историк так описывает погребение воинов
Святославовых: "Ночью, при появлении полной луны, неприятели (руссы)
вышли из города на поле сражения, собрали тела своих убитых и сожгли их
на многих кострах, расположенных у стены; в то же время они умертвили,
по своему обычаю, множество пленных мужчин и женщин, утопили в Дунае
грудных младенцев и петухов". Арабские писатели говорят, что славяне и
руссы жгли своих мертвецов с разными пожитками, животными и женами.
Жилища носили разные названия, упоминаются терема: так, в Киеве был
каменный терем княжеский с двором; он состоял из разных покоев, между
которыми была гридница, комната, куда собиралась дружина для пиров и,
вероятно, для совета. Под именем терема, в обширном смысле, разумели,
как видно, то, что мы теперь называем дворцом, большое, видное по своей
красоте здание. Общее название для дома было хоромы, состоявшие из
теплого жилья - изб (изба, истопка) и холодных, летних покоев - клетей.
Загородные, летние дворы, как например Берестовский святого Владимира,
состояли, разумеется, из одних холодных покоев, или клетей. Клети
соединялись друг с другом сенями, переходами или помостами, как видно из
описания кончины святого Владимира; в хоромах напереди приделывались
сени, или крыльца на столбах, что видно из описания мученической кончины
двух варягов. Около хором были дворы, огороженные забором. Кроме клетей,
упоминаются одрины. спальни (от одр, ложе), вежи (чердаки, вышки),
голубятни (голубники); из служб упоминаются бани и медуши (где берегли
мед). Из утварей встречаем названия - одр (кровать); стол в значении
княжеского седалища, что теперь престол; обыкновенно лавки в песнях
называются беседами; в летописи упоминается Пасынча беседа. Упоминаются
ковры, которыми, вероятно, покрывали более столы и лавки, чем полы. Из
названий платья встречаем порты в обширном и в тесном значении; из
верхнего платья упоминаются корзны и луды (епанчи); к одеждам отнесли мы
перегибы и сустуги, в которых величались древлянские послы; упоминаются
убрусы - платки. Обувь употреблялась та же, что и теперь, - сапоги и
лапти. Материалом для одежды служили ткани, паволоки греческие, льняные
и шерстяные самодельные, меха. По описанию Льва Диакона, Святослав при
свидании с Цимисхием, как видно, был в одной рубашке; в одном ухе вдета
была золотая серьга с двумя жемчужинами и рубином; о корзне, плаще или
кафтане, который надевался в один рукав, а на другое плечо только
накидывался, говорит арабский писатель Ибн-Фоцлан: так носить верхнюю
одежду любит до сих пор наш народ. По свидетельству арабов, русские
женщины носили на груди маленькие коробочки из разных дорогих и
недорогих металлов, смотря по достатку мужа; на коробочке было кольцо, к
кольцу привязывался большой нож; на шее женщины носили золотые и
серебряные цепи, также ожерелья из зеленого бисера. Носить усы и бороду
было в обычае: Русская Правда упоминает о их повреждении; о святом
Борисе говорится, что у него, как у юноши, ус и борода были малые.
Из конской сбруи упоминаются в летописи седла и узды. Для езды
употреблялись возы. в смысле нынешних повозок и кола в смысле нынешних
дрог или дровен. Название сани употреблялось одинаково для зимней и
летней повозки. В пищу употребляли хлеб, мясо диких животных и домашнего
скота, между прочим, конское, рыбу, овощи, сыры, кисели из пшеницы,
отрубей, овса, кисельный раствор назывался цежью (от цедить); кисель ели
с сытою. У князей были повара; мясо варили в котлах, пекли на угольях;
посуда была: кади, лукна (лукошки), ведра, котлы, корчаги, бочки, ложки
(деревянные и серебряные), ножи; упоминаются колодцы. Пили вино, мед,
квас. Из увеселений упоминаются охота, рыбная ловля и пиры. Если
принимать свидетельство Русской Правды для описываемого времени, то
охота была псовая, ястребиная и соколиная: животные эти дорого ценились.
Любили бани, преимущественно, как видно, на севере: южные жители
смеялись над пристрастием северных к баням. Занятия жителей составляли:
земледелие; жители городов возделывали нивы и земли свои. На
скотоводство указывают слова древлян: "Если повадится волк к овцам, то
выносит все стадо"; Константин Багрянородный говорит, что руссы покупают
рогатый скот, лошадей и овец у печенегов, потому что эти животные не
разводятся в России. Слова эти можно понимать так, что количество
рогатого скота и овец, питаемых племенами, было недостаточно для
потребления собственно руссов, которые должны были покупать скот у
печенегов. В Русской Правде упоминаются кони, волы, бараны, козы,
свиньи; мясо последних животных, как видно, особенно любили.
Птицеводство: в Русской же Правде упоминаются ценные птицы: голуби,
куры, утки, гуси, журавли, лебеди. Упоминаются овощи, следовательно,
можно заключать об огородничестве. Рыболовство, звероловство,
пчеловодство подразумеваются. Из ремесл встречаем указание на
плотничество, которым занимались особенно новгородцы и вообще жители
северных областей, рубившие лодки в лесах своих и привозившие их на
продажу в Киев; о рублении городов, мощении мостов упоминает и летопись,
и Правда; о кожевничестве упоминает летопись в рассказе о Яне Усмошвеце;
без сомнения, разные грубые ткани для обыкновенной одежды выделывались
так же дома, равно как необходимая посуда, деревянная и глиняная,
например, о делании горшков в Новгороде есть прямое указание. Касательно
искусств в дохристианское время упоминается только об одном каменном
здании, тереме княжеском в Киеве, построенном, без сомнения, греческими
мастерами, потому что и после каменщики и зодчие выписывались из
Византии; неизвестно, дома или на чужбине делались истуканы Владимировы.
Собственно же говоря, искусство начинается на Руси вместе с
христианством. Владимир послал в Грецию за мастерами, которые построили
в 989 году Десятинную церковь в Киеве. По известию летописей, из Греции
и пришли каменосечцы и зиждители палат каменных. Ярослав построил
каменную крепость в Киеве и соборную церковь святой Софии (митрополию),
которую украсил золотом, серебром и сосудами; сын его Владимир в
Новгороде построил также крепость и собор святой Софии; при Ярославе же
в Киеве построены монастыри святого Георгия и святой Ирины. Дитмар
говорит, что в его время в Киеве было 400 церквей и 8 торгов; Адам
Бременский называет Киев соперником Константинополя, число церквей
крайне преувеличено или цифра искажена; но общего впечатления и отзывов
нельзя отвергнуть.
Киев был обязан своим благосостоянием тому, что служил складкою
товаров между Южною и Северною Европою; обратимся же теперь к торговле,
путем которой были русские области в описываемое время. Мы видели
занятия племен: была ли в числе их торговля, существовала ли мена
произведений между племенами до появления среди них варягов - руси?
Повсеместная почти одинаковость произведений в стране, обитаемой
славянскими племенами, сильно препятствовала мене: что могли выменивать
друг у друга поляне и северяне, древляне и дреговичи, кривичи и
радимичи? Образ жизни их был одинаков, одинакие занятия, одинакие
потребности, одинакие средства к их удовлетворению: у древлян был хлеб,
мед, воск, звериные кожи; то же было у полян и других племен. Но с
призванием варяжских князей, с появлением их дружины дела начали
переменяться; среди земледельческого народонаселения, добывавшего все
нужное без разделений занятий, сосредоточенных в семье, явилась воинская
дружина, образовались, следовательно, два различных слоя
народонаселения, с различными занятиями - и является мена. Константин
Багрянородный говорит, что славянские племена, подчиненные руссам, зимою
рубят в лесах своих лодки - однодеревки, отделывают их и весною, как лед
растает, спускают в ближние озера и потом далее по Днепру в Киев; здесь
вытаскивают их на берег и продают руссам, которые покупают только одни
лодки и весла, уключины же и другие снасти делают сами из старых судов.
Вот начало внутренней торговли! Но любопытно, как и здесь еще разделение
занятий было неполно: руссы покупали только остовы лодок у славян,
снасти же делали сами. Несмотря на то, это явление очень важно для
историка: северные славянские племена, эти знаменитые плотники, уже
промышляют, рубят лодки, сплавляют их, доходят до Киева; Днепр связывает
север и юг русских владений; северные племена двигаются, воспитывают в
себе дух предприимчивости; они сперва только помогают внешней торговле,
приготовляют лодки для торговцев, но это приготовление скоро повлечет их
самих к торговле, более деятельной и внешней.
Если внутренняя торговля явилась с прибытием варягов-руси, то внешняя
должна была явиться вместе с ними же. Жилища славянских племен -
новгородцев кривичей, северян, полян находились на пути из Балтийского
моря в Черное, из Варяг в Греки: здесь и основалось главное русское
владение, концами которого и вместе главными пунктами, соединяющими
север и юг, были Новгород и Киев; русское владение тогда только получило
полноту, когда новгородские князья овладели и Киевом; Киев и Новгород не
могли долгое время существовать отдельно; природа неразрывно соединила
эти два города, и во все продолжение нашей древней истории они
находились в неразрывном союзе: расстояние между ними было путем;
огромность этого расстояния уменьшалась при удобстве сообщения, потому
что этот путь был водный. Новгород и Киев - две главные стоянки на
оконечностях этого пути; историческая жизнь народов всегда загорается
там, на тех концах их областей, где они сталкиваются с другими народами
историческими; для славянских племен местом столкновения с историческими
народами были концы великого водного пути на севере и юге - Новгород и
Киев; посредниками этого столкновения были варяги-русь; они-то были
первыми посредниками между севером и югом Европы и в торговом отношении;
другим, побочным путем была Западная Двина - и здесь другое, менее
важное русское владение - Полоцкое княжество. Но какой же характер
носила первоначально эта торговля? Разумеется, мы не можем перенести на
нее понятия настоящего времени о торговле. Торговля в те времена была
тесно связана с пиратством: варяг являлся на известный берег под видом
торговли и, действительно, начинал торговать с жителями; но при первом
удобном случае из купца он становился пиратом и грабил тех, с которыми
прежде вел мену. На этот двойственный характер древних русских купцов
лучше всего указывают договоры греков с нашими первыми князьями: в них
византийское правительство постоянно выговаривает для себя меры против
буйства руссов. Но, каков бы ни был характер последних, они торговали с
Грециею, привозили туда товары севера и брали в обмен товары юга.
назад
вперед
первая страничка
домашняя страничка