Мы видели, что Мстислав Удалой в 1214 году, выгнавши из Киева
Всеволода Чермного, посадил на его место старшего между Ростиславовыми
внуками Мстислава Романовича, который и сидел на старшем столе до 1224
года; по смерти Романовича Киев достался по очереди старшему по нем
двоюродному брату Владимиру Рюриковичу. В Чернигове по смерти Всеволода
Чермного княжил брат его Мстислав, а по смерти последнего в 1224 году -
племянник его, сын Всеволода Чермного Михаил, которого мы видели
действующим в Новгороде, но занял ли Михаил Чернигов тотчас по смерти
Мстислава, трудно решить утвердительно, ибо как-то странно, что в 1224
году он решился променять Чернигов на Новгород; верно одно, что Михаил
не мог утвердиться в Чернигове без борьбы с дядею своим Олегом курским;
неизвестно, чем бы кончилась эта борьба, если бы на помощь к Михаилу не
явился сильный союзник, зять его, князь суздальский Юрий с двумя
племянниками Константиновичами (1226 г.); разумеется, курский князь не
мог противиться соединенным силам суздальского и черниговского князей и
должен был уступить права свои племяннику; в летописи сказано, что Юрий
помирил их с помощию митрополита Кирилла; так северному князю удалось
нарушить старину и на юге еще при жизни Мстислава Удалого. Племя
Ольговичей было многочисленно: летопись упоминает о князьях козельских,
трубчевских, путивльских, рыльских. Старшие Юрьевичи суздальские,
уступая Киев следующим после них по племенному старшинству Мстиславичам,
удерживают Переяславль для своих младших Юрьевичей, которые
соответствуют по старшинству Мстиславичам, сидящим в Киеве. Мы видели,
как сын Всеволода, Ярослав, был изгнан из Переяславля Всеволодом Чермным
в 1207 году, после чего Переяславль одно время был за Ростиславичами, но
в 1213 году Всеволодовичи послали туда младшего брата своего Владимира,
который было засел на время в Москве, взятый в плен половцами в 1215
году и освободившись из плена в 1218 г., Владимир отправился с братьями
на север, где получил от них Стародуб и некоторые другие волости, и умер
в 1227 году; в этом же самом году Юрий Всеволодович отправил в
Переяславль на стол племянника своего Всеволода Константиновича; кто же
сидел здесь во время плена Владимирова и пребывания его на севере -
неизвестно; но Всеволод Константинович не пробыл и года в Переяславле,
куда на его место Юрий отправил брата своего Святослава. На запад от
Днепра мы видели судьбу старшей линии Изяслава Мстиславича, княжившей во
Владимире Волынском, что касается до младшей линии князей луцких, то по
смерти Ярослава Изяславича в Луцке княжил Ингварь, сын его, которого мы
видели одно время и в Киеве; по смерти Ингваря в Луцке сел брат его
Мстислав Немой, который, умирая, поручил отчину свою и сына Ивана
Даниилу Романовичу; Иван скоро умер, и Луцк был занят двоюродным братом
его Ярославом Ингваревичем, а Чарторыйск - князем пинским Ростиславом,
но Даниил взял и Луцк, и Чарторыйск и отдал Луцк и Пересопницу брату
своему Васильку, который владел также и Брестом, а Ярославу дал
Перемышль и Межибожь. Мы упомянули о князе пийском; после того как внуку
Святополкову, Юрию Ярославичу, удалось утвердиться в Туровской волости,
волость эта стала делиться в его поколении между двумя княжескими
линиями, пошедшими от сыновей его - Святополка и Глеба; главным образом
Туровская волость делилась на два княжества - Туровское и Пийское, кроме
того были другие мельчайшие волости. Святополк Юрьевич, шурин Рюрика
Ростиславича; умер в 1195 году. Между разными линиями князей полоцких
по-прежнему происходили усобицы, ничем особенно не замечательные.
Рассматривая деятельность князей русских в период времени от взятия
Киева войсками Боголюбского до смерти Мстислава Удалого, мы заметили при
них бояр и слуг: на севере, в Суздальской области, видели знаменитого
воеводу Боголюбского, Бориса Жидиславича, который по смерти Андрея
вместе с другими своими товарищами держал сторону Ростиславичей против
Юрьевичей, вследствие торжества последних перешел в службу к врагу их,
князю Глебу рязанскому, вместе с которым попался в плен ко Всеволоду III
в сражении при Прусковой горе. На одной стороне с Борисом были Добрыня
Долгий, Иванко Степанович, Матеяш Бутович; двое первых погибли в битве
Всеволода III с Мстиславом ростовским, последний, как видно, тут же был
взят в плен. Кроме имен лиц, находившихся при дворе Андреевом и
участвовавших в заговоре на его жизнь, мы встречаем имя Михна - посла
его к Ростиславичам южным. Из мужей Всеволода III встречаем
исполнителями его поручений Михаила Борисовича (быть может, сына Бориса
Жидиславича), который водил Ольговичей ко кресту в 1207 году, участвовал
в делах рязанских и новгородских; Лазаря, который распоряжался именем
своего князя в Новгороде; тиуна Гюря, которого Всеволод посылал на юг
для обновления Городца Остерского в 1195 году; меченошу Кузьму Ратьшича,
который воевал Тепру в 1210 году; Фому Лазковича и Дорожая,
участвовавших в болгарском походе 1182 года; боярина Якова - племянника
великого князя Всеволода от сестры. Из бояр при сыновьях Всеволодовых
упоминается Иван Родиславич убитый в сражении Под Ростовом; Андрей
Станиславич, который уговаривал младших Всеволодовичей перед Липецкою
битвою мириться с Мстиславом Удалым; Еремей Глебович, служивший сперва
Константину, а потом Юрию; Воислав Добрынич - ростовский воевода при
сыновьях Константиновых. Из бояр при князьях Южной Руси под 1171 годом
упоминается шумский посадник Паук - кормилец дорогобужского князя
Владимира Андреевича; при Глебе Юрьевиче в Киеве тысяцким был Григорий -
неизвестно, киевский ли боярин или пришлый с Глебом из Переяславля.
Известный нам прежде выезжий поляк Владислав Вратиславич по изгнании
Мстислава из Киева отступил от последнего к враждебным ему князьям:
Давыд Ростиславич, вышегородский посылает его преследовать Мстислава в
1127 году; во время войны Глеба и Михаила Юрьевичей с половцами (1172
г.) воеводою у них был Владислав, Янев брат - быть может, тот же самый
лях, быть может, и другой, и Янев брат сказано именно для отличия его от
известного ляха; по смерти Глеба последний оставался в Киеве и держал
сторону Боголюбского против Ростиславичей, которые захватили его там
вместе со Всеволодом Юрьевичем в 1174 году. Поводом к знаменитой борьбе
Боголюбского с Ростиславичами было обвинение троих киевских бояр -
Григория Хотовича, Степанца и Олексы Святославича в отравлении князя
Глеба; Григорий Хотович был, вероятно, упомянутый выше тысяцкий
Григорий, брат Константина Хотовича, плененного прежде половцами. Из
бояр в Киеве при Святославе Всеволодовиче упоминается любимец его
Кочкарь, по всем вероятностям, приведенный им из Чернигова; летописец
говорит, что князь открывал свои тайные намерения одному этому Кочкарю,
мимо других. По походам на половцев известны черниговские бояре Ольстин
Олексич и Роман Нездилович (1184, 1185, 1187 г.). У Рюрика Ростиславича
белгородского и потом киевского упоминается воевода Лазарь, Сдеслав
Жирославич, Борис Захарьич - кормилец Владимира, сына Мстислава
Храброго; Сдеслав Жирославич упоминается после в числе бояр Мстислава
Удалого; потом у Рюрика в Белграде встречаем воеводу Славна Борисовича,
бывшего потом тысяцким в Киеве, где видим также при Рюрике боярина
Чурыню, посыланного в 1187 году вместе с Славном за дочерью Всеволода
III; у сына Рюрикова, Ростислава, был боярин Рогволд, которого он в 1192
году посылал к отцу толковать о половецком походе. Смоленским тысяцким
при князе Давыде Ростиславиче был Михалко; у Владимира Рюриковича во
время Липецкого боя упоминается боярин Яволод и потом Ивор Михайлович,
быть может, сын упомянутого выше Михалка. Из бояр князя Глеба рязанского
упоминаются Борис и Дедилец, которые так много содействовали отстранению
Юрьевичей в пользу Ростиславичей по смерти Боголюбского; Дедилец вместе
с другим рязанским боярином Олстиным попался в плен Всеволоду III в 1177
году; потом из рязанских бояр во время войны Святослава черниговского со
Всеволодом III упоминается Иван Мирославич.
Рассмотревши отношения внутренние, обратимся ко внешним, которые в
последнее время начинают принимать особый, очень важный характер. Мы
знаем, что древние русские владения в прибалтийских областях делились на
две части: северную, зависевшую более или менее от Новгорода, и южную,
зависевшую от Полоцка. К берегам этой-то южной части русских владений, к
устью Двины, в 1158 году прибит был бурею корабль бременских купцов.
Негостеприимно встретили их туземцы, но после схватки, в которой победа
осталась на стороне немцев, ливы стали сговорчивее и позволили
пришельцам производить мену. Выгода этой мены заставила бременцев
несколько раз возвращаться с товарами к устью Двины, наконец выпросили
они себе у туземцев позволения основать здесь постоянную контору; место
было выбрано подле Двины на горе, где построили большой дом и острожек,
который получил название Укскуль; скоро потом построена была другая
фактория Дален.
Известие о поселениях, заведенных немцами при устье Двины среди
языческого народонаселения, обратило на себя внимание бременского
архиепископа, который не мог пропустить благоприятного случая для
распространения пределов церкви. Он объявил об этом папе Александру III,
и тот велел ему отправить в Ливонию искусного миссионера; архиепископ
отправил туда Мейнгарда - монаха Августинского ордена. Мейнгард выпросил
позволение у князя полоцкого проповедовать евангелие между подвластными
ему язычниками, построил церковь в Укскуле и успел обратить несколько
туземцев. Скоро литовцы напали на окрестности Укскуля, Мейнгард с
жителями последнего спрятался в лесах, где имел бой с врагами. По их
удалении начал укорять ливов за то, что они живут оплошно, не имеют
крепостей, и обещал им построить крепкие замки, если они за это обяжутся
принять христианство. Ливы согласились, и на следующее лето явились из
Готланда строители и каменосечцы. Еще прежде, чем начали строить замок
Укскуль, часть народа окрестилась, остальные обещали креститься как
скоро весь замок будет готов. Замок выстроили, Мейнгард посвящен был в
епископы, но никто не думал креститься; под условием такого же обещания
выстроили другой замок - Гольм, и также никто не думал принимать
христианство; мало того, язычники начали явно обнаруживать неприязненные
намерения против епископа, грабили его имение, били его домашних, но
всего больше огорчало Мейнгарда то, что уже крещенные туземцы стали
погружаться в Двину, чтоб, по их словам, смыть с себя крещение и
отослать его в Германию. У Мейнгарда был товарищ в деле проповеди, брат
Феодорих - монах Цистерциенского ордена, этого Феодориха ливонцы
вздумали однажды принесть в жертву богам, чтоб жатва была обильнее, чтоб
дожди не повредили ей. Народ собрался, положили копье на землю, вывели
священного коня, смотрят, какою ногою прежде ступит конь: правою -
определит смерть, левою - жизнь; конь ступает ногою жизни, но волхв
противится, утверждает, что тут чары со стороны враждебной религии;
опять ведут коня, опять ступает он левою ногою, и Феодорих спасен. В
другой раз тот же Феодорих находился в Эстонии, когда в день св. Иоанна
Крестителя случилось солнечное затменение; несчастному монаху грозила
опять страшная опасность от язычников, которые приписали затмение ему,
говоря, что он съедает солнце.
Когда Мейнгард увидал, что мирными средствами трудно будет
распространить христианство между ливами, то отправил посла к папе
представить жалкое положение юной церкви своей; папа велел проповедовать
крестовый поход против ливонских язычников, но Мейнгард не дождался
прибытия крестового ополчения - он умер в 1196 году; в этом же году
датский король Канут VI пристал к эстонскому берегу и утвердился здесь,
принудив туземцев силою принять христианство. Между тем ливонские
христиане отправили посольство к бременскому архиепископу с просьбою о
присылке преемника Мейнгарду; новый епископ, Бартольд, явился сперва без
войска, собрал туземных старшин и пытался привлечь их к себе угощениями
и подарками, однако напрасно, при первом удобном случае они завели спор
о том, каким способом погубить нового епископа: сжечь ли его в церкви
или убить, или утопить в Двине. Бартольд тихонько ушел на корабль и
отплыл сперва на Готланд, а потом в Германию, откуда послал к папе с
известием о своем печальном положении; папа объявил отпущение грехов
всем, кто отправится в крестовый поход против ливонцев, вследствие чего
около Бартольда собрался значительный отряд крестоносцев, с которым он и
отправился назад в Ливонию. Туземцы вооружились и послали спросить
епископа, зачем он привел с собою войско? Когда Бартольд отвечал, что
войско пришло для наказания отступников, то ливонцы велели сказать ему:
"Отпусти войско домой и ступай с миром на свое епископство: кто
крестился, тех ты можешь принудить оставаться христианами, других
убеждай словами, а не палками". Урок не подействовал на Бартольда: он
позволил себе принять участие в битве между крестоносцами и туземцами, и
когда последние были обращены в бегство, то быстрый конь занес епископа
в ряды язычников, которые изрубили его. Немцы воспользовались своею
победою и страшно опустошили страну; туземцы принуждены были к
покорности, крестились, приняли к себе священников, определили на их
содержание известное количество съестных припасов с плуга, но только что
крестоносцы успели сесть на корабли, как уже ливонцы начали окунываться
в Двину, чтоб смыть с себя крещение, ограбили священников, выгнали их из
страны; хотели сделать то же и с купцами, но те задарили старшин и
остались.
Скоро возвратились также и священники; с ними приехал новый епископ,
Альберт, в сопровождении крестового отряда, помещавшегося на 23
кораблях. Альберт принадлежал к числу тех исторических деятелей, которым
предназначено изменять быт старых обществ, полагать твердые основы
новым: приехавши в Ливонию, он мгновенно уразумел положение дел, нашел
верные средства упрочить торжество христианства и своего племени над
язычеством и туземцами, с изумительным постоянством стремился к своей
цели и достиг ее. Враждебно встретили туземцы нового епископа, он должен
был выдержать от них осаду в Гольме; новоприбывшие крестоносцы
освободили его, но Альберт хорошо видел, что с помощию этих временных
гостей нельзя утвердиться в Ливонии; туземцы не умели выдерживать битв с
искусными немецкими ополчениями; потерпев поражение, видя жилища и нивы
свои опустошенными, они покорялись, обещаясь принять христианство, но
стоило только крестоносцам сесть на корабли, как они возвращались к
прежней вере и начинали враждебно действовать против пришельцев. Нужно
было, следовательно, вести борьбу не временными, случайными наездами;
нужно было стать твердою ногою на новой почве, вывести сильную немецкую
колонию, основать город, в стенах которого юная церковь могла бы
находить постоянную защиту. С этою целию в 1200 году Альберт основал при
устье Двины город Ригу; но мало было основать, нужно было дать
народонаселение новому городу, и Альберт сам ездил в Германию набирать
колонистов и привозил их с собою. Но одного города с немецким
народонаселением было еще недостаточно: народонаселение это не могло
предаваться мирным занятиям, потому что должно было вести постоянную
борьбу с туземцами; нужно было, следовательно, военное сословие, которое
бы приняло на себя обязанность постоянно бороться с туземцами,
обязанность защищать новую колонию; для этого Альберт сперва начал было
вызывать рыцарей из Германии и давать им замки в ленное владение, но это
средство могло вести к цели только очень медленно, и потому он скоро
придумал другое, более верное, именно основание ордена воинствующих
братий по образцу военных орденов в Палестине; папа Иннокентий III
одобрил мысль Альберта, и в 1202 году был основан орден рыцарей Меча,
получивший устав Храмового ордена; новые рыцари носили белый плащ с
красным мечом и крестом, вместо которого после стали нашивать звезду:
первым магистром их был Винно фон Рорбах.
Таким образом немцы стали твердою ногою при устьях Двины; как же
смотрели на это князья полоцкие? Они привыкли ходить войною на чудь и
брать с нее дань силою, если она не хотела платить ее добровольно. Точно
так же хотели они теперь действовать против немцев: в 1203 году полоцкий
князь внезапно явился пред Укскулем и осадил его; неприготовленные к
осаде жители предложили ему дань, он взял ее и пошел осаждать другой
замок - Гольм, но сюда епископ уже успел послать гарнизон, и русские,
потеряв много лошадей от стрельбы осажденных, отступили от замка. В
Ливонии по берегам Двины роду полоцких князей принадлежали две волости -
Кукейнос (Кокенгузен) и Герсик; князь последнего с литовцами (которые
для полоцких князей служили тем же, чем половцы служили для остальных
русских князей) опустошил окрестности Риги, но все эти набеги не могли
нанести большого вреда пришельцам. Наконец, в 1206 году отношения между
последними и полоцкими князьями начали, по-видимому, принимать более
важный оборот. Альберт, желая беспрепятственно утвердиться в низовьях
Двины, решился на время усыпить внимание полоцкого князя и потому
отправил к нему аббата Феодориха с подарками и дружелюбными
предложениями. Прибывши в Полоцк, Феодорих узнал, что там находятся
посланцы от ливонских старшин, приехавшие жаловаться князю на насилия
немцев и просить его об изгнании ненавистных пришельцев. В присутствии
ливонцев князь спросил Феодориха, за чем он пришел к нему, и когда тот
отвечал, что за миром и дружбою, то ливонцы закричали, что немцы не
хотят и не умеют сохранять мира. Князь отпустил епископских послов,
приказав им дожидаться решения в отведенном для них доме: он не хотел
отпустить их тотчас в Ригу, чтоб там не узнали о его неприятельских
намерениях. Но аббату удалось подкупить одного боярина, который и открыл
ему, что русские в согласии с туземцами готовятся к нападению на
пришельцев; аббат, узнавши об этом, не терял времени: он отыскал в
городе какого-то нищего из замка Гольм и нанял его отнести к епископу в
Ригу письмо, в котором извещал его о всем виденном и слышанном. Епископ
приготовился к обороне, а князь, узнавши, что его намерение открылось,
вместо войска отправил послов в Ригу с наказом выслушать обе стороны -
как епископа, так и ливонцев, и решить, на чьей стороне справедливость.
Послы, приехавши в Кукейнос, послали оттуда дьякона Стефана в Ригу к
епископу звать его на съезд с ними и ливонскими старшинами для решения
всех споров, а сами между тем рассеялись по стране для созвания
туземцев. Альберт оскорбился предложением Стефана и отвечал, что по
обычаю всех земель послы должны являться к тому владельцу, к которому
посланы, а не он должен выходить к ним навстречу. Между тем ливонцы,
собравшись в назначенное время и место и видя, что немцы не явились на
съезд, решили захватить замок Гольм и оттуда добывать Ригу, "о их
намерение не имело желанного конца: потерпев сильное поражение, потеряв
старшин, из которых одни пали в битве, другие были отправлены в оковах в
Ригу, они принуждены были снова покориться пришельцам; в числе убитых
находился старшина Ако, которого летописец называет виновником всего зла
- он возбудил полоцкого князя против рижан, он собрал леттов и всю
Ливонию против христиан. Епископ после обедни находился в церкви, когда
ему один рыцарь поднес окровавленную голову Ако как весть победы.
назад
вперед
первая страничка
домашняя страничка