Как скоро   весть  о  смерти  Андреевой  разнеслась  по  волости,  то
ростовцы,  суздальцы,  переяславцы и  вся  дружина  от  мала  до  велика
съехались  во  Владимир  и сказали:  "Делать нечего,  так уже случилось,
князь наш убит, детей у него здесь нет, сынок его молодой - в Новгороде,
братья  -  в Руси;  за каким же князем нам послать?  Соседи у нас князья
муромские и рязанские,  надобно бояться,  чтоб  они  не  пришли  на  нас
внезапно  ратью;  пошлем-ка  к  рязанскому  князю  Глебу (Ростиславичу),
скажем ему: "Князя нашего бог взял, так мы хотим Ростиславичей Мстислава
и  Ярополка,  твоих шурьев" (сыновей старшего сына Юриева).  Они забыли,
говорит летописец,  что целовали  крест  князю  Юрию,  посадить  у  себя
меньших  сыновей  его,  Михаила и Всеволода,  нарушили клятву,  посадили
Андрея,  а меньших  его  братьев  выгнали,  и  теперь  после  Андрея  не
вспомнили  о  своей прежней клятве,  но все слушали Дедильца да Бориса -
рязанских послов.  Как было решено,  так  и  сделано:  поцеловали  образ
богородицы  и послали сказать Глебу:  "Твои шурья будут нашими князьями,
приставь к нашим послам своих и отправь всех вместе  за  ними  в  Русь".
Глеб  обрадовался  такой  чести,  что  выбрали  его  шурьев в князья,  и
отправил к ним послов в Чернигов,  где они тогда жили. Послы от северной
дружины  сказали  Ростиславичам:  "Ваш  отец добр был,  когда жил у нас;
поезжайте к нам княжить,  а других не хотим".  Эти другие  были  младшие
Юрьевичи, Михаил и Всеволод, которые тогда находились также в Чернигове,
как видно,  все  четверо,  и  дяди  и  племянники,  прибежали  вместе  с
Святославом  из-под  Вышгорода  и  не  смели  после  того возвратиться в
прежние свои волости на Поросьи.  Ростиславичи отвечали послам:  "Помоги
бог дружине, что не забывает любви отца нашего", но, несмотря на то, что
звали их одних,  они не захотели ехать без дядей  Юрьевичей  и  сказали:
"Либо добро,  либо лихо всем нам;  пойдем все четверо: Юрьевичей двое да
Ростиславичей двое".  Наперед поехали двое - Михаил  Юрьевич  и  Ярополк
Ростиславич;  Михаилу дали старшинство, причем все целовали крест из рук
черниговского епископа.  Когда князья приехали  в  Москву,  то  ростовцы
рассердились, узнавши, что вместе с Ростиславичем приехал и Юрьевич; они
послали сказать Ярополку: "Ступай сюда", а Михаилу - "Подожди немного на
Москве".  Ярополк тайком от дяди поехал к Переяславлю,  где стояла тогда
вся дружина,  выехавшая  навстречу  к  князьям,  а  Михаил,  узнав,  что
Ростиславич  отправился  по  ростовской  дороге,  поехал  во  Владимир и
затворился здесь с одними гражданами,  потому что дружина владимирская в
числе  1500  человек  отправилась  также  в  Переяславль  по  приказанию
ростовцев.  Здесь вся дружина поцеловала крест Ярополку и отправилась  с
ним ко Владимиру выгонять оттуда Михаила. Ко всем силам земли Ростовской
присоединились полки муромские и рязанские,  окрестности  были  пожжены,
город   обложен.   Что   же   заставило   владимирцев,  не  привыкших  к
самостоятельной деятельности,  воспротивиться приговору старших городов,
взять  себе  особого  князя и отстаивать его против соединенных сил всей
земли Ростовской и Рязанской?  К этому принудила их  явно  высказавшаяся
вражда  старого  города  Ростова,  который  с ненавистью смотрел на свой
пригород,  населенный  большею  частию  людьми  простыми,  ремесленными,
жившими  преимущественно  от строительной деятельности князя Андрея,  и,
несмотря на то,  похитивший у старого города честь  иметь  у  себя  стол
княжеский.  Ростовцы  и суздальцы говорили:  "Пожжем Владимир или пошлем
туда посадника: то наши холопы каменщики". Нельзя не заметить также, что
здесь,  в  этих  словах,  слышится преимущественно голос высшего разряда
ростовских жителей - бояр,  дружины вообще, которая, как видно, особенно
не любила Андрея за нововведения.  Как бы то ни было,  важно было начало
борьбы между старыми и новыми  городами,  борьбы,  которая  должна  была
решить  вопрос:  где утвердится стол княжеский - в старом ли Ростове или
новом Владимире,  от чего  зависел  ход  истории  на  севере.  Заодно  с
Владимиром, как следует ожидать, были и другие новые города. Переяславцы
хотели также Юрьевичей и поневоле признали  Ростиславичей.  Семь  недель
владимирцы отбивались от осаждающих.  Наконец, голод принудил их сказать
Михаилу:  "Мирись либо промышляй о себе".  Михаил отвечал: "Вы правы: не
погибать  же  вам для меня" и поехал из города назад в Русь;  владимирцы
проводили его с плачем великим,  говорит летописец.  По отъезде  Михаила
они  заключили  договор  с  Ростиславичами,  те поклялись что не сделают
никакого зла городу,  после чего владимирцы отворили ворота и  встретили
князей  со  крестами;  в  Богородичной церкви заключен был окончательный
договор:  во Владимире оставался княжить младший Ростиславич, Ярополк, а
в   Ростове   старший,   Мстислав.  Таким  образом,  благодаря  мужеству
владимирцев торжество ростовцев было  неполное:  правда,  стол  старшего
брата  поставлен  был  у  них,  но зато ненавистный пригород,  Владимир,
получил своего князя,  а не посадника из Ростова. Но ростовцы и особенно
бояре,   принужденные   уступить   требованиям  владимирцев,  продолжали
враждовать к последним и вызвали их к возобновлению борьбы, столь важной
для  судеб  севера.  Южные  волости  нередко  испытывали  неудобство  от
перемещения князей,  когда новые князья приводили с собою свою  дружину,
своих слуг, которым раздавали разные должности, и те спешили обогащаться
за счет граждан,  зная,  что недолго среди них останутся; теперь север в
свою   очередь   испытал  то  же  неудобство:  Ростиславичи  приехали  в
Ростовскую область с дружинниками,  набранными  на  юге,  и  роздали  им
посаднические должности;  эти русские (т.  е.  южнорусские) детские, как
называет их летописец,  скоро стали очень  тяжки  для  народа  судебными
взысками и взятками,  но владимирцы терпели не от одних русских детских;
князья, говорит летописец, были молоды, слушались бояр, а бояре получали
их  как  можно  больше  брать,  и  вот  взяли они из церкви Владимирской
богородицы золото и серебро, в первый же день отобрали ключи от ризницы,
отняли город и все дани,  которые назначил для этой церкви князь Андрей.
Видно,  что,  кроме корыстолюбия,  здесь действовала ненависть к  памяти
Андрея,  ко  всему  им сделанному:  хотели ограбить Владимирский собор -
великолепный памятник,  который оставил по себе Андрей.  Грабеж  церквей
позволяли  себе князья и дружины их только в завоеванных городах;  легко
после этого понять,  как должны были смотреть владимирцы  на  ограбление
своего  собора,  лучшего украшения,  которым так гордился их город;  они
стали сбираться и толковать:  "Мы приняли князей на всей нашей воле, они
крест целовали,  что не сделают никакого зла нашему городу, а теперь они
точно не в своей волости княжат,  точно не хотят  долго  сидеть  у  нас,
грабят не только всю волость,  но и церкви; так промышляйте, братья!" Из
этих слов видно как будто,  что владимирцы не только  оскорблялись  тем,
что князья поступают с их волостью,  как с завоеванною,  но еще боялись,
что Ярополк,  ограбивши волость,  уйдет от них и ростовцы пришлют к  ним
своего  посадника:  "Князь  поступает  так,  как будто не хочет сидеть у
нас", - говорили они. Но по старой привычке владимирцы прежде обратились
к  старшим  городам  -  Ростову  и  Суздалю  -  с жалобою на свою обиду;
ростовцы и суздальцы на словах были за  них,  а  на  деле  нисколько  не
думали  за  них вступаться;  бояре же крепко держались за Ростиславичей,
прибавляет летописец и тем опять дает знать,  что преимущественно боярам
хотелось  вести дела в противность тому,  как шли они при Андрее.  Тогда
владимирцы,  видя явное  недоброжелательство  старших  городов  и  бояр,
решились  вместе  с  переяславцами  действовать  собственными  силами  и
послали в Чернигов сказать Михаилу:  "Ты старший между братьями: приходи
к нам во Владимир;  если ростовцы и суздальцы задумают что-нибудь на нас
за тебя,  то будем управляться с ними как бог даст и святая богородица".
Михаил   с   братом  Всеволодом  и  с  Владимиром  Святославичем,  сыном
черниговского князя,  отправился на север,  но едва  успел  он  отъехать
верст  11  от Чернигова,  как сильно занемог и больной приехал в Москву,
где дожидался его отряд владимирцев с молодым князем Юрием  Андреевичем,
сыном Боголюбского, который жил у них, будучи изгнан из Новгорода. Между
тем Ростиславичи,  узнав о приближении Михаила, советовались в Суздале с
дружиною,  что  делать.  Решено  было,  чтоб Ярополк шел с своим войском
против Юрьевичей к Москве,  биться с ними и  не  пускать  ко  Владимиру.
Михаил  сел обедать,  когда пришла весть,  что племянник Ярополк идет на
него;  Юрьевичи собрались  и  пошли  по  владимирской  дороге  навстречу
неприятелю, но разошлись с Ярополком в лесах, тогда москвичи, услыхавши,
что Ярополк, миновав их войско, продолжает идти к Москве, возвратились с
дороги  от  Михаила  для оберегания своих домов,  а Ярополк,  видя,  что
разошелся с Михаилом,  пошел от Москвы вслед за ним,  послав, между тем,
сказать брату Мстиславу в Суздаль: "Михалко болен, несут его на носилках
и дружины у него мало; я иду за ним, захватывая задние его отряды, а ты,
брат,  ступай поскорее к нему навстречу,  чтоб он не вошел во Владимир".
Мстислав объявил об этой вести дружине и на другой день рано  выехал  из
Суздаля, помчался быстро, точно на зайцев, так что дружина едва успевала
за ним следовать, и в пяти верстах от Владимира встретился с Юрьевичами;
полк  Мстиславов,  готовый  к битве,  в бронях,  с поднятым стягом вдруг
выступил от села Загорья; Михаил начал поскорее выстраивать свое войско,
а враги шли на него с страшным криком, точно хотели пожрать его дружину,
по выражению летописца. Но эта отвага была непродолжительна: когда дошло
до   дела   и  стрельцы  начали  перестреливаться  с  обеих  сторон,  то
Мстиславова дружина,  не схватившись ни разу с неприятелем, бросила стяг
и побежала;  Юрьевичи взяли много пленных,  взяли бы и больше, но многих
спасло то,  что победители не могли различать,  кто свои  и  кто  чужие;
Мстислав убежал в Новгород;  Ярополк, узнавши о его поражении, побежал в
Рязань, но мать их и жены попались в руки владимирцам. С честию и славою
вступил Михаил во Владимир;  дружина и граждане, бывшие в сражении, вели
пленников.  Первым делом Юрьевича было возвращение  городов,  отнятых  у
Богородичной  церкви  Ярополком;  и  была,  говорит  летописец,  радость
большая во Владимире,  когда он увидал опять у себя великого князя  всей
Ростовской земли.  Подивимся,  продолжает тог же летописец, чуду новому,
великому и преславному божия матери,  как заступила она  свой  город  от
великих  бед  и  граждан  своих укрепляет:  не вложил им бог страха,  не
побоялись двоих князей и бояр их,  не  посмотрели  на  их  угрозы,  семь
недель  прожили без князя,  положивши всю надежду на святую богородицу и
на свою правду.  Новгородцы, смольняне, киевляне и полочане и все власти
как  на  думу  на  веча  сходятся,  и  на чем старшие положат,  на том и
пригороды станут,  а здесь город старый - Ростов и Суздаль,  и все бояре
захотели  свою  правду  поставить,  а не хотели исполнять правды божией,
говорили:  "Как нам любо,  так и  сделаем:  Владимир  -  пригород  наш".
Воспротивились они богу и святой богородице и правде божией, послушались
злых людей,  ссорщиков,  не хотевших нам добра  по  зависти.  Не  сумели
ростовцы и суздальцы правды божией исправить,  думали,  что они старшие,
так и могут делать все по своему,  но люди  новые,  худые  владимирские,
уразумели,  где правда,  стали за нее крепко держаться,  сказали:  "Либо
Михаила князя себе добудем, либо головы свои сложим за святую богородицу
и за Михаила князя".  И вот утешил их бог и св.  богородица: прославлены
стали владимирцы по всей земле за их правду.
   Скоро явились во Владимир к Михаилу послы от суздальцев:  "Мы, князь,
- говорили они, - не воевали против тебя с Мстиславом, а были с ним одни
наши бояре:  так не сердись на нас и приезжай к нам".  Михаил  поехал  в
Суздаль,  оттуда в Ростов,  устроил весь наряд людям,  утвердился с ними
крестным целованием,  взял много даров у ростовцев  и,  посадивши  брата
своего  Всеволода  в  Переяславле,  сам  возвратился во Владимир.  Таким
образом последний пригород,  населенный  холопами-каменщиками,  сделался
опять   стольным  городом  князя  всей  Ростовской  земли;  князь  опять
освобождал себя из-под влияния городов,  которые привыкли решать дела на
вече и приговоров этого веча должны были слушаться города младшие;  мало
того,  младший  брат  Михаила,  Всеволод,  сел  также  в  новом   городе
Переяславле  Залесском,  а  не  в  Ростове:  выказалось  ли в этом явное
предпочтение князей к новым городам пред старыми,  хотели  ли  наградить
усердие переяславцев,  действовавших заодно с владимирцами,  - во всяком
случае явление было  очень  важное,  свидетельствовавшее  полную  победу
пригородов,    полное    низложение    того    начала,   которое   могло
противодействовать новому порядку вещей.  Если первым делом  Михаила  по
вступлении во Владимир было возвращение соборной церкви городов, отнятых
у нее Ростиславичами,  то по утверждении своем в целой земле  Ростовской
он  должен  был  прежде  всего  идти на рязанского князя Глеба,  в руках
которого также находилось много сокровищ,  пограбленных из этой  церкви,
и,   между  прочим,  самый  образ  богородицы,  привезенный  Андреем  из
Вышгорода,  и книги.  Михаил отправился с полками на Рязань, но встретил
на  дороге  послов Глебовых,  которым поручено было сказать ему:  "Князь
Глеб тебе кланяется и говорит: я во всем виноват и теперь возвращаю все,
что взял у шурьев своих, Ростиславичей, все до последнего золотника". И,
точно,  возвратил  все.  Михаил,  уладившись  с  ним,  поехал  назад  во
Владимир;  здесь  по  некоторым,  очень вероятным известиям казнил убийц
Андреевых и потом отправился за чем-то в Городец-Волжский, занемог в нем
и умер (1176 г.). Ростовцы, не дождавшись даже верного известия о смерти
Михайловой,  послали сказать в Новгород прежнему своему князю  Мстиславу
Ростиславичу:  "Ступай,  князь,  к  нам:  Михалка  бог  взял  на Волге в
Городце,  а мы хотим тебя,  другого не хотим".  Мстислав приехал на зов,
собрал ростовцев, всю дружину и отправился с ними ко Владимиру. Но здесь
был уже князь:  тотчас  по  смерти  Михайловой  владимирцы  вышли  перед
Золотые ворота и,  помня старую присягу свою Юрию Долгорукому,  целовали
крест Всеволоду Юрьевичу и детям его -  явление  любопытное:  владимирцы
присягают  не  только  Всеволоду,  но  и детям его;  значит,  не боятся,
подобно киевлянам,  переходить по наследству  от  отца  к  сыновьям,  не
думают о праве выбирать князя.  Всеволод, узнавши о приезде Ростиславича
в Ростов,  собрал владимирцев,  дружину свою,  бояр,  оставшихся при нем
(большая  часть  бояр,  как  видно,  перешла  к  ростовскому  князю),  и
отправился с ними навстречу  к  сопернику,  а  за  переяславцами  послал
племянника  Ярослава  Мстиславича.  Но  по  своему характеру Всеволод не
хотел отдать всей своей будущности  на  произвол  военного  счастия,  не
хотел судиться с племянником судом божиим,  битвою,  как любили судиться
южные князья,  и послал сперва сказать Ростиславичу:  "Брат!  Если  тебя
привела  старшая  дружина,  то  ступай в Ростов,  там и помиримся;  тебя
ростовцы привели и бояре,  а меня с братом бог привел  да  владимирцы  с
переяславцами,  а суздальцы пусть выбирают из нас двоих, кого хотят". Но
ростовцы и бояре не дали мириться своему князю:  их злоба на владимирцев
и  Юрьевичей  еще  более  усилилась  от недавнего унижения;  они сказали
Ростиславичу:  "если ты хочешь с ним мириться, то мы не хотим"; особенно
подстрекали  к  войне  бояре - Добрыня Долгий,  Матеяш Бутович и другие.
Всеволод,  получив отказ, поехал к Юрьеву, здесь дождался переяславцев и
объявил  им,  что  ростовцы  не  хотят мира;  переяславцы отвечали:  "Ты
Мстиславу добра хотел,  а он головы твоей ловит,  так ступай,  князь, на
него,  а  мы  не  пожалеем  жизни  за твою обиду,  не дай нам бог никому
возвратиться назад;  если  от  бога  не  будет  нам  помощи,  то  пусть,
переступив через наши трупы, возьмут жен и детей наших; брату твоему еще
девяти дней нет как умер, а они уже хотят кровь проливать". На Юрьевском
поле,  за рекою Кзою,  произошла битва:  владимирцы с своим князем опять
победили с ничтожною для себя потерею,  тогда как со стороны неприятелей
часть бояр была побита, другие взяты в плен; сам Мстислав бежал сперва в
Ростов,  а оттуда в Новгород;  победители взяли  боярские  села,  коней,
скот;  в  другой и последний раз старый город был побежден новым,  после
чего уже не предъявлял больше своих притязаний.
   Но Юрьевская победа не прекратила борьбы  Всеволода  с  племянниками:
когда Мстислав Ростиславич прибежал в Новгород,  то жители встретили его
словами: "Как тебя позвали ростовцы, так ты ударил Новгород пятою, пошел
на дядю своего Михаила;  Михаил умер,  а с братом его,  Всеволодом,  бог
рассудил тебя;  зачем же к нам идешь?" Не принятый новгородцами Мстислав
поехал к зятю своему,  Глебу рязанскому,  и стал подстрекать его к войне
со Всеволодом.  Глеб тою же осенью пришел на Москву и пожег весь  город;
Всеволод поехал к нему навстречу, но, когда был за Переяславлем, явились
новгородцы и сказали ему:  "Князь! Не ходи без новгородцев, подожди их".
Всегда  осторожный,  любивший действовать наверное,  Всеволод согласился
ждать новгородцев,  чтоб  с  удвоенными  силами  ударить  на  врагов,  и
возвратился.  Но  он понапрасну дожидался новгородцев:  те не приходили,
вместо их явились на помощь двое княжичей черниговских - Олег и Владимир
Святославичи,  да  князь  Переяславля  Южного  или  Русского  - Владимир
Глебович. Всеволод выступил с ними к Коломне, но здесь получил известие,
что  Глеб  с  половцами  другою  дорогою  пошел  к Владимиру,  разграбил
соборную церковь Андрееву,  пожег другие церкви,  села боярские,  а жен,
детей  и  всякое  имение  отдал  на  щит  (в  добычу) поганым.  Всеволод
немедленно пошел назад в свою волость и встретил Глеба на реке  Колакше;
целый  месяц  стояли  неприятели  без  действия  по обеим сторонам реки,
наконец  завязался  бой,  и  Всеволод  победил  опять,  опять   Мстислав
Ростиславич  первый  обратился  в бегство,  а за ним побежал и Глеб,  но
враги догнали их  обоих,  взяли  также  в  плен  сына  Глебова,  Романа,
перевязали  всю  дружину  рязанскую;  между прочими попался в плен Борис
Жидиславич  -  знаменитый  воевода  Боголюбского,  который,  как  видно,
отъехал в Рязань или прямо, или вместе с Ростиславичем, не желая служить
Юрьевичам;  попался в плен и Дедилец,  который так сильно  способствовал
призванию  Ростиславичей  в Ростов по смерти Боголюбского.  Была большая
радость во Владимире,  говорит летописец,  но тут же он говорит: суд без
милости тому, кто сам не знал милости. Эти слова показывают расположение
духа владимирцев,  которых ненависть к Глебу и Ростиславичам должна была
дойти  до  высшей степени вследствие еще нового бедствия,  претерпенного
ими от последних.  Два дня ждали они от Всеволода суда без  милости  над
племянниками,  на  третий  день  поднялся сильный мятеж,  встали бояре и
купцы и сказали ему:  "Князь!  Мы тебе добра  хотим  и  головы  за  тебя
складываем,  а  ты держишь врагов своих на свободе;  враги твои и наши -
суздальцы и ростовцы:  либо казни их,  либо  ослепи,  либо  отдай  нам".
Всеволод не хотел исполнить этого требования и для утишения мятежа велел
только посадить пленников в тюрьму,  после чего послал сказать рязанцам:
"Выдайте  мне нашего врага (Ярополка Ростиславича),  или я приду к вам".
Рязанцы решили исполнить  это  требование:  "Князь  наш  и  братья  наши
погибли  из-за  чужого  князя",  -  говорили  они;  поехали  на Воронеж,
схватили там  Ярополка  и  привезли  во  Владимир,  где  Всеволод  велел
посадить  и  его  также  в  тюрьму.  Между  тем  зять  Глеба рязанского,
знаменитый Мстислав Ростиславич смоленский,  послал  сказать  Святославу
черниговскому,  чтоб  он попросил Всеволода за Ростиславичей;  и княгиня
рязанская,  жена Глебова,  присылала с тем же,  прося за  мужа  и  сына;
Святослав  отправил во Владимир черниговского епископа Порфирия и Ефрема
игумена вести переговоры по делу пленников;  он  предлагал,  чтоб  Глеб,
получив  свободу,  отказался  от Рязани и ехал на житье в Русь,  но Глеб
никак не соглашался на такие условия:  "лучше умру в тюрьме,  -  говорил
он,  - а не пойду в Русь на изгнание". Дело затянулось на два года; Глеб
между тем умер, а сын его Роман был отпущен в Рязань под условием полной
покорности владимирскому князю.  Иначе решена была судьба Ростиславичей:
владимирцы,  видя,  что идут переговоры об освобождении пленников, никак
не  хотели отпустить Ростиславичей,  не отмстивши им за свои обиды;  они
собрались опять большою толпою,  пришли на княжий двор и стали  говорить
Всеволоду:  "До  чего  их еще додержать?  Хотим ослепить их".  Всеволоду
очень не нравилось это требование,  но делать было нечего: Ростиславичей
ослепили,  или по крайней мере сделали вид,  что ослепили,  и отослали в
Смоленск.  Таким образом кончилась борьба на севере в пользу  последнего
из  Юрьевичей,  который  стал  так  же силен,  как и брат его Андрей,  и
немедленно пошел по следам братним:  приведши рязанских  князей  в  свою
волю,   он   захотел   также  быть  самовластием  в  Суздальской  земле,
единодержателем всего отцовского наследства и выгнал  из  своей  волости
племянника  Юрия  Андреевича,  который  принужден  был  искать счастия в
Грузии; второй племянник, Ярослав Мстиславич, также не получил волости в
земле  Ростовской.  Но если Всеволод вошел совершенно в положение Андрея
на севере,  то мы должны ожидать, что и относительно Южной, старой Руси,
и относительно Новгорода Великого он примет то же самое значение.