Даниил утвердился  опять  в  Галиче;  но  ему суждено было измлада не
иметь  покоя:  вражда  встала  на   востоке   между   Мономаховичами   и
Ольговичами, и Даниил вмешался в нее. Еще в 1231 году Владимир киевский,
угрожаемый Михаилом черниговским,  присылал звать на помощь  Даниила,  и
тот ездил по этому случаю в Киев;  Владимир уступил ему из Русской земли
часть  Торческа,  которую  Даниил  тотчас  же  отдал   детям   Мстислава
торопецкого,  шурьям своим,  сказав им: "За добро отца вашего возьмите и
держите этот город".  Но нападение венгров вызвало Даниила из  Киева.  В
1233 году Владимир опять прислал звать его на помощь,  потому что Михаил
стоял у Киева;  Даниил,  спокойный теперь в Галиче со  стороны  венгров,
пошел к Днепру и заставил Михаила удалиться. Не удовольствовавшись этим,
Мономаховичи  перешли  Днепр,  стали  пустошить  Черниговскую   волость,
забирать города по Десне,  наконец,  осадили Чернигов, поставили таран и
били из него стену камнями,  а камни  были  в  подъем  только  человекам
четырем сильным; но Михаилу удалось обмануть осаждающих, выйти из города
и побить галицкие полки. Мономаховичи - Даниил и Владимир - возвратились
в Киев,  истомленные продолжительною войною, которую вели от Крещенья до
Вознесенья, и Даниил уже сбирался идти домой лесною стороною, как пришла
весть, что Изяслав с половцами воюет Русскую землю Владимир стал просить
Даниила помочь ему и против поганых,  старый дядька Мирослав  просил  за
Владимира,  и Даниил, несмотря на изнеможение полков своих, отправился в
новый поход.  У Звенигорода встретились  они  с  варварами:  Владимир  и
Мирослав  стали  теперь  уговаривать Даниила возвратиться,  но уже он не
захотел.  "Воин,  - говорил он,  - вышедши  раз  на  брань,  должен  или
победить, или пасть; прежде я сам вас отговаривал идти в поход, а теперь
вижу,  что вы трусы;  разве я вам не говорил,  что не  следует  выходить
усталым полкам против свежих?  а теперь чего испугались, ступайте!" Сеча
была лютая,  Даниил погнал половцев,  но потерял коня и,  видя,  что все
другие  бегут,  побежал и сам;  а Владимир и Мирослав со многими другими
боярами были взяты в плен.  Даниил прибежал в Галич и по  ложной  вести,
что  Изяслав  с половцами у Владимира,  отправил все свои полки с братом
Васильком на помощь этому городу;  но как скоро бояре галицкие  увидали,
что князь остался без полков, то подняли крамолу, и Даниил принужден был
уехать в Венгрию.  Цель этой поездки состояла,  как видно,  в том,  чтоб
убедить  нового  короля Белу IV не мешаться в галицкие дела и дать время
Романовичам управиться с  врагами  единоплеменными.  Владимир  Рюрикович
освободился из половецкого плена,  но не мог занять Киева, где сидел уже
Изяслав,  а союзник его,  Михаил черниговский,  занял между  тем  Галич;
таким образом, у Романовичей осталась опять одна Волынь.
   Следующие годы  прошли,  как следует ожидать,  в беспрерывной борьбе:
враги Романовичей предприняли наступательное  движение  на  их  волость,
отправили войска с князьями болховскими к Каменцу,  но бояре Данииловы с
помощию торков поразили их и взяли в плен князей  болховских.  Михаил  и
Изяслав стали тогда присылать к Даниилу с угрозою: "Отдай нашу братью, а
не то придем на тебя войною".  Даниил не исполнил их требований,  и  они
навели  на  него ляхов,  русь и половцев.  Но польский князь,  узнавши о
разбитии своего отряда у Червеня,  побежал назад, потопивши много войска
в реке Вепре;  половцы же пришли не для того,  чтоб биться с Даниилом, а
чтоб опустошить Галицкую волость,  принадлежавшую союзнику  их  Михаилу.
Тогда  Романовичи  в свою очередь предприняли наступательное движение на
Михаила;  два раза мирились,  и в последний раз Михаил  уступил  Даниилу
Перемышль.  Между  тем  в  Киеве  произошла перемена:  князь Переяславля
Залесского  и  Новгорода   Великого,   Ярослав   Всеволодович,   решился
воспользоваться  усобицею  на юге и утвердиться в Олеговой столице,  как
утвердился в Рюриковой;  с другой стороны,  усиление врага  его  Михаила
черниговского  и  вообще усиление Ольговичей на счет Мономаховичей могло
также побудить  Ярослава  вмешаться  в  дела  юга,  но,  разумеется,  он
вмешался в дело не для того только, чтобы дать перевес Мономаховичам над
Ольговичами,  как делывал Мстислав торопецкий;  оставя в Новгороде  сына
Александра,  взявши  с собою несколько знатных новгородцев,  100 человек
новоторжан,  полки переяславские и  ростовскую  помощь  от  племянников,
Ярослав двинулся к югу,  опустошил область Черниговскую и сел на столе в
Киеве,  выгнав оттуда Изяслава" Но страшные  вести  с  северо-востока  о
татарском  нашествии  не  позволили  Ярославу  долго оставаться в Киеве.
Удалением Ярослава спешил воспользоваться Михаил черниговский:  он занял
и  Киев,  отдавши  Галич  сыну  своему  Ростиславу и отнявши Перемышль у
Даниила,  с которым надеялся легко теперь  управиться,  но  обманулся  в
надежде,  потому  что  как только Даниил получил весть,  что Ростислав с
дружиною отправился на литву, то появился немедленно пред стенами Галича
и  стал  говорить его жителям:  "Люди городские!  до каких пор хотите вы
терпеть державу иноплеменных князей?" Те закричали  в  ответ:  "Вот  наш
держатель богом данный!" - и пустились к Даниилу,  как дети к отцу,  как
пчелы к матке,  как жаждущие воды к источнику,  по выражению  летописца.
Епископ  Артемий и дворский Григорий сперва удерживали жителей от сдачи;
но,  видя,  что не могут более удержать, явились к Даниилу со слезами на
глазах,  с  осклабленным  лицом,  облизывая губы,  поневоле сказали ему:
"Приди,  князь Данило!  прими город". Даниил вошел в свой город и в знак
победы  поставил  хоругвь  свою  на  Немецких воротах,  а на другое утро
пришла ему весть,  что Ростислав возвратился было к Галичу, но, узнавши,
что  город уже взят,  бежал в Венгрию.  Тогда бояре,  лишенные последней
надежды,  пришли к Даниилу,  упали ему в ноги и стали  просить  милости,
говоря: "Виноваты, что иного князя держали". Даниил отвечал: "Милую вас,
только смотрите, вперед этого не делайте, чтоб хуже не было".
   Таковы были  внутренние  дела  в  Юго-Западной  Руси  до   татарского
нашествия;  касательно  внешних  мы  видели  столкновения  с  Польшею  и
Венгриею по поводу Галича.  В Польше в это  время  происходили  события,
имевшие после важное влияние на судьбы Восточной Европы.  После того как
Владислав Ласконогий,  принужденный уступить Краков Лешку  Казимировичу,
возвратился  в свою отчину,  встала усобица между ним и племянником его,
сыном   Оттоновым,   Владиславом,   обыкновенно   называемым    Одоничем
(Оттоновичем);   эта   усобица  скоро  охватила  всю  Польшу  и  страшно
опустошила ее, способствуя, с другой стороны, большему ослаблению власти
княжеской  и  усилению власти прелатов и вельмож.  В 1227 году Владислав
Одонич нанес страшное  поражение  Ласконогому  и  занял  почти  все  его
владения;  тогда  на  помощь  Ласконогому встали против Одонича князья -
Лешко краковский, брат его Конрад мазовецкий и князь Генрих бреславский,
а  на  сторону  Одонича  стал  зять  его  (женин брат) Святополк,  князь
поморский.  Святополк и Одонич напали нечаянно на  враждебных  князей  и
поразили  их,  причем  Лешко  краковский лишился жизни.  Тогда брат его,
Конрад мазовецкий,  призвал на помощь против Одонича Даниила и Василька,
постоянных союзников покойного Лешка; Романовичи пошли вместе с Конрадом
и осадили Калиш.  Даниил хотел непременно взять город,  но поляки не шли
биться,  несмотря на то что Конрад,  любя русский бой,  понуждал их идти
вместе с Русью.  Между тем  осажденные,  видя  приготовления  Данииловых
ратников к приступу,  послали просить Конрада,  чтоб прислал к ним двоих
мужей  своих  для  переговоров;  один  из  последних,  Пакослав,  сказал
Даниилу:  "Переоденься,  и  поедем вместе с нами на переговоры".  Даниил
сперва не хотел ехать,  но брат Василько уговорил его: "Ступай, послушай
их  вече",  потому  что  Конрад  не  верил одному из посланных,  Мстиую.
Даниил,  надевши шлем Пакославов,  стал  позади  послов  и  слушал,  что
осажденные  говорили  с  забрал  вельможам Конрадовым.  "Скажите вот что
великому князю Конраду,  - наказывали им граждане,  - этот город не твой
ли,  и мы разве чужие, ваши же братья, что ж над нами не сжалитесь? Если
нас Русь пленит,  то какую славу Конрад получит?  Если  русская  хоругвь
станет на забралах,  то кому честь доставишь? Не Романовичам ли одним? а
свою честь унизишь;  нынче брату твоему служим,  а завтра будем твои, не
дай  славы Руси,  не погуби нашего города".  Пакослав отвечал им на это:
"Конрад-то бы и рад вас помиловать, да Даниил очень лют, не хочет отойти
прочь,  не взявши города;  да вот он и сам стоит,  поговорите с ним",  -
прибавил он,  смеясь и указывая на Даниила.  Князь снял с себя  шлем,  а
граждане закричали ему:  "Смилуйся, помирись". Романович много смеялся и
долго разговаривал с ними,  потом взял  у  них  двух  человек,  пошел  к
Конраду, и тот заключил с ними мир. Русские попленили множество челяди и
боярынь;  но тут Русь и поляки заключили между собою условие и утвердили
его клятвою:  если вперед будет между ними война,  то не воевать полякам
русской челяди,  а Руси - польской.  После этого Романовичи возвратились
домой  с  честью и славою:  ни один другой князь не входил так глубоко в
землю Польскую, кроме Владимира Великого, который землю крестил, говорит
летописец.  Мы  уже  видели,  что Конрад отплатил Романовичам за услугу,
соединившись с их врагами;  Даниил за это навел на него литовского князя
Миндовга и русского Изяслава новогрудского (новгородского).
   Этот Конрад знаменит в истории Восточной Европы как виновник события,
имевшего важное влияние на последующие судьбы  ее.  В  то  время,  когда
западные  русские  области  терпели  от  опустошительных  набегов литвы,
волости польские, преимущественно Мазовия, терпели еще больше от набегов
единоплеменных   ей  пруссов.  Конрад  доведен  был  до  отчаяния  этими
набегами, ибо не имел никаких средств вести не только наступательный, но
и оборонительной войны с варварами:  мы видели уже, как повиновались ему
подданные на войне.  Однажды  шайка  пруссов  пришла  к  нему  требовать
лошадей и платья;  Конрад не смел не исполнить требование и между тем не
имел  средств  удовлетворить   его.   Что   же   он   сделал   в   таких
обстоятельствах?  Зазвал к себе на пир знатнейших панов своих с женами и
во время пира велел отобрать их лошадей  и  верхнее  платье  и  отослать
пруссам.  Но  не  всегда же можно было употреблять подобные средства,  и
поэтому Конрад начал думать о других.  В это время в Ливонии рыцари Меча
успешно  действовали  против  туземцев.  Конраду  пришла  мысль учредить
подобный рыцарский орден на границе своих владений для постоянной борьбы
с пруссами;  орден был учрежден под именем Христова ордена, и Конрад дал
ему во владение замок Добрынь.  Пруссы,  сведав о новом враге, несколько
раз подступали к замку, взять его не могли, но зато нагнали такой страх,
что четверо или пятеро язычников  спокойно  грабили  под  самыми  валами
Добрыня,  и  никто не смел остановить их.  Конрад видел,  что на подвиги
добрыньских рыцарей плохая надежда, и поэтому обратился к другому, более
знаменитому  своею  храбростью ордену.  В 1192 году,  во время последних
попыток  христиан  удержаться  в  Палестине,  Тевтонский  орден  рыцарей
богородицы получил окончательное утверждение. Новые рыцари носили черную
тунику и белый плащ с черным крестом на левом плече;  кроме обыкновенных
монашеских  обетов они обязывались ходить за больными и биться с врагами
веры;  только немец и  член  старого  дворянского  рода  имел  право  на
вступление в орден.  Устав его был строгий: рыцари жили вместе, спали на
твердых ложах,  ели  скудную  пищу  за  общею  трапезой,  не  могли  без
позволения  начальников выходить из дому,  писать и получать письма;  не
смели ничего держать под замком,  чтоб не иметь  и  мысли  об  отдельной
собственности;   не   смели  разговаривать  с  женщиной.  Каждого  вновь
вступающего брата встречали суровыми словами: "Жестоко ошибаешься, ежели
думаешь жить у нас спокойно и весело;  наш устав - когда хочешь есть, то
должен поститься;  когда хочешь  поститься,  тогда  должен  есть;  когда
хочешь  идти  спать,  должен  бодрствовать;  когда  хочешь бодрствовать,
должен идти спать.  Для Ордена ты должен отречься от отца, от матери, от
брата  и  сестры,  и  в  награду  за  это Орден даст тебе хлеб,  воду да
рубище".
   К этому-то Ордену обратился Конрад мазовецкий  с  просьбою  о  помощи
против  пруссов.  Тевтонские  рыцари  были  славны  своими  подвигами  в
Палестине,  богаты недвижимым имуществом,  которое приобрели  в  дар  от
государей в разных странах Европы;  но они хорошо видели,  что им нельзя
долго держаться в  Палестине,  и  потому  не  могли  не  согласиться  на
предложение  Конрада.  Оно  обещало  им  новое  поприще,  новое средство
продлить  существование  Ордена,  которое   условливалось   возможностию
постоянной  борьбы с врагами креста христова.  В 1225 году послы Конрада
предложили магистру Ордена,  Герману фон Зальцу,  землю  Хельмскую,  или
Кульмскую  (terra Culmensis),  с обязанностью защищать польские владения
от язычников;  в 1226  году  император  Фридрих  II  предоставил  Ордену
владение Кульмскою землею и всеми странами,  которые он отнимет вперед у
пруссов, но в виде имперского лена, без всякой зависимости от мазовецких
князей;  в  1228  году  явился в новых владениях Ордена первый областной
магистр Пруссии,  Герман Балк,  с сильным отрядом рыцарей;  в 1230  году
последовало окончательное утверждение условий с Конрадом,  и Орден начал
свою деятельность на новой почве.
   Пруссия была разделена на одиннадцать областей,  не связанных друг  с
другом   никаким   политическим   союзом;  жители  этих  областей  могли
безнаказанно опустошать владения Польши,  слабой от  раздела,  усобиц  и
внутреннего  нестроения,  но  сами  в свою очередь были не способны ни к
какому соединенному,  дружному предприятию;  их нападения на Польшу были
набегами  разбойничьих шаек;  при обороне собственной земли они не могли
выставить также общего,  дружного сопротивления;  каждая область, каждое
племя боролось поодиночке со своим новым врагом, а этот враг был военное
братство,  которое существовало с целью постоянной,  неусыпной борьбы  и
которое  обладало  всеми  средствами к этой борьбе:  на его стороне была
постоянная,  самая строгая  дисциплина,  на  его  стороне  было  военное
искусство,  на  его стороне было религиозное одушевление;  потери Ордена
были для него нечувствительны;  после каждого поражения он  восставал  с
более   грозными   силами,  потому  что  ряды  погибших  братьев  быстро
замещались  новыми  подвижниками,  стекавшимися  со  всех  сторон,  чтоб
пролить кровь свою в священной борьбе, под славною хоругвию девы Марии и
св.  Георгия.  Против сурового дикаря Западная Европа выставила столь же
сурового  рыцаря,  но со всеми преимуществами образованности.  Верен был
успех на стороне Ордена;  но Орден дорого заплатил за этот успех. Первое
занятие  прусских  земель  немцами совершилось довольно быстро;  городки
старшин прусских полегли перед рыцарями,  и  замки  последних  строились
беспрепятственно:   что   шаг   вперед,  то  новая  твердыня.  Но  одним
построением крепостей в  новозанятых  странах  Орден  не  ограничивался;
льготами  привлекались  немецкие  колонисты  в  новопоставленные города;
люди,  стекавшиеся из разных стран помогать Ордену в  священных  войнах,
получали  от  него  в  лен  земельные участки,  на которых строили новые
замки;  туземцы, оставшиеся от истребления, принуждены были или бежать в
Литву,  или  принять  христианство  и подчиниться игу новых господ.  Для
утверждения новой веры среди пруссов Орден отбирал детей  у  туземцев  и
отсылал их учиться в Германию,  с тем чтобы эти молодые люди, возвратясь
потом на родину,  содействовали распространению христианства и  немецкой
народности среди своих соплеменников. Несмотря, однако, на эти средства,
пруссы, озлобленные жестокими притеснениями, тяжкими работами, надменным
обхождением  победителей,  пять раз восставали против последних и против
новой веры,  принятой неволею.  В первое из этих  восстаний  только  две
области, прежде всех занятые немцами, остались верны Ордену; в других же
областях прусских рыцари едва успели удержать за собою несколько замков,
и такое состояние дел продолжалось четырнадцать лет. Казалось, что Орден
должен был отказаться от надежды вторично  покорить  Пруссию;  но  вышло
иначе   по  причинам  вышеизложенным:  Орден  нельзя  было  окончательно
обессилить опустошением его владений, ибо он получал свое питание извне,
из  всей  Германии,  из  всей Европы.  А пруссы?  Благодаря побуждению и
подкреплению  извне,  от  князей  литовских,  они  умели   единовременно
восстать   против   пришельцев;   но   при   самом  этом  единодушном  и
единовременном восстании каждая область выбрала особого вождя  -  дурное
предвещание для будущего единства в борьбе!  И точно,  когда Орден начал
снова наступательное движение,  борьба приняла прежний характер:  каждая
область снова защищалась отдельно и,  разумеется, при такой особности не
могла устоять  пред  дружным  и  постоянным  напором  рыцарей.  Наконец,
продолжительное  знакомство  с  христианством,  с высшею образованностию
пришельцев должно было произвести среди пруссов свое действие:  несмотря
на  упорную  привязанность  к  родной  старине,  на жестокую ненависть к
пришельцам-поработителям,  некоторые из пруссов,  разумеется лучшие,  не
могли  не  заметить  превосходства  веры и быта последних;  и вот иногда
случалось, что среди сильного восстания избранный вождь этого восстания,
лучший человек в области, вдруг покидал дело соплеменников, переходил на
сторону рыцарей и принимал христианство с целым родом своим:  так начала
обнаруживаться слабость в самой основе сопротивления со стороны пруссов,
в религиозном одушевлении.  Второе восстание было последним обнаружением
сил  прусской  народности;  третье  восстание,  случившееся  в последней
четверти XIII века,  показало только,  что эта народность находится  уже
при  последнем своем часе:  вспыхнувши вследствие личных,  своекорыстных
побуждений одного человека,  оно тотчас же потухло;  четвертое  и  пятое
восстания  носили  такой  же  характер;  при пятом жители одной прусской
области,  Самбии,  видя,  что все лучшие люди  прямят  Ордену,  положили
истребить сперва их и потом уже броситься на немцев;  они выбрали себе в
предводители одного молодого человека, но тот принял это звание для того
только,  чтоб  удобнее предать главных врагов в руки рыцарей.  Ясны были
признаки бессилия пруссов,  а между тем рыцари не  отдыхали  на  лаврах,
неутомимо    и    неуклонно    преследовали    свою    цель    и   после
пятидесятидвухлетней кровавой борьбы покончили завоевание Пруссии.
   Таким образом, благодаря Конраду мазовецкому Пруссия и даже некоторые
из старых славянских земель уступлены были в пользу немецкой народности.
О непосредственном столкновении новых  завоевателей  с  Русью  летописец
оставил  нам  неполный и смутный рассказ под 1235 годом:  по его словам,
Даниил сказал:  "Не годится держать нашу отчину крестовым рыцарям"  -  и
пошел  с  братом  на  них  в  силе тяжкой,  взял город,  захватил в плен
старшину Бруно,  ратников и возвратился во Владимир.  Даниил хотел  было
также  принять  участие  в  войне  императора  Фридриха II с австрийским
герцогом Фридрихом Воинственным,  помогать последнему, но был остановлен
в этом намерении королем венгерским.  Кроме того,  летописец упоминает о
войнах с Литвою и ятвягами:  в 1229 году, во время отсутствия Романовича
в  Польшу  на помощь Конраду,  жители Бреста с князем Владимиром пинским
истребили толпу литовцев. Над ятвягами Романовичи одержали победу в 1226
году.  Половцы по-прежнему участвуют в княжеских усобицах,  но о походах
на них не слышно.