Касательно внешних  отношений  в  описываемое  время  мы видели,  что
татары опустошали Северную Русь,  помогая враждующим князьям, как прежде
половцы  пустошили Южную.  В 1277 году русские князья Андрей городецкий,
Глеб ростовский с сыном и племянником,  Федор ярославский, будучи в Орде
у хана Менгу-Тимура, должны были вместе с ним отправиться в поход против
ясов, взяли их город Дедяков и возвратились с честью и дарами от хана. В
следующем году Федор ярославский и Михаил, сын Глеба ростовского, ходили
опять с татарами на войну.  В том же году татары приходили на Рязань  и,
наделавши  много  зла,  возвратились  домой.  Через десять лет встречаем
новое известие о нападении татар на Рязань и  Муром.  В  1293  году  был
тяжек  для  Твери царевич татарский;  в Ростове в 1290 г.  жители встали
вечем на татар и разграбили их.  На западе продолжалась  прежняя  борьба
новгородцев  со шведами,  новгородцев и псковичей с немцами и Литвою.  В
1283 году шведы вошли Невою в озеро Ладожское,  перебили  новгородцев  -
обонежских купцов, ладожане вышли к ним навстречу и бились, но счастливо
ли,  неизвестно;  в следующем году  такое  же  новое  покушение  шведов,
хотевших  взять  дань  на  кореле;  но на этот раз новгородцы и ладожане
встретили врагов в устье Невы, побили их и заставили бежать. В 1292 году
пришли шведы в числе 800 человек:  400 пошли на корелу,  400 - на ижору;
но ижора перебила своих,  а корела - своих. Это были покушения неважные;
но  в  1293  году  шведы  обнаружили  намерение  стать  твердою  ногою в
новгородских владениях и построили город на Корельской земле;  небольшое
новгородское  войско  со  смоленским князем Романом Глебовичем подошло к
городу,  но  должно  было  отступить  от  него  по  причине  оттепели  и
недостатка в конском корме;  в 1295 году шведы построили другой город на
Корельской же земле,  но этот  город  новгородцы  раскопали,  истребивши
гарнизон  шведский.  Шведы,  однако,  не отстали от своего намерения и в
1300 году вошли в Неву с большою силою,  привели мастеров из своей земли
и  из Италии и поставили город при устье Охты,  утвердили его твердостию
несказанною,  по словам летописца,  поставили в нем пороки и  назвали  в
похвальбу Венцом земли (Ландскрона);  маршал Торкель Кнутсон,  правивший
Швециею в малолетство короля Биргера,  сам присутствовал  при  постройке
Ландскроны  и  оставил в нем сильный гарнизон с воеводою Стеном.  Против
такой опасности нужно было вооружиться всеми силами,  и вот в  следующем
году  сам  великий  князь  Андрей  с  полками  низовыми  и новгородскими
подступил к  Ландскроне:  город  был  взят,  раскопан,  гарнизон  частию
истреблен,  частию  отведен  в  неволю,  шведам не удалось утвердиться в
новгородских владениях;  также неудачна была и попытка датчан из  Ревеля
поставить город на русской стороне Наровы в 1294 году: новгородцы пожгли
город,  и в 1302 году заключен был мир,  за которым  новгородские  послы
ездили  в  Данию.  Псков продолжал бороться с Ливонским орденом.  В 1298
году Довмонт в другой раз отбил от него немцев;  это был  последний  его
подвиг,  в  1299  году он умер,  много пострадавши (потрудившись) за св.
Софию и за св.  Троицу (т.  е.  за Новгород и за Псков) - лучшая похвала
князю   от  летописца:  литовский  выходец  сравнялся  ею  с  Мономахом.
Летописец прибавляет,  что Довмонт был  милостив  безмерно,  священников
любил,  церкви украшал, нищих миловал, все праздники честно проводил, за
сирот, вдов и всяких обиженных заступался. Неприятельские действия Литвы
против  Новгородской  области  ограничились  в  описываемое  время одним
опустошением берегов Ловати в 1285 году;  но в  следующем  году  литовцы
напали   на   Олешню,  церковную  волость  тверского  владыки:  тверичи,
москвичи, волочане, новгородцы, дмитровцы, зубчане, ржевичи соединились,
догнали разбойников,  побили их,  отняли добычу,  взяли в плен князя.  С
финскими племенами продолжалась борьба с прежним характером: в 1292 году
новгородские  молодцы  ходили  с  княжими воеводами воевать Емскую (ямь)
землю и,  повоевавши ее,  пришли все поздорову;  но в описываемое  время
одно из ближайших финских племен, корела, давно платившее дань Новгороду
и еще до татар покрещенное,  стало возмущаться.  Еще в 1269  году  князь
Ярослав  Ярославич  собирался идти на корелу,  но на этот раз новгородцы
упросили его не ходить.  Под 1278 годом встречаем  известие,  что  князь
Димитрий  Александрович с новгородцами и со всею Низовскою землею казнил
корелян и взял землю их на щит.
   Князей Юго-Западной Руси - Льва Даниловича  галицкого  и  двоюродного
брата его,  Владимира Васильковича волынского,  занимали преимущественно
отношения польские,  литовские  и  татарские.  С  Болеславом  Лешковичем
краковским  они  помирились  и  даже  помогали  ему в войне с Болеславом
Генриховичем бреславским (силезским).  Мы видели,  что Мазовия по смерти
Конрада разделилась между двумя его сыновьями: сначала между Казимиром и
Болеславом,  потом,  по смерти последнего,  между Казимиром и Семовитом.
Казимир,  умерший в 1267 году,  оставил свою часть пяти сыновьям:  Лешку
Черному,  Земомыслу,  Владиславу Локетку,  Семовиту и Казимиру;  Семовит
оставил  свою  часть двум сыновьям,  Болеславу и Конраду.  С последним у
волынского князя было враждебное столкновение  по  поводу  ятвягов:  эти
дикари  взволновались  снова по смерти Даниила,  но воеводы сыновей его,
Льва и Мстислава,  и племянника Владимира заставили их смириться; в 1279
году  был  сильный  голод  по  всей земле Русской и Польской,  у Литвы и
ятвягов;  послы ятвяжские приехали к князю Владимиру волынскому и  стали
ему  говорить:  "Господин  князь  Владимир!  приехали мы к тебе ото всех
ятвягов,  понадеясь на бога и на твое здоровье; господин! не помори нас,
а  перекорми,  пошли  к  нам жито свое на продажу,  мы с радостию станем
покупать,  что хочешь,  то и будем давать:  воску, белок, бобров, черных
куниц,  серебро".  Владимир  сжалился  и  послал  к ним жито из Бреста в
лодках по Бугу с людьми добрыми,  кому верил.  Волынцы из Буга  вошли  в
Нарев,  поплыли  по  этой  реке,  но  когда  остановились  ночевать  под
Полтовском (Пултуском),  то  все  были  перебиты,  жито  унесено,  лодки
потоплены.  Владимир стал доискиваться, кто это сделал, и послал сказать
Конраду:  "Под твоим городом перебиты мои  люди:  либо  ты  приказал  их
убить,  либо  кто другой;  ты должен знать,  что делается в твоей земле,
объяви мне".  Конрад заперся:  "Сам не бил и другого никого не знаю". Но
дядя  его,  Болеслав  краковский,  бывший в ссоре с племянником,  послал
сказать Владимиру:  "Конрад лжет,  сам избил твоих людей,  переведайся с
ним,  осрамил он тебя, смой свой позор". Владимир послушался и послал на
Конрада войско,  которое опустошило земли по сю сторону  Вислы  и  взяло
много плену;  Конрад прислал просить мира у Владимира, тот согласился, и
началась  между  обоими  князьями  большая  любовь:  Владимир  возвратил
Конраду всю челядь, которую побрало его войско.
   Смерть бездетного  Болеслава краковского,  последовавшая в 1279 году,
подала повод к новым смутам.  Болеславу наследовал старший из двоюродных
племянников,  Лешко  Черный,  князь мазовецкий-сераджский,  сын Казимира
Конрадовича,  и  это  преемство  утверждено  было  избранием  краковской
шляхты.  Лев Данилович галицкий,  не успевши получить Литвы после брата,
захотел  попытаться,  не  успеет  ли  овладеть   наследством   Болеслава
краковского,  но  бояре  сильные,  по  выражению летописца,  нe дали ему
земли. Тогда Лев захотел по крайней мере овладеть некоторыми порубежными
городами и послал просить войска у хана Ногая; тот исполнил его просьбу,
и Лев с татарскими полками и сыном Юрием вступил в польские владения,  а
брат  его Мстислав с сыном Даниилом и двоюродный брат Владимир волынский
пошли туда же неволею татарскою.  Лев шел к Кракову с гордостью великою,
говорит летописец,  но возвратился с великим бесчестием,  потому что при
Гошличе,  в двух милях от Сендомира,  поляки поразили его наголову,  а в
следующем  1281  году  Лешко отплатил ему вторжением в Галицкую область,
где взял  город  Перевореск  (Пршеворск)  и  сжег  его,  перебивши  всех
жителей.  С другой стороны,  поляки вошли в волынские владения у Бреста,
взяли десять сел и пошли назад;  но жители Бреста с  воеводою  Титом,  в
числе 70 человек, ударили на 200 поляков, убили у них 80 человек, других
взяли в плен и возвратили все пограбленное.  Скоро встала усобица  между
Семовитовичами  мазовецкими  -  известным  нам  Конрадом  и  братом  его
Болеславом.  Конрад  обратился  с  просьбою   о   помощи   к   Владимиру
Васильковичу  волынскому;  тот  принял  к  сердцу его обиду и со слезами
отвечал его послу: "Скажи брату - бог будет мстителем за твой позор, а я
готов  тебе на помощь",  - и действительно стал собираться на Болеслава;
послал и к племяннику Юрию Львовичу холмскому за помощью, и тот отвечал:
"Дядюшка!  с радостию бы пошел и сам с тобою,  но некогда: еду в Суздаль
жениться,  а с собою беру немногих людей:  так все мои люди и бояре богу
на  руки  да  тебе,  когда  тебе  будет угодно,  тогда с ними и ступай".
Владимир собрал рать и выступил к Бресту,  но прежде отправил к  Конраду
посла, который, опасаясь неверных бояр последнего, сказал при них князю:
"Брат твой Владимир велел тебе сказать:  с радостию бы  помог  тебе,  да
нельзя:  татары  мешают".  Сказавши  это,  посол  взял Конрада за руку и
сильно пожал ее;  князь догадался,  вышел с ним вон, и посол начал опять
говорить:  "Брат велел тебе сказать: приготовляйся сам и лодки приготовь
на Висле,  рать у тебя будет завтра".  Конрад сильно обрадовался,  велел
поскорее  готовить  лодки  и  сам  приготовился;  рать волынская пришла,
перевезлась через Вислу и пошла вместе с Конрадом во владения Болеслава,
где  осадили город Гостинный.  Конрад,  ездя по полкам,  начал говорить:
"Братья моя, милая Русь! ступайте, бейтесь дружнее!" Полки двинулись под
стены,   другие  стали  неподвижно,  оберегая  товарищей  от  внезапного
нападения поляков.  Осажденные  сыпали  на  русских  каменья,  как  град
сильный,  но  те ловко отстреливались;  дело дошло и до копий,  и поляки
начали валиться со стен,  как снопы,  наконец город был взят; победители
захватили в нем много всякого добра и пленных, остальных перебили, город
сожгли и возвратились домой с победою и честью великою, потерявши только
двух  человек  убитыми,  но и те были убиты не под городом,  а в наезде,
один был родом прусс,  а другой  -  придворный  слуга  князя  Владимира,
любимый его сын боярский Pax Михайлович.  Когда войска шли мимо Сохачева
(Сохоцин),  то князь Болеслав  выехал  из  этого  города,  чтоб  поймать
кого-нибудь  из  неприятелей  в разгоне;  князь Владимир наказывал своим
воеводам не распускать войска,  а идти всем вместе к городу; но тридцать
человек  отделились  от  войска  и поехали в лес ловить челядь,  которая
скрылась  там  из  сел;  в  это  время  Болеслав  ударил  на  них;   все
разбежались, не побежали только двое - Pax с пруссом: последний пустился
на самого Болеслава и был убит  окружавшими  князя;  Pax  убил  знатного
боярина Болеславова, но также заплатил жизнию за свой подвиг; они умерли
мужественно,  говорит летописец, оставили по себе славу будущим векам. В
1282  году  два  хана  -  Ногай и Телебуга - пошли на венгров с огромным
войском, велели идти с собою и русским князьям. Пользуясь этим, Болеслав
напал  с  небольшою  дружиною  на русские границы,  взял несколько сел и
пошел назад,  величаясь, как будто бы всю землю завоевал. Лев Данилович,
возвратясь  из  похода,  послал  сказать Владимиру Васильковичу:  "Брат!
смоем с себя позор,  наведи литву  на  Болеслава".  Владимир  послал  за
литвою и получил ответ:  "Владимир,  Добрый князь,  правдивый!  можем за
тебя свои головы сложить; если тебе любо, то мы готовы". Лев и Владимир,
собравши полки,  пошли к Бресту,  дожидаясь литвы,  но литва не пришла к
сроку,  и  князья  отпустили  одних  своих  воевод,  которые   повоевали
Болеславову землю,  взяли бесчисленное множество челяди,  скота,  коней.
После пришли литовцы к  Бресту  и  стали  говорить  Владимиру:  "Ты  нас
поднял,  так веди куда-нибудь, мы готовы, мы на то и пришли". Князь стал
думать,  куда их вести:  своя рать ушла уже далеко,  реки разливаются, и
вспомнил,  что  Лешко  краковский посылал люблинцев,  которые взяли одно
пограничное волынское село;  Владимир несколько раз ему напоминал,  чтоб
он  возвратил пленных,  но Лешко не возвратил,  и за это теперь Владимир
послал на него литву,  которая повоевала около Люблина и взяла множество
пленных.  Скоро  возвратились  и  русские  воеводы из польского похода с
большою добычею;  но Болеслав все не переставал враждовать;  Владимир  с
племянником Юрием опять собрали войско,  опять привели литву;  русские и
литовцы взяли  у  Болеслава  Сохачев  и  возвратились  назад  с  большою
добычею.
   С литовским  князем  Тройденом Владимир Василькович воевал целый 1274
год мелкою войною;  потом Тройден взял город Дрогичин у Льва Даниловича;
Лев послал к хану Менгу-Тимуру за помощью, татары пришли, а это значило,
что все русские князья должны идти с ними вместе,  и пошли на Литву Лев,
Мстислав,  Владимир,  Роман  брянский  с сыном Олегом,  Глеб смоленский,
князья пинские  и  туровские.  Лев  с  татарами  пришел  прежде  всех  к
Новогрудку и, не дожидаясь других князей, взял окольный город; на другой
день пришли остальные князья и стали сердиться  на  Льва,  что  без  них
начал  дело;  в  этих  сердцах  они  не  пошли  дальше и возвратились от
Новогрудка; волынский князь звал тестя своего, Романа брянского, заехать
к нему во Владимир: "Господин батюшка! приезжай, побудешь в своем доме и
дочери своей здоровье увидишь". Роман отвечал: "Сын Владимир! не могу от
своего  войска  уехать,  хожу  в  земле ратной,  кто проводит войско мое
домой?  Пусть вместо меня едет сын мой Олег". В 1276 году толпы пруссов,
спасаясь от притеснений Ордена,  явились к литовскому князю с просьбою о
помещении:  Тройден одну часть их посадил в Гродне,  а другую в Слониме.
Владимиру и Льву это соседство показалось опасным; они послали рать свою
к Слониму и взяли пруссов.  За это Тройден послал воевать около  Каменца
(Литовского);  Владимир отомстил ему взятием Турийска Неманского. Борьба
на этот раз кончилась,  и летописец говорит,  что оба князя - Тройден  и
Владимир  -  начали жить в большой любви.  Но последний,  как видно,  не
полагался на долговременность этого мира и стал думать, где бы поставить
город  за Брестом.  В этом раздумье он взял книги пророческие и разогнул
их на следующем месте: "Дух господень на мне, его же ради помаза мя... и
созижют  пустыня вечная,  запустевшая прежде,  воздвигнути городы пусты,
запустевшая от рода".  Владимир,  говорит  летописец,  уразумел  к  себе
милость  божию  и начал искать места,  где бы поставить город,  для чего
послал мужа искусного именем Алексу с туземцами на челнах вверх по  реке
Лосне;  Алекса нашел удобное место и объявил об этом князю,  который сам
отправился на берега Лосны и заложил город,  названный Каменцом,  потому
что почва была каменистая.
   На этот раз татары не дали русским и литовским князьям пожить в мире;
в 1277 году Ногай  прислал  к  русским  князьям  грамоту:  "Вы  все  мне
жалуетесь на Литву,  так вот вам войско и с воеводою,  ступайте с ним на
своих врагов".  Зимою пошли русские князья  Мстислав,  Владимир  и  Юрий
Львович на Литву к Новогрудку; но когда пришли они к Бресту, то получили
весть, что татары опередили их; тогда князья стали думать: "Что нам идти
к Новогрудку?  там татары все уже извоевали; пойдем куда-нибудь к целому
месту"  -  и  пошли  к  Гродну.  Минувши  Волковыйск,  они  остановились
ночевать,  и  тут  Мстислав  с  Юрием тайком от Владимира послали лучших
своих бояр и слуг  с  воеводою  Тюймою  воевать  окрестную  страну.  Те,
повоевавши,  расположились  также  на  ночлег  вдалеке  от главной рати,
сторожей не расставили и доспехи сняли.  Тогда один переметчик убежал от
них прямо в город и объявил жителям: "Там-то и там-то на селе люди лежат
безо всякого порядка".  Пруссы и борты выехали из города  и  ударили  на
сонных русских: половину избили, другую повели пленными в город, а Тюйму
повезли на санях,  потому что был тяжело ранен.  На другой  день,  когда
главная  рать  подошла  к  городу,  прибежал  к  ней один из посланных с
Тюймою,  наг и бос,  и объявил о поражении своих;  князья,  погоревавши,
начали промышлять, как бы взять город: перед ним стояла высокая каменная
башня,  где  заперлись  пруссы  и  стрельбою  своею  никак   не   давали
приблизиться к городу; русские поэтому приступили сперва к башне и взяли
ее,  тогда страх напал на горожан;  они стояли как мертвые на  забралах,
потому что вся их надежда была на башню,  стали рядиться с осаждающими и
порешили на том,  что русские не будут брать города,  за что  осажденные
выдали им всех бояр, взятых в плен ночью.
   Татары же  водили  русских князей и на поляков в 1287 году:  Телебуга
послал звать с собою в поход  всех  князей  волынских  и  заднепровских.
Князья,  каждый  на границе своей волости,  встречали хана с напитками и
дарами; они боялись, что татары перебьют их и города возьмут себе. Этого
не  случилось,  но  насилиям  татарским  в  городах и по волости не было
конца.  Телебуга,  отправившись в Польшу,  оставил около Владимира отряд
татар  кормить  любимых  коней  своих;  эти  татары опустошили всю землю
Владимирскую,  не давали никому выйти из города за съестными  припасами:
кто выедет,  тот непременно будет или убит, или схвачен, или ограблен, и
от  того  в  городе  Владимире  померло  людей  бесчисленное  множество.
Пробывши десять дней в Польше, Телебуга на возвратном пути остановился в
Галицком княжестве на две недели и  опустошил  его  точно  так  же,  как
татары его опустошили Волынское.
   В то  время  еще,  когда  Телебуга  был  на  Волыни,  тамошний  князь
Владимир,  уже  давно  страдавший  тяжкою  болезнию   (гниением   нижней
челюсти),  почувствовал,  что  становится  ему  гораздо  хуже,  и послал
сказать двоюродному брату своему,  Мстиславу Даниловичу луцкому:  "Брат!
Ты видишь мою немощь,  а детей у меня нет;  так даю тебе,  брату своему,
землю свою всю и города по смерти своей и даю это тебе при  хане  и  его
вельможах".  Послал также сказать и другому двоюродному брату,  Льву,  и
племяннику Юрию: "Объявляю вам, что я отдал брату Мстиславу землю свою и
города".  Лев отвечал Владимиру:  "И хорошо сделал, что отдал; мне разве
искать под ним после твоей смерти?  все мы под богом ходим, а мне дал бы
только бог и своим княжеством управить в нынешнее время". Потом Мстислав
послал сказать брату Льву и племяннику:  "Брат Владимир отдал мне  землю
свою и города;  если чего захочешь искать по смерти брата Владимира, так
скажи лучше теперь,  когда здесь хан".  Лев не отвечал на это ни  слова.
Телебуга  пошел в Польшу со всеми князьями и с Владимиром;  но последний
должен был воротиться с дороги,  потому что жалко было смотреть на него.
Пробыв несколько дней во Владимире,  он начал говорить княгине и боярам:
"Хотелось бы мне поехать в  Любомль,  потому  что  погань  эта  (татары)
сильно мне опротивела;  я человек больной,  нельзя мне с ними толковать,
пусть вместо меня остается здесь епископ Марк". Князь поехал в Любомль с
княгинею  и  слугами  придворными,  из  Любомля  в Брест,  а из Бреста в
Каменец (Литовский),  где и слег в постель,  говоря  княгине  и  слугам:
"Когда эта погань выйдет из земли,  то поедем в Любомль". Чрез несколько
дней приехали к нему слуги бывшие в Польше на войне с татарами;  он стал
спрашивать их o Телебуге,  пошел ли он назад из Польши? Те отвечали, что
пошел. "А брат мой Лев, и Мстислав, и племянник здоровы ли? Те отвечали,
что все здоровы, бояре и слуги, причем сказали, что Мстислав уже раздает
своим боярам города и села волынские.  Владимир очень рассердился и стал
говорить:  "Я лежу болен, а брат придал мне еще болезни; я еще жив, а он
уже раздает города мои и села; мог бы подождать, когда умру". И отправил
посла к Мстиславу с жалобою:  "Брат!  ведь ты меня ни на полону взял, ни
копьем добыл,  ни ратью выбил меня из городов моих -  что  так  со  мною
поступаешь!  ты  мне  брат,  но ведь есть у меня и другой брат,  Лев,  и
племянник Юрий;  из вас троих я выбрал тебя одного  и  отдал  тебе  свою
землю  и  города по своей смерти,  а пока жив,  тебе не вступаться ни во
что;  я так распорядился,  отдал тебе землю за  гордость  брата  Льва  и
племянника Юрия".  Мстислав спешил успокоить больного. "Брат и господин!
- велел он отвечать ему,  - земля божия и твоя и города твои,  и  я  над
ними не волен,  сам я в твоей воле,  и дай мне бог иметь тебя как отца и
служить тебе со всею правдою до смерти, чтоб ты, господин, здоров был, а
мне  главная  надежда  на  тебя".  Эта  речь  была  люба  Владимиру,  он
успокоился и поехал в Рай-город;  здесь он начал говорить княгине: "Хочу
послать за братом Мстиславом,  урядиться с ним о земле, и о городах, и о
тебе,  княгиня моя милая Ольга,  и об  этом  ребенке  Изяславе,  которую
люблю,  как дочь родную; бог за грехи мои не дал мне детей, так эта была
мне вместо родной,  потому что взял ее от матери в пеленах и  вскормил".
За  Мстиславом  послали,  и  когда  он  приехал,  то Владимир поднялся с
постели,  сел и стал его расспрашивать про поход; Мстислав рассказал ему
все по порядку, как было, и когда пришел к себе на подворье, то Владимир
послал епископа и двух бояр сказать ему:  "Брат!  я за тем тебя  вызвал,
что  хочу  урядиться  с  тобою о земле и о городах,  о княгине своей и о
ребенке Изяславе,  хочу  грамоты  писать".  Мстислав  отвечал:  "Брат  и
господин!  Я  разве  хотел  искать  твоей земли по твоей смерти?  Сам ты
прислал ко мне в Польшу объявить,  что отказываешь мне свою землю;  если
хочешь   грамоты  писать,  то  пиши  как  богу  любо  и  тебе".  Епископ
возвратился с этим ответом,  и Владимир велел писцу  писать  грамоты:  в
одной  отказал Мстиславу всю свою землю и города;  в другой отказал жене
своей город Кобрин с  несколькими  селами  и  монастырь  Апостольский  с
селами  же.  "А  княгиня  моя,  сказано в конце грамоты,  захочет идти в
монастырь после меня, пусть идет, а не захочет, то как ей любо: мне ведь
не смотреть, вставши из гроба, что кто станет делать по моей смерти".