В 1320 году Юрий возвратился в Москву с ярлыком на великое княжение и
привел  с  собою  молодого князя тверского Константина и бояр его в виде
пленников;  мать и братья Константиновы,  узнавши о  кончине  Михаила  и
погребении  его  в Москве,  прислали просить Юрия,  чтоб отпустил тело в
Тверь;  Юрий исполнил их просьбу не прежде,  как сын Михаилов  Александр
явился  к  нему  во  Владимир  и  заключил  мир,  вероятно  на условиях,
предписанных московским князем.  В том же году Юрий отправил в  Новгород
брата  своего  Афанасия  и  ходил  войною  на рязанского князя Ивана,  с
которым заключил мир,  а под следующим годом встречаем известие о сборах
Юрия  на  тверских  князей;  но войны не было:  князь Дмитрий Михайлович
отправил к Юрию  в  Переяславль  послов  и  заключил  мир,  по  которому
заплатил  московскому князю 2000 рублей серебра и обязался не искать под
ним великого княжения. Две тысячи рублей взяты были для хана; но Юрий не
пошел с ними навстречу к татарскому послу,  отправился в Новгород,  куда
вызвали его для  дел  ратных.  Этим  воспользовался  Димитрий  тверской,
поехал  в  Орду  и  выхлопотал  себе  ярлык  на  великое княжение;  есть
известие,  что он объяснил хану всю неправду Юрия и особенно Кавгадыя  и
что  хан  велел  казнить  последнего,  а  Димитрию дал великое княжение,
узнавши от него,  что Юрий сбирает дань для хана и удерживает ее у себя.
Последнее  известие  тем  вероятнее,  что  находится  в  прямой  связи с
приведенным выше известием летописи об удержании тверского выхода Юрием;
в  связи  с известием о гневе ханском на Юрия находится также известие о
татарском после Ахмыле,  который сделал много зла Низовской земле, много
избил  христиан,  а  других  повел  рабами  в  Орду.  Как бы то ни было,
впрочем, Тверь взяла перевес; Юрий видел необходимость идти опять в Орду
и усердно просил новгородцев,  чтоб проводили его: но на дороге, на реке
Урдоме,  он был захвачен врасплох братом Димитриевым Александром,  казна
его была отнята,  сам же он едва спасся во Псков, откуда опять приехал в
Новгород,  ходил с новгородцами на берега  Невы,  потом  в  Заволочье  и
оттуда  уже отправился в Орду по Каме,  будучи позван послом ханским,  в
1324 году.  Димитрий тверской не хотел пускать соперника одного в Орду и
поспешил  туда  сам.  Мы  не  знаем  подробностей о встрече двух врагов;
летописец говорит,  что Димитрий убил Юрия, понадеявшись на благоволение
ханское;  Узбек,  однако,  сильно осердился на это самоуправство,  долго
думал, наконец велел убить Димитрия (1325 г.); но великое княжение отдал
брату его Александру; таким образом, Тверь не теряла ничего ни от смерти
Михаила, ни от смерти Димитрия; в третий раз первенство и сила перешли к
ее князю.
   Взглянем теперь,  что  происходило  в других княжествах во время этой
первой половины борьбы между Москвою и Тверью.  В  год  смерти  великого
князя  Андрея  Александровича (1304) вспыхнул мятеж в Костроме:  простые
люди собрали вече на бояр,  и двое из последних были убиты;  в следующем
году   в   Нижнем   Новгороде  черные  люди  избили  бояр  князя  Андрея
Александровича;  но в том же  году  возвратился  из  Орды  князь  Михаил
Андреевич  и  перебил  всех  вечников,  которые  умертвили  бояр.  Здесь
представляется вопрос:  кто был этот князь Михаил Андреевич?  До сих пор
утверждено было мнение,  что все князья суздальские происходят от Андрея
Ярославича,  брата Александра Невского, в таком порядке: Андрей - Михаил
-  Василий  -  Константин  -  Димитрий и т.  д.  В самом деле,  летопись
говорит,  что после Андрея Ярославича осталось двое  сыновей  -  Юрий  и
Михаил.  Юрий умер в 1279 году, и вместо него садится в Суздале брат его
Михаил;  потом летопись упоминает о смерти сына Михаилова Василия в 1309
году; потом встречаем Александра и Константина Васильевичей суздальских,
которых легко принять за детей Василья Михайловича.  И действительно,  в
большей  части  родословных  эти князья показаны происходящими от Андрея
Ярославича.  Но вот под 1364 годом читаем в летописи известие о  кончине
князя  Андрея  Константиновича  суздальского,  и  этот  князь называется
потомком не Андрея Ярославича,  но Андрея Александровича, сына Невского,
в  таком порядке:  Андрей - Михаил - Василий - Константин.  В известии о
кончине  брата  Андреева,  Димитрия  Константиновича,  повторена  та  же
родословная.  Эта последняя родословная объявлена ошибочною; утверждено,
что  князь  Михаил  Андреевич  был   сын   Андрея   Ярославича,   а   не
Александровича,  у  которого детей не было,  кроме Бориса,  умершего при
жизни отца.  Но на чем же основано такое  утверждение?  Основываются  на
том, что по смерти Андрея Александровича бояре, не имея государя, уехали
к  Михаилу  тверскому.  Но  если  б  Михаил  Андреевич  был  сын  Андрея
Александровича,  то бояре последнего могли по разным причинам отъехать к
Михаилу тверскому,  имея за собою право  отъезда.  Мы  привели  известия
летописи  об  избиении  бояр  черными  людьми  в  Нижнем  Новгороде  и о
наказании мятежников великим князем Михаилом Андреевичем; но если Михаил
Андреевич  был  сын  Андрея Ярославича,  а не Александровича,  то почему
бояре последнего являются в  его  княжестве  и  распоряжаются  так,  что
возбуждают против себя черных людей?  Это показывает,  с другой стороны,
что не все бояре Андрея Александровича отъехали в  Тверь;  часть  их,  и
может   быть   большая,  дожидалась  в  Нижнем  прибытия  князя  Михаила
Андреевича,  сына своего прежнего князя.  Итак, отъезд бояр - не причина
признавать   Михаила   Андреевича   сыном   Андрея   Ярославича,   а  не
Александровича.  Но есть еще другие указания, подтверждающие родословную
летописи:  царь  Василий  Иванович  Шуйский  в грамоте о своем избрании,
говоря о происхождении своем,  ведет общий род до  Александра  Невского,
которого  называет  своим  прародителем,  и  после  Александра  начинает
разветвление рода на две  отрасли:  отрасль  Андрея  Александровича,  от
которого  пошли  они,  князья  суздальские - Шуйские,  и отрасль Даниила
Александровича,  от  которого  пошли  князья,  потом  цари   московские:
"Учинились  мы  на отчине прародителей наших,  царем и великим князем на
Российском государстве, которое даровал бог прародителю нашему Рюрику, и
потом  в  продолжение  многих лет,  до прародителя нашего великого князя
Александра  Ярославича  Невского,   на   Российском   государстве   были
прародители мои, а потом на Суздальский удел отделились, не отнятием, не
по неволе, но как обыкновенно большие братья на большие места садились".
Линия   Андрея   Александровича  отделилась  на  Суздальский  удел,  как
обыкновенно большие братья сажались на  большие  места:  в  самом  деле,
Андрей Александрович был большой брат Даниилу Александровичу,  и Суздаль
был большое место относительно  Москвы.  Итак,  вопрос  о  происхождении
князей суздальских-нижегородских не может быть решен окончательно.
   В Ростове  в  1309 году умер князь Константин Борисович,  и место его
заступил сын Василий;  другого, Александра, мы видели в Угличе; под 1320
годом упоминается о смерти сына его,  Юрия Александровича. В Ярославле в
1321  году  умер  князь  Давыд,   сын   Федора   Ростиславича   Черного,
смоленского;   место   его   занял  сын,  Василий  Давыдович.  В  Галиче
упоминается под 1310 годом князь Василий Константинович,  внук  Ярослава
Всеволодовича, княживший, как видно, по брате своем, Давыде. В Стародубе
по смерти внука Всеволода III,  Михаила Ивановича,  княжил сын его Иван,
умерший в 1315 году; место покойного заступил сын его, Федор Иванович. В
Рязани после Константина Романовича,  убитого в Москве,  княжил сын  его
Василий, который был убит в Орде в 1308 году; в 1320 году видим в Рязани
двоюродного брата Василиева,  князя Ивана  Ярославича,  против  которого
предпринимал  поход  Юрий  московский.  В 1313 году умер князь Александр
Глебович смоленский, оставив двоих сыновей, Василия и Ивана.
   Касательно внешних отношений упоминается под 1308 годом  о  нашествии
татар на Рязань,  имевшем,  как видно,  связь с убиением тамошнего князя
Василия Константиновича в Орде.  В 1318  году  приходил  из  Орды  лютый
посол,  именем  Конча,  убил 120 человек у Костромы,  потом пошел и весь
Ростов повоевал ратию.  В 1320 г.  посол Байдера много  зла  наделал  во
Владимире; в 1321 г. татарин Таянчар был тяжек Кашину; в 1322 году посол
Ахмыл наделал много зла низовым городам,  Ярославль взял и  повел  много
пленников  в  Орду.  На  северо-западе  продолжалась  старая  борьба - у
Новгорода со шведами,  у  Пскова  с  ливонскими  немцами.  В  1310  году
новгородцы в лодьях и лойвах вошли в Ладожское озеро,  в реку Узерву,  и
построили на пороге новый город, разрушивши старый. В следующем году под
начальством князя Димитрия Романовича смоленского они отправились войною
за море,  в шведские  владения,  в  Финляндию  (емь);  переехавши  море,
повоевали  сначала  берега Купецкой реки,  села пожгли,  людей побрали в
плен, скот побили; потом взяли всю Черную реку, по ней подплыли к городу
Ванаю, город взяли и сожгли; шведы заперлись во внутренней крепости, или
детинце,  построенном  на  высокой  неприступной  скале,  и  прислали  к
новгородцам  с  поклоном просить мира,  но те мира не дали и стояли трое
суток под городом, опустошая окрестную страну: села большие пожгли, хлеб
весь потравили, а из скота не оставили ни рога; потом пошли, взяли места
по рекам Кавгале и Перне,  выплыли этими реками в море и возвратились  в
Новгород  все  здоровы.  Шведы  отомстили новгородцам сожжением Ладоги в
1313 году.  Мы уже видели  попытки  корелы  отложиться  от  Новгорода  и
попытки   шведов  утвердиться  в  Корельской  земле;  видели  и  причину
неудовольствия корелы в жалобе  новгородцев  на  княжеского  наместника,
Бориса  Константиновича,  который своими притеснениями заставлял корелян
бежать к шведам;  в 1314  году  встречаем  новое  известие  о  восстании
корелян:  они  перебили  русских,  находившихся в Корельском городке,  и
ввели к  себе  шведов;  новгородцы,  однако,  недолго  позволяли  короле
оставаться  за  шведами;  в том же году пошли они с наместником великого
князя Михаила Ярославича Феодором к городу и перебили в нем всех  шведов
и   переветников   корелян.   Через  два  года  неприятельские  действия
возобновились:  шведы в 1317 году вошли в Ладожское озеро и побили много
обонежских  купцов;  а в следующем году новгородцы отправились за море и
много воевали:  взяли Або и находившийся недалеко  от  него  епископский
замок. В 1322 году шве ды опять пришли драться к Корельскому городку, но
не могли взять его;  вслед за этим новгородцы  с  великим  князем  Юрием
пошли  к  Выборгу  и  били его 6 пороками,  но взять не могли,  перебили
только много шведов  в  городе  и  взяли  в  плен;  из  пленников  одних
перевешали,  других  отправили  в  Суздальскую землю (на Низ),  потеряли
несколько и своих добрых мужей.  Надобно было ждать мести от  шведов,  и
новгородцы  в  1323  году  укрепили  исток  Невы  из  Ладожского  озера,
поставили город на Ореховом острове (Орешек);  но  вместо  рати  явились
послы  шведские  с  мирными предложениями,  и заключен был мир вечный по
старине.  Юрий с новгородцами  уступил  шведам  три  корельских  округа:
Саволакс, Ескис и Егрепя. Под 1320 годом встречаем известие о враждебном
столкновении с норвежцами:  какой-то Лука,  сказано, ходил на норвежцев,
которые разбили суда какого-то Игната Молыгина.
   По смерти  Довмонта  для  Пскова наступило тяжелое время;  на востоке
князья заняты усобицами,  там идет важный вопрос о том, какому княжеству
пересилить  все остальные и собрать землю Русскую;  Новгород занят также
этими усобицами и борьбою со  шведами;  притом  же  у  него  со  Псковом
начинаются неприятности,  переходящие иногда в открытую вражду,  причины
которой в летописи не высказаны ясно.  Стремление  Пскова  выйти  из-под
опеки старшего брата своего Новгорода мы замечаем с самого начала: после
это стремление все более и более усиливается; новгородцы, разумеется, не
могли  смотреть  на  это равнодушно и не могли близко принимать к сердцу
затруднительное положение младших братьев:  отсюда жалобы  последних  на
холодность новгородцев,  оставление без помощи,  что еще более усиливало
размолвку;  притом же,  не имея возможности давать чувствовать псковичам
свое  господство  в  политическом  отношении,  новгородцы  сильно давали
чувствовать его в церковном, вследствие того что Псков был подведомствен
их владыке:  отсюда новые неприятности и стремление псковичей отложиться
от новгородского владыки,  получить для  себя  особого  епископа.  Когда
князья русские приезжали во Псков, то граждане принимали их с честью, от
всего сердца;  но эти князья не могли ходить с псковичами на немцев  или
отсиживаться  в  осаде от них;  так,  были во Пскове по необходимости на
короткое время князья Димитрий Александрович и Юрий Данилович.  Не  видя
помощи  от  русских  князей,  псковитяне  принуждены  были  посылать  за
литовскими. В 1322 году немцы во время мира перебили псковских купцов на
озере  и  рыболовов на реке Нарове,  опустошили часть Псковской волости;
псковичи послали в Литву за князем Давыдом,  пошли с  ним  за  Нарову  и
опустошили  землю  до самого Ревеля.  В марте 1323 года пришли немцы под
Псков со всею силою,  стояли у города три дня и ушли с позором, но в мае
явились  опять,  загордившись,  в  силе  тяжкой,  без  бога;  пришли  на
кораблях,  в лодках и на конях,  со  стенобитными  машинами,  подвижными
городками  и  многим  замышлением.  На  первом приступе убили посадника;
стояли у города  18  дней,  били  стены  машинами,  придвигали  городки,
приставляли  лестницы.  В  это  время  много  гонцов  гоняло из Пскова к
великому князю Юрию Даниловичу и к Новгороду, со многою печалию и тугою,
потому что очень тяжко было в то время Пскову, как вдруг явился из Литвы
князь Давыд с дружиною, ударил вместе с псковичами на немцев, прогнал их
за  реку  Великую,  машины  отнял,  городки  зажег,  и побежали немцы со
стыдом;  а князь  великий  Юрий  и  новгородцы  не  помогли,  прибавляет
псковский летописец.
   Литовцы в 1323 году напали на страну по реке Ловати, но были прогнаны
новгородцами.  Мы видели волнения среди корел, видели и прежде восстания
финских  племен  в  Двинской  области  против  новгородцев;  в 1323 году
началась  у  последних  вражда   с   устюжанами,   которые   перехватили
новгородцев, ходивших на югру, и ограбили их. Задвинские дани и торговля
были главным источником богатства для новгородцев, и потому они не могли
оставить  этого  дела  без внимания:  в следующем же году с князем Юрием
Даниловичем они пошли в Заволочье и взяли Устюг на щит;  когда они  были
на Двине, то князья устюжские прислали к Юрию и новгородцам просить мира
и заключили его на старинных условиях.  В  чем  состояли  эти  старинные
условия, мы не знаем; знаем только то, что еще в 1220 году великий князь
Юрий Всеволодович,  собирая войско на болгар,  велел  ростовскому  князю
взять также и полки устюжские;  из этого известия можно только заключить
о зависимости Устюга от ростовских князей.
   Таковы были отношения Северной  Руси  к  соседним  народам  в  первую
половину  борьбы  между  Тверью и Москвою до смерти Димитрия тверского и
Юрия московского. Димитрию наследовал, как мы видели, брат его Александр
Михайлович  с  ярлыком  и  на великое княжение,  Юрию также брат - Иоанн
Данилович Калита, остальные братья которого - Александр, Афанасий, Борис
-  умерли еще при жизни Юрьевой.  Калита,  следовательно,  княжил один в
Московской волости; как видно, он управлял Москвою гораздо прежде смерти
Юрия,  когда последний находился то в Орде,  то в Новгороде; иначе он не
имел бы времени сблизиться с митрополитом Петром,  ибо Юрий убит в  1325
году,  а митрополит Петр умер в 1326.  Еще в 1299 году митрополит Максим
оставил опустошенный Киев,  где не мог найти безопасности, и переехал на
жительство  во  Владимир.  Последний  город  был  столицею великих,  или
сильнейших,  князей только по имени,  ибо каждый  из  них  жил  в  своем
наследственном  городе;  однако  пребывание митрополита во Владимире при
тогдашнем значении и деятельности духовенства сообщало этому городу  вид
столицы более,  чем предание и обычай.  После этого ясно, как важно было
для какого-нибудь города,  стремившегося к первенству,  чтоб  митрополит
утвердил  в  нем свое пребывание;  это необходимо давало ему вид столицы
всея Руси,  ибо единство последней поддерживалось  в  это  время  единым
митрополитом,  мало  того,  способствовало его возрастанию и обогащению,
ибо в него со всех сторон стекались лица,  имевшие нужду до митрополита,
как в средоточие церковного управления;  наконец,  митрополит должен был
действовать постоянно в  пользу  того  князя,  в  городе  которого  имел
пребывание,  Калита умел приобресть расположение митрополита Петра,  так
что этот святитель живал в Москве больше,  чем в других местах,  умер  и
погребен в ней.  Гроб святого мужа был для Москвы так же драгоценен, как
и пребывание живого святителя:  выбор Петра казался внушением божиим,  и
новый   митрополит   Феогност   уже  не  хотел  оставить  гроба  и  дома
чудотворцева.  Петр, увещевая Калиту построить в Москве каменную церковь
Богоматери,  говорил:  "Если  меня,  сын,  послушаешься,  храм Пречистой
богородицы  построишь,  и  меня  упокоишь  в  своем  городе,  то  и  сам
прославишься  больше других князей,  и сыновья и внуки твои и город этот
славен будет,  святители станут в нем  жить,  и  подчинит  он  себе  все
остальные города".  Другие князья хорошо видели важные последствия этого
явления и сердились; но помочь было уже нельзя.
   Но в  то  время,   как   московский   князь   утверждением   у   себя
митрополичьего   престола  приобретал  такие  важные  выгоды,  Александр
тверской необдуманным поступком погубил себя и  все  княжество  свое.  В
1327  году  приехал в Тверь ханский посол,  именем Шевкал (Чолхан),  или
Щелкан,  как его называют наши летописи,  двоюродный брат Узбека,  и  по
обыкновению  всех  послов  татарских позволял себе и людям своим всякого
рода насилия. Вдруг в народе разнесся слух, что Шевкал хочет сам княжить
в  Твери,  своих князей татарских посажать по другим русским городам,  а
христиан привести в татарскую веру. Трудно допустить, чтоб этот слух был
основателен:  татары  изначала  отличались веротерпимостью и по принятии
магометанства не были  ревнителями  новой  религии.  Узбек,  по  приказу
которого должен был действовать Шевкал,  покровительствовал христианам в
Кафе, позволил католическому монаху Ионе Валенсу обращать в христианство
ясов и другие народы по берегу Черного моря; он же, как мы видели, выдал
сестру свою за Юрия московского и позволил ей креститься.  Еще  страшнее
был  слух,  что  Шевкал  хочет сам сесть на великом княжении в Твери,  а
другие города раздать своим татарам.  Когда пронеслась молва, что татары
хотят   исполнить  свой  замысел  в  Успеньев  день,  пользуясь  большим
стечением народа по случаю праздника,  то Александр с тверичами захотели
предупредить их намерение и рано утром, на солнечном восходе, вступили в
бой с татарами,  бились целый день и к вечеру одолели. Шевкал бросился в
старый  дом князя Михаила,  но Александр велел зажечь отцовский двор,  и
татары погибли в пламени;  купцы старые, ордынские, и новые, пришедшие с
Шевкалом,  были  истреблены,  несмотря  на  то  что  не вступали в бой с
русскими:  одних из них перебили,  других  перетопили,  иных  сожгли  на
кострах.
   Но в  так  называемой  Тверской  летописи  Шевкалово  дело рассказано
подробнее,  естественнее  и   без   упоминовения   о   замысле   Шевкала
относительно веры:  Шевкал,  говорится в этой летописи, сильно притеснял
тверичей,  согнал князя Александра со двора его и сам стал жить на  нем;
тверичи  просили  князя  Александра  об обороне,  но князь приказывал им
терпеть.  Несмотря на то,  ожесточение тверичей дошло до такой  степени,
что они ждали только первого случая восстать против притеснителей;  этот
случай представился 15 августа:  дьякон Дюдко  повел  кобылу  молодую  и
тучную на пойло;  татары стали ее у него отнимать, дьякон начал вопить о
помощи, и сбежавшиеся тверичи напали на татар.