Узбек очень рассердился, узнав об участи Шевкаловой, и, по некоторым
известиям, послал за московским князем, но, по другим известиям, Калита
поехал сам в Орду тотчас после тверских происшествий и возвратился
оттуда с 50000 татарского войска. Присоединив к себе еще князя
суздальского, Калита вошел в Тверскую волость по ханскому приказу;
татары пожгли города и села, людей повели в плен и, просто сказать,
положили пусту всю землю Русскую, по выражению летописца; но спаслась
Москва, отчина Калиты, да Новгород, который дал татарским воеводам 2000
серебра и множество даров. Александр, послышав о приближении татар,
хотел бежать в Новгород, но новгородцы не захотели подвергать себя
опасности из-за сына Михаилова и приняли наместников Калиты; тогда
Александр бежал во Псков, а братья его нашли убежище в Ладоге. В
следующем 1328 году Калита и тверской князь Константин Михайлович
поехали в Орду; новгородцы отправили туда также своего посла; Узбек дал
великое княжение Калите, Константину Михайловичу дал Тверь и отпустил их
с приказом искать князя Александра. И вот во Псков явились послы от
князей московского, тверского, суздальского и от новгородцев уговаривать
Александра, чтоб ехал в Орду к Узбеку; послы говорили ему от имени
князей: "Царь Узбек всем нам велел искать тебя и прислать к нему в Орду;
ступай к нему, чтоб нам всем не пострадать от него из-за тебя одного;
лучше тебе за всех пострадать, чем нам всем из-за тебя одного
попустошить всю землю". Александр отвечал: "Точно, мне следует с
терпением и любовию за всех страдать и не мстить за себя лукавым
крамольникам; но и вам недурно было бы друг за друга и брат за брата
стоять, а татарам не выдавать и всем вместе противиться им, защищать
Русскую землю и православное христианство". Александр хотел ехать в
Орду, но псковитяне не пустили его, говоря: "Не езди, господин, в Орду;
что б с тобою ни случилось, умрем, господин, с тобою на одном месте".
Надобно было действовать силою, но северные князья не любили действовать
силою там, где успех был неверен; они рассуждали: "Псковичи крепко
взялись защищать Александра, обещались все умереть за него, а близко их
немцы, те подадут им помощь". Придумали другое средство, и придумал его
Калита, по свидетельству псковского летописца: уговорили митрополита
Феогноста проклясть и отлучить от церкви князя Александра и весь Псков,
если они не исполнят требование князей. Средство подействовало,
Александр сказал псковичам: "Братья мои и друзья мои! не будь на вас
проклятия ради меня; еду вон из вашего города и снимаю с вас крестное
целование, только целуйте крест, что не выдадите княгини моей". Псковичи
поцеловали крест и отпустили Александра в Литву, хотя очень горьки были
им его проводы: тогда, говорит летописец, была во Пскове туга и печаль и
молва многая по князе Александре, который добротою и любовию своею
пришелся по сердцу псковичам. По отъезде Александра послы псковские
отправились к великому князю московскому и сказали ему: "Князь Александр
изо Пскова поехал прочь; а тебе, господину своему князю великому, весь
Псков кланяется от мала и до велика: и попы, и чернецы, и черницы, и
сироты, и вдовы, и жены, и малые дети". Услыхав, что Александр уехал изо
Пскова, Калита заключил с псковичами мир вечный по старине, по отчине и
по дедине, после чего митрополит Феогност с новгородским владыкою
благословили посадника и весь Псков (1329 г.).
Полтора года пробыл Александр в Литве и, когда гроза приутихла,
возвратился к жене во Псков, жители которого приняли его с честию и
посадили у себя на княжении. Десять лет спокойно княжил Александр во
Пскове, но тосковал по своей родной Твери: Псков по формам своего быта
не мог быть наследственным княжеством для сыновей его; относительно же
родной области он знал старый обычай, по которому дети изгнанного князя
не могли надеяться на наследство; по словам летописи, Александр
рассуждал так: "Если умру здесь, то что будет с детьми моими? все знают,
что я выбежал из княжества моего и умер на чужбине: так дети мои будут
лишены своего княжества". В 1336 году Александр послал в Орду сына
Феодора попытаться, нельзя ли как-нибудь умилостивить хана, и, узнавши,
что есть надежда на успех, в 1337 году отправился сам к Узбеку. "Я
сделал много зла тебе, - сказал он хану, - но теперь пришел принять от
тебя смерть или жизнь, будучи готов на все, что бог возвестит тебе".
Узбек сказал на это окружавшим: "Князь Александр смиренною мудростию
избавил себя от смерти" - и позволил ему занять тверской стол; князь
Константин Михайлович волею или неволею уступил княжество старшему
брату.
Но возвращение Александра служило знаком к возобновлению борьбы между
Москвою и Тверью: скоро встречаем в летописи известие, что тверской
князь не мог поладить с московским, и не заключили они между собою мира.
Еще прежде видим, что бояре тверские отъезжают от Александра к
московскому князю. Спор мог кончиться только гибелью одного из
соперников, и Калита решился предупредить врага: в 1339 году он
отправился с двумя сыновьями в Орду, и вслед за этим Александр получил
приказ явиться туда же: зов этот последовал думою Калиты, говорит
летописец. Александр уже знал, что кто-то оклеветал его пред ханом,
который опять очень сердит на него, и потому отправил перед собою сына
Феодора, а за ним уже отправился сам по новому зову из Орды. Феодор
Александрович встретил отца и объявил ему, что дела идут плохо; проживши
месяц в Орде, Александр узнал от татар - приятелей своих, что участь его
решена. Узбек определил ему смерть, назначили и день казни. В этот день,
29 октября, Александр встал рано, помолился и, видя, что время проходит,
послал к ханше за вестями, сел и сам на коня и поехал по знакомым
разузнавать о своей участи, но везде был один ответ, что она решена, что
он должен ждать в этот самый день смерти, дома его ждал его посланный от
ханши с тою же вестию. Александр стал прощаться с сыном и боярами,
сделал распоряжение насчет княжества своего, исповедался, причастился;
то же самое сделали и сын его Феодор и бояре, потому что никто из них не
думал остаться в живых. Ждали после того недолго: вошли отроки с плачем
и объявили о приближении убийц; Александр вышел сам к ним навстречу - и
был рознят по составам вместе с сыном. Калита еще прежде уехал из Орды с
великим пожалованием и с честию; сыновья его возвратились после смерти
Александровой, приехали в Москву с великою радостию и веселием, по
словам летописи. Тверской стол перешел к брату Александрову, Константину
Михайловичу, который называется собирателем и восстановителем Тверской
волости после татарского опустошения.
Мы видели, что князья хорошо понимали, к чему поведет усиление одного
княжества на счет других при исчезновении родовых отношений, и потому
старались препятствовать этому усилению, составляя союзы против
сильнейшего. Что предугадывали они, то и случилось: московский князь,
ставши силен и без соперника, спешил воспользоваться этою силою, чтоб
примыслить сколько можно больше к своей собственности. Начало княжения
Калиты было, по выражению летописца, началом насилия для других
княжеств, где московский собственник распоряжался своевольно. Горькая
участь постигла знаменитый Ростов Великий: три раза проиграл он свое
дело в борьбе с пригородами, и хотя после перешел как собственность, как
опричнина в род старшего из сыновей Всеволодовых, однако не помогло ему
это старшинство без силы; ни один из Константиновичей ростовских не
держал стола великокняжеского, ни один, следовательно, не мог усилить
свой наследственный Ростов богатыми примыслами, и скоро старший из
городов северных должен был испытать тяжкие насилия от младшего из
пригородов: отнялись от князей ростовских власть и княжение, имущество,
честь и слава, говорит летописец. Прислан был из Москвы в Ростов от
князя Ивана Даниловича, как воевода какой-нибудь, вельможа Василий
Кочева и другой с ним, Миняй. Наложили они великую нужду на город Ростов
и на всех жителей его; немало ростовцев должны были передавать москвичам
имение свое по нужде, но, кроме того, принимали еще от них раны и оковы;
старшего боярина ростовского Аверкия москвичи стремглав повесили и после
такого поругания чуть жива отпустили. И не в одном Ростове это делалось,
но во всех волостях и селах его, так что много людей разбежалось из
Ростовского княжества в другие страны. Мы не знаем, по какому случаю,
вследствие каких предшествовавших обстоятельств позволил себе Калита
такие поступки в Ростовском княжестве; должно полагать, что ростовским
князем в это время был Василий Константинович. Со стороны утесненных
князей не обошлось без сопротивления: так, московский князь встретил
врага в зяте своем, Василии Давыдовиче ярославском, внуке Федора
Ростиславича Черного; Василий, как видно, действовал заодно с
Александром тверским и помогал ему в Орде, ибо есть известие, что Калита
посылал перехватить его на дороге к хану, но ярославский князь отбился
от московского отряда, состоявшего из 500 человек, достиг Орды,
благополучно возвратился оттуда и пережил Калиту. По смерти Александра и
Тверь не избежала насилий московских: Калита велел снять от св. Спаса
колокол и привезти в Москву - насилие очень чувствительное по тогдашним
понятиям о колоколе вообще, и особенно о колоколе главной церкви в
городе. Из других князей упоминаются: князь Александр Васильевич
суздальский, помогавший Калите опустошать тверские волости; Александр
умер в 1332 году, его место занял брат его, Константин Васильевич,
участвовавший в походе под Смоленск, Стародубский князь Федор Иванович
был убит в Орде в 1329 году. Мы видели, что Галич и Дмитров достались
брату Александра Невского, Константину Ярославичу, у которого
упоминаются сыновья - Давыд, князь галицкий и дмитровский, и Василий,
после которого видим разделение волости, ибо под 1333 годом говорится о
смерти князя Бориса дмитровского, а под 1334 годом - о смерти Федора
галицкого. Упоминается князь Романчук белозерский. Под 1338 годом
упоминается князь Иван Ярославич юрьевский - это, должно быть, потомок
Святослава Всеволодовича, Об убиении князя Ивана Ярославича рязанского в
летописи упомянуто в рассказе о походе татар с Калитою на Тверь; сын и
преемник Ивана Ярославича, Иван Иванович Коротопол, возвращаясь в 1340
году из Орды, встретил родственника своего, Двоюродного брата Александра
Михайловича пронского, отправлявшегося туда же с данью, или выходом,
ограбил его, привел в Переяславль Рязанский и там велел убить; явление
это объясняется тем, что старшие, или сильнейшие, князья в каждом
княжестве в видах усиления своего на счет младших, слабейших, хотели
одни знать Орду, т. е. собирать дань и отвозить ее к хану. В Смоленске
княжил Иван Александрович; как видно надеясь на отдаленность своего
княжества, он не хотел подчиняться хану и возить выход в Орду, и потому
Узбек в 1340 году послал войско к Смоленску, куда велел также идти и
всем князьям русским: рязанскому, суздальскому, ростовскому, юрьевскому,
друцкому, фоминскому - и мордовским князьям; московский великий князь
сам не пошел, но отправил свое войско под начальством двоих воевод -
Александра Ивановича и Федора Акинфовича. Эта рать пожгла посады
смоленские, пограбила села и волости, несколько дней постояла под
Смоленском и пошла назад: татары пошли в Орду с большим полоном и
богатством, а русские князья возвратились домой здоровы и целы.
Новгородцы, освобожденные московским князем от Василия тверского, не
могли доброжелательствовать наследникам Михайловым; они признали своим
князем Димитрия, потом Александра Михайловича, когда он возвратился с
ярлыком из Орды, но не приняли к себе Александра после убийства
Шевкалова, взяли наместников московского князя и стояли за последнего
против Александра и псковичей. Но Калита скоро показал новгородцам, что
переменилось только имя и что значение Твери относительно Новгорода
перешло к Москве. Что же теперь спасет Новгород? От Твери спасла его
Москва, от Москвы должен спасти его какой-нибудь другой город, Москве
враждебный: следовательно, новгородцы должны искать врагов московским
князьям, пользоваться ссорами в семействе последних; но когда эти ссоры
прекратятся, когда уже не будет других князей, кроме московского, то что
тогда останется новгородцам? Останется или отказаться от своего старого
быта, приравняться к Москве, или искать соперника московскому князю в
Литве. Но московским князьям нужны были еще прежде всего деньги, чтоб, с
одной стороны, задаривать хана, с другой - накупать как можно больше сел
и городов в других княжествах; вот почему Новгород мог еще на несколько
времени сохранить свой прежний быт, удовлетворяя денежным требованиям
великих князей, усиливая последних на свой счет. В 1332 году Калита
запросил у новгородцев серебра закамского, старинной дани печерской и за
отказ взял Торжок, Бежецкий Верх, а в следующем году пришел в Торжок со
всеми князьями низовскими и рязанскими и начал опустошать новгородские
волости. Новгородцы отправили послов звать великого князя в Новгород, но
он их не послушал и, не давши мира, поехал прочь. Новгородцы отправили
за ним новых послов с владыкою Василием, которые нашли Калиту в
Переяславле, давали ему пятьсот рублей, только бы отступился от слободы,
которую построил на Новгородской земле; много упрашивал его владыка,
чтоб помирился, но он не послушался его. Любопытно, что тотчас по
возвращении из своего неуспешного посольства к Калите владыка Василий
отправился во Псков, где уже новгородские архиепископы не бывали семь
лет; во Пскове княжил в это время враг московского князя Александр
тверской, у которого владыка Василий окрестил сына Михаила; можно
думать, что все это происходило вследствие размолвки Новгорода с
Калиток). Александр и псковичи находились в тесной связи с Литвою, и вот
под тем же 1333 годом новгородский летописец говорит, что вложил бог в
сердце князю Нариманту-Глебу, сыну великого князя литовского Гедимина,
прислать в Новгород с просьбою позволить ему поклониться св. Софии;
новгородцы послали звать его, и он немедленно приехал, принят был с
честию, целовал крест ко всему Новгороду и получил пригороды - Ладогу,
Орешек, Корельский городок с Корельскою землею и половину Копорья в
отчину и дедину. По другим известиям, новгородцы еще прежде уговорились
об этом с Наримантом. Как бы то ни было, уговор этот был исполнен тогда,
когда Новгороду стал нужен союз Литвы против московского князя. На
следующий год Калита принял с любовию послов новгородских и сам ездил в
Новгород; неизвестно, что было причиною такой перемены: новгородцы ли
уступили всем требованиям Калиты, или последний смягчил свои требования,
опасаясь связи новгородцев с Литвою и Александром псковским? Можно
думать также, что мир заключен был не без участия митрополита, у
которого перед тем был владыка Василий. В кратких известиях летописи
причины явлений не показаны; но по всему видно, что Калита не мог долго
сносить пребывания Александра тверского во Пскове. В 1335 году Калита
собрался с новгородцами и со всею Низовскою землею идти на Псков, но
почему-то поход был отложен, хотя псковичам и не дали мира; намерение,
следовательно, воевать с ними не было оставлено, и московский князь
продолжал ласкать новгородцев: в том же году он позвал к себе в Москву
на честь владыку, посадника, тысяцкого, знатнейших бояр, и они, говорит
летописец, бывши в Москве, много чести видели. Но в тот самый 1337 год,
когда Александр тверской отправился из Пскова в Орду и помирился с
ханом, Калита, вдруг забывши крестное целование, послал рать свою на
Двину за Волок, ибо заволоцкие владения и доходы новгородцев всего
больше должны были соблазнять московского князя; но предприятие не
удалось: московские войска были посрамлены и поражены, как выражается
летописец; имели ли какую-нибудь связь эти два события - поездка
Александра в Орду и разрыв Калиты с Новгородом, - неизвестно. Новгородцы
могли надеяться, что восстановление Александра на отцовском столе и
новая борьба его с Калитою помешают последнему теснить их; но московский
князь не терял времени, и Александр погиб в Орде. Новгородцы отправили к
великому князю послов с выходом, но Калита послал к ним своих просить
другого выхода: "Дайте мне еще царев запрос, чего у меня царь запросил".
Новгородцы отвечали: "Этого у нас не бывало от начала мира, а ты целовал
крест по старой пошлине новгородской и по Ярославовым грамотам". Калита
велел своим наместникам выехать из Новгорода, и не было с ним мира.
Прежде, когда было много князей-соперников, переменявших охотно
волости свои, Новгород редко оставался долгое время без князя: на смену
одного спешил другой; но теперь, когда князья уселись неподвижно каждый
в своей наследственной волости, в Новгороде вместо князя видим уже бояр
- наместников великокняжеских, которые выезжают при первой размолвке
новгородцев с великим князем, и Новгород предоставляется самому себе.
Вследствие этого нового порядка вещей стороны, партии княжеские должны
были исчезнуть: какие могли быть княжеские партии в Новгороде во время
Калиты, когда Новгород мог иметь дело только с одним великим князем,
который раз, много - два приедет в Новгород на самое короткое время?
Тверской партии не могло быть, потому что ни Михаил, ни сыновья его не
жили в Новгороде, не могло быть и вследствие постоянно враждебных
отношений; великим князьям и не нужно теперь иметь в Новгороде
приверженную к себе сторону; их цель - рано или поздно уничтожить
самостоятельность Новгорода, а пока им нужно брать с него как можно
больше денег; они знают, что Новгород будет их, если они будут сильны,
сильнее всех других, но изменчивое расположение новгородцев не даст им
этой силы. Любопытно, что с описываемого времени летописец новгородский
становится видимо равнодушен к смене посадников, начинает часто
пропускать их; мы уже прежде упоминали об этих пропусках. Под 1315 годом
встречаем известие о вручении посадничества Семену Климовичу, и после
того до самого 1331 года нет ни слова о посадниках в летописи; в этом
году встречаем известие о посаднике Варфоломее; но под следующим 1332
годом говорится, что встали крамольники, отняли посадничество у Федора
Ахмыла и дали Захару Михайловичу, причем пограбили двор Семена Судокова,
а у брата его Ксенофонта села пограбили; но Захар недолго был
посадником: в том же году он был свержен и на его место выбран Матвей.
Под 1335 годом упоминается новый посадник Федор Данилович, неизвестно
когда и на чье место избранный. Прежде, еще под 1327 годом, летописец
упоминает о мятеже, во время которого народ пограбил и пожег двор
Евстафия Дворянинца; потом, под 1335 годом, встречаем известие об
усобице, во время которой едва не дошло до кровопролития: по обеим
сторонам Волхова граждане стояли с оружием, но потом сошлись в любовь.
Что касается до принятого на кормление литовского князя Нариманта, то
новгородцы с самого начала увидали ненадежность этих союзов с Литвою: в
1338 году, когда новгородцы вели войну со шведами, Наримант был в Литве;
новгородцы много раз посылали за ним, но он не приехал, даже и сына
своего Александра вывел из Орешка, оставил только своих наместников.
назад
вперед
первая страничка
домашняя страничка