Но братья  Косого,  два Димитрия - Шемяка и Красный,- послали сказать
ему:  "Если богу неугодно, чтоб княжил отец наш, то тебя сами не хотим",
-  и  в  то же время послали к Василию Васильевичу в Нижний звать его на
великое княжение в Москву;  они знали,  что брату  их  не  удержаться  в
Москве,  и спешили добровольным признанием Василия получить расположение
последнего и прибавки к своим уделам.  Василий Васильевич  действительно
отдал Шемяке удел умершего дяди Константина Дмитриевича - Ржеву и Углич,
Димитрию Красному - Бежецкий Верх,  но зато Удержал за собою  удел  дяди
Петра - Дмитров и удел Косого - Звенигород;  кроме того, выговорил, чтоб
Шемяка не вступался в Вятку, воинственное народонаселение которой давало
постоянно  деятельную  помощь  Юрию.  Косой был изгнан из Москвы и лишен
удела; ему не оставалось ничего, кроме самых отчаянных средств, которые,
следовательно,   условливались   его  положением  и  притом  еще  личным
характером.  Вообще, чтоб уяснить себе характер Косого и Шемяки, надобно
войти  в их положение:  притязания отца вовлекли их во вражду с Василием
московским, из которой им не было выхода. Когда отец их овладел в первый
раз Москвою,  они требовали насильственных мер против Василия,  понимая,
что дело идет о том,  кому быть московским князем  и  кому  быть  слугою
московского  князя;  теперь,  когда  восторжествовал  Василий,  Юрьевичи
чувствуют,  что победитель должен употребить  против  них  те  же  самые
средства,  какие  прежде они сами хотели употребить против него,  и если
они  примиряются   с   ним,   то   это   примирение   вынуждено   только
обстоятельствами,  ненадежно,  и обе стороны пользуются им для отыскания
средств к возобновлению борьбы. Но во имя чего же идет эта борьба? Какое
право  поддерживают  Юрьевичи  против Василия?  Борьба идет во имя права
самосохранения:  доведенные до отчаяния,  озлобленные неудачею, Юрьевичи
повинуются  одному  инстинкту  самосохранения и не разбирают средств для
достижения  цели;  но  средства,  употребляемые   Юрьевичами,   вызывают
подобные же и со стороны их соперника.
   Косой бежал  из  Москвы  в Новгород Великий,  но скоро выехал оттуда,
пограбивши по дороге берега Мсты, Бежецкий Верх и Заволочье. В 1435 году
он  успел  собрать  войско  в  Костроме  и  встретился  с великим князем
московским в Ярославской волости, на берегу Которости, между Кузьминским
и Великим Селом:  бог помог Василию Васильевичу,  Косой бежал в Кашин и,
собравшись здесь с силами,  напал нечаянно на Вологду,  где была застава
(гарнизон) великокняжеская, захватил воевод и дворян московских и послал
за вятчанами, которые не замедлили прийти к нему. Московский князь пошел
опять  за  ним к Костроме и стал у нынешнего монастыря Ипатьевского,  на
мысе между Волгою и  Костромою,  за  которою  расположился  Косой.  Река
помешала  биться,  и  двоюродные братья помирились:  великий князь отдал
Косому в удел Дмитров;  почему же не  прежний  удел  его  -  Звенигород?
Почему  и  прежде Василий не дал этого отцовского удела Шемяке и уступил
ему  удел  Константина   Дмитриевича!   Распоряжение   это   объясняется
последующими распоряжениями: и после великие князья стараются переменять
владения князей удельных,  дабы последние, постоянно живя в одном уделе,
не  могли  приучить  к себе его жителей,  приобресть их любовь.  Юрьевич
признал Василия Васильевича старшим братом,  обязался не брать  великого
княжения,  если  татары будут давать ему его,  обязался также отдать всю
казну, увезенную им из Москвы, равно казну покойного дяди Константина. В
этом  же договоре встречаем следующее условие:  "Которые гости суконники
завели крамолу на меня,  великого князя, и на мою мать, великую княгиню,
да ушли из Москвы в Тверь во время нашей войны,  тех тебе не принимать".
Но мир был не долог:  прожив только месяц в Дмитрове,  Косой  отправился
опять в Кострому, отославши к великому князю разметные грамоты. Проживши
в Костроме до зимнего пути, отправился к брату в Галич, отсюда к Устюгу,
куда пришли к нему и вятчане;  не могши взять крепости устюжской Гледена
силою,  взял его на условиях,  но,  нарушив их, убил московского воеводу
князя  Оболенского,  повесил  десятильника  владыки ростовского и многих
устюжан перебил и перевешал.  И в это самое  время  брат  Косого  Шемяка
приехал  в  Москву  звать  великого князя к себе на свадьбу;  но Василий
Васильевич велел задержать его и стеречь в Коломне на все время войны  с
братом  его;  третий  же Юрьевич,  Димитрий Красный,  по своему кроткому
характеру не мог возбудить подозрения и был в  войсках  великого  князя.
Последний встретился с Косым в Ростовской области, при селе Скорятине. У
Юрьевича кроме вятчан был двор брата его Шемяки;  с великим князем кроме
Димитрия  Красного  находился  Иван  можайский  и новоприбывший из Литвы
князь Иван Баба  Друцкой,  который  изрядил  свой  полк  с  копьями,  по
литовскому  обычаю.  Косой не надеялся одолеть соперника силою и решился
употребить коварство:  заключил с великим князем перемирие до  утра,  и,
когда  Василий,  понадеявшись  на  это,  распустил  свои полки для сбора
припасов,  вдруг прибежали к  нему  сторожа  с  вестию,  что  неприятель
наступает.  Великий  князь  тотчас  разослал  по  всем  сторонам  приказ
собираться,  сам схватил трубу и начал трубить;  полки московские успели
собраться до прихода Косого, который был разбит, взят в плен и отвезен в
Москву,   и   когда   союзники   его,    вятчане,    схватили    воеводу
великокняжеского,  князя Александра Брюхатого, взяли с него богатый окуп
и,  несмотря на это,  отвели к себе  в  плен,  то  великий  князь  велел
ослепить  Косого.  Ожесточенная борьба,  в которой решался вопрос,  кому
стать сильнее всех и подчинить себе всех других,  давно  уже  шла  между
князьями,   борьба,   по  означенному  характеру  не  могшая  отличаться
мягкостию средств:  так, борьба между Москвою и Тверью кончилась гибелью
четырех   князей   тверских.   Московские  князья  погубили  их  в  Орде
посредством хана,  но не менее того погубили;  теперь же, в борьбе между
московскими  князьями,  соперники  были  поставлены  в положение гораздо
опаснейшее:  прежде вопрос шел только о великом  княжении  Владимирском,
торжество   одного   князя   еще   не   грозило  такою  близкою  гибелью
побежденному:  он,  его сыновья и внуки могли существовать как владельцы
почти независимые, тогда как теперь обстоятельства были уже не те, Косой
обнаружил свой характер и свои цели,  показал,  что,  пока он жив, имеет
средства вредить,  до тех пор Василий Васильевич не будет покоен; ханы в
это время потеряли прежнее значение,  их  уже  нельзя  было  употреблять
орудием для гибели соперника, и князьям было предоставлено разделываться
самим друг с другом.
   По ослеплении Косого великий  князь  выпустил  брата  его  Шемяку  из
Коломны в прежний удел и заключил с ним договор, совершенно одинаковый с
предыдущим.  В 1440 году встречаем новый договор с Юрьевичем, где, между
прочим,  сказано  следующее:  "Также  и  теперь,  что вы взяли на Москве
нынешним приходом у меня,  и у моей матери, и у моих князей, у бояр моих
и детей боярских и что будет у вас,  то все вы должны отдать". Это место
ясно указывает на неприятельский приход Юрьевичей  к  Москве.  Летописцы
молчат  об  этом приходе Шемяки под 1440 годом и помещают приход его под
1442,  которому предшествовал поход великого князя на Юрьевича и бегство
последнего  в  Новгородскую область;  причиною вражды Василия к Шемяке в
этом случае было то,  что Юрьевич ослушался зову великокняжеского  и  не
пошел помогать Москве, когда она была осаждена ханом Улу-Махметом в 1439
году,  соперники были примирены троицким архимандритом Зиновием. Если мы
предположим,  что  в  летописи  перемешаны  года  и этот поход 1442 года
должно отнести к 1440, после которого и был заключен означенный договор,
то дело может объясниться легко:  в 1439 году Улу-Махмет осаждал Москву;
Шемяка не явился на помощь, за что великий князь пошел на него и прогнал
в  Новгородскую  область;  потом  Шемяка,  оправившись,  явился  сам под
Москвою и заключил мир.
   Так кончилась первая половина усобицы в княжение Василия Васильевича.
За  право  дядей  боролся  один Юрий,  остальные три Дмитриевича были на
стороне  племянника,  хотя,  как  видно,  и  не  желали   окончательного
низложения  брата.  Все они умерли во время первой половины усобицы,  до
1440 года;  Петр и Константин  умерли  бездетны,  Андрей  оставил  двоих
сыновей  -  Ивана  можайского и Михаила верейского.  Мы видели поведение
Ивана можайского в борьбе Юрия с Василием:  чтобы не  лишиться  волости,
чтобы  не заставить мать свою скитаться по чужим сторонам,  он принимает
сторону победителя,  уверяя в  верности  своей  побежденного,  -  таково
обыкновенно поведение слабых в борьбе двух сильных. До нас дошел договор
обоих Андреевичей с Василием Васильевичем,  заключенный,  как видно, еще
до поездки в Орду,  когда еще Василий не был уверен, что получит великое
княжение, ибо Андреевичи говорят: "А даст тебе бог достать свою вотчину,
великое  княжение,  то  ты  нас пожалуешь,  как обещался,  - из великого
княжения,  попригожу".  Андреевичи  обязываются  считать  себя  младшими
братьями.  После  торжества  дяди Юрия они заключили и с ним договор,  в
котором  обязываются  почитать  его  отцом,  не  сноситься  с   Василием
Васильевичем  и по кончине Юрия признать великое княжение за детьми его,
- знак, что Юрий под предлогом старшинства вел борьбу вовсе не за старый
порядок  вещей  и,  добывши  себе великое княжение,  передавал его своим
детям мимо законного по старине наследника.  Так же  точно  обязался  не
искать  великого  княжения  Московского  под  сыновьями Юрия и рязанский
князь  Иван  Федорович,  по  матери  родной  племянник   Юрию,   который
обязывается  иметь  его  племянником;  Василий  Косой  обязывается иметь
рязанского князя братом равным,  Димитрий Шемяка и  Димитрий  Красный  -
братом  старшим.  До  нас  дошел также договор князя Василия Ярославича,
внука Владимира Андреевича,  с зятем  (мужем  сестры)  и  четвероюродным
братом Василием Васильевичем московским. В этом договоре замечаем другой
тон,  гораздо униженнее:  Василий Ярославич называет  московского  князя
старшим  братом  и  отцом,  обязывается держать под ним великое княжение
честно и грозно.
   С 1440 года по 1445 у великого князя не было враждебных  столкновений
с Шемякою; последний дожидался удобного случая для возобновления борьбы,
и этот случай наконец  представился  по  поводу  дел  татарских.  Прежде
поездки  Василия  Васильевича  с дядею в Орду,  для суда пред ханом,  мы
встречаем известия об обычных набегах татар на украинские места:  в 1425
году  они  приходили  на Рязанскую украйну,  но были разбиты рязанцами и
потеряли всю добычу;  в конце 1428 года они напали нечаянно на  Галицкую
область и стояли здесь месяц;  потом взяли Кострому,  Плесо,  Лух и ушли
Волгою вниз.  Великий князь Василий послал за ними в погоню дядей  своих
Андрея  и Константина Дмитриевичей и боярина Ивана Дмитриевича с полками
московскими;  они не  догнали  татар  и  возвратились;  но  князь  Федор
Стародубский-Пестрый  с  Федором  Константиновичем  Добрынским тайком от
московских князей погнались за татарами, догнали задние отряды и побили.
Тот  же  князь  Федор  Давыдович Пестрый по приказанию князя московского
ходил на болгар и попленил всю их землю в 1431 году.  В 1437 году татары
опустошили границы рязанские; но гораздо важнее были дела с ними в конце
года,  когда хан Улу-Махмет,  изгнанный из Золотой  Орды  братом  своим,
явился  на  границах  русских  и засел в Белеве.  Великий князь отправил
против него сильные полки под начальством обоих  Юрьевичей  -  Шемяки  и
Красного,  которые, по свидетельству летописца, грабили по дороге своих,
русских,  мучили людей,  допытываясь у них имения, били скот и позволяли
себе  всякого рода неприличные поступки.  Когда они пришли к Белеву,  то
хан испугался,  прислал просить  мира,  отдаваясь  на  всю  волю  князей
русских,  но  те  не  послушали его речей,  двинулись к городу и нанесли
татарам сильное поражение. На другой день татарские мурзы приехали опять
для  переговоров  с  великокняжескими  воеводами:  хан давал сына и мурз
своих в заложники,  обязывался,  пока жив,  стеречь Русскую землю  и  не
требовать  никаких выходов.  Но воеводы не соглашались и на эти условия;
тогда мурзы сказали им:  "Не хотите мира,  так оглянитесь  назад!"  -  и
воеводы  увидали,  что  все  русское  войско бежит назад перед татарами.
Причиною  этого  бегства  был  литовский   мценский   воевода   Григорий
Протасьев,  присланный своим князем на помощь москвичам: он передался на
сторону хана и начал говорить московским воеводам:  "Великий  князь  мой
прислал ко мне приказ,  чтоб я не бился с ханом,  а заключил с ним мир и
распустил полки". Когда московские воеводы приуныли от этого объявления,
Протасьев  послал  ночью  к  хану,  чтоб тот утром нападал на московскую
рать. Утро, как нарочно, было мглистое, и русские сторожа не видали, как
татары  вышли из города и напали на московские полки;  Протасьев побежал
прежде всех, крича: "Беги! беги!" - и все в ужасе побежали за ним.
   После этой  победы  Улу-Махмет  пошел  степью  мимо  русских  границ,
переправился  через Волгу и засел в опустелой от русских набегов Казани,
где поставил себе деревянный город на новом месте,  и в июле  1439  года
явился нечаянно под Москвою. Великий князь не успел собраться с силами и
уехал за Волгу,  оставив защищать  Москву  воеводу  своего,  князя  Юрия
Патрикеевича;  хан  стоял  10  дней  под городом,  взять его не мог,  но
наделал много зла Русской земле,  на  возвратном  пути  сжег  Коломну  и
погубил множество людей.  В 1444 году султан Мустафа пришел на Рязань со
множеством татар,  повоевал волости и села  рязанские  и  остановился  в
степи  для  продажи пленников,  которых выкупали рязанцы.  Когда пленные
были все выкуплены,  Мустафа пришел опять в Рязань,  на этот раз  уже  с
миром;  хотелось  ему  зимовать  в  городе,  потому  что в степи не было
никакой возможности оставаться:  осенью вся степь  погорела  пожаром,  а
зима  была лютая,  с большими снегами и сильными вьюгами;  от бескормицы
лошади у татар перемерли.  Когда в Москве узнали  об  этом,  то  великий
князь отправил на Мустафу двоих воевод своих - князя Василия Оболенского
и Андрея Голтяева - с  двором  своим  да  мордву  на  лыжах.  Московские
воеводы  нашли  Мустафу  под  Переяславлем на речке Листани,  потому что
рязанцы выслали его из своего города.  Несчастные татары, полузамерзшие,
бесконные,  не  могшие владеть луками по причине сильного вихря,  должны
были выдержать нападение с трех сторон:  от воевод московских, от мордвы
и от казаков рязанских,  которые упоминаются тут в первый раз.  Несмотря
на беспомощное состояние свое,  татары  резались  крепко,  по  выражению
летописца, живыми в руки не давались и были сломлены только превосходным
числом неприятелей, причем сам Муста-фа был убит. Другие татары в том же
году отплатили за Мустафу нападением и на Рязанскую украйну,  и на землю
Мордовскую; а в 1445 году хан Улу-Махмет засел в старом Нижнем Новгороде
и  оттуда  пришел  к  Мурому.  Великий  князь вышел против него со всеми
своими силами,  с князьями - Шемякою,  обоими  Андреевичами  и  Василием
Ярославичем;  хан  испугался  и  убежал назад в Нижний Новгород,  только
передовым полкам  великокняжеским  удалось  побить  татар  под  Муромом,
Гороховцом и в других местах.
   Но иначе  кончилось  дело  при  второй  встрече  Василия  с  татарами
Улу-Махметовыми.  Весною того же года пришла в Москву  весть,  что  двое
сыновей  Улу-Махметовых  опять  появились в русских границах,  и великий
князь,  заговевшись на Петров пост, вышел против них. В Юрьев прискакали
к нему нижегородские воеводы - князь Федор Долголядов и Юшка Драница - с
вестию,  "что они выбежали ночью из города,  зажегши его,  потому что не
могли долее переносить голода:  что было хлебного запасу,  все переели".
Тогда великий князь,  проведши Петров день в Юрьеве,  пошел к Суздалю  и
стал на реке Каменке,  куда пришли к нему двоюродные братья Андреевичи и
Василий Ярославич.  6  июля  московское  войско  переполошилось,  надели
доспехи,   подняли   знамена  и  выступили  в  поле,  но  неприятель  не
показывался,  и великий князь,  возвратившись  в  стан,  сел  ужинать  с
князьями  и боярами;  долго пили ночью,  встали на другой день уже после
солнечного восхода,  и Василий, отслушав заутреню, хотел было опять лечь
спать,  как  пришла  весть,  что  татары переправляются чрез реку Нерль.
Великий князь тотчас же послал с этою вестию по всем станам,  сам  надел
доспехи,  поднял знамена и выступил в поле,  но войска было у него мало,
всего тысячи с полторы,  потому  что  полки  союзных  князей  не  успели
собраться,  не  успели  прийти  и  союзные  татары,  не пришел и Шемяка,
несмотря на то что к нему много раз посылали. Подле Евфимиева монастыря,
по  левую сторону,  сошлись русские полки с татарами,  и в первой стычке
рать великокняжеская обратила в бегство татар; но когда стала гнаться за
ними  в беспорядке,  то неприятель обратился и нанес русским совершенное
поражение.  Великий князь отбивался храбро,  получил множество ран и был
наконец  взят  в  плен  вместе с двоюродным братом Михаилом Андреевичем;
князь Иван Андреевич можайский был также ранен и сбит с коня,  но  успел
пересесть  на  другого  и  спасся  бегством.  Победители  рассыпались по
окрестностям для грабежа,  а сыновья ханские,  остановившись в Евфимиеве
монастыре,  сняли  с  великого князя крест-тельник и отослали в Москву к
матери и жене пленника.
   Когда узнали в Москве об участи  великого  князя,  то  поднялся  плач
великий  и  рыдание  многое,  говорит  летописец.  Но  за этою бедою для
москвичей по следам шла другая:  ночью 14  июля  загорелся  их  город  и
выгорел весь; не осталось ни одного дерева, а каменные церкви распались,
и стены каменные попадали во многих местах;  людей  много  погорело:  по
некоторым известиям, 700 человек, по другим - гораздо больше, духовных и
мирян,  потому что с одной стороны огонь,  а с другой -  боялись  татар;
казны  и  всякого  товара  сгорело  множество,  ибо  из  разных  городов
собрались тогда жители в Москву и сели в осаде.  Великие княгини Софья и
Марья  с  детьми  и боярами уехали в Ростов;  по некоторым же известиям,
великая княгиня Софья отправилась было сначала в Тверь, но от реки Дубны
была возвращена назад Шемякою.  Между тем в Москве после отъезда княгинь
поднялось волнение: те, которые могли бежать, хотели оставить Москву; но
чернь,   собравшись,  прежде  всего  начала  строить  городовые  ворота,
хотевших бежать хватали,  били,  ковали и тем прекратили  волнение:  все
вместе начали укреплять город и готовить лес для постройки домов.
   Между тем победители-татары подошли было к Владимиру,  но не решились
на приступ  и  удалились  сперва  к  Мурому,  потом  к  Нижнему,  откуда
Улу-Махмет  со  всею  Ордою и пленным великим князем отступил к Курмышу,
отправивши посла своего Бегича к Шемяке,  который мог теперь думать, что
благоприятная судьба внезапною развязкою дает ему желанное торжество. Он
принял посла с большою честию и отпустил его,  по  выражению  летописца,
"со  всем  лихом  на  великого князя" и вместе с Бегичем отправил к хану
своего посла,  дьяка Дубенского,  хлопотать о том, чтоб Василию не выйти
на  великое  княжение.  Но хан хотел кончить дело как можно скорее,  как
можно скорее получить выгоды от своей  победы;  думая,  что  посол  его,
долго  не  возвращавшийся  от Шемяки,  убит последним,  Махмет вступил в
переговоры с своим  пленником  и  согласился  отпустить  его  в  Москву.
Касательно  условий  освобождения  свидетельства разногласят:  в большей
части летописей сказано:  "Царь Улу-Махмет и сын его утвердили  великого
князя крестным целованием,  что дать ему с себя окуп, сколько может"; но
в некоторых означена огромная сумма - 200000 рублей,  намекается также и
на другие какие-то условия:  "А иное бог весть,  и они между собою";  во
всяком случае трудно согласиться,  чтоб  окуп  был  умеренный.  Летописи
единогласно говорят,  что с великим князем выехали из Орды многие князья
татарские со многими людьми.  И прежде Василий принимал татарских князей
в  службу и давал им кормление - средство превосходное противопоставлять
варварам варваров же,  средство,  которое Россия должна была употреблять
вследствие  самого  своего  географического  положения;  но современники
думали не так:  мы видели,  как они  роптали,  когда  при  отце  Василия
давались  литовским  князьям  богатые кормления;  еще более возбудили их
негодование подобные поступки с татарами,  потому что в них не могла еще
тогда  погаснуть  сильная  ненависть к этому народу,  и когда к тому еще
были  наложены  тяжкие  подати,  чтоб  достать  деньги  для  окупа,   то
неудовольствие   обнаружилось   в   самых   стенах   Москвы:  им  спешил
воспользоваться Шемяка.  Теперь больше чем когда-либо Юрьевич должен был
опасаться Василия, потому что посол его к хану был перехвачен, и великий
князь знал об его замыслах; но, занятый делами татарскими, он не мог еще
думать  о  преследовании  Димитрия.  Последний спешил предупредить его и
начал сноситься с князем Борисом  тверским  и  можайским  князем  Иваном
Андреевичем,  у  которого  хотя  прежде  и было неудовольствие с великим
князем,  однако потом заключен был  мир:  Василий  дал  ему  Козельск  с
волостями,  и можайский князь вместе с братом, как мы видели, находились
в Суздальской битве. Шемяка сообщил князьям слух, который носился тогда,
об  условиях  Василия с ханом Махметом:  шла молва,  будто великий князь
обещал отдать хану все  Московское  княжество,  а  сам  удовольствовался
Тверью. Князья тверской и можайский поверили или сочли полезным для себя
поверить и  согласились  действовать  заодно  с  Шемякою  и  московскими
недовольными,  в  числе  которых  были  бояре,  гости и даже чернецы,  а
главным  двигателем  был  Иван  Старков;  из  бояр  Шемякиных   главными
советниками  летописец  называет  Константиновичей,  из которых после на
видном месте является Никита Константинович.