В 1428  году  пришел черед и новгородцам:  Витовт объявил им войну за
то,  что они называли его  изменником  и  пьяницею;  новгородцы  послали
просить помощи у псковичей,  но те отвечали: "Как вы нам не помогли, так
и мы вам не поможем,  да еще мы и договор заключили с Витовтом,  что  не
помогать вам". Великий князь московский также целовал крест Витовту, что
не будет помогать ни Новгороду,  ни Пскову,  а тверской  князь  отправил
даже  свои  полки  на  помощь  Витовту.  И  вот  Витовт пришел сначала к
Вышгороду,  а потом к Порхову с пушками; была у него одна огромная пушка
по имени Галка,  которая наделала много вреда и Порхову и Литве,  потому
что,  разорвавшись,  убила самого мастера,  воеводу  полоцкого  и  много
ратных людей и лошадей.  Несмотря на то, Порхов не мог долее держаться и
заплатил за себя  Витовту  5000  рублей;  потом  приехали  из  Новгорода
владыка с боярами и заплатили еще 5000 да тысячу за пленных; сбирали это
серебро по всем волостям Новгородским и за Волоком,  брали с 10  человек
по рублю.  "Вот вам за то,  что называли меня изменником и бражником", -
сказал Витовт новгородцам, принимая у них деньги.
   Смерть Витовта обрадовала многих и в  Польше,  и  в  Северо-Восточной
Руси; ей радовались и в Юго-Западной Руси те, которым дорого было свое и
которые  видели  ясно,  что  Витовт  в  своих  честолюбивых  стремлениях
руководился одними личными, корыстными целями. Их надежды давно уже были
обращены на брата Ягайлова,  Свидригайла Олгердовича,  который  оказывал
явное  расположение  к православию и явную ненависть к Польше.  Польские
писатели изображают Свидригайла человеком,  преданным вину и праздности,
непостоянным,  вспыльчивым,  безрассудным, склонным на все стороны, куда
ветер подует, и находят в нем одно только доброе качество - щедрость. Но
должно   заметить,   что  почти  всех  Гедиминовичей  можно  упрекать  в
непостоянстве,  видя,  с какою  легкостию  изменяют  они  одной  вере  и
народности в пользу другой,  лишь бы только эта измена вела к скорейшему
достижению известной  цели.  Эта  фамильная  черта  Гедиминовичей  равно
поражает нас как в Ягайле,  Свидригайле и Витовте,  так и в последнем из
Гедиминовичей,  Сигизмунде Августе, который точно так же был равнодушен,
точно так же колебался между католицизмом и протестантизмом,  как предки
его колебались между католицизмом и православием.  Быть  может,  причина
такому явлению заключалась в самом положении литовского народа, который,
не успев выработать для себя крепких основ народного характера, пришел в
столкновение  с  различными чуждыми и высшими его народностями:  к одной
которой-нибудь из них он должен был  при  равняться,  не  насильственно,
однако, а с правом выбора.
   По смерти  Витовта  Ягайло  не  мог  противиться  всеобщему  желанию:
русские и литовские вельможи бросились к Свидригайлу и провозгласили его
великим  князем.  Свидригайло  ознаменовал  свое вступление на отцовский
стол тем,  что занял литовские замки  от  своего  имени,  с  исключением
Ягайлова, и тем обнаружил намерение отложиться от Польши. Кипя гневом за
прежние обиды и гонения, он в резких словах укорял короля и его польских
советников,  грозя  им местию.  Ягайло находился в самом затруднительном
положении;  эта затруднительность еще более усилилась при известии,  что
поляки,  услыхав о смерти Витовта,  внезапно захватили Подолию, вытеснив
оттуда литовских наместников. Свидригайло выходил из себя, грозил королю
тюрьмою  и даже смертию,  если поляки не возвратят Подолию Литве.  Тогда
советники королевские решились  умертвить  Свидригайла  и,  запершись  в
Вильне,  держаться там до прибытия коронного войска.  Но Ягайло никак не
соглашался на такую меру и почел за  лучшее  возвратить  брату  Подолию.
Свидригайло, обрадованный уступчивостию короля, утих и начал ласкаться к
брату; но вельможи польские были в отчаянии, что Подолия отходит от них,
стали  придумывать средства,  как бы помешать королевскому намерению,  и
наконец нашли:  тайным образом дали знать польскому коменданту  Каменца,
чтоб  он  не  слушался королевского повеления,  не сдавал города Литве и
заключил бы в оковы  Ягайловых  и  Свидригайловых  посланных;  комендант
исполнил их желание.
   В 1431 году Ягайло возвратился в Польшу; на Сендомирском сейме слабый
старик стал жаловаться на обиды от Свидригайла; негодование поляков было
усилено еще вестями, что Свидригайло не оставляет в покое ни Подолии, ни
других соседних областей;  но они боялись действовать против  литовского
князя  вооруженною  силою,  зная  сильную приверженность к нему русских,
заподозривая и короля своего в тайном доброжелательстве брату,  и потому
решились  попытаться  сперва мирным путем склонить Свидригайла к уступке
Подолии и к признанию своей зависимости от Польши.  Первое посольство их
осталось  без  успеха;  при  втором,  выведенный  из  терпения  дерзкими
требованиями Яна Лутека Бржеского,  Свидригайло дал ему пощечину.  В том
же  году  (1431) Бржеский опять приехал послом от Ягайла,  опять говорил
Свидригайлу те же речи, опять получил от него пощечину, но теперь уже не
был  отпущен  назад,  а заключен в тюрьму.  Ягайло выступил с войском на
Литву,  хотя, как выражается польский историк, горше смерти был ему этот
поход против родной земли и родного брата. Борьба между народностями, из
которых одна посягала на права другой,  ведена  была,  как  и  следовало
ожидать,   с  большим  ожесточением:  с  обеих  сторон  не  было  пощады
пленникам,  причем русские особенно изливали  свою  месть  на  латинское
духовенство.  Жители Луцка с удивительным мужеством выдерживали осаду от
королевского войска;  несмотря на то,  по уверению  польского  историка,
город  должен  был  бы  скоро  сдаться  и война кончилась бы с выгодою и
честию для короля и королевства,  если б тому  не  помешал  сам  Ягайло,
благоприятствовавший  Свидригайлу  и его подданным,  с которыми поспешил
заключить перемирие,  причем положен был срок и место для переговоров  о
вечном   мире.   Король   снял  осаду  Луцка,  и  русские  торжествовали
отступление неприятеля тем,  что разрушили  все  католические  церкви  в
Луцкой земле.
   Съезд для   заключения  вечного  мира  назначен  был  в  Парчеве;  но
Свидригайло не явился туда и  не  прислал  своих  уполномоченных.  Тогда
поляки,  не  надеясь  справиться  с  литовским  князем  открытою  силою,
решились выставить ему соперника и возбудить междоусобие  в  собственных
его   владениях.   Мы   видели,   что   Свидригайло   держался  русского
народонаселения.  Это  возбуждало  неудовольствие  собственно  литовских
вельмож,    особенно    тех,    которые   приняли   католицизм.   Поляки
воспользовались их неудовольствием и послали Лаврентия Зоронбу в Литву с
явным  поручением  от  Ягайла  к  брату  его  -  склонять  последнего  к
покорности - и с тайным поручением -  уговаривать  литовских  вельмож  к
свержению  Свидригайла  и  к  принятию  к себе в князья Витовтова брата,
Сигизмунда Кейстутовича,  князя стародубского.  Зоронба успел как нельзя
лучше  выполнить  свое  поручение:  составлен  был  заговор,  с  помощию
которого Сигизмунд стародубский напал нечаянно на Свидригайла  и  выгнал
его из Литвы;  но Русь (т.  е.  Малороссия), Смоленск и Витебск остались
верными Свидригайлу.
   Сведав об изгнании Свидригайла из  Литвы,  король  созвал  вельмож  и
прелатов  для  совещания о делах этой страны.  Положено было отправить к
Сигизмунду  полномочных  послов,  в  числе  которых  находился   Збигнев
Олесницкий.  Сигизмунд  с  почестями принял посольство и подчинил себя и
свое  княжество  короне  Польской.  Такой  поступок  понятен:  Сигизмунд
собственными  средствами не мог держаться против Свидригайла;  ему нужна
была  помощь  Польши,  авторитет  ее  короля.  Но  понятно  также,   что
подчинение  Литвы  Польше  не  могло  доставить  Сигизмунду расположения
многих  литовцев,  которые  не  хотели  этого  подчинения;  вот   почему
Сигизмунд скоро увидел, что окружен людьми, на верность которых не может
положиться;  и хотя  польский  летописец  видит  в  этом  случае  только
врожденное   непостоянство  литовцев,  но  мы  имеем  право  видеть  еще
что-нибудь другое,  тем более что тот же самый летописец в один голос  с
летописцем   русским   упрекает   Сигизмунда  в  страшной  жестокости  и
безнравственности.  Открыт был заговор на жизнь  Сигизмунда,  и  главами
заговора  были  двое  знаменитейших вельмож:  Янут,  палатин троцкий,  и
Румбольд,  гетман  литовский.  Янут  и   Румбольд   вместе   с   другими
соучастниками  погибли под топором;  но ожесточение против Сигизмунда не
уменьшилось:  он не смел встретиться с  Свидригайлом  в  открытом  поле,
боясь измены своих.
   В таком положении находились Литва и Юго-Западная Русь,  когда в 1434
году умер король Ягайло.  Поляки возвели на престол сына его Владислава,
не без смут,  впрочем,  и сопротивления со стороны некоторых вельмож. Но
перемена,  совершившаяся в Польше,  не изменила положения Литвы и  Руси:
здесь   по-прежнему   шла   борьба  между  Сигизмундом  и  Свидригайлом,
по-прежнему последний не хотел отказываться от прав  своих  на  Литву  и
по-прежнему  был  несчастлив  на  войне:  войска  его  потерпели сильное
поражение  под  Вилькомиром.  Но  Сигизмунд  недолго  наслаждался  своим
торжеством:  двое братьев,  русские князья Иван и Александр Чарторыйские
составили новый заговор, вследствие которого Сигизмунд лишился жизни.
   По убиении Сигизмунда литовские  вельможи  разделились:  одни  хотели
видеть великим князем Владислава Ягайловича,  короля польского;  другие,
возвеличенные Сигизмундом,  держались сына его Михаила; третьи, наконец,
хотели   Свидригайла.  Король  Владислав  был  в  это  время  в  большом
затруднении:  венгры выбрали его на свой  престол  и  просили  поспешить
приездом  к  ним,  а между тем Литва требовала также его присутствия и в
противном случае грозила отделиться от Польши.  После долгих совещаний с
польскими вельможами решено было,  чтоб сам Владислав поспешил в Венгрию
для упрочения себе тамошнего престола,  а в Литву отправил  вместо  себя
родного брата своего, молодого Казимира, не в качестве, однако, великого
князя  литовского,  а  в  качестве  наместника  польского.  Литовские  и
некоторые  из  русских  вельмож  вместе  с  Александром,  или  Олельком,
Владимировичем, князем киевским, внуком Олгердовым, приняли Казимира, но
никак  не  хотели  видеть  в  нем  наместника  Владиславова  и требовали
возведения его на великокняжеский престол;  поляки, окружавшие Казимира,
никак не хотели согласиться на это требование, и тогда литовцы против их
воли провозгласили Казимира великим князем. Видя это, король Владислав и
его польские советники придумали средство обессилить Литву,  отнять у ее
князей возможность к сопротивлению польскому владычеству:  это  средство
было  -  разделение  литовских  областей  между Казимиром Ягеллоновичем,
Михаилом Сигизмундовичем и Болеславом мазовецким; назначен был для этого
уже  и  съезд  в Парчеве,  но сопротивление литовских вельмож помешало и
этому намерению.
   В 1444 году Владислав,  король польский и венгерский,  пал в битве  с
турками при Варне, и это событие имело важное значение в судьбах Литвы и
Руси;  оно снова затягивало связь их с Польшею,  потому  что  бездетному
Владиславу  должен  был наследовать брат его,  осьмнадцатилетний Казимир
литовский.  Поляки,  по  мысли  Збигнева  Олесницкого,  прислали   звать
Казимира  к  себе  на  престол;  тот  по  внушениям  литовцев  долго  не
соглашался:  на Петрковском сейме в 1446 году послы Казимировы,  русские
князья  Василий  Красный  и Юрий Семенович,  объявили панам прямой отказ
своего князя наследовать брату на престоле польском;  второе  посольство
поляков  также  не имело успеха;  наконец Казимир должен был уступить их
требованиям,  когда узнал,  что на сейме идет речь  о  выборе  в  короли
Болеслава, князя мазовецкого, тестя и покровителя соперника его, Михаила
Сигизмундовича.   Затруднительно   было   положение    Казимира    между
притязаниями  поляков  на  литовские  владения  и  стремлениями литовцев
удержать  свою  самостоятельность  относительно  Польши;   иногда   дело
доходило  до явного разрыва,  и больших усилий стоило Казимиру отвратить
кровопролитие.  Но этого мало:  Орден  является  опять  на  сцену,  чтоб
отвлечь  внимание  государей  польско-литовских  от  востока  к  западу.
Грюнвальдская битва, нанесшая решительный удар Ордену, служила знаком ко
внутренним  беспокойствам  в  его  владениях:  ослабленные  рыцари стали
нуждаться   теперь   в   помощи   дворянства   и   городов;    последние
воспользовались обстоятельствами и начали требовать участия в правлении,
начали требовать,  чтоб при великом магистре находился совет,  состоящий
из  выборных  от  Ордена,  дворянства и главных городов,  и чтоб на этом
совете решались все важнейшие дела.  Вследствие  этих  стремлений  между
Орденом,  с одной стороны,  дворянством и городами - с другой,  начались
неудовольствия,  кончившиеся тем,  что в 1454 году  послы  от  дворян  и
городов  прусских явились к королю Казимиру с просьбою принять их в свое
подданство. Казимир согласился, и следствием этого была война с Орденом,
война продолжительная,  ведшаяся с переменным счастием и поглотившая все
внимание короля и сеймов.
   Такое затруднительное положение великого князя  литовского,  с  одной
стороны, и не менее затруднительное положение великого князя московского
- с другой,  сдерживало обоих,  мешало значительным  столкновениям  Руси
Юго-Западной  с  Северо-Восточною  во все описываемое время.  Но если не
могло  быть  между  Литвою  и  Москвою   войны   значительной,   богатой
решительными  последствиями,  то  самые  усобицы,  однако  происходившие
одновременно и здесь и там,  не могли допустить и постоянного мира между
обеими державами, потому что враждующие стороны на северо-востоке искали
себе пособия  и  убежища  на  юго-западе  и  наоборот.  Свидригайло  был
побратим  князю  Юрию  Дмитриевичу,  следовательно,  Василий  московский
должен был находиться  в  союзе  с  врагом  Свидригайловым,  Сигизмундом
Кейстутовичем   и   сыном  его  Михаилом,  а  убийца  Сигизмунда,  князь
Чарторыйский,  жил у Шемяки и вместе с ним приходил воевать  на  Москву.
Василий  держал  сторону Михаила и в борьбе его с Казимиром;  мы видели,
что в 1444 году,  находясь в войне с Михаилом и  Болеславом  мазовецким,
Казимир предлагал новгородцам помощь под условием подданства. Новгородцы
не согласились на это предложение,  и в 1445 году великий князь  Василий
послал  нечаянно  двух татарских царевичей на литовские города - Вязьму,
Брянск и другие;  татары много воевали,  много народу побили  и  в  плен
повели,  пожгли Литовскую землю почти до самого Смоленска и возвратились
домой с большим богатством.  Казимир спешил  отомстить  и  отправил  под
Калугу  7000  войска  под начальством семерых панов своих.  Были они под
Козельском и под Калугою,  но не могли здесь сделать ничего и  отошли  к
Суходрову;  тут  встретили  их  сто  человек  можайцев,  сто  верейцев и
шестьдесят боровцев и сразились:  русские потеряли своих воевод, литовцы
также  потеряли  двести  человек  убитыми  и  возвратились  домой.  Это,
впрочем,  было единственное ратное дело с Литвою в княжение  Василия;  в
1448  году  был  в  Москве  посол литовский,  а в 1449 году заключен был
договор  между  королем  Казимиром  и  великим  князем  Василием  и  его
братьями:   Иваном   Андреевичем,   Михаилом   Андреевичем   и  Василием
Ярославичем;  Василий обязался жить с Казимиром в любви  и  быть  с  ним
везде заодно,  хотеть добра ему и его земле везде, где бы ни было; те же
обязательства взял на себя и Казимир.  Договаривающиеся  клянутся  иметь
одних врагов и друзей;  Казимир обязывается не принимать к себе Димитрия
Шемяки,  а Василий -  Михаила  Сигизмундовича.  Если  пойдут  татары  на
украинские  места,  то  князьям  и  воеводам,  литовским  и  московским,
переславшись друг  с  другом,  обороняться  заодно.  Казимир  и  Василий
обещают  не вступаться во владения друг друга,  и в случае смерти одного
из них  другой  должен  заботиться  о  семействе  умершего.  Обязываются
помогать  друг другу войском в случае нападения неприятельского;  но это
обязательство может быть и не исполнено,  если союзник будет занят сам у
себя  дома войною.  Орду великий князь московский знает по старине,  ему
самому и послам его путь чист в Орду чрез литовские владения.  С первого
взгляда  последнее  условие кажется странным:  для чего было московскому
князю или послам его ездить в Орду чрез литовские  владения?  Но  мы  не
должны забывать, что при усобицах княжеских победитель захватывал пути в
Орду, чтоб не пропускать туда соперника, и для последнего в таком случае
было  очень  важно  проехать  беспрепятственно окольными путями.  Далее,
договаривающиеся  обязываются  не  трогать  служилых   князей.   Василий
московский  называет  себя  в  договоре князем новгородским и требует от
Казимира,  чтобы тот не вступался в Новгород Великий,  и во Псков,  и во
все  новгородские  и  псковские  места,  и  если новгородцы или псковичи
предложат ему принять их в подданство,  то король не должен  соглашаться
на  это.  Если  новгородцы  или  псковичи нагрубят королю,  то последний
должен уведомить об  этом  великого  князя  московского  и  потом  может
переведаться с новгородцами и псковичами, и Василий не вступится за них,
не будет сердиться на Казимира,  если только последний  не  захватит  их
земли  и  воды.  Казимир  обязывается  держать  с немцами вечный мир,  с
новгородцами особенный мир,  с псковичами особенный,  и если станут  они
воевать  друг  с  другом,  то  король  не  вмешивается  в их дело.  Если
новгородцы или  псковичи  нагрубят  великому  князю  московскому  и  тот
захочет  их показнить,  то Казимиру за них не вступаться.  Великий князь
Иван Федорович рязанский в любви с великим  князем  московским,  старшим
своим  братом,  и потому король не должен обижать его,  и если рязанский
князь нагрубит Казимиру, то последний обязан дать знать об этом Василию,
и  тот  удержит  его,  заставит исправиться;  если же рязанский князь не
исправится,  то король волен его показнить,  и московский князь не будет
за него заступаться;  если же рязанский князь захочет служить королю, то
Василий не будет за это на него сердиться или мстить ему.
   Войны не было после этого между Москвою и Литвою, но и договор не был
соблюдаем;  Михаил Сигизмундович был принят в Москве,  где и умер в 1452
году,  в одно время с знаменитым Свидригайлом;  с своей стороны  Казимир
принял   сына  Шемяки  и  потом  Ивана  Андреевича  можайского  и  Ивана
Васильевича серпуховского: Шемячич получил во владение Рыльск и Новгород
Северский;  Можайский  получил  сперва  Брянск,  потом Стародуб и Гомей.
Видим новые переговоры между великими князьями - московским и литовским,
причем   митрополит   Иона   является  посредником.  Рязанцы  опустошали
литовские владения и входили за промыслами туда,  куда им издавна входов
не  бывало;  Казимир  жаловался  на  это великому князю рязанскому Ивану
Федоровичу, но получил ли удовлетворение - неизвестно.
   Московские удельные  князья  бежали  в  Литву  вследствие  стремлений
своего старшего,  великого князя к единовластию; но чего они не хотели в
Москве, тому самому должны были подвергнуться в Литве: они не могли быть
здесь князьями самостоятельными и,  принимая волости от внука Олгердова,
клялись быть его  подручниками,  слугами,  данниками.  В  тех  же  самых
отношениях  к  литовскому  великому  князю  были  уже  давно  все князья
Рюриковичи Юго-Западной Руси.