Из этого обзора постепенного распространения,  разделения и собирания
Московских   волостей   мы  видим,  что  в  распространении  Московского
княжества  завоевания   играют   весьма   малую   роль;   первоначальное
распространение  на  счет  соседних княжеств - Смоленского и Рязанского,
присоединение Можайска и Коломны с Вереею,  Боровском,  Лужею  произошло
силою   оружия;   но   со   времен  Калиты  распространение  происходило
преимущественно прикупами и примыслами особого рода, в которых оружие не
участвовало. Московский князь скупает (отсюда название окупных князьков)
отдаленные северо-западные и северо-восточные  княжества,  волости,  как
видно   пустынные,   бедные,   которых   князья   не  были  в  состоянии
удовлетворять ордынским требованиям,  а с  другой  стороны,  не  были  в
состоянии  противиться ближайшим соседям,  князьям более сильным.  Таким
образом,  московские князья распространяют свои владения на счет слабых,
раздробленных   владений  потомков  Константина,  Ивана  Всеволодовичей,
Константина Ярославича;  Калитою куплены были Белоозеро,  Галич,  Углич;
летописцы не говорят, как приобретен Дмитров; они говорят об изгнании из
волости  князей  галицкого  и  стародубского  при  Донском;  но  волости
стародубских князей не упоминаются среди волостей Донского и наследников
его;  следовательно,  они оставались за князьями-отчичами,  вошедшими  в
служебные      отношения     к     московским     князьям.     Княжества
Нижегородско-Суздальское и Муромское были заняты не силою оружия, только
после  нужно было в продолжение известного времени защищать этот примысл
от  притязаний  прежних   его   князей;   на   юге   московские   князья
распространяют  свои  владения  на  счет слабых,  раздробленных областей
Черниговско-Северских,  на юго-востоке - на счет князей мещерских.  Но в
то  время,  когда  волости присоединяются путем мирным,  куплею или хотя
насильственным,  но без  походов  и  завоеваний,  продолжительные  войны
московских   князей  с  соседними  княжествами,  хотя  и  оканчивавшиеся
благополучно, не имели следствием земельных приобретений: так, ничего не
было  приобретено  от  Твери  после  счастливых  войн с нею при Донском,
ничего не было приобретено от Рязани после определения границ при Иоанне
II;  попытка  приобресть  волости  Новгородские  за  Двиною  при Василии
Дмитриевиче не удалась.  Кроме приобретения  целых  княжеств  московские
князья обогатились приобретением многих сел и мест. Мы знаем, что князья
постоянно вносили в свои договоры условие - не  приобретать  волостей  в
чужих  владениях,  вследствие  чего московские князья,  несмотря на свои
денежные средства,  не  могли  купить  волостей  ни  в  Тверской,  ни  в
Рязанской  области;  но  им  открыта  была  для прикупов великокняжеская
область Владимирская,  которою они постоянно владели,  и мы видели из их
завещаний,  как они воспользовались этим,  как преимущественно наполнили
своими куплями уезд Юрьева Польского;  вот также одна из причин усиления
московских  князей.  Двояким  путем  князья московские приобретали села:
куплею  и  отобранием  у  опальных  бояр;  так  приобретены  были   села
Вельяминовские,  Свибловские, Всеволожские (Ивана Димитриевича), братьев
Константиновичей.  Границы  Московского  княжества  при  кончине  Иоанна
Калиты  не совпадали даже с границами нынешней Московской губернии,  ибо
для этого  недоставало  ему  Дмитрова,  Клина,  Волока  Ламского;  потом
захватывали  некоторую  часть  Тульской  и  Калужской  губерний;  но при
кончине  праправнука  Калитина,  Василия  Темного,  московские  владения
последнего  не  только  обнимают всю нынешнюю Московскую губернию (кроме
Клина), но простираются по губерниям: Калужской, Тульской, Владимирской,
Нижегородской, Вятской, Костромской, Вологодской, Ярославской, Тверской.
   Границы собственно  Московского  княжества на юго-востоке с Рязанскою
областию определены в договорах рязанских князей с московскими:  граница
шла по реке Оке и Цне; прежние места Рязанские, от Коломны вверх по Оке,
на стороне Московской:  Новый городок,  Лужа,  Верея,  Боровск -  и  все
другие места на левой стороне реки принадлежат Москве,  а вниз по Оке от
Коломны по реку Цну и от устья Цны вверх все места на Рязанской  стороне
-  к Рязани,  а на Московской - к Москве.  Вследствие этого раздела Окою
старые Рязанские места на правом берегу,  бывшие до времен Иоанна II  за
Москвою,  отошли к Рязани,  именно:  Лопастна,  уезд Мстиславль,  Жадене
городище,  Жадемль,  Дубок,  Броднич с местами. Места: Талица, Выползов,
Такасов  -  отошли к Москве,  равно как Мещера,  купля Донского.  Иначе,
думаем, нельзя понимать этого места: "А межи нас роздел земли по реку по
Оку,  от  Коломны  вверх  по  Оце,  на  Московской стороне почен,  Новый
городок,  Лужа, Верея, Боровск, и иная места Рязанская, которая ни будут
на той стороне,  то к Москве;  а на низ по Оце,  по реку на Тцну от усть
Тцны вверх по Тцсне, что на Московской стороне Тцсны, то к Москве; а что
на  Рязанской  стороне  за  Окою,  что  доселе потягло к Москве,  почен,
Лопастна и проч.,  та места к Рязани".  Но спрашивается:  каким  образом
Лопастна  могла  быть на Рязанской стороне,  за Окою?  Относительно Тулы
новая трудность:  "А что место  князя  великого  Димитрия  Ивановича  на
Рязанской  стороне,  Тула,  как  было при царице при Тайдуле,  и коли ее
баскаци ведали;  в то ся князю  великому  Олгу  не  вступатся,  и  князю
великому  Димитрию".  Тула  называется местом великого князя Димитрия на
Рязанской стороне, он от нее отступается - это понятно, но в то же время
отступается от нее и великий князь Олег!  В чью же пользу? Можно было бы
предположить ошибку в договоре Донского  и,  основываясь  на  позднейших
договорах рязанских князей с Василием и Юрием Дмитриевичами,  принимать,
что великие князья  московские  отступились  от  Тулы  в  пользу  князей
рязанских, ибо в этих позднейших договорах московские князья обязываются
не вступаться в Тулу;  но здесь опять затрудняет дело договор рязанского
князя  Ивана  Федоровича  с  Витовтом,  где встречаем следующее условие:
"Великому князю Витовту в вотчину мою не вступатися Ивана Федоровича,  в
землю  ни  в  воду,  поколе  рубежь  Рязанские  земли Переяславскые моее
вотчины вынемши  Тулу,  Берестей,  Ретань  с  Паши,  Дорожен,  Заколотен
Гордеевской".
   Любопытно, что  в  договорах московских князей с рязанскими не только
Лопастна,  но  также  Верея  и  Боровск   называются   старыми   местами
Рязанскими,  тогда  как,  по  свидетельству  летописца  под  1176 годом,
Лопастна  была  волостию  Черниговскою;   но   уже   из   этого   самого
свидетельства можно заметить,  что рязанские князья начинают захватывать
ближайшие к ним волости Черниговские,  как, например, упоминаемый тут же
Свирельск.  По всем вероятностям, рязанцы захватили и Лопастну, и Верею,
и   Боровск,   и   Лужу   вскоре   после   Батыева   нашествия,    когда
Черниговско-Северское княжество опустело, раздробилось и обессилело.
   Из новгородских  договорных  грамот  мы знаем,  что Волок,  Вологда и
Бежецкий Верх считаются до последнего времени владениями  новгородскими;
но  в  то же самое время в договорах и духовных грамотах великокняжеских
мы видим, как великие князья распоряжаются и Волоком, и Бежецким Верхом,
и  Вологдою - знак,  что здесь волости Новгородские находились в смесном
владении с великокняжескими;  и  действительно,  великий  князь  Василий
Васильевич,  утверждая  Бежецкий  Верх  за Шемякою и братом его Дмитрием
Красным,  ставит условием договора,  чтобы они держали  эту  волость  по
старине  с  Новым  городом.  Мы  видели,  что  новгородцы  хотели  здесь
размежеваться с великим князем;  по Василий Васильевич Темный  почему-то
не хотел этого размежевания.  На основании известия под 1220 годом,  что
великий   князь   Юрий   Всеполодович   велел    племяннику,    Васильку
Константиновичу ростовскому, выслать против болгар полки из Ростова и из
Устюга,  мы заключили, что Устюг зависел от ростовских князей. Не знаем,
удержали  ли  они Устюг во время своей слабости и зависимости от великих
князей, или Устюг отошел к Владимирской области; знаем только, что Устюг
является как город,  принадлежащий князьям московским,  впервые только в
завещании Василия Темного,  когда  в  первый  раз  города  Владимирского
княжества  были смешаны с московскими и когда в первый же раз Ростов был
отказан великим князем  жене.  Что  касается  общих  русских  границ  на
юго-востоке,  то  с  большою  вероятностию  можно предположить,  что они
совпадали с границами  епархии  Рязанской  и  Сарайской,  ибо  последняя
находилась  уже  в  собственных  владениях  татарских.  Этой  границею в
митрополичьих грамотах определяется  река  Великая  Ворона,  из  тех  же
грамот узнаем, что христиане находились в пределе Черленого Яру (реки) и
по караулам возле Хопра до Дону.  На восточном берегу Дона, там, где эта
река  имеет  ширину  одинакую  с шириною Сены в Париже,  Рубруквис нашел
русскую слободу,  построенную Батыем и Сартаком;  жители ее обязаны были
перевозить  через  реку купцов и послов.  Относительно этих границ важно
для нас известие о путешествии  Пимена  митрополита  в  Константинополь.
Митрополит  отправился из Рязани сухим путем,  взявши три струга и насад
на колесах.  Достигши Дона,  путешественники спустили  суда  на  реку  и
поплыли  вниз.  Вот  как описывается плавание по Дону:  "Путешествие это
было печально и уныло,  потому что по обеим сторонам  реки  пустыни:  не
видно  ни  города,  ни  села,  виднеются одни только места прежде бывших
здесь городов,  красивых и обширных;  нигде не видно человека, но зверей
множество:  коз, лосей, волков, лисиц, выдр, медведей, бобров, множество
и птиц - орлов,  гусей,  лебедей,  журавлей и разных других".  Миновавши
реки Медведицу, Высокие Горы и Белый Яр, также место древнего козарского
Саркела,  путешественники начали встречать татарские кочевья. Видно, что
на  Донской  системе  в  конце  XIV века крайним русским княжеством было
Елецкое;  кочевья  же  татарские  начинались  в  нынешней  земле  войска
Донского, около тех мест, где Дон находится в самом ближайшем расстоянии
от Волги.
   Касательно юго-западных границ с литовскими владениями мы знаем,  что
при  Василии  Дмитриевиче  московском  и Витовте литовском границею была
назначена река Угра;  но это определение односторонне.  Мы видели также,
как  рязанский  князь  определил  свои  границы  с  Литвою;  но из этого
определения ничего понять нельзя.  Из княжеских договоров и завещаний мы
знаем, что Перемышль, Лихвин (Лисин), Козельск, Тросна считались в числе
Московских  волостей.  Что  же  касается  до  земель  присяжных   князей
Одоевских,  Белевских,  Воротынских,  то здесь границ определить нельзя,
потому что,  по собственным словам Иоанна III,  эти князья служили и его
предкам и предкам Казимира литовского,  на обе стороны, сообща; мы знаем
также,  что город Одоев,  например,  разделялся на  две  половины:  одна
принадлежала  линии  князей,  зависевших  от  Москвы,  а  другая - линии
князей,  зависевших от Литвы. Из переговоров между московскими боярами и
литовскими  послами  при  Иоанне  III  мы  знаем  также,  что  договоры,
заключенные с Литвою при Василии Дмитриевиче и сыне его Василии  Темном,
были  невыгодны  для  Москвы,  которая должна была тут уступить волости,
принадлежавшие ей по прежним договорам, заключенным при Симеоне Гордом и
брате его, Иоанне II. При Олгерде половина Серенска принадлежала Москве,
а другая половина -  Литве;  в  договоре  Василия  Темного  с  Казимиром
Козельск был написан на обыск,  т. е. по заключении договора должно было
обыскать,  кому этот город принадлежал прежде;  но  обыска  не  было,  и
Козельск остался за Москвою. Со стороны Смоленской или Верхнеднепровской
области границею между московскими и литовскими владениями была  сначала
Угра,  потом  далее,  на  севере,  границ Москвы и Твери с Литвою должно
искать по водоразделу между речными областями Днепра  и  Волги.  Границы
между  Литвою  и  новгородскими  (с  псковскими)  владениями должны были
оставаться  те  же  самые,  какие  были  между  Смоленским  и   Полоцким
княжествами  и Новгородом.  Как на востоке были волости,  находившиеся в
смесном владении у новгородцев и великих князей  владимирских,  например
Торжок,  Волок,  Бежичи,  так  и на юге были такие же смесные владения у
новгородцев и великих князей литовских;  таковы были Великие Луки, Ржева
(Новгородская) и еще волостей десять,  менее значительных: все эти земли
принадлежали к новгородским владениям, но дань и некоторые другие доходы
шли  с  них  великому  князю  литовскому;  как в Торжке были два тиуна -
новгородский и московский,  так  и  на  Луках  сидели  два  же  тиуна  -
новгородский и литовский,  и суд у них был пополам.  Без сомнения, такие
отношения к Лукам, Ржеве и другим местам литовские князья наследовали от
князей смоленских,  которых княжеством они овладели.  Такое явление, что
волость принадлежала одному государству,  а дань с нее шла  другому,  мы
видим  не  в  одних  Новгородских  областях:  в договорах великих князей
тверских с литовскими читаем:  "Порубежные места,  которые тянут к Литве
или  к  Смоленску,  а  подать  дают  к  Твери,  должны  и  теперь тянуть
по-старому,  равно как те места, которые тянули к Твери, а подать давали
к  Литве или к Смоленску,  тем и ныне тянуть по-прежнему и подать давать
по-прежнему же".
   Западные границы,  границы Псковских волостей  с  Ливонским  орденом,
совпадали  с  нынешними границами Псковской губернии с Остзейским краем.
Что касается границ Новгородской области со стороны шведских владений  в
Финляндии,  то  мы  не  имеем возможности определить их до 1323 года,  к
которому  относится  дошедший  до  нас  договор  великого   князя   Юрия
Даниловича  с  шведским королем Магнусом.  В этом договоре сказано,  что
Юрий с новгородцами уступили шведам  три  корельских  округа:  Саволакс,
Ескис  и  Егрепя,  вследствие  чего  и  сделалось  возможным  определить
границу.
   Дошел до  нас  перечень  и  Новгородских  Двинских  волостей:  Орлец,
Матигоры,   Колмогоры,   Кур-остров,   Чухчелема,  Ухть-остров,  Кургия,
Княж-остров, Лисич-остров, Конечные дворы, Ненокса, Уна, Кривой, Ракула,
Наволок,  Челмахта,  Емец,  Калея,  Кирия Горы,  Нижняя Тойма.  Потом из
северных местностей упоминаются:  Вельск,  Кубена, Сухона, Кемь, Андома,
Чухлома,  Каргополь,  Кокшенга  и  Вага.  Из вятских городов упоминаются
Орлов и Котельнич.  На востоке определить границу трудно:  знаем только,
что на Суре был уже русский нижегородский город Курмыш.
   Мы обозрели   исторически   распространение   Московского  княжества,
усиление владельцев его волостями на счет других князей; но рядом с этим
усилением  московских  и  великих князей,  разумеется,  должно было идти
изменение в отношениях между старшим  и  младшими  князьями.  Рассмотрим
также и это изменение исторически;  сперва обратим внимание на отношения
князя московского и вместе  великого  князя  владимирского  к  ближайшим
родичам  своим,  удельным  князьям,  а  потом на отношения его к дальним
родичам,  которые благодаря ослаблению родовой связи назвались, каждый в
своей  волости,  великими  князьями  и  пользовались одинакими правами с
великим  князем  владимирским,  хотя  последний  при  удобном  случае  и
старался  приравнять  их к своим удельным;  таковы были князья тверской,
рязанский, нижегородский.
   В завещаниях своих великие князья определяют отношения между старшими
и младшими сыновьями по старине;  Калита говорит: "Приказываю тебе, сыну
своему Семену,  братьев твоих младших и княгиню свою с меньшими  детьми:
по  боге  ты  им будешь печальник".  Донской завещает детям:  "Дети мои,
младшие братья князя Василия,  чтите и слушайте своего  брата  старшего,
князя Василия,  вместо меня, своего отца; а сын мой князь Василий держит
своего брата князя Юрия и своих братьев младших в братстве  без  обиды".
Против духовной Калиты в завещании Донского встречаем ту новость, что он
придает волостей старшему сыну на  старший  путь.  Одинакое  наставление
детям  насчет  отношений  младших  к  старшему  повторил и великий князь
Василий  Васильевич  в  своем  завещании.  Но  описываемое  время   было
переходным   между   родовыми  и  государственными  отношениями;  первые
ослабели,  вторые еще не утвердились; вот почему неудивительно встретить
нам  такие  завещания  княжеские,  где  завещатель вовсе не упоминает об
отношениях младших сыновей своих к старшему:  таковы завещания Владимира
Андреевича и Юрия Дмитриевича.  Можно было бы подумать,  что так как эти
завещания писаны младшими,  удельными князьями, то они и не упомянули об
отношениях  между  сыновьями,  которые все были одинаково младшие братья
относительно великого князя;  но в таком  случае  они  упомянули  бы  об
обязанностях  своих сыновей к этому великому князю,  чего мы не находим;
притом,  например,  Владимир Андреевич делает же различие между  старшим
своим  сыном  и  младшими,  назначает  первому особые волости на старший
путь,  наконец,  определяет обязанности сыновей к их матери, своей жене,
говорит, чтоб они чтили ее и слушались, говорит, чтоб они жили согласно,
заодно, и, однако, не прибавляет старой обычной формы - чтоб они чтили и
слушались старшего брата, как отца.
   Посмотрим теперь,  как  определялись  обязанности  удельных  князей к
великому в их договорах друг с другом. В договоре сыновей Калиты младшие
братья называют старшего господином князем великим; клянутся быть заодно
до смерти;  брата старшего иметь и чтить вместо отца. Кто будет, говорят
они,  брату  нашему старшему недруг,  тот и нам недруг,  а кто будет ему
друг, тот и нам друг. Ни старший без младших, ни младшие без старшего не
заключают ни с кем договора.  Если кто станет их ссорить,  то они должны
исследовать дело  (исправу  учинить),  виноватого  казнить  после  этого
исследования, а вражды не иметь друг к другу. Старший обязан не отнимать
у младших волостей,  полученных ими от отца: "Того под ними блюсти, а не
обидети".   Когда   кто-нибудь  из  младших  умрет,  то  старший  обязан
заботиться (печаловаться) об оставшемся  после  умершего  семействе,  не
обижать его,  не отнимать волостей,  полученных в наследство от отца; не
отнимать  также  примыслов  и  прикупов.  Если  старший  сядет  на  коня
(выступит в поход),  то и младшие обязаны также садиться на коней;  если
старший сам не сядет на коня,  а пошлет в поход одних  младших,  то  они
должны   идти  без  ослушанья.  Если  случится  какая-нибудь  оплошность
(просторожа) от великого князя, или от младших князей, или от тысяцкого,
или  от  наместников  их,  то  князья  обязаны  исследовать  дело,  а не
сердиться друг на друга.
   В договоре  Димитрия  Донского   с   двоюродным   братом   Владимиром
Андреевичем  встречаем  уже важные дополнения:  младший брат обязывается
держать под старшим княженье великое честно и грозно,  добра хотеть  ему
во  всем:  великий  князь обязывается держать удельного в братстве,  без
обиды:  "Тебе знать свою  отчину,  а  мне  знать  свою".  Заслышавши  от
христианина  или  от  поганина  что-нибудь  доброе  или дурное о великом
князе,  о его отчине или о всех христианах,  младший обязан объявить ему
вправду,  без примышления, по крестному целованию, равно как и старший -
младшему.  Оба князя обязываются не покупать сел в уделах друг у  друга,
не позволять этого и своим боярам, не держать закладней и оброчников, не
давать жалованных грамот;  если случится иск одному князю  на  подданных
другого,   давать  исправу.  Младший  обязан  посылать  своих  воевод  с
воеводами великокняжескими вместе,  без ослушанья;  если  кто-нибудь  из
воевод  ослушается,  то  великий  князь имеет право казнить его вместе с
удельным.  Если  во  время  похода  удельный  князь   захочет   оставить
кого-нибудь из своих бояр у себя, то он обязан доложить об этом великому
князю,  и оба распорядятся вместе,  по обоюдному согласию  (по  згадце):
кому  будет прилично остаться,  тот останется,  кому ехать,  тот поедет.
Младший должен служить старшему без  ослушанья,  по  згадце,  как  будет
прилично тому и другому,  а великий князь обязан кормить удельного князя
смотря по его службе.  Когда  оба  сядут  на  коня,  то  бояре  и  слуги
удельного князя,  кто где ни живет,  должны быть под его знаменем.  Если
случится какое-нибудь дело между обоими князьями,  то они  отсылают  для
решения спора (для учинения исправы) своих бояр;  если же бояре будут не
в  состоянии  покончить  дела,  то  едут  к  митрополиту,  а  не   будет
митрополита в Русской земле, то едут к кому-нибудь на третейский суд (на
третей),  кого сами себе выберут;  и если который князь  проиграет  свое
дело, то бояре его не виноваты в том.