В научном архиве АОКМ хранятся докладная записка и конспект монографии о происхождении названия города Каргополя, принадлежавшие сотруднику Государственного музея этнографии народов СССР (ГМЭ, ныне - Российский этнографический музей) в г. Ленинграде Антону Казимировичу Супинскому, написанные им в заключении 1.
А. К. Супинский предложил свои услуги по организации музея в Карго-польлаге и написанию научного труда по истории города Каргополя. В просьбе А. К. Супинскому было отказано с мотивировкой несвоевременности разработки данного вопроса. Что же касается организации музея, было заявлено, что тематика не вполне соответствует времени. На всякий случай ему было предложено обратиться в музейную комиссию Наркомпроса.
Об Антоне Казимировиче Супинском сведений практически не имеется. Из текста рукописи известно, что в 1937 г. он работал еще в ГМЭ, а в 1939 г. находился в заключении в Каргопольлаге. Скорее всего, он был освобожден в 1940-е гг. Об этом свидетельствует опубликованная им статья в журнале "Советская этнография" за 1949 г. под названием: "К истории земледелия на Русском севере".
Публикацию подготовила старший научный сотрудник АОКМ Л. И. Цветкова.
1. АОКМ НА. Оп. 3. Д. 113. - (История г. Каргополя и др.).
Название Kargopol - сложное, составное. При элементном анализе оно делится на четыре самостоятельных части, составляющих скрещение сал-берских элементов, именно: K-ar-go-pol, или: А+В+А+В. В отдаленном прошлом каждый элемент существовал отдельно, как слово, имеющее самостоятельную семантику (значимость). Соединение этих элементов (простейших слов) в одно составное произошло в результате сложных исторических и не менее сложных этногонических процессов (процессов народооб-разования). В итоге такого соединения отдельные простейшие слова или элементы видоизменились по форме вследствие усечения или выпадения некоторых согласных звуков. Наряду с этим произошло отмирание семантики каждого элемента.
Новое сложное слово Kargopol - это уже имя собственное в то время, как вошедшие в его состав элементы имели нарицательное значение.
Изменение значимости элементов, вошедших в состав названия Kargopol, явилось прямым следствием проявления закона функциональной семантики, т.е. закона, в силу которого слова приобретают значение в соответствии с их новой функцией. Такие изменения обычны в жизни слов и знаменуют собою известные сдвиги в развитии человеческих обществ. Ближайшим примером проявления этого закона может служить хотя бы название "перочинный ножик", сохранившееся в языке, но утратившее первоначальную значимость в силу того, что гусиные перья, которые этим ножиком "чинились", давно вышли из употребления.
Ближайшее изучение названия Kargopol со стороны его морфологического и фонетического строя устанавливает, прежде всего, принадлежность элементов А к так называемой спирантной ветви языков, а элементов В - к сибилянтной*. Наличие в одном названии скрещения элементов двухязы-ковых ветвей дает основание утверждать, что происхождение этого названия явилось следствием словотворчества двух встретившихся этнических групп, взаимодействие которых привело к трансформации третьей. Последняя, собственно, и явилась творцом сложного термина Kargopol, возникшего, как уже сказано, из соединения простейших элементов на основе закономерного изменения их в процессе слияния применительно к строю речи новой (третьей) этнической группы. При каких условиях подобное слияние могло произойти? Во-первых, только в условиях процесса этногонии, т.е. процесса нового народообразования, во-вторых, при условии однозначимости простейших элементов, т.е. если эти элементы имели одну и ту же функциональную семантику. Наличие первого условия выясняется, при том с полной очевидностью, уже из самого факта скрещения элементов А и В (А+В), т.е. элементов, принадлежавших двум языковым ветвям.
Спирантная ветвь языков характеризуется, главным образом, преобладанием заднеязычных (гортанных) звуков, а сибилянтная - переднеязычных (прим. автора).
Гораздо сложнее обстоит дело в отношении второго условия, т.е. однородности семантики, которая, однако, может быть установлена посредством палеонтологии семантики, учитывающей данные сравнительного языкознания. В свете этого анализа выясняется, например, что элемент А в первой части названия K-ar-go-pol, именно "К" и элемент А второй части названия, именно "go" - однородны, прежде всего со стороны морфологии, так как заднеязычны (спирант.). "К" в подъеме дает "G" (К А G II G v К), что говорит об их принадлежности к одному звукоряду, а в отдаленном прошлом, в начальную стадию развития звуковой речи - к одному диффузонду, т.е. к простейшему нерасчлененному звуковому комплексу согласных. Точно также обстоит дело и с элементом В, где первый из них "аr" в полной форме bar II par соответствует второму - "ро1" по тому же признаку принадлежности к одному звукоряду, поскольку передне-язычны (сибилянт.) "Р" дает в подъеме "в" (р л в II в v р). Наличие в одном случае в окончании "г", а в другом палетализованного (смягченного по закону огубления) "I" в расчет приниматься не может, т.к. "г" и "I" являются перебойными (друг друга заменяющими) во всех языках земного шара. В то же время элементам bar II par, no спирантной ветви языков, будет соответствовать kar II gar (bar II par v kar II gar), встречаемые в восточно-финских языках, именно у коми (зырян) - каг в значении "поселение", "деревня", "город", откуда "kerka" - "жилище", "дом", у мари - gurt - "поселение", "деревня", "город". В этом же значении элементы kar II ker II kor (А+В) сохранились и в топонимике Боросвидского с/совета, Каргопольского района, в частности, в собственных названиях деревень, как то: K-er-gi-ш (то же, что и Kargopol, без окончания ро1), K-or-za, в названии притока р. Свидь - K-or-za, а по сибилянтной ветви языков - в местном (народном) названии озера Воже, именно Чар-озеро (или озеро tar) буквально - "заселенное озеро", в географическом названии "Чар-озеро", в названии деревни "Чаронда" (tar-yon-da) буквально "поселение у воды", осложненного наличием двух однородных (и(?)онских) элеменов "С" - [tar]+ yon+da, раскрытых акад. Н. Я. Марром в анализе названия рек Дон, Дунай, где da, в полной форме dan II don II dun означает "вода" (см. Сообщения ГА-ИМК. T.I - 1926. 77/- 1927) и нами в элементном анализе финского pinПervi, литов. Wandio, в названии греческой богини вод и растительности - pinus, водного, позже солнечного бога - раnа, он же бог гор и пастухов, изображавшийся в образе козла или в антропоморфном образе, первоначально с мокрыми волосами, позже с солнечным знаком на щеке (см. нашу работу: "Понева и вставка в белорусской женской одежде". Советская этнография, 1932, № 2).
Что же касается элементов В в названии [K]-ar-[go]-pol, первоначальное содержание их раскрывается в греко-скифо-славянском ро1, polis - "город", сохранившихся в названиях ряда южных причерноморских городов, именно: Севасто-поль, Симферо-поль, Мелито-поль. Таким образом, современное название Kargopol, есть ничто иное, как скрещение простейших славяно-финских обозначений поселений, собственно четырех разноплеменных нарицательных существительных K+ar+go+pol, в полной форме K+ar+gurt+pol*, означающих в отдельности "поселение", "деревня", "город", что проливает свет на путь развития Каргополя, возникшего в роли племенного поселения и выросшего до размера славяно-русского города. Именно проникшее на север славяно-русское население явилось творцом названия "Каргополь" и только строем его речи объясняется его видоизменение второго сальского элемента (элем. А), в частности, выпадение rt и появление новой огласовки в виде замены "у" гласной "о" в силу особенностей северно-русского говора, выделенного в особый диалект "окальщи-ков" в противовес южно-русскому диалекту "акалыциков".
II.
Приведенный выше краткий палеонтологический анализ названия "Каргополь" намечает основные вехи исторического процесса, совершавшегося в отдаленном прошлом на территории Архангельской обл., к сожалению, еще почти не изученной. Главное, что интересует нас в этом процессе, связано с вопросом о времени возникновения на севере первых поселений, о времени появления здесь славян и об условиях, в которых славянская колонизация протекала.
Как свидетельствуют случайные археологические находки, появление человека на территории Архангельской области относится к сравнительно позднему времени. Первые следы его здесь находим в виде остатков поздней неолитической культуры, именно культуры тесаных орудий, датируемых началом второго тысячелетия до нашей эры. Такова, например, неолитическая стоянка, открытая нами в 1939 г. на излучине р. Свидь у дер. Афонино, Боросвидского с/сов. Каргопольского р. (материалы находятся в Арханг. обл. музее, куда они поступили через КВО Каргопольлага иКаргопольский краеведческий музей в 1939 г.), таковы и стоянки, обнаруженные в разное время на берегах озера Лаче (материалы Каргопольск. краеведч. музея).
Как можно судить по имеющимся в нашем распоряжении данным, неолитические стоянки в Архангельской обл. встречаются довольно редко,
* Восточно-финское gurt имеет аналогию в русском gorod, тождественном ему не только семантически, но и по звуковому комплексу согласных (grt Iigrd). Что же касается огласовок, то последние, как диалектологическое явление, исторической общности, обоих терминов не нарушают (прим. автора).
обычно у водных бассейнов в местах скопления кремня. Конкретно речь идет об отложениях кремневых почек, принесенных в последнюю ледниковую эпоху, именно о кремневых почках, отвечающих требованиям изготовления нуклеуса (грубой болванки из ядра почки), которому путем отески придавалась форма нужного орудия труда.
Случайный характер находок неолита в Архангельской обл., отсутствие систематических исследований в этом направлении не позволяют нам в полной мере судить о типе неолитических поселений, об условиях жизни их обитателей, об устройстве жилища и т.д. Тем не менее, мы имеем все основания утверждать, пользуясь аналогичным сравнительным материалом из других районов СССР, что обитатели неолитических стоянок Архангельской обл. находились уже на стадии разложения родового строя. Это значит, что первые насельники интересующей нас территории хронологически отставали в своем развитии от населения центральной и южной частей восточной Европы, где в это время возникали уже городища Дьякова типа, т.е. укрепленные поселения патриархально-родовых организаций, характеризуемые грубой лепной сетчатой и штрихованной керамикой, а местами и появлением железа, позже наземных срубных жилищ.
Само собою разумеется, что население неолитических стоянок племенных признаков еще не имело и не могло их иметь, следовательно, пока нет еще никаких оснований генеалогически связывать его с позднейшим населением севера восточной Европы, в частности, с восточно-финскими племенами, предшествовавшими появлению здесь славян. Когда и при каких обстоятельствах сложились восточно-финские племена и можно ли считать их автохтонным населением севера - об этом скажет предстоящее изучение истории восточно-финских народов. Для нас пока бесспорным является одно: часть финских племен исчезла в славянском колонизационном потоке, ассимилировавшем их, и сохранила по себе лишь память в местных легендах.
Таковы исторические судьбы мери, мещеры, муромы, веси, чуди - восточно-финских племен, упоминаемых в русских летописях. По Архангельской и Вологодской областям эти легенды живы до сих пор, преимущественно в форме рассказов о чудских могилах. Сложились они, надо полагать, в славянской среде и относятся ко времени христианизации края, проводившейся с большой жестокостью, особенно архиепископом Стефаном Пермским, причисленным клику "святых". Как можно судить на основании легенд о чудских могилах, насилие служителей христианской церкви достигало крайних пределов. Спасаясь от их поборов и преследований, чудь уходила вглубь лесов, которые, однако, не спасали их. Окруженная со всех сторон миссионерами, не пренебрегавшими любыми методами воздействия, чудь шла на крайние меры - самоубийства, как это позже делали сторонники старой веры (конец XVII в.), практиковавшие самосожжение. Собираясь группами в лесах, рассказывают легенды, чудь рыла здесь ямы, строила над ними односкатные укрытые землею навесы на двух столбах, забирались в эти ямы целыми семьями, подрубали столбы и таким образом заживо хоронили себя. Еще в 1935 г. нам указывали на места таких самопогребений в лесах по р. Лузе, где сплошь и рядом отдельные урочища носят название "Чудские могилы" (О чудских могилах см.: П. Ефименко. "Чудские могилы", изданную в Архангельске в конце XIX в., и нашу работу: "История поселений и жилища лесных районов СССР. Автономная область Коми". Т.Ш, изд. АН СССР, 1936).
Однако случаи, о которых рассказывают легенды, это только частные факты в истории восточно-финских племен. В массе же осевшая чудь приняла христианство и впоследствии слилась с превосходившим ее численно славянским населением, сохранив некоторую память о себе в языке последних, как-то: в названиях рыболовных снарядов и их частей, в топонимике, в названиях с/хозяйственных орудий, приспособленных, к подсечному хозяйству и т.д.
Ассимиляция чуди славянами - процесс длительный, совершавшийся на протяжении ряда столетий в условиях экономической, бытовой и культурной общности. Наличие сал-берских скрещений (А+В) в названии "Каргополь" говорите проникновении на север славян значительно раньше времени, устанавливаемого так называемой официальной историей, приурочивающей славяно-русскую колонизацию к XIII в. и связывающей ее с распространением монастырей и монастырского землевладения {см. В. О. Ключевский: "Курс русской истории", т. I). Мы глубоко убеждены, что будущие исследования передвинут эту дату назад на несколько столетий, по крайней мере, ко времени развития феодальных отношений и феодальной эксплоа-тации в Киевской и Ростово-Суздальской Руси, вынуждавшей переселения в леса севера точно так же, как развитие крепостного права в России повлекло за собою массовые побеги, способствовавшие заселению беглыми целых новых областей на юге России, в Приуральи и даже в Сибири.
Первоначально эти переселения не носили широких размеров и об этом говорит хотя бы отсутствие таких характерных раннеславянских памятников, как курганные погребения, удержавшихся на территории центральных и южных восточно-славянских поселений вплоть до XII в. Правда, под влиянием церкви, в ряде районов восточной Европы курганные погребения к этому времени также теряют свой первоначальный смысл и, например, исследованный нами в 1936 г. курганный могильник автохтонного населения на р. Западной Двине (Суражский район. Витебского округа) по типу уже близок к так называемым "жальникам", т.е. к некрополям территориальных патриархально-родовых общин с разновременными погребениями в одном и том же кургане, (смот. нашу работу: "На северо-востоке Белорусской ССР", изд.ГМЭ, 1937 г.).
Отсутствие на севере курганных могильников, однако, еще окончательно не решает вопроса о времени появления на севере славян. Более достоверные сведения в этом направлении, несомненно, будут получены в результате исследования старейших поселений, к сожалению, еще даже не учтенных. По крайней мере, за это говорит ряд нижеследующих установленных нами фактов:
1. Появление в Архангельской обл. славянских поселений на стадии полного преобладания патриархальной семьи, по имени главы которой современные деревни получали свои названия. Таковы, например, деревни Васильеве, Афонино, Астафьево, Матвееве, Асютино, Давыдове, Исаако-во, Самсоново, расположенные на берегах р. Свидь в пределах Боросвид-ского с/совета, Каргопольского района;
2. Появление срубных поселений в местах, где еще и сегодня сохраняются следы древних землянок;
3. Случайные наблюдения в 1939 г. землянки X-XI в.в., обнаруженной при рытье угольной ямы в деревне Давыдове, Боросвидского с/сов. Землянка эта была сооружена на высоком крутом берегу церковного ручья недалеко от его впадения в р. Свидь. Как выяснено в процессе беглого изучения вскрытых остатков, Давыдовская землянка аналогична уже известным славянским с очагами из камней, описанными еще в первой четверти Х в. арабским писателем ибн-Русте, посетившим столицу княжества булгар на Волге (гор. Булгары - ныне село Успенское-Булгары на левом берегу Волги ниже Саратова) с целью ознакомления с особенностями быта "ру-сов", с которыми булгары вели обширные торговые сношения (см. переводы арабских писателей в издании Московского Археологического Института - История русского права, т. I, переводы Таркави и Ковалевского).
В деталях Давыдовская землянка - это яма глубиною более одного метра с открытым входом со стороны ручья, с деревянными стенами из колотых пластин, концы которых заложены за поставленные по углам столбы. Крыша двухскатная, отепленная землею. Очаг в правом переднем углу, сложен из камней и по форме совершенно близок к очагам в современных овинах хотя бы той же дер. Давыдове. Всеми своими деталями Давыдовская землянка резко отличается от восточно-финских, исследованных нами в 1935 г. на pp. Лузе, Летке, Большой Визинге и Сысоле, где их характеризует особое устройство односкатных крыш (тип шалаша "чом") на двух стол? бах, земляные скамьи вдоль стен и кострище типа "нодья" (костер "нодья" из двух наложенных друг на друга сухих бревен широко известен и теперь не только в Вологодской, но и в Архангельской обл.).
Отсутствие достаточного количества материала не позволяет нам делать окончательных выводов ни в отношении появления славян на севере, ни в отношении условий славянской колонизации. Пока бесспорно можно считать лишь одно: появление славян среди восточно-финских племен Архангельской области носило исключительно мирный характер. Этим только и можно объяснить быстрое исчезновение, например, той же чуди, ассимилированной славянами на протяжении нескольких столетий. Но, повторяем, это опять-таки вопросы, окончательное решение которых принадлежит будущим археологическим, этнографическим и историко-лингвистиче-ским изысканиям. Точно так же должен стоять и вопрос о второй, уже русской, колонизационной волне на север во второй половине XVII в., толчок которой был дан преследованиями сторонников старой веры, скрывшихся в лесах севера, где об их появлении до сих пор напоминают старообрядческие восьмиконечные кресты многочисленных крестьянских кладбищ.