В. М. Василенко. Русская народная резьба и роспись по дереву XVIII-XX веков(1)

      Русское народное искусство тесно связано с бытом. Крестьянин-художник украшал резьбой и росписью стены своего жилища, предметы домашнего и хозяйственного обихода. Декоративная резьба и роспись по дереву – интереснейшие области народного творчества. Глубокое понимание материала, его пластических и фактурных свойств, остроумие, с которым он использовался, отличает все крестьянские работы. Памятники крестьянского зодчества: избы различных типов, ворота, хозяйственные постройки (амбары, поварни, сараи, солярии) – до сих пор говорят о художественном вкусе безвестных народных мастеров. В убранстве избы мы встречаем плоскорельефную резьбу на досках, покрывающих фасад, скульптурную обработку отдельных частей жилища: крылец (резных и точеных), воротных столбов и запоров.. Разносторонняя деятельность деревенского художника в XVIII—XIX веках распространялась и на бытовую утварь – деревянную посуду: ковши с причудливо орнаментированными ручками, скобкари в виде плавающей птицы, чаши, миски, бокалы, чарки, ложки, солоницы, берестяные лукошки для ягод и грибов, высокие цилиндрические туеса; и на вещи хозяйственного обихода – лари, сундуки, прялки, прялочные донца, рубели и вальки дли выколачивания мокрого белья на реке, швейки для прикалывания шитья во время работы, трепала для льна, свечные ящики; и на светцы и подсвечники, передки и задки саней и телег, детские люльки; и на простую и строгую по форме мебель – скамьи, столы, шкафы-поставцы, полки, табуреты. Весь несложный, но крепко слаженный деревенский быт XVIII—XIX веков отражен в вещах, которые носят следы вдумчивой работы многих поколений художников.

      Изучение крестьянского искусства началось сравнительно недавно. В конце прошлого века любители-художники, коллекционеры и историки начали интересоваться его памятниками. В XIX веке появилось много работ о крестьянских производствах и ремеслах, которые мало затрагивали вопросы собственно искусства. В них художественные ремесла рассматривались наравне с хозяйственными. Наиболее типичны в этом смысле работы конца прошлого и начала нашего века с рядом сведений о характере ремесел, технике обработки материала, экономике, сопровождаемых порой любопытными историческими справками. Иногда они касаются и художественных вопросов. Аналогичную ценность представляют работы Путешественников, географов XVIII и начала XIX века, в которых затрагивались вопросы народного художественного ремесла и зачастую содержались ценные материалы о народном крестьянском искусстве – «Землеописание Российской Империи» Е. Зябловскою (1810), «Макарьевская ярмарка» Г. Ремана (1882), «Статистическое описание Нижегородской губернии» М. Духовского (1827) и многие другие. Большой интерес для исследователя представляют труды по разным вопросам краеведческого характера, которые также свидетельствовали о развитии кустарных промыслов и, в частности, о производстве деревянной посуды. Так, в описании Костромской губернии, сделанном А. Щекатовым в 1804 г., отмечено, что «в Костромском губернии промышляют... наиболее... и деревянной посудой»2 [2 Л. Щекатов. Географический словарь Российского государства. М., 1804, стр. 788].

      Много разных ковшей вырабатывалось в районе города Козмодемьянска: «...посуду деревянную делают русские кустари, продают на базаре в Мариинском посаде»3 [3 С. К. Просвиркина. Русская деревянная посуда. М. 1957, стр. 33]. Эти ковши обладали оригинальными рукоятями с фигурками коньков и прорезью. Их изготовляли в XIX и начале XX века. Интересные данные о различных деревянных изделиях мы находим и в сочинении П. И. Челищева, в конце XVIII пока посетившего русский Север. Он пишет о том, что «обогнал обоз, состоящий из 40 подвод, ехавший из Кирилловского уезда в СПб., с ложками, чашками и ковшами деревянными»4 [4 П. И. Челищев. Путешествие но северу России в 1791 г. СПб., 1886, стр. 249]. Говоря о ярмарке в Великом Устюге, он отмечает: «Крестьян же собирается каждый год в знатном количестве как из Устюжского, так и из Красноборского уездов для распродажи своих рукоделий... с деревянной посудой или простыми лубками или бураками»5 [5 Там же, стр. 170]. Действительно, Кирилло-Белозерский монастырь уже в XVII веке был центром большой ремесленной деятельности, сохранившейся в XIX веке6 [6 См. С. К. Просвиркина. Русская деревянная посуда, стр. 10]. Из всего этого мы видим, что многие ремесла, оставаясь крестьянскими по виду изделий, достигали массовости в их выработке. Крестьянская деревянная посуда еще пользовалась широким спросом в первой половине XIX века, постепенно вытесняясь в последующее время фаянсовой и стеклянной посудой.

      Большую ценность имеет книга А. Исаева «Изделия из дерева» (1876), «Нижегородский сборник» 1877—1890 гг. с интересными сведениями о деревянной посуде, «Очерк кустарных промыслов Вологодской губернии» Р. Арсеньева, изданный в Вологде в 1882 г., «Описание Публичной выставки Российских мануфактурных изделий, бывшей в СПб., в 1829 году»; «Отчет о Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 года в Москве», в котором упоминается об изготовлении крестьянами в Вятке расписных бураков: «По чистоте работы изделия многим уступают вологодским. Окраска грубая»7 [7 «Отчет о Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 года в Москве». Под ред. В. П. Бозобразова, т. V. СПб., 1883, стр. 69]. Е. Красноперой в книге о кустарных промыслах Пермской губернии (1888) пишет о производстве крашеных бураков в Тагиле и других селениях Верхнетурского уезда: «Бураки крашеные и лакированные есть и с переводными картинками, также тисненые по бересте»8 [8 Е. И. Красноперой. Кустарная промышленность Пермской губернии на Сибирско-Уральской научно-промышленной выставке в г. Екатеринбурге в 1887 г., вып. 1. Тип. губ. земск. управы, Пермь, 1888, стр. 104]. Почти те же сведения дает нам «Краткий очерк кустарной промышленности в Пермской губернии», изданный в 1909 г. Его автор говорит, что в росписи берестяных бураков применяются цвета «красный и синий, переводятся на них переводные картинки, наводятся от руки цветки и разводы». Нередко появляется и описание самого художественного процесса, в котором виден интерес к бесхитростному крестьянскому творчеству. А. С. Дембовецкий в своей брошюре «Опыт описания Могилевской губернии» оставил следующие строки: «Мастер воспроизводит на березовой коре узор, затем, положив ее на гладкую доску, вырезывает этот узор перочинным ножом; рисунок узора зависит от фантазии кустаря; большей частью изображаются птицы, звери, деревья. Работа выходит весьма отчетливая и тонкая»9 [9 А. С. Дембовецкий. Опыт описания Могилевской губернии, кн. 2. Тип. губ. управы, Могилев-на-Днепре, 1884, стр. 395]. Это место, говорящее о крестьянском промысле на юге, дает описание резьбы по бересте, очень похожей на ту, которую делают крестьяне в Шемогодье, близ Великого Устюга. К сожалению, таких описаний встречается мало, но и они дают ценный материал для исследования. В некоторых работах по кустарной промышленности авторы изображают не только труд, но и его обстановку. Так, И. И. Благовещенский и А. П. Гарязин пишут: «Из бересты приготовляют корзины, бураки, коробья и оригинальные туюса. Бересту... сдирают весной, пока дерево в соку. Приготовлением бересты занимаются в длинные зимние вечера... Берестяные изделия отличаются замечательной прочностью, например, туюс может быть в употреблении до двадцати пяти лет и составляет необходимую вещь в обиходе крестьянина; в нем он носит все съедомое, когда уходит на работу в поле или в лес. Туюс представляет удобную вещь для хранения припасов и охотно раскупается на базарах горожанами... Лучшие изделия берестяные Каргопольские. Делают в Лодыгинской, Нифонтовской и Волосовской волости Каргопольского уезда»10 [10 И. И. Благовещенский, А. П. Гарязин. Кустарная промышленность в Олонецкой губернии. Губ. тип., Петрозаводск, 1895, стр. 71]. Здесь, кроме описания, ценно указание на приобретение бураков и туесов жителями города, что говорит о бытовании чисто крестьянских изделий в обиходе других социальных слоев, – явление весьма редкое.

      Большой след в начальном изучении народного искусства оставил археолог-любитель И. Л. Голышев, писавший в 70—80-х годах. Он усиленно занимался собиранием крестьянской утвари, архитектурных резных досок, записывал интересные исторические сведения, делал зарисовки, издавал памятники народного искусства.

      Настоящее внимание к искусству, сознательный, а не случайный интерес к нему мы находим у ряда крупных русских ученых. Так, В. В. Стасов в работе «Русский народный орнамент» (1872), которую можно считать основополагающей в изучении народного искусства, прямо высказал мысль о художественной ценности произведений народного искусства, о глубокой их связи с бытом. Стасов, рассматривая образы пряничной резьбы на деревянных досках, писал: «Эта курьезная узорчатая фигурка не есть плод фантазии грубых пекарей... Она имеет важность и даже большую, потому что это один из уцелевших образчиков древнерусской языческой мифологии»11[11 В. В. Стасов. Собр. соч., т. II, 1894, стр. 372]. Указания Стасова на огромную давность многих изображений народного искусства и другие его плодотворные мысли развиты в работах советских ученых и подтверждены многочисленными археологическими находками.

      Значительным событием была предпринятая в начале нашего века А. А. Бобринским публикация произведений народного крестьянского искусства на превосходно отпечатанных таблицах. Этот материал до сих пор является единственным в своем роде по широте охвата художественных памятников резного и расписного дерева. Альбомы Бобринского были первой попыткой дать серьезную классификацию предметов по признаку их бытового назначения и художественных отличий; были выделены вещи, украшенные геометрическим и растительным орнаментом, в отдельных случаях, правда, редко, делались указания на их принадлежность определенному району. В большинстве случаев указывалось, где находятся публикуемые произведения. Читателю прививалась мысль об огромной художественной ценности крестьянского искусства, которое он увидел теперь во всем многообразии на великолепных фотографиях. И сейчас ни один исследователь народного русского искусства не может пройти мимо альбомов Бобринского.

      В советское время наряду с распространением в крестьянском быту промышленных изделий живет и расцветает народное прикладное искусство благодаря своим высоким художественным достоинствам.

      П. Г. Истомин, занимавшийся в 1920-х годах исследованием народного искусства на русском Севере, писал, что в годы советской власти «строятся новые дома, раскрашиваются, украшаются вырезными причелинами, резными коньками, крылечками»12 [12 П. Г. Истомин. Современное народное искусство на Севере. «На Северной Двине. Сборник Архангельского общества краеведения», 1924, стр. 20]. Именно в это время начали вновь развиваться исконные крестьянские художественные ремесла, свидетельствуя об эстетических вкусах крестьянства, о его любви к своему искусству, получившие в условиях нарождавшейся советской культуры огромные возможности для развития.

      О том, как долго удерживались целые крестьянские ремесла, перейдя за грань XX века, мы узнаем из трудов советских исследователей. П. Г. Истомин рассказывает: «...стоят две прялки в мастерской, одна исполнена хорошим рисовальщиком в городском стиле, другая расписана деревенским мастером в своем вкусе со старинными разводами и стилизованными в несколько мазков цветами. Цена одна. Заходят в мастерскую крестьянки. Удивляются и восхищаются росписью первой... а покупают вторую. Иная девица за 30—40 верст бежит пешком к мастеру расписывать свою прялку» 13[13 Там же, стр. 20—21].

      Отсюда мы можем сделать и тот вывод, что живописцы, по-видимому, только занимались росписью, а изготовляли прялки другие мастера. Значит, уже в самых простых крестьянских ремеслах, обладавших большой древностью, в XIX—XX вв. существовало разделение труда, вызванное кустарным производством. Подтверждение этого вывода находим в работе И. Я. Билибина, который говорит о разделении труда среди прялочников: одни мастера собирают прялку из частей, а другие изготовляют лишь детали: стояки, спицы и пр.14 [14 См. И. Я. Билибин. Прялочный промысел. Жури. «Местная промышленность и торговля», 1927, № 5—6, стр. 97—102]. Подобную картину отметил и Д. В. Прокопьев в производстве городецких игрушек в Нижегородском крае, где в одних деревнях изготовляли «белье» запряжек (игрушек-копей с возками), а в других деревнях эхо «белье» окрашивали15 [15 См. Д. В. Прокопьев. Художественные промысла Горьковской области. Горьковское обл. изд-во, 1939, стр. 110].

      О том, как украшают исключительно интересные по своему глубоко архаическому стилю резные прялки в селе Полащелье Мезенского уезда, образно рассказывает П. Г. Истомин: «...хороший мастер, держа в руках доску, подымает голову, вдумчиво смотрит на небо, тряхнет головой и ножик запрыгал в руках: звездочки, кружки, шестиугольники комбинируются с прямолинейным орнаментом в причудливых сочетаниях»16 [16 П. Г. Истомин. Современное народное искусство на Севере, стр. 23]. Из текста видно, что мастера не делали предварительных рисунков, а руководились многолетним опытом, воспринятым у старых мастеров, и своим вдохновением. То же самое свойственно и в настоящее время советским народным мастерам, осуществляющим свои творческие замыслы сразу же на материале. Ценные сведения о производстве знаменитых мезенских расписных прялок оставил и С. Томилов: «Главным предметом кустарной продукции в Пинежском уезде являлись мезенские прялки. Прялками с лучшей росписью считались «Полащельские» (которые сделаны в селе Полащелье. – В. В.) с изображением петушков, курочек, оленей и лошадей. На плоскости нет свободного места, все они покрыты узором. Интересно положение быстро мчавшихся оленей с ветвистыми рогами и скачущих лошадей, с крутыми шеями... В подражанье Полащельским с 1925 года в селе Покшенге стали делать прялки Сумкин Михаил Андреевич и Чивиксин Дмитрий Васильевич. Спрос на них огромный «нарасхват»... Орнамент близок к Полащельскому, но есть отличие. В Покшенгских прялках на плоскости в орнаменте нет верхнего ряда оленей, их заменяют лошади с крутыми шеями, Полащельские петушки и курочки заменены стоящими в боевой позе, а свободные места, также, как у Полащельцев, затушеваны зигзагами и крестиками»17 [17 С. Томилов. Кустарничество прялок в селе Покшенгском. «Бюллетень Северо-Восточного областного бюро краеведения», вып. 2. Архангельск, 1926, стр. 27—29].

      Большое значение для изучения народного искусства имела выставка в Государственном Историческом музее в Москве в 1921 г. Она целиком была посвящена народному крестьянскому творчеству, впервые показала широкой общественности огромные, неистощимые художественные сокровища, которые воплощены в бесчисленных, большей частью безыменных, произведениях мастеров русской деревни. Выставка отразила тот интерес к народной художественной культуре, который, естественно, возник в советскую эпоху. Эта выставка явилась родоначальницей целого ряда выставок, посвященных народному искусству, организация которых стала прекрасной традицией нашего времени. Построенная на огромных материалах Исторического музея, собранных в значительной степени выдающимся русским ученым И. Забелиным, эта выставка вызвала появление многочисленной литературы. В 1924 году вышла книга В. С. Воронова «Крестьянское искусство», до сих пор лучшее исследование по этому вопросу. В. Воронов впервые дал описание всех основных видов крестьянского искусства: резьбы и росписи по дереву, керамики, металла, вышивки, кружева и ткачества, набойки и игрушки. Он первый четко наметил главные художественные направления в крестьянском искусстве, выявил их стилистические отличия, дал их четкую классификацию по материалам и технике обработки, сочетав это с яркими художественными характеристиками. Исследователь рассмотрел содержание многочисленных видов народной орнаментации, выделил изображения, связанные с крестьянским бытом, коснулся вопросов отражения в народном искусстве древней славянской мифологии. Особенностью работы Воронова было то, что он исходил главным образом из художественно-зрительных впечатлений, мало занимаясь вопросами связи крестьянского искусства с искусством других социальных слоев, почти совершенно не касаясь такой важной области, как переработка народным искусством форм, заимствованных у профессионального искусства. Он оставлял в стороне исторические материалы, не привлекал к анализу фольклора. Но это объясняется тем, что главной целью работы, несмотря на ее несомненную научную ценность, была популяризация народного искусства, и этого она достигла. Вся книга пронизана горячей увлеченностью народным искусством, восхищением его красотой, и свое чувство автор передает читателю. В этом смысле ценность книги В. С. Воронова очень велика. Не меньшее значение имели и отдельные его статьи, также посвященные обработке дерева. В них он четко ставил и разрешал отдельные научные вопросы, углубляясь в характеристику тех или иных художественных произведений, чего не мог сделать в своей небольшой книге.

      Большое значение для изучения народного крестьянского искусства на Севере имела экспедиция Историческою музея в 1928 г. в районы Архангельской и Вологодской областей. Для изучения истории народного русского искусства важную роль сыграла небольшая статья В. А. Городцова, указавшего древние прототипы ряда сюжетов северной вышивки и книга А. И. Некрасова «Народное искусство»18 [18 См. В. А. Городцов. Дако-сарматские религиозные: элементы в русском народном творчестве. «Труды Государственного исторического музея», вып. 1. М., 1926; А. И. Некрасов. Народное искусство. М., 1924].

      В последние десятилетия изучение памятников все больше углубляется и привлекается новый материал. Это обусловлено тем, что в советское время возродились многие художественные ремесла и в связи с этим возрос интерес к изучению наследства в народном искусстве. В области изучения резьбы и росписи по дереву напечатаны работы, имеющие серьезную научную ценность (М. П. Званцева, И. М. Бибиковой, Н. А. Ковальчук, И. В. Маковецкого, С. К. Жегаловой и других). Б. А. Рыбаков в труде «Ремесло древней Руси» на основе прекрасно изученного я обработанного археологического материала, относящегося к эпохе древнерусской культуры, выводил представления о народном искусстве далеко за пределы XVII—XIX веков. Крупным событием были находки произведений народного искусства на территории древнего Новгорода и публикации о них А. В. Арциховского19 [19 «Труды Новгородской археологической экспедиции», т. I. Изд-во АН СССР, М., 1956]. Немаловажное значение имеет небольшая книжка С. К. Просвиркиной, которая датировала отдельные виды крестьянской деревянной посуды и установила места ее происхождения.

      Интересны исследования Л. А. Динцеса, ставившего целью на материале сохранившихся произведений народного искусства XVIII—XIX веков обнаружить следы искусства более древних эпох, удержавшиеся в формах орнамента и в сюжетах. Многие вопросы народного искусства были обобщены и прекрасно освещены в специальной главе в книге М. В. Алпатова «Всеобщая история искусства»20 [20 См. М. В. Алпатов. Всеобщая история искусства, т. III. «Искусство», М., 1955].

      Художественной обработке дерева принадлежит исключительное место в истории русского крестьянского творчества. Она тесно связана со всем искусством древней Руси: с деревянной резной архитектурой, с плотничным и резным делом, в котором русские люди были столь искусны. Любовь к узорочью отразилась ярко на фольклоре.

      Как пример можно привести отдельные отрывки из былин и песен архангельского Севера и Заонежья. Вот один из них, описывающий украшение корабля:


      Маленький кораблицок!
      Да как нос-корма по-звериному,
      Да бока сведены по-лошадиному,
      Да как вместо глаз было врезано
      Да по дорогу, по самоцветному по камешку.

      Вот другой, где описан двор Чурилы Пленковича:

      Первые ворота – вальящатые,
      Вторые ворота – стекольчатые,
      Третьи ворота – решетчатые21.

      [21 Н. Н. Соболев. Русская народная резьба по дереву. Асаdemia, М., 1934, стр. 369].


      Декоративное искусство было той областью, где, наряду с памятниками архитектуры, скульптуры и живописи, русский народ сумел создать совершенные по красоте произведения. Украшению жилища уделялось много внимания. Резные доски – подзоры, причелины, обрешетины, оконные наличники и убранства крылец – украшали русскую избу. Множество поэтических описаний этих украшений дошло до нас: здесь и «терема дощатые», «косящатые окна», и «крылечушко красное» с точеными балясами, с переходами брусчатыми, «крыльца переные, сени новые кленовые точеные». В старой русской песне поется:

      Уж из терема до терема
      Золотые были выходы.
      Ступенечки позолочены...

      Не меньше внимания уделял народный художник украшению посуды, домашней и хозяйственной утвари, орудий труда. Свою задачу он видел в том, чтобы сочетать красоту бытового узора, его декоративную силу с целесообразностью и простотой вещей. Полет фантазии мастера никогда не отрывался от быта. Но замкнутый в кругу практически полезных вещей, он в то же время их художественно преображал. Каждая вещь, не теряя своих бытовых свойств, превращалась в произведение искусства. Ковш был очень удобен для руки. Его ладьевидная форма была великолепно приспособлена для плавания по воде. Обилие же орнамента, покрывавшего поверхность, придавало народным произведениям очень нарядный вид. Раскрашенная яркими красками прялка, вся расписанная причудливыми цветами, пышными и декоративными, убранный сочной резьбой валек, скамья с ажурной точеной решеткой, похожей на бусы, стул со спинкой, украшенной гладкими балясами, ткацкий станок с плоским узором – все эти крестьянские вещи имели праздничный, радостный облик.

      Эти формы крестьянского искусства сложились в результате работы многих поколений. Отсюда их часто предельная простота, строгость, добротность. Для наиболее старых вещей, дошедших до нас от конца XVII и первой половины XVIII века, характерны выразительность и монументальность форм, сила орнамента. Вещи делались «на век», материала не жалели. В любом крестьянском предмете бросается в глаза его прочность, но в то же время и всегда выступает красота материала, обработанного топором и ножом, нередко без пилы. Долото появилось в деревенском обиходе поздно – лишь в XVIII веке.

      Крестьянское искусство, разносторонне выразившее себя в орнаментации, обладало сильным чувством ритма, которое выражалось в любви к повторению узоров, в желании подчеркнуть равновесие форм, симметричность в построении, как частей предметов, так и орнаментов. Создавались фризовые композиции, которые заканчивались там, где кончалась поверхность предмета. Если в построении подчеркивался центральный мотив, то он уравновешивался другими орнаментальными формами; будучи часто построен на основе трехчастного расположения фигур, он неизменно воспринимался, как узорная полоса на вещи. Орнамент всегда подчинялся размерам и изгибам поверхности вещей. Он укрывал ее равномерно, спокойно, подобно куску ткани. Для орнаментации характерна густота, обилие форм, сплошное заполнение поверхности и яркость цвета. В раскраске преобладали звучные локальные цвета, среди которых любимым был тон пылающей киновари, алый, как заря, дополненный зеленым, желтым, сдержанно-коричневым и редко синим; этот цвет почти не встречался на старых крестьянских вещах. Его появление замечено лишь на вещах определенного стиля, связанных с влиянием живописной культуры XVIII века, – на сундуках и коробьях, а также на ограниченном числе северных вологодских прялок. Синие цвета встречаются главным образом на нижегородских донцах.

      Развитие крестьянских художественных форм, по-видимому, шло от очень простых к более сложным, о чем говорят нам сохранившиеся вещи, имеющие даты. Первоначально формы изделий и орнаменты были просты и символичны. Но с течением времени они усложнялись и индивидуализировались.

      Основой крестьянского искусства было ремесло. В работах деревенских художников видны сноровка, уменье, большая выдумка. В далеком прошлом, еще в допетровской Руси, возникли многочисленные промыслы по деревням и селам, в которых жили мастера-ковшечники, прялочники, бурачники, донечники, красильщики. Большинство крестьянских ремесел было связано с обработкой дерева – это был мужской труд; другие, связанные с текстилем, принадлежали женщинам. Остальные ремесла – гончарное, кузнечное, – также широко распространенные требовали большей специализации и никогда не были очень обширны.

      Мастера-плотники в прошлом рубили избы, ставили храмы и выполняли любую хозяйственную работу, связанную с обработкой дерева. Все произведения народного искусства создавались ручным способом, мастер делал сам каждый предмет от начала до конца. А это исключало возможность точных повторений. Создавались вещи похожие, близкие друг другу, но всегда отмеченные прелестью своеобразия. Противоположностью народному художественному ремеслу был позднее возникший фабричный труд, где образец воспроизводился машиной и потому сохранял точность первоначального рисунка. В ремесле технические и художественные навыки передавались из поколения в поколение, возникала профессиональность мастерства. Крестьянское ремесло, ведущее начало от домашнего производства для себя, переходило эту грань и обслуживало местный, сначала неширокий рынок. Так рождались простые крестьянские ремесла, ориентированные на деревенский круг. Это сообщало большую цельность их произведениям, в них глубоко отражалось художественное восприятие народа, его вкусы, мир его представлений и образов. Для крестьянских вещей была характерна художественная отработанность, высокое мастерство, приобретенные в результате длительной традиции.

      Традиция представляла устойчивость технических и художественных приемов. Великолепная выверенность рисунков, опыт в обработке материала, переходившие от учителя к ученику, приводили к совершенству. Дошедшие до нас вещи поражают глубокой продуманностью всего облика, всех частей, часто обусловленных формой материала, которым пользовался мастер-художник, Деревянный ковш, вырезанный из одного куска дерева, хранит форму корневища; из которого он сделан: деревянная игрушка чурочки.

      Со временем отдельные промыслы стали делать вещи для города. В связи с этим изменился и облик их произведений. Он стал больше отходить от деревенского быта, но в приемах обработки, в характере орнамента продолжали сказываться черты, присущие деревенскому искусству. Влечение мастера к узору проявлялось иногда в сказочном великолепии резьбы и росписи по дереву, вышивки и кружев. С не меньшей силой ощущается и родство его творчества с большим искусством, откуда мастер нередко черпал элементы орнамента, брал изображения сказочных сиринов, львов и грифонов, пришедшие на Русь в глубокой древности с Востока. Значительное влияние на его стиль оказали в XVIII веке барокко и классицизм, а в первой половине XIX века – ампир.

      Наибольшее количество первоначальных деревенских промыслов сохранялось на русском Севере. Условия Севера способствовали их развитию. Малое количество пахотной земли, сильная заболоченность, обилие леса вели к организации домашних ремесел: резьбе по кости, выделке прялок, набоечно-красильному делу, не говоря уже о чисто хозяйственных промыслах. С другой стороны, этому способствовала развивавшаяся торговля по Северной Двине, по которой проходили торговые пути из Москвы и крупных городов средней части Руси к Белому морю. Это отражалось на всем строе местной художественной культуры, проникнутой многочисленными влияниями, насыщенной сложными формами. Зато в районах Пиноги и Мезени, более оторванных от остального мира, больше было замкнутости и неподвижности. Именно здесь еще в конце прошлого столетия сохранялись самые архаические формы крестьянского искусства, соответствовавшие архаическому жизненному укладу (сошное земледелие, курные черные избы, которые освещались лучиной; одежда, изготовленная из домотканого полотна). Здесь же производились мезенские прялки с самым архаическим орнаментом из всех известных нам.

      Труды советских ученых все более расширяют наши представления о распространенности крестьянских ремесел. С. К. Просвиркина приходит к выводу, что «монастырские крестьяне занимались выработкой деревянной посуды, которая в XVI—XVII веках была уже широко распространенным рыночным товаром»22 [22 К. Просвиркина. Русская деревянная посуда, стр. 51]. Делали деревянную посуду крестьяне-ремесленники, жившие около Троицко-Сергиева и Кирилло-Болозерского монастырей, Кирилловская посуда была известна в XVI—XVII вв. и неоднократно упоминалась в описях. Посуду выделывали также и близ города Козмодемьянска местные крестьяне. Это производство продолжалось и в XVIII—XIX веках. Существовал особый тип козмодемьянского ковша, устойчиво продержавшийся почти до нашего времени. Выделывались ковши в районе Твори, затем в б. Ярославской и Костромской губерниях. В прошлом веке посуду делали по реке Тотьме, около Великого Устюга и почти во всех районах, прилегающих к Северной Двине. При этом всюду существовал свой тип изделий.

      Производство деревянной посуды стало исчезать лишь в конце XIX века. Оно вытеснялось фабричными стеклянными и фаянсовыми изделиями. Сохранились лишь тс промыслы, которые постепенно превратились в центры обширного производства посуды, поставлявшейся в дальние районы страны и даже уходившей за рубеж. Таким производством была хохломская лакированная (олифой) токарная посуда и резная ложка. Производство хохломских изделий приближалось к мануфактурному. Там возникло сложное разделение труда не только между отдельными мастерами, но и между селами в противовес тем ремеслам, где один мастер делал всю вещь целиком.

      С середины XIX века начался упадок народного искусства. В крестьянский быт проникают безвкусные рыночные вещи. Разрушается старый патриархальный быт под натиском капиталистических форм. Народные ремесла все более приспособляются к зыбким вкусам городского потребителя. Исчезают в ряде мест прекрасные старые традиции. Крестьянский мастер все чаще делается простым исполнителем художественного образца, который теперь создает для него городской художник. Старинное крестьянское искусство вымирало, сохраняясь лишь в далеких глухих уголках Севера, среди лесных просторов Пинеги и Двины. Сохраняются его формы лишь в немногочисленных народных кустарных промыслах, тесно связанных в своей работе с городским рынком и изготовляющих вещи, поражающие своей оригинальностью, не похожие на городское прикладное искусство. Казалось, что народное искусство должно окончательно погибнуть. Но этого не случилось. После Октябрьской революции в результате подъема всех творческих сил советского народа во всех отраслях культуры происходит возрождение народного искусства на новых, социалистических основах.

      Советская эпоха содействует обращению народного искусства к его наиболее драгоценным источникам, развитию лучших традиций и образованию новых ярких и значительных декоративных образов. В советское время развивается живопись бывших иконописцев Палеха, Мстеры и Холуя, представляя по сути дела совершенно новый вид декоративного искусства; восстанавливается изящное мастерство обработки кости в Холмогорах, крепнет хохломская роспись, вернувшись к богатым истокам подлинно народной, «травной» орнаментации, находят новые возможности для своего развития кудринская резьба по дереву, лукутинскне лаки и многочисленные народные ремесла Украины, Средней Азии и Кавказа.

      Народное искусство знало при своей крайне простой технике совершенные решения декоративно-архитектурного характера. Крестьянские избы XIX века – прекрасный образец этого искусства. Наиболее яркие памятники архитектурной резьбы сохранились еще кое-где в Верхнем и Среднем Поволжье, главным образом в Горьковском крае, Владимирской и Костромской областях, и на русском Севере. Уцелевшие памятники народного строительства поражают скупостью затраченных средств и общей простотой своего облика. Резная обработка карнизов, причелин, наличников, вход пых крылец, балкончиков, ворот не нарушает впечатления строгости.

      На первое место по обилию резьбы и ее разнообразию надо поставить избы Горьковской области (б. Нижегородской губ.), большей частью относимые к середине и второй половине XIX века, а также Костромской и Владимирской,

      Горьковский край богат лесом. Его мощные массивы тянутся далеко к северу, среди них теряются деревни и отдельные городки. Его печать лежит на всей деятельности крестьянина. В прошлом что была «деревянная Русь», воспетая Мельниковым-Печерским, с тихим Керженцем, прозрачными водами Светлояра-озера, где по народному преданию иногда виден призрачный град Китеж, ушедший под его волны, слышится звон колоколов. Здесь веками жили и трудились безыменные мастера, вкладывавшие в свои произведения топкий художественный вкус, смелую мысль и богатую фантазию.

      Резьба на крестьянских избах Горьковской области и прилегающих к ней районов была одним из разнообразных видов художественного ремесла русской деревни. Образцы этой резьбы еще недавно часто встречались в виде украшений домов и ворот в селах и деревнях, расположенных близ Волги. Особенно были насыщены архитектурной резьбой Городецкий и Чкаловский районы, в меньшей степени Семеновский и Ковервинский. Отдельные памятники этого уходящего в прошлое крестьянского творчества изредка еще попадаются в глухих местах (рис. I). По словам одного из первых исследователей этой резьбы, М. П. Званцева, «памятники резьбы занимали и сейчас занимают приволжские районы бывшей Ярославской, Костромской. Казанской, Ульяновской губернии, вплоть до Саратовский»23 [23 М. П. Званцев. Домовая резьба. Изд-во Всес. акад. архитектуры, М., 1935, стр. 6] (рис 2). По последним исследованиям И. 15. Маковецкого, И. М. Бибиковой, Н. А. Ковальчук, С. К. Жегаловой24 [24 См. II. М. Бибикова, Н. А. Ковальчук. Деревянная резьба крестьянских жилищ Верхнего Поволжья. «Искусство», М., 1954; С. К. Жегалова. Русская деревянная резьба XIX века. Изд-во «Советская Россия», 1957; II. В. Маковский. Памятники народного зодчества среднего Поволжья. Изд-во АН СССР, 'М., 19;)4 (здесь опубликован целый ряд памятников «глухой» резьбы и типов жилищ, который дополняет материал, изданный в свое время М. П. Званцевым)], эта резьба захватывает Ивановскую и в особенности Горьковскую области.

      Интересный обзор крестьянской резьбы Поволжья сделан также Н. Н. Соболевым25 [25 См. Н. Н. Соболев. Русская народная резьба по дереву, стр. 369-379]. Он указал селения, где обнаружены памятники этого искусства, сообщил о мотивах орнаментальных рельефов, их декоративных качествах.

      Примечателен облик приволжской деревушки. Дорога идет среди густых лесов, пересеченных полями, но небольшим взгорьям, поросшим березняком пли соснами, и приводит в деревню. Длинный «порядок» крестьянских домов вытянулся вдоль дороги, часть изб сбегает к небольшой речушке. За ней синеет лес. На отдельных домах видны почерневшие от времени доски, покрытые «глухой», или, как ее здесь еще зовут, «корабельной резью». Это название указывает на связь архитектурной резьбы с украшением тех судов, которые еще недавно, в середине прошлого века, плавали на волжских просторах. Среди пышных растительных узоров – фигуры фантастических существ и диковинных животных, которые смотрят с высоты крестьянских карнизов и крутых кровель. Мягкая и продуманная раскраска усиливает нарядность «рези». Каждая изба, одетая в такой наряд, приобретает праздничный вид. Резные наличники, коньки на крышах, расписанные оконные ставни дополняют эту декорацию.

      Весь быт деревень бывших Нижегородской, Костромской и Владимирской губерний и деревень, прилегающих к Волге, был достаточно своеобразен. Здесь еще удерживались формы древнерусской культуры. Влияло на это и старообрядчество, чьи поселения были расположены главным образом в лесах за Волгой. Приверженцы старой веры сохраняли любовь к обычаям и искусству старины. Это были, кроме исконных жителей края, крестьяне, дворовые, бояре, купцы, бежавшие от Никона и Петра. Движение старообрядческих переселенцев особенно усилилось в XVIII веке. Их быт сливался с местным крестьянским укладом, хранившим в искусстве пережитки глубокой древности, иногда восходившей к языческой старине. Было подмечено, что на левобережье, в лесном Заволжье, деревенские избы старообрядцев не столь часто и богато украшались, как на правобережье. В этом сказался строгий характер старообрядческой культуры. Но ее влияние в смысле сохранения традиций древней Руси было очень велико.

      Большое значение имела Волга, ее шумные и бойкие торги – Макарьевская ярмарка, Городец, Нижний Новгород. Здесь шло непрерывное движение, кипела жизнь, плыли суда, нагруженные товарами, в южные русские губернии, на Каспий, в Иран. Сюда подходили дороги из Сибири и центральной России, из северного края.

      Формы нового искусства незаметно проникали в местное творчество, сплетались со старыми. Но основой все же продолжали оставаться навыки исконного мастерства, как в характере построек, так и в орнаментальном убранстве.

      В быту деревни долго сохранялась резная и расписная посуда, резьба была простой геометрической и рельефной. Она покрывала деревенские массивные вальки и рубели, устилала поверхность прялочных гребней, густо украшала детские зыбки, деревенские сани и телеги. Топор и нож в руках крестьянина были постоянными инструментами, к которым он приучался с малолетства. Из поколения в поколение передавались навыки резного мастерства, любовь к украшению бытовых вещей и жилья. На эти исконные ремесла влияли высокоразвитые формы допетровского искусства; в деревне и волжских городках встречались прекрасные иконы, обращалось много первопечатных книг и старообрядческих рукописей, украшенных многоцветными орнаментальными заставками с изображением причудливых трав и фантастических птиц и зверей. Местные иконописцы расписывали не только иконы, но и утварь. Их влияние не могло не отразиться на деревенских мастерах. Кипучая жизнь Нижнего Новгорода и местных городков, тесные связи края с Москвой, Владимиром, Ярославлем, южными губерниями в значительной мере содействовали появлению и развитию многих кустарных промыслов с их художественными традициями. Так образовалась хохломская роспись со скупой расцветкой на деревянных ложках и токарной посуде (в гамме черного, красного и золотого), отражавшая вкусы старообрядческой деревни. Затем – ее противоположность, улыбчатая, веселая роспись прялочных донец Городца, нарядная федосеевская игрушка, узорчатая крестьянская набойка, причудливая резьба пряничных досок. Для всех видов местного крестьянского творчества было характерно господство растительного орнамента, хранившего в своих формах отзвуки искусства допетровской Руси. Архитектурная «резь» крестьянских изб, несмотря на большое своеобразие, легко входит в общий круг этих художественных ремесел. Здесь продолжали жить старинные навыки, древние образы подчиняли себе новые мотивы, пришедшие в XVIII и XIX веках, и основной художественный колорит деревянной резьбы был связан с древнерусской традицией.

      Архитектурная резьба возникла, вероятно, очень давно, еще в допетровскую эпоху, и сохранилась в видоизмененных формах в искусстве деревни XVIII—XIX веков.

      Деревянное строительство всегда высоко стояло в древней Руси черная свои силы в творчестве народа. Дошедшие до нас превосходные памятники деревянного северного зодчества и образцы древней каменной архитектуры с запечатленными на них следами влияний деревянной «рези» говорят об этом достаточно красноречиво. Такие памятники деревянного строительства, как Коломенский дворец близ Москвы (разобран в XVIII веке; остались его рисунки, сделанные в 1763 г. художником Гильфердингом и архитектором Иваном Мичуриным), поражали хитроумием, неисчерпаемой фантазией и в то же время обдуманной связью украшения с материалом, с деревянной конструкцией.

      В старину частные дома, постройки и отдельные церковные памятники украшались резьбой. Таких домов, было очень много. В Стоглаве говорится о том, что в Москве «над вратами домов у христиан поставлялись... звери и змии и неверные храбрые мужи»26 [26 И. Снегирев. Памятники московской древности. Тип. Августа Семена, М., 1842—1845, стр. XXXIX]. У писателя Михалона Литвина есть упоминание о том, что «великий князь Иван Васильевич украсил свой дворец «каменными изваяниями но образцу Фидиевых»27 [27Н. Е. Мнева. Скульптура и резьба XVI века (История русского искусства, т. III. Изд-во АН СССР, М., 1955, стр. 625)]. Это были, по-видимому, деревянные львы, единороги, сирины, кентавры («стрельцы»), которые существовали и в искусстве провинции. Их образы, заимствованные с привозных драгоценных аксамитов, дошли до нас в украшениях изделий древнего художественного ремесла: металлических чаш, расписной и резной утвари, узорах набойки и парчи. Множество этих изображений еще бытовало в XIX веке на вещах крестьянской работы. Лучшие образцы архитектурной резьбы имелись в селах правобережья Волги - Кстове, Игрище, Безводном, Пестове, Великом Овраге, Сельце (в котором находился один из наиболее старых памятников – изба, помеченная датой 1825 г.), Никольское, Кузьминки и другие. Встречалась архитектурная резьба в Заволжье, в Городце и его окрестных деревнях и в Ковернинском районе – в селах Новопокровском, Семенове, Кулигине и Хрящах, где ее образцы на фасадах видел в 30-х годах сам автор. Высокое мастерство нижегородских плотников и резчиков неоднократно отмечалось в литературе. Уже Реман в 1805 г. указывал на замечательное искусство русских плотников, которые в короткое время воздвигли на Макарьевской ярмарке многочисленные деревянные строения с резьбой28 [28 Путешествие на Макарьевскую ярманку Г. Ремана. «Северный Архив», № 8-9. Тип. Н. Греча, 1822]. Как только наступала весна, мастера плотничного и резного дела объединялись в артели и, двигаясь из деревни в деревню, ставили новые избы, украшая их резьбой. Весело стучали топоры, визжали пилы, летели белые пахучие стружки, дома клались венец за венцом, на белых гладко обструганных щеках искусная рука резчика выводила замысловатые рисунки пышные травы, сплетавшиеся ветками и лист вой с помещенными в них фигурами диковинных зверей. Особенно славились плотники сел Кологривова, Якушей и Аргуна. В народе даже сложилась поговорка: «аргуну – топор кормилец». Много и других метких изречений посвящено мастерству плотников: «и клин тесать – мастерство казать», «топор всему делу голова», «не соха платит оброк, а топор», «думает плотник топором». Максимов, описывая ремесла жителей Поволжья, с восхищением отмечал, что «топор русский такие вырубает фигуры в досках, что можно подумать на долото, ножи и разные столярные инструменты. По крышам изб развешены так называемые полотенца, т. е. доски, прибитые и разукрашенные в роде полотенец, с кистями и прорезанными фигурами: все это мастерит немудреный топор»29 [29 С. Максимов. Куль хлеба и его похождения. Изд-во К. Плотникова, СПб., 1873, стр. 28] (рис. 2).

      Иностранцы, побывав в Московском государстве, говорили об этом поразительном искусстве. Яков Рейтенфельс, живший в России в 1671— 1673 гг., писал, что московитяне обладают особенным, им свойственным наследственным уменьем строить чрезвычайно изящные деревянные дома. Он видел Коломенский дворец и оставил его восторженное описание: «Коломенский загородный дворец, который, кроме прочих украшений, представляет достойнейший обозрения род постройки, так как весь он кажется только что вынутым из ларца, благодаря удивительным образом искусно исполненным резным украшениям, блистающим позолотою» 30 [30 Сказания Рейтенфельса о Московии 1680 г. «Чтения г. обществе истории и древностей российских», кн. 3. М., 1900, стр. 93].

      Большое влияние на мастерство нижегородских строителей изб оказала корабельная «резь», существовавшая на волжских расшивах, белянах и баржах. Они бороздили волжские воды еще в середине прошлого века. Художник Н. П. Боголюбов, любовавшийся ими, пишет, что «эти суда – самые красивые на Волге. Украшения их весьма затейливы. На носу обыкновенно рисуют глаза либо сирены, либо иные чудовища, неведомые самим художникам, их рисовавшим, а борта изукрашены резьбой, около которой, кроме топора, не трудился никакой другой инструмент»31 [31 Н. П. Боголюбов. Волга от Твери до Астрахани. Тип. Гогенфельдена, СПб., 1862, стр. 18]. Остались отдельные изображения этих кораблей, орнаментированных резьбой, в специальных иллюстрациях, выполненных художниками Н. П. Боголюбовым и Ф. Васильевым. Упоминание о волжских резных расшивах мы встречаем у В. Рагозина32 [32 См В. Рагозин. Волга от Оки до Камы, т. II, изд. Шминдорфа. СПб., 1890, стр. 18; В. И. Немирович-Данченко. По Волге, изд. И. Л. Тузова. СПб., 1877, стр. 56]. Описания таких изукрашенных судов, типичных для древней Руси, сохранили нам и былины: «...нос-корма по-туриному, бока возведены по-звериному»33 [33 «Древние российские стихотворения, собранные Киршей Даниловым». Тип. Селивановского, СПб., 1804, стр. 2] или: «Еще нос-корма в ем по-звериному, а как хоботы-то мечет по-змеиному, – бока выведены в ем да по-туриному...»34 [34 «Сборник Отделения русского языка и словесности императорской Академии», т. 59, стр. 242]. О постройке речных судов сообщает в 1810 г. и П. И. Мельников35 [35 П. И. Мельников. Нижегородская ярмарка в 1843, 1841 и 1845 годах. Губ. тип., Н. Новгород, 1846, стр. 83]. Эта резьба не могла не отразиться на существовавшем ранее архитектурном узорочье; возможно, что эти два вида искусства развивались одновременно, влияя друг на друга.

      Многочисленны были прежде избы с резными украшениями. Крестьянские жилища щеголяли затейливостью узоров на резных карнизах, поясах, причелинах, спусках с крыш (в виде решеток, похожих на вышитые полотенца), богато обрамленными окнами (рис. 2).

      Рельефная «глухая» («долбленая», или «корабельная», но местному выражению) резьба завоевала себе прочное место в волжской деревне. Ее техника была сравнительно проста. Резные украшения наносились на заранее подготовленные доски. На глади доски прочерчивались контуры будущего рисунка: травы, фигуры животных, птиц и русалок – «берегинь». Рисунок наносился уверенной рукой, обычно (по словам стариков) на глаз, по памяти. Только последнее время стали рисовать сначала на бумаге, после чего прокалывали иглой по линиям изображения и, разложив бумагу на доске, «паузой» (мешочком с угольным порошком) посредством легкого постукивания по рисунку, переводили его на доску и полученный контур усиливали карандашом (обводка). Затем долотом мастер подсекал (подрезал) рисунок по контуру и вынимал «землю», т. е. фон, выглаживая его стамесками. Подсечка производилась ударами молотка по долоту. Выемка «земли» представляла собой углубление в плоскость, в толщу доски36 [36 См. М. П. Званцев. Домовая резьба, стр. 18]. На некоторых досках фон делали неглубокий и рельеф «заоваливали», закругляли по краям (рис. 4 и 7), в других, наоборот, подсекали сильно по контуру, почти под прямым углом, отчего изображения становились менее пластичными, их очертания – более резкими (рис. 8 и 10). Последняя стадия работы заключалась в проработке деталей в рельефе: намечались неглубокими порезками жилки листьев, орнаментально разделывалась грива у львов, чешуя на пышно закрученном русалочьем хвосте. Эти порезки очень напоминали простейшую выемчатую резьбу (рис. 16). Большую роль в «глухой» резьбе играл инструмент. Закругления рельефа, выемки и жилки в листьях производили долотом. Точная последовательность техники резьбы была установлена, по словам М. П. Званцева, путем наблюдения за работой старого резчика В. М. Попова. При долблении мастер постепенно удалял ненужные ему куски дерева. На памятниках «глухой» резьбы лежит печать артистичности, но имен мастеров, которые были, без всякого сомнения, выдающимися художниками в области декоративного искусства, сохранилось очень немного. Д. В. Прокопьев и М. П. Званцев называют, имена мастеров, известных только потому, что уцелели доски, ими подписанные. Мы знаем имена мастеров, украсивших избы в Кстовском районе: Званцев публикует снимок с избы 1872 г. с подписью С. Удалова (резьба была перенесена с еще более старого дома). Там же он приводит снимок с резьбы Михаилы Малышева (1882 г.)37 [37 М. П. Званцев. Домовая резьба, стр. 17, 33, 47]. В Городце работали резчики-плотники А. С. Нестеров и Ф. Д. Стрючков38 [38 Д. В. Прокопьев. Художественные промысла Горьковской области, стр. 43].

      Нижегородская изба XIX века сложена из ряда венцов, образующих сруб или клеть. Клеть покрыта двускатной крышей, утвержденной на стропильных ногах (быках) – длинных бревнах, упиравшихся в сруб. В верхней части посредине, скаты кровли скреплялись большим бревном, носившим название «князевой слеги». Кровельный тес, которым покрывали крышу, заканчивался желобом – «застрехой». Резные доски украшали главным образом фасад избы. Это были две длинные доски-причелины. Они спускались по бокам двускатной кровли, обрамляя чердак (рис. 1 и 2). Затем шла «подзорная доска» (иногда ее называли лобовой «красной» доской, «платком»), служившая по существу карнизом, отделяющая чердак от сруба (рис. 9, 10). Подзор, насыщенный орнаментацией, был расположен высоко над окнами, убранными резными наличниками. Мастера не жалели ни сил, ни фантазии на украшение подзоров. Иногда подзор представлял собой одну доску и наколачивался прямо на бревна, но чаще приближался к настоящему карнизу. В некоторых избах подзорные доски заходили на боковые стороны, увеличивая украшенность жилища. Подзор обычно встречался в тех избах, где чердак зашит тесом. Выступающие торцовые бревна также обшивали резными досками, «обрешетинами». Замечательно композиционное расположение всех этих досок на фасаде: оно подчинено основным архитектурным линиям избы. В то же время резные доски защищают от дождя и снега наиболее уязвимые места деревянной конструкции. Деревенский зодчий проявляет много истинного вкуса и изобретательности в разработке своих орнаментов. На каждой избе он создает разнообразные варианты растительного узора, который стелется, гнется и вьется, подобно хмелю, по поверхности доски (рис. 9, 10). Рисунки, состоящие то из пышных округлых завитков, то из сплетающихся трав, образуют многосаженные фризы. Мастер вдохновенно вплетает в их ткань фигуры львов, русалок, сирином, стремясь к чистой декоративности и умножению узора. Реже на подзорах встречались изображения коня, петуха, павлинов, вожака с медведем, жар-птицы, порой даже русалки с птичьими лапами39 [39 Н. Н. Соболев. Русская народная резьба по дереву]. На многочисленных резных досках можно усмотреть две манеры резьбы. В одной полные округлые завитки, выполненные широко и свободно, с небольшим количеством деталей, скульптурно обработанные, отчего рисунок кажется выпуклым и отчетливо выступает на гладком фоне доски (рис. 4, 7 и 9); в другой – мастер сознательно стремится к наибольшей сложности рисунка; трудно различить главную ветвь, взор теряется в неожиданных изгибах усложняющегося и сплетающегося узора; резьба распространяется на всю доску, густо ее заполняет и покрывает сплошным, густым ковром, в котором почти нет фона (рис. 6 и 8). В этой манере плоского узорного рельефа всего ярче выступают черты крестьянского русского искусства с его любовью к декоративной узорности ритма, легко и непроизвольно рождающегося у мастера, подобно мелодии народной песни. Здесь есть глубокое родство с резьбой по кости Холмогор, с узорочьем расписных прялок, с легким ажуром вологодского кружева. Но все это носит особый характер и подчинено задаче придать нарядность деревенской избе. Мастера увлекает затейливость резной обработки, в ней он видит красоту рисунка. Так рождаются измельченные бесчисленными мелкими порезками хвосты русалок, тонкими жилками – листья розеток. Не пластическая мягкость очертаний, а равномерность узорного резного убранства характерна для большинства таких досок. Удалось проследить, что в старых резных досках, относимых к первой половине XIX века, чаще встречается резьба первого тина (рис. 4), зато в более поздних избах, построенных в 70—80-х годах XIX века, возрастает сложность и узорность (рис. 1, 6 и 10).

      У М. П. Званцева опубликованы две избы: одна поставлена в 1849 г., другая – в 50-х годах XIX века. Строение их орнамента очень просто, строго. Фигура русалки берегини помещена свободно на гладком фоне доски. Рельеф сильный и сочный. Резная причелина невелика, ее узор, состоит из каймы зубчиков, напоминая оторочку кружева. Очелье избы (тимпан) остается свободным. Иначе выглядит изба 80-х и 90-х годов. Резьба делается очень густой, заполняя нередко и все очелье. Перед нами явное движение стиля от строгой и уморенной декоративности К пышности, к увеличению орнаментального узора, к потере некоторого чувства конструктивности40 [40 См. М. П. Званцев. Домовая резьба, стр. 85, 86, 87] (рис. 1).

      Эти новые вкусы сказывались уже в 60-х годах XIX века. На публикуемой нами доске 1858 г. в переплетенных травах помещен сирин. Все здесь превратилось в игру мелкого узора, которая усилена дробными порезками. Хвост завершен спиралевидными кружками, похожими на древние солярные розетки. Они очень близки к розетке, изображающей дракона, вырезанной на костяной пластинке из новгородских раскопок (см. рис. 6 и 13).

      Нарядность убранства повышается раскраской в красный, синий, желтый, белый, зеленый и коричневый цвета Нередко господство одного цвета над другим; есть избы, где резьба окрашена в синий и зеленый цвета. Окраска повышает выразительность резных украшений, делает их еще более нарядными. Распространены расцветки, вы держанные в мягких тонах, в которых часто сочетание красного, светло-зеленого и нежно-синего с темно-коричневым в рельефе, с посеребренной или белой поверхностью фона. Мягкость расцветки усиливалась с постепенным выцветанием красок. Иногда окраска достигала большой сложности, вызванной переменой и чередованием цветов. На некоторых подзорах одна часть доски имеет фон красный, а завитки орнамента – белые и черные, другая часть – фон белый, а завитки красные и черные. Д. В. Прокопьев отметил разновидности раскраски: к северу от Городца преобладали сочетания белого, синего, зеленого; к югу – красного, желтого и белого41 [41 См. Д. В. Прокопьев. Художественные промысла Горьковской области, стр. 39]. Так же расписывалась корабельная «резь» на расшивах и белянах, где вместе с красками обильно применяли позолоту и серебро. «За Балахной начинают строить любимые волжские суда-расшивы, расписанные и размалеванные, по носу и корме разукрашенные разными чудовищами», – писал в 1873 г. С. Максимов42 [42 С. Максимов. Куль хлеба и его похождения, стр. 251]. Эта любовь к раскраске идет от древней Руси. Деревянные хоромы XVII века золотили, украшали росписью и резьбой. Мастера, строившие дворец Алексея Михайловича в селе Коломенском, золотили окна, двери, чешую кровель, расписывали подзоры и всякую «резь». Два года продолжались живописные и золотарные работы во дворце, который поражал блеском золота и красок, узорчатой резьбой, «предивной хитростью, пречудной красотою».

      В Коломенском дворце голубые и зеленые кровли сочетались с сине-черной и золотой резью подзора, были густо позолочены решетки, коньки, наличники, рельефная резьба чередовалась со сквозной. О пышности убранства Коломенского дворца, кроме рисунков, плохо передающих его детали, можно судить но отдельным описаниям резных поделок: в передней комнате три окна столярного дела резные, золоченые, в среднем окне столб притворный (делящий окно на две части – В. В.) резной золоченой, у двух окон сторонние столбы притворные, расписанные золотом и серебром, окончины слюдяные»43 [43 Н. Чаев. Описание дворца царя Алексея Михайловича в селе Коломенском. Унив. тип., М„ 1869, стр. 19]. Симеон Полоцкий хорошо передал в своих стихах то сильное впечатление, которое производил дворец на современников:


      Злато везде пресветло блистает,
      Царский дом быти лепота являет,
      Множество цветет живонаписанных.
      И острым хитродлатом изваянных44.

      [44 И. Голышев. Памятники старинной русской резьбы по дереву во Владимирской губернии, изд. И. Голышева. Мстера, 1876, стр. 2]


      Последние отзвуки этой красочной отделки зданий сохранились в живописном творчестве деревенских мастеров XIX века. Высокое мастерство русских плотников нашло отражение в фольклоре, оставившем описания их искусной работы. В одной былине рассказывается, как Соловей Будимирович велел своей дружине выстроить терема для его невесты Забавы Путятишны:


      С вечера поздным поздно,
      Будто дятлы в дерево пощелкивали.
      Работала его дружина хоробрая —
      Ко полуночи и двор поспел:
      Три терема златоверхие,
      Да трои сени косящеты,
      Да трои сени решетчаты,
      Хорошо и теремах изукрашено:
      На небе солнце, в терему солнце.
      На небе месяц, в терему месяц.
      На небе звезды, в терему звезды.
      На небе заря, в терему заря –
      И вся красота поднебесная45.

      [45 «Древние российские стихотворения, собранные Киршей Даниловым», стр. 7].

      Простой обзор крестьянских резных досок XIX века говорит о близости их украшений к орнаментальным мотивам древней Руси, к тем узорам, которые нашли классическое выражение в убранстве московских палат и теремов. Роскошная, тонкая орнаментация Грановитой палаты в Кремле, на двери Красного крыльца с фигурами львов, драконов и птиц над входом, раскрашенные узоры кремлевских теремов, овеянные дыханием Востока, вмещающие крылатых грифонов, экзотических птиц, единорогов, очень близки по духу деревянной резьбе. Эти орнаментальные мотивы еще в XVI и XVII веках широко распространились в крестьянском искусстве, нашли отражение в росписях посуды и утвари, зацвели на страницах рукописей, запечатлелись в металлической чеканке окладов, в узорах одежд. Орнаменты, напоминающие крестьянскую «резь», с похожей окраской мы встречаем и на керамических поливных изразцах XVII века (рис. 3).

      Неоднократно говорится в XVII веке об искусных мастерах резьбы. Из документов Оружейной палаты мы узнаем о мастере Семене Деревском, который «режет на столбах и досках звери и птицы и травы»46 [46 Н. Н. Соболев. Русская народная резьба по дереву, стр. 77]. Упоминаются мастера и в связи с наградой за их работу. Так, были награждены мастера, занятые отделкой Коломенскою дворца: «пожаловал государь резного мастера старца Арсения за то, что он в селе Коломенском был у хоромного строения у резного дела», «пожаловал резного дела мастеров Климка Михайлова, Давыдка Павлова, Андрюшку Иванова, Гараску Скулова да ученика их» 47 [47 Там же, стр. 85].

      На крестьянской резьбе оставили свой след барокко в пышных округлых завитках и классицизм (ампир) XIX века, как это можно судить по крестьянским наличникам с полуциркульной арочкой под фронтоном верха, с тонкими витыми колонками, которые были заимствованы от допетровского церковного зодчества (рис. 19), и частым в резьбе мотивом ампирного аканфа (рис. 4 и 7). Отдельные узоры напоминали классические орнаменты: овы, пальметты, киматнн. Не менее древними были изображенные на досках и наличниках окон львы, грифы, единороги, павлины и сирины. Многие из них встречались в декоративных украшениях древней Руси; некоторые из них, как фигуры львов, барсов, сиринов, восходили к рельефам соборов XII века во Владимире и XIII века – в Юрьеве-Польском (рис. 3 и 11). Уже в XV веке часто помещали на оконных наличниках изображение фантастических животных. Особенно много их было в XVII веке. Сравнивая резное декоративное убранство древней Руси с «глухой» резьбой Поволжья, нетрудно убедиться, что последняя как в отдельных мотивах, так и в общем характере родственна резьбе древних памятников. Полагать, что «глухая резьба» возникла в недавнее время и не связана преемственностью развития с резьбой древней Руси, значило бы совершить большую ошибку. О давнем происхождении «глухой» резьбы говорят изощренная техника, удивительное мастерство, разработанность художественных образов фигур и орнамента, наличие устойчивых традиций и круга образов. Возможно, что эти изображения имели определенный смысл. Лев, стрелец, овен, например, символизировали знаки зодиака. Встречались они и в текстах древних книг. Множество подобных изображений жило в резном убранстве кораблей. Англичанин Джером Гарсей описал флот Иоанна Грозного, который строили в Воронеже. Среди фигур, помещенных на судах Грозного, Гарсей отметил «львов, драконов, орлов, слонов, единорогов, так отчетливо сделанных и так богато украшенных золотом, серебром и живописью»48 [48 Гарсей Джером. Записки о Московии XVI века. Изд-во А. С. Суворина. СПб., стр. 44]. Традиции корабельной рези удерживались еще в эпоху Петра Первого на поенных кораблях. Резьба была крупной, состояла из фигур сирен, тритонов, разных аллегорических изображений. Украшали флот Петра бывшие иконостасники Оружейной палаты.

      Корабельная резьба, щедро покрывавшая галеры и суда, плававшие по Волге, влияла на развитие крестьянской резьбы. Ее переносили на жилища, где она встречалась наряду с местными изображениями. Художественные приемы корабельной «рези» перенимали крестьяне резчики; многие из них сами работали над украшением волжских судов, а возвратившись домой, применяли усвоенные ими приемы для отделки жилищ.

      Резное убранство, таким образом, было характерно для архитектурной деревенской резьбы, связанной с прошлым прочными традициями. Сохранившиеся на избах плоские резные розетки принадлежат к геометрическому древнему стилю крестьянского искусства и восходят еще к первоначальной земледельческой культуре. Как изображения коньков на кровлях изб, говорящие о солнечном культе, так и эти розетки, спирали уводят нас в глубокую древность.

      По различным сведениям, самые старые избы Поволжья обладали очень скудной орнаментацией. Из-за отсутствия «красной» доски резьба распределялась только на причелинах и полотенцах. Высказывалась мысль, что для многих изб была характерна простейшая геометрическая резьба. Рельефная резьба в старину, вероятно, встречалась в деревнях реже, а та, которая встречалась, уступала городской.

      Фигура льва с процветшим хвостом – любопытный мотив крестьянских подзорок (рис. 3, 5 и 9). Лев всегда изображался лениво лежащим на конце доски. Он держит в лапе растительную ветвь. Художник украшает его гривой с витиеватыми завитками, придает ему мягкие очертания. Льва народный мастер никогда не видел и потому изображал как знакомых ему животных. Лев становится похож на кругломордого добродушного кота. Иногда его делают похожим на маску-личину, которую носили в древней Руси скоморохи (рис. 8). Порой лев преображается в небывалое, диковинное существо, где уже трудно различить его естественные черты. Происходит своеобразная декоративная переработка этого мотива. Лев принимает самые различные формы: то вытягивается на доске, то сжимается так, что его фигура почти вся вписывается в круг, то, наконец, приобретает настолько узорный силуэт, что его нельзя выделить из орнаментальной ветки. Но декоративное значение льва, как и всех фигур, помещенных в «глухой» резьбе XIX века, несомненно. Эти фигуры всегда завершают орнамент. Но иногда лев – существо необычное для деревни, – располагаясь на фронтоне избы, словно исполняет роль стража. Его голова с раскрытыми пазами, всегда обращенная к зрителю, встречает пристальным взором подходящего к дому. Пышная орнаментальная ветвь, которую держит лев в своих лапах, украшает вход и возвеличивает хозяина жилища (рис. 4 и 9).

      Изображения льва различны по стилю; об этом говорит его рисунок, созданный в процессе длительной традиции. Иногда он представляет четкую фигуру с гладкой поверхностью тела, с лаконично выполненными завитками, изображающими гриву (рис. 4). На других образцах фигура льва сложна по форме: затейлив контур, грива разукрашена мелкими изящными порезками (рис. 3). Такая фигура – плод большой и вдумчивой работы, и орнамент, ветвь которого держит в своей лапе лев, также тонок и изящен в каждой порезке. В других случаях лев изображался на гладкой поверхности доски (отделен рамкой от орнамента) очень примитивным по форме: скупые до крайности порезки, веером раскидывающиеся под его головой, строгий угловатый рисунок, делают весь облик льва очень выразительным (рис. 5). Но, как правило, во всех львах как бы они пи были выполнены, голова всегда очеловечена. Это придает им интимность, делает их очень «домашними», приближает к тем животным, которые встречаются в народных сказках. Этот лев прежде был гербом владимиро-суздальских князей и удержался в воспоминании народа (рис. 11). Порой он становился объемной скульптурой. Резчик помещал его изображение на воротах дома. Еще недавно много таких львов можно было встретить в Городце на Волге. Великолепные два льва с гладко отдела иным туловищем, с мощной гривой, крепко облегающей их головы, с разинутыми пастями возвышались на воротах одного из домов в Городце, составляя прекрасную геральдическую композицию49 [49 См. М. П. Званцев. Демовая резьба, стр. 109]. Постройка дома, как и самые изваяния, относится к 30-м годам XIX века. Силуэты львов своими полукруглыми очертаниями служили превосходным декоративным завершением ворот, представляя, таким образом, неотъемлемую часть архитектуры.