Когда женщину, убившую Сахарова, избавившую от него народ, доставили в тюрьму, то в тюрьме произошли "беспорядки": арестанты так энергично требовали ее освобождения, что для усмирения их пришлось вызвать войска (ib.).
Труп генерала Сахарова привезли с помпой хоронить в Петербург. На гроб его возложили царский венок; его хоронили "под залпы орудий артиллерии и стрельбу войск", но ни ружейная трескотня, ни пушечный грохот не заглушили того недоброго слова, каким народ проводил в могилу генерала Сахарова...
"Нововременские" волки завыли...
Под покровом мрака "ночи 80-х и 90-х годов" набралось в нашу журналистику много гнусной, скверной тли, составившей довольно значительный контингент провокаторов, сплетников и пасквилянтов. В это же время в нашу литературу пробрался между прочим, г. А. Ст-н, раньше пописывавший в "Пет. Ведом.", а ныне подвизающийся на столбцах "Нов. Вр.".
Как всякая тля, сегодня он - тут, завтра - там; его перо готово к услугам всех, кто достаточно платит, готово писать все, чего изволите, что прикажете, все, что угодно. Это - типичный представитель в литературе черносотенного направления в духе "партии правового порядка", "Союза русских людей" и т. п.
Вот этот-то г. А. Ст-н живет в том же доме, где и семейство генерала Сахарова, и от прислуги он слышал, что генеральские дети - по получении известия о смерти отца - "страшно убиваются, все время плачут"... "Бедные дети!" восклицает г. Ст-н. (Нов. Вр. № 10,666). А сколько крестьянских детей плачет в Саратовской губернии и как горько плачут эти дети, лишившиеся своих отцов-кормильцев, истерзанных, изувеченных, убитых казаками при нашествии генерала Сахарова,- о том генеральская прислуга не говорила г. Ст-ну, и он молчит о них.
Г. Ст-н, может быть, и знает или, по крайней мере, догадывается, что плачущих крестьянских детей в Саратовской губернии в настоящее время много, очень много, но весь запас его гуманности и сострадания распространяется лишь на лиц первых трех классов. Тут плачут генеральские дети... А там где-то в Саратовской глуши плачут дети мужиков, - да притом еще мятежных мужиков, бунтовщиков, которых и следует забивать на смерть, резать, душить, а хаты их "разносить пушками"... Нет! Гуманность г. Ст-на не может заходить так далеко, распространяться на грязную, голодную деревенскую детвору.
Далее этот господин пишет о генеральских детях: "Бедные дети... Теперь они плачут и беспокойные их детские сердца беспомощно колотятся в маленьких детских грудках, но они вырастут и что накопится в их созревших думах и возмужавшем чувстве?.. Месть?.. Прощение?.."
И мне, конечно, жаль детей генерала Сахарова... Но их детское горе скоро забудется: время залечивает и не такие душевные раны, как горе о потере отца. Но генеральские дети, по крайней мере, будут избавлены от материальной нужды: за ними останется отцовская пенсия, они могут рассчитывать на всякие пособия и на всякие милости свыше, и путь для вступления в жизнь будет для них ровен и гладок.
Крестьянские дети - в другом положении. К горю их об искалеченном или убитом отце присоединится еще злая нужда; матери их не только не получат никакой пенсии и никаких пособий, но министр внутренних дел, г. Дурново даже позаботился о том, чтобы им не выдавали ссуды, то есть, лишил их последнего куска хлеба. Пойдут ребята "в кусочки"; станут побираться по миру; будут жить эти несчастные в холоде, в голоде, без теплого платьишка на плечах в студеную пору, а в перспективе для них - преждевременная могила или жизнь тяжелого труда и лишений...
В виду страданий этих осиротевших малюток совершенно бледнеет, стушевывается горе генеральских детей.
Горе этих генеральских детей, как я сказал, скоро забудется... Но вот, когда они вырастут, когда узнают о том, какую роль играл их отец в эпоху освобождения России, быть может, их горе будет глубже, и сами они будут достойнее сожаления, чем теперь... "Что накопится в их созревших думах и возмужавшем чувстве?" спрашивает г. Ст-н. Да. Это - вопрос...
Не должно забывать, что жить людьми взрослыми, жить сознательной жизнью они будут уже в свободной России. Расти они будут при других условиях, чем г. Ст-н; при других условиях вступят они в жизнь...
"Иные люди в мир придут,
Иные чувства и понятья
Они с собою принесут"...
Тогда черное не станут называть белым, разбойники не будут пользоваться уважением, правительство не решится сказать обществу: "Молчи, не говори правды, а то - убью!.."
Напрасно г. Ст-н меряет все и всех на свой аршин - даже и людей будущего...
Если дети Сахарова будут честными гражданами, то, познакомившись с историей нашего народа - страстотерпца, ознакомившись с историей наших дней, они поймут, что мстить им за отца не за что и не кому, а также и прощать им не кого. Совершенно напротив... В жизни им не раз, может быть, придется пережить тяжелые минуты при воспоминании о неслыханных ужасах наших кровавых дней. И вот тогда-то их будет жаль.
Конечно, дети неповинны в грехах и преступлениях отцов. Но печать Каина, которою История клеймит братоубийц - врагов народа, и на потомство их набрасывает тень. Историческая Немезида - неумолима.
II.
В двух старинных книгах описываются ужасы "драгонад" - ужасы той эпохи, когда самодержавное правительство Людовика XIV преследовало протестантов за то, что они думали и веровали не так, как желал король-Солнце и как требовал католический Рим.
"Войска производили везде неслыханные жестокости. Все им было позволено, кроме убийства", - говорится в тех старых книгах. Протестантов всячески мучили, подвергали их всевозможным истязаниям - физическим и нравственным: лили им в рот кипяток, били палками по подошвам, вырывали бороды по одному волоску, клали горячие уголья им в руки и заставляли держать их сжатыми, пока уголья не погаснут; обжигали им ноги, держа их подолгу перед сильным огнем или прикладывая к подошвам раскаленные железные лопаты. Одного из протестантов, по имени Рио (Ryau), "связали, защемили пальцы, загоняли булавки под ногти, протыкали ему ляжки и лили в раны уксус и сыпали соль"...
Иных протестантов солдаты раздевали донага и, подвергнув всевозможным унижениям, обкалывали булавками с ног до головы, резали их ножами; у иных срывали ногти на руках и на ногах. "Драгуны привязали г-жу де-Везансе к ея кровати и, когда она открывала рот, чтобы сказать слово или вздохнуть, плевали ей в рот"...
И женщинам драгуны оказывали не больше уважения и не больше милосердия, чем и мужчинам. Они не щадили чувства стыдливости и самым гнусным образом оскорбляли, позорили женщин. Драгуны связывали отцов и мужей и в присутствии их бесчестили их жен и детей. Они глумились, издевались над женщинами, - поднимали им юбки на голову и обливали их водой; иных драгуны раздевали до рубашки и заставляли плясать с ними. "Двух девиц из Калэ, по имени ле-Нобль, совсем нагих разложили на мостовой, и в этом виде оне подвергались насмешкам и оскорблениям прохожих"... И драгуны везде, по всей Франции - в Бургони, Пуату, Шампаньи, Гвиенне, Нормандии, Лангедоке - действовали одинаково: избивали, жгли, насиловали женщин... (Benoist. "Histoire de I'Edit de Nantes", vol. V, pp. 180, 887-892/-"Quick's Synodicon in Gallia", vol. I, pp. CXXX, CXXXI).
Это происходило во Франции в 1685 году.
Прошло 227 лет после тех ужасов... Цивилизация за это время сделала большие шаги вперед, смягчила нравы, сделала правительства гуманнее, жизнь человеческая стала цениться дороже, явилась Декларация человеческих прав, человеческое достоинство, человеческая личность стали уважаться, явились даже общества покровительства животным, союзы для защиты птиц...
Наступил XX век... И в нашем несчастном отечестве разразились такие ужасы, которые своею жестокостью и чудовищностью превосходят и драгонады Людовика XIV, и Варфоломеевскую ночь и неистовства инквизиции,2 - такие ужасы, от которых, по выражению канадского министра-президента, Вильфрида Лорьера, "стынет кровь в жилах"... - Проведем параллель между французскими и нашими драгонадами.
Во Франции деспотическое правительство, не выносившее свободы ни политической, ни религиозной мысли, мучило, терзало людей с помощью преданных ему драгунов, - мучило за то, что они веровали не так, как желал король-Солнце и как повелевал Рим. Наше правительство в бессильной злобе, с яростью терзает, мучит, убивает всех, кто борется за свободу и счастие народа, всех, кто думает и чувствует не так, как желательно его опричникам. Во Франции отличались неистовствами драгуны; у нас также - драгуны и еще более казаки, своим диким зверством и жестокостью заслужившие вечную ненависть русского народа.
Французские драгуны оскорбляли, позорили женщин, издеваясь над их чувством стыдливости. У нас женщин также не щадили - и стегали нагайками.
Французские драгуны насиловали женщин - иногда даже в присутствии их отцов и мужей. У нас казаки также насилуют женщин. В селе Большие Сестренки (Балашовского уезда), например, казаки открыто насиловали женщин... "Отгонят мужа нагайками и насилуют... Человек 5-6 одну"... (Сар. Днев.Нар. Хоз. № 2). В селе Чернавке того же уезда были изнасилованы казаками 13-ти-летняя девочка и беременная женщина, которая после истязаний родила мертвого ребенка. Обе изнасилованные умерли... Казаки требовали, чтобы местный священник выдал им жену, но той удалось убежать. (Рассказ об этом записан со слов шести крестьян села Дмитриевки на станции Летяжевка Рязанско-Ур. ж. д., препровождавшихся в Балашовскую тюрьму, 14 ноября 1905 г.). (С. От. № 245).
Но между драгонадами Людовика XIV и зверствами наших казаков, драгун и черносотенцев есть и разница. Во Франции в 1685 году драгунам "все было позволено, кроме убийства". У нас же дозволено и убийство, дозволено все, без всяких условий и ограничений. Так, на станции Кавказской учительница Дугенцова была растерзана толпой черносотенцев в присутствии офицера и казаков. Близ Иванова-Вознесенска в присутствии жандармов была забита на смерть черносотенцами дочь врача, Гинкен.
Параллель не в пользу русских "драгонад" 1905 года.
Французскими драгунами предводительствовали офицеры различных рангов. Имена их нам неизвестны. Из истории лишь известно, что они были свирепы и кровожадны. С ними для параллели я могу сравнить, например, тамбовского вице-губернатора Богдановича и его приспешников, заливших кровью тамбовские деревни. Но прежде, чем говорить о подвигах Богдановича, я скажу несколько слов об отчаянном экономическом положении тамбовских крестьян.
Большинство помещичьих крестьян в Борисоглебском уезде, подвергшемся нашествию Богдановича, владеет неполными наделами - от 3/4 до 3 1/2 десятин. 30 лет тому назад арендные цены там были до 8 - 12 рублей за десятину. В течение 30 лет население увеличилось, а арендная плата за один посев на одной десятине поднялась до 30 рублей. Только русские крестьяне могли так долго терпеть этот помещичий грабеж. Но и их терпению пришел конец. "И мы жить хотим!", заговорили крестьяне... Прошлым летом тамбовские крестьяне говорили: "Если к осени не будет какой-нибудь перемены, тогда крышка - и нам и господам: все одно погибать! А терпеть дольше мы не могим!" (С. От. № 230). Осенью никакой перемены не произошло, - и вспыхнуло аграрное движение...
Западноевропейское общество, вероятно, поймет наконец причины нашего крестьянского восстания: оне те же, что и причины французской революции 1789 года, то есть, народ дольше не может терпеть ненавистного режима, осуждающего его на голодную смерть ради интересов кучки людей, бездарных, жестоких, своекорыстных, готовых с легким сердцем залить кровью всю Россию - лишь бы сохранить за собой полную безответственность и хозяйничанье народными деньгами...
В виду горящих барских усадеб гр. Уваров почувствовал живейшее желание облагодетельствовать крестьян и предложил наделить их землею из казенных, удельных и помещичьих земель, причем крестьяне должны заплатить за землю "по справедливой оценке". Делать оценку будет, разумеется, гр. Уваров и К° и, конечно, с такой же "справедливостью", с какой они определяют арендные цены... Лучше бы уж гр. Уварову не беспокоиться о крестьянах, а заняться, например, с кн. Щербатовым организацией черносотенных сил при благосклонном внимании Дубасова Московского, - и предоставить Богдановичам решать экономические вопросы, как принято у нас, с помощью плетей и пулеметов.
В газетах сообщалось, что Богданович отдал приказ: "Пуль не жалеть!" (Н. Ж. № 346). Он отрицал эти приписываемые ему слова. Но вот факт, который он не мог отрицать: явившись в Борисоглебский уезд усмирять крестьян, он сказал исправнику Ламанскому: "Меньше арестовывайте, больше стреляйте!" Эти слова были сказаны в присутствии депутации от Борисоглебского биржевого общества и были доведены до сведения общества в публичном заседании 7 ноября. Исправник Ламанский в свою очередь говорил становым: "Убеждения оставьте, действуйте огнем. Чем больше у вас будет убитых, тем больше будет у вас заслуг перед начальством"...
Крестьяне были отданы в полное и безграничное распоряжение озверелой полиции, солдат и казаков. Все законы - божеские и человеческие - были попраны. Манифест 17 октября, казалось, был издан где-то на другой планете. В воздухе слышался лишь один клич "бить!". И люди-звери били, истязали, убивали. Били плетьми, нагайками с вплетенною проволокой и с свинцовыми наконечниками, увечили ружейными прикладами, расстреливали... Били взрослых, били подростков, женщин, стариков. Засекали до бесчувствия, многих - до смерти.
Старосту села Александровки, который телеграммой просил у губернатора защиты против казацкой орды, Богданович приказал арестовать; старосту пытали, кто его научил послать телеграмму.
Крестьян предавали зверскому истязанию, несмотря на отсутствие улик в том преступлении, в каком их подозревали. В селе Павлодаре замучено таким образом 7 крестьян, в селе Алешках - 5, в селе Липягах - 9. Желая замаскировать свои злодейства, власти свозили убитых и изувеченных из Павлодара и других сел в Павловку, имение Волконских, чтобы показать, что эти крестьяне были убиты и искалечены при нападении на это княжеское имение. Здесь, в имении князей Волконских 13 ноября после семидневных страданий умер Алекс. Григ. Дубровин, изувеченный и расстрелянный казаками по распоряжению администрации. (Покойный Дубровин поехал в деревни с целью отговаривать крестьян от поджогов и грабежей).
В селе Павлодаре один из крестьян, Павел Зайцев, пытался скрыться на чердаке земского училища. Там его все-таки нашли и, вытащив на улицу, стали бить прикладами и плетьми. Когда он захрипел, мучители сказали: "Собаке - собачья и смерть!" и выстрелом из ружья прикончили его.
В селе Алешках крестьян истязали в присутствии самого исправника, Ламанского. Истязуемым внушалось, что они "предаются телесной казни" по указу Е. Императорского Величества Государя Императора". В этом же селе был схвачен и подвергся истязанию случайно проходивший мимо волостного правления, где производились экзекуции, железнодорожный машинист Апол. Полянин-Подболотов. Он только позволил напомнить, что "телесные наказания отменены еще в прошлом году Высочайшим Манифестом". По приказу Ламанского несчастного заступника подвергли беспощадному истязанию. Полубесчувственного его взвалили на телегу и повезли на станцию Мучкап за 50 верст от Алешков. Дорогою опять принялись бить его, и привезли его в Мучкап уже мертвым.
Каждому из участников в этих злодействах выдано в награду 5 рублей, не считая угощения водкой. Убийцам же пожалована двойная награда: деньги и повышение по службе. (С. От. № 229-230, 242). Цена крови....
Нет! Чем далее мы проводим параллель, тем более убеждаемся, что сравнение, взятое нами, непригодно. Кровавая расправа Богдановича с голодными, безоружными крестьянами по своей жестокости далеко оставляет за собой неистовства драгонад Людовика XIV. То были цветочки, а ягодки-то через двести слишком лет созрели в среде наших российских опричников.
Поручик Щербинин, получавший от своего начальства приказы - поджигать деревни и стрелять в мужиков, по телефону сообщал жене: "Кругом нас льется кровь, все объято пламенем; мы рубим, режем, стреляем"... (ib).
Пожарища, толпы изувеченных крестьян, трупы и потоки крови обозначали путь победоносно шествовавшего Богдановича и его шайки.
Богданович был застрелен в Тамбове. Какие награды получили его ближайшие сотрудники (Ламанский и другие) - нам неизвестно.
Разгромленные города, груды трупов и кровь, кровь... Напоило правительство русской кровью не только поля далекой Манчжурии, но и родную землю... Как хищные звери, рыщут по стране толпы казаков и драгун и - по их собственным словам - "рубят, режут, стреляют, жгут"...
Вот я читаю корреспонденцию из Томска.
20 октября томская полиция организовала лже-патриотическую, черносотенную манифестацию. Манифестанты шли по улицам, "бесчеловечно терзая" и избивая встречавшихся с ними студентов, скандаля и безобразничая. Так дошли эти "патриоты" до здания управления железной дороги и здесь, вооруженные револьверами, дрекольем и камнями, окружили отряд городской милиции. Из толпы манифестантов послышались выстрелы, (стреляли из казенных револьверов переодетые полицейские); милиционеры ответили тем же, и толпа "патриотов" вмиг рассыпалась в разные стороны. В это время на помощь черносотенцам появились казаки и солдаты. Толпа опять собралась и окружила милиционеров, которые в виду войска принуждены были скрыться в здание управления железной дороги. Двери были забаррикадированы, и черносотенцы не могли проникнуть внутрь дома.
Тогда часть их толпы отделилась и начала погоню на улице за теми, кто ей казался подозрительным; их били и убивали, а за теми, кто успевал удаляться, гнались казаки, останавливали и предоставляли их черносотенцам. Другая же часть толпы той порой подожгла здание. Люди, скрывшиеся в здание, задыхались от дыма. "Некоторые в отчаянии бросались к окнам, но черносотенцы и солдаты встречали их выстрелами, и они падали. А грозное ауто-да-фе все увеличивалось и увеличивалось; запылал и стоявший рядом театр. Было несколько храбрецов, пытавшихся спастись по водосточным трубам, но и их ожидала не лучшая участь: раненые, они падали на землю, где толпа "патриотов" терзала их. Убитых грабили, снимали с них платье и белье, а также обирали все ценные вещи.
На улице разложили костры, которые освещали мрак этой Варфоломеевской ночи... Среди толпы ходил губернатор, заложив руки в карманы и любуясь работой манифестантов. (Азанчеев-Азанчевский - фамилия этого господина). Толпа стаскивала убитых в кучу и закончила отвратительной выходкой, положив сверху труп девушки и воткнув ей в низ живота палку... А здания продолжали гореть; люди гибли... (С. От. № 229).
Нет! Французские драгонады, решительно, не могут идти в параллель с нашими...
В Томске сотни человек были сожжены живьем, много было зверски искалеченных и убитых...
Эти груды трупов, эти костры - картина совершенно в рембрандтовском стиле. Но постановку этих живых картин народ не простит нашим правительственным антрепренерам. Со всеми этими Азанчевскими, Нейгардтами, Курловыми, Хомутовыми, Хрипуновыми и с пославшими их народ сведет счеты. Преступления, совершенные ими, не останутся - не могут остаться безнаказанными. И, может быть, день расплаты - не за горами...
Примечания:
1 - 17 мая этого года исполнится 10 лет со дня смерти известного писателя-вологжанина П. В. Засодимского. В этом же номере светлой памяти Павла Владимировича посвящается отдельная статья. Здесь вниманию читателей предлагается еще нигде не напечатанная статья П. В. Засодимского, написанная, судя по фактам, в 1905-1906 годах. Статья названа была им "В наши дни". Редакция дала ей другое название.
2 - По вычислению Льеренте, историка Инквизиции, Торквемада в течение 18 лет казнил 10,220 человек in gloriam Dei. А у нас в течение 12 месяцев для поддержки самодержавия загублено вдвое более человеческих жизней, так что кровожадный Торквемада является еще очень милостивым по сравнению с нашими опричниками.
Н. С. Шайжин. Говоры Прионежья1
Изучение говоров отдельных местностей и более узких районов имеет очень важное значение. Как из капель составляется море, так из познания отдельных говоров России создается целая картина "великого, могучего и свободного русского языка". А познать язык народа - значит познать самый народ, создавший язык; недаром же с древности оба понятия эти обозначались одним словом "язык".
Язык - яркое свидетельство о духовной и материальной культуре народа; в нем находят себе отражение черты его умственного и нравственного развития и склада. Он есть выражение народного "духа"; и для народа потерять свой язык - значит умереть духовно, исчезнуть, как исчезли, например, онемеченные полабские славяне.
Язык развивается параллельно с развитием самого народа, постепенно растет; и изучение языка в его отдельных говорах обнаруживает, как далеко ушел народ от бедных культурою и словами дикарей и насколько он приблизился к современным культурным народам, пользующимся громадным количеством слов (в английском языке, например, до 100.000 слов).
Выростая, обогащаясь новыми элементами, язык в то же время сохраняет, в виде пережитков и архаизмов, и элементы древние и в этом отношении язык является очень важным источником для познания не только исторической, но даже доисторической жизни народа. Границы распространения языка народа - есть вместе пределы и границы колонизационного движения и господства этого народа, который на своем историческом пути, будучи более сильным физически и культурно, подчинил себе инородческие племена и ассимилировал их. Впрочем, инородческие племена, в отношении языка, до известной степени, и сами влияют на племя господствующее, пример чему увидим ниже на взаимоотношениях русского и корельского языков.
Из сказанного следует необходимость изучения русских говоров вообще и говоров Прионежья в частности.
Говоры Прионежья, все без исключения, относятся к северному окающему поднаречию великорусского наречия. Говоры эти многочисленны и разнообразны, и - не удивительно, если принять во внимание, что Прионежье, то есть Олонецкая губерния и Каргопольский уезд Вологодской губернии, изрезано множеством озер, непроходимых болот и лесов, разделено на четыре неравномерные полосы водами Онежского озера и раскинулось на огромной площади в 130.719 кв. верст (по Стрельбицкому).
Всю массу говоров Прионежья можно, впрочем, вместе с П. Н. Рыбниковым2 свести к двум главным группам: заонежской и близкой к ней пудожской и каргопольско-вытегорской.
Главное отличие этих групп - в том, что в первой особенно сильно сказывается влияние языка корел, населяющих северо-западную часть Олонецкой губернии, уезды Олонецкий, Повенецкий и западную часть Петрозаводского. Влияние корельского языка отражается и на второй группе говоров (сюда должно отнести и северо-восточную часть Пудож. уезда) и повсюду исключительным образом состоит в том, что русские Олонецкой губернии употребляют в своей речи множество слов корельского и вообще финского корня, отмеченных Н. Ф. Лесковым3 и профессором Веске4. В Заонежье, кроме слов корельского корня, сказывается еще другой след влияния корельского языка на русский - произношение большей части слов против ударения. В корельском языке, по особому его свойству, ударение всегда стоит на первом от начала слоге, даже в словах четырехсложных, например, инегмине - женщина. Подчиняясь влиянию корельского языка, русский язык, как язык более культурного народа, сам могуче повлиял на корельский, и влияние это сказалось не только в заимствовании корелами массы русских слов, но и в самом построении, конструкции корельской речи на русский лад: подлежащее всегда на первом месте, потом сказуемое, далее - дополнение; глаголы требуют дополнений в том же падеже, что и в русском языке.
Общее понятие об особенностях говоров Прионежья, по былинам и причитаньям, старались дать П. Н. Рыбников в статье "Об особенностях Олонецкого поднаречия" и Е. В. Барсов в "Примечаниях о языке причитаний". Тот и другой автор рассматривали обстоятельно особенности 1) местного произношения, 2) словообразования, 3) словоизменения, а Барсов и 4) словосочинения. Но отсутствие как у Рыбникова, так и у Барсова короткого, непосредственного (в печати сведений о трактуемых говорах еще не было) знакомства с говорами различных местностей Прионежья и работа по неточным причетным и былинным записям ослабили значение их преждевременных работ о всем областном наречии Прионежья. Последнего рода работы могут явиться как сводные на основании данных из работ над отдельными говорами, но статьи об отдельных прионежских говорах начали появляться еще сравнительно недавно и пока в очень малом числе.
Заонежский говор представлен в "Этнографической заметке о заонежанах", от 1866 года5 гораздо позже в небольшой, но основательной работе свящ. Пономарева: "Кижское наречие Великогуб. волости, Петрозаводского уезда, Олонецкой губернии6", в статье Н. Волкова: "Особенности языка Олонецких былин И. Т. Рябинина, крестьянина деревни Гарницы, Сенногуб. волости, Петрозаводского уезда6", и в ценных замечаниях академика А. А. Шахматова в его исследовании: "Язык новгородских грамот XIII и XIV веков8".
Первая и главная особенность заонежского говора, очень быстрого, а не растягивающего, как утверждал Рыбников, это - упомянутое уже неправильное ударение в словах, всегда переносимое на первый слог даже в словах четырехсложных: "кОробейка, кОлокола (мн. ч.). Но слово может остаться и без ударения, переносимого на предшествующий слову предлог или отрицание, если слово имело ударение не на первом от начала слоге (? Рождестви, н? бороды). Отрицание не, принимая на себя ударение, произносится как ня (ня хорош), если же ударение остается на слове, что при отрицании возможно, то отрицание получает форму ни (ни пош?у=не пошел).
Из фонетических особенностей обращают на себя внимание, исключая общего Прионежью "оканья" и "цеканья", переходы гласных звуков о в а (камандир) е в и (рибенок) и обратно (слуцей), е в я (сярябро) и обратно (светой), у в ы (бытылка), е в и и я (биседа, добрыи; тясно, мяшок). Из переходов согласных интересны в в у (лаука), г в у (коуда), л в у перед согласными и на концах слов (доуго, глядеу), щ в шч и шш (пишча, шшука). Что касается формы добрыи, то Шахматов замечает, что хотя форма эта тождественна и эпосу, но эпос сам не мог бы ее породить, если бы ее не создал живой язык. Затем, Шахматову не удалось различить, произносится ли вместо љ или закрытое е: "я слышал", говорит он, "звук средний между закрытым е и и: не то билый свит, не то белый свет, а что то среднее, выражаясь словами Гильфердинга9).
Из формальных особенностей любопытны: замена в глаголах форм есть - есте (мы есте Митреевичи), прошедшего времени деепричастием (уехауши вместо уехал), сокращенная форма повелительного наклонения (вось - возьми; грень - гребни) и оригинальная форма деепричастия настоящего времени (вместо лежа - лежачку, лежачу; сидячу). В склонении существительных должно отметить окончание творительного падежа множественного числа ама и яма (рукама, ногама) и сохранение звательного падежа женского рода (деуко). К особенностям прилагательных относится окончание именительного падежа единственного числа эй (добрэй) и женского рода ея (синея); родительного падежа мужского рода на ово и ево (доброво), женского рода на эй (краснэй деуки), дательного падежа в мягком склонении мужского рода на яму (синяму); в именит. мн. числа употребительно удлиненное окончание, где форма именительного падежа влияет и на формы косвенных падежей (добрый, добрыих и так далее). В числительных и след. частях речи особенности получаются от указанных выше переходов одних звуков в другие: цятыре, десеть, шаздисять, двисти, тыща. В местоимениях: мни, тиби, сибя, тиби -кова, ен вместо он, ейнэей (ее), кажиннэй (каждый), нице (ничто). Наречия: здися, опосли (после) ингод (в иной год) неколи (некогда), аще (еще), вяснусь (весною), не моци (нельзя). Предлоги: к=г (г добру), с-з (з Богом). Междометие: охтимнешеньки выражает испуг, беду.
Все указанные особенности заонежского говора отмечаются и Волковым по былинам заонежанина Рябинина с прибавлением еще некоторых, например, замены звука з звуком ж (рождиляти - разделять), расширения е в е (почиркивае Кеев, тесть, и даже одел вместо одел; хотя без расширения остаются: пестрой, отстегивал. Данные из строго научной статьи Волкова, объединяющей в себе с его заметками и заметки Тупикова и других лиц, отмечавших вместе с ним особенности произношения Рябинина в собрании Географического Общества 8 января 1893 года, а также замечания Шахматова, - представляют заонежский говор, как он есть, совершенно почти сходно с данными записей Гильфердинга, но не Е. Барсова (в Кузарандских причитаньях и замечаниях о языке их).
б) Пудожский говор имеет много общего с заонежским. Особенности его (фонетич., формал., синтаксич. и лексические) отмечены нами в Олон. Губ. ведом. в 1903 году, с прибавлением на местном говоре 1) Повести о помощи святых мирянам и 2) с приметами, характеризующими стиль произведений местного народного творчества.
в) Каргопольско-вытегорский говор был предметом очерков Я. М. Светлова: "О говоре жителей Каргопольского края10", Ал. Мельницкого: "Говор северо-восточной части Вытегорского уезда Олонецкой губернии11" и отчета профессора М. А. Колосова: Заметки о языке и народной поэзии в области северно-великорусского наречия. 2, Олонецкая губерния (117-132 стр.). Главною целью поездки Кольцова в Олонецкую губернию был город Каргополь, затем он посетил побережье реки Моши и местности по дороге на Вытегру и село Вознесенье на Свири.
Каргополь указан был Колосову Академией Наук, как "пункт богатый остатками народной старины в преданиях и языке, но полумесячные наблюдения убедили профессора, что в языке Каргополя и его уезда не много таких черт, которые можно считать важными остатками старины. "Я не ошибусь даже сказать, что в некоторых местностях Новгородской губернии язык носит на себе отпечаток большей древности", читаем в отчете Колосова.
На каргопольско-вытегорской группе говоров вместе с слабым корельским влиянием, отразились следы языка обитавшей здесь некогда "чуди белоглазой" и "сыроядцев лопарей". От последних теперь не осталось и воспоминаний, а чудь и до сих пор продолжает жить в некоторых местностях у.у. Вытегорского (Коштуги), Петрозаводского (побережье Онега: Шокша, Рыбья река, Шолтозеро) Лодейнопол. у. (Ошта) и по реке Ояти. Влияние чудского языка, не отличающегося нежностью и мягкостью, вопреки утверждениям Як. Гримма, сказалось вместе с заимствованием чудских слов и географических названий (Каргополь=карго+пуоли-медвежья сторона) и в грубости и резкости местного русского населения.
Из фонетических особенностей каргопольско-вытегорской группы говоров должно отметить: переходы звуков гласных а в е после звуков ц, з, н, р, л, т, ч (пецель, грезь); и в е (престыдил, ходели, говорели (с. Вознесенье); я в е (дедя, опеть), е в е (царевна); е в и (стрилить); е в и (рибята, знаит); редкий случай перехода о в у (пуди=пойди, Лекшма, Карг. у.) и древнего ь в е (лошадеми). Колосовым отмечены также придыхательные при гласных (вьюный, Егоргий) и следы древнего смягчения гортанных (лузя), существующие и в пудож. говоре (хизина). Из переходов согласных интересны, кроме "цеканья", более отчетливого, чем в Новгородской губернии, - л в в (пойво, шавить), ц в т (витье-вицы). Много случаев смешения согласных (куфарка, кукшин, скрозь), необычного отвердевания и смягчения (нижной, перьвой, шкатулька), выпадения ((п)ташка, о(б)манул, о(т)дай, кос(т)ь) и перестановки их (барте вместо брате - форма обращения, см. Областной словарь Куликовского), свойственных и другим Олонецким говорам.
Постановка ударений более правильная, чем в Заонежье, и близкая к Пудожскому говору; как особенности, можно отметить слова: дрова, с берега, из дверей в двери, сахаром, един единово, заутра. Как след финского влияния, остались единственные случаи переноса ударения на предлог (настоять, до дому, на гору).
Формальные особенности существительных: творительного падежа на ми вместо ами (палицми), склонение имен с темой на и по теме на а (в грязе, во рже), удержание й в родительном падеже собирательных на ья (братьей, в Пудож. крае всегда братьев и братовьев); уменьшительные и ласкательные формы на елк (брателко, зятелко). Прилагательные особенностей не представляют: в разговорной речи, как и везде в Прионежьи, преобладают усеченные окончания, в песнях же и причитаньях - полные и, в противоположность Заонежью, только по требованию ритма растяженные; окончание ого никогда не переходит в ово. Интересно употребление личной местоименной формы третьего лица женского рода: дательный падеж ставится вместо винительного падежа (схватил ей), а творительный падеж вместо родительного (снял с нею шею). Последнюю форму приводит Колосов, отказываясь объяснить ее.
Из глагольных особенностей - сокращение окончаний (ты баш, ен бат), перемена в немногих глаголах окончаний прошедшего времени ил на ел (говорел); случаи употребления глаголов сред. залога в возвратной форме (не спешись, соскучилсэ) наблюдаются и в Пудож. говоре, точно так же, как и смешение предлогов в составных словах (прилика - улика; прожиточный - зажиточный; засказать - рассказать). Оригинальны формы наречий: досемесь и досюлесь, образованные по примеру - веснусь.
В говоре каргополов поражает обилие частиц: ко, то, тно, ть и особенно характерное те. Можно наблюдать нечто похожее на склонение члена, только менее полное, чем склонение отмеченное Соболевским в Шадринском говоре Перм. г.,: мужской род единственное число именительный падеж от, другие падежи то; множественное число именительный падеж те, прочие то; женский род единственное число именительный падеж та, другие - то; множественное число - сходно с мужским родом.
Из особенностей словообразования должно отметить употребление слов в первообразной форме (пяла - пяльцы; крепь - крепость, тулово, лягуха, улка), такие формы существительных, как восстанище (восстание), вылюдье - приличная одежда, желанна - жалость, засловье - заступа, ласкота - ласковый человек, похинка - порицанье, узороцье - укор за дурное поведение; изменение темы в глаголах: е на ну (виснит - висит) и на е (ходели), а на и (погонилсэ - погнался); образование таких форм, как: заблудявши, ходявши; расширение темы глаголов, оканчивающейся на гласный звук, слогом ев (не продаевали, - село Чурилово, - см. аналогичные примеры у Гильфердинга) и сохранение древних форм существительных (мати), числит. (двума) и глагольных - изъявит.накл. (еси, даси - ешь, даешь) и неопредел. накл. на ци, но без органического восстановления коренного гортанного звука (сикци - сечь).
Из синтаксических особенностей, кроме общих с пудожским говором, отметим замену действительного оборота страдательным (доученось), постановку при неопред. накл. дополнения женского рода в именительном падеже вместо винительного (жена замуж взять). Должно отметить замену в роли сказуемого глагола прошедшего времени на л деепричастием (и павши лебедь в камыш-траву) и отличия в управлении глаголов и предлогов: родит; п. вместо винительного при глаголе - показать (покажи своей молодой); вместо винительного дательный падеж при предлоге по (по усы текло); предложный падеж вместо винительного при предлоге межу (межу трех верстах они разъехались); винительный падеж вместо родительного (возле дорогу).
В речи о говорах мы до сих пор не касались их лексических особенностей, а между тем эти особенности отмечались чаще и обстоятельнее других и дали богатый материал для труда Г. Куликовского "Словарь областного Олонецкого наречия в его бытовом и этнографическом применении", изданного Академией Наук в 1898 году. В этом же году собран богатый лексический материал свящ. Пономаревым ("Кижское наречие") и в 1903 году нами отмечены в "Ол. Губ. Вед." слова Пудожского говора, не вошедшие в словарь Куликовского.
О языке Заонежья Барсов12 как-то сделал замечание, что он поразительно сходен с языком Киевской Летописи, особенно XII века. Интересно поэтому проследить, насколько вообще сохранилась старина в живой речи Прионежья и, в частности, в его лексикологии. Для этой цели мы сделали сравнение данных современного языка Прионежья с данными из "Материалов для словаря древне-русского языка по письменным памятникам И. И. Срезневского (I - VIII вып. А-П) и А. Дювернуа (А-Я). В результате сравнения оказывается, что в живой речи современного населения Прионежья обращается, кроме финских слов, множество речений древнерусских X-XVII в.
Вот важнейшие из архаизмов, с указанием времени и рукописей, в которых они впервые встречаются.
Анба |
Амбар |
Акты Юрид. 1544
г. |
Баять |
Говорить |
Твор.
Тригория Назиан., список XIV в. |
Беремя |
Охапка |
Изборник
Святослава 1076 г. |
Благой |
Помешанный |
Хождение Аф.
Никитина 1466 1472 г. |
Богатина |
Богач |
Апокалипсис.
толк., XVI
в. |
Боронити |
Защищать |
Серапиона
слово V-e,
XIII в.; вся
Бог боронит Олонецкое "борони Пресв.
Богородица» |
Босота |
|
Сборн. о бедн.,
XV
в. |
Бревенник |
Место рубки
бревен |
Акты Юрид. 1555
г. |
Бедовать |
Страдать |
Ипат. лет. 1199
г. |
Белота |
|
Избор.
Святослава 1073 г. |
Буева |
От
древнерусск. – буевище - буй кладбище,
могила |
Псков. летоп.
1418 г., 1473 г. |
Весельство |
Веселье |
Сборн.
Кирилла Белозер. XV в. |
Вид |
Зрение |
Богословие
Дамаскина до 1200 г. |
Ввадить |
Втравить |
Летопись
Нестора |
Волощана |
Жители
волости |
Псков. л. I
я, 1462 г. |
Вракати |
Врать |
Разряд. 1613 1645
г. |
Ворóница |
Ворона |
Поуч. Влад.
Моном., до 1125 г. |
Всполье и
сполье |
Окраина |
Новгород. 2 я
летоп., 1493 г. |
Всток |
Восток |
Остромир.
Еванг., XI
в. |
Всяскояко |
Всяко |
Житие Ниф. XIII
в. |
Вéдом |
Известие |
Псков. I
я летоп., 1469 г. |
Вéсто |
Известно |
Кирик. учен.
1136 г. Олон. Поговорка; праздник вест, а
гость невест |
Гáлица |
Галка |
Слово о
полку Игореве, 1187 г. |
Гнúла |
Глина |
Ефр. Сир., в
сборн: XII
в. |
Горносталь |
Горностай |
Духовн.
Салтык. 1483 г. |
Дáве |
Недавно |
Кирилла
Туров. поуч. XIII
в. |
Двáжды |
Дважды |
Ефр. Сир. XIII
в. |
Дворúще |
Дворовое
место |
Грамота кн.
Всеволода, до 1196 г. |
Долúка |
Улика |
Псков. судн.
грамота |
Дóсталь |
Совсем |
Соф. времен.
1468 г. |
Другояко |
Иначе |
Патерик Син. XI
в. |
Дáивать |
Многократ.
вид глагола от давать |
Сб. Муханова
1449 г. |
Егов |
Его |
Маргарит.1530
г. |
Жердьê |
Мн. ч. от
жердь |
Псков. л., 1480
г. |
Жарáток |
Пепел, Олоне.
– загнета |
Иоан. Леств. XIV
в. |
Засéк |
Закром |
Хлебн. летоп.
1114 г. |
Знáтьба |
Знак, след от
ушиба |
Новгород. л. I
я, 1143 г. |
Зáспа |
Житная крупа |
Псков. л. 1535 г. |
Зык |
Звук, крик |
Новг. III
я летоп. 1618 г. |
Игрище |
Забава |
Избор. Свят. |
Игрище |
Место танцев
молодежи |
Олон Избор.
Свят. |
Изгребы |
Охлопки льна |
Шестоднев.
1263 г. |
Казак |
Наемный
работник |
Грамот. дел.
в грам. Кир. м. 1393 г. |
Квет |
Цвет |
Акты от 1499 г. |
Кóмонь |
Конь |
Повесть врем.
лет, 965 г., в Прионеж. причети: "Добры
комони не еждены" |
Кóрба |
Трущоба |
Обвод.
межевая, запись Муром. м. 1391 г. |
Крутúтися |
На войну
снаряжаться |
Новгор. I
я л. 1137 г. |
Крутúтися |
Одеваться в
приличную одежду |
Олон. |
Кулúга |
Небольшая
лесная полянка |
Акты юрид. 1641
г. |
Кстины |
Крестины |
Акты юрид. XVII
в. |
Лáвица |
Скамья,
лавка |
Слово Дан.
Заточ. XII
в. |
Лáлька |
Небо |
Шестоднев.
1263 г. |
Лáмба |
Лесное
глухое озерко |
Обвод.
межевая. 1391 г. |
Лонú |
В прошлом
году |
Дело судное
о нав. Андр. 1493 - 94 г. |
Лúбивый |
Тощий, худой |
Библия 1499 г. |
Липнúк |
Липовый лес |
Купчая 1455 г. |
Лицé |
Щека |
Пролог XV
в. |
Ложница |
Спальня |
Пандек. Ант. XI
в. |
Ложня |
Спальня |
Каргоп. |
Лéтось |
В минувшее
лето |
Патер. Син., XI
в. |
Лядúна |
Поросшая
лесом полоса |
Псалтирь, 1296
г. |
Маломáжной |
Несостоятельный |
Новг. лет. 1452
г. |
Могúльник |
Кладбище |
Псков. I
я л., 1503 г. |
Мóкрядь |
Слякоть,
сырое место |
Новг. купчие XIV
- XV в. |
Молиться |
Просить кого-либо
из людей |
Грам около
1284 г. |
Молóзиво |
1-е молоко
после родов |
Вопр. Кир., XII
в. |
Мочúще |
Место
вымочки льна |
Дан. кн. 3
Сузд. 1252 г. |
Мялица |
Мялка для
льна |
Мин. 1096 г.,
сент. 8 |
На сем свете |
В этом мире |
Поуч. Влад.
Мон., XII
в. |
Накóн |
Способ,
прием |
Новг. 2-я л.,
1567 г. |
Настълань |
Постель |
Гр. Наз. XIV
в. |
Настельник |
Простыня |
Олон. |
Нáймовать |
Нанимать |
Рукоп. Синод.
библ., № 993 |
Небылóй |
Негодный |
А. Юрид. 1648 г. |
Недоволен
языком |
Картавый |
А. Ю. 1678 г.). |
Нужа |
Нужда |
Грам.
Святосл. 1137 г. |
Обиждáти |
Обижать |
Остромир.
Еванг. XI
в. |
Обледети |
Побледнеть |
Сказ. об
убиен. Мих. Твер. |
Бледой |
Бледный |
Олонец. |
Обóдверье |
Притолока |
Ипат. летоп.
1175 г. |
Оболок |
Облако |
Ипат. Летоп.
1252 г. |
Обруснути |
Остричь |
Ап. XIV
в. |
Обруснути |
Собирать
ягоды |
Прионеж. |
Оброт |
Узда |
Грам. м. Кипр.
1376 г. |
Òброть и
òбруть |
Узда |
Олон. |
Обнощие |
Ночевка |
Златоструй,
41 |
Обночьê |
Ночевка |
Прион. |
Оглезнути |
Поскользнуться |
Сборн.Унд.,
№276 |
Одинокой |
Единственный |
А. Юрид. 1631 г. |
Огнêва |
Горячка |
Никон. л. 1553 г. |
Огнúще |
Костер,
место очага |
Уст. п. 1193 г. |
Огорóда |
Изгороди |
Отводн. 1473 -
1489 г.г. |
Огородúще |
Следы
прежней изгороди |
Новг. Купч. XIV
- XV в. |
Одвá |
Едва |
Сбор. 1076 г. |
Одúнова |
Однажды |
Уст. грам.
Кипр. 1391 г. |
Одноконéчно |
Непременно,
вовсе |
Никон. л. 1537 г. |
Озям |
Верхняя
мужская одежда |
Плат. Бор.
Год., 1589 г. |
Озям |
Плохая
одежда |
Олон. |
Окрутитися |
Одеться |
Новгор. 4-я
летоп. |
сокрутиться |
Одеться |
Олон. |
Оногды13 |
Недавно |
Пов. врем. Л.
1197 г. |
Опечек |
Основание
печи |
Новгор. л. 1561
г. |
Опосле |
После |
Договор.
Грам. Дм. Ив. 1375 г. |
Оприч |
Кроме |
Догов. грам.
Вас. Дм. 1389 г. |
Опытати |
Исследовать |
Мат. Злат. XV
в. |
Опыток |
Связка льна,
взятая для пробы после моченья |
Олон. |
Ораница |
Взоранная
земля |
Грам. кн.
Изясл. Мст. 1148 г. |
Осподарь |
Хозяин |
Догов. Дм. Ив.
1375 г. |
Осподари -
батюшки! |
Выражение
удивления |
Каргоп. |
Осталец |
Оставшийся |
Никон. л., 1541
г.: "Остальцы - землей владеют" |
Остожие |
Покос мерою
в стог сена |
Купч. 1453 г. |
Остожие |
Основание
стога сена |
Прионеж. |
Острамок |
Маленький
воз сена |
Уст. грам. 1537
г. |
Осек |
Засека в
лесу |
Раз, езж. 1395 г. |
Осенесь |
Прошлою
осенью |
А. Ю. 1602 г. |
Особе |
Отдельно |
Собр. рукоп.
Румянцева, № 154 |
Охвочий |
Охотник до
чего либо |
Новг. л. 1342 г. |
Още |
Еще |
Гр. Наз. XI
в. |
Павучина |
Паутина |
Златоструй,
сл. 7-е |
Павук |
Паук |
Олон. |
Падун |
Водопад,
порог |
Отводн.
Вяжск. м. 1505 г. |
Пакостливый |
Склонный к
злу |
Козм. пресв.
о ересях |
Памятить |
Вспоминать |
Псков. л. 1563 г. |
Памятух |
Помнящий
старину |
Пролог. XV
в. |
Пансырь |
Панцырь |
Библия 1499 г.
Пудож. Поговорка о тяжелой работе:"бьемся
без пансыря" |
Паренина |
Поле первое |
Оброч. 1462 г. |
Пелы |
Мякина |
Новгор. 1-я л.,
1126 г. |
Пела |
|
Олонец. |
Перезор |
Что-либо
удивительное, позорное |
Олон. - Новг. I
л. 1216 г. |
Переимати |
Переловить |
Новгор. 1-я л.,
1292 г. |
Переставитися |
Умереть |
Новг. 1 л., 1186
г. |
Платити |
Наложить
заплату |
Мин.-Чет.,
февр. |
Плетовище |
Кнутовище |
Опись Кир.-Белозер.
м. |
Плутие |
Плавание по
воде |
Гр. Наз. XI
в. |
Плутовье и
плутиво |
Поплавки у
рыболовной сети. |
Прионеж. |
Питух |
Пьяница |
Ак. Юрид. 1648 г. |
Победный |
Несчастный |
Соф. врем. 1535
г. |
Повесмо |
Пучек льну,
пасьмо |
Жит. Петра и
Феврон. |
Погодие |
Погода |
Лавр. л. 1226 г. |
Подзор |
Узорчатый
навесец, подол у кольчуги |
Соф. вр. 1528 г. |
Подзор |
Часть
головного женского убора |
Олон. |
Подклет |
Нижний (нежилой)
этаж под горницей |
Соф. врем. 1485
г. |
Подсение |
Чулан под
сенями |
Купчая Петра
Скобельц. 1579 г. |
Подсиние |
Чулан под
сенями |
Олон. |
Податися |
Поступитися,
согласиться |
Рукоп. Румян.,
№ 154) |
Поколыбатися |
Поколебаться |
Триод XII
в. |
Покрута |
Снаряжение |
Соф. врем. 1472
г. |
Покрута |
Костюм,
приданое |
Олон |
Покляпый |
Наклонный |
А. Ю. 1540 г. |
Покуль |
Покуда |
Рукоп. 1459 г. |
Понява |
Исподняя
одежда; длинная, не по росту одежда. |
Пат. Син. XI
в. |
Поползень |
Движение
ползком |
|
Паполза |
Ползающий
ребенок |
Олон. |
Пора |
Подпора |
Жит. Иоан.
Злат. XV
в. |
Поранитися |
Рано встать |
Сбор. Кир.
Белоз. XV
в. |
Спораниться |
Рано встать |
Олон. |
Пороздный |
Свободный от
труда |
Уст. XII
в. |
Порозной |
Пустой,
порожний |
Прионеж. |
Порох |
Пыль, сор |
Сборн. 1076 г. |
Порубень |
Обрубок |
Купч. Кирил.
м. 1568 г. |
Порубень |
Верхний край саней,
изгородь вокруг стога сена |
Прионеж. |
Порядня |
Устройство,
приведение в порядок |
Кипр. м.
поучение 1395 г. |
Порядня |
Хозяйничанье
в кухне, большина |
Олон. |
Поселие |
Деревня |
Сузд. л. 1216 г. |
Посмех |
Насмешка |
Цер. устав.
Ярослава |
Пособ |
Помощь |
Соф. вр. 1516 г. |
Пособ |
Свадебные
подарки невесте от ее родителей и
поезжан |
Олон. |
Постать |
Сторона,
часть |
Панд. Ант. XIV-XV
в. |
Постать |
Часть полосы,
назначенной для жатвы |
Прионеж. |
Постеля |
Постель |
Златоструй
до 1200 г. |
Посторонь |
Со стороны,
возле |
Новг. л. 1186 г. |
Потакати |
Потворствовать |
Дуб. Сбор. XVI
в. |
Почестливый |
Почетный |
Догов. гр.
Пол. и Риг. 1478 г. |
Поява |
Явление |
Новг. 3-я л.,
1570 г. |
Появ |
Появление |
Прионеж. |
Празга |
Плата за
наем |
Прав. гр. гр.
Кологр. 1532 г. |
Празга и
брозг |
Аренда |
Каргоп. |
Приарывать |
Прибавлять
пашни |
Дуб. Сп. XVI
в. |
Приговор |
Заговор |
Посл. Иг.
Панф. 1505 г. |
Приколок |
Забой в реке |
Тамож. гр.
Солов. м. 1591 г. |
Прикротити |
Укротить |
Сбор. Пчела
Публ. б. |
Прилюбитися |
Полюбиться |
Послание
Грозн. Белоз. м. ок. 1578 г. |
Пристряпати |
Поспешить |
Нов. врем. л.,
980 г. |
Притча |
Несчастье,
случай |
Смол. гр. 1229 г. |
Пришвица |
Задний вал
на ткацком "ставе" |
Библия 1499 г. |
Проглашение |
Возглашение |
Мин. 1096 г.,
Сент. 27 |
Прогласица |
Напев |
Олон. |
Продух |
Отверстие |
Пат. Син. XII
в. |
Продуха |
Полынья |
Заонеж. |
Прозываться |
Называться |
Гр. Наз. XI
в. |
Пролубь |
Прорубь |
Дуб. Сб. XVI
в. |
Пролуб и
пролуба |
Прорубь |
Олон. |
Промежка |
Промежуток |
Нов. II-я
л. 1516 г. |
В промежках |
В промежуток |
Прионеж. |
Противо |
Против |
Новг. I
л, 1149 г. |
Прямина |
Прямизна |
Ио. Экз. Болг. |
Провадити |
Прогнать,
проводить |
Псков. л. 1477 г. |
Прясло |
Звено
изгороди |
Псков. 1 л., 1432
г. |
Пугвица |
Пуговица |
Дух. кн. Юл.
Волоц. 1503 г. |
Путик |
Лесная тропа
с силками |
Купч. кн.
Федор. п. 1389 г. |
Портно |
Одежда,
платье |
Златоуст. XIV
в. |
Первина |
Первоначальное
состояния |
Корм. XIII
в. |
Пестрель |
Пестрядина,
ткань разноцветная |
Плат. Бор.
Годун. 1589 г. |
Раменье |
Пустошь |
А. Ю. 1555 г. |
Ригач |
Овин, гумно |
А. Ю. 1568 г. |
Ригача |
Овин, гумно |
Олон. |
Робята |
Ребята |
А. Ю. 1686 г. |
Ронить лес |
Рубить лес |
Ронить лес |
Ручьевина |
Ручей |
А. Юрид. 1555 г. |
Рушати |
Нарушать |
Собр. Госуд.
грам. 1371 г. |
Рушать |
Резать хлеб |
Вытегор. |
Вытегор. |
Самодель |
Вытегор. |
Самодель |
Самодельщина |
Рукоп. из
собр. Румянц., № 154 |
Сглезнуться |
Поскользнуться |
Олон. |
Сегогодны |
Этого года |
А. Ю. 1525 г. |
Сегодной |
Этого года |
Прионеж. |
Селга |
Совокупность
дальних угодий деревни |
А. Юрид. 1505 г. |
Сельга |
Совокупность
дальних угодий деревни |
Олон. |
Семой |
Седьмой |
А. Ю. 1596 г. |
Собча |
Сообща |
Госуд. грам.
1328 г. |
Собе |
Себе |
Псков. л. 1471 г. |
Состроить |
Построить |
Псков. л. 1473 г. |
Стан |
Лесная избушка |
Псков. л. 1480 г. |
Становать |
Проживать |
Олон. |
Струб |
Сруб |
А. Ю. 1583 г. |
Сустретить |
Встретить |
Псков. л. 1473 г. |
Сябр |
Сообщество,
общинная работа, владение |
А. Юрид. 1483 г. |
Сябра |
Сообщество,
общинная работа, владение |
Олон. |
Тесина |
Длинная
доска выпиленная |
А. Ю. 1585 г. |
Товарыщ |
Сообщник |
А. Ю. 1612 г. |
Топере |
Теперь |
А. Ю. 1571 г. |
Тулово |
Туловище |
Псков. л. 1605 г. |
Ужина |
Ужин |
А. Ю. 1644 г. |
Ухажей |
Поскотина,
выгон |
Монаст. дан.
около 1400 г. |
Ухожей и
ухожье |
Скотский
выгон |
А. Ю. 1571 г. |
Учути |
Почуять |
Новг. л. 1149 г. |
Хвостатися |
Париться
веником |
Летоп.
Нестора XI
в. |
Хрест |
Крест |
Летоп.
Нестора, XI |
Хрес,
хрестить |
Крест |
Олон. |
Церез |
Через |
Новг. л. 1127 г. |
Частик |
Особый вид
невода для ловли малька – мелкой рыбы |
А. Юрид. 1600 г. |
Чищенина и
чища |
Место под
луг, вычищенное в лесу |
А. Ю. 1598 г. |
Чужатися |
Пугать |
Новг. л. 1194 г. |
Чужатися |
Пугаться,
чуждаться |
Олон. |
Шибати |
Бросать |
Новг, I
л. 1187г. |
Отсюда -
шибанка |
Крыло |
Олон. |
Ягодник |
Место
богатое ягодами |
А. Ю. XIV
в. |
Ягодник |
Лицо
собирающее ягоды |
Второе
значение в Прионежьи |
Щучина |
Мясо щуки |
А. Ю. 1547 г. |
Ярманка |
Ярмарка |
А. Ю. 1680 г. |