ПРЕДИСЛОВИЕ
«Каждый кулик свое болото хвалит!» – кому неизвестна эта русская поговорка? Еще раньше, до образования Руси, в древнем Китае жил мудрый человек Конфуций – Учитель Кун, который советовал при беседе с гостем называть его край, откуда он прибыл, великим. Две мысли двух великих народов просты по своему значению, но емки по своей глубине. В них и патриотизм, и уважение гостя. По-моему, без первого не может быть второго, и наоборот. Приходится только сожалеть, что в наше время эти понятия слегка подзабыты – свой край в пух и прах ругаем, а гостям не всегда рады.
Не знаю как кому, а мне лично повезло. Моя первая любовь – Подмосковье. Куда бы я ни уезжал, все равно непременно возвращался в родные Пенаты. Кто будет спорить, что хорошо на юге: Черное море, заснеженные вершины Кавказских гор зачаровывают своей красотой, горнолыжный курорт Красная Поляна, высокогорное озеро Рица, таинственная волшебная красота подземного мира Новоафонских пещер. Да что там говорить – красивых мест на нашей планете великое множество.
Все у меня было нормально, жил себе поживал. Мироощущение, как у всех нормальных людей – думал я так до той поры, пока судьба не распорядилась и не забросила в Поморский край. И пусть это был не Крайний Север, а всего-навсего юг Архангельской области, влюбился в него с первого взгляда, как юнец. Каждое лето дожидался с трепетом свидания с ним.
Северная сторонушка, кто только не бросал на тебя заинтригованные, завороженные взгляды. Русский Север! Край суровой природы, холодных морей, непроходимых лесов и болот, изобилия зверья и птиц, ягод и грибов, бездонная кладовая несметных природных ресурсов: нефти, угля, газа, россыпи алмазные... И все-таки главным богатством этой стороны остаются люди – мужественные и свободолюбивые, добрые и гостеприимные, смекалистые и гораздые на выдумку...
Начитавшись исторических книг об освоении северных земель, о царском пути и государевой дороге, задумали мы с внуком Никитой, в лето 2000 от Рождества Христова месяца июля, вначале пройти путем «царстким», а позже добраться и до «осударевой» дороги. Первая берет свое начало от стольного града Москвы и заканчивается в Городе, расположенном на берегу моря Студеного, то есть Архангельске, на Белом море. Город заложен в 1584 году с первоначальным названием – Новохолмогоры, а до той поры селение носило название по имени Михайло-Архангельского монастыря, что построен в XII веке в устье Северной Двины. Вторая дорога соединяет населенные пункты Нюхча и Повенец.
Кто только не открывал эти края! Зачаровывался киевский князь Владимир – Красно Солнышко. После крещения Руси в 988 году решил он через своих сыновей и внуков: Вышеслава, Глеба и Владимира, князей новгородских, приблизить к Киеву земли северные. Ревниво наблюдали, бросая взгляды на происходящее, князья ростовские, муромские да владимирские – благо просторы привольные, земли богатые, по соседству расположены, реки полноводные свои воды несут к северу. Знай себе, плыви по течению, никакого труда.
А чем хуже их мы? Спустя века последуем за ними. Первые покорители пробирались на лодках-ушкуях, а мы на надувной резиновой – типа «Уфимка» от друзей башкир. Мысль о самостоятельном походе на лодке родилась не сразу, а после неоднократных поездок в Архангельскую область, его областной центр, в город российского атомного судостроения Северодвинск, на родину выдающегося русского ученого Михаила Васильевича Ломоносова – Холмогоры, в заповедник деревянного зодчества Севера – Малые Карелы, пройдя десятки, сотни километров по шпалам северной железной дороги Москва – Воркута, забираясь на мотоцикле в такую глухомань тайги, куда, по-моему, и на танке трудно пробраться.
Возвращаясь в Подмосковье, мы каждый раз привозили редчайшие вещественные доказательства удивительной жизни и деятельности народов Севера, собранные в заброшенных, забытых всеми деревнях Поморья, передавая их историко-художественному музею города Раменское.
ЗАРИСОВКА ПЕРВАЯ
Почему зарисовка? Да просто это наши небольшие впечатления от увиденного, услышанного и некоторые размышления. Это первая этюдная работа на пути исследования жизни наших предков. Люди – что листья дерева, распустятся, отживут и упадут на землю, не зная, что они обязаны, прежде всего, корням. Мы попытаемся соединить воедино историю дорог Севера России.
Наступление наших предков на северные земли, а их еще называли «полунощными», шло с двух сторон: из земель ильменских славян и Ростово-Суздальской. Использовались для этого речные пути Моши, Пуи, Волошки, Вахтомицы, Вели, Ваги, Кокшеньги, Устьи, Сухоны. По ним славяне выходили к главной водной артерии — Северной Двине. Царская дорога на север стала прокладываться еще при царе Василии, именно он стоял у истоков этого пути.
А все начиналось с того, что облюбовал он себе «место для прохлады» в Александровой Слободе, ныне город Александров Владимирской области. Здесь и мы сделаем первую остановку после Ярославского вокзала города Москвы. Любили эти места последние из семейства Рюриковичей – лес, тишина, реки Серая и Нерль. Построили они для себя Троицкий собор. Вначале великий князь московский Василий вместе с малолетним сыном Иваном приезжали в эти места на отдых. Позже о них вспомнил Иван Васильевич (Иван Грозный).
Последние семнадцать лет он вообще безвыездно жил и управлял Русским государством из Александровой Слободы до той поры, пока не произошла семейная трагедия. 15 ноября 1581 года в припадке гнева он ударил жезлом в висок своего сына – Иоанна. Через четыре дня наследник скончался. «Сей несчастный упал, обливаясь кровию. Тут исчезла ярость Иоаннова. Побледнев от ужаса, в трепете, в исступлении он вое – так писал об этом знаменитый русский историк Н.М. Карамзин.
Репродукция с картины Ильи Репина, рассказывающая об этом историческом факте, и по сей день будоражит умы моих близких, так как находится в нашей квартире. Возможно, под ее влиянием формировалась мысль о царе-объединителе Русского государства, царе-завоевателе, царе-мучителе. Кто знает, как сложилась бы история Русского государства в последующие годы, не случись этой трагедии, и вообще, стала бы Москва впоследствии столицей? В нашей жизни многое зависит от обстоятельств.
Александрова Слобода – она еще именовалась городом Залесье – находится в ста верстах от Москвы, по тем временам – «в дву поприщах», то есть в двух днях езды. Красив Александровский кремль с Троицким собором, Распятской церковью-колокольней... О каждом царском сооружении здесь можно рассказывать много и долго. Нас заинтересовала та самая колокольня, которую, пожалуй, знают в России все, особенно люди, связанные с воздухоплаванием – летчики и космонавты, любители дельтапланеризма. Именно с нее талантливый русский самородок Никита Холопа сделал первый полет, пролетев над головами изумленной толпы, словно птица.
Вспомнил об этой церкви и великий император Петр Алексеевич (Петр I), но по другому поводу. Здесь до 1707 года томилась в ссылке его сестра царевна-монахиня Марфа Алексеевна, а посему колокольня получила второе название «церковь Страстей господних». Прошло более четырех веков, но дух Грозного и по сей день живет здесь, и это ощущается по мере приближения к бывшей царской резиденции в Александрове.
Спускаемся с пригорка, на котором раньше располагались избы смердов, опричников да мастеровых. Подходим к речушке. Узнаем у стоящего на мосту мальчишки, который ловит рыбу: «Как называется река?» Ответ нас здорово удивил. Неужели и в самом деле эта та самая река Серая, в которой, как писали царские летописцы, «вчера, сотворив молитву в Троицком соборе, венчался царь с княжной Марией, а на утро воскручинился, усадил ее в колымагу и на ярых конях утопил в реке Серой»? Якобы заподозрил великий государь нецеломудрие суженой, а всего в Александровой Слободе он венчался пять раз...
Здесь, в Александровой Слободе, к нему пришла мысль обезопасить себя от злодеев создать опричнину, особых телохранителей из шести тысяч человек. Такая затея вначале никого не удивила, знали его недоверчивость, боязливость, свойственную нечистой совести царя, но то, что произошло из этого, повергло в ужас все государство.
Шел 1564 год. Своими городами царь объявил более двадцати населенных мест, в том числе: Можайск, Вязьму, Вологду, Устюг, Вагу. Стали лютовать ревностные царские услужники, символами которых были собачья голова и метла, в ознаменование того, что грызут они лиходеев царских и метут Россию.
От разбоя и поборов стонали все люди, добрались до Холмогор, а затем и до Архангел-города.
Мечтал пройти этой дорогой и сам царь Иван. Строил в голове планы – как вначале он пройдет через Ярославль да Вологду, а там и рукой подать: через реку Сухону по притоку Кубены выйдет в верховья Ваги, затем по Северной Двине.
Эта задумка родилась не в связи со взиманием налогов с непокорного люда северного. Мечтал государь втайне о королеве английской – Елизавете. Путь к ней лежал из Архангельска по Белому морю. Строил планы, как он на английских кораблях доплывет до туманного Альбиона и станет просить ее руки. О, если бы знал русский царь, насколько она была дурна внешним своим обличием! Хотя порознь оба думали о сближении двух государств.
Королева соизволила прислать карету для торжественного въезда российского царя в Лондон, двух львов, белого быка и двенадцать собак. В ответ царь Иван Васильевич отправил такие подарки, которые восхитили королеву. Перебирая северные меха, она даже вспотела от удовольствия, но, видимо, не судьба. Их пути так и не пересеклись... а царская дорога была все же проложена.
Зимой она очищалась от снега, летом ремонтировалась, устраивались перевозы, строились мосты. От Вологды она шла то по одному, то по другому берегу рек Кубены, Ваги, Северной Двины.
ЗАРИСОВКА ВТОРАЯ
Перебираемся в машину, которая мчит нас от города Александрова через Московскую возвышенность. Перемахнув через какой-то безымянный холм, мы оказываемся на открытой для всех ветров автомагистрали. Перед глазами на солнце поблескивает водная гладь Плещеева озера, которое в древности называлось Клещиным. Проезжаем по мосту через реку Трубеж. Делаем остановку, так как именно сюда привела нас дорога, которая с веками стала иметь стратегическое значение. Сегодня это Ярославское шоссе – автомагистраль, которая связывает Москву с Архангельском.
Спустя сто лет после Ивана Грозного, ее пестовал уже другой государь. Облюбовал эти прекрасные места – Переславль-Залесский – молодой царевич Петр Алексеевич для юношеских забав и утех. Возможно, здесь впервые у него родилась мысль о великих походах, морских сражениях, а все начиналось на Плещеевом озере с организации потешных войск, флотилий, боев и сражений. В краеведческом музее города хранится один из ботиков времен Петра.
Нет сомнения, что именно в результате этих игр сформировался будущий российский император, и не просто Петр I, а Петр Великий. Мечта заиметь для России пятое море не давала покоя самодержцу. На юге – есть Каспийское, Азовское и Черное. Хорошо, что на севере – Белое, но оно не особо удобно для торговли с западными державами. Неплохо бы заиметь Варяжское, то есть Балтийское море. Увы, оно прочно заперто шведами и тут-то он вспомнил о пути предков. В голове рождаются мысли – искать другой путь к Балтике в обход шведов, он должен быть, а если нет, то проложить!
Отправился в город Архангельск, строительство которого началось еще при Иване IV в 1584 году. Неприветливо встретило Студеное море юного Петра в первый его приезд. В одну из морских прогулок царскую свиту застигла буря, чудом спаслись. Однако оп твердо решил: стану хозяином Севера. Закладывает на верфях Архангельска в 1693 году на острове Соломбале несколько судов. Начинает строительство Новодвинской крепости в Корабельном устье в 19 километрах от города, а сам в то же время активно ведет поиск пути, как бы водой пройти на Балтику... но это уже другой рассказ об «осударевой» дороге, проложенной Петром I летом 1702 года.
Кстати, великий кормчий, Иосиф Сталин, спустя более двух столетий вспомнил о ней, использовав опыт Петра при строительстве Беломорско-Балтийского канала в 1931-1933 годах. Объединить два моря – значит, укрепить Россию, ее могущество на северо-западе, а это хорошо понимали два самодержца – Петр Великий и И.В.Сталин. Все в этом мире взаимосвязано – еще раз убеждаешься на историческом примере с завоеванием и освоением северных земель.
ЗАРИСОВКА ТРЕТЬЯ
От Переславля-Залесского Ярославской до Вельска Архангельской областей мчимся без остановок, миновали города: Ростов Великий, Ярославль, Данилов, пересекли с юга на север всю Вологодскую область, за семь с половиной часов пройдено более шестисот километров. От города Вельска по нашему плану должно начинаться водное путешествие, а с ним и более тщательное знакомство с теми местами, где когда-то пролегала «царсткая» дорога. В Судебнике (1589 г.) устанавливалась ответственность волостей за содержание дороги – «от верховья до устья Ваги (400 верст) несут ответственность все волости Важской земли».
Знакомство с городом Вельском начали с краеведческого музея. Помня слова великого реформатора сцены К.С. Станиславского, что «театр начинается с вешалки, а город, по-нашему, начинается с музея. Где, как не в храме муз, можно почерпнуть кладезь жизненных обычаев и традиций, историю северян. При входе в музей купили небольшой сборник стихов «Сарафан из ситца» местного автора Любови Нефедовой. Как целомудренно и вместе с тем незамысловато звучат, да-да, звучат слова:
Будто бы случайно руку мне пожали. Солнечные строчки сердце отогрели, Только слов ответных не могу найти. Вы на речке Устья, я на речке Вага, Может, с Вами где-то встретимся в пути.
«Встретимся в пути ...» – встреча через годы, десятилетия, века. Кто знает? Могло так случиться, что мой пра- пра-... прадед по кличке «Волчек», проживающий в те далекие времена в непосредственной близости от столицы опричнины – Александровой Слободе, пробивал когда-то дорогу на Север в поисках хорошей и привольной жизни, гонимый царскими псами, или в отряде с последними шел над важскими, шенкурскими, да и другими посадскими людьми «управу чинить, дела судить и подать собирать» – все могло быть.
Город Вельск, а вернее поселение у реки Вель, встречается впервые в грамоте новгородского князя Святослава Олеговича, в ней записано соглашение с епископом Софийского собора Нифонтом, что «в казну собора будет собираться дань с селения Вель». Документ датирован 1137 годом.
Стара Москва,
А Вельск ее старее.
В нем пыль легенд на улицы легла.
И старожилам помнится то время,
Когда он был не более села.
Т. САБУРОВА
Можно только представить, какая борьба шла за владения северян со стороны Новгорода и князя Андрея Боголюбского из Ростова-Суздаля. Только к концу XV века чаша силы и могущества Москвы перевесила в спорах с Новгородом. Сегодня Вельск – провинциальный заштатный районный городок с населением едва более 26 тысяч. О прошлых, былых временах напоминает лишь нижняя часть здания Преображенского собора, и то, если на это обратят ваше внимание старожилы города или музейные работники.
Сегодня в бывшем культовом сооружении как полноправный преемник разместился районный Дом культуры, в котором допоздна резвится разбитная молодежь на дискотеках. Напротив очага культуры – темно-красное кирпичное здание Вельского муниципального краеведческого музея, нашедшего приют под крышей бывшего дома купца-смолокура П.А. Соболева; укоризненно смотрит на все преобразования из глубины бывшей Соборной площади, на нас, современных «революционеров».
В 1782 году Сенат утвердил главный символ Вельска: «Дек-тем наполненная бочка в золотом поле – в знак того, что обыватели этого города оным производят знатный торг». Бочка с дегтем на золотом поле в нижней части щита под губернским (Вологодским) гербом, в верхней части – державный шкипетр в руке, поскольку в то время Поважские земли принадлежали Вологде.
Некогда столица смолокуренного производства России, город Вельск разместился между двух рек: с северо-запада – Вель и с востока – Вага, с одной стороны берег крутой, высокий, с другой – более пологий, с подъемом на возвышенность. С высокого обрыва, а он находится в каких-то ста пятидесяти метрах от Соборной площади, которую украшали когда-то два собора: Троицкий и Преображенский, открывается на десятки километров необозримая великолепная панорама пойменных лугов, извилистая лента реки Вель и темно-голубая широченная полосища хвойных лесов.
Голова кружится от необъятной шири. Вокруг изобилие разнотравья и цветов, их пьянящий запах, чистота воздуха. Ты чувствуешь, как он обволакивает и втекает в тебя, подгоняемый легким дуновением ветерка. В то лето, когда Подмосковье заливали дожди, в Архангельской области ни одной капли в течение июля – августа, и как следствие, в ряде районов севера создалась пожароопасная обстановка.
Не обошла она стороной и Вельский. На горизонте со смотровой площадки мы заметили пару очагов возгорания леса, свидетельством тому являлся поднимающийся к небу шлейф дыма, образуя белые облачка на безоблачном небе, и это обстоятельство несколько насторожило нас, внесло опасение за реальность нашего плана – путешествия по реке.
После знакомства с центром города направились на рынок. По-моему, все рынки сегодня в России близнецы-братья, все на одно лицо – с разницей в одном – в ценах: чем дальше от Москвы, тем они выше. Миновав его, мы оказались около кладбищенской ограды, за которой как-то беспорядочно, налезая друг на друга, теснились металлические, деревянные различных конфигураций оградки. Перекошенные кресты вперемешку с гранитными памятниками создавали картину всеобщего хаоса даже в послесмертное время, и только густые кроны лиственных деревьев, которые едва не касались в отдельных местах своими ветвями надгробных символов, придавали свойственную только для этих мест атмосферу незыблемой тишины и покоя.
По центральной асфальтированной дорожке проследовали вглубь. За небольшим ее изгибом среди расступившихся старых деревьев показались очертания, а затем и все здание церкви. Крыльцо и дверь покрашены плотным слоем синей масляной краски.
Буквально в каких-нибудь нескольких десятках метров на скамейке удобно расположились в неопрятной одежде двое: мужчина и женщина неопределенного возраста. Первый усердствовал с неподдающейся вскрытию восьмисотграммовой бутылкой дешевого вина, другая, разгладив ладонью мятый газетный лист, достала из кармана кофты огурец и лук, разломила пополам кусок хлеба и положила его рядом. Она с укоризной и нетерпением смотрела на «муки» мужика.
Вход в церковь был закрыт. На дверных скобах снаружи красовался солидный амбарный замок, что не позволило нам ознакомиться с внутреннем убранством и поставить свечу за 16 всех умерших и во здравие всех живущих. Время давно уже перешагнуло за обеденный час. Обойдя вокруг, мы поспешили до дома родственников, которые живут в восемнадцати километрах от города в железнодорожном поселке Кулой.
ЗАРИСОВКА ЧЕТВЕРТАЯ
Кулой. Если посмотреть на карту Архангельской области, то можно обнаружить еще один населенный пункт с одноименным названием, и даже реки, протекающие рядом, именуются также. А расположены они друг от друга на расстоянии более трехсот километров, один на севере, другой на юге. Мы находимся в южном Кулое.
В прошлом году поселок отметил свое 55-летие, а его строительство началось с тюремной зоны в начале сороковых годов XX века. Тогда Сталин, Ежов и Ягода вместе с органами НКВД превратили всю нашу страну в единую зону с названием «ГУЛАГ». Сейчас в районе осталось только одно место для заключенных – в городе Вельске, а раньше их было несколько. В предвоенные годы труд заключенных использовался в основном на лесоповале. Однако уже первые месяцы войны (1941 – 1945 гг.), первые неудачи на фронте заставили бросить большинство «зеков» на авральные работы по строительству железнодорожных путей к стратегическим сырьевым запасам СССР: ухтинской нефти, воркутинскому каменному углю.
Строительство железной дороги Коноша-Воркута велось в экстремальной обстановке, через непроходимые болота и топи, таежные заросли, десятки речных преград. Объемы выполненных работ исчислялись в одних единицах – миллионах: кубических метров спиленного и убранного по пути прокладки линии леса, переброшенного грунта, шпал и рельсов, уложенных на песчаную подушку насыпи...
Все работы велись в комариное лето 1941-го и лютую стужу зимой 1942 годов; вместе с заключенными на строительстве работали и местные жители. Вдоль линии стали возникать населенные пункты для охраны и сотрудников зон, а также по обслуживанию железнодорожного хозяйства, путей, паровозов. До настоящего времени магистраль находится на тепловозной тяге, а построенное железнодорожное депо в Кулое давало и дает работу нескольким сотням рабочих, другие продолжают трудиться в лесхозе: на валке, трелевке, пилке, переработке леса в пиломатериалы, в тарном цеху.
От довоенного Кулоя, его спецзоны, сегодня осталось лишь несколько перекошенных рядов полуистлевших, трухлявых бревен-столбов на окраине поселка. Они свидетельствуют, что здесь находились бараки для заключенных. Прошло более шестидесяти лет, но эти столбы, рвы и ямы, поросшие травой, от бывших когда-то «изысканных» инженерных сооружений и сегодня напоминают нам, ныне живущим, о методах воспитательной деятельности самого великого учителя периода тоталитарного режима – Сталина. Только от Коноши до Воркуты – около сотни лагерей. Задаешь себе вопрос: «Неужели на самом деле в период активного строительства социализма в нашей стране активизировались преступные группировки, а пик разгула ее пришелся на середину тридцатых годов минувшего века?»
История опровергает происходившие в те времена репрессии по отношению к тысячам, миллионам ни в чем не повинных советских людей. В тридцатые-сороковые годы на «ударные» стройки шли кулаки, не желающие идти в колхозы зажиточные крестьяне, паникеры, саботажники, шпионы, переселенцы с казацкой кровью, поволжские немцы и чехи, не сдавшие радиоприемники, побывавшие в окружении и по другим статьям с надуманными формулировками. А что стояло за этими стройками?
Кто те люди, которые как один откликнулись на призыв партии и комсомола? Добровольцев здесь не было. Дополнили вышеперечисленный список «энтузиастов» крестьянские семьи Черноземья, Украины и Белоруссии, не понимающие слово «коллективизация». А другие почему-то не хотели проявлять лояльность в связи с переделом карты мира по договору Молотова – Риббентропа между СССР и Германией, и это относилось к народам, живущим вдоль западной государственной границы от Финского залива, Балтийского моря до Черного.
Не щадил великий кормчий и своих собратьев на Кавказе, действуя по принципу: «Бей своих, чтобы чужие боялись». Этих «врагов народа» загоняли в наспех сколоченные крупнощелевые бараки в несколько ярусов нар для отдыха, возводились плотные, хорошо подогнанные шестиметровые дощатые заборы со сторожевыми вышками по периметру. Всю эту крепость опоясывали несколькими рядами колючей проволоки.
Заключенных сажали на «научнообоснованное» меню. Продовольственный рацион в основном состоял из хлеба, похлебки и «голого» кипятка. Зато с доброй лихвой выдавался план работы на сутки. Основными инженерными орудиями труда являлись кирка, лом, лопата, топор и пила. Этими инструментами обеспечивали всех независимо от пола, возраста и здоровья: мужчин и женщин, стариков и подростков.
Зимние полярные ночи – длинные, снежные, морозные, а зима сорок первого – сорок второго годов выдалась на редкость лютая – морозы достигали тридцатипятиградусной отметки. Полторы тысячи километров, миллионы кубов земли, грунта и песка, бесчисленное множество деревьев, более трех миллионов одних только шпал... Миллионы, миллионы – от одних только цифр закружится голова...
Сколько пройдено в предыдущие годы по шпалам и вдоль железнодорожных путей на северо-восток в направлении Котласа, Воркуты. По обеим сторонам дороги – болота, сосны, ели и лиственницы. На более сухих местах лес стоит светлый ото мха и серебристого лишайника, который высоко взбирается по стволам деревьев чуть ли не под самую макушку, расползается по ветвям.
Участки девственного леса переплетаются своими ветвями настолько плотно, что их с трудом можно пройти. Заблудиться – легко, не составляет никакого труда. Поезда ходят редко, автомагистрали – тоже редкость. Случайно повстречавшая просека может увести за десятки, сотни километров, тут без компаса и карты немыслимо, но лучше иметь рядом с собой местного жителя.
Трудно даже на минуту представить бунтарей, беглецов из лагерей тех лет. Их ожидала летом болотная трясина, а зимой – непролазная, снежная целина, возможность замерзнуть. О какой-либо спецодежде в годы строительства не мечтали, донашивали свое, домашнее, которое через пару месяцев превращалось в лохмотья.
Старожилы Кулоя рассказывали, что немногие выдерживали сталинскую «заботу». Их косточки так и остались лежать на века в железнодорожных насыпях, являясь своеобразной братской могилой «врагов народа», и моя большая просьба к ныне живущим – никогда не забывать об этом.
С высоты насыпи перед тобой, куда ни бросишь взгляд, разноцветья, особенно буйствует Иван-чай. Легкий ветерок гонит вдоль «железки» розовую волну, приглашая путника или проходящий поезд в «плавание». Среди серебристых от лишайника елей, золотисто-солнечных сосен в дурманящем смолянистом воздухе прямо под ногами на тоненьких стебельках оранжево-желтая морошка, кусты голубики и черники. На вздыбленных буграх красными гроздями свисает брусника, а на болотистой поляне разбросана краснобокая клюква. Она висит на своих паутинных ножках, но до ее сбора еще необходимо ждать месяца полтора-два.
По берегам большого количества рек и речушек сплошной непроходимой изгородью встают заросли малины, красной смородины и, конечно, крапивы, на песчаных отмелях греются и резвятся стайками рыбки-малявки. Грибы можно спокойно собирать вдоль лесных тропинок – их шляпки заметны с высоты человеческого роста – такого изобилия лесных даров природы у нас в Подмосковье нет.
Лето и начало осени – чудесная пора для местных жителей и гостей Севера, только не ленись, наполняй закрома. У зимы живот большой.
Пару дней на сборы, еще раз перетряхнули свой немудреный туристский скарб, что-то отбросили, а кое-что добавили. В списке против каждого наименования не раз ставили «птицу», соизмеряя целесообразность и необходимость каждой вещи в походе. Кажется, собрались! Решено: завтра едем «первой лошадью» – местным поездом, если вообще-то его можно так назвать. Состоит из трех вагонов. Следует от станции Кулой до города Коноша. Отправляется утром в семь часов двадцать минут, а обратно возвращается под вечер, после рабочего дня с теми, кто трудится в Коноше или Вельске. Настроение прекрасное. Наш боевой настрой подняло решение отправиться вместе с нами дедушки Димы, моего свата – Дмитрия Ивановича, широкой души человека, надежного друга и незаменимого попутчика в походе в этих северных широтах.
Подъем сделали в шесть часов. На кухне был уже накрыт стол, и не трудно догадаться, что хозяйка – Софья Артемовна встала чуть свет. Сегодня ей предстояло проводить в путь-дорогу всех мужчин – подобного у нее еще не было. С вечера долго укладывала провиант, женская логика подсказывала, что главное в пути – это, конечно, харч. И этот аргумент неоднократно подтверждался в пути следования. Уже на второй день плавания пришлось искать населенный пункт и торговую точку в нем.
Снаряжения, сумок оказалось так много, что все едва уложили на тележку, на всякий случай перевязали веревкой, чтобы по дороге на станцию не растерять. Чехол с веслами не уместился, и внук Никита забросил их на свое плечо. По русскому обычаю перед дорогой присели на ступеньки крыльца, включая сиамского кота Тимку, который потерся своей мордочкой о ноги, как бы желая путникам легкой дороги.
Обоз двинулся по улучшенной шлаком дороге – улице Ленина, центральной в Кулое; проехав три квартала, свернули в сторону вокзального здания. Несмотря на раннее время, на привокзальной площади стояло несколько машин и мотоциклов. Замечу, что основным транспортным средством в северных краях является все же мотоцикл, и преимущественно с коляской. Нетрудно догадаться, что с мотоциклом можно пробраться в такие «медвежьи» углы, в какие, как говорят, «Макар и телят не гонял!» и набить всю имеющуюся тару под завязку дарами леса.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
13 июля 2000г., четверг.
Запись Никиты (Он выполнял в походе обязанности матроса и рассказчика смешных историй и анекдотов, а также вел ежедневно дневник).
«В тот день мы наметили поход по северным рекам: из Ваги в Северную Двину. В 9.20 мы приехали на трудовом поезде к железнодорожному мосту через Вагу. Мы вышли из поезда. Ох, помучился я с палаткой! Я ее нес, перекладывая из одной руки в другую. Когда я в очередной раз переложил палатку в правую руку, выяснилось, что она давно устала. Переложил в левую, а та тем более устала, так как несколько секунд назад уже несла. Тогда я потащил ее обеими руками сзади, но палатка стала меня бить по ногам...
Итак, мы поплыли. Первую остановку сделали в 12.00. Немного покупались. Погода была солнечная. На обед остановились в 16.00. Я впервые попробовал «Galina Blanca». Для бульона – вкус ничего. До последней остановки было много лесосплава. Эта остановка была в 21.00. Поставили палатку, умылись, поужинали и пошли спать. Мы всю ночь съезжали с подушек, так как место для сна было выбрано под уклон».
Самое близкое расстояние до реки, по мнению дедушки Димы, находилось на остановке Вельской лесобазы. Оборудованной платформы здесь, видимо, никогда не предусматривалось, а потому нам пришлось выгрузить свой скарб на обочину дороги железнодорожного переезда. Рук для переноски явно недоставало, кое-что пришлось завалить на спину. Нахоженной дороги к реке не существовало, но, зная ориентир, мы двинулись в ту сторону, куда только что скрылся поезд.
До моста, как мне показалось, расстояние было более двух километров, пришлось несколько раз останавливаться для отдыха, смены рук. Заросшая тропинка оказалась настолько узкой, что пришлось одному из нас, взрослых, идти по высокой траве, которая цеплялась за ноги, мешая переставлять их. Она шла под уклон, железнодорожная насыпь слева от нас становилась все круче, с приближением реки трава сочнее и выше. Наконец-то показались спасительные ориентиры металлоконструкций моста, и мы зашагали веселее в надежде, что скоро наши муки завершатся. Под мостом нашли небольшую ровную песчаную площадку, там-то и сбросили свой груз.
Как он нам оттянул руки и плечи! Вскоре об этих тяготах позабыли. Погода как по заказу – великолепная. Искрящаяся на солнце вода слепит глаза. Камышовые и тростниковые заросли вперемешку с кустами ивы и корья. Веселящиеся синекрылые стрекозы перелетают с желтых коробочек кувшинок на бледно-розовые цветки сусака. Чистейшая прозрачность воды передает всю красоту водорослей, которые расчесывают свои длинные зеленые волосы.
Среди маленьких песчаных барханчиков на дне реки видны кое-где проложенные пути-следы движения моллюсков, серебристыми боками в речной растительности поблескивала небольшая рыбешка, одним словом – лепота. На разворачивание и подготовку лодки к плаванию ушло около получаса. Разместиться в двухместной лодке втроем с таким грузом – проблема, но и она также разрешилась в считанные минуты. Сегодня, оглядываясь на день вчерашний, конечно много бы лишнего груза с собой не взяли – наука наперед.
Солнце поднялось невысоко. Стало прилично пригревать, и если бы не легкий ветерок, то уже в первый день мы здорово бы поджарились. До похода, ориентировочно определяясь по маршруту движения, подсчитали, что в среднем будем проходить в сутки около тридцати – сорока километров и весь путь в пятьсот пройдем за 12-14 дней.
Расчет расчетом, но мы глубоко ошиблись. Наших познаний, навыков и умений оказалось недостаточно. Река уже с первых часов не слушалась, не собиралась выпрямляться, как это было нарисовало на карте с масштабом одна пятитысячная, она подставляла нас к солнцу то левым, то правым боком, а то и вообще поворачивала в обратную сторону. Только около Вельска крутились более трех часов.
Неожиданно лодку каким-то неведомым подводным течением подхватило и погнало к противоположному берегу. От чистой воды не осталось и следа. Темная песчано-глинистая муть закружила воронками вокруг нашей лодки. Пришлось на ходу поменять тактику гребли: каждый взял по веслу и начал активно работать. Сами не знаем откуда-то налетел порывистый ветер. О и поднял высокую волну. Брызги от бортов лодки и весел мгновенно охладили наши разгоряченные тела, заставили натянуть на себя футболки и рубашки.
Причиной столь резкого поворота в наших действиях, как позже выяснилось, стало слияние двух рек: Ваги и Вели. По-моему, последняя, умирая в первой, с ожесточением боролась, расставаясь со своими водами, чтобы закончиться в ней. Как это все напоминает жизненные ситуации, когда человек, умирая в последней предсмертной схватке, вдруг воспламенятся, ему становится на какое-то мгновение лучше, а затем он уходит навсегда. Лодку здорово раскачивало на встречной волне, наши мощные гребки едва удерживали лодку от опрокидывания, преодолевая разыгравшуюся стихию. Мне показались эти полчаса если не вечностью, то, по крайней мере, огромным отрезком времени.
Река круто повернула, все стихло, как будто ничего и не было. Только здесь мы положили весла в лодку. Наше внимание привлекло большое количество ласточек, которые нашли себе приют в откосе суглинистого берега, – то были береговушки. Они то и дело подлетали к своим «окнам», не снижая скорости, и быстро исчезали в темноте отверстий гнезд, то стремительно взмывали вверх к солнцу, подставляя свои бока для обогрева и восполнения запаса света.
Ветер куда-то исчез, вновь ласковые солнечные лучи ласкали нас. Плечи ныли от усталости, а ладони жгли появившиеся кровяные мозоли. Дмитрий Иванович не подавал никого вида усталости и только спустя пару дней признался, что подобные ощущения были и у него. Я нашел в рюкзаке две пары хозяйственных матерчатых перчаток, предложил свату, но тот отказался. Моим изнеженным рукам требовалась защита, а посему, невзирая ни на что, я натянул белые перчатки.
Лодка медленно шла по течению, с горизонта пропал Вельск, зато на правом холме берега показались строения поселка-деревни, кто как назовет этот населенный пункт, – Аргуновского, некогда богатейшего селения: здесь производили канифоль, скипидар – то есть работала лесохимическая промышленность. Жили бондари, многие занимались заготовкой леса и производством пиломатериалов.
Несколько семей отмежевались, построив свои дома на левом берегу. Поселок растянулся вдоль реки Ваги более чем на 1 три километра и буквально незаметно, по крайней мере с реки, перешел в Заозерное, которое носит и второе название: деревня Неклюдовская, специализирующееся в основном на сельскохозяйственном производстве, снабжая овощами, молоком и мясом город.
В соседней деревне Пустыньге также разместилось подсобное хозяйство Вельска. В этом месте мы сделали первую остановку, достали провиант, на костре вскипятили в чайнике воду. Бульон от «Галины Бланка» и по яйцу. На третье блюдо – чай с сушками. В основном нажимали на огурцы, которых бабушка Соня положила предостаточно. Свесив босые ноги в теплую воду реки, уплетали за обе щеки светлозеленобокие огурцы, приправляя их щепоткой соли и куском ржаного хлеба. На обеденный перерыв ушло не более тридцати минут.
Снялись с песчаной мели. Медленно и чинно нас понесло течением, и, легкими взмахами весел придавая ускорение нашему «судну», мы опять следуем по пути царской дороги. Река Вага после слияния с Велью стала полноводнее, по ширине не менее пятидесяти метров. Мы выбирали участки, где речное течение имело ускорение, туда и рулили.
Несколько строк о нашем плавсредстве: лодка резиновая, надувная, двухместная, типа «Уфимка», длиной около трех, шириной около одного метра. В паспорте сказано: грузоподъемность – 235 килограммов, двойное надувное дно, которое создавало определенный комфорт для ног. Кроме двух штатных весел оборудовали пару небольших, которые, кстати, оказались лишними, ими не пришлось работать, зато веревки, прикрепленные за нос и вдоль кормы по правому и левому борту, пригодились здорово. Причина одна: в течение всего путешествия приходилось то и дело перетаскивать лодку волоком по речным отмелям, через пороги, перекинутые троса паромных переправ, на это время мы превращались в бурлаков с картины Ильи Репина, только не волжских, а важских.
Лодке еще перед плаванием придумали название «Отвага», но получилось почти как у Христофора Бонифатьевича из юмористической повести А. С. Некрасова «Приключения капитана Врунгеля». Первый слог «От» потеряли, не успев привыкнуть к воде, но зато оставшие четыре буквы «вага» означали реку, которая несла нас милосердно на север. Никто здорово не расстроился.
Река Вага, как нам показалось, стала еще милее ласкать своими волнами резиновое тело нашего судна, подарив чудесные часы и дни общения с природой. Так получается, что ни в коем случае не надо переживать о случившемся. Еще не известно, кому повезет больше в жизни: тому, кто потерял сегодня, или кто найдет завтра. Уже на начальном пути похода нам пришлось по ходу овладевать новым видом спорта – водным слаломом, так как частенько приходилось увертываться от торчащих из воды, а то и едва заметных под водой бревен и камней.
От Неклюдовской река отвернулась, и вскоре, как свидетельствовала карта, мы должны были приблизиться к населенным пунктам: Вороновская, Горка Муравьевская, Петуховская и Филяевская. От реки их не было видно, и только шум машин, идущих по автотрассе, свидетельствовал о том, что мы находимся в нескольких десятках метров от магистрали на Архангельск. Нас отделяла придорожная лесополоса, а это означало, что мы следуем тем самым путем, что и наши предки.
Давайте представим на мгновение лесную дорогу вдоль Ваги: путников подстерегали медведи, волки и рыси, а пушного зверья видано-невидано: лисы, куницы, норки, горностаи, а всего больше – белок и зайцев. Последних, как писал местный краевед Петр Степанович Воронов, и по четыре копейки в начале XIX века не очень-то покупали у вельских купцов-заготовителей. Спускались царские услужники к реке, а здесь семга и лещ, сиг и хариус, голавль и налим, окунь и щука, язь и сорога, ельцы и ерши. Все это было, но в те далекие годы. Сегодня можно увидеть и дичь, и рыбу, но для этого необходимо ехать сюда специально. Старожилы рассказывают байки и о медведях, которых встречали в малиновых зарослях – косолапые приходили лакомиться спелой ягодой. Мы и сами видели не раз характерные следы небольшого Топтыгина, но не более того.
Волки в Архангельской области, особенно по зиме, частенько заходят на окраины населенных пунктов. Об этом не раз сообщалось в областных и районных средствах массовой информации. Рыбу можно приобрести у местных рыбаков, а также на автомагистрали, однако нам не повезло. Две попытки купить у рыбаков рыбу не увенчались успехом: последние отговаривались плохим клевом или тем, что не успели еще наловить. По-моему, они слегка браконьерничали, а посему побаивались продавать улов незнакомым людям.
Только здесь мы поняли, что умение ловить рыбу здорово пригодилось бы в путешествии. Июль – период, когда подрастает пополнение у всякой живности. Занимательно наблюдать за выводками утят, которых из речных зарослей выводила на прогулку мать-утка, за летящими над нашими головами стаями птиц, выписывавшими круги, обучая правилам лета молодняк, и, чтобы поставить точку с птицами, заметим – больше всего докучали нам на всем протяжении пути чайки. Их резкий крик порой здорово раздражал нас.
Но вернемся к дороге, ее историческим корням. С XI по XV века не раз вспыхивали за земли Важские битвы между новгородскими, ростово-суздальскими, а затем и московскими дружинами, и только в 1478 году здесь наступает долгожданный мир. В 1505 году умирает царь Иван III. В своем завещании сыну Василию он перечисляет земли, которые передает ему, в том числе Вельский погост и Вагу, с которых надлежит собирать государевы налоги. От непосильных поборов пустели дворы и деревни, и тогда в 1552 году направляется в Москву делегация из 21 человека с челобитной к государю Ивану IV, который подписал земскую грамоту: «кормление наместников, тиунов и доводчиков ликвидировать. Выбрать излюбленных, которые будут управу чинить, дела судить и подать собирать».
В 1564 году Иван Васильевич все государство делит на две части: земщину и опричнину. В опричнину отошли, в том числе, и земли Поморья, а чтобы сборы вершить, надлежало дорогу построить и следить за ней. Так начиналась прокладка «царсткой» дороги к Студеному морю. Вдоль дороги, которая шла вблизи от реки, росли деревни, состоящие из двух-трех дворов, в XVII веке таковых было более шестидесяти процентов.
В начале того же века (1613 году) на царствование восходят Романовы. Царским приговором за большие заслуги перед государством Важскую землю вместе с Вельским посадом отдали князю Трубецкому. Тяжелые времена пали на важский люд в том столетии. Исследователь северных земель М.М. Богословский писал: «В смутное время наш народ испытал много горя от поляков, литовцев и тушинских воров. Отряды грабителей, пользуясь безнаказанностью, отбирали у населения хлеб, одежду, сжигали дома».
С пришествием на престол царя Петра Алексеевича в России укрепляется порядок. Небольшой пример в подтверждение сказанного. В 1683 году Петр I подписал Указ об учреждении «скорой гоньбы» от Москвы до Архангельска. В нем было сказано: «Гонять почту, наскоро переменять лошадей по ямам, гонять с великой поспешностью, днем и ночью, перебегать с Москвы до Архангельского города зимой и летом в восьмой и девятый день, весной и осенью на десятый и одиннадцатый день». В течение своей жизни Петр I не раз пользовался этим путем, следуя из Москвы в Архангельск и обратно.
На второй день нашего водного путешествия, около часа дня мы причалили к пологому берегу. Остановились в двадцати метрах от небольшого ручья. С берега на самодельные удочки ловила рыбу молодая супружеская пара, как оказалось, они приехали в родное село в отпуск из Холмогор. Место их ловли, как потом выяснилось, было донекуда уникальным, но об этом расскажу позже.
Сват хорошо знал эти места, так как работал когда-то в Аргуновском в качестве бондаря. Он рассказал, что по весне по большой воде шел молевой сплав – это сплав леса в россыпь, и таким образом бревна шли до устья Ваги. На конечном этапе его останавливали и плотили, то есть собирали в плоты от пяти до тридцати тысяч кубических метров. Таким же образом сплавляли по реке деготь, смолу, пек, канифоль и скипидар, но только на плотах-видилах, в своеобразных ячейках, в которые устанавливались бочки с производными от переработки древесины. Все это по течению приходило в Архангельск, а там вельское добро отправлялось по всему свету морем.
В 1861 году смолокуренная промышленность выпустила продукции: 109 063 ведра смолы, 1 988 пудов скипидара. Сажекоптильный завод продал продукции на четыре тысячи, а дегтя накурено на сумму тридцать тысяч рублей. Чтобы читатель мог представить себе, много это или мало, приведу пример: купцы закупали смолу по цене за бочку (12 пудов): ямную – 3 рубля 80 копеек, а печную – 2 рубля 70 копеек. В настоящее время в Вельском районе лесохимическое производство по существу свернуто, и только единицы продолжают заниматься исконно древним промыслом.
К концу первого дня руки гудели, на ладонях красовались кровяные мозоли. Дмитрий Иванович не подавал вида. Внуку, видимо, здорово надоело ютиться на небольшом пятачке впереди на носу лодки. Все с нетерпением высматривали подходящее место для ночлега. Главным критерием для остановки являлось наличие ключевой воды, сухое место, дрова, и, конечно, подальше от населенных пунктов, людских глаз. Всякий народ пошел. Поди, нахулиганят.
И, кажется, вскоре мы его нашли: то оказалась каменистая площадка. От воды до поднимающегося крутого склона, слегка заросшего лишайником и клочками торчащей травы, – в метров десять полоса, усеянная камнями-валунами вперемешку с небольшими камнями и галькой. На высоте в двадцать метров над нами нависали стволы могучих елей и сосен, ветви которых переплелись, создавая беспросветную крышу. Сучков, ветвей на площадке и на откосе было предостаточно, и нам не составило большого труда собрать нужное количество дров для костра за каких-то несколько минут.
Сват занялся костром и приготовлением ужина, а мы с внуком – установкой палатки для ночлега. Подготовить место для сна и поставить палатку, которую не раз до этого ставили в считанные минуты, оказалось делом непростым. Колья не спешили входить в каменистую площадку, а от наших ударов топором только мочалились и не хотели входить в грунт. Вокруг не было ровного места под дно палатки, как ни искали, так и не нашли. Попробовали выровнять уклон за счет веток и травы – что-то получилось, но эта подстилка оказалась призрачной.
В этом мы убедились утром: ноющие от боли бока, слипающиеся от недосыпания глаза. Всю ночь вертелись, куда-то сползали, камни то и дело впивались в наши бока. Не ночь, а сплошные муки. Будем считать, первый блин с ночевкой оказался комом, но зато пришел опыт разбивки бивака.
Последующие ночи спали прекрасно, как говорят, «без задних ног», сном младенцев. Помятые, выползали после ночлега из палатки. Утренняя прохлада, щебетание лесных птиц, журчание лесного ручья, спадающего с откоса и прячущего свои струйки под камни, чтобы никто не смог ими завладеть, и они могли благополучно, все до единой капли соединиться с рекой, – красотища! Плотный завтрак – и в путь.
Подойдя к лодке, заметили, что один из боков нашей «Ваги» стал за ночь мягким, да и надувное дно не столь упругое. Не дай Бог, что где-то образовалась дыра, прокололи! Пришлось осмотреть весь корпус и дно, проверить клапаны и поработать помпой. Это, пожалуй, первая и последняя на всем протяжении похода неполадка с нашей лодкой, причиной явилась незначительная утечка воздуха через неплотно довернутые клапаны. После похода даже собирался написать благодарственное письмо в Башкирию – предприятию-изготовителю этих сверхпрочных и удобных плавсредств.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
14 июля 2000г., пятница.
«Отплыли в 7.00. С утра пробовали «Доширак». Я: «Ни фига, какая гадость!» Дедушки в один голос: «Съедобный». Остановку сделали в селе Судрома в 12.50. Нашли продовольственный магазин, рядом стояла полуразрушенная церковь с вывеской «Про – – овары». Есть здесь и музей при восьмилетней школе. Название «Судрома» берет свое начало издалека. Говорят, что когда-то проезжал Петр I и задремал. Примечание К. В.: «Судрома» происходит от слова «Су» или «Чу», т.е. «тихо» и «Дрома» – дремать, т.е. полусон.
Село старше Москвы на десять лет. На ночевку остановились около родника, вода текла из него как из умывальника. Спали неплохо благодаря «Редэту» – крему от комаров. Когда я засыпал, вспомнил случай: в 10.00 проплывали деревню «Коллектив», в которой оказалось два дома и разобранная машина. Ни хрена себе, коллектив!»
Выше я уже рассказывал о втором дне путешествия и подошел к истории села Судрома. Прошлый и нынешний уклад жизни сельчан мало чем отличается от прошедших времен. К примеру, как издевались над простолюдинами, так и продолжают. В одном из Указов петровских в начале XVIII века говорилось о тех, кто не мог своевременно уплатить налоги: «при мирских людях чинить наказание: снять рубаху, бить батогами нещадно».
Сегодня бития нет, но разве это не оскорбление, не унижение личности, когда впереди стоящие нас в очереди магазина пожилые женщины вместо того, чтобы расплатиться за хлеб, заискивающими голосами попросили продавщицу записать их в долговую книгу? Она достала замызганную темно-бордовую общую тетрадь с загнутыми от частого заглядывания страницами и вписала должников.
Почему-то вспомнилось время, как мы, молодые лейтенанты, в 1964 году приходили в солдатскую чайную и тоже записывались в подобную книгу. До дня выдачи денежного довольствия не хватало, особенно когда появилась семья, трудновато приходилось.
Мы с внуком подошли к старушкам. Они далеко не ушли и продолжали разговаривать между собой, стоя на крыльце магазина. Еще раз поздоровались и спросили о причине записи в книгу. «Сынок, с марта не видели живых денег! Пенсию не выдают!»
Сам слышал, что новому Президенту РФ – В.В. Путину еще в мае доложили чиновники из Минфина и соцобеспечения РФ о ликвидации задолженности по пенсиям в стране и то, что в настоящее время она выплачивается повсеместно, своевременно и регулярно. Об этом сказал женщинам, на что последние чуть ли не дуэтом, перебивая друг дружку, поведали о своих печалях и унижениях. Узнав, что мы из Подмосковья, выдали окончательное резюме: «Вам из Москвы не видать, как живется нам в глубинке, а доложить и мы можем, что все хорошо. Ну вас, москвичей!» Попрощавшись, с тяжелым осадком на душе отошли от сельчан.
Зашли на почту позвонить в Кулой. Еще перед походом договорились о том, что будем ежедневно по мере возможности извещать о месте своего нахождения. Здесь и узнали легенду, а может и быль о Петре Великом, что в 1694 году на обратном пути из Архангельска в Вологду проезжал через деревню Овсянниковскую, останавливался пить чай, а воду брали из ключа, который до сих пор называется Петровским. Здесь же невзначай и задремал Петр Алексеевич. Так вот около какого исторического ручья мы остановились! По хорошо укатанной дороге, которая теперь шла вдоль берега, спустились к реке. В ста пятидесяти метрах находилась пристань.
Подобное же сооружение красовалось напротив, на другом берегу, где паром ожидала машина, груженная лесом. Лес был и еще долгое время будет главным товаром северных регионов нашей страны. О преступном отношении к лесу не раз сообщалось в средствах массовой информации, однако положение к лучшему не изменилось, а началось истребление архангельских лесов еще в семидесятые годы XIX века. Заготовки по нынешнему времени скромные, но варварские повадки были уже тогда налицо. Заготовляли исключительно только сосну. Тогда из хлыста брали одно бревно, так в Келаревской и Хозьминской дачах заготовлено для Архангельска 2 629 бревен. Для заграничной торговли в Синежской корабельной роще – 831 бревно. Трудно судить, все ли они доходили до потребителя, но есть уверенность, что поштучный учет требовал сохранности по всему пути сплава.
Кто в последующие годы, особенно в период социалистических преобразований, когда главным показателем являлось количество, отвечал за то, чтобы все заготовленное в Вельском районе доходило до областного центра? На всем пути до Шенкурска нам то и дело встречались вынесенные на берега бревна. А сколько их в реке, трудно подсчитать. Предлагали финны почистить русло Ваги в Шенкурском районе: все, что достанут, себе возьмут, а взамен мост построят. Не согласились местные и областные чиновники. Истину гласит народная мудрость: «Ни себе, ни людям», или «Как собака на сене».
Обидно становится за обиженных и оскорбленных водителей, с которых взимается налог за проезд по понтонному мосту. Говорят, что все собранное пойдет на постройку капитального моста. Долго придется собирать деньги: сам видел, как обирались водители без выписки каких-либо платежных документов. К вечеру два высоких парня, работающих на шлагбауме и осуществляющих пропуск автосредств, настолько перебрали горячительных напитков, что их самих можно было спокойно выносить за пределы сторожевого поста на бережок реки «просушиться».
Сегодня лес все так же варварски уничтожается людьми и лесными пожарами. Старожилы из поселка Кулой показывали вырубки друзей-товарищей из Молдавии. Страшно представить, что мы оставим потомкам, и когда на этих местах вновь зашумят и поднимутся во всей красоте корабельные рощи – сплошное захламление, хамство налицо. О лесопосадке здесь нет и речи, а что творится вдоль просеки магистрального газотрубопровода, строительство которого обрывается под тем же населенным пунктом! Сплошь и рядом лесозавалы.
Богатейший край уже какой год не в силах провести в дома своей области газ. Прав, оказывается, и в наше время русский баснописец Иван Андреевич Крылов: «Сапожник без сапог». Горестно осознавать, но факт. Лес рубят – щепки летят. Сколько раз экологи выступали в защиту архангельского леса, однако – все не впрок...
Перекусили, отпили водицы из исторического ключа-ручья. Вода, несмотря на то, что второй месяц стояла летняя жарища (по крайней мере, для северных районов более двадцати градусов – это прилично), была такой, что буквально от первых глотков холод перехватил дух, заставил крепко стиснуть зубы, передать кружку следующему, широко раскрыть рот, втянуть в себя теплый воздух, чтобы согреть обожженную глотку, и, выдохнув, крякнуть от полученного удовольствия. Ополоснули лицо и шею, взбодрились, усталость пропала напрочь, мы благополучно пробрались под натянутым тросом парома села Судрома и последовали дальше по течению вдоль «царсткой» дороги. Горестные мысли: «До чего довели тебя, Русь!» отступили на второй план.
Впереди – широкая мелководная важская гладь вдоль таежного леса и зарослей кустарника, мимо пролетающих чаек, убегающих и прячущихся в заросли выводков уток. Слух ласкает журчание ручьев, шум ускоряющегося потока реки у прибрежной береговой полосы, исходящий от борьбы с встречающимися преградами в виде топляка, кустов и веток, торчащих в реке, а также отдельных камней-валунов.
В последующие дни встречались самые настоящие пороги, хорошо, что без водопадов, и на этом момент мы превращались в истинных слаломистов. Мощными взмахами весел увертывались от встреч с нежеланными препятствиями.
Появлялся какой-то ребячий азарт, обижались на себя и друг на друга, когда боком или дном соприкасались с чем-то инородным, речным, подводным, и с каким неподдельным восторгом преодолевали на приличной скорости очередные опасные преграды. Река играла с нами, а мы с ней. Нам казалось, что от этой игры становилось приятно всем. Она нас подставляла к солнцу то правым, то левым боком. До той поры ни разу не снимавший полностью рубашку Дмитрий Иванович решил враз загореть, в результате – к вечеру обгорел. На третий день плавания он тщательно пытался укрыть от палящих лучей солнца свои ярко-красные плечи и лицо майкой. Пришлось намазать его нос, щеки и плечи толстым слоем «Детского крема».
Договорились, что впредь остановки на ночлег будем осуществлять около девяти часов вечера. Тщательно выбирали место для причаливания, помня основные недостатки предыдущего ночлега.
Место на этот раз великолепное, оно чем-то напоминало предыдущее. Высокий песчаный обрыв, заросший небольшими елочками и кустарником. Над нашими головами склонились ветви огромных елей и лиственниц. Главное – есть ровная площадка, видны следы от предыдущих туристов или рыбаков, судя по кострищу, и даже оставлены колья для палаток. В двадцати шагах журчит лесной ручей, небольшие заросли тростника и камыша, валуны и камни, уходящие в прозрачную воду.
Вытянули лодку на берег, а затем каждый занялся выполнением своих обязанностей: дедушка Дима – за водой, разведение костра, приготовление ужина, а мы с Никитой осуществляли заготовку дров, установку палатки, накрывали скатерть-самобранку, то есть сервировали стол для ужина.
Что касается питания, то продовольственный набор у нас был неизысканный, но разнообразный. Он состоял из трех-четырех блюд. Овощи: помидоры, огурцы, лук, петрушка. Бульон из кубика «Галина Бланка», несколько яиц. Вермишель с тушенкой или рыбными консервами, концентраты различных супов и каш, картофель, хлеб ржаной и пшеничный, баранки, сухари, конфеты, чай, сгущенное молоко и немного спирта. Кое-что дополнительно подкупали еще по дороге.
Минут тридцать-сорок уходило на приготовление пищи – главное, чтобы закипела вода. Обычно ставили, вернее, подвешивали на толстый ствол кастрюлю и чайник. Огонь лизал их бока, и вскоре вода в них закипала. Приготовить любимое блюдо туристов – макароны по-флотски не составляло никаких проблем: слил воду из отварных макарон, половину или всю банку тушенки в кастрюлю, размешал. Приятного аппетита!
Долго у костра не засиживались, большие сучья и бревна оттаскивали в сторону, а мелкие ветки быстро догорали сами. Мыли посуду, собирали остатки продуктов в сумку и рюкзак. Вечерний моцион, умывание и чистка зубов. После чего облачались в спортивные костюмы и вползали в свою речную гостиницу-спальню. Палатка – советского образца – двухместная с лихвой могла стать убежищем не только для трех, но и четырех человек. В эту ночь мы спали прекрасно.
Как правило, я просыпался первым. И в этот раз раскрыл глаза: оранжевый полог палатки освещен бледным светом нарождающегося утра, наполненного пением и щебетанием птиц. Тихо, чтобы не разбудить никого, вылез из палатки. Натянул резиновые сапоги. Серебристыми слезинками росы украшена трава, легкая белесая пелена тумана клочками поднимается над рекой. Солнце едва осветило верхушки высоких елей, и от этого они стали еще темнее. Контрастно на этом фоне выглядят стволы сосен: золотисто-охристо.
Звуковая полифония, гармония цвета, света и звука – все соединилось в единое целое. Кто ты в этом мире, хозяин или ничего не значащая маленькая частичка природы, созидатель, творец или разрушитель, варвар? Много мы, люди, потеряли, заявив когда-то, что человек – наивысшее существо в мире и все принадлежит только ему одному. Видимо, оттого и пошел наш вселенский эгоизм, любовь к себе и только себе. По-моему, любить надо учиться у детей. Они не могут обманывать, лукавить, изворачиваться, непосредственны, чисты, особенно в возрасте трех-четырех лет. Уроки добра я получил из рассуждений своего внука – как он бережно, с любовью относился к каждому цветочку, жучку, паучку, деревцу, птичке... говорил: «Пусть все живет. Они нас слышат. Мы их просто не понимаем. Они живые!»
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
15 июля 2000г., суббота.
«В этот день отплыли в 8.00. На обед мы остановились на острове Дохлой Чайки, а назвали так потому, что на нем обнаружили скелет птицы. За продуктами ходили в деревню Игнатовку. Проплывали деревню Краски, которой очень повезло в этом году с урожаем малины, а также деревню Лобановскую, названию которой очень обрадовались мы с дедушкой Димой. Спали в эту ночь хорошо».
Мне запомнился этот день походом в деревни Краски и Игнатовку. Обе деревни находились на высоких холмах в километре от реки. В Красках всего три дома, из них один заколочен, около другого повстречали пожилых женщин, которые приехали к себе на дачу в дом, в котором жили раньше. Давно переехали в Архангельск. Хозяйки не спеша собирали малину. Предложили угощаться и нам, мы с благодарностью съели несколько ягод... На нашу просьбу продать ведро картошки ответили отрицательно, сославшись на плохой урожай прошлого года.
Деревня Игнатовка вытянулась вдоль автомагистрали на Архангельск. Главные достопримечательности: кафе «Ням-Ням» и магазин. Именно в последний мы и заглянули, так как общепитовское заведение было закрыто. Закупили провиант, разузнали, откуда можно позвонить. К нашей радости, проводить до дома, в котором имеется телефон, согласилась одна из женщин, находившаяся в магазине, ей было по пути.
С чувством исполненного долга, что дозвонились до бабушки Сони, пополнили свои продовольственные запасы и потому, что приближалось время ужина, а следовательно, ночлега, мы активнее зашагали к тому месту, где пришвартовали свою «посудину» и оставили дежурным дедушку Диму. На берегу стояли «Жигули». В нескольких шагах от автомобиля на зеленой лужайке расположилась веселая компания вокруг импровизированного стола. Заметив нас, они повернули головы в нашу сторону, среди них сидел и наш дедушка. Отдыхающая братия приехала после трудовой недели на речку, чтобы отметить день рождения своей сотрудницы. Единственная женщина восседала на подушке снятого автомобильного кресла.
Увидав одиноко скучающего мужчину в лодке, пригласили к столу. Хорошо, что он не грустил без нас. Пригласили к столу и нас, но мы вежливо отказались, сославшись на поздний час и дальний путь. Один из мужчин сказал: «Завидуем мы вам по-хорошему, что собрались и путешествуете. Я уже какой год собираюсь с семьей, да все никак, да и некогда. Летом надо делать деньги. Когда-нибудь обязательно поплыву по своей родной реке. Давайте выпьем, – он слегка переставил слова тоста из кинофильма «Кавказская пленница» – чтобы наши возможности всегда совпадали с нашими желаниями!» Мы обменялись добрыми пожеланиями и расстались.
Гребли еще часа два, но подходящего места все никак не находили. Решили пристать к берегу и заночевать на равнине, слегка поросшей кустарником. Сухостоя предостаточно, высокая трава, удобный спуск к воде. К нашей общей радости, после небольшой разведки отыскали источник – то был небольшой ручей, который нес свою живительную влагу всего в нескольких десятках шагов от нас, спрятавшись в густых зарослях осоки на дне глубокого оврага.
В поисках удобного подхода к ручью, спустился вниз по его течению и услышал едва уловимый звук падающей воды. Он исходил от небольшого каскада. Вода в этом месте не то возмущалась, что путь ей перегородило упавшее дерево, не то играла, перекатывая свои потоки, и с шумом, с брызгами падала вниз с метровой высоты, образовав на месте падения своеобразную небольшую воронку. Пока занимались приготовлением ужина и ночлега, не заметили, как на небо выкатилась огромная луна (почему-то здесь на севере она значительно больше по своим размерам). Ее нижний край почти касался высокой луговой травы где-то рядом. От этого создавалось ощущение, что пройди всего каких-нибудь несколько сот метров, и ты спокойно можешь дотронуться до извечного спутника влюбленных – Селены. На слегка посеревшем небе кучковались облака, в вышине небес появились два белых самолетных следа, что говорило о находящейся поблизости цивилизации.
Во время похода пришел к одному очень интересному умозаключению: что без средств массовой информации все же молено обойтись. Раньше считал людей, не читающих газет и журналов, не смотрящих телевизор, не слушающих радио, какими-то ущербными – как они живут? Оказывается – просто, отдыхая всей душой.
Сегодня мы действительно находимся в круговерти разнокалиберной эфирной и газетной лжи и нечисти, сплетен и склок, интриг и разоблачений... – все это разом выливается грязным потоком нечистот, как из помойной лохани, на людей. Если отслеживать хотя бы часть СМИ (средств массовой информации) и всему этому слепо верить, то у человека запросто может «поехать крыша». Всю истину «чистоты» эфира и «правды» бумаг мы почувствовали в ходе восьмидневного пребывания на природе, в российской глубинке и ни капельки не сожалеем об этом. Какая красота без них, какое удивительное состояние души! В конце плавания единственные часы, которые иногда информировали о времени, и те забросили в карман рюкзака. Ничего, обошлись. Действительно, про таких людей говорят: «Счастливые часов не наблюдают!»
Проходя мимо деревенек Митинская и Лобановская, мои Лобановы, особенно Дмитрий Иванович, прибодрились, приподняли носы – еще бы, а вдруг это родовые имения бывших Лобановых, все может быть. Немного по этому поводу пошутили, однако на ночлег отплыли подальше от «своих» поместий: кто знает, какие там люди живут сегодня. На луговой равнине нас встретили стрекозы, их было так много, они весело кружили, исполняли немыслимые пируэты в воздухе, за кем-то все время гонялись, а может быть играли в «салочки». Одно заметили: около нас не было ни одного комара, ни одного слепня. Нашими спасителями в этот раз оказались стрекозы.
Собираясь в дорогу, еще в Подмосковье предусмотрели необходимые средства от всевозможных москитов: мази и крема, матерчатые перчатки, марлевые накидки и даже шляпы-накомарники. Кстати, один накомарник утопил внук в реке уже на второй день плавания. В это лето комаров было мало, зато досаждали другие летающие твари. Их было особенно много там, где находились поблизости населенные пункты. Стада коров, коз и овец – прекраснейший оазис для жирующих слепней, оводов и различных «кусачих» мух, особенно когда скотину пригоняли на водопой. Выпасы, в основном, находились поблизости, на пойменных лугах рядом с рекою. Доставалось скотине и, конечно, нам. Они атаковали, нанося кровавые укусы нашим изнеженным телам. Приходилось отмахиваться или молниеносными ударами рук крушить назойливых паразитов. Сколько их осталось за бортом нашей лодки на воде, став прекрасным лакомством для рыб!
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
16 июля 2000г., воскресенье.
«Спал я долго, проснулся только в восьмом часу. Отплыли в 9.00. Первую остановку сделали в 14.00 в деревне Попов-Наволок. Раньше в Попов-Наволоке были две церкви и две школы. И даже ходили английские пароходы, но потом церкви разрушили, школы закрыли. Сегодня детей возят в школу за 18 км в совхоз Долматовский. Для пароходов река стала мелковата, глубина – буквально 20 см. Вечером мы почти доплыли до Шенкурского района. Долго искали место для причала, нашли только в 21.00, а когда заснули, было уже 24.00».
В воскресенье решили понежиться слегка дольше, чем обычно. Дедушка Дима с внуком спали. Не стал их тревожить. Развел костер и уже через несколько минут вода в чайнике забурлила. Заварил крепкий чай, налил в кружку. Ароматный запах активно рекламируемого чая, дымящий парок пленил, как ту крыловскую лисицу, что видела сыр. Обжигающий чай отпивал с наслаждением, маленькими глотками. Он втекал в полость рта и входил внутрь. Этот церемониал продолжил в воде, бродя по прибрежному мелководью в одних плавках и с кружкой чая – такое чаепитие мне понравилось. Одной кружки оказалось недостаточно, пришлось повторить. Наверное, со стороны я выглядел нелепо и даже смешно – ну и пусть, зато мне хо-ро-о-ш-о-о!