Игорь Грабарь называл древнерусские города рассадниками искусства. Это определение подходит и к старинным городам и монастырям русского Севера. В них возводили храмы и палаты, строили стены с башнями, создавали летописи и военные повести, украшали стены соборов росписью и листы рукописей миниатюрами, писали иконы и вырезали из дерева замечательную скульптуру, отливали колокола и медные иконки. Словом, не было такой сферы художественной деятельности, где бы городские и монастырские ремесленники не нашли применения делу рук своих. И повсюду они привносили в эти изделия свои вкусы, свои знания, свои этические и эстетические представления.
Именно поэтому памятники искусства, созданные руками простых ремесленников и художников, сохраняют для нас свое очарование. И поныне мы видим в них отпечаток естественных человеческих чувств, вдохновлявших мастеров, а порой и просто воспринимаем их как произведения народного творчества.
Север не видел конницы татар. Густые леса, непроходимые болота, бесчисленные реки и озера оградили этот край от татаро-монгольских полчищ. Здесь искали спасения жители разоренных городов; сюда стекались ремесленники, мастера, художники. Правда, и на Севере было много войн, много пожаров, много горя и много страданий. К ужасам войны прибавлялись неурожайные годы и моровые язвы. Горели села и города, монастыри и церкви, и в этих пожарах погибали бесценные сокровища искусства. И все же Север, по сравнению с другими областями Древней Руси, в тяжелые времена татарского ига и много позднее являл собой богатый и относительно свободный край, еще не познавший всех тягот феодальной эксплуатации. Эти обстоятельства и придали искусству Севера более демократичный и народный характер.
Своеобразие культуры Севера объясняется еще и тем, что северные города и монастыри, возникавшие на перепутье торговых речных и сухопутных дорог, как губка впитывали в себя все новейшие течения древнерусского творчества. Новгород, Ростов, Тверь, Москва — вот те города, чье искусство оказало сильнейшее влияние на сложение культуры Севера.
Однако не следует думать, что искусство этих центров воспринималось здесь без всякой переработки и наслаивалось одно на другое. Отнюдь нет. Так, попадавшие на Север в потоке новгородской колонизации иконы, скульптуры и другие изделия художников Новгорода являлись своего рода образцами, на которые равнялись, но не копировали местные мастера. Точно так же перерабатывались и переосмыслялись памятники искусства других областей, а своеобразный сплав новгородских и московских влияний привел к созданию особой стилистической ветви северного искусства.
Искусство Севера необычайно полнокровно и жизненно. Оно лишено какого-либо мистицизма. Его простые, а порой и примитивные образы настолько конкретны и настолько демократичны, что воспринимаются как порождение живой народной фантазии. Даже скульптура, украшавшая церкви и многочисленные часовенки, была по своему характеру реальной, земной. В образах многочисленных «Параскев» художники неоднократно запечатлевали лица простых русских женщин, а в широко распространенных статуях «Никол» — своих же собратьев крестьян.
В XVII веке стенописцы Ярославля и Костромы сумели создать свою школу живописи. Влияние ее было чрезвычайно велико. Артели ярославских и костромских художников расписали не только многочисленные церкви своих городов, но и московские кремлевские соборы, а также и ряд храмов на севере Руси.
Живопись, украшавшая стены этих церквей, была подлинной энциклопедией для древнерусского человека. Здесь можно найти изображения исторически достоверных лиц, реальных предметов и т. д.; сцены из «Священной истории» под кистью мастеров стенописи превращались в летопись подлинных событий.
Все древнерусские зодчие, известные и безымянные, славились умением поставить храм так, чтобы он составлял неразрывное целое с окружающим ландшафтом. Но, кажется, нигде это искусство не проявилось так ярко, как на Севере.
Это не только изумительные по своей красоте и слитности с природой ансамбли Кирилло-Белозерского, Ферапонтова или Спасо-Прилуцкого монастырей, но и маленькие церковки и часовенки. Взбежавшие на пригорки, сказочными дивами вышедшие к рекам или стройными точеными шатрами поднявшиеся над тесовыми кровлями жилых построек, они легко возносятся к небу и издалека, поверх зеленой стены леса или крыш домов, изгородей, манят к себе. В них ключ к пониманию умиротворяющего, неяркого северного пейзажа.
И если читатель этой книги сумеет, побывав на русском Севере, полюбить этот край, его природу, его архитектуру и его искусство, мы будем считать свою задачу выполненной.
Рассказывая о памятниках Вологды, Кириллова, Ферапонтова и Белозерска, авторы руководствовались принципами наиболее удобного их осмотра, поэтому хронологическая последовательность не соблюдается. Иногда о памятниках XVIII в. говорится значительно раньше, чем о произведениях XV столетия. Однако, чтобы читатель получил ясное представление об общем развитии того или другого центра, каждому разделу предпосылаются небольшие исторические очерки, в которых материал располагается в строго хронологическом порядке.
При рассмотрении памятников Вологды, Кириллова, Ферапонтова и Белозерска главное внимание уделено их архитектуре, ибо живопись и прикладное искусство неотделимы от жизни самого сооружения. Поэтому после архитектурного анализа той или иной постройки сразу же говорится и о ее убранстве, перечисляются те художественные произведения, которые некогда украшали ее, независимо от того, находятся ли они в данное время на месте или в собраниях московских и ленинградских музеев.