Осень — явно предпочтительное время года в элегической лирике с неизбежными мотивами увядания природы, вызывающими грустные размышления и переживания, естественные ассоциации с краткими сроками человеческой жизни. Поэзия Рубцова в таком плане не исключение. Более того, в ней, особенно в 60-е годы, осенние пейзажи и настроения, наряду с ночными ощущениями занимают, пожалуй, даже приоритетное место.
Об этом можно судить уже по названиям целого ряда очень разных в жанровом отношении произведений: "Осенняя песня", "По мокрым скверам проходит осень...", "Осенние этюды", "А между прочим, осень на дворе...", "Осенняя луна", "Последняя осень", "Листья осенние", "По холодной осенней реке...", "Осень! Летит по дорогам..." и др. В самом характере образных мотивов, развиваемых в них на протяжении десятилетия, можно отметить определенную эволюцию.
Так, в первом из названных стихотворений — "Осенняя песня" (1962) — мотивы и образы природы, осенней мглы, увядания и распада ("Потонула во тьме отдаленная пристань"; "На меня надвигалась темнота переулков") непосредственно переплетаются с остро социальными мотивами, выраженными достаточно смело для того времени (не случайно эта строфа долгие годы не публиковалась в сборниках поэта):
Я в ту ночь позабыл
Все хорошие вести,
Все призывы и звоны
Из Кремлевских ворот.
Я в ту ночь полюбил
Все тюремные песни,
Все запретные мысли,
Весь гонимый народ.
В этом сочетании и контексте, в сопоставлении природных и социальных мотивов, именно в атмосфере 60-х годов на излете хрущевской "оттепели", по-иному воспринимаются и кажущиеся поначалу чисто пейзажными атрибуты осени и приметы близкой зимы, приближения "заморозков".
Кстати, в относящемся к тому же 1962 году стихотворении "Оттепель", в названии которого, на первый взгляд, как бы отозвались иллюзии уже, можно сказать, отшумевшего десятилетия надежд, превалируют образы, связанные не с весенним пробуждением и потеплением, а, напротив, с ощущением и веяниями приближающегося осенне-зимнего похолодания: "Асфальт и воздух / Пахнут мокрым снегом / И веет мокрым холодом зима". Этот мотив приближения зимы (а ее образ в народно-поэтическом творчестве нередко ассоциируется с обреченностью, гибельностью, умиранием) проходит через все стихотворение, в полную меру раскрываясь в его заключительных строках:
И будет вечно веять той зимою,
Как повторяться будет средь зимы
И эта ночь со слякотью и тьмою,
И горький запах слякоти и тьмы...
Однако вернемся к "Осенней песне". Комментируя это произведение, В. Кожинов пишет: «Николай Рубцов с поражавшей слушателей "выразительностью и энергией" исполнял эту "песню" на свой собственный мотив» [2] [ 2. Рубцов Н. Стихотворения. М, 1998. С. 337]. Эта "выразительность и энергия", находившая отклик у слушателей, очевидно, была связана с целостным восприятием жизни — от общественной атмосферы конца 50-х — начала 60-х годов до природных явлений ("И архангельский дождик на меня моросил..."), а также, можно сказать, бытия в целом. В этом смысле "оттепельная" символика "похолодания", "заморозков" для Рубцова, несомненно, вторична, а основное — глубоко личностное ощущение неостановимого хода жизни, торжества в ней гуманных начал, которые каждый носит в себе.
Ну так что же? Пускай
Рассыпаются листья!
Пусть на город нагрянет
Затаившийся снег!
На тревожной земле
В этом городе мглистом
Я по-прежнему добрый,
Неплохой человек.
А в написанном через год стихотворении "По мокрым скверам проходит осень..." герой, идущий "в обнимку с ветром... в потемках ночи", не находит, куда спрятаться "от бури, от непогоды", и в стихах появляется тревожный мотив, который будет возникать и впоследствии, хотя пока он звучит не так зловеще: "Кто там стучится / в мое жилище? / Покоя нету. / Ах, это злая старуха осень..."
В середине 60-х годов Рубцов пишет большое, в основе пейзажное и одновременно лирико-философское стихотворение, даже цикл, состоящий из трех частей, — "Осенние этюды" (1965). Сам поэт так охарактеризовал его: "Стихотворение это лирическое, картинное, с кое-какими мыслями на, так сказать, общечеловеческие темы"
[3] [3. Рубцов Н. Звезда полей. М., 1999. С. 535]. Обратим внимание на грустную и в то же время просветленную концовку, жизнеутверждающее — несмотря ни на какие обстоятельства — звучание финальных строк:
... И одного сильней всего желаю —
Чтоб в этот день осеннего распада
И в близкий день ревущей снежной бури
Всегда светила нам, не унывая,
Звезда труда, поэзии, покоя,
Чтоб и тогда она торжествовала,
Когда не будет памяти о нас...
В стихах второй половины 60-х годов усиливаются и порой даже нагнетаются мотивы расставания, прощания с прошлым, приобретающие характер некоей всеобщности. Окружающее воспринимается далеко не в лучшем свете ("Кругом шумит холодная вода, / И все кругом расплывчато и мглисто"; "По холодной осенней реке / Пароход последний плывет..."). Ощущение гибельности, близкого конца переносится, распространяется поэтом на всю одухотворяемую им природу и — шире — на всю вселенную:
Листья осенние
Где-то во мгле мирозданья
Видели, бедные,
Сон золотой увяданья...
Очевидно, Рубцов мог бы тогда сказать и о себе словами, адресованными им Есенину в стихотворении "Последняя осень" (1968): "Он жил в предчувствии осеннем / Уж далеко не лучших перемен". Что это действительно, так, подтверждают строки, написанные двумя годами раньше и звучащие от первого лица: "Я жил в предчувствии осеннем / Уже не лучших перемен" ("Прекрасно небо голубое!..", 1966).
Для элегической лирики Рубцова этого позднего периода, быть может, особенно характерно стихотворение "Осенняя луна" (1966), основанное на тесном переплетении природных и социальных мотивов, на контрастном сопоставлении образов света и тьмы, сегодняшней грусти и — воспоминаний о счастье весенних дней. Стихи построены на сочетании пластической изобразительности, звуковых и зрительно-живописных образов, глубоко психологизированы, проникнуты настроением и чувством лирического героя:
Грустно, грустно, последние листья,
Не играя уже, не горя,
Под гнетущей погаснувшей высью,
Над заслеженной грязью и слизью
Осыпались в конце октября!
Люди жили тревожней и тише,
И смотрели в окно иногда, —
Был на улице говор не слышен,
Было слышно, как воют над крышей
Ветер, ливень, труба, провода...
Заглавный образ стихотворения как будто бы и вносит в него обнадеживающее, просветляющее начало. На общем фоне увядания и запустения, ливня и грязи именно луна одиноко светится "во мраке ненастья, / Словно отблеск весеннего счастья, / В красоте неизменной..." Однако —
Под луной этой светлой и быстрой
Мне еще становилось грустней
Видеть табор под бурею мглистой,
Видеть ливень и грязь, и со свистом
Ворох листьев, летящих над ней.
А в написанном в последний год жизни небольшом и в основе своей тоже пейзажном стихотворении "Осень! Летит по дорогам..." (1970) на этот раз предельно выразительно воспроизводится какое-то особо тоскливое, гнетущее состояние и ощущение — непогоды, знобящего холода, промозглой сырости:
Осень! Летит по дорогам
Осени стужа и стон!
Каркает около стога
Стая озябших ворон.
Мелкий, дремотный, без меры,
Словно из множества сит,
Дождик знобящий и серый
Все моросит, моросит...
И все же элегические переживания, даже в самых поздних стихах Рубцова, не сводятся только к мотивам грусти, тем более — безнадежной тоски и уныния. В них всегда ощутимо и некое просветление, преодоление кажущейся безысходности, питаемое верой и надеждой на перемены к лучшему. При этом сам переход от осени к зиме, вопреки обычным традиционным представлениям, связан у поэта не с мотивами обреченности, умирания, а, напротив, — пробуждения к новой жизни:
Жнивы, деревья и стены
В мокрых сетях полутьмы
Словно бы ждут перемены —
Чистой, веселой зимы!