Н. В. Лукина. Вологодские дворяне Зубовы

      Юлий (в семье Юлик, Жюля или Жюльчик) был вторым сыном и третьим выросшим ребенком в семье Юлия Михайловича и Софьи Петровны Зубовых. Он родился в Кузнецове в 1868 году, где и прошло его детство.

      В 1879 году было решено отдать Юлика учиться за казенный счет в Кадетский корпус в Москву. Для поступления необходимо было написать прошение и сдать экзамены. Юлий экзамены выдержал, но был принят не в 4-ый кадетский корпус, где уже учился старший брат Владимир, а во 2-ой корпус Московской военной гимназии. О порядках в военном училище уже много было сказано в главе «Владимир Юльевич Зубов». Юлий тяжело привыкал к жестким условиям в корпусе и поначалу даже плохо учился, «чтобы быть удовлетворительным» по всем предметам, боялся, что не сдаст экзамены. В 1883 году он стал выравниваться, и хотя на каждодневных экзаменах перед Рождеством приходилось решать задачи из физики, «аналитики», оптики и механики, писать сочинения по русскому языку «на очень трудные темы», он надеется, что вторая его «аттестация, пожалуй, выйдет лучше первой». Юлий хочет «даже взять на Рождество с собою «Аналитическую геометрию» и заняться ею посерьезнее, потому что ужасно совестно перед учителем, штабс-капитаном артиллерии Унгерманом...» [1].

      В 1896 году Юлий становится четвертым учеником в классе, получив следующие оценки: закон Божий – 7; грамматика – 8; словесность – 9; письменные работы – 9; французский язык – 6; немецкий язык – 7; алгебра – 6; геометрия – 8; физика – 7; химия – 7; история – 11; рисование – 10; средний балл ~8. Однако это его не очень радует, потому что отделение, в которое он переведен в 5-ом классе, учится очень слабо: «первый ученик имеет в среднем только 9 баллов, а последний – неудовлетворителен по 9-ти предметам, т. е. почти по всем, и таких учеников несколько» [1].

      Увлечением Юлия в корпусе, как и в Кузнецове, было самодельное издание журнала с рассказами и стихами. Вместе с Володей он даже как-то ездили к Лаврову, главному редактору журнала «Русская мысль», чтобы договориться о печатании некоторых сочинений. У Юлия их почти не сохранилось, за исключением двух-трех басен, которые будут приведены в конце очерка. Иллюстрации в журнале тоже были самодельные – Юлик неплохо рисовал.

      Большой отрадой были походы в театр, балы и церковные праздники, когда в храме во время всенощной и обедни пели Сахаровские певчие, лучшие в Москве. Но особенно Юлию было радостно, когда вместе с братом Володей, а позднее и с братом Петей, его отпускали из училища на выходные дни. Тогда мальчики бывали в гостях у Бландовых, где всегда было очень весело. Как-то раз во время одного из таких отпусков Володя поставил Юлика в галоши, стал тереть одеялом его голову, так что начали трещать волосы, а потом дотронулся до его носа, из которого «выскочило электричество». Этот фокус Юлик показал товарищам, и они каждый вечер им забавлялись [1].

      Счастливыми были дни, когда в Москву приезжал отец, провожавший какую-нибудь из дочерей в Петербург. Тогда совершались экскурсии в Кремль, ботанический сад, зоопарк и т. п.

      Но особенно замечательным было время летних каникул, когда старшие дети Зубовы собирались в Кузнецове. Там становилось особенно шумно и весело! Чинных обедов и завтраков как не бывало. Отец и братья за столом декламировали стихи, загадывали шарады, и вся семья строила проекты, как бы поинтереснее провести эти два с половиной месяца вакансий. В один из таких приездов Юлик заказал столяру Павлу целую партию деревянных ружей. «Я буду учить детей маршировать. Можно будет потом устроить войну. Флигель будет крепость», – говорил он [1].

      Юлик вообще бредил войной. Он читал только «военные» книги. Любил нашего кучера Егора, бегал к нему в каретник, и они говорили о военном. В садовом флигеле по


Зубовы Юлий (в центре) и Петя (справа) и Величковский Коля (слева)	Юлий Зубов в младших классах кадетского училища

Юлий Юльевич Зубов в молодости (фото из семейного архива автора)

Рисунки юного Юлия Юльевича Зубова (из семейного архива автора)

Рисунок юного Юлия Юльевича Зубова (из семейного архива автора)

      просьбе Юлика переделали крышу и надстроили башенку с перилами. Флигель превратился в крепость. Павел смастерил деревянные ружья, выкрасил их в коричневый цвет, и дети, начиная с Пети и кончая Ниной и Колей, а также несколько ребятишек из соседней деревни Помазкино маршировали и учились у Юлика ружейным приемам. Он называл себя генералом Гурко, Петю Величковского генералом Скобелевым, а Лизу – генералом Лисицыным (от ее прозвища «Лисичка»). На совете трех генералов решена была война с турками. Петю едва уговорили быть Мухтаром-пашой, который должен был защищать крепость. Миша, Костя и Маша согласились снабжать русских и турецких воинов сосновыми шишками и бродили по сосновой роще, собирая их в корзинки. Когда «война» началась, долго длилась перестрелка. Генерала Гурко два раза скидывали со стен крепости, куда он пытался влезть. Тогда тайные союзники «русских», кучер Егор и повар Михаил, пронесли через сад пожарную лестницу и приставили ее к задней стороне крепости, защитники которой, увлеченные перестрелкой, не догадались поставить часовых. «Русские» ворвались в крепость. Нина и Коля в испуге сдались, а Мухтар-паша рыдал, лежа на перилах в отчаянии, что проиграл войну. Поднялся такой гвалт, что пришли все взрослые и даже отец Юлий Михайлович. Крепость закрыли и играть детям в войну запретили [1].

      Однажды летом 1886 г., вместе с отцом, съездили из Кузнецова на лошадях в гости к сестре Софьи Петровны Юлии Петровне, которая жила с сыном Петей в имении Перлево в Пошехонье. Их усадебный дом оказался очень стар, так что его передняя стена между двумя крылечками отошла от крыши и поддерживалась бревнами, а балкончик, обращенный к пруду, был разрушен. Юлия Петровна с Петей жили во флигеле, разделенном на две половины. В одной половине была всего одна комната с перегородкой, в которой жила Юлия Петровна, а Петя спал в сенях. В другой половине флигеля жил работник Иван и служанка Юлья с дочкой и сынишкой Петрунькой, замечательным певцом Владышинского прихода. На Юлье было все хозяйство: она доила коров, готовила еду на всех и т. д. Петя же делал все дела по усадьбе: сеял, боронил, косил траву, чинил упряжь и повозки, кормил и поил лошадей (лошади и езда – его страсть). Он повез кузнецовских гостей в имение Царское, где во флигеле жила некая Софья Денисьевна с Володей Ухтомским. Господского дома там уже не было (он был продан какому-то мужику), сад и парк были запущены. Под вечер поехали дальше, в Водагино, которое Юлий Михайлович продал местным мужикам за 4 500 рублей. Крестьяне должны были отдать ему сначала 125 руб., потом 250 руб., а остальные деньги Юлий Михайлович должен был получить из крестьянского поземельного банка в Москве, которому крестьяне будут платить проценты в течение 30 лет. В этой поездке Юлий выступил в роли писаря, бумаги которого были представлены нотариусу в Пошехонье. Там простились с Петей и на ямщицких лошадях приехали в Рыбинск, откуда уже на поезде добрались до Ярославля. Юлий Михайлович поехал в Москву, а Юлий вернулся в Вологду Кузнецово [1].

      Когда в 1887 году сестру Машу отдали учиться в Екатерининский институт, Юлий не только часто навещал ее там, но и увозил на каникулы в Кузнецово и привозил обратно в Москву, нежно заботясь по дороге о ней и соблюдая все формальности передачи Маши и ее вещей в институт.

      В 1888 году Юлий закончил 6-ой класс со следующими оценками: закон Божий – 9; словесность – 9; грамматика – 8; письменные работы – 8; французский язык – 6; немецкий язык – 5; алгебра – 7; геометрия – 7; тригонометрия – 7; физика – 6; естественная история – 7; рисование – 11; история – 12; поведение – 7. Он сетует на то, что «рутинная метода преподавания немецкого и французского языков в кадетских корпусах не дала... возможности вынести из почти девятилетнего изучения их ни малейших, хотя бы самых незначительных познаний. Перевести фразу с немецкого на русский, – пишет он в письме матери, – я еще могу с грехом пополам, но русскую фразу изобразить по-немецки – это для меня гордиев узел; никогда не умел я и двух слов связать по-немецки или по-французски. На предыдущих шестигодичных испытаниях на это не обращали ни малейшего внимания. Тоже самое должно заметить вообще и о всех моих сотоварищах, за исключением тех счастливцев, которые еще до поступления в корпус умели болтать по-французски и немецки. Поэтому почти се (по случаю экзаменного немецкого экстемпораля) догадались снабдить свои карманы и лексиконы достаточным количеством так называемых «конструкций», «шпаргалок» и «ключей к руководствам». С помощью которых можно буквально списать экстемпораль и, таким образом, «обставить» почтенного педагога. Я был настолько беспечен, что не позаботился прибегнут к подобным ухищрениям и получил 5 баллов; годовой балл у меня был 6, за устный ответ получил я. как и всегда, 6. А вывели окончательно пятерку... После такой конфузии положение мое стало критическим: остаться в классе я более не имею права, так как, во-первых, два раза уже оставался в классах, а во-вторых, мне, как известно 19 лет, и я только в 6-ом классе среднего учебного заведения, что невольно ставит меня в положение Митрофанушки; переэкзаменовки мне держать тоже нельзя, так как нельзя более остаться в классе... Но воспитатель мой, штабс-капитан Михно, ротный командир подполковник Скобеев и все товарищи приняли во мне самое горячее и живейшее участие; инспектор сказал мне, что если я получу из французского 7 баллов. а вообще у меня будет 8 в среднем, то меня переведут без всяких препятствий в 7-ой класс... 3-ий экзамен французский. Наступил экстемпораль как и из немецкого. Мы все сидим в огромной зале, рассаженные за столы. Говорят, что надо перевести письменно с русского статью «Петр I». Как я ее стану переводить? Повсюду скрип перьев; инспектор, преподаватель и шт.[абс]-кап.[итан] Михно важно расхаживают по зале около столов..., глубокая тишина. Вдруг кто-то на цыпочках подходит сзади ко мне, быстро выхватывает у меня из рук книжку, в которой находятся статьи для перевода с русского на французский (кажется сочинения Гуро), сует мне в руки другой экземпляр Гуро, говорит тихим голосом «Финляндия!» – и скрывается. Я сначала ничего не могу понять, но вспоминаю, что в Гуро действительно есть статья «Финляндия», я отыскиваю ее и нахожу, что рядом с ней на полях страницы написан по-французски весь «Петр I», прекрасно переведенный. Я, конечно, пользуюсь этим и списываю перевод. На другой день – устный ответ, из которого я получаю 9, но годовой оказывается 5, экстемпораль 7 (по случаю того, что господин Пинья, конечно, не поверил, чтоб я так прекрасно сумел перевести «Петра I» и, наконец за диктант 6, и окончательный балл по-французски не 7. Как я надеялся, а 6, к величайшему негодованию Михно, который разговаривая обо мне и моей шестерке обругал учителей и ассистентов «жуликами». Так-то кончились экзамены до Пасхи... Михно сообщил мне о секрету, что совещанием педагогического комитета решено дать мне переэкзаменовку из немецкого 1-го июня, не официально, конечно, а частным образом, так как из иностранных языков вообще не выходит у меня удовлетворительного балла» [1].Следует принять во внимание, что переход в 7-ой касс целиком всего 6-го класса был в интересах начальства, т. к. 34 курсанта должны были составить два отделения, и это еще одна вероятность снисходительного отношения преподавателей к Юлию Зубову. Тем не менее, этот «не совсем успешный» ученик в ожидании Христовой заутрени дочитывает 6-ой том «Политической и военной жизни Наполеона» Жомини и на святой неделе выучивает наизусть несколько глав из «Евгения Онегина», посещает передвижную выставку на Мясницкой, ищет интересные книги у букинистов на Сухаревке и Никольской и т. д. [1].

      Переэкзаменовка по-немецки 3 июня у Юлия прошла успешно и 5 числа «сводный кадетский батальон (из строевых рот) выступил в лагери, находящиеся в селе Коломенском в 12 верстах от Москвы». Программа занятий состояла из следующих предметов: «изучение пехотного устава строевой службы, топографические съемки, разборка и чистка винтовки, фехтование на ружьях, эспадронах, рапирах и пиках, россыпной строй, одиночное фронтовое учение, гимнастика, плавание, военные прогулки (поход в миниатюре) и т. д.». Пришлось занять денег у Бландовых для покупки чемодана, в котором Юлий тащил с собой в лагери до 20 томов различных книг, а также чай, сахар, трубку, табак и прочее [1].

      Остаток лета Юлий с пятью товарищами провел в гостях в имении Бектышево с красивым парком, раскинувшимся на 70-ти десятинах. Интересно описание тамошнего время провождения: «в 10 часов мы встаем с постелей и сходим вниз пить чай, после этого я и Верещагин отправляемся в парк, там у него есть заветные места и мы собираем белые грибы к обеду. Владимир Шнарковский и Голиков удят рыбу там же в парке, Михаил Шнарковский и Колмаков слоняются так себе по дому. В 12 часов завтрак, Колмаков выходит на балкон и на тромбоне играет сигнал для первой роты, тревогу и др., сзывая таким образом нас к завтраку. Завтрак это так похож на обед, что я его сначала и принял за обед, после него кофе; потом Верещагин, Колмаков и оба Шнарковские играют квартетом Моцарта (бас, тенор, два кларнета или кларнет и флейта). Дедушка Верещагина Леонид Федорович Львов, бывший директор Императорских театров, переложил для них, т. е. на квартет для этих инструментов, менуэт Моцарта и некоторые другие его пьесы. Выходит у них музыка замечательно хорошо. Потом играют французский колонный марш, марш Буланже, Турецкий, Вертера и др., иногда какое-нибудь попурри из опер. В 2 или 3 часа обед, такой плотный, какого я еще не видал... После обеда чай. Затем идут в большой дом, и там партии разделяются. Одна партия уходит в театральный зал, и там играют на фортепьяно с флейтой и разучивают романсы; другая, в том числе и я, удаляется в биллиардную, и там мы катаем шары вплоть до вечернего чая. После него садимся всем обществом за лото-домино и играем вплоть до ужина, такого плотного и так похожего на обед, что уже заканчивать лото-домино никто не может и квартет сыграет только на сон грядущий какую-нибудь пьесу, и все расходятся по спальням» [1].

      В мае 1889 года Юлий Зубов закончил курс кадетского корпуса, а после каникул, которые провел в Кузнецове, с 1 сентября был переведен во 2-ую роту 3-го военного юнкерского Александровского училища. С одной стороны, это радовало его, т. к. всего два года оставалось до офицерского чина, но, с другой, страшило: в училище «строгости большие, выправка, бурбонство, педантизм, крайнее чинопочитание, мелочность, придирки – боюсь, что поглупею, когда перейду в училище». Подробно описывает летние лагери 1890 года: «14 упражнений стрельбы, сняли каждый по 3 местности, понакопали полевых укреплений, исходили всю Ходынку под ружьем на различных учениях, ротных, батальонных и с тактической целью. Побывал я и на дневальствах, на дежурствах, в карауле и в пикете и еще предстоит несметное количество ротных и батальонных учений да еще небольшие маневры с артиллерией и кавалерией». Тем не менее, «в лагерях живется довольно хорошо, свободного времени много, часто собираемся и поем малороссийские песни. Есть у нас, между прочим, своя «кукушка». Это наше собрание, где стоит рояль..., здесь подвизаются в драматическом искусстве, в пении романсов, в декламации и в рассказывании анекдотов...Вообще же мы спим, читаем, пьем чай и купаемся – т. к. все это тут же под рукой; около передней линейки овраг, а в овраге баня, а перед баней сделан искусственный бочажок (довольно обширный и обнесенный срубом) речки Ходынки, и т. к. жары стоят нестерпимые, то многие почти и не выходят из этого оврага; я сам в день раза по три, по четыре купаюсь, несмотря на то, что вода довольно холодная» [1].

      В 1891 г. Юлий Зубов окончил юнкерское училище в чине подпоручика. Часть его офицерской экипировки была сшита и куплена на казенные деньги, часть прислана из дома. Юлий Юльевич надеялся вместе с товарищем выйти в основанный еще Петром I в 1703 году и отличившийся в многочисленных сражениях 69-ый Рязанский полк Александра Голицына в городе Люблине, но попал в 19-й армейский корпус Варшавского военного округа, расквартированный в городе Белостоке [1].
      Служба там текла «до нельзя однообразно – сегодня также как вчера и завтра также как сегодня». Во время батальонных учений масса занятий и утром, и вечером: вставали в 4 часа утра, шли за 6-7 верст на новое стрельбище, где стреляли из магазинок и т. д. Развлечением Ю.Ю. Зубова был театральный кружок, состоящий из офицеров и полковых дам, ставивших любительские спектакли, в которых он с успехом играл то комиков-резонеров, то обманутых мужей и любовников, так что ему на сцене приходилось все время «отчаиваться, шуметь и волноваться». В Вологду он надеялся привезти несколько роскошных пантомим и оконченную оперетку. Юлий Юльевич поет


Юлий Юльевич Зубов и он же с двоюродным братом Николаем Николаевичем Зубовым (фото из семейного архива автора)

      также в светском хоре вторым басом, бывает на танцевальных вечерах в клубе, где иногда играет в винт. Из оперетки «Мексиканцы» он делает попурри, которое должен оркестровать полковой капельмейстер и регент хора. Конечно, он выписывает газеты и журналы и даже приводит список последних: «Moderne ?», «Всеобщая история», «Звезда» с 12 романами Золя, «Атлас сражений XIX века», позднеее «Museum», «Kunstler-Monografien», «Paris la Nuit», «Нива». Конечно, Юлию Юльевичу хотелось бы поступить в военную академию, но без протекции пехотному офицеру сделать это было очень трудно [1].

      В 1893 году в гостях у Юлия Юльевича побывали отец Юлий Михайлович и брат Миша. Юлий Михайлович в письме к жене описал Белосток как довольно большой и красивый город с церквями всех христианских исповеданий и синагогами и даже нарисовал планы своего 4-х комнатного гостиничного номера и квартиры Юлия. Последняя располагалась почти за городом, где находились казармы полка и где начинался великолепный сосновый парк, называемый «Зверинцем». Юлий Юльевич жил на казенной квартире вместе с полковым адъютантом Казанцевым; после входа в нее, где располагалась кухня и находился денщик, шли еще две комнаты: спальня и гостиная. Юлий Юльевич хотел поить гостей чаем, потребовал самовар, но вместо этого поехали ужинать в немецкий ресторан Берлинга. Вообще, Юлий Михайлович нашел сына в хорошем настроении, возможно, в связи с тем, что он только что участвовал в охране Государя и получил за это 15 рублей усиленного жалования и отпуск на два дня. Обычное офицерское довольствие составляет около 40 рублей в месяц, но на руки выдается не более 8-10, а остальные вычитаются в «офицерский капитал», в уплату за обмундирование, питание, клуб и прочее, так что офицеры почти все неизменно в долгу у ростовщика за 5% в месяц. Конечно, отец дал сыну денег по размеру его долга. Юлий Юльевич сокрушался, что родные пробыли у него не больше суток и так торопились на поезд в Вену, что не успели побывать и на полковом празднике в очень живописном месте, откуда виден весь город как на ладони, и в городском увеселительном саду «Бель вю», где «каждый вечер даются на открытой сцене драматические представления, балеты и разные дивертисменты, играет музыка, горят цветные фонари, пускаются шары и фейерверки, стоят павильоны с содовой водой, в которых сидят красивые жидовки, и буфет, где можно достать все, что вам угодно». Приезжал в Белосток и цирк Анатолия Дурова «с электрическим освещением, с красивыми наездницами, с балетом и с 500 дрессированных животных – лошадей, собак, свиней, крыс, козлов, петухов, голубей. ...и действительно, было на что посмотреть: маленькая собачка делала все четыре правила арифметики, приводя зрителей в полнейшее недоумение, так что один реалист громко высказался, что она смело может поступить в 1-ый класс Белостоцкого реального училища». Не успевал уехать цирк, как появлялся «зверинец: 16 вагонов выстроились вдоль улицы... На извозчиках стало опасно ездить по этой улице, ибо по несколько раз в день подымался из этого узкого и длинного балагана страшный рев, вой и рыканья, отчего лошади шарахались к тротуару... Укротители и укротительницы спокойно входили в клетки как к себе домой. Вкладывали голову в пасти львам, садились на них верхом, таскали их на плечах, кормили их мясом из своего рта и т. д.» [1].

      В 1894 году Ю.Ю. Зубов был занят разборкой полкового архива, попутно изыскивая литературные источники для его истории. Ему было также поручено вести дело о постановке памятника владимирцам, павшим на Альме, и разыскать в архиве сведения о пожертвовании не то 1000, не то 1500 рублей Государем Александром II на этот памятник. Юлий Юльевич предполагает, что когда памятник будет готов, его командируют в Крым «для открытия оного». На Пасху Юлий Юльевич приезжал в Вологду и «снова, как три года тому назад, собрал хор и солистов для «Мексиканцев» (двухактной сочиненной им оперы, называвшейся иначе «Тараратумбия»), которых он несколько усовершенствовал и перенес на более активную историческую почву». В этот приезд Юлий Юльевич побывал и в гостях у Владимира Юльевича в Кубином Бору. [1].

      Из писем Ю.Ю. Зубова 1896-97 годов узнаем, что он всерьез увлекся военной историей и перед всем гарнизоном уже сделал несколько сообщений об истории Владимирского полка, о битве при Трейсим-Эйлау и др. Его волнуют такие личности как, например, Махмуд Газнийский – «Наполеон Азии» – царствовавший в Кабулистане в X веке и совершивший 12 походов в Индию, из коих два считаются «золотыми страницами военной истории», когда с 130-тысячной армией он перешел Гималайский хребет через перевалы Донго и Тинкур и как буря налетел на столицу Индии Каноджу. Магомед Шебаба в XI веке совершил 9 походов в Индию, из них один называется «величайшим в истории кавалерийским набегом» – 150 тысяч конницы. Великий Могол, «самый симпатичный из всех азиатов – добрый семьянин, закадычный товарищ, верный друг, необычайно великодушный человек, великий в удаче и в несчастье, писатель, ученый, энергичный и деятельный государь, храбрый до дерзости воин и великий полководец» – жил в XV веке. Еще интересен Надир-Шах [1].

      Волновали его и политические события настоящего в России и мире, например, Критский вопрос и занятие русскими Порт-Артура. Он даже в письмах к родителям приводит список стоящих там в боевой готовности 18 российских судов Тихоокеанской эскадры с их водоизмещением, не уступающих всему Японскому флоту (без учета еще 15 пароходов добровольного флота). Вообще Юлий Юльевич дает на цифрах очень объективную картину относительно меньшей вооруженности России по сравнению с западными странами, которая тем не менее обеспечила 20-летний мир и экономическое, финансовое, торговое, научное и прочее развитие страны [1].

      Между Ю.Ю. Зубовым и давно знакомой вологодской семьей Волоцких все эти годы шла переписка, и в апреле 1997 года было решено сыграть в Вологде свадьбу между Юлием Юльевичем и дочерью Николая Аполлоновича Волоцкого Сашей. Для этого необходимо было заказать 75 пригласительных билетов для офицеров полка, хотя на свадьбу никто их них, конечно, не должен был приехать. Свадьба состоялась на фоминой неделе, после чего молодожены уехали в Белосток. Юлия Юльевича на две недели освободили от занятий и появилась возможность погулять с молодой женой по «Зверинцу» и городскому саду, побывать в летнем театре «Бель вю» на спектакле «Власть тьмы» и каждый день бывать в гостях в семьях сослуживцев. Юлий Юльевич играл в нескольких любительских спектаклях: «В бегах» и в водевиле Чехова «Предложение» и, видимо, успешно, т. к. публика хохотала с начала и до конца над его персонажами. На святой и фоминой неделе он должен был играть в двух спектаклях в пользу учеников реального училища.. В полку ставились спектакли и силами солдат: «Медведь сосватал», «Девушка-ефрейтор» и др. И хотя эти пьесы из народного быта не слишком важные, игра актеров бывала замечательной [1].

      В последних числах декабря 1897 года у Юлия Юльевича и Саши родился сын Игорь, с густыми русыми волосами и ямочками на щечках. Отец оказался очень нежным и ласковым к ребенку, Саша неусыпно заботилась о нем. Подрастая Игорь становился все более и более интересным мальчуганом для родителей – он улыбался, отлично пил молоко, прыгал на постели как рыба и всегда имел веселое и приятное расположение духа. 4 июня 1898 года Саша поехала в Вологду, чтобы познакомить родных с очень веселым милым сыном, а через несколько дней Юлий Юльевич получил из Вологды письмо о том, что все обстоит благополучно [1].

      В это время у него были лагери: «смотр ротных учений, смотр батальонных учений, смотр стрельбы, смотр корпусным командирам всех войск лагерного сбора, причем на второй день смотра мы исходили в жару, в пыли, по песку и пахоти до 35 верст. Затем было маневрирование с боевой стрельбой отрядом из всех родов оружия... Недавно еще был смотр начальником штаба округа – двухдневный маневр, а завтра будет ночное походное движение и ночной маневр. Мы, военные, – писал он, – накануне больших преобразований в армии: жалование офицерам прибавят; форму меняют в пехоте; в кавалерии будут опять гусары и уланы; положения о вступлении в брак офицерам будут гораздо стеснительнее; наконец, будет омолаживание армии, назначен будет предельный возраст для службы в разных офицерских и генеральских чинах» [1].

      В конце лета Ю.Ю. Зубов пишет Саше в Вологду, что владимирские офицерские жены уже начинают съезжаться в Белосток, но мы не знаем – вернулась ли туда Саша с сыном Игорем, т. к. в следующем письме своей свекрови, Софье Петровне Зубовой, датированном 28 мая, скорее всего уже 1899 года, она сообщает о следующих тяжелых обстоятельствах: Игорь с неделю хворал поносиком, может быть «к зубам», но вдруг у него сделался сильный жар и в 4-м часу утра его не стало. Николай Аполлонович Волоцкий сначала никак не мог понять, что Игорь скончался. Об этом Саша написала мужу в Белосток [1]. Так Юлий Юльевич опять оказался холостым.

      В 1900 году жизнь в Белостоке почти не изменилась. Юлий Юльевич по-прежнему играет в одном из спектаклей, а именно в пьесе Островского «Трудовой хлеб». По инициативе ротмистра 12 драгунского Мариупольского полка Хартена образовалось музыкальное общество, членом-учредителем которого и одним из басов хора стал Ю.Ю. Зубов. Из мужчин как в хоре, так и в оркестре добрая половина офицеров, остальные штатские; дам душ 30. Оркестр превосходный. Первый концерт 16 апреля состоял из следующих номеров: хор и оркестр из оперы «Трубадур» «Тени ночные...» (где для басов очень трудное верхнее «ми»); женский хор и оркестр из оперы «Евгений Онегин» «Девицы-красавицы...»; «Легенда» Чайковского и «Был у Христа-младенца сад...» в исполнении хора под аккомпанемент фисгармонии; увертюра Адама и «Вальс» Вальдтейфеля в исполнении оркестра; затем квартет и соло – баритон и скрипка. В следующем концерте предполагалась целая картина из оперы «Жизнь за царя» с участием известной певицы Долиной. Отдушиной стала поездка с отцом и сестрой Ларисой за границу – в Париж, Марсель. Неаполь, Помпеи, где они даже взбирались на Везувий и были около кратера, так что головы оказались засыпаны пеплом [1].

      В начале XX века, в дни 200-летия Владимирского полка в Белостоке гастролировала Итальянская опера. Конечно, Юлий Юльевич не пропускал ни одного спектакля и прослушал: «Аиду», «Фауста», «Трубадура», «Севильского цирюльника», «Кармен», « Гугенотов», и «Жаконду». Примадонны, тенора и баритоны играли превосходно – голосами наградил их сам Бог! [1].

      Но начались военные события в Китае. От каждого полка потребовалось по 64 человека лучших нижних чинов по жребию, но явилось такое множество добровольцев, что пришлось бросать жребий – кому оставаться. Был напутственный молебен, солдатам раздавали крестики, и начальник дивизии увещевал отъезжающих свято исполнить свой долг и предпочесть смерть в бою плену у китайцев. Весь город с помпой проводил 256 добровольцев на вокзал [1].

      Осенью 1905 года в Манчжурии у деревни Каусантунь оказался и Юлий Юльевич Зубов. В октябре там уже начал выпадать снег, но тем не менее жизнь в палатках и курс стрельбы при ветре и метели продолжались. Наконец, дивизия стала уходить на север на зимние квартиры. Отряд, в который вошла рота Ю.Ю. Зубова, делал крайне утомительные переходы в течение 7 дней без дневок и, наконец, разместился в деревнях Вохучуань, Удзятунь, Юншинхао и Каузаси в китайских фанзах, землянках и бараках. Рота Юлия Юльевича в первых числах декабря снова поменяла дислокацию и перешла на железнодорожный разъезд № 73, где 200 человек были размещены в землянках и заброшенной полевой хлебопекарне. Рота разгружала грузы, дрова и караулила интендантские склады. Штаб полка находился в 3-х верстах, и туда приходилось часто ходить. Станция Яомынь, что в 8 верстах от роты, стала бойким центром, в котором вырос целый город ставшей на зимовку 3-ей армии. Одних только ресторанов там открылось целых 10; с 5-ти часов вечера до 2-х часов ночи в них играла музыка, и, конечно, Юлий Юльевич иногда бывал там [1].

      Война вскоре кончилась, «а мне, – пишет Юлий Юльевич, – так и не пришлось участвовать ни в каком сражении, только зря проболтался в Манчжурии. Товарищи мои владимирцы, в разное время ранее меня попавшие на войну, все показали себя героями, теперь я разыскиваю их, со многими встречаюсь. Один из них, Гандзюнь, спас знамя Великолуцкого полка под Мукденом. В память о компании будут раздавать участникам медали 4-х родов: кто был в Артуре, особенного рода; кто был вообще в сражениях, особо; кто не принимал участия в боях, а только в походах (как я) особо и, наконец, кто нес службу в тыловых учреждениях. Кроме того, всем офицерам без различия дали по ордену за труды, понесенные в компании. Я получил мирного Станислава 3-ей степени» [1].

      Как только был заключен мир, Ю.Ю. Зубов подал рапорт об обратном переводе во Владимирский полк. 2 ноября он был проездом в Петербурге, где встретился с братом Мишей. «Миша, угадывая чем может особенно усладить своих гостей, сел за рояль и безостановочно играл разные пьесы, преимущественно Грига, а также и свои произведения. Мне, – пишет Юлий Юльевич, – особенно понравилась «Лезгинка» из «Демона», «Поезд ведьм» Грига, «Двенадцать месяцев» Чайковского и еще много пьес, названия которых сейчас не помню» [1].
      Не заезжая в Белосток, Ю.Ю. Зубов проехал прямо в Варшаву, а затем в Лодзь, где стояла его рота на охране фабрики Штейнерта. Участок города всего полка включал в себя 190 фабрик, и таких участков было 4 (других полков). Громадный город (70 тысяч рабочих) разделен на два враждебных лагеря: «народовцы», которые против забастовки, и «Польская партия социалистов», которые стоят за принудительную забастовку. Их можно было узнать по револьверам: у социалистов браунинги новейшей системы, а у народовцев какие попало, даже старинные. Между ними смертельная вражда, постоянные нападения и убийства. Войска не имеют права быть пристрастными к той или другой стороне, одинаково хватают представителей обеих. Во время беспорядков, стрельбы рабочих друг в друга и в войска, всяких обысков и облав наши дозоры обыкновенно кричат: «Руки вверх!» и, задержав группу, обыскивают ее и, если найдены револьверы, отправляют их к дежурному офицеру, а затем в полицию, где разоруженного сажают на 3 месяца в тюрьму [1].

      Несмотря на волнения, в Лодзи можно было побывать даже в театрах, которых оказалось целых четыре: «Итальянская опера и шансонетка», «Большой театр» с еврейской труппой, театр «Талия» с немецкой опереткой «Веселая вдова» и театр «Виктория» с польской труппой, где разыгрывались фарсы, например, «Карнавал в Варшаве».

      Юлий Юльевич скончался внезапно от разрыва сердца 17 апреля 1907 года. Сообщение в Кузнецово пришло от Миши Величковского и от полковника Петрова. Юлию Михайловичу об этом телеграфировали в Вологду: «конечно, первую телеграмму написали, что Юлик опасно болен, а вторую, что умер». Семья боялась за Юлия Михайловича, т. к. отец и сын Юлий «ужасно любили друг друга». Последнее письмо Юлия Юльевича домой было очень веселым и на фотографии – как живой [1].

      Осенью 1909 года Юлий Михайлович Зубов, возвращаясь в Вологду из путешествия по Европе, провел несколько часов в Белостоке, где отслужил панихиду на могиле сына Юлия. Саша Волоцкая скончалась в Вологде в октябре 1925 года [1].

      Источники:

      1. Материалы семейных архивов: Н.В. Лукиной (письма Юлия Юльевича Зубова, его жены Саши Волоцкой и Юлия Михайловича Зубова) и Л.П. Васильевой (мемуары Марии Юльевны Зубовой, годы 1878-1886).


Юлий Юльевич Зубов в городе Лодзь в 1907 году	Гостиница «Кристал» в Белостоке.(фото из семейного архива автора)

Юлий Юльевич Зубов. Басни, стихи.
(из семейного архива Н.В. Лукиной)

      Мед и репа.

      Расхвасталась однажды репа:
      «Не уважать меня – нелепо.
      Во мне весьма приятный вкус,
      Я в этом поклянусь.
      Особенно же с медом я вкусна», -
      Прибавила она.
      «Поди ты прочь
      И не смеши народ», -
      Ответил мед.
      «Ведь люди все не слепы
      И знают в свой черед,
      Что вкусен я без репы».

      Коза

      Сидит козел и плачет.
      Что это значит?
      За орехами козу послал,
      А от козы и самый след пропал.

      * * *
      Спи, дитя! Кисейный полог
      Я задерну на кроватке,
      Пусть твой отдых будет долог
      И виденья сладки.

      Элегия дидактическая

      Весной природа расцветает,
      А осенью увянет...
      Так человек: живет, живет
      И ноги вдруг протянет.

      Пожелания и замечания просьба присылать по адресу:

      117638. Москва, Азовская ул., д. 4, кв. 107

      Телефон: (095) 310-20-27 дом, 8-916-334-70-32 моб.

      Книга: Н.В. Лукина «Вологодские дворяне Зубовы». Ч. II, книга I.
      М.: «Потомки Зубовых», 2006 г. подарена:
      1. Вологодской областной библиотеке им. Бабушкина (цв. экз.)
      2. Вологодскому государственному музею-заповеднику (черно-белый экз.)
      3. Кадниковскому районному историческому музею (черно-белый экз.)
      4. Личный экземпляр автора (цветной)
      5. Римару Владимировичу Зубову (на дискете)

      Главы:
      Владимир Юльевич Зубов (1865-1932) – статский советник, земский начальник и поэт.
      Владимир Юльевич Зубов. Стихи.
      1. Харовской библиотеке ( (черно-белый экз.)
      2. Михаилу Георгиевичу Малкину (черно-белый экз.)
      3. Валерию Алексеевичу Дмитриеву (черно-белый экз.)