|
Лесоруб
Родом он из дальней Вятки,
Загорелый лесоруб,
Деловитая повадка,
На слова пустые скуп.
На разводе – первый точно,
Великан без грубых слов.
И топор в руке отточен,
Жалоб нет. Всегда готов!
Обувь, шапка и одежа –
Все в порядке, выбрит, мыт,
И в артели он надежен,
Ладно сложен, крепко сшит.
У него топор играет
И пила в рука поет,
И десятник сосчитает:
Двести каждый день дает.
Лес зеленый, лес суровый!
Принимай! Идем на бой!
Труд осмысленный, здоровый.
Песни леса звонче пой!
Ударница
Душистые сосны пилила,
И звонко звенела пила,
И пела в груди моей сила,
А в жилах – густая смола!
Рубила, и щепки летели...
Крушительна власть топора!
Кивали мне сосны и ели:
Да, новая жизнь – не игра!
Мне кубики дров белоснежных,
Как дни трудовые, считать...
Таких непохожих, не прежних,
Простых и прекрасных опять.
А в полдень в тени золотистой,
Под стройной могучей сосной,
На ложе, и росном, и мшистом,
Мне сладостен отдых лесной!
Подсочка
В лесу строевом и сосновом
По хвое, по мхам и по кочкам,
С ведром, в накомарнике новом,
Работать иду на подсочку.
Отмечены сосны стрелою,
В стаканчик стекает смола.
Уверенно, левой рукою,
Ножом я ее собрала.
От дерева к дереву быстро,
Все дальше и дальше. В лесу
Прохлада и воздух душистый.
Ведро уже полным несу.
Теперь торопиться не надо, –
Я с нормой обратно иду.
Всей грудью вдыхаю прохладу,
В землянке свой полдник найду.
Как крепок мой сон полудневный!
Как вкусен мой полдник тогда!
Вживаюсь я здесь ежедневно
В великую радость труда!
Счетовод
Природа чисел непреложна,
Послушен ей и звездный ход.
Вся жизнь есть вечный чисел счет,
Ошибка в числах невозможна.
И потому считай без скуки,
Им добровольно покорись.
Подвластна числам смерть и жизнь,
Природа, люди и наука!
Женщинам Темлага
Веками женщины судьба
Плелась, как вол в ярме, понуро,
Неравной слабая борьба
Порою вспыхивала хмуро.
И долю горькую ее
Поэты мира воспевали,
Но мы иную жизнь куем
И женщине свободу дали.
Наш Ленин в мир пришел, и вот –
Все изменилось в мире этом,
И к женщине – иной подход,
Иные песни дал поэтам!
Вопрос нас женский не страшит,
Что был до Ленина проклятым,
Свободный труд, свободный быт,
Пути к культуре необъятны!
Коллективу «Пламя»
Я люблю моих лесорубов,
Хлеборобов и всю молодежь,
Что едва лишь от жизни пригубив,
Отдала эту жизнь ни за грош,
Пошатнула ее, промотала
И, придя в лагеря за судьбой,
Начала свою жизнь всю сначала,
Исцеляя трудом и борьбой.
Пусть же будет им труд этот в доблесть,
И борьба за свободу легка.
В новый путь, иступленная совесть,
И счастливая в жизни рука!
Малолетка
Тридцатипятник-малолетка
На мастерских живет у нас,
Он беспризорник был нередко
И юный лагерник сейчас.
Теперь он в коллективе «Смена»
В своем цеху учеником,
На профтехкурсах ежедневно
Квалификацию даем.
В руках имея специальность,
От нас он выйдет уж иным
И перекованным морально –
Путевку в жизнь ему дадим.
Красные ударники
Прорыв! Прорыва быть не может!
На производстве нет потерь.
Мы Темитлагу все поможем,
Мы все ударники теперь!
Все в лес! Все лесорубы будем:
Статистик, слесарь, инженер...
Ведь никакой нам труд не труден,
Друг другу мы даем пример.
Наш воспитатель, машинистка,
Связист, бухгалтер, счетовод,
Электрик и телефонистка –
Все красный трудовой народ.
Топор в руке, пила на плечи...
Бригада вся, как на подбор!
Прошли уж сосен тонких свечи,
Вступили в лес... Какой простор!
Дышать всей грудью крепким соком
Земли и моха, и коры!
И в лагерь слышно – издалека
Стучат усердно топоры.
А лес осенний глаз ласкает,
Березы в золоте волос,
И клен осенний в них вплетает
Свой пурпур ярко-красных роз.
Закат расцвечивает краски,
Белеют кубиков ряды...
Устали мускулы и связки,
И жажда требует воды.
В обратный путь – пилу на плечи,
Топор в руке... До завтра, лес!
Уж потемнели сосен свечи
В лиловых сумерках небес.
А после ужина – за дело,
В делах не может быть потерь!
Сказать имеем право смело:
Мы все ударники теперь!
Осень на Потьме
Золотая осень! Золотая осень!
Ржавые полянки, сизые кусты,
Розовеют в солнце свечи тонких сосен,
Порыжели клены и шуршат листы.
Грустно и красиво! Осень с сердцем сестры...
Золотятся капли на листах берез,
И тоска по дому ранит болью острой,
И в глазах печальных искры терпких слез.
Заструился ветер, пролетел и скрылся,
Прозвучал, как тонкий, мимолетный свист.
Дождевой завесой воздух омрачился,
С ветки оторвался мокрый желтый лист...
Золото заката в каждой мелкой луже
Говорит: «Прощайте, солнце!», – нам без слов.
Ранним утром иней, сеткой тонких кружев
По земле раскинул траурный покров!
Массовая работа
В жизни заключенных, трудовой и строгой,
Культпросветработа – наш важнейший фронт!
Творчеству для массы уделяют много,
Знаниям, таланту ширят горизонт.
В клубе кинофильмы, драмкружок, концерты,
Радио в бараках, красный уголок
И агитбригады, постановки в центре,
Также музыкальный, хоровой кружок.
Лагерь ценит праздник, лагерь краски любит,
Отмечает слетов красные огни.
Постановки наши оформляют в клубе.
Пролетарских праздников – красочные дни!
Выставки, скульптура, лозунги, плакаты
Украшая праздник, украшают быт.
С массовой работой полного охвата
Лагеря художник беспрерывно слит.
И его работа, протекая в будни,
Пламенеет в праздник знаменем труда,
Творческие силы массовые будут,
И влетает бодрость в ковкие года.
Слушая радио
Я слушала Красную площадь,
Вождей и Москвы голоса,
Оркестра военного мощи,
Видела войск леса.
Трудящихся масс молодежи
Сердца ликованьем полны.
Страна меня любит тоже,
Скромную дочь страны.
Любит и не обманет,
Вновь я вернусь домой,
Только дом мой обширней станет:
Весь Союз – дом мой родной!
Начальнику снабжения тов. Маслову
Обращаюсь к Вам вторично
И прошу меня простить,
Но поэту неприлично,
В локтях продранных ходить.
Гимнастерка в нашем быте
Самый скромный, лучший тон.
Отчего же не хотите
Для меня такой фасон?
Уверяю: Вы не правы,
Разграничивая нас!
Мы с мужчиной равноправны,
Так сказал рабочий класс!
Возраст мой уже солидный,
Я товарищ и поэт,
Оттого мне и обидным
Показалось Ваше: «Нет!»
За стихи прошу прощенья,
Я хочу Вас убедить,
Что прилично, без сомненья,
В гимнастерке мне ходить!
Художникам, работавшим над выставкой
«Темлаг для XVII Партсъезда»
По приказанию ГУЛага,
На берегу реки Явас
Создать поэму о Темлаге
Бригада наша собралась.
Хоть за окном зима и стужа,
Но в студии – весенний пыл,
Ударный темп работы дружной,
И каждый время позабыл.
Руководит художник Эссен,
Он старший наш и бригадир,
Его талант и вкус известен,
Он замыслом нас вдохновил.
Михайлов и Преображенский
Шедевры в дереве творят;
С изяществом, почти что женским,
Их экспонатов блещет ряд.
Шныров Василий, с флегмой русской,
За экспонатом экспонат
О вывозках и о погрузках,
И кубометров – славный ряд.
Быстров, Бодренок, Воропаев
Над диаграммами сидят,
От цифр и надписей страдает
Наш молодой триумвират.
А я по студии слоняюсь,
Мечтаю, думаю, слежу...
По-детски всеми восхищаюсь
И все пишу, пишу, пишу...
Но вот и выставка готова,
И в клубе доступ к ней открыт.
Она в оправе блещет новой,
И стенд красив, как монолит!
Но через день уже укладка:
Поэму, выставку – в Москву!
Окончен праздник яркий, краткий,
Иду в финчасть – качать тоску!
Концерт в клубе
Обласкана волною звуков нежных,
Мечталось мне и грустно, и светло:
Мне вспомнились часы восторгов прежних,
Что снегом жизни занесло.
Я в филармонии, в толпе парадной,
Я рядом с другом, я с тобой
Внимаю сердцем, ухом жадным
Оркестра волны – бьются, как прибой.
Они под куполом сверкают хрусталями,
Рассыпались на тысячи цветов,
Огнем и холодом струятся между нами
И говорят, и говорят без слов...
Зажегся на эстраде черный факел
И разгорается все ярче, все ярчей:
Скрипач прославленный, в изящном черном фраке,
Из-под смычка роняет сноп лучей!
Певица голосом, и солнечным, и звездным,
О жизни, радости, о счастье мне поет,
Как будто на снегу, сверкающем морозном,
Благоухают розы, тает лед.
Пианист, бессмертием Шопена,
К бессмертию и славе держит путь...
И звуки падают из клавиш белой пены,
И в жилах кровь звенит, любовью дышит грудь!
Мне вспомнилось все это в нашем клубе...
(О прожитом прекрасном – не жалей!)
Когда в улыбке сложенные губы
Мне говорили: «Жизнь, и в жизни любят!»,
Когда певица пела «Баттерфляй».
Темлагу
Здесь в лагере, казалось мне, достигла
Я мудрости, предельной для меня,
И, смело рифмами звеня,
Я выпевала боли острой иглы.
Но заключенья дни и срок опальный
Прошли недаром, и в моих стихах,
Хоть и медлительней их крыльев взмах,
Все реже слышится напев печальный.
Благодарю судьбу я за уроки,
Что выковали, углубили мысль,
За все, за все, что мне послала жизнь,
Что осознала я в дни лагерного срока.
Зачет рабочих дней
Зачет рабочих дней – есть в нашей жизни льгота,
Есть зеркало, в котором отразилось все,
Вся наша лагерная жизнь и вся работа,
Как мы вели себя и как вели ее.
Зачет рабочих дней нам сокращает сроки,
В труде и быте учит бдительности нас.
На заседаниях дает примерные уроки
И приближает к нам свободы день и час.
Домой
По ветке Потьменской в обратный путь,
В обратный путь, свободный на свободу.
Прощай, Темлаг! Поэта не забудь!
Пишу тебе лирическую оду.
Я памятью вернусь к тебе не раз,
Я приняла свободу, но не знаю:
Как буду принята у ней сейчас?
От робости пред ней я замираю.
Признания и подвига ищу,
Сказать хочу в поэзии так много...
Для духа, сильного еще,
Зачем же этот трепет на пороге?
Прощальный голос слышу твой в ответ:
«Чувствительность и робость бросить надо.
По-большевистски шаг выравнивай, поэт,
В признании найдешь свою отраду».
Март 1934 г.
Конец
У Зимнего
Нету событий короче:
Дворцовая площадь,
Шли с просьбой рабочие,
С надеждой и веря
В отцовство царя!
Ответ был от трона:
«Не жалеть патронов!»
Растоптаны, смяты,
Братом-солдатом!
Год девятьсот пятый,
Девятого января!
Товарищам Зиганшину, Поплавскому, Крючковскому...
«Горжусь, что я русский», – Суворов сказал.
Он душу солдата-крестьянина знал,
Любил он народ свой и землю свою,
Её прославляя навеки в бою.
Так в старой России гордился собой
И войском своим полководец-герой!
В Советском Союзе, вчерашние дети,
Их четверо юных отважных на свете:
Татарин, украинцев двое и русский Иван...
Их подвиг навек сохранит Океан!
Да, подвиг есть подвиг. Примером он служит:
«Обыкновенные, советские, Родине служим», –
Так скромен и прост был их краткий ответ.
Не скажет их лучше мудрец и поэт!
Имеем сегодня мы гордое право
Сказать по-суворовски юношам: «Слава!»
Народному артисту СССР
Павлу Александровичу Серебрякову
(чествование в Консерватории по поводу 50-летия и 30-летия творчества)
Хотела б рифмами стихов
Вам передать то восхищенье,
Как Ваша музыка без слов
Полна живого вдохновенья.
Гигант Бетховен, Лист, Шопен,
Чайковский – вот источник чистый
Других имен, чей сладок плен
Для исполнителя-артиста!
В искусстве жизнь всегда полна
И силой творчества согрета,
Она прекрасна и вольна,
В ней радость солнечного света!
Смысл юбилея – не года,
Не цифры юбилейной даты, –
То праздник подвига труда
И жизни, творчеством богатой.
Спасибо Вам за чудный дар,
За эти светлые мгновенья,
За мысль, за блеск, за сердца жар –
Источник вечный вдохновенья!
9 марта 1959 г.
Сирота-бабушка
Четверо было их, внуков моих;
Смерть отняла их, всех четверых!
Трудно мне было, так трудно и больно!
Сердце застыло от муки невольно.
Дни все без света и ночи без сна,
Зима или лето – тоска все одна!
Горе все глубже, погибла семья...
Но почему же они, а не я?
Горе есть горе, его не забыть,
В жизни, как в море, – бороться и плыть!
Руки и разум в труде и борьбе.
Привыкнешь ни сразу к сиротской судьбе.
Но сердцу живому стареть не дано,
Пусть и к больному, любить суждено.
Дети есть дети, чужие, свои...
Все, что на свете – все внуки мои!
1960 г.
Вану Клиберну
«Я полюбил вас», – Вы Москве сказали,
А мы по радио те слышали слова
И любим Вас не менее, едва ли,
Чем москвичи, чем наша мать-Москва.
Все музы – сестры, как и все искусства,
Все говорят о дружбе, мире красоты,
Все будят мысль и возвращают чувства,
Уносят нас в волшебный мир мечты!
Мы думаем: у Вашей колыбели,
Все девять муз встречались в час ночной.
Евтерпа и Эрато нежно пели,
И музыка лилась чудесною волной!
Мы рады Вас услышать в Ленинграде.
(В связи с концертами, мы вспомнили Парнас.)
Здесь музыка звучала и в блокаде...
Быть может Вы полюбите и нас?
3 июня 1960 г.
* * *
Я – старушка, но не божья,
С Богом сладу вовсе нет.
Ложь зову я просто ложью,
Правду – правдой, светом – свет!
Лекций больше не читаю:
Душит астма – подлый враг!
Только горестно вздыхаю,
Ведь обидно, как никак!
Много писем получаю
Из различных городов,
Всем с любовью отвечаю,
Не жалея добрых слов!
Декабрь 1961 г.
* * *
Конечно, «жизнь прожить – не поле перейти», –
Так в старину говаривали деды.
От мудрости народной не уйти,
Но я хочу сказать не только это:
Любовь рождает жизнь и светит нам в пути,
Отец и мать – Любовь – мне имя дали.
Спасибо им. Мне лучше не найти
Советника в труде и друг в час печали!
А в жизни все бывает иногда.
Благодарю за чуткость и вниманье!
Я счастлива в труде, так, значит, – молода,
Вот так счастливой быть – одно мое желанье!
Декабрь 1961 г.
Народному артисту СССР, Герою Социалистического труда
Сергею Тимофеевичу Конёнкову
Кто молод в девяносто лет,
(Не правда ль как чудесно!)
Тот солнцу брат и тот поэт,
И жизнь его, как песня! 163
Всегда творить, всегда гореть,
Быть полным дерзновений,
Любить людей, людьми болеть, –
Вот Человек и Гений!
Ночью, во время бессонницы,
С 16 на 17 июля 1964 г.
Три имени
Ульянов, Ленин и Ильич!
Как будто все одно и то же,
Я не могу никак постичь:
Который же из них дороже?!
Ульянов – это вся семья:
Отец и мать, и трое братьев,
И три сестры – одна семья
В родных и дружеских объятьях!
Но шли года – и мудр был Ленин.
Потряс он мир до основанья:
И Революция и Гений
Вошли торжественно в сознанье!
Ильич – совсем, совсем родной!
Такой родной, такой любимый,
И обязательно простой,
Как это ласковое имя!
У трех имен пленяет слух:
Любовь, труд, мысль, законы жизни!
В его столетье не потух
Огонь любви к нему Отчизны!
22-23 апреля 1965 г.
Президенту США Джонсону
Есть ненавистные слова:
«Война и атомная бомба,
Концлагерь, куклуксклан», – слова,
Произносимые с апломбом!
Еще слова: «Капитализм;
Не человек, а негр; трущобы;
И резервации, фашизм», –
Животная тупая злоба!
И бизнес всюду и во всем:
Один – богач, миллион голодных...
«Смотрите – он стоит вдвоем,
Цветной и белая, – свободно!»
«Зажечь тот дом, его схватить,
Повесить, разорвать на части!»
Никто не может защитить,
Где беззаконие у власти!
А дети, дети? Развращен
Ребенок... Все ему доступно:
Книжонки «Номинс», отражен в кино
Весь страшный мир преступный!
Забыть нельзя, не сметь забыть
Мир провокаций, лжи, обмана!...
Свободный мир нельзя простить,
Что властвует за океаном!
Встань во весь рост, иди вперед!
Возьми оружье смело в руки,
Ты честный трудовой народ!
Довольно робости и муки!!
9 марта 1965 г.
Американский образ жизни
«Линчевать того негра? Пожалуйста!
Это же самое милое дело!» –
У белого к негру нет жалости,
Зато у белого белое тело!
И этого вполне достаточно,
Чтоб творить зло безнаказанно!
В законе об этом – не точно,
В законе об этом не сказано.
Как собаки за зверем диким,
За негром бегут «черномазым»,
Разорваны рты воем-криком,
Руки убийц не связаны!
Негр убегает, быть может, спасется,
Ведь дома жена и малые дети!
Как свора собак, толпа несется...
В лесу будет пойман, как птица в сети...
Поймали... Охота всегда удачна.
Как легко убивать безнаказанно!
Стреляют, хохочут так громко и смачно.
Руки убийц не связаны!
Повешено тело, как туша в мясной.
Должно быть, не меньше, как пуль пятьдесят
Всадили охотники в чаще лесной.
Гогочет в восторге табун жеребят!
Висит на суку и висеть будет тело.
В законе об этих делах не сказано.
В Америке – это обычное дело!
Убийцы не будут наказаны!!
5 апреля 1965 г.
Вану Клиберну – ленинградцы
Пять долгих лет, с любовью, терпеливо
Мы ждали Вас, как друга ждут друзья.
Здесь на Неве, у Финского залива,
Всегда в почете радость бытия!
Мы любим жизнь и искренние чувства,
Мы знаем, что такое красота,
И Ваше вдохновенное искусство
Нам дорого и радостно всегда!
Как высказать и проще, и вернее –
Какая в сердце музыка у нас?
Хотелось все же ярче и сильнее
Найти слова, созвучные сейчас!
Желаем Вам как можно больше счастья,
И славы, и здоровья, долгих лет...
Что б музыка всегда была у власти
И покоряла, и пленяла свет!
Но вот на отдыхе, быть может дома,
Вы вспомните иные города,
Но снимки этого альбома
Напомнят Вам и теплоту приема,
Наш славный город мира и труда!
9 июня 1965 г.
Зубовым
Все мои родные,
Все Вы – настоящие,
Словом не гремящие,
Но в делах – святые!
Как мне не любить вас,
Как мне вам не жалиться,
Как мне не печалиться
В расставанья час!?
Верно, я соскучусь,
Что уеду надолго.
Вот какая каторга
Старческая участь!
Может повидаюсь,
Я ведь тоже Зубова,
Но, к несчастью, думаю,
Что навек прощаюсь!
3 декабря 1965 г.
Московским родичам
Я не жалею, что сражалась,
И мне не жаль, что к вам рвалась.
Как трудно было мне сначала,
И как тепло в душе сейчас!
Мир чувств и мыслей так огромен:
Как жить, кем быть, где жить, зачем?
Ведь я на родине, я дома...
И... успокоилась совсем!
Я – странник, жизнью очарован,
Как в сказке, но загадок нет.
С любовью я и с вами снова.
Вы мне зажгли погасший свет!
5 декабря 1965 г.
* * *
«Моя усталость выше гор...»
Федор Сологуб
Что жизнь хранит во мне, в моей прискорбной доле?
Быть может, звезды, месяц, солнечный закат?
Быть может, список длинный, длинный тех утрат,
Что позади остался в вольной воле?
Не знаю. Трудно мне. Усталость выше гор.
Я жизнь люблю, как жизнь, и сны мне – не отрада,
И утешений, и забвений – мне не надо.
При мне, всегда при мне неволя и позор!
Любви взаимность, нежность дружбы, счастье, жалость
Все для меня прошло. Их в новой жизни нет.
Как эхо, для меня всегда один ответ:
«Мне трудно, больно! Выше гор моя усталость!»
* * *
Создатель солнечных творений –
Бетховен – музыкальный Гений,
Твой отчий дом поруган, осквернен –
Гнездом фашизма стал твой Бонн.
Все, что тебя там вдохновляло,
Шум рейнских волн, прогулки у реки,
Покрыли грязью, затоптали
Фашистов скудо думных сапоги!
Когда расправятся со зверем?
И кто с земли его сметет?
В мир красоты откроет двери
И родину Бетховену вернет?
12 февраля 1966 г.
Еще о Кузнецове
Когда я девочкой, бывало,
С любимой нянею вдвоем
Среди цветов и трав гуляла,
Все было в радость мне кругом!
Любила каждую травинку
И вспоминаю, и люблю
Как одуванчика пушинку
В ладошки детские ловлю.
Ведь эти звездочки летели
Навстречу солнцу, а затем
Опять на землю снова сели,
Вернувшись к ней уж насовсем!
Совсем и навсегда... Ведь это
Родная Родина-Земля,
Милее всех сокровищ света
И их – цветов, как и моя!
И до сих пор мне нет покоя,
И прошлое владеет мной
Во сне и наяву со мною...
Мечтаю лечь в земле родной!
24 марта 1966 г.
Вечное пламя
Посвящается защитникам и гражданам города Ленина,
погибшим во время 900-дневной блокады.
Если б только имела
Это гордое право:
Не сгорая б горела
Над могилами Славы!
Это вечное пламя,
Как сердца тех героев,
Что под Красное знамя
Шли торжественным строем!
В беззаветном размахе,
Под оркестр канонады,
Без сомненья и страха
Умирали, как надо!
За бессмертный наш город –
Революции Слава,
Что ни холод, ни голод
Не сломил, ни блокада!
Были то ленинградцы,
И отцы их и дети,
И великое братство,
Что нет крепче на свете!
Если б только имела
Это гордое право:
Не сгорая б горела
Над могилами Славы!
Ночь с 28 на 29 марта 1966 г.
Сонет
Моей любви всего четыре года,
Она всегда предельно занята!
То кукла не гуляет в непогоду,
То вдруг больна! С ней просто маята.
Кормить ее, конечно, вкусно надо
И одевать красиво в кружева...
Накрапывает дождь... Опять досада!
Но спать пора... Я – мама, я всегда права!
Так день проходит, весь в заботах, быстро.
Родительнице с дочкой нелегко.
Зима подходит... Ветер уж неистов –
Связать перчатки, шапку, сшить пальто!
Подумать только: жизнь то – ведь не шутка.
А маме лишь четыре года... Ну т-ка!
31 января 1967 г.
Второй сонет
Вот, вот она – курносая, смешная!
Бежит и падает в объятия мои,
Смеясь, мне не колени залезая,
Уф! Сколько новостей расскажет мне своих!
Беда: у куклы нос весь исцарапан,
Опилки густо сыплются из рук и ног,
Костюмчик самый лучший весь заплатан,
Коляска сломана – не выйдешь за порог!
А мама все ворчит, не покупает.
Игрушек, говорит, не надо мне совсем!
Но я же девочка, играть хочу я!
А мне в ответ: «Ломаешь их зачем?»
Да, без игрушек девочке досада,
Но их безжалостно ломать не надо!
5 февраля 1967 г.
Сонет третий
Маленькая, с ясным светлым взглядом,
Ничего не просит никогда.
Подойдет, тихонько сядет рядом,
И на сердце ведь так тепло тогда!
Имя ее нежное – Светлана,
Русское красивое оно.
Взгляд прямой и чистый, без обмана,
Мыслью, волей, свежестью полно!
Даже удивительно, что крошка
Может полноценной быть такой!
И стоять уверенно на ножках
И дарить отраду и покой!
6 февраля 1967 г.
Милой сестре Марии
Слушай, что хочу сказать:
«Вспомним детство, Кузнецове.»
Не найду дороже слова:
«Дом родной, отец и мать!»
Все красиво там и мило,
Все там радость и покой –
Сад и поле, леса строй!
Сердце счастье не забыло!
Жизнь там – светлая пора...
Только жаль – она проходит,
Вот как солнце, что заходит,
Не дождаться до утра!
Раскрываю только дверцу,
Где храним любовь свою.
Вот о ней я и пою,
Что дала нам память сердца!
На нее у нас права...
И никто не может знать,
Как мы счастливы опять.
Память..., ведь она жива!
Это верно все кончено,
Но должна еще сказать:
Есть у нас другая мать –
Родина, что будет вечно!
4 марта 1967
Памяти Лю-Ши-Куня
Играл он Листа иль Шопена:
И жизнь, и вдохновенный труд
В полете рук – всё было тут
Над клавишами белой пены!
В мечтах Москва и гром оваций,
А у рояля это я,
И русские мои друзья,
Друзья искусства разных наций!
Не стоит жить! Ведь всё забыто:
Осталась мрачная тюрьма!
Безрадостная злая тьма...
В один кошмарный сон всё слито!
«Кто здесь? И по какому праву?!»
Вошел мальчишка хунвейбин:
«Зачем сидишь всегда один!
Где лозунги! Портреты Мао?!»
Вслед ворвались толпою дикой,
Разбив сначала всё вокруг,
У музыканта кисти рук
Сломали с непристойным криком!
Сломали кисти рук, сломали ...
Исчезли, казнью насладясь,
Оставив на пороге грязь,
Как зверь, без мысли и печали!!!
Едва живой, ещё немного
Он у рояля посидел, встал и пошёл,
Упал... и тихо отошёл,
Дойдя до смертного порога!
16 апреля 1967 г.
Русские сказки
Хороши наши русские сказки,
Где Илья-богатырь;как гора,
Где Алеша уж больно как ласков,
А Добрыня весь полон добра!
Эти трое надежной заставой
Охраняли Руси рубежи.
Князь Владимир, с притворной забавой,
Хоть пируй, хоть на печке лежи!
Потому он и «Красное солнце»,
Что пирует с родней до утра...
Холостой царь стоит под оконцем,
Там, где девицам замуж пора!
А двенадцать разбойников рыщут
По глухим и дремучим лесам,
Вольный ветер гуляет и свищет!..
Эх, беда там богатым купцам!
Хороши наши русские сказки,
Ведь талантами славен народ!
Кто не хочет их слушать: будь ласков, –
Уходи! От ворот поворот!
Гуси, гуси! Скорее летите,
Фи липко вас на дереве ждет!
Вы на крыльях его унесите,
Чтоб Яге не догнать ваш полет!
Кто-то вытоптал в поле пшеницу,
А ведь в сказке бывает и так...
Кто поймал эту вор-Кобылицу?
И кто вырвал перо у Жар-птицы?
Все Иванушка – русский дурак!
Подстрелил кто Царевну-Лягушку?
Ну, конечно, из братьев меньшой!
Не страшась взял Царевну на мушку,
Значит, смел был, с горячей душой!
В наших сказках волшебные лица,
Первозданное чудо чудес:
Со звездою во лбу Царь-Девица...
Для Гвидона нет лучше невест!
Чтоб еще рассказать милым детям?
Да и взрослым... Ты мне подскажи,
Ты гуляешь везде, вольный ветер,
Про Снегурочку им расскажи!
Ведь забавны, мудры наши сказки,
Их фантазии – легкий полет!
Кто не любит их, видно, не ласков,
Сух и холоден сердцем как лед!
Мать-Весна Дед-Мороза ругает,
Хочет дочку Снегурку отнять...
А того, словно, вовсе не знает
И никак не желает понять,
Что Снегурочка – фея лесная,
Что привольно в лесу ей всегда,
Со зверями там в «прятки» играя.
Не грозит ей ни страх, ни беда!
О Любви и о людях не знает,
Все ей в радость, и все – в звонкий смех!
Только изредка смутно мечтает
Среди игр и забавных потех!
Ей у Деда-Мороза спокойно
И в ночи, и средь белого дня:
Сторожат ее Лешие вольно,
Что торчат там у каждого пня!
Но и в сказке, как в жизни, бывает
Вдруг нежданно нагрянет беда,
И прекрасный цветок увядает,
Заглушила его лебеда!
Мать-Весна так бездумно, беспечно,
Одарив дочь Любовью людской,
Отняла у Снегурочки вечность
И ее безмятежный покой!
Повстречал, увидал Гость Торговый
Фею-сказку лесную, и пыл
Страсти жадной, глубокой и новой,
Красоту оценив, очарован,
Ненароком ее погубил!
А обидел Снегурку смертельно
Легкомысленный Лель-пастушок,
Когда бросил подаренный ею
Полевой тот душистый цветок!
Страсти злой никогда не бывает,
Где свобода и разум, и ширь,
Но бедняжка Снегурочка тает,
И, обманутый, сам погибает,
Изменивший Купаве Мизгирь!
Хороши наши русские сказки,
Где играет пригоженький Лель...
Сказки-песни и песни, как сказки,
Их слагает простая свирель!
21-22 июля 1967 г.
Стихи, сочиненные во сне
Один из братьев тут поэт,
Известным был оригиналом,
Гнался всю жизнь за идеалом,
Изъездил свет.
И говорят, был добрым малым...
Его уж нет!
Трагедия
(По поводу гибели мужа и сына Тихомировых
в автомобильной катастрофе)
На хрупкие плечи свалилась гора
Из камня, огня и металла!
Настала жестокая злая пора,
Ни мужа, ни сына не стало.
Одна. И больная, без жизненных сил,
Как страшно, как пусто, как горько!
Ведь муж на руках, как ребенка, носил,
А сын был, как алая зорька!
Сейчас они рядом в могиле лежат,
В глубокой холодной постели,
Безмолвны, недвижны, и к ней не спешат,
Ей песни Любви не допели!
Вот осень пришла со слезами-дождем,
Осыпались листья, опали...
А ветер бездомный напомнил о том,
Что жить нам нельзя без печали!
Русская тройка
Вот она, русская тройка, как птица,
В вечно звучащем движении вперед,
В солнечном хмеле безудержно мчится,
Также хмельная, как русский народ!
В этом хмелю она, вечною песней,
Силе и славе сплетает венок;
В этом движении ей любо, не тесно,
В звуках бессмертен тот солнечный скок.
Страху и удержу словно не знает,
Молнией огненной с неба сверкает;
На землю падая, в землю роняет
Стрелы бессмертия, как русский народ.
Так неуемная русская тройка
Мчится, как птица, вперед и вперед.
Русская удаль и русская тройка,
Вечно хмельная, как русский народ!
24 февраля 1969
О радости жизни
Какое счастье жить, дышать, смотреть
На красоту людей, земли, светил!
И мыслить, и любить, и петь
От полноты душевных сил!
Но как печально думать мне, что вот
Настанет тишина! Таков закон:
Земля возьмет, укроет, обоймет...
Все ж, беспощаден вечный сон!
Реквием
Мы спим в земле овеянные славой!
За то, что, презирая смерть, мы шли на бой,
А смелость та – к бессмертию наше право,
Она живых зовет на подвиг за собой!
Мы все: и воины, и женщины, и дети,
Погибшие от мук, сраженные в бою,
Хоть мало прожили на свете,
Но жизнь отдали мы за Родину свою.
Земля, что нашу кровь обильную впитала,
Нас приняла, как мать, в объятиях своих,
А слезы матерей и детских слез немало –
Источник ярости и мести у живых!
Мы помним подвиги великих предков наших:
Ледовый Александра славный бой,
Суворова в горах орлиных крыльев взмахи,
Кутузова победы под Москвой!
Советские гвардейцы встали рядом с вами
На смерть – великая к Отечеству любовь!
Солдат наш – богатырь, он боевое знамя
Покроет славой воинскую вновь!
Ты слышишь нас, Москва, советская громада?
Ты слушаешь Герой-героев – Сталинград?
И ты, негнущийся в страданиях блокады,
Наш пламенный и гордый Ленинград!?
Мы спим в земле родной, над нами наша слава,
Неугасимая народная свеча!
Мы спим спокойным сном, как спит спокойно правый
В бессмертной памяти всей Родины лучах.
Пустая доля
Быть невнимательным в пути,
Идя с людьми одной дорогой,
Слепым, глухим и не найти
В душе заботы и тревоги?
Преступно это! Нет прощенья
Тому, кто видит лишь себя,
К мирскому глух сердцебиенью.
Кто безучастно, без сомненья
И всех и все предаст забвенью,
Не любит, не любил, не пел,
Ничьё он сердце не согрел,
Не знал, не жил, и не имел
Ни счастья настоящего, ни боли
Вот это – пустота, пустая доля!
Все, что на свете –
Все внуки мои!
Там, где дети...
Там, где дети, – там и я!
Вот Наташа, Люля, Галя –
Моя детская семья ...
Там, где дети, – там и я!
Вот Андрюша, Саша, Миша,
Симпатичнейший мальчиша...
Вот Сережа – самый шумный!
Вот и Коля – очень умный!
Это Таня, Оля, Света,
Расчудеснейшие дети!
Многоликая семья ...
Там, где дети, – там и я!
Вот еще одна Наташа –
Это – Валя, еще Саша,
Вот еще Олег и Оля,
Что испанский учит в школе.
Вот Марина, Люда, Алла –
У меня друзей немало!
Это – Наденька моя.
Там, где дети, – там и я!
* * *
Я слышу, как растет трава,
Я вижу солнечные дали.
То не пустяшные слова:
Мне скорби мудрость эту дали.
В аллее линии берез
На солнце белизной сияли,
Как серебро моих волос,
Что преждевременно завяли.
Но день прошел, в аллее синь,
Шаги замедлились, устали...
Меня ты, мудрость, не покинь,
Дай сердце крепкое – из стали!
Боль нестерпима
Боль нестерпимая до крика!
Терпеть! Немыслимо терпеть!
И жаждешь и желаешь мига,
Как бы скорее умереть!
Уже окончены все сроки
И долголетия, чем жил,
А жизнь все теплится. Убоги
Все проявленья этих сил!
За что такое наказанье?
Какое зло могла свершить?
Я помню все: мое призванье –
Всегда лишь правду говорить!
Так было, так всегда и будет,
Я самый строгий свой судья!
Всегда безжалостно осудит
Все прегрешенья бытия!
Я человек, и все мне ясно,
Доступно сердцу и уму:
Что плохо в жизни, что прекрасно!
Где? Как? Зачем? И почему?!
* * *
От горя никогда не плачу,
Мне, видно, горе по плечу,
Но если радость я утрачу,
Тогда и жить я не хочу!
* * *
Смерть, конечно же, не спросит,
Что я жить еще хочу!
Как цветок засохший скосит
Иль погасит, как свечу!
|
