Батюшков о соотношении жизни и поэзии. Истоки творчества.
Михаил Никитич Муравьев. Сентиментализм. Романтизм.
Начало творчества: "Мечта" (1802) как эстетическая программа поэта
Большая часть моей книги написана про себя", — сказал Батюшков о своих "Опытах в стихах и прозе"1. И действительно, не только личность поэта, но даже факты его биографии нашли свое непосредственное выражение в творчестве. Разумеется, это вовсе не говорит о том, что буквально за каждой его, стихотворной строчкой нужно искать соответствующую биографическую подробность: такого просто не бывает у подлинных художников слова. Но в то же время жизнь и творчество Батюшкова связаны неразрывно и поэт с полным правом мог сказать то, что он сказал о своих "Опытах".
Чтобы пояснить нашу мысль, обратимся к другому поэту, творчество которого развивалось не просто в ту же эпоху, но как бы параллельно с творчеством Батюшкова, — к Жуковскому. Читая его произведения, всюду видишь его прекрасную душу, его идеалы, его мировосприятие, но почти никогда — факты его биографии. Исключение — первый русский поэтический "роман", т.е. цикл стихов, связанных с историей трагической любви Жуковского и Марии Протасовой. Но и здесь — история любви, переданная в условно-романтических образах, а не конкретные факты биографии; конкретно биографично лишь стихотворение "19 марта 1823 года", посвященное памяти М. Протасовой (Мойер).
У Батюшкова любой значимый факт его биографии, будь то участие в военных сражениях или в боях литературных, посещение разоренной французами Москвы, переход русской армии через Рейн, вступление в Париж или же духовный кризис, "новая философия жизни" после страшной войны, — все это становится предметом творчества.
В статье 1815 года "Нечто о поэте и поэзии" Батюшков прямо, связывает жизнь и творчество поэта: "Что образ жизни действует сильно и постоянно на талант, в том нет сомнения... Если бы мы знали подробно обстоятельства жизни великих писателей, то без сомнения могли бы найти в их творениях следы первых, всегда сильных ощущений".
Уже детские впечатления (Батюшков родился в Вологде, а детство провел в Тверской губернии) легли в основу позднейших поэтических шедевров. Художнику слова, как и живописцу, свойственно соединять в своих даже самых "абстрактных", условных образах те черты, которые раздельно и в разное время составляли облик его родины. Этим обликом родины для Батюшкова стал русский Север.
Какие радости в чужбине?
Они в родных краях;
Они цветут в моей пустыне,
И в дебрях, и в снегах.
Отдайте ж мне мою свободу!
Отдайте край отцов,
Отчизны вьюги, непогоду,
На родине мой кров,
Покрытый в зиму ярким снегом!
Ах! дайте мне коня;
Туда помчит он быстрым бегом
И день, и ночь меня!
На родину, в сей терем древний,
Где ждет меня краса
И под окном в часы вечерни
Глядит на небеса;
О друге тайно помышляет...
Иль робкою рукой
Коня ретивого ласкает,
Тебя, соратник, мой!
("Пленный", 1814)
В наши дни на родине Батюшкова в Вологде, где покоится его прах, стоит прекрасный памятник Батюшкову работы Вячеслава Клыкова. Памятник как бы "вышел" из этого стихотворения: поэт-воин со своим конем, мирно щиплющим траву, слились с родной землей на века...
Другой важнейший компонент, составляющий понятие "родина Батюшкова", - его семья, дом.
Род Батюшкова принадлежит к старинным родам России. По преданию, начало ему положил татарский хан Батыш, из-за любви к русской княжне, принявший православие и перешедший на службу к московским князьям. Довольно подробно о предках Батюшкова пишет В.А. Кошелев в книге "Константин Батюшков. Странствия и страсти" (М., 1987).
Исключительное влияние на Батюшкова оказал его дядя, Михаил Никитич Муравьев (1757—1807) — выдающийся русский поэт и просветитель, государственный деятель, товарищ (или, как теперь бы сказали, заместитель) министра народного просвещения. Еще в 1785 году Екатерина II обратила внимание на М.Н. Муравьева и сделала его наставником своего любимого внука, будущего царя Александра I.
Дом Муравьева стал для Батюшкова более чем родным: тут соединилось все — и становление личности поэта, и творческие искания, и первые поэтические опыты, определившие тональность и смысл последующего творчества. Сам хозяин дома — человек душевный, домашний и семейный — заменил юному поэту отца. "Великий ум и добрейшее сердце", — скажет о нем Батюшков.
Изучение древней и новейшей литературы под руководством Муравьева, изучение языков, философские уроки, уроки нравственные — все это формировало юного поэта. "Он сумел привить поэту, восприимчивому и тревожному духом, светлый оптимизм философских убеждений, — и этот оптимизм и надежда на лучшее не покидала Батюшкова и в самые тревожные минуты, — пишет В.А. Кошелев о Муравьеве. — Он сделал Батюшкова поэтом в жизни, — и был одним из немногих, кто сумел понять его до конца".
М.Н. Муравьев был поклонником античности и итальянской поэзии. В "Речи о влиянии легкой поэзии на язык", прочитанной в 1816 году при вступлении в "Общество любителей российской словесности", Батюшков говорит: "Муравьев... принимал живейшее участие в успехах университета, которому в молодости был обязан своим образованием. Под руководством славнейших профессоров московских, в недрах отечества он приобрел сии обширные сведения во всех отраслях ума человеческого, которым нередко удивлялись ученые иностранцы... Имя его будет любезно сердцам добрым и чувствительным, имя его напоминает все заслуги, все добродетели, — ученость обширную, утвержденную на прочном основании, на знании языков древних; редкое искусство писать он умел соединить с искреннею кротостию, со снисходительностию, великому уму и добрейшему сердцу свойственною. Казалось, в его виде посетил землю один из сих гениев, светильников философии, которые некогда рождались под счастливым небом Аттики для развития практической и умозрительной мудрости, для утешения и назидания человечества красноречивым словом и красноречивейшим примером... Я ему обязан моим образованием и счастием заседать с вами..."
Это был один из крупнейших русских поэтов XVIII века, творчество которого оказало влияние на Жуковского, Батюшкова, Пушкина и Лермонтова, на других писателей этого времени. Выдающийся литературовед Г. А. Гуковский еще в 1939 году даже в сильно социологизированном и подцензурном учебнике для вузов. "Русская литература XVIII века" показал значение художественных открытий М.Н.Муравьева для русской литературы: "Вместе с пониманием жизни и искусства, ведущим в дальнейшем к Карамзину и Жуковскому, Муравьев создал и новый стиль поэзии и прозы, закладывал основы того стиля, который станет общим для всего круга литераторов, объединенных именем и авторитетом Карамзина. В творчестве Муравьева не только как мыслителя, но и как практического художника слова происходила коренная ломка самого принципа стиля, самой сути отношения к слову, к языку, выражающего глубокие основы мироощущения поэта. Муравьев осуществляет первые подступы к созданию особого специфически-поэтического языка, суть которого в эмоциональном намеке на внутреннее состояние человека-поэта..."2
Вспомним хотя бы его известную элегию "Ночь" (1776); на которую ссылаются многие исследователи русской литературы.
К приятной тишине влечется мысль моя;
Медлительней текут мгновенья бытия.
Умолкли голоса; земля покрыта тьмою,
И все ко сладкому склонилося покою.
Прохлада на луга спокойные сошла,
Туманом ручеек шумящий облекла
И с тихим веяньем от усыпленной рощи
Помчалась в хижины за колесницей нощи.
Как освежило нам ее дыханье кровь!..
...Приятно мне уйти из кровов позлащенных
В пространство тихое лесов невозмущенных,
Оставив пышный град, где честолюбье бдит,
Где скользок счастья путь, где ров цветами скрыт.
Здесь буду странствовать в кустарниках цветущих
И слушать соловьев, в полночный час поющих...
Знаток русской поэзии, известный исследователь K.Н. Григорьян в книге "Пушкинская элегия" (Л., 1990) пишет: " Если бы Муравьев был автором только двух стихотворений: "Богине Невы" и "Ночь", то этого было бы достаточно, чтобы его творчество приобрело значение этапного явления..." Об этом же говорит и П.А. Орлов в книге «Русский сентиментализм" (М., 1977).
В элегиях поэта открываются возможности для выражения тончайших душевных переживаний. В его лирике русская поэзия сделала решающий шаг "от поэзии безличной к исповеди сердца" (И.Н. Розанов).
Велики были нравственное значение личности Муравьева, его роль в становлении национального образования, в воспитании будущего царя Александра I. Именно Муравьеву мы обязаны тем, что Карамзин смог спокойно работать над своей "Историей...": он выхлопотал историографу денежное содержание, обеспечил доступ к важнейшим архивным документам.
Муравьев считал, что в основе всех отношений между людьми должны лежать понятия добра и зла, которые различаются, по его мнению, очень просто: добро дает приятное ощущение, а зло — неприятное. Природа — источник здоровья и силы душевной; человек, живущий в гармонии с природой, мудр. Полнее всего эта жизненная философия выражена в стихотворении "Сельская жизнь" (1770-е годы). Можно указать на почти текстуальные переклички с этим стихотворением у Жуковского ("Сельское кладбище", "Вечер" и др.), Батюшкова ("Странствователь и Домосед"), Пушкина ("Деревня")...
Впервые в русской поэзии Муравьев создал прекрасные женские образы, полные трепетной красоты и обаяния ("Роща", "Истинная красота"). А стихотворение "Богине Невы" открывает тему Петербурга и Невы, известную нам по Пушкину; эта тема отразилась и в творчестве Батюшкова ("Прогулка в Академию Художеств", "Ложный страх" и др.), и в "Невском проспекте" Гоголя, а строфы XLVII — XLVIII первой главы "Евгения Онегина" прямо навеяны этим стихотворением...
В "Письме к И. М. Муравьеву-Апостолу. О сочинениях г. Муравьева" Батюшков, рассматривая стихи своего учителя и восхищаясь ими, справедливо переносит тонкость чувств и благородство души, выраженные в поэзии Муравьева, на их автора.
В годы жизни в доме Муравьева и службы в Петербурге (1802—1806) Батюшков знакомится со многими выдающимися людьми - с поэтами Г. Державиным, В. Капнистом, И. Крыловым, Н. Гнедичем, с писателем, археологом и художником А. Олениным и его домом, с поэтом и критиком, профессором А. Мерзляковым, с будущим учителем Пушкина в лицее Н. Кощанским, сближается с членами "Вольного общества любителей словесности, наук и художеств".
Это общество было образовано 15 июля 1801 года и просуществовало до 1812 года. В общество входили поэт и переводчик Н. Радищев, филолог и поэт А. Востоков, поэт и прозаик А. Измайлов, литераторы Н. Остолопов, А. Мерзляков, поэт и публицист И. Пнин и другие. Большинство из них были молодыми людьми из различных слоев — отпрыски знатных родов, бедные дворяне, выходцы из духовного звания, купеческого сословия. В 1805 году туда был принят К. Батюшков.
Интересы членов общества — от художественной литературы и искусства до социальных наук. Одним из главных направлений эстетических поисков была народность. Так, Н. Радищев (сын А. И. Радищева) разрабатывал такой жанр, как "богатырская повесть в стихах", ориентируясь на русские былины и сказки. Конечно же, эти поэмы Н. Радищева напоминали скорее волшебные рыцарские повести, тем не менее, знаменательна сама попытка возродить народную поэзию в литературном произведении.
Глубокий интерес к народной поэзии проявлял и А. Востоков — незаконнорожденный сын родовитого остзейца X. Остен-Сакена. Он переводит на русский язык "Эдду", сербский эпос, пишет "Опыт о русском стихосложении", в котором положено начало изучению русского народного стиха. Востоков тоже пытался использовать принципы народного стиха в собственном поэтическом творчестве.
Деятельность "Вольного общества" интересна еще и тем, что его члены стремились взять все лучшее из двух во многом противоположных направлений — Карамзина и Шишкова.
"Именно на примере этой эпохи с особенной ясностью видно, — пишет Ю. М. Лотман, — что культура — не собрание шедевров, а живой организм, в единой системе которого живут и противоборствуют разные по самостоятельному значению и ценности силы... Культура - не клумба, а лес. Для того чтобы помнить это, полезно иногда читать забытых поэтов. Отрывая шедевры от их реального исторического контекста, мы убиваем их. Забывая литературный "фон" начала XIX века, мы убиваем Пушкина"3.
Юный Батюшков стремился вобрать в душу все прекрасное, что он так страстно ищет и будет искать всю жизнь. Образцом для него остается М. Н. Муравьев.
В 1802 году К. Батюшков пишет первое серьезное, во многом программное стихотворение "Мечта" — самое раннее из дошедших до нас.
Мечта в поэтике Батюшкова имеет исключительно положительное значение, в противоположность тому, что позже будет у Достоевского; вспомним "Белые ночи" с подзаголовком "Сентиментальный роман (Из воспоминаний мечтателя)", связанный, как и все раннее творчество Достоевского, с русским сентиментализмом. Мечтатель Достоевского — это кошмар петербургский, это человек-призрак, человек, живущий химерами и неспособный на поступок в реальной действительности. Да, в нем немало положительных качеств, но все его мечты бесплодны, беспочвенны: "У меня так мало действительной жизни... Мечтатель... не человек, а, знаете, какое-то существо среднего рода..." — признается герой Достоевского. Совершенно иное — жизненное — наполнение, как увидим, имеет мечта Батюшкова.
В "Словаре Академии Российской" (Спб., 1814) "мечта" — "привидение, призрак: пустое, ложное явление, обманчивое видение…тщетная мысль, пустое воображение". То, что было "пустым" для рационалистического ума, стало вдруг значимым в эпоху русского сентиментализма: уже в поэзии М.Н. Муравьева "мечта" имеет не просто положительное значение, но становится важным ценностным определением поэта и поэтического творчества. Способность поэта мечтать, по сути, равняется его способности творить:
Ты созижди перед оком
Зданье блещущей мечты, —
пишет Муравьев. Мечта, воображение, фантазия — ключевые слова русского предромантизма. Сделаем небольшой исторический экскурс, чтобы объяснить, что такое предромантизм.
"Эпоха чувствительности" начинается в европейских литературах уже в первой трети XVIII века, раньше всего в Англии. Родоначальником английского сентиментализма считается Джеймс Томсон (1700 — 1748). С 1726 года он работает над поэтическим циклом "Времена года", в котором, в противоположность рационалистической эстетике эпохи просвещения, во главу угла поставлены жизнь сердца, простые и чистые человеческие радости. В одном из стихотворений цикла — "Селадон и Амелия" — рисуется такая картина:
Любовь связала их, любовь блаженных дней,
Подруга простоты, которая сначала
Невинность, искренность и счастье в нас питала.
То было дружество, союз сердец святой.
Надежда сладкая, уверенность, покой
Светились в их очах и в души изливались...
...В уединении, сквозь тени древ прохладны
День сельский освещал беседы их отрадны;
Немой язык сердец — вот весь их разговор.
Люби и будь любим — слова заменит взор!
И жизнь катилась их, как тихий ключ кристальный,
Без бурь и без забот...
(Пер. А. Ф. Мерзлякова)
А.Н. Веселовский считал, что рождению сентиментализма предшествовало "соответственное настроение общественной психики, как отражение совершившегося социального переворота... Сущность водворившегося настроений состояла в переоценке рассудка и чувства и их значения в жизни личности и общества"4. Разум, говорит А.Н. Веселовский, подчинил чувство требованиям обрядового приличия, связал свободу личности, создал условную рассудочную культуру. Между тем человек, по мысли сентименталистов, вышел из рук Творца добрым и естественным, не испорченным цивилизацией. Главное в человеке — сердце, способность жить чувствами, в согласии с Богом и природой.
Вере во всесилие разума, угасшей к этому времени в Англии, раньше всех пережившей свои "великие потрясения", еще предстояло быть потопленной в крови самой страшной революции во Франции в конце XVIII века, идеологами которой, как скажет впоследствии Батюшков, были апологеты чистого разума — французские "просветители".
История европейского сентиментализма — интереснейшая, но особая тема5.
Сентиментализм еще называют предромантизмом, причем даже те исследователи, которые разделяют эти два понятия, как правило, говорят об одних и тех же писателях и произведениях. Сентиментализм действительно является предромантизмом и по эстетической сути, и хронологически, так как именно творчество поэтов-сентименталистов всюду предшествовало приходу романтиков. О том, насколько плавно сентиментализм переходит к романтизму, говорит творчество Жуковского, Батюшкова и Пушкина, которые начинали во многом как сентименталисты.
В наиболее серьезных современных школьных программах по литературе предлагается не просто осмыслить, что такое сентиментализм и романтизм, но и увидеть, к примеру, в творчестве Батюшкова, сентиментальные и романтические тенденции. Поэтому необходимо остановиться на этом по возможности подробно.
Само слово "сентиментализм" происходит от французского "sentiment" - чувство, чувствительность. А.Н. Веселовский считал, что сентиментализм в России явился как "глубокая и всеохватывающая реакция на умаление человека как такового" в эпоху Петра, в годы бироновщины и смуты. Державная поступь государства, растаптывающего отдельного человека (как это гениально показал Пушкин в "Медном Всаднике"), породила разочарование в разуме, в просветительской идеологии. С другой стороны, жесткие рамки классицизма не давали развиваться литературе с ее стремлением к глубокому показу человеческой личности. А ведь главный предмет литературы — "человек и душа человека" (Гоголь).
Белинский был прав, кратко определяя романтизм как жизнь сердца. Из этого следовало, что романтизм изначально присущ человеческому естеству. Выдающийся русский ученый-хирург, подвижник и мученик веры, причисленный в 1996 году к лику святых, архиепископ Лука (В.Ф. Войно-Ясенецкий) в своей книге дает научное обоснование положению о том, что сердце является органом высшего познания: "Сердце есть хранилище добра и зла... именно сердце, по Священному Писанию, мыслит, размышляет, познает". В своей работе он цитирует великих мыслителей прошлого от Паскаля до Бергсона, которые говорили о том же: "Шопенгауер первый доказал, что концепции, изобретенные разумом... не могут быть ничем иным, как пустыми химерами, годными лишь для удовлетворения профессоров философии..." Дух, духовная энергия исходит из сердца6. Поэтому и чувство как проявление духовной жизни, жизни сердца, изначально присуще человеку.
В русской литературе, где позиции классицизма были довольно слабы, элементы "чувствительности" можно увидеть уже у В. К. Тредиаковского; к примеру, его "Стихи похвальные России" 1728 года совсем не похожи на официальные оды и выражают слишком личное, чувство любви к родине, окрашенное отнюдь не в одические тона: "Начну на флейте стихи печальны, // Зря на Россию чрез страны дальны... Россия мати! свет мой безмерный!.."
Что же касается Ломоносова, традиционно зачислявшегося в классицисты, то нельзя не согласиться с Г.А. Гуковским: поэзии Ломоносова "чужд рационалистический взгляд на действительность, на искусство, на слово, логический характер суховатой классической семантики, боязнь фантазии, схематизация отвлеченной мысли, лежащие в основе поэтического метода" (классицизма)7.
Интересно отметить, что такой авторитетный ученый, как А.Ф. Лосев, в работе "Классицизм" называет немецких философов и немецких поэтов последними классицистами и первыми романтиками одновременно8.
Исследуя историю вопроса, Н. В. Фридман пишет: "Уже в 30-е годы XVII века в классицизме возникают довольно четкие предромантические явления", а "школа сентиментализма с точки зрения ее историко-литературного положения и эстетической сущности может быть определена как предромантическая прежде всего потому, что в произведениях ее приверженцев было дано новое... описание внутренней жизни личности, подготовившее романтизм"9.
Таким образом, сентиментализм вызревает в недрах классицизма. Известный исследователь русской литературы XVIII века Л. И. Кулакова просто высмеивает тех, кто считал, что сначала был классицизм и литература не развивалась, потом вдруг на пустом, месте появился сентименталист Карамзин: "...и ныне этот миф входит в сознание учащихся средних школ, которым в качестве образца драматургии классицизма преподносится. «Недоросль», а в роли родоначальника русского сентиментализма рекомендуется Карамзин''10.
Крупнейший знаток XVIII века П.Н. Берков пишет: "Мы строго разграничиваем классицизм, сентиментализм, романтизм и т.д. и как бы отвергаем мысль о возможности переходных форм..."11. "Очень символично, — пишет он в этой же работе, — что уже в "Московском журнале" Карамзина в период полного расцвета сентиментализма печатаются переводы из Оссиана, встречается совершенно романтический отрывок «Кольна»"12.
Марк Поляков в книге о русской поэзии XIX века несколько раз называет "школу Муравьева — Батюшкова" романтической и тут же вдруг отказывает Батюшкову в романтизме, говоря об "особом месте Батюшкова", которое автор видит в подготовке Пушкина. "Фигура Батюшкова загадочна и неопределенна", — добавляет автор13.
В монографической статье Льва Озерова Батюшков последовательно связывается с классицизмом, романтизмом и реализмом14. Это путь тупиковый, хотя сами ошибки порой весьма характерны и символичны: за ними угадывается какая-то неосмысленная и недосказанная правда о поэте.
Н.В. Фридман в своей монографии "Поэзия Батюшкова" отметил, что существует шесть определений поэта: неоклассик, предромантик, романтик, реалист, представитель "легкой поэзии", карамзинист. Сам Н.В. Фридман определяет Батюшкова как предррмантика15, в то же время заявляя: "Термин «сентиментализм» правилен, но недостаточен. Школа сентиментализма может быть определена как предромантическая прежде всего потому, что в произведениях его приверженцев было дано новое, хотя и довольно поверхностное, описание внутренней жизни «от единенной» личности, подготовившей романтизм". В качестве основных признаков этой художественной школы Н В. Фридман называет "культ «особенного», индивидуального, связанный с отказом от абстрактности художественного мышления классицизма", "новый характер изображения интимно-психологического мира человека", "стремление понять и нарисовать конкретные черты национального духа и национальной жизни"16.
А. М. Гуревич считает, что "свой творческий путь Батюшков начинает как типичный сентименталист", но постепенно "в творчестве Батюшкова все отчетливее начинают обнаруживаться романтические тенденции"17. Однако глубокий идейный кризис, связанный с Отечественной войной 1812 года, нравственные и творческие поиски послевоенных лет говорят о совершенно особом пути поэта. "Батюшков не перестает искать в душе одинокой личности возможности обновления и гармонического существования. Эта иллюзия, сентименталистская по своему происхождению, не была преодолена поэтом. Его творчество, следовательно, также можно назвать предромантическим"18.
Вспомним, что Д.Д. Благой в своей неоднократно переизданной "Истории русской литературы XVIII века" часто заменяет термин "сентиментализм" термином "предромантизм".
Таким образом, условимся, что сентиментализм лучше всего определяется термином "предромантизм", т.е. сентиментализм — это художественная школа, предшествующая романтизму и непосредственно связанная с ним. Иначе говоря, сентиментализм — первая ступенька романтизма, его начальный этап.
Батюшков, как, впрочем, и Жуковский, — явление переходное от сентиментализма к романтизму и по сути (эстетически), и по литературной эпохе (т.е. хронологически). Н.В. Фридман в упомянутой работе отмечает, что "термин «предромантизм» по отношению к Батюшкову может применяться и в хронологическом смысле: Батюшков подготовил не только лицейскую лирику Пушкина, которая по существу и по своему положению в творчестве великого поэта была предромантической, но и некоторые существенные стороны его романтизма 20-х годов"19.
Поэт вступал в литературу, когда она подошла к необходимости более глубокого и всеобъемлющего выражения души человека. Начинается новый этап художественного освоения мира, который был назван романтическим.
Чтобы понять основополагающие эстетические принципы творчества Батюшкова, связанного не только с сентиментализмом, но и с романтизмом, попробуем теперь определить, что такое романтизм.
Сам по себе термин романтизм, как и всякий термин, однозначен. Различаются лишь два подхода к романтизму— исторический и типологический. В плане историческом романтизм - явление, следующее непосредственно за сентиментализмом. Романтизм, как и сентиментализм, явился своеобразной реакцией на культ разума, на те буржуазные отношения, которые начали складываться раньше всех в Англии, на события французской революции, потопившей в крови идеи "разумного" устройства общества, проповеданные французскими просветителями. В действительности нельзя создать общество по заранее заданной схеме: это будет казарма, тюрьма, "мертвый дом" (если воспользоваться словами Достоевского), но никак не общество всеобщего благоденствия. И если романтики не понимали этого так, как понимали Достоевский и Толстой, то инстинктивно они чувствовали это. Отчего, в противоположность классицистам, они не восхваляли государства, основанного на законах разума, и не пытались построить всеобщую модель человеческого благоденствия. Для них вся суть жизни и благоденствия заключалась в счастье отдельного человека. И если не брать в расчет агрессивно-эгоцентричного Байрона с его нравственно ущербными героями и ядовито-желчного Гейне с его всепроникающей иронией, в целом романтики были людьми, открытыми духу добра и правды. Их идеал — это герой, который имеет доброе, чувствительное сердце, чуткую и нежную душу. Нетрудно увидеть в этом наследие сентиментализма.
В плане типологическом романтизм — художественный метод, в котором субъективная позиция автора является преобладающей и открыто высказываемой (в реализме авторская позиция раскрывается через объективное изображение действительности, изображение жизни в формах самой жизни). В романтическом произведении главным является не воспроизведение жизни, а отношение автора к изображаемому.
Едва ли не главным в романтизме является неприятие реальной действительности и пересоздание ее в соответствии с высоким идеалом художника слова. Поэт-романтик смотрит на жизнь "сквозь призму сердца" (В. Жуковский). Отталкивание от неудовлетворяющей действительности вовсе не означает отсутствия "правды жизни" в лучших произведениях романтизма; это высшая правда, очищенная от сиюминутного; правда идеала художника. "В романтической поэзии, — писал В. Жирмунский, — мир является нам поэтически преображенным и просветленным. Основным приемом романтического изображения мира служит метафора. Поэтому, с точки зрения истории стиля, романтизм есть поэзия метафор... Романтизм ищет безусловного, в жизни; сознавая бесконечность души человеческой, он обращается к жизни с бесконечными требованиями и отрицает ее конечные, ограниченные, несовершенные формы, не удовлетворяющие его «духовного максимализма»"20.
"Ни в одной области литературоведения нет стольких противоречий, такой разноголосицы, как в области понимания романтизма", — писал Б. Мейлах еще в 1958 году (литературовед, который, к слову сказать, сам внес немало путаницы в это понятие). Большую путаницу в понимание эстетически единого метода — романтизма — привнесли разного рода идеологические формулировки: романтизм делили на "революционный" и "реакционный", "дворянский" и "демократический", "активный" и "пассивный" (последнее деление утвердилось в советском литературоведении авторитетом М.Горького) и т.п. Литературовед Б.Г. Реизов читал, что термином романтизм покрывается множество очень разных явлений21. Такая постановка вопроса ведет нас в никуда, как и деление романтизма на какие-то мнимые разновидности, так как в этом случае "термин утрачивает всякий смысл", — подчеркивают авторы статьи о романтизме А.Соколов и С.Тураев в "Словаре литературоведческих терминов"22.
Романтическое творчество настолько богато и разнообразно, что его невозможно разложить по литературоведческим полочкам с удобными Надуманными этикетками, распределить по искусственным схемам и таблицам. Общеизвестно: где схема, там нет места живой жизни со всеми ее неповторимыми особенностями. К примеру, очень разные поэты Жуковский и Блок, но оба они творили в одной художественно-эстетической системе — романтической. "Первым вдохновителем моим был Жуковский", — скажет Блок. Еще меньше похож Блок на своих дальних предшественников — иенских романтиков, но при внимательном рассмотрении можно довольно легко обнаружить как эстетическое единство метода, так и генетические истоки многих основных образов Блока, начиная с Прекрасной Дамы и Вечной Женственности...
Подлинным созданием романтизма, — писал Гегель, — служит... внутренняя жизнь, а соответствующей формой — духовная субъективность как постижение своей самости и свободы". И.С. Тургенев, реалист, творчество которого проходило и под знаком романтизма (стихи, некоторые поздние произведения), сказал: "Романтизм есть не что иное, как апофеоза личности". Порой эта апофеоза личности вырастала до индивидуализма, как в героях Байрона, развенчанных Пушкиным в "Цыганах" и "Евгении Онегине". "Индивидуализм становился как бы самозащитой от нивелирующего влияния нового буржуазного строя, хотя в конечном итоге он был порождением этого строя", - писал литературовед А. Аникст.
Апофеоза личности, культ свободы, переходивший порой в своеволие (герои Байрона, Алеко у Пушкина), углубление во внутренний мир человека, духовные искания и диалектика характеров, повышенный интерес к людям творческим как носителям активной духовности, символичность образов, необычность героев и ситуаций — вот существенные признаки романтических произведений.
Сам термин романтизм возник от слова роман. Роман был ведущим жанром эпохи, давшим наиболее полные картины жизни. Уже в конце XVIII века романтическим (романическим, то есть таким, как в романе, а не в обыденной действительности) стали называть все необычное, переосмысленное творчески воображением художника. Отсюда и новая поэзия была названа романтической. Так считал немецкий писатель и теоретик романтизма Фридрих Шлегель, который писал о романтической поэзии: "Только романтическая поэзия, подобно эпосу, может быть зеркалом всего окружающего мира, картиной эпохи. Она способна парить на крыльях поэтической рефлексии между изображаемым и изображающим, свободная от всякого реального и идеального интереса, потенцируя эту рефлексию все время заново и как бы умножая ее в бесчисленном множестве зеркальных отражений. Она способна к высочайшему и многостороннему развитию не только на пути от внутреннего к внешнему, но и на обратном пути. Она одна бесконечна и свободна и основным своим законом признает произвол поэта, который не должен подчиняться никакому закону. Романтический жанр поэзии — это единственный, который представляет собою нечто большее, нежели отдельный жанр. Он является самой поэзией как таковой, ибо в известном смысле всякая поэзия есть и должна быть романтической".
Обратим внимание: Фридрих Шлегель подчеркивает, что романтическое искусство правдиво отображает действительность ("зеркало всего окружающего мира, картина эпохи"). И в связи с этим особенно интересно сравнение романтической лирики с эпосом: "скрытым эпосом" назовет лирику романтический художник нашего века М.Пришвин. Наконец, Ф.Шлегель подчеркнул, что только в романтизме искусство впервые обрело свою сущность.
Итак, под романтическим мы понимаем тип творчества, в котором преобладает субъективное начало. Именно преобладает, так как без этого начала не обходятся и реалисты. "Романтическое, — писал Ф. Шлегель, — является... необходимым элементом всякой поэзии, который может в большей или меньшей мере господствовать или отступать на второе место, но никогда не должен отсутствовать совершенно". Без романтизма реализм вырождается в натурализм (как, например, в романах Золя). С другой стороны, полный уход от реальной действительности невозможен: без реальных начал искусство саморазрушается (различные модернистские течения). Давно известно, что модернизм и натурализм — это как бы две стороны одной медали (см., например, некоторые стихи Ш. Бодлера, стихи русских футуристов, имажинистские поэмы Есенина: "...солнце мерзнет, как лужа, которую напрудил мерин" и т.п.).
Субъективное (романтическое) и объективное (реалистическое) отображения действительности не существуют в чистом виде. Если, например, анализировать с этой точки зрения реалистические романы Льва Толстого, то в них можно встретить немало романтических элементов, пришедших, как правило, из русской романтической поэзии, прежде всего из стихов Тютчева и Фета (например, образ дуба в "Войне и мире" пришел из поэзии Фета; символизм образа свечи в том же романе и особенно в "Анне Карениной", где этот образ является сквозным и несет особую художественную нагрузку; образ железной дороги с особым значением слова железная, берущим свое начало в стихах Жуковского, Батюшкова, Пушкина, Боратынского23...). При этом в прозе Льва Толстого преобладающим является объективный элемент, поэтому мы говорим о реалистическом типе творчества.
Начальной вехой романтизма на Руси принято считать сентиментально-романтическую элегию Жуковского "Сельское кладбище" (1802):
...В туманном сумраке окрестность исчезает...
Повсюду тишина; повсюду мертвый сон;
Лишь изредка, жужжа; вечерний жук мелькает,
Лишь слышится вдали рогов унылый звон.
Лишь дикая сова, таясь под древним сводом
Той башни, сетует, внимаема луной,
На возмутившего полуночным приходом
Ее безмолвного владычества покой...
Поэтические детали романтизма здесь налицо: туманный сумрак, мертвый сон, дикая сова под древним сводом и неизменная романтическая луна... Но главное в том, что эти поэтические детали живут не сами по себе; все они одухотворены романтическим мировосприятием поэта, чуткая душа которого, самовыражаясь, создает поэтическое пространство невиданного лирического напряжения. И читатель, чувствуя это, ждет уже необычного и чудесного.
Но именно как о необычном и чудесном поэт говорит о нежных сердцах простых поселян, способных любить и жить "по закону Господнему". Затем появляется образ рано ушедшего "певца уединенного":
Он кроток сердцем был, чувствителен душою —
Чувствительным творец награду положил.
Дарил несчастных он — чем только мог — слезою;
В награду от творца он друга получил.
Последняя строфа, как и образ певца, выдержана в поэтике сентиментализма. Стихотворение Жуковского, таким образом, конкретно иллюстрирует мысль о сентиментализме как предромантизме.
Батюшкову в 1802 году исполняется 15 лет, и он пишет первое серьезное, во многом программное стихотворение "Мечта" — самое раннее из дошедших до нас стихов поэта. Это своего рода перекличка с программным стихотворением М.Н. Муравьева "К Музе"; это тоже обращение к Музе, названной Мечтою.
Но не только с этим стихотворением Муравьева связана "Мечта" Батюшкова и не только теме творчества посвящено оно, хотя его, Конечно же, можно назвать программным для поэта, своего рода поэтическим манифестом. Прежде всего, следует отметить общее влияние поэтики Муравьева. У Батюшкова мы встречаем ту же сентиментальную лексику, те же интонации, идеи, образы, разумеется, творчески преображенные его талантом:
О сладостна Мечта, дшерь ночи молчаливой,
Сойди ко мне с небес в туманных облаках
Иль в милом образе супруги боязливой,
С слезой, блестящею во пламенных очах!
Ты, в душу нежную поэта
Лучом проникнув света,
Горишь, как огнь зари, и красишь песнь его,
Любимца чистых сестр, любимца твоего.
И горесть сладостна бывает:
Он в горести мечтает.
К сожалению, эти пронизанные светом строки — отражение тоски по идеалу и первых жизненных впечатлений, нежной дружбы с сестрами — уйдут из варианта 1817 года, в котором появятся легкие эротические мотивы, но в 1802 году юный Батюшков еще далек от этого. И его первая любовь будет такой же светлой, как строки ранней "Мечты".
Образ милой супруги во многом пришел из поэзии Муравьева, из его элегии "Роща"(1777), которая в большей степени отзовется и в "Ундине" Жуковского. Да и выражение "мечта, дшерь ночи молчаливой" сразу напомнит поэтический шедевр Муравьева — элегию "Ночь"(1776), где в молчании ночи "воображение... мечтает тихость сцен", где "обманчивы мечты, толпы веселых снов..."
Но у Батюшкова мечта имеет совершенно особое значение: именно она — предмет элегических раздумий поэта; именно она ставится во главу угла, в центр жизненной философии автора: мечта проникла в душу, она — богиня (см. процитированные строки), ее дары бесценны и в горести, и даже для "невольника в слезах". Слезы в соответствии с поэтикой сентиментализма означают способность чувствовать и мечтать, поэтому их образ опережает даже образ цепей, хотя с точки зрения прозаической логики надо было сказать невольник в цепях". Но в поэзии даже цепи и "замки чугунны на дверях // Украшены мечтой...".
Мечта поэта-романтика уносит его к общеевропейскому истоку романтизма — поэмам Оссиана:
То вдруг он пренесен во Сельмские леса,
Где ветр шумит, ревет гроза,
Где тень Оскарова, одетая туманом,
По небу стелется над пенным океаном...
Поэзия Оссиана, образ его сына Оскара, погибшего в сражении, Сельмские леса, окружавшие дворец Фингала, одного из главных героев "Поэм Оссиана", — все это не раз встретится у Батюшкова, как, впрочем, и у юного Пушкина.
Поэмы Оссиана (для краткости мы будем называть их так, хотя название не раз менялось в разных изданиях) были опубликованы в 1760 году шотландским поэтом и собирателем фольклора Джеймсом Макферсоном. Первые переводы в России начали появляться с 1788 года, наиболее полный прозаический перевод вышел в 1792 году. И хотя современная наука считает, что это собственные, произведения Макферсона, созданные на основе древнего кельтского эпоса, образы и мотивы которого сохранились в народных ирландских и шотландских преданиях, поэмы Оссиана пронизаны подлинным фольклором. После издания поэм возник культ Оссиана, легендарного кельтского барда III века. Его страстно почитали и Карамзин, и Пушкин, и все русские сентименталисты и романтики. Гоголь основал на "Песнях Оссиана" свои выводы о народной поэзии. Оссиан стал своеобразным символом сентиментально-романтической эпохи; не случайно его поклонником был великий русский полководец А.В. Суворов. У Пушкина Ленский читает Онегину "отрывки северных поэм", а "северные поэмы" - это в начале XIX века вполне точное указание на скандинавские мифы, на поэмы Оссиана.
Основное содержание поэм Оссиана – духовная жизнь героев, их душевные переживания, любовь, страдания и радости. Не случайно они появились почти одновременно с поэтическим манифестом предомантизма — "Сельским кладбищем" Т. Грея (1751).
B поэзии и прозе Батюшкова тематика Оссиана, северных поэм — одна из главных. Уже здесь закладывается та мужественная тема северных дружин, которая вскоре станет для Батюшкова отнюдь не легендарной, а вполне реальной, когда он сам вольется в строй русских "северных дружин". До сих пор мы говорили о влиянии биографии на творчество; здесь же, наоборот, — творчество как бы предвосхитило биографию поэта-воина. Не правда ли, интересный путь от мечты к реальности?! Впрочем, ведь и Суворов любил Оссиана.
При переработке "Мечты" в1817 году скандинавская тема резко возрастает.
Центральная поэтическая идея "Мечты" — "мечтанье есть душа поэтов и стихов". Мечта, порождающая поэзию, творит бессмертие: "Любовь еще горит на Сафиных мечтах", т.е. живы чувства и мечты Сафо, греческой поэтессы VII—VI вв. до Р.Х.; живы мечты Горация и других певцов. Здесь просматривается излюбленная мысль Батюшкова о некоем единстве поэтов всех времен...
"Мечта'' Батюшкова во многом близка поэтике и тематике "Сельского кладбища" Жуковского: так, и у Жуковского, и у Батюшкова "блистанию сует" противопоставлены "скромна сень, мир, вольность и спокойство" (Батюшков).
У Жуковского на этой антитезе — "глас почестей" и "глас совести и чести", путь славы и мирная сельская жизнь - построено все стихотворение. У Батюшкова эта антитеза тоже присутствует, но главным для него является утверждение высокой ценности мечты, ее всеохватывающего значения для поэта-романтика:
Счастливая мечта, живи, живи со мной!
Ни свет, ни славы блеск пустой
Даров твоих мне не заменят.
Глупцы пусть дорого сует блистанье ценят,
Лобзая прах златой у мраморных крыльцов!
Но счастию певцов
Удел есть скромна сень, мир, вольность и спокойство.
Души поэтов свойство:
Идя забвения тропой,
Блаженство находить мечтой.
Их сердцу малость драгоценна:
Как бабочка влюбленна
Летает с травки на цветок,
Считая морем ручеек.
Так хижину свою поэт дворцом считает
И счастлив!.. Он мечтает.
Через 15 лет, готовя к печати "Опыты в стихах и прозе", Батюшков, сохранив общую поэтическую концепцию и композиционные принципы стихотворения, усиливает романтические мотивы мечты:
Подруга нежных муз, посланница небес,
Источник сладких дум и сердцу милых слез,
Где ты скрываешься, Мечта, моя богиня?
Где тот счастливый край, та мирная пустыня,
К которым ты стремишь таинственный полет?..
...Явись, богиня, мне, и с трепетом священным
Коснуся я струнам,
Тобой одушевленным!
Явися! ждет тебя задумчивый пиит,
В безмолвии ночном сидящий у лампады;
Явись и дай вкусить сердечныя отрады
Любимца твоего, любимца Аонид,
И горесть сладостна бывает:
Он в горести — мечтает.
"О сладостна мечта", "Мечта, моя богиня", "подруга нежных муз", мечтанье есть душа поэтов и стихов"; Гораций "в песнях сладостно мечтал, // Мечтал среди пиров и шумных и веселых" — эта сентиментально - романтическая образность первого большого стихотворения Батюшкова стала своего рода камертоном всей его поэзии.