Валерий Александрович сыграл в моей жизни совершенно определенную роль и как человек и как замечательный композитор. Он настолько мне близок своим творчеством, что я не знаю, где заканчиваются мои мысли и начинаются его, и наоборот.
За довольно солидный отрезок времени моей жизни я от Валерия Александровича не отходил, пожалуй, никогда. Этому есть и свидетельство — наши программы: где бы мы ни работали с нашим оркестром радио — в поездках по стране, за рубежом, и здесь
(в Ленинграде, Санкт-Петербурге) - непременно в них были произведения Валерия Гаврилина.
Безумно тяжело, что его нет сейчас с нами, но когда соприкасаешься с творчеством человека, то понимаешь, насколько он тебе близок, и он с нами благодаря тем замечательным произведениям, которые он создал. Его «дети», его «детища» — всегда с нами.
С Валерием Александровичем мы познакомились еще в консерватории, но тогда, в студенчестве, наши пути как-то не пересекались. Я знал, что его любят, что была какая-то «гаврилинская» ниша, его почитатели возносили его. Он такой, действительно, русский художник, что на него сразу «глаз положила» наша кафедра народного творчества. Он всегда был с ними, ездил от кафедры в фольклорные экспедиции.
Я его музыку принял сразу. Мне она очень нравилась, но я ее боялся. А встретились мы с ним первый раз в работе, как ни странно, в Мюзик-холле. Валерий написал музыку к спектаклю «Балтийский ветер», посвященному годовщине революции. Он принес потрясающее полотно, хор женщин, который назывался «Заклинание».
Впервые в Мюзик-холле показывалось такое произведение. Все артистки, хотя это были артистки эстрадного плана, влюбились в это серьезнейшее произведение, написанное на одном дыхании, на такой высокой ноте. Я был убежден, что у нас ничего не выйдет, потому что там был такой непривычный размер, непривычный для эстрадного жанра.
Высказал свои сомнения Валерику, а он говорит: «А ты попробуй, попробуй. Давай, попробуем. Ничего страшного не будет. Пускай поучат». Поучили. Выучили. Наши артистки, к счастью, справились с ним великолепно. И это был лучший номер в программе. Страстное звучание женского хора было усилено удачно найденным постановочным решением Ильи Яковлевича Рахлина — все действие происходило на фоне зарева.
Вскоре Анатолий Кальварский — дирижер оркестра радио, вызвал меня на подмену, на запись. Записывать нужно было отрывок из «Военных писем». Вот опять встреча с Гаврилиным, опять меня она всколыхнула.
А потом я возглавил оркестр радио и началась наша творческая дружба с Гаврилиным.
Мне кажется, я был первым исполнителем всего, что писалось Валерием Александровичем для оркестра. Не буду говорить, что все было удачно, конечно, были неудачи, это естественно. Одно могу сказать, что я всегда, волнуясь, брался за каждое новое его сочинение, трепетно относился к его творчеству и до сих пор отношусь так же.
В моих концертах в любой аудитории, в любой стране я обязательно включаю эти золотые страницы нашей музыкальной истории. Везде воспринимаются они блестяще.
Год или меньше тому назад я играл музыку Валерия Гаврилина на совершенно новой для себя аудитории (просто было интересно, как люди воспримут ее). Это был международный конгресс экологов. Я сыграл сюиту из балета «Анюта». Успех был ошеломляющим. Всех интересовало, кто композитор? Ко мне подходили и наши и иностранные участники конгресса и говорили: «Это наша музыка — экологически чистая». И просили пластинки. Но у меня, естественно, с собой их не было, однако я обещал, что как только появятся диски, я им обязательно пришлю. Они говорили, что эту музыку нужно исполнять по всему миру. «Это так здорово, так талантливо, так мастерски сделано».
Вот таким «экологически» чистым и предстает перед нами этот замечательный композитор.
Недавно мы вернулись с гастролей по Японии, где играли ряд его оркестровых произведений, принимались они с огромным успехом.
Валерий Александрович был очень требователен, и порой мне приходилось туго. Такой водоворот музыкальных событий (я имею в виду чисто мою работу — каждый день, с одной репетиции исполнение нового произведения на радио) не давал возможности глубоко вникнуть в произведение, поработать над ним. Человек бывает и усталым, и небрежным, и не очень внимателен к партитуре. И то и другое — я признаю за собой. А музыка Гаврилина потребовала от меня более вдумчивой, более тщательной, неспешной работы. И с годами я понял, что мои записи прежних лет мне не очень нравятся. Хочется все эти произведения переписать, потому что взгляд мой на творчество Валерия Александровича становится как-то шире, мне кажется, я глубже начинаю понимать чисто гаврилинские интонации. Это великая вещь, когда человек по-своему, по-особому интонирует. Ноты нотами, но интонации Гаврилина — это что-то особое в истории музыки.
Многим на первый взгляд кажется, что в этой музыке нет большого диапазона, кажется, такая простая мелодия, написанная на нескольких нотах, но КАК написана! Я вспоминаю в таких случаях адажио из балета «Дом у дороги». Сначала тоже кажется две-три ноты, попевочка такая из трех нот, но потом из нее, благодаря мастерству композитора, вырастает настоящее симфоническое развитие. Она настолько западает в душу, написана с таким нервом! И идет постепенное развитие, развитие вот этой трехнотной попевки.
Мне очень нравилось репетировать, когда Валерий Александрович находился в студии.
Он, конечно, был очень требовательный человек. Эмоциональность эмоциональностью, но он требовал всегда очень большой точности в исполнении. Иногда «заводился» и строго мне выговаривал: «Вот это — не так. А это сделай так. Это не годится». С оркестрантами он вел себя очень миролюбиво. Но когда он бывал доволен — это было такое для меня счастье!
Особенно запомнились записи балета «Дом у дороги». Он принес мне партитуру, и когда мы первый раз сыграли - у меня аж слезы выступили — такие дивные это были номера! И прежде всего, конечно, вальс. Вальс из «Дома у дороги» — это поэма о жутком периоде войны и состоянии человека в это время. В нем — все, в этом вальсе. У меня ассоциативное восприятие его — вспоминаешь Клавдию Ивановну Шульженко с ее песнями и ощущаешь состояние человека, подавленного этой проклятой войной, против которой всегда восставал, против войны в принципе, Валерий Александрович.
А «Праздник»! Безудержное веселье, так потрясающе написано, так оркестровано. Об оркестровке Гаврилина вообще надо говорить особо. Смотришь партитуру — скромные средства, все просто, все понятно.
Мне кажется, что чего-то не хватает: «Валерочка, ну здесь как-то пустовато». «Ничего, ничего, ты сыграй, сыграй. Ты поймешь, что это — нормально». Играем — и как звучит! Действительно, в оркестровке он был изумителен, совершенно.
Я счастлив, что мне пришлось оркестровать его фортепианные произведения для балета «Анюта» (по времени он не мог сесть за эту работу). И он попросил меня сделать оркестровку этих номеров. «Мы будем договариваться по телефону. Я тебе буду рассказывать — как и что там происходит, как я думаю. Может быть, у тебя будут свои соображения — ты мне сразу их высказывай».
«Ленфильм» дал мне две недели, это был январь месяц, накануне моего дня рождения, и я сказал, что праздновать его буду только после того, как закончу оркестровку.
По несколько раз в день я звонил Валерию Александровичу и всегда получал ценные указания: «Рихарда Штрауса посмотри, вступление к "Так говорит Заратустра", попробуй сделать по-своему. Начало сделай глубокое, сделай арфу». В другой раз: «Это хорошо. А это я потом посмотрю, послушаю». Была очень добрая, совместная товарищеская работа. И хотя это был риск — отдать свои произведения другому, но выхода другого не было — мы были ограничены во времени: уже должны были начаться съемки балета. Те номера, которые мне были поручены, в общем-то в редакции автора, вошли в репертуар ряда оркестров.
Валерий Александрович очень внимательно относился к исполнителям, тщательно отбирал их, поскольку его произведения находятся на стыке жанров, трудно определяемых, то у исполнителя должно быть и драматическое актерское дарование, и голос, и в чем-то эстрада.
И мне очень радостно, что с некоторыми из них я его познакомил, и они принимали участие в его авторских концертах в Большом зале филармонии, в Капелле, в «Октябрьском» зале. Так появились Лариса Шевченко и Владимир Чернов, исполнявшие «Военные письма», и вокальные циклы, и романсы, и песни. Таисия Калинченко вошла в гаврилинский репертуар с «Военными письмами» и навсегда осталась с музыкой Гаврилина. Ирина Богачева, Наталия Герасимова, Людмила Сенчина — непременные участники его авторских концертов. Он очень любил Эдуарда Хиля — и по праву. Я недавно слушал «Скоморохов». Это потрясающее исполнение во всех отношениях. Это эталон. Появляются новые молодые исполнители — Оксана Швед, Галина Сидоренко, Эдем Умеров, Евгений Дятлов.
И, конечно, нельзя пройти мимо гениальной исполнительницы произведений Гаврилина — Зары Долухановой. Это счастье для нас, что мы услышали «Русскую тетрадь» и «Вечерок» в ее исполнении. Я счастлив, что у Валерия Александровича были такие исполнители.
Думая о Гаврилине, постоянно, мне хочется сказать ему огромное спасибо, что он появился в моей жизни. Здесь не только музыка, хотя, в основном, конечно, она, но чисто человеческое общение имело огромное значение для формирования меня как руководителя оркестра, как музыканта.
Порядочность Валерия Александровича и его честное и откровенное высказывание по любому поводу чисто жизненных ситуаций — меня всегда поражало. А что может быть важнее, если ты хочешь стать лучше от общения с другим человеком? Это, по-моему, самое главное в человеческом общении.
Валерий Александрович удивительный был человек, т. е. его творчество целиком отражает его — человека огромного обаяния, человека обширнейших знаний, открытой души. И самое главное, что он воспевая в своих сочинениях любовь и добро, что должно быть главным в отношениях между людьми.
Вот таким, наверное, он и останется не только для меня, для всех, кто соприкоснулся с его творчеством.
Всегда, когда проходят концерты этого замечательного композитора — залы полны. Это показатель его популярности, и я убежден, что его музыка будет звучать всегда и везде. Так бы очень хотелось.
Однажды на репетиции «Дома у дороги» я подошел к нему и сказал: «Ты написал такую гениальную музыку — умница», — и расцеловал его. А он мне: «Знаешь, ты не мне это говори. Вот выйди сейчас на улицу и говори: "Гаврилин — гений" — так вот на каждом углу и говори, что Гаврилин — гений. А я то же самое буду говорить про Горковенко. Тогда мы будем с тобой знаменитыми». Конечно, это шутка, но Валерий Александрович вошел в историю русской музыки и никогда уже оттуда не выйдет. Это, действительно, талант потрясающий.
Февраль 2001 г., Санкт-Петербург