С.А. Есенин

I. ИЗ ПИСЕМ

1. Н.А. Клюеву.
24 апреля 19I5 г. Петроград

Дорогой Николай Алексеевич!
Читал я Ваши стихи, много говорил о Вас с Городецким и не могу не писать Вам. Тем более тогда, когда у нас с Вами много общего. Я тоже крестьянин и пишу так же, как Вы, но только на своем рязанском языке. Стихи у меня в Питере прошли успешно. Из 60 принято 51 [1]. Взяли «Сев<ерные> зап<иски>», «Рус<ская> мыс<ль>», «Ежемесячный жур<нал>» и др. А в «Голосе жизни» есть обо мне статья Гиппиус под псевдонимом Роман Аренский, где упоминаетесь и Вы [2]. Я хотел бы с Вами побеседовать о многом, но ведь «через быстру реченьку, через темненький лесок не доходит голосок». Если Вы прочитаете мои стихи, черкните мне о них. Осенью Городецкий выпускает мою книгу «Радуница» [3]. В «Красе» я тоже буду [4]. Мне очень жаль, что я на этой открытке ничего не могу еще сказать. Жму крепко Вашу руку. <...>

2. Н.А. Клюеву.
Июль – август 1916 г. Царское Село

Дорогой Коля, жизнь проходит тихо и очень тоскливо. На службе у меня дела не важат. Б Петроград приедешь, одна шваль торчит. Только вот вчера был для меня день, очень много доставивший. Приехал твой отец [5], и то, что я вынес от него, прям-таки передать тебе не могу. Вот натура – разве не богаче всех наших книг и прений? Всё, на чем ты и твоя сестра [6] ставили дымку, он старается еще ясней подчеркнуть, и для того только, чтобы выдвинуть помимо себя и своих желаний мудрость приемлемого. Есть в нем, конечно, и много от дел мирских с поползновением на выгоду, но это отпадает, это и незаметно ему самому, жизнь его с первых шагов научила, чтоб не упасть, искать видимой опоры. Он знает интуитивно, что когда у старого волка выпадут зубы, бороться ему будет нечем, и он должен помереть с голоду... Нравится мне он.
Сидел тут еще Ганин [7], у него, знаешь, и рот перекосился совсем от заевшей его пустой и ненужной правды. Жаль его очень, жаль потому, что делает-то он всё так, как надо, а объясняет себя по-другому.
Пишу мало я за это время, дома был [8] – только растравил себя и всё время ходил из угла в угол да нюхал, чем отдает от моих бываний там, падалью или сырой гнилью.
За последнее время вырезок никаких не получал, говорил мне Пимен [9], что видел большую статью где-то, а где, не знаю. Кл<авдия> Ал<ексеевна> говорила, что ты три получил. Пришли, пожалуйста, мне посмотреть, я их тебе отошлю тут же обратно. Дед-то [10] мне показывал уж и какого размера, ды всё говорит, про тебя сперва, про Николая после чтой-то.
Приезжай, брат, осенью [11] во что бы то ни стало. Отсутствие твое для меня заметно очень, и очень скучно. Главное то, что одиночество круглое.
Как я вспоминаю пережитое...
Вернуть ли? <...>

3. М.В. Аверьянову.
8, или 18, или 28 декабря 1916 г. Царское Село

Дорогой Михаил Васильевич! Положение мое скверное. Хожу отрепанный, голодный, как волк, а кругом всё подтягивают. Сапоги каши просят, требуют, чтоб был как зеркало, но совсем почти невозможно. Будьте, Михаил Васильевич, столь добры, выручите из беды, пришлите рублей 35. Впредь буду обязан Вам «Голубенью» [12], о достоинстве коей можете справиться у Разумника Иванова и Клюева. Вы-то ведь не слыхали моих стихов с апреля. <...>

4. Иванову-Разумнику
Конец декабря 1917 г. Петроград

Дорогой Разумник Васильевич!
Уж очень мне понравилась, с прибавлением не, клюевская «Песнь Солнценосца» [13] и хвалебные оды ей с бездарной «Красной песней» [14].
Штемпель Ваш «первый глубинный народный поэт», который Вы приложили к Клюеву [15] из достижений его «Песнь Солнценосца», обязывает меня не появляться в третьих «Скифах» [16]. Ибо то, что вы сочли с Андреем Белым за верх совершенства, я счел только за мышиный писк.
Это я если не такими, то похожими словами уже говорил Вам когда-то при Арсении Аврамове [17].
Клюев, за исключением «Избяных песен» [18], которые я ценю и признаю, за последнее время сделался моим врагом. Я больше знаю его, чем Вы, и знаю, что заставило написать его «прекраснейшему» [19] и «белый свет Сережа, с Китоврасом схожий» [20].
То единство, которое Вы находите в нас, только кажущееся. 
«Я яровчатый стих» [21]
и
«Приложитесь ко мне, братья» [22]
противно моему нутру, которое хочет выплеснуться из тела и прокусить чрево небу, чтоб сдвинуть не только государя с Николая овин [23], а...
Но об этом говорить не принято, и я оставляю это для «лицезрения в печати», кажется, Андрей Белый ждет уже...
В моем посвящении Клюеву я назвал его середним братом [24] из чисел 109, 34 и 22 [25]. Значение среднего в «Коньке-горбунке», да и во всех почти русских сказках –
«так и сяк» [26].
Поэтому я и сказал: «Он весь в резьбе молвы» [27],– то есть в пересказе сказанных. Только изограф, но не открыватель.
А я «сшибаю камнем месяц» [28], и черт с ним, с Серафимом Саровским, с которым он так носится [29], если, кроме себя и камня в колодце небес, он ничего не отражает.
Говорю Вам это не из ущемления «первенством» Солнценосца и моим «созвучно вторит» [30], а из истинной обиды за Слово, которое не золотится, а проклевывается из сердца самого себя птенцом... [31] <…>

5. А.В. Ширяевцу
26 июня 1920 г. Москва

<…>
...с Клюевым разошелся... [32] <...>
А Клюев, дорогой мой, – Бестия. Хитрый, как лисица, и всё это, знаешь, так: под себя. Славу Богу, что бодливой корове рога не даются. Поползновения-то он в себе таит большие, а силенки-то мало. Очень похож на свои стихи, такой же корявый, неряшливый, простой по виду, а внутри черт.
Клычков же, наоборот, сама простота, чистота и мягкость, только чересчур уж от него пахнет физической нечистоплотностью. Я люблю его очень и ценю выше Орешина. Во многом он лучше и Клюева, но, конечно, не в целом. <...>
Пишешь ты очень много зрящего. Особенно не нравятся мне твои стихи о востоке. Разве ты настолько уж осартился или мало чувствуешь в себе притока своих родных почвенных сил?
Потом брось ты петь эту стилизованную клюевскую Русь с ее несуществующим Китежом [33] и глупыми старухами, не такие мы, как это всё выходит у тебя в стихах. Жизнь, настоящая жизнь нашей Руси куда лучше застывшего рисунка старообрядчества. Всё это, брат, было, вошло в гроб, так что же нюхать эти гнилые колодовые останки? [34] Пусть уж нюхает Клюев, ему это к лицу, потому что от него самого попахивает, а тебе нет. < ...>

6. Иванову-Разумнику 
4 декабря 1920 г. Москва

<…>
Ну, а что с Клюевым?
Он с год тому назад прислал мне весьма хитрое письмо [35], думая, что мне, как и было, 18 лет, я на него ему не ответил, и с тех пор о нем ничего не слышу. Стихи его за это время на меня впечатление производили довольно неприятное. Уж очень он, Разумник Васильевич, слаб в форме и как-то расти не хочет. А то, что ему кажется формой, ни больше, ни меньше как манера, и порой довольно утомительная.
Но всё же я хотел увидеть его. Мне глубоко интересно, какой ощупью вот теперь он пойдет? <...>

7. Иванову-Разумнику
Май 1921 г. Ташкент

Дорогой Разумник Васильевич!
Я послал Вам письмо, книги, еще письмо, ждал от Вас хоть какого-нибудь ответа и не получил его, и мне кажется, что Вы, по-видимому, обиделись на что-то. Уж не за Клюева ли и мое мнение о нем? Не за Блока ли?
Я очень много думал, Разумник Васильевич, за эти годы, очень много работал над собой, и то, что я говорю, у меня достаточно выстрадано. Я даже Вам в том письме не всё сказал, по-моему, Клюев совсем стал плохой поэт, так же как и Блок. Я не хочу этим Вам сказать, что они очень малы по своему внутреннему содержанию. Как раз нет. Блок, конечно, не гениальная фигура, а Клюев, как некогда пришибленный им [36], не сумел отойти от его голландского романтизма [37]. Но все-таки они, конечно, значат много. Пусть Блок по недоразумению русский, а Клюев поет Россию по книжным летописям и ложной ее зарисовки всех приходимцев, в этом они, конечно, кое-что сделали. Сделали до некоторой степени даже оригинально. Я не люблю их главным образом как мастеров в нашем языке.
Блок – поэт бесформенный, Клюев тоже. У них нет почти никакой фигуральности нашего языка. У Клюева они очень мелкие («черница-темь сядет с пяльцами под окошко шить златны воздухи» [38], «Зой ку-ку загозье, гомон с гремью шыргунцами вешает на сучья» [39], «туча– ель, а солнце– белка с раззолоченным хвостом» [40] и т.д.). А Блок исключительно чувствует только простое слово по Гоголю, что «слово есть знак, которым человек человеку передает то, что им поймано в явлении внутреннем или внешнем» [41].
Дорогой Разумник Васильевич, 500, 600 корней – хозяйство очень бедное, а ответвления словесных образов – дело довольно скучное.
Чтобы быть стихотворным мастером, их нужно знать дьявольски. Ни Блок, ни Клюев этого не знают, так же как и вся братия многочисленных поэтов.
Я очень много белел за эти годы, очень много изучал язык и к ужасу своему увидел, что ни Пушкин, ни все мы, в том числе и я не умели писать стихов. <...>

8. Н.А. Клюеву
Декабрь 1921 г. Москва

1921. Декабрь.
Мир тебе, друг мой! Прости, что не писал тебе эти годы [42], и то, что пишу так мало и сейчас. Душа моя устала и смущена от самого себя и происходящего. Нет тех знаков, которыми бы можно было передать всё, чем мыслю и отчего болею. А о тебе я всегда помню, всегда во мне ты присутствуешь. Когда увидимся, будет легче и приятней выразить всё это без письма.
Целую тебя и жму твою руку.<...>

9. Иванову-Разумнику
6 марта 1922 г. Москва

Журналу Вашему или сборнику обрадовался тоже чрезвычайно [43]. Давно пора начать – уж очень мы все рассыпались, хочется опять немного потесней «в семью едину» [44], потому что мне, например, до чертиков надоело вертеться с моей пустозвонной братией [45], а Клюев засыхает совершенно в своей Баобабии [46]. Письма мне он пишет отчаянные. Положение его там ужасно, он почти умирает с голоду [47].
Я встормошил здесь всю публику, сделал для него, что мог, с пайком и послал10 милл<ионов> руб. Кроме этого, послал еще 2 милл-<иона> Клычков и 10 – Луначарский [48].
Не знаю, какой леший заставляет его сидеть там? Или «ризы души своей» [49] боится замарать нашей житейской грязью? Но тогда ведь и нечего выть, отдай тогда тело собакам, а душа пусть уходит к Богу.
Чудна и смешна мне, Разумник Васильевич, сия мистика дешевого православия, и всегда-то она требует каких-то обязательно неумных и жестоких подвигов. Сей вытегорский подвижник хочет всё быть календарным святителем вместо поэта, поэтому-то у него так плохо всё и выходит.
«Рим» его, несмотря на то, что Вы так тепло о нем отозвались [50], на меня отчаянное впечатление произвел. Безвкусно и безграмотно до последней степени со стороны формы. «Молитв молоко» и «сыр влюбленности» – да ведь это же его любимые Мариенгоф и Шершеневич со своими «бутербродами любви» [51].
Интересно только одно фигуральное сопоставление, но увы – как это по-клюевски старо!.. Ну, да это ведь попрек для него очень небольшой, как Клюева. Сам знаю, в чем его сила и в чем правда. Только бы вот выбить из него эту оптинскую дурь [52], как из Белого – Штейнера [53], тогда, я уверен, он записал был еще лучше, чем «Избяные песни» [54]. <...>

10. Н.Л. Клюеву
5 мая 1922 г. Москва

Милый друг!
Всё, что было возможно, я устроил тебе и с деньгами и посылками, и с посылкой от «Ара» [55]. На днях вышлю еще 5 милл<ионов> [56].
Недели через две я еду в Берлин, вернусь в июне или июле, а может быть, и позднее [57]. Оттуда постараюсь также переслать тебе то, что причитается со «Скифов» [58]. Разговоры об условиях беру на себя и если возьму у них твою книгу [59], то не обижайся, ибо устрою ее куда выгодней их оплаты.
Письмо мое к тебе чисто деловое, без всяких лирических излияний, а потому прости, что пишу так мало и скупо.
Очень уж я устал, а последняя моя запойная болезнь совершенно меня сделала издерганным, так что даже и боюсь тебе даже писать, чтобы как-нибудь беспричинно не сделать больно.
В Москву я тебе до осени ехать не советую, ибо здесь пока всё в периоде организации и пусто – хоть шаром покати.
Голод в центральных губ<ерниях> почти такой же, как и на севере. Семья моя разбрелась в таких условиях кто куда.
Перед отъездом я устрою тебе еще посылку [60]. Может, как-нибудь и провертишься. Уж очень ты стал действительно каким-то ребенком – если этой паршивой спекулянтской «Эпохе» за гроши свой «Рим» продал [61]. Раньше за тобой этого не водилось.
Вещь мне не понравилась [62]. Неуклюже и слащаво.
Ну, да ведь у каждого свой путь.
От многих других стихов я в восторге.
Если тебе что нужно будет, пиши Клычкову, а ругать его брось [63], потому что он тебя любит и сделает всё, что нужно. Потом можешь писать на адрес моего магазина приятелю моему Головачеву [64], Б. Никитская, 15, книжный магаз<ин> художн<иков> слова. Это на случай безденежья. Напишешь, и тебе вышлют из моего пая, потом когда-нибудь сочтемся. С этой стороны я тебе ведь тоже много обязан в первые свои дни.
Из-за границы буду тебе писать на Разумника [65]. <...> 

II. ИЗ АВТОБИОГРАФИЙ

1. Сергей Есенин

Восемнадцати лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и неожиданно грянул в Петербург. Там меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел, был Блок, второй – Городецкий. Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта. Городецкий меня свел с Клюевым, о котором я раньше не слыхал ни слова. С Клюевым у нас завязалась, при всей нашей внутренней распре, большая дружба, которая продолжается и посейчас, несмотря на то, что мы шесть лет друг друга не видели.
Живет он сейчас в Вытегре, пишет мне, что ест хлеб с мякиной запивая пустым кипятком и моля Бога о непостыдной смерти [66].
<...>

2. Автобиография

<...>
19 лет попал в Петербург проездом в Ревель к дяде. Зашел к Блоку, Блок свел с Городецким, а Городецкий с Клюевым. Стихи мои произвели большое впечатление.
<...>

3. Автобиография

<...>
1913 г. я поступил вольнослушателем в Университет Шанявского [67]. Пробыл там 1,5 года, должен был уехать обратно, по материальным обстоятельствам, в деревню.
В это время у меня была написана книга стихов «Радуница». Я послал из них некоторые в петербургские журналы и, не получая ответа, поехал туда сам. Приехал, отыскал Городецкого. Он встретил меня весьма радушно. Тогда на его квартире собирались почти все поэты. Обо мне заговорили, и меня начали печатать чуть ли не расхват.
Печатался я: «Русская мысль», «Жизнь для всех», «Ежемесячный журнал» Миролюбова, «Северные записки» и т.д. Это было весной 1915 г. А осенью этого же года Клюев мне прислал телеграмму в деревню и просил меня приехать к нему [68].
Он отыскал мне издателя М.В. Аверьянова, и через несколько месяцев вышла моя первая книга «Радуница» [69]. Вышла она в ноябре 1915 г. с пометкой 1916 г.
<...>

4. О себе

<...>
Из поэтов-современников нравились мне больше всего Блок, Белый и Клюев. Белый дал мне много в смысле формы, а Блок и Клюев научили меня лиричности. <...>

Примечания:

I. Из писем

Впервые п. 1, 2, 6 опубликованы в ЕиК и печатаются по этой публикации. П. 3 вошло в кн.: Есенин, 5. С. 124, с ориентировочной датой. Печатается по кн.: Есенин, 6. С. 90. П. 4 обнародовано в статье А.3. Жаворонкова «Два письма С. Есенина», в извлечениях и с ориентировочной датой // НМ. 1957, 5. Печатается по ЕиК. П. 5 опубликовано в статье П. Суслина «Баян Жигулей: О творчестве А. Ширяевца», не полностью, с неточностями // Волжская коммуна. Куйбышев. 1959, 19 мая. Печатается по кн.: Есенин, 6. С. 96-97. П. 7 появилось в статье Д. Благого «Материалы к характеристике Сергея Есенина: (Из архива поэта Ширяевца) // Красная новь. 1926, №2. На обороте последнего листа письма – помета Есенина: «Неотправленное письмо Р. Иванову». Печатается по этой публикации. П. 8 опубликовано в ЕиК с неверной датой. Печатается по кн.: Есенин, 6. С. 129. П. 9 вошло в ЕиК, в извлечениях. Печатается по кн.: Есенин, 6. С. 130-132. П. 10 появилось в ЕиК не полностью, с неверной датой. Печатается по кн.: Есенин, 5. С. 154-156.

1 В петроградской периодике было опубликовано 28 ст-ний Есенина, не считая повторных публикаций.

2 В журн. «Голос жизни» (1915, №17) под псевд. Роман Аренский выступила 3. Гиппиус со статьей «Земля и камень». «Перед нами худощавый, девятнадцатилетний парень, желтоволосый и скромный, с веселыми глазами, – писала она. – Он приехал из Рязанской губернии в «Питер». <...> Девятнадцатилетний Есенин заставляет вспомнить Н. Клюева, тоже молодого поэта «из народа», тоже талантливого, хотя стихи и разны. Есенин весь – веселие, у него тон голоса другой, и сближает их разве только вот что: оба находят свои свежие, первые и верные слова для передачи того, что видят» (С. 12).

3 Городецкий предполагал выпустить есенинскую «Радуницу» в собственном изд-ве «Краса», затем пытался ее устроить в издательском т-ве «И.Д. Сытин и К°». Вышла oна в петроградском изд-ве М.В. Аверьянова 28 янв. 1916 г. при активном содействии Клюева.

4 См. примеч. 14 к подборке «А.А. Блок».

5 Отец – А.Т. Клюев.

6 Сестра – Клюева (в замужестве Расщеперина, Ращеперина; 1881-1941) Клавдия Алексеевна, проживала тю адресу: наб. р. Фонтанки, д. 149, кв. 9.

7 Ганин Алексей Алексеевич (1893-1925) – поэт. Выпустил десять литографированных сб. (1919-1920). В Гос. изд-ве опубликовал поэму «Звездный корабль» (Вологда, 1920) и сб. «Былинное поле» (М., 1924). По сфабрикованному органами ОГПУ обвинению в организации «Ордена русских фашистов» 30 апр. 1925 г. был расстрелян. В 1966 г. реабилитирован за отсутствием состава преступления (см. о нем: Куняев Ст. Растерзанные тени; Он же. Пасынок России // Наш современник. 1992, №1. С. 166-171; №4. С. 159-169).

8 Для поездки на родину Есенин получил «Увольнительный билет» с 16 по 30 июля 1916 г.

9 Пимен – П.И. Карпов. По всей вероятности, речь идет о наиболее значительной по объему статье П.Н. Сакулина «Народный златоцвет» (Вестник Европы. 1916, №5. С. 193-208).

10 Дед – А.Т. Клюев.

11 Во второй половине сент. 1916 г. Клюев вернулся в Петроград. 
Аверьянов Михаил Васильевич (1867-1941) – книгоиздатель.

12 Сб. «Голубень» вышел в петроградском изд-ве «Революционный социализм» (1918).

13 Речь идет о статьях Иванова-Разумника и А. Белого, которые как бы предваряют публикацию этого ст-ния на страницах сб. Скифы, 2. Так, Иванов-Разумник в статье «Поэты и революция» отмечал: ««Песнь Солнценосца» по глубине захвата далеко превосходит всё написанное до сих о русской революции. Ибо революция для Клюева, народно-глубинного поэта – не внешнее только явление; он переживает ее изнутри, как поэт народный, за революцией политической, за революцией социальной он предчувствует и провидит революцию духовную. И, стремясь к последним достижениям, он зовет «на бой» за первые приближения» (Скифы, 2. С. 1-2). «Сердце Клюева, – подчеркивал А. Белый в статье «Песнь Солнценосца», – соединяет пастушью правду с магической мудростью, Запад с Востоком, соединяет воистину воздыхания четырех сторон Света. И если народный поэт говорит от имени ему открывшейся Правды Народной, то прекрасен Народ, приподнявший огромную правду о Солнце над миром – в час грома...
Воскреснем: «Воистину»...» (Скифы, 2. С. 10).

14 См. примеч. 6 к обзору Ипатовой.

15 В той же статье «Поэты и революция» Иванов-Разумник писал: «Клюев – первый народный поэт наш, первый, открывший нам подлинные глубины духа народного. До него, за три четверти века, Кольцов вскрыл лишь одну черту этой глубинности, открыл перед нами народную поэзию земледельческого быта. Никитин, более бледный, Суриков. Дрожжин, совсем уж поэтически беспомощны – вот и все наши народные поэты. Клюев среди них и после них – подлинно первый народный поэт» (Скифы, 2. С.1).

16 Этот сб. не вышел.

17 Авраамов Арсений Михайлович (1886-1944) – композитор, музыкальный критик, литературовед. Автор кн. «Воплощение. Есении и Мариенгоф». М., 1921.

18 Имеется в виду цикл ст-ний Клюева «Избяные песни», посвященный матери, напечатан в Скифах, 2, в несколько измененном составе вошел вторую кн. «Песнослов» (1919).

19 Речь идет о клюевском посвящении к ст-нию «Оттого в главах моих просинь...» (1916): «Прекраснейшему из сынов крещеного царства, крестьянину Рязанской губернии поэту Сергею Есенину» (Скифы, 1. С. 105).

20 Из ст-ния Клюева «Елушка-сестрица» (1917): «Белый цвет Сережа, С Китоврасом схожий, Разлюбил мой сказ». В черновом вар. этого письма Есенин так пояснил стих: «Ведь в стихотворении Годунов, от которого ему так тяжко, есть никто иной, как сей же Китоврас, и знает это только пишущий да читающий я» (Есенин, 6. С. 284). Годунов – Борис Годунов (ок. 1552-1605) – русский царь, происходивший, по сказаниям древних родословцев, от татарского мурзы Чета, в крещении Захария. Выдвинулся во время опричнины, брат жены царя Федора Ивановича и фактический правитель гос-ва при нем. На престол вступил в 1598 г. Китоврас – в апокрифической литературе мифическое животное, подобное греческому кентавру, персонаж сказания о Соломоне и Китоврасе. К. наделен большой мудростью и силой.

21 Измененная строка ст-ния Клюева «Песнь Солценосца»: «Русский яровчатый стих!»

22 из ст-ния Клюева «Поддонный псалом».

23 Намек на строки из ст-ния Клюева «Февраль» (1917): «Овин – пшеничный государь В венце из хлебных звезд».

24 Имеется в виду ст-ние «О Русь, взмахни крылами...» (1917): «За ним (т.е. Кольцовым. – Примеч. В.Г.), с снегов и ветра, Из монастырских врат, Идет одетый светом Его середний брат».

25 Этими числами Есенин обозначил возраст Кольцова, Клюева и свой ко времени написания данного письма.

26 Из сказки П.П. Ершова «Конек-горбунок» (1834, полн. изд. 1856): «Середний сын и так и сяк».

27 Из ст-ния «О Русь, взмахни крылами...» 
Изограф – иконописец.

28 Из ст-ния «О Русь, взмахни крылами...»

29 Для Клюева Серафим Саровский (в миру Прохор Исидорович Мошнин; 1759-1833) – один из самых почитаемых святых на Руси. Поэт нередко упоминает его в своих ст-ниях. Память 2(15) янв. и 19 июля (1 авг.)

30 Намек на слова из статьи Иванова-Разумника «Две России»: «...народный поэт (Клюев. – Примеч. В.Г.)...знает и верит, что «алмазный плуг подымет ярь волхвующих борозд». И другой поэт (Есенин.– Примеч. В.Г.) созвучно первому повторяет: «Пой, зови и требуй скрытые брега!» – знает он, что «гибельной свободы в этом мире нет!» (Скифы, 2. С. 223).

31 Намек на строки из своей поэмы «Преображение» (1917): «Как яйцо нам сбросит слово С проклевавшимсл птенцом».

32 Первые признаки творческого расхождения с Клюевым обозначились после публикации статей Иванова-Разумника и А. Белого (см. п. 4 и примеч. к нему). Знакомство Есенина с А. Мариенгофом, В. Шершеневичем и др. в 1918 г. и утверждение ими нового литературного течения имажинизм привело к резкому размежеванию с Клюевым.
...осартился – т.е. стал сартом, так называли на Востоке оседлую с древнейших времен часть узбеков.

33 Китеж-град – в русских легендах город, который во время нашествия хана Батыя на Русь был чудесным образом спасен от уничтожения, погрузившись в воды озера Светлояра (бывш. Нижегородская губ.). Легенда о К. особенно была распространена у старообрядцев, причем К. придавался характер убежища для последователей старой веры. Он считался населенным праведниками, в нем царила социальная справедливость. К.– любимый поэтический символ Клюева.

34 Намек на строки из ст-ния Клюева «Есть в Ленине керженский дух...» (1918): «Там нищий колодовый гроб С останками Руси великой».

35 Это письмо не разыскано исследователями.

36 Имеется в виду влияние Блока на творчество раннего Клюева.

37 Слово «голландец», скорее всего, носит метафорический смысл, хотя и содержит намек на иностранное происхождение Блока по отцовской линии.

38 Неточная цитата из ст-ния Клюева «Скрытный стих» (1914): «И черница-темь сядет с пяльцами Под оконце шить златны воздухи...» Воздух – покров на сосуды со святыми дарами в церкви.

39 Из ст-ния Клюева «Беседный наигрыш, стих доброписный» (1915). Зой – отголосок, шум от звуков многих насекомых. Загозье – кукушье. Шаргунец – бубенчик, маленький колокольчик.

40 Из ст-ния Клюева «Смертный сон» (1915).

41 Неточная цитата из раздела <Что такое слово и словесность> проспекта «Учебной книги словесности для русского юношества» Н.В. Гоголя // Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 9 т. М., 1994. Т. 6. С. 304-305: Словесность «есть только образ, которым передает человек человеку всё им узнанное, найденное, почувствованное и открытое, как в мире внешних явлений, так и в мире явлений внутренних».

42 Это письмо Есенина привез из Москвы друг Клюева Архипов. В ответе своем от 28 янв. 1922 г. Клюев благодарно сообщал: «Облил я слезами твое письмо...» (СД. С. 252).

43 Вероятно, речь шла о вынашиваемом замысле Иванова-Разумника создать журн. «Эпоха», издание которого так и не состоялось (см.: Есенин. С 512-513).

44 Реминисценция строк ст-ния А.С. Пушкина «Чем чаще празднует лицей...» (1831): «Чем чаще празднует Лицей Свою святую годовщину, Тем робче старый круг друзей В семью стесняется едину...»

45 Намек на друзей-имажинистов.

46 Баобабия – есенинский неологизм – нечто экзотическое, далекое. Есенин уподобляет ей родину Клюева – Вытегру. Образ баобаба встречается в ст-ниях Клюева «Братья, сегодня наша малиновая свадьба...» (1916), «На помин олонецким бабам...» (1921).

47 Из адресованных Есенину в этот период писем известно лишь одно от 28 янв. 1922 г. (СД. С. 252-255), краткое содержание которого пересказывается им в автобиографии «Сергей Есенин» (1922): «Живет он сейччс в Вытегре, пишет мне, что ест хлеб с мякиной, запивая пустым кипятком и моля Бога о непостыдной смерти» (С. 64).

48 Луначарский Анатолий Васильевич (1875-1933) – государственный и политический деятель, академик. С 1917 по 1933 гг. – нарком просвещения РСФСР.

49 Отзвук строки из ст-ния Клюева «Полунощница» (1912): «Не запачканы ль где ризы чистые».

50 Речь идет о поэме Клюева «Четвертый Рим» (1922). В статье «Три богатыря» Иванов-Разумкик дает ей высокую оценку: «Силу свою он осознал и знает, в чем и где она; взяв эпиграфом строки Сергея Есенина: «А теперь я хожу в цилиндре и лаковых башмаках», он обрушивается на эти символические башмаки и цилиндр... Нет, не лаковые башмаки в пору ему, говорившему о себе: «Это я плясал перед царским троном в крылатой поддёвке и злых сапогах»... И не хотел он «прикрывать цилиндром лесного черта рога»...
И песня эта – для него сила действенная, не сталь победит мир (нет – «...сядет Ворон на череп стали!»), а духовный взрыв приведет к «Четвертому Риму»; в силу «стальных машин, где правит интеграл», не верит «мужицкий поэт». Так же, как не верил в нее и поэт национальный. Но беда – будет, и духовным предтечей ее осознает поэт. «И сойду я с певчей кобылы, кунак в предвечном ауле»...
Самонадеян захват поэмы; но Клюев – не имеет право на самонадеянность: силач! Техникой стиха его недаром восторгался Андрей Белый...» (Летопись Дома Литераторов. 1922, №3. С. 4).

51 Из поэмы «Четвертый Рим»: «И точат иконы рублевскую вапу, Молитв молоко и влюбленности сыр». Мариенгоф Анатолий Борисович (1897-1962) – поэт, один из основателей имажинизма, близкий друг Есенина и автор воспоминаний о нем. В 1930-1950-х гг. выступал преимущественно как драматург. Шершеневиг Вадим Габриэлович (1893-1942) – поэт, переводчик, один из осноеных теоретиков имажинизма. Намек на строки из поэмы Шершеневича «Вечный жид» (1919): «Ласка хрустящих любимых облепили меня как икра бутерброд».

52 Речь идет о религиозности Клюева и его особом почитании святых мест России, к числу которых относится и Оптинская Введенская Козельская пустынь. М-рь приобрел славу как один из духовных центров русской культуры. Сюда приезжали многие известные писатели, философы, поэты. Бывали здесь и вели оживленную переписку со старцами Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, К.Н. Леонтьев, Л.Н. Толстой, Вл. Соловьев и мн. др. 1923 г. м-рь был закрыт по настоянию властей. В 1987 г. в пустыни началось возрождение монашеской жизни.

53 Штейнер Рудольф (1861-1925) – австрийско-немецкий философ-оккультист, основатель и руководитель Антропософского общества. А. Белый являлся истовым приверженцем учения философа.

54 См. примеч. 18.

55 АРА – Американскзя Администрация помощи (1919-1923), созданная для оказания помощи европейским странам, пострадавшим в Первой мировой войне. В 1921 г. в связи с голодом в Поволжье ее деятельность была разрешена в Советской России.

56 Удалось ли это намерение осуществить Есенину – неизвестно.

57 Есенин отбыл в Берлин 10 мая 1922 г. и возвратился на родину 3 авг. 1923 г.

58 Речь идет о берлинском изд-ве «Скифы», в котором были напечатаны сб. Клюева «Избяные песни» и «Песнь Солнценосца. Земля и железо» (оба в 1920), однако положенного гонорара поэт не получил и в письме к Есенину от 28 янв. 1922 г. он сообщал: «“Скифы” заграничные молчат» (СД. С. 574). Есенинские усилия не увенчались успехом, деньги от изд-ва не поступили.

59 Клюев подготовил для «Скифов» сб. «Львиный хлеб», который, однако, вышел в московском изд-ве «Наш путь» (1922).

60 Реализация намерения неизвестна.

61 Поэма «Четвертый Рим» вышла в петроградском изд-ве «Эпоха». В письме к Есенину от 28 янв. 1922 г. Клюев жаловался: «...за поэму “Четвертый Рим” – “Эпоха” заплатила мне гроши – Коленька (Архипов.– Примеч. В.Г.) на них купил 2 ф<унта> мыла и немного ситца» (СД. С. 254).

62 Речь идет о поэме «Четвертый Рим».

63 Вероятно, имеется в виду высказывание Клюева из его письма к Есенину от 28 янв. 1922 г.: «Клычков с Коленькой (т.е. с Архиповым. – Примеч. В.Г.) послал записку: надо, говорит, столкнуться нам в гурт, заявить о себе. Так скажи ему, что это подлинно баранья идеология...» (СД. 253).

64 Головачев Сергей Дмитриевич (1904-1950) – поэт, книготорговый и издательский работник. Вместе с Есениным работал в книжной лавке-магазине «Московской Трудовой Артели Художников Слова».

65 Письма Есенина из-за границы, адресованные на имя Иванова-Разумника, – неизвестны.


II. Из автобиографий

1. Впервые автобиография «Сергей Есенин» появилась в НРК. 1922, №5 и печатается по этому изд. 2. «Автобиография» опубликована в журн. «Красная нива». 1926, №2. Печатается по тексту этой публикации. 3. «Автобиография» вошла в альманах «Литературная Рязань». 1955, кн. I, публ. Ю.Л. Прокушева. Печатается по этому изд. 4. Автобиография «О себе» появилась в «Памятке о Сергее Есенине 4/Х 1895-28/ХII 1925». М., 1926. С. 24-26. Печатается по этому тексту.

66 См. примеч. 47.

67 Общедоступный ун-т действовал в 1908-1918 гг. в Москве на средства либерального деятеля народного образования А.Л. Шанявского (1837-1905). Слушатели, внося определенную плату, получали возможность слушать избранные ими циклы лекций и курсы. Есенин занимался там в 1913-1914 гг. ка историко-философском отделении.

68 Вероятно, подразумевается короткое письмо Клюева к Есенину от 23 сент. 1915 г. из Петрограда, в котором он писал: «Я смертельно желаю повидаться с тобой – дорогим и любимым, и если ты – ради сего – имеешь возможность приехать, то приезжай немедля, не отвечая на это письмо. Я пробуду здесь до 5 октября» (СД. С. 239).

69 См. примеч. 3.

назад | содержание | вперед