Георгий Иванов 
ЕСЕНИН

27-го декабря 1925 года Сергей Есенин покончил с собой в гостинице «Англетер» – известном всем петербуржцам стареньком, скромно-барственном отеле на Исаакиевской площади [1].

Из окон этой гостиницы видны, направо за Исаакием, дворец из черного мрамора – дом Зубовых. Налево, по другую сторону Мойки высится здание Государственного контроля. В обоих этих домах в предреволюционные годы бился пульс литературно-артистической петербургской жизни, в обоих частным гостем бывал Есенин...

Налево от Исаакия, по той стороне Мойки, в бельэтаже здания Государственного контроля гостиные менее пышные, мебель не такая редкостная, как у Зубовых. Но общество почти то же. Эта квартира известного сановника X [2].

Впрочем сам X. на приемах этих никогда не показывается. Гости – приятели его племянника М.А. Ковалева, поэта Рюрика Ивнева... [3]

Общество почти то же, как и в зубовском дворце, однако, не совсем. Здесь вперемежку с лощеными костюмами мелькают подрясники, волосы в скобку и сапоги бутылками.

Есенин сидит на почетном месте. С ним нараспев беседует, вернее, поучает его, человек средних лет, одетый «под ямщика». На его лице расплывается сахарная улыбочка, но серые глаза умны и холодны. Это тоже мужицкий поэт – «олонецкий гусляр», как он сам себя рекомендует, – Николай Клюев.

– Скоро, скоро, Сереженька, забьют фонтаны огненные, застрекочут птицы райские, вскроется купель слезная и правда Божья обнаружится, – воркует Клюев. Есенин почтительно слушает, но в глубине его глаз прячется лукавый огонек. Он очень любит Клюева и находится под его большим влиянием. Но в «фонтаны огненные», по-видимому, не особенно верит... <...>

Среди примкнувших к большевикам интеллигентов большинство были проходимцами и авантюристами. Есенин примкнул к ним, так сказать, «идейно». Он не был проходимцем и не продавал себя. В Смольный его привели те же надежды, с которыми полтора года назад он входил в царскосельский дворец. От Ленина он, вероятно, ждал приблизительно того же, что от царицы. Ждал осуществления мечты, которая красной нитью проходит сквозь все его ранние стихи, исконно-русской, проросшей сквозь века в народную душу, мечты о справедливом, идеальном, святом мужицком царстве, осуществиться которому не дают «господа».

Клюев, повлиявший на Есенина больше, чем кто-нибудь другой, называл эту мечту то «Новым Градом», то «Лесной Правдой». Есенин назвал ее «Инонией». Поэма под этим названием, написанная в 1918 г., – ключ к пониманию Есенина эпохи военного коммунизма. Как стихи, это, вероятно, самое совершенное, что он создал за всю свою жизнь. Как документ, яркое свидетельство искренности его безбожных и революционных увлечений.

Очищенная от стилистических украшений и поэтических иносказаний, эта «мужицкая мечта» Есенина-Клюева сводилась в общих чертах к следующему. Идеальное «Лесное Царство» наступит на Святой Руси, когда в ней будут уничтожено всё наносное, искусственное, чуждое народу, называемое империей, культурой, интеллигенцией, правовым порядком и т.д. Надо запустить красного петуха, который всё это сожжет. Тогда-то и встанет из пепла, как Китеж со дна озера [4], Новый Град. Откуда запустят красного петуха – справа или слева, что поможет осуществиться на Руси «Лесной Правде» – дубинка Союза Михаила Архангела [5] или динамитные жилеты и бомбы террористов, особого значения не имеет...

Клюев вскоре после захвата власти большевиками выразил всё это в замечательном стихотворении. К сожалению, помню из него только несколько строк, но и они достаточно выразительны:

Есть в Смольном потемки трущоб,
Где привкус хвои с костяникой, 
Там нищий колодовый гроб 
С останками Руси Великой. 
Есть в Ленине керженский дух, ]
Игуменский окрик в декретах... [6]

То, что «Великая Русь» лежит в Смольном в гробу, отнюдь не выражение горя Клюева по поводу ее смерти, или негодования по адресу ее убийц из Смольного. Совсем наоборот. Скорее радость – долгожданное начало сбываться. Былая Русь, пусть «великая», но господская, интеллигентская, «не наша», наконец, умерла, – туда ей и Дорога. Место для «Нового Града» расчищено. И Ленин – сегодняшний убийца былой Руси – подходящий строитель будущей. Стихи отмечают радующие Клюева в Ленине черты: керженский, т.е. народный, мужицкий дух. Игуменский, т.е. одновременно хозяйственный и монастырско-церковный «окрик» в декретах. Ясно: Ленин – человек стоящий, правильный, свой. И помогать ему – «правильное Дело», долг каждого мужика.

Боже, свободу храни.
Красного государя коммуны! [7] –

тогда же восклицал Клюев. И в те дни для него, для Есенина и для близких им по духу людей, а таких было много, это звучало не нелепостью, как теперь, а торжественным «ныне отпущаеши» [8]... <...>

Конечно, я помнил... Концертный зал Тенишевского училища [9]. На ярко освещенной рефлектором эстраде, портрет Кольцова, осененный вилами, косой и серпом. Под ним два «аржаных» снопа и вышитое крестиками полотенце. На эстраду выходит Есенин в розовой шелковой косоворотке, на золотом пояске болтается гребешок. Щеки подрумянены. В руках букет бумажных васильков. Выходит он подбоченясь, как-то «по-молодецки» раскачиваясь. Улыбка ухарская, но смущенная. Тоже, как и весь выход, должно быть, не раз репетировалась и эта улыбка, а не удается, смущение сильнее.

– Валяй, Сережа! Не робей! – слышится из-за эстрады голос Городецкого. Есенин встряхивает кудрями и начинает звонко отчеканивать стихи.

За ним читают другие. Городецкий, косоворотка которого топорщится на груди: под ней черный бант и крахмальные пластрон, после этого «мужицкого» вечера Городецкий вдвоем с женой приглашен куда-то в «приличный дом», где требуется смокинг... «Олонецкий гусляр» – Клюев, наряженный коробейником и тоже подрумяненный. Черноглазый и белозубый красавец – не то лихач, не то опереточный разбойник Сергей Клычков...

Клюев, ожидая очереди выступать, бережно оправляя сборки своей поддёвки, вполголоса, сильно налегая на «о», репетирует:

Ах, ты птица, птица, райская, 
Дребезда золотоперая!.. [10]

И, должно быть, чтобы вполне войти в роль мужика-простачка, шепчет Клычкову, стараясь придать своему хитрому морщинистому лицу глуповато-испуганное выражение:

– Боязно, братишка, ой, боязно. Неровен час – из памяти стих выскочит. Оконфужусь тогда при всем честном народе, перед господами-то... <…>

Примечания:

Иванов Георгий Владимирович (1894-1958) – поэт, литературный критик, переводчик, мемуарист. Возглавлял 2-й «Цех поэтов». Автор десяти поэтических и трех прозаических книг. С1923 г. в эмиграции, жил в Париже.
Под ред. И. и с его вступ. статьей под загл. «Есенин» вышел сб. «Сергей Есенин. Стихотворения. 1910-1925». Париж, 1951. Печатается по этому изд. с сокращениями.

1 «Англетер» (Вознесенский пр., 10/24), гостиница. Здание построено в начале XIX в., как доходный дом. В 1876 г. переоборудовано под гостиницу (наз. «Т.Г. Шмидт-Англия»), затем «Англия» или по-французски «Angleterre». 1920-e гг. «Интернационал», затем «Англетер». Неоднократно перестраивалась. В марте 1987 г. обветшавшее здание разобрали, в 1989 г. восстановили в прежнем виде (составляет единый комплекс с соседней гостиницей «Астория»). В ночь с 27 на 28 дек. 1925 г. здесь трагически оборвалась жизнь С. Есенина.

2 X.-П.А. Харитонов, государственный контролер.

3 Ивнев Рюрик (псевд., наст, имя и фам. Михаил Александрович Ковалев; 1891-1981) – поэт, прозаик, переводчик, мемуарист. В предреволюционные годы примыкал к литературной группе эгофутуристов. Состоял в группе имажинистов. Первые сб. «Самосожжение» и «Пламя пышет» (оба в 1913). В 1920-1970-х гг. выпустил несколько сб. ст-ний и прозаическую трилогию «Любовь без любви» (1925), «Открытый дом» (1927), «Герой романа» (1928). В сб. «У подножья Мтацминды» (1973) вошли воспоминания о современниках. Ему принадлежат и беллетризированные воспоминания о встречах с Н. Асеевым, М. Кузминым, В. Брюсовым, Н. Клюевым, которые во многих случаях не соответствуют действительности, даже искажают ее и опровергаются документами (см.: Русские писатели. 1800-1917. Биограф, словарь. Т. 2. М., 1992. С. 395).

4 См. примеч. 33 к подборке «С.А. Есенин».

5 Организация черносотенцев в России в 1908-1917 гг., стоявшая на защите основ самодержавия, проявлявшая национальную и религиозную нетерпимость.

6 Переставленные местами строки из ст-ния Клюева «Есть в Ленине керженский дух...»

7 Из ст-ния Клюева «Коммуна» (1918).

8 По Евг. Симеону Богоприимцу, праведному старцу, было предсказано Духом Святым, что он не умрет, пока не увидит Христа. В 40-й день по рождении родители принесли Младенца в храм, чтобы совершить над ним обряд, Симеон «взял его в руки, благословил Бога и сказал: Ныне отпускаешь раба Твоего. Владыко, по слову Твоему и с миром» (Лк. II, 25-29).

9 См. примеч. 7 к воспоминрньям Городецкого.

10 Неточно: из ст-ния Клюева «Песня о Соколе и о трех птицах Божиих» (1908): «А как третья птица вещая – Дребезда золотоперая».

назад | содержание | вперед