Да, старой закалки человек. Жаль, не было его се-
годня.
Ага, мне тоже: рябчик был замечательный, не говоря
-- подлива.
Да, теперь следующая партия еще когда будет.
Будет -- да только немецкая.
Или американская.
Скорее немецкая. Как часть займа.
Арбузы, поди, совсем кончатся.
Не кончатся, Густав, не волнуйся. Сам не допустит.
Да, все-таки символическое растение.
Овощ.
Все равно. Главное -- снаружи зеленый, внутри --
красный.
Да, цвет надежды и страсти.
Не говоря -- пролитой крови.
Какая разница.
Только, пока не разрежешь, не знаешь -- зрелый или
незрелый.
Да. И потом -- семечки.
Подумаешь, семечки! Семечки всегда можно выплю-
нуть.
Что да, то да.
Послушай, Петрович. Тебе что больше нравится:
прошлое или будущее?
Не знаю, Базиль Модестович, не думал. Раньше буду-
щее.
Теперь, думаю, прошлое. Все-таки я -- внутренних
дел.
А тебе, Густав?
Как когда. Когда будущее, когда прошлое.
Настоящее, значит. Тебя, Цецилия, не спрашиваю. С
тобой все ясно. Сплошная надежда и страсть.
Женщина, Базиль Модестович, всегда будущим интере-
суется. Все-таки материнский инстинкт.
Усложняешь, Цецилия. При чем тут материнский?
Просто инстинкт.
Какой вы все-таки грубый, Петрович!
Если я и грубый, то оттого, что неохота на старос-
ти лет немецкий учить. Или английский. Правильно я го-
ворю, Базиль Модестыч?
Что да, то да.
А тебе самому, Базиль Модестыч, что больше нравит-
ся?
Сам не знаю, Петрович. Думаю, все-таки прошлое. В
большинстве оно... Кофе будешь?
[Занавес.]
1990
I акт
[Второй век после нашей эры.]
[Камера Публия и Туллия: идеальное помещение на
двоих: нечто среднее между однокомнатной квартирой и
кабиной космического корабля. Декор: более Палладио,
чем Пиранезе. Вид из окна должен передавать ощущение
значительной высоты (скажем, проплывающие облака), пос-
кольку тюрьма расположена в огромной стальной Башне,
примерно в километр высотой. Окно -- либо круглое, как
иллюминатор, либо -- с закругленными углами, как экран.
В центре камеры -- декорированная под дорическую колон-
на -- или опора: внешняя сторона ствола, внутри которо-
го -- лифт. Ствол этот проходит через всю Башню как не-
кий стержень или ось. Он и в самом деле стержень: все,
появляющееся в течение пьесы на сцене, и все, с нее ис-
чезающее, появляется или исчезает через находящееся в
этом стволе отверстие, являющееся помесью ресторанного
лифта и мусоропровода. Рядом с этим отверстием -- дверь
главного лифта, которая открывается только один раз: в
начале 3-го акта. По обе стороны ствола -- альковы Пуб-
лия и Туллия. Все удобства -- ванна, стол, умывальник,
нужник, телефон, телеэкран, вмонтированный в стену,
стеллажи с книгами. На стеллажах и в стенных нишах --
бюсты классиков.
Полдень.
Публий, мужчина лет тридцати -- тридцати пяти,
полный, лысеющий, прислушивается к пению канарейки в
клетке, стоящей на подоконнике. Со времени поднятия за-
навеса проходит минута, в течение которой слышно только
пение канарейки.]
Публий. Ах, Туллий! Как сказано у поэта, что,
должно быть, слышит в Раю Господь, если здесь, на зем-
ле, нас ласкают такие звуки.
[Туллий, лет на десять старше Публия, сухощавый,
поджарый, скорее блондин. В момент поднятия занавеса
лежит в ванне, из которой поднимается пар, читает и ку-
рит.]
Туллий ([не отрываясь от страницы]). У какого поэ-
та?
Публий. Не помню. Кажется, у персидского.
Туллий. Варвар. ([Переворачивает страницу.])
Публий. Ну и что ж, что варвар?
Туллий. Варвар. Армяшка. Черный жоп. Вся морда в
баранине.
[Пауза; пение канарейки.]
Публий ([подражая птичке]). У-ли-ти-ти-тююю-у...
Туллий ([поворачивает кран; шум льющейся воды]).
Публий. У-ли-тит-ти-тююю-уу... Туллий!
Туллий. Ну?
Публий. У тебя от пирожного ничего не осталось?
Туллий. Посмотри в тумбочке... Свое-то, небось,
сожрал. Друг животных.
Публий. Я, Туллий, понимаешь, совершенно случайно.
Я не хотел. Пирожное было так неожиданно. Поэтому я и
не мог его хотеть. Я как раз хотел оставить. Вернее,
уже потом, когда съел, захотел. Это же было так внезап-
но! Сколько сижу, сроду пирожных не видел.
Туллий. И уже не увидишь. Этого, по крайней мере.
Публий. Да? Почему?
Туллий. Читай инструкцию. ([Швыряет книгу на пол,
потягивается в ванне.]) У них там компьютер. Составляет
меню. Повторение блюда возможно раз в двести сорок три
года.
Публий. Почем ты знаешь?
Туллий. Я сказал: читай инструкцию. Там все сказа-
но. Том шестой, страница тридцатая. Буква "П" -- Пита-
ние... Советую ознакомиться.
Публий. Я не мазохист.
Туллий. Ну, мазохист или нет, а пирожного, душка
Публий, ты больше не увидишь. До конца своих дней. Если
только ты не Агасфер.
Публий. К сожалению... То есть, что я?! к счастью.
Туллий. Залезь в тумбочку. Бедная канарейка...
[Публий направляется к алькову Туллия, открывает
тумбочку, роется в ней: извлекает кусок пирожного,
смотрит на него некоторое время; потом неожиданно быст-
ро съедает.]
Туллий ([возмущенно кричит, вылезая из ванны]).
Что ж ты, сука, делаешь! Это же для канарейки! ([Вне-
запно успокаиваясь.]) Впрочем, так я и думал. Вечно од-
но и то же. ([Залезает обратно в ванну.]) Сначала киску
уморил, потом рыбок. Потом зайчика. Теперь, значит, за
канарейку принялся...
Публий ([взволнованно]). Это неправда. Туллий! Я
не хотел...
Туллий ([приподнимаясь на руках из ванны]). А ты
подумал, что птичка, может, никогда и не видела пирож-
ного?
[Публий, совершенно подавленный, бредет к окну,
стучит пальцем по клетке.]
Публий. У-ли-ти-ти-тююю-у...
[Канарейка безмолвствует.]
У-ли-ти-ти-тююю-у... что же теперь делать, а? По-
дождем до обеда, а? ([Разговаривает сам с собой.]) Хотя
обед -- что ж -- у них там всегда что-нибудь такое --
деликатесы -- чтоб желудок действовал -- ни разу не бы-
ло, чтоб не захотелось -- это чтоб мы жили дольше --
сколько сижу, ни разу еще запора не было-- -- --да-а-а,
компьютер -- выпустить тебя, что ли? ([Пауза.]) Туллий!
Туллий. Ну чего?
Публий. Может, выпустить ее, а?
Туллий, Давай.
Публий. Но, с другой стороны, она ведь поет.
Туллий. Иди в жопу.
[Пауза. Публий подходит к телефону, снимает труб-
ку, набирает номер.]
Публий. Господин Претор? Это Публий Марцелл из
1750-го. Тут у меня, знаете ли, птичка. Да, канарейка.
Так вот, нельзя ли там проса или конопли... Да-да, луч-
ше проса. Что-о? Включите в вес моей порции? То есть,
второе будет на сто грамм меньше? Но позвольте... Ах
та-а-к! Да. Отказываюсь. ([Бросает трубку.]) Черт!
Туллий. В чем дело?
Публий. Блядский лифт!.. Работает, видите ли, на
определенных режимах, ни больше, ни меньше... Говорит,
ополовиню второе. Претор. Сука.
Туллий. А что у нас нынче на второе?
Публий [нажимая кнопку пульта в изголовье своей
постели, и быстро сверяясь с текстом на экране]). Пету-
шиные гребешки.
Туллий. С чем?
Публий. С хреном.
Туллий. Н-да.
Публий. Раз в жизни.
Туллий. Садисты.
Публий. Особенно Претор.
Туллий. Претор ни при чем. Все дело в лифте. Вниз
-- дерьмо, вверх -- жратва. В строгой пропорции. Вечный
двигатель... Хотел бы я только знать, с чего начали.
Публий. То есть?
Туллий. Что было раньше. Курочки или яйца.
Публий. Это самое я и спрошу у Господа. На Страш-
ном Суде.
Туллий. Варвар.
Публий. Я пошутил.
Туллий. Все равно варвар. Все клерикалы варвары.
Даже сомневающиеся. Особенно они. Дай телефон.
Публий. Пожалуйста ([передает трубку Туллию.])
Туллий. Алло. Господин Претор. Это Туллий Варрон
из 1750-го. Зачем вы посадили мне в камеру варвара? Он
верит в Бога. Вернее, не верит. Но тоже в Бога. Куда
смотрел Комитет? Этот человек не римлянин. Да, произош-
ла ошибка. Нет, больше жалоб нет. Ах вот как! Господин
Претор, вы -- говно. Я буду жаловаться в Сенат. Да,
изыщу способ. ([Вешает трубку.])
Публий. Что он сказал?
Туллий. Ничего, говорит, не поделаешь. Исповеда-
ние, говорит, не критерий. Как и отсутствие оного.
Публий. А что -- критерий?
Туллий. Физическое присутствие, грит, в пределах
Империи, плюс отсутствие альтернативы. То есть, если
больше податься некуда. Согласно, грит, последнему дек-
рету, распространяется на млекопитающих.
Публий. Я ж тебе сказал, что он сука.
Туллий. Нет, Претор тут ни при чем. Это всё штучки
Калигулы. Думает, что если он тезка, то может... Плюс
комитеты тоже совершенно разложились. В Сенатскую ко-
миссию по гражданским правам ввели лошадь. Сеяна Була-
ного. Я не спорю: наш Сенат всегда был самый представи-
тельный. За всю человеческую историю. Должен же кто-то
наконец защищать интересы животных... Но гражданские
права! Буланый утверждает, что данные вычислительного
центра, полученные при Тиберии, устарели.
Публий. То есть?
Туллий. То есть, то есть!.. То есть было установ-
лено, что во все времена -- при фараонах, в Греции, в
Риме, в эпоху христианства, у мусульман, у косоглазых
-- ну и так далее -- что во все времена под замком на-
ходится примерно 6,7 процента на каждое поколение.
Публий. Ну и не так уж чтобы навалом...
Туллий. Столько, сколько надо... И на основании
этих данных Тиберий раз и навсегда установил у нас ко-
личество заключенных. Вот подлинная реформа правосудия!
Да? Но Тиберий пошел еще дальше. Эти самые 6,7 процента
он сократил до 3-х процентов. Потому что у них там раз-
ные срока в ходу были. У христиан, например, червонец
популярен был; четвертак тоже. В общем, Тиберий вывел
среднее арифметическое и, отменив смертную казнь, издал
указ, по которому мы все...
Публий. То есть эти 3 процента?
Туллий. Да, по которому эти 3 процента должны си-
деть пожизненно. Независимо от того, натворил ты делов
или нет. Своего рода налог. Сенат его, натурально, под-
держал, и комиссия по гражданским правам организовала
комитет, который как раз следит за тем, чтоб не возник-
ло системы в арестах. Так теперь этот Сеян Буланый му-
тит воду и настаивает на пересмотре данных вычислитель-
ного центра.
Публий. Каким образом?
Туллий. Понятия не имею, каким образом. Просто
ржет... ([Имитирует конское ржание.]) Граж-
да-аа-аа-аа-ан-ские... Пра-аа-аа-ваа... ([Пауза.]) У
них же там везде электронные интерпретаторы. Отходы
космических программ. Черт бы их подрал.
Публий. А он что -- считает, процент должен быть
выше или ниже?
Туллий. Понятия не имею. Скорее всего, ниже: игра-
ет в либерала.
Публий. Ну, это не так уж плохо.
Туллий ([кричит]). А что в этом хорошего?! Что в
этом хорошего?!
Публий. Ну -- как?.. Просторней все же будет... А
то напихают всякого дерьма...
Туллий. Да ведь если не напихают, то все равно --
дерьма! И кому нужен простор -- в камере? Подумай сам!
Простор -- в камере! Не путай с частной квартирой.
Публий ([задумчиво]). Это легче легкого: превра-
тить квартиру в камеру. И камеру в квартиру.
Туллий. Вот именно!
Публий. Ну-ну, Туллий, не нервничай. Вряд ли Сенат
его послушает.
Туллий ([мрачно]). Очень может быть. Он же воевал
в Ливии. Заслуги. Кроме того, они там все на либералах
отключаются... Калигула, так тот просто кипятком ссыт,
когда слышит, как его лошадь витийствует.
Публий. Кто -- кипятком? Он -- или его лошадь?
Туллий. Какая разница! Где моя тога?
Публий. Там, где ты ее бросил. ([Тычет пальцем в
сторону алькова Туллия.]) Если ты уже все, не спускай
воду.
([Начинает раздеваться.])
Туллий. Варвар, помешался на экономии.
Публий. Я? Если я что и экономлю... Если я что и
экономлю, так только время... Что же до помешательства,
то весь Рим помешан на своем водопроводе. Верней, заме-
шан. Думаешь, не понимаю? Тибру давным бы давно крышка
была, пользуйся мы его услугами. Водопровод наш тем и
замечателен, что количество воды в нем постоянно! От
Тибра независимо. Физика! Сообщающиеся сосуды! Все дело
в системе фильтров. ([Забирается в ванну к Туллию.])
Как сказано у поэта: "Дважды в ту же струю не ступишь".
Чепуха. Очень даже ступишь. ([Наслаждается.])
А-а-а-а... Аква... Аш Два О... Заметь: не больше и не
меньше... Разве что испаряется... Или когда вытираешь-
ся... И то вряд ли... Ведь полотенце потом в стирку
идет -- и вытертое-то возвращается... Убежден, что наша
башня еще и водонапорная.
Туллий. Говорят.
Публий. И убежден, что кто-то -- когда-то -- в
этой воде -- уже мылся. Что-то чувствуется в ней... не
то, чтоб родное -- знакомое.
Туллий. Может, и Калигула в ней мылся.
Публий. И Тиберий.
Туллий. И Сеян...
Публий. Если бы фильтры говорить умели... ([Пау-
за.]) И моя жена в ней мылась... И твоя.
Туллий. Что ты хочешь этим сказать?
Публий. Да нет, не это... И дети тоже. Вода --
везде вода. Что в квартире, что в камере. Сообщающиеся,
говорю, сосуды.
Туллий. Для кого -- сообщающиеся, для кого -- нет.
[Пауза.]
Публий. Странное это дело. Туллий: я же знал, что
это может случиться. Еще когда был ребенком -- знал.
Все мы знаем. Тем более, что мой отец не сидел. И дед
тоже. И все-таки не предполагал. Завел семью, дети-
шек...
Туллий. Ну-ну, Публий... Это же значит только, что
комитет наш на высоте.
Публий ([изумленно]). Это -- как?
Туллий. А так, что сажают только после того, как
произведешь потомство. Примерно как раз, когда жена уже
надоедает... Когда вообще уже почти все смысл теряет.
Когда слово "пожизненно" смысл приобретает. Не рань-
ше... Компьютер все-таки.
Публий. Да. Техника...
[Пауза.]
Чего читаешь-то?
Туллий. Горация.
Публий. Ну и как?
Туллий. Классик. Разве что чересчур восторженный.
Как все предки.
Публий. Бюст, что ли, его заказать?
Туллий. Тем более, что кормить не надо.
Публий. А канарейку куда?
Туллий. Выпустим. А то от голода сдохнет. Либо --
от воздуха разряженного.
Публий. Жалко.
Туллий. Жалко выпускать или жалко, что сдохнет?
Публий. И -- и... Выпускать тоже. Полетит, понима-
ешь, на все четыре... то есть триста шестьдесят... Лиш-
ние мысли опять же... Мы-то тут -- до конца дней.
Нас-то, вишь, никто не выпустит. Для нас тут -- жизнь.
Смысл. Чего же ей-то надо. Она ж тварь, у нее даже моз-
гов нет. Клюв один... Жалко выпускать.
Туллий. Так ведь сдохнет.
Публий. А мы -- нет? Мы, Туллий, тоже] Нас кто по-
жалеет? А? Она, что ли? Чем? У нее, говорю, и мозгов-то
нет... А и были б, так сколько? на нас двоих их бы хрен
хватило...
Туллий. Не веришь, значит, в миниатюризацию...
Публий. Не в том дело... А мы ее пожалеем. И, с
другой стороны, поет.
[Пауза.]
Туллий. Когда ты сдохнешь, я тебя пожалею. Если
все дело в размере, по-твоему.
Публий ([обнимая Туллия]). Пожалей лучше сейчас...
Туллий. Не лапай!
Публий. Лучше сейчас пожалей, Туллий!
Туллий. Прими руки, кому говорю!
Публий. Так я ж ничего...
Туллий. Ничего? А это чей член? У тебя эрекция.
([Вылезает из ванны.]) Где моя тога?
Публий ([устраиваясь поудобнее в ванне]). Вот цена
твоим словам. "Пожалею"!.. Как же! Знаю я, как ты меня
пожалеешь. Меня -- в мусоропровод, а на мое место --
какого-нибудь кретина. Я -- вниз, он -- вверх.
Туллий. А лифт только так и работает. Принцип ве-
сов. Символ правосудия.
Публий ([продолжая свое]). Будешь с ним лясы то-
чить... Может, даже это... за бока хватать... Молодой
если... Главное -- главное, ведь дерьмо же какое-нибудь
будет... сам говоришь... пастух там. Или ликтор... Но
обо мне уже ни хрена не вспомнишь... Вроде как и не бы-
ло. С глаз долой, из сердца вон. Так сказать, переменим
простыни.
Туллий. Вот это -- точно.
Публий. Ну да, так спокойнее. Инстинкт самосохра-
нения плюс ухватки стоика. Что, впрочем, одно и то же.
При полной поддержке со стороны Претора. И когда пол-
ностью самосохранишься, тут-то тебя в мусоропровод и
затолкают.
[Пауза.]
Туллий ([кутаясь в тогу]). Все там будем.
Публий. Ну да, понимаю. Ты -- выше этого.
Туллий. Главное -- чтоб процент соблюдался.
Публий. Гражданин... Опора государства... ([Пау-
за.]) Дерьмо собачье!
Туллий. Сам ты дерьмо. Варвар. Может быть, даже
христианин. Смерти боишься. Какой ты римлянин!? Семья,
детишки... жопа! Все это варварство, понял? Тоска по
свободе! Что ты знаешь о свободе? Бабы -- и все. Пред-
ложи тебе сейчас гетеру харить или на койке гнить, --
ты бы что выбрал?
Публий. Гетеру, понятно.
Туллий. Ага, вот видишь! Для тебя тут есть разни-
ца. А разницы нет, Публий! Разницы нет. Дни идут! Все
дело в том, что дни идут. Чем бы ты ни занимался, ты
стоишь на месте, а дни идут. Главное -- это Время. Так
учил нас Тиберий. Задача Рима -- слиться со Временем.
Вот в чем смысл жизни. Избавиться от сантиментов! От
этих ля-ля о бабах, детишках, любви, ненависти. Изба-
виться от мыслей о свободе. Понял? И ты сольешься со
Временем. Ибо ничего не остается, кроме Времени. И тог-
да можешь даже не шевелиться -- ты идешь вместе с ним.
Не отставая и не обгоняя. Ты -- сам часы. А не тот, кто
на них смотрит... Вот во что верим мы, римляне. Не за-
висеть от Времени -- вот свобода. А ты варвар, Публий,
грязный варвар. И я б убил тебя, если б не знал, что на
твое место тотчас пришлют другого. И, может, еще боль-
шего варвара. Особенно теперь, когда в Комитет провели
Сеяна.
Публий ([переворачиваясь на бок в ванне]). Тогда
что ж... может, мне с собой покончить, а? На римский
манер: прямо здесь, в ванне. Как Сулла.
Туллий. Все равно пришлют. ([Пауза.]) Сам знаешь:
лифт.
Публий. Елки-палки.
[Пауза.]
Туллий. Как сказано у поэта: "Постум, Постум, увы,
бегут летучие годы..."
Публий. Кто это сказал?
Туллий. Гораций.
Публий. Елки-палки. Передай-ка мне телефон.
Туллий. Пожалуйста.
Публий. Господин Претор? Это Публий Марцелл, из
1750-го. Будьте любезны, бюст поэта Горация к нам в ка-
меру. Да, Горация. Го-ра-ция. ([В сторону, Туллию.]) По
буквам...
Туллий. Гомер, Овидий, Рамзес, Ахилл...
Публий. Гомер, Овидий, Рамзес, Ахилл...
Туллий. Цезарь, Иегова, Язон.
Публий. Цезарь, Иегова, Язон... Да, Квинт Гораций
Флакк. Что, не много ли места займет? Какая разница,
г-н Претор? Да, тюрьма есть недостаток пространства,
возмещенный избытком времени... Да, чем раньше, тем
лучше. А что вниз?
Туллий. Шахматы.
Публий. А вниз шахматы... Премного благодарен, г-н
Претор. ([Вешает трубку.]) Сука этот Претор. Невежда.
Туллий. Хорошая должность.
Публий. Чем же?
Туллий. Ну... болтать по телефону. Всего и делов.
Публий. Н-да. Тысяча сестерциев. Все казенное. За-
бот никаких. Знай плодись да за компьютером присматри-
вай. Дурак я, что не нанялся, когда была вакансия.
Туллий. Все равно бы не взяли.
Публий. Это почему?
Туллий. У тебя ж в роду никто не сидел. Таких на
государственную службу не принимают. Претором, сенато-
ром, консулом может стать только человек, у которого...
чьи предки побывали в Башне. Хоть в четвертом колене.
На кой Риму чиновник, которого в один прекрасный
день... И подумай сам: какой из тебя сенатор, если у
тебя в перспективе -- Башня?
Публий. Что да, то да.
Туллий. Одно утешение: дети в люди выйдут. ([Пау-
за.]) Сына-то как назвали?
Публий. Октавианом.
Туллий. Звучит... Быть ему претором. Или сенато-
ром. Может, даже консулом станет. А то, глядишь, и
принцепсом. Красивое имя -- залог успеха, Полдела. Мо-
лодец был Тиберий, когда запретил святцы. Ну какой
принцепс из Федота? Или хуже того -- Стэнли? Это же ку-
рам на смех. То ли дело -- Октавиан!.. Так же хорошо,
как Тиберий. Я своего старшего Тиберием назвал.
Публий. А младшего?
Туллий. Тоже Тиберием. И среднего...
Публий ([задумчиво]). Что ни говори, большой был
человек Тиберий... Где бы мы все были, если б он Импе-
рию не придумал...
Туллий. ...и столицу бы в Рим не переименовал...
Гнили бы понемногу. Задворки Европы.
Публий. Ну, это уже кое-что. ([Пауза.]) Как пого-
да?
Туллий ([подходя к окну и заглядывая вниз]). Низ-
кая облачность. Ни черта не видно. Облачность... Может,
в Риме сейчас дождь.
Публий. Посмотри градусник.
Туллий ([не меняя позы]). Наш или наружный?
Публий. Наружный.
Туллий. Плюс десять по Цельсию.
Публий. Холодновато.
Туллий. А какая тебе разница. Градусник-то наруж-
ный.
Публий. Не имеет значения. Все равно -- градусник.
([Пауза.]) Неужели дождь сейчас в Риме?..
Туллий. Тебе-то что?
Публий. Я римлянин... Хотя бы уже потому, что тут
нахожусь...
[Пауза.]
Туллий. Все мы теперь римляне. ([Глядит на градус-
ник.]) Зачем только они его сюда повесили? Садисты.
Публий. Когда я воевал в Галлии, к нам однажды в
когорту бордель привезли. Так бандерша ихняя, сука,
знаешь до чего додумалась? Приделала к пружинам матраца
таксометр. Представляешь?
Туллий. Ты, значит, все о бабах...
Публий. Да нет, одного легионера вспомнил: не хва-
тило у него. Пары сестерциев. Больно здоровый был. Так
у него рожа была, как у тебя сейчас. Точь-в-точь.
Туллий. На себя посмотри, грызло. ([Берет с полки
книжку и заваливается на постель.])
Публий ([рассуждает вслух]). Плюс десять. Высота
-- полкилометра над уровнем моря. Это если Капитолийс-
кого холма не считать. С ним, думаю, все семьсот полу-
чаются. Итак, семьсот равняется плюс десять. В Риме,
стало быть, градусов на пять теплее. Дождь если там,
значит, что -- теплый. Вода в Тибре -- мутная-мутная.
Как сказано у поэта. Люди бегут, кошки в окнах мяукают.
Башню не видно. Во время дождя никто не думает о Баш-
не... Что значит -- архитектура... Я бы в Сенат пошел.
Чудное это дело -- во время дождя в Сенате сидеть, слу-
шать, как законы обсуждаются. Голосовать... Я бы, ко-
нечно, был "за". Неважно даже, за что. А кто-нибудь был
бы "против". Какая разница? На то и демократия. Я по
натуре -- позитивист. И когда руки поднимаются, по все-
му залу -- дух такой волной идет. Под мышками... Даже
еще и приятней, когда с меньшинством голосуешь... Э-эх,
только подумать: сидишь себе в Сенате -- на улице дождь
-- тут тепло -- поднимаешь руку... ([Пауза. Поднимает
руку, принюхивается.]) ...демократия... Туллий!
Туллий. Отстань.
Публий. Все читаешь... Прошлым интересуешься. Ко-
нечно, при таком количестве истории, какое уж тут нас-
тоящее. Тем более, будущее. Даже географии ни хрена не
осталось. Просто -- колонии: части Империи. Куда ни
плюнь. Даже если и независимыми ставшие... Топография
только и осталась. Вниз-вверх... Читай, читай... Когда
все прочтешь... Книги-то на полке останутся, а тебя в
мусоропровод спустят. Как сказано у поэта: Дольче эт
декорум эст про патрия мори. Сладостно и почетно уме-
реть за отчизну. Н-да... дольче.
Туллий. В самом деле, что у нас нынче на сладкое?
Публий. Хорошо бы опять пирожное.
Туллий. Опять, говорят тебе, не бывает.
Публий. Н-да, все повторяется, кроме меню.
Туллий. Ты бы, конечно, наоборот предпочел.
Публий. А то нет!
Туллий. Я и говорю: варвар. ([Захлопывает книгу и
встает.])
Публий. Да при чем тут варвар?! Чего ты лаешься
все время? Варвар! Варвар. Как собака гавкает...
Туллий. А при том, что истинный римлянин не ищет
разнообразия. Истинному римлянину -- все равно. Истин-
ный римлянин единства жаждет. Так что меню разное --
это даже лажа. Меню должно быть одинаковое. Как и дни.
Как само время... Послабление это: со жратвой у нас.
Нет еще полного единства. Но, видать, грядет.
Публий. Как же так -- все равно? Пирожное равно
отсутствию пирожного, что ли?
Туллий. Ага. Потому что sub specie aeternitatis
*([1]) отсутствие равняется присутствию вообще. То есть
истинный римлянин разницу за подлянку считает. Так что
меню лучше если одинаковое.
* 1. sub speciae aeternitatis ([лат.]) -- с точки зрения вечности.
Публий. Пирожных не напасешься. Или -- их отсутс-
твия... Н-да... Дольче эт декорум.
Туллий. Сладостно и почетно... Грядет все-таки
единство. Стиля -- то есть. Ничего лишнего. С нас, мож-
но сказать, и начинается...
Публий. Да? а сам канарейку пожалел.
Туллий. Не пожалел, а оставил.
Публий. Ну это одно и то же...
Туллий. Отнюдь. ([Задумчиво.]) И вообще жалко, что
это -- канарейка, а не, скажем, оса.
Публий. Оса?! Какая оса?!
Туллий. Потому что -- миниатюризация. Сведение к
формуле. Иероглиф. Знак. Компьютерные эти... как их. Ну
когда все -- мозг. Чем меньше, тем больше мозг. Из си-
ликона.
Публий. Туллий!
Туллий. Как у древних... То есть я хочу сказать,
что например, оса, если поймать ее в стакан и блюдцем
накрыть...
Публий. Ну?
Туллий. ...то она там, как гладиатор в цирке. То
есть без кислорода. И стакан -- он вроде Колизея, в
этой, как ее, миниатюре. Особенно если не граненый.
Публий. Ну и что?
Туллий. А то, что канарейка -- слишком большая.
Почти животное. Не годится по стилю. В смысле -- эпохи.
Много места занимает. А оса -- маленькая, но вся --
мозг.
Публий. Да какое там место! Клетка же.
Туллий. Тавтология, Публий. Тавтология. И тебе бы
больше осталось.
Публий. Ну, осы ты тут не дождешься. И вообще --
жалятся.
Туллий. Это все честней, чем чирикать; в данных
обстоятельствах. И вообще -- летать перестала. Зажра-
лась.
Публий ([ощупывая свой живот]). Да, птичке сто
грамм прибавить -- это не то, что нашему брату... Я,
может, и пирожное из этих соображений...
Туллий. И то сказать -- отлетался.
Публий. Одно утешение: в мусоропровод не пролезу.
Хлопот со мной, Туллий ([ощупывает свою талию]), не
оберешься. Еще пожалеешь, когда скончаюсь.
Туллий. У них там сечка, Публий. Сечка-дробилка.
Принцип мясорубки с мотивам Тарпейской скалы: в указе
так и сказано. Я помню, указ этот читал -- еще мальчи-
ком. А то бы народ бегал. И после сечки этой -- кроко-
дилы...
Публий. Я тоже, помню, читал, что раньше, когда
еще свидания давали, многие шары себе под кожу в член
вшивали, чтоб диаметр увеличился. У члена же главное не
длина, а диаметр. Потому что ведь баба, пока сидишь, с
другими путается. Ну и отсюда идея, чтоб во время сви-
дания доставить ей такое... переживание, чтоб она про
другого и думать не хотела. Только про тебя. И поэтому
-- шары. Из перламутра, говорят, лучше всего. Хотя, по-
думать если, откуда в зонах этих ихних перламутру
взяться было? Или из эбонита, из которого стило делали.
Выточишь себе шарик напильничком, миллиметра два-три в
диаметре -- и к [херургу]. И херург этот их тебе под
кожу загоняет. Крайняя плоть которая... Подорожник пару
дней поприкладываешь -- и на свидание... Некоторые, да-
же на свободу выйдя, шарики эти не удаляли. Отказыва-
лись...
Туллий. То-то Тиберий свидания и отменил.
Публий ([кричит]). А чего ему жалко?! Если чело-
век... раз в год!.. тем более, если -- пожизненно?!!
Жалко ему стало, да? ([Успокаиваясь.]) Это же придумать
надо: раз в год человеку палку кинуть пожалеть... Это
же надо придумать!
Туллий. Да уж всяко лучше, чем сирот плодить.
Публий. Тогда нечего легионы в Ливию посылать. И в
Сирию. И в Персию.
Туллий. Это разные вещи. Дольче эт декорум эст...
Сладостно и почетно...
Публий. Палку кинуть тоже сладостно.
Туллий. Вот и отменили, чтоб ты не смешивал.
Публий. Сладостное с почетным?
Туллий. Приятное с полезным, Публий... Свидания
всей этой идее правосудия противоречат, всему принципу
Башни. А палка тем более. Палка есть как бы побег из
Башни.
Публий. Какой же побег? Мы же тут пожизненно.
Туллий. Да не о тебе речь, Публий. Неужто ты не
понимаешь. Не о тебе: о сперме твоей. Это и есть побег.
Верней, утечка. Научись мыслить абстрактно, Публий. Де-
ло всегда в принципе. В идее, которая заложена в вещи,
а не в вещи как таковой. Раз пожизненно -- то пожизнен-
но. Жизнь есть идея. Сперма -- вещь.
Публий ([кричит]). Но я же все равно спускаю!
([Успокаиваясь.]) Вон вся тумбочка желтая.
Туллий. Потому и отменили, чтоб не смешивал.
Публий. Чего не смешивал?
Туллий. Идею с вещью. А тумбочку мы другую выпи-
шем. Если, конечно, ты к этой не привязался.
Публий ([смерив тумбочку взглядом]). Нет, не ду-
маю.
Туллий ([снимая трубку]). Алло, г-н Претор. Это
Туллий Варрон из 1750-го. Ага, опять. Не могли бы вы
прислать нам новую тумбочку? Да, лучше из хромированно-
го железа. Да, старая -- как бы получше выразиться --
проржавела... да, только одну... Премного благодарен,
г-н Претор. Пардон? Лебединая песня? Что? Какой еще бес
в ребро? Это я для г-на Публия Марцелла заказываю. Что?
Да он смущается. Премного благодарен. ([Вешает труб-
ку.]) Будет тебе новая тумбочка.
Публий. Спасибо.
Туллий. Не за что.
Публий ([глядя на тумбочку]). Сразу ее, что ли?..
Туллий. Лучше сразу. С глаз долой -- из сердца
вон. Помочь?
Публий ([ревниво]). Нет! Я сам.
Туллий. Как знаешь... Тяжелая только... И что ты в
ней нашел? Тем более -- квадратная.
Публий. А того и нашел, что квадратная. Ты вокруг
посмотри. Все круглое. Обтекаемое. Довели модернисты
Рим до ручки... В квадратном-то есть что-то доверие
внушающее. Старорежимное. Сумма углов. Идея верности.
Есть за что зацепиться. Красное дерево. Мебель! Инициа-
лы можно вырезать.
Туллий. Ну да, или: "Публий плюс тумбочка. Равня-
ется любовь". Хотя татуировка еще лучше будет. Зависит,
конечно, где...
Публий ([задумчиво]). Да, татуировка, конечно, ес-
тественней. ([Начинает двигать тумбочку.]) Нет ничего
естественней, чем татуировка. Особенно, если пожизнен-
но.
Туллий. Помочь?
Публий ([кряхтя]). Ничего, я сам.
Туллий. Сам, сам... Смотри не надорвись.
Публий ([кряхтя]). Завидно, небось? Что человек
делом занят... Нет уж, я лучше сам.
Туллий. Ревнивый, значит. И, наверно, щекотки бо-
ишься. Все ревнивые щекотки боятся.
Публий. Повторяешься, Туллий. ([Кряхтя.])
Пов-то-ряешь-шь-шь-ся. Я это уже слышал... С другой
стороны...
Туллий. Да, возьми ее с другой стороны. Слева.
Публий.С другой стороны, как и не повторяться, ес-
ли пожизненно. До известной степени ([кряхтя]), до из-
вестной степени, все, что ты можешь сказать... ([крях-
тит]). Все, что может быть сказано... Уже сказано. То-
бой или мной. Я уже это -- слышал. Или -- уже сказал.
Разговор, до известной степени, это и есть татуировка:
([передразнивая Туллия]) "Помочь?", "Я тебя пожалею".
Туллий. Как, впрочем, ([передразнивая Публия]) и
"Нет, я сам". Я это тоже слышал. И столько раз. Как в
записи. Точно магнитофон или телекамера. Или -- хуже
того -- на бумаге.
Публий. А письменность и есть татуировка. Черным
по белому. Еще неизвестно, что первым было. Вначале то
есть. Особенно -- если слово.
Туллий. Варвар и есть. Начитался Писания.
Публий ([запальчиво]). А зачем тогда записывают!
([Тыча пальцем в потолок и в стороны.]) Пленку перево-
дят. Электричество.
Туллий ([миролюбиво]). Может, и не записывают. Мо-
жет, просто транслируют. Помочь?
Публий ([вздрагивает и -- нерешительно]). Ладно,
возьми ее слева. Я справа, а ты слева. Если не брезгу-
ешь.
Туллий. Да чего там! Справа и возьму. Даже хорошо
что квадратная. Многосторонняя. Переносить удобнее.
Публий. Тем и жальче ([кряхтя]) выбрасывать. Пото-
му что многосторонняя.
Туллий. Ну да, воображение разыгрывается. Вариан-
ты... Задняя стенка вон совсем нетронутая. Не то что
если круглая.
[Перетаскивают тумбочку к мусоропроводу.]
Публий. Круглое тоже ничего. Колонну напоминает.
Тело вообще. И капители эти как локоны. Если долго
смотришь, особенно. Я когда молодой был, у меня на ко-
лонну вставал.
Туллий. А теперь, значит, на квадратное.
Публий. Интересно, что раньше было: квадратное или
же круглое. То есть что естественней: круглое или квад-
ратное.
Туллий. И то, и другое, Публий, искусственное.
Публий ([останавливается как вкопанный]). Тогда --
что же было вначале? Треугольник, что ли? Или -- этот
-- как его -- ромб?
Туллий. Вначале, Публий, сам знаешь, было слово. И
оно же будет в конце. Если, конечно, успеешь произнес-
ти.
Публий. В конце будет нечто квадратное. Во всяком
случае, четырехугольное.
Туллий. Если, конечно, не кремируют. Урны -- они
тоже разные бывают.
Публий. От претора зависит... Возьми ее слева.
Туллий. Тут?
Публий. Ага. Осторожно руку.
[Поднимают тумбочку и засовывают ее в отверстие
мусоропровода.]
Туллий ([кряхтя]). Э-э-х...
Публий ([кряхтя]). Э-э-э-х...
Туллий. Пошла-поехала...
Публий. Голубушка...
Туллий. С глаз долой, из сердца вон...
[Тумбочка исчезает.]
Публий ([продолжая смотреть в отверстие мусоропро-
вода]). Это я уже слышал.
Туллий. Не расстраивайся.
Публий. И это тоже.
Туллий. Считай, что ты столкнул ее за борт. И что
мы на корабле.
Публий ([кричит, затыкая себе уши]). Заткниииись!
([Опомнившись.]) Я уже это слышал. В прошлом году. Или
в позапрошлом. Не помню. Не важно. Не в словах дело: от
голоса устаешь! От твоего -- и от своего тоже. Я иногда
уже твой от своего отличить не могу. Как в браке, но
хуже... Годы все-таки...
Туллий. Ну да. И отсюда -- эрекция... Ладно... Ру-
ки пойти помыть... Тебе бы тоже не мешало...
Публий ([затыкает уши]).
[Пауза. Туллий уходит в ванную, моет -- шум падаю-
щей воды -- руки, возвращается и возобновляет прерван-
ное чтение. Публий некоторое время смотрит в окно, ос-
тавляя заткнутыми уши; поворачивается и возвращается в
свой альков. Садится на край постели и долго смотрит на
то место, где стояла тумбочка. Проводит пальцем по полу
и подносит палец к глазам: пыль. Чертит что-то снова
пальцем по полу. Смотрит. Потом стирает ногой начертан-
ное. Подносит палец к лицу: пыль. Встает, крякнув. Идет
к умывальнику и споласкивает руки. Долго их вытирает.
Подходит к клетке с канарейкой. Открывает дверцу. Кана-
рейка не вылетает. Захлопывает дверцу, потом открывает
снова. Поворачивается и отходит к весам. Встает на весы
и взвешивается. Весьма тщательно. Скидывает тогу и
взвешивается опять. Надевает тогу, сходит с весов,
возвращается в свой альков. Садится и записывает ре-
зультаты взвешивания.]
Тога-то, Туллий, знаешь, все полкило потянет...
Туллий. М-м-м-м. ([Продолжает читать.])
Публий. ...четыреста сорок грамм, если быть точ-
ным. Байка потому что. Хотя -- если вдуматься -- к чему
здесь тога? Температура постоянная. Компьютеры все-та-
ки. Что называется, нормальная: на десять градусов ниже
тела. О гостях тут и речи нет. Даже о надзирателях...
Сами в гости тоже не ходим... Излишество. Только вес
замерять точно мешает. Туллий!
Туллий. Ну чего?
Публий. На кой нам тоги? Проку же от них никакого.
Только между ног путается.
Туллий. Так ты на статую больше похож. В Риме все
тогу носят. Смотри инструкцию. Буква О: Одежда. Тога и
сандалии.
Публий. Так то в Риме. Там погода меняется. Посто-
ронние все время, прохожие. Бабы. А тут все свои. Ты да
я то есть.
Туллий. Так ты на статую больше похож, говорю.
Особенно, если голову отрубить. Или руки. Чтоб тумбочку
не портил.
Публий. Я и без тоги похож. ([Распахивает тогу.])
А?
Туллий. Перестань, ты не в лупанарии... В тоге что
главное? Складки. Так сказать, мир в себе. Живет своей
жизнью. Никакого отношения к реальности. Включая того-
носителя. Не тога для человека, а человек для тоги.
Публий. Ничего не понимаю. Идеализм какой-то.
Туллий. Не идеализм, а абсолютизм. Абсолютизм мыс-
ли, понял? В этом -- суть Рима. Все доводить до логи-
ческого конца -- и дальше. Иначе -- варварство.
Публий ([кричит]). Да как ее доводить?! Чем?! Ку-
да?! И при чем тут тога? Складки! Их разнообразие! Мир
в себе! Это же просто одежда. На букву "О". Не тога,
говоришь, для человека, а человек для тоги, да? А вот
скину я ее ([срывает с себя тогу]) -- и что теперь?
Тряпка -- тряпкой.
Туллий ([задумчиво]). Похоже на остановившееся мо-
ре.
Публий ([опешив]). Ну даешь!.. Зачитался.
[Над мусоропроводом зажигается лампочка. Туллий
поднимается с лежанки и направляется к мусоропроводу.
На ходу, через плечо, Публию:]
Туллий. Оденься, не пугай телекамеру. ([Открывает
дверцу мусоропровода, оттуда выплывает бюст.]) Гораций!
Квинт Гораций Флакк собственной персоной. ([Пытается
поднять.]) Не оригинал, но тяжелый. Килограмм полста в
нем будет. Публий! Ну-ка помоги.
[Публий надевает тогу и нехотя помогает Туллию
водрузить бюст на полку, где уже красуется дюжина дру-
гих бюстов.]
Публий. Ни хрена себе поэт -- надорваться можно.
Туллий. Классики они все тяжелые. ([Кряхтит.]) Ээээх...
Из мрамора потому что.
Публий. Из мрамора потому что классики? Уф! Или
классики -- потому что -- из мрамора?
Туллий. Чего это ты имеешь в виду? Что это значит:
классики потому что из мрамора? Ты на что намекаешь?
Публий. Да что мрамор такой прочный. И не всякому
из него морду вырубят. Неподатливый он очень, я слыхал.
Хоть жги, хоть коли. Максимум, что нос отвалится. Со
временем. Но это и при жизни случается. А так -- очень
устойчивый материал. То-то из него статуи делают: ничто
не берет.
Туллий ([внезапно заинтересованно]). Ну-ка, ну-ка,
повтори.
Публий. Ага, статуи. Или, скажем, баню себе, как
Каракала. Хотя он, конечно, император, может себе поз-
волить. Тем более, что они всегда на потомство работают
-- императоры то есть. Позерство, конечно, но уж они-то
в курсе, какой камень устойчивей будет. Это только по-
том из железа все мастрячить стали. Эгоизм потому что.
Про потомков уже никто не думает. Взять ту же Башню.
Если на то пошло, из мрамора и надо было варганить. А
то сталь эта хромированная -- насколько ее хватит? Ну
еще сто лет, ну двести. Что там Тиберий думал?.. Да че-
го там! сам Гораций вон про это самое и пишет, что он,
дескать,
воздвиг себе монумент.
превосходящий медь..
В школе учили, как сейчас помню. Вот ведь темный
был, а знал, что с железяками лучше не связываться.
Туллий. Ну и?
Публий. И правильно вообще, что ему из мрамора
бюст заделали. Хотя и копия. С другой стороны, копию не
так жалко, если нос отвалится.
Туллий ([задумчиво, с отсутствующим выражением на
лице]). Да, копию, конечно, не так жалко.
Публий ([ложится]). Уф!.. ну и классик. Хорошо
хоть -- только бюст, а не целая статуя. Одна тога бы
сколько пудов потянула. Складки эти...
Туллий ([задумчиво]). Статуй они не держат. Только
бюсты.
Публий. Жалко. Хотя, с другой стороны, какие среди
баб классики? Одна Сафо, да и та двуснастная. Да еще
тога.
Туллий. Туника.
Публий. Это что такое?
Туллий. Как тога, только короче. У женщин, напри-
мер, выше колена. Еле-еле причинное место прикрывает.
Публий. Елки-палки. Елки-палки. Елки-палки. Фасон
что ли такой.
Туллий. Да нет, просто в Греции вообще теплее.
Публий. Елки-палки. Выше колена.
Туллий. Уймись, Публий.
Публий. Н-да. Греция, тепло. Кипарисы в небо тор-
чат. Магнолия пахнет. Лавр шелестит. Сафо эта; туника
выше колена. "Взошли мои любимые Плеяды, а я одна в
постели, я одна..." Конец света.
Туллий. Да, хорошая поэтесса. Но не классик. Одни
фрагменты. К тому же -- гречанка.
Публий. Да хоть бы бюст...
Туллий. Вряд ли... еще заподозрят в республиканс-
ких чувствах. Ты еще Перикла себе закажи, Демосфена...
Публий. А что они нам могут сделать-то?.. Куда
дальше... Ну, наблюдение усилят. Так мы же и не почувс-
твуем. Телекамеры-то, поди, везде. Башня-то, она же еще
и телевизионная... Плюс еще ресторан... Только заметить
их трудно.
Туллий ([задумчиво, глядя в окно]). Мне иногда
приходило в голову, что окно и есть камера. Даже когда
открыто.
Публий. Ну да, а облачность там всякая -- это как
помехи. Или дождь... Солнце тоже.
Туллий. Да. А вид Рима -- как заставка. Для отвода
глаз.
Публий. То-то канарейка и не вылетает.
Туллий. Не дура... С другой стороны, надзор вещь
естественная. Даже логическая.
Публий. Какая ж тут логика? Что мы можем? Какое
преступление? Ни политического, ни даже уголовного.
Разве что мне тебя зарезать или наоборот. Но с кем тог-
да разговаривать? Замену, конечно, пришлют. Но замена и
есть замена. То есть то же самое... Смысл преступления
-- он в чем? В последствиях? В выгоде, в огласке, в
том, что ловят. Что, поймав, судят и, осудив, сажают. А
мы -- мы же уже сидим. Обратный процесс -- он же невоз-
можен. От следствия к причине. Так не бывает. Какой же
прок в телекамерах? А?
Туллий. Чушь, Публий, преступление интересно имен-
но когда вне контекста. Когда нет ни мотива, ни наказа-
ния. Половина худ. литературы об этом.
Публий. Но преступление вне контекста -- не прес-
тупление. Потому что только мотив -- или наказание -- и
делают его преступлением.
Туллий. Его -- кого?
Публий. Ну, это... поступок. Действие. Потому что
все на свете определяется тем, что до, и тем, что пос-
ле. Без до и после событие не событие.
Туллий. А что?
Публий. Да почем я знаю! Ожидание. Состояние "до".
Или затянувшееся "после".
Туллий. Варвар! Безнадежный, невыносимый варвар.
Еще Горация себе заказывает!
Публий. Да кончай ты лаяться!
Туллий. Я лаюсь? Варвар; тупой, бессмысленный вар-
вар. Потому что событие без до и после есть Время. В
чистом виде. Отрезок Времени. Часть -- но Времени. То,
что лишено причины и следствия. Отсюда -- Башня. И от-
сюда -- мы в Башне. Отсюда же и телекамеры: происходя-
щее в Башне происходит в чистом Времени. В его, так
сказать, беспримесном варианте. Как в вакууме. Тем и
интересно. Особенно если зарежешь. Или если не заре-
жешь. Еще и интереснее... Пускай смотрят! Может, че-
го-нибудь поймут. Жаль, Тиберий не дожил, он бы понял.
А эти -- Калигула, Сенат и т. д.-- где им! Но ими Рим
не кончается. Потому и на пленку записывают... И все
равно ([свистящим шепотом, как бы в трансе]), все рав-
но... даже потомки... вряд ли. Ибо то, что происходит с
нами, может быть понято только нами. И никем иным. Ибо
мы -- мы обладаем Временем. Или -- оно нами. Все равно.
Важно, что -- без посредников. Что между ним и нами --
никого. Как вечером в поле, когда лежишь на спине и на
звезду смотришь. Никого между. Не помню, когда это в
последний раз было. Мальчиком. Но ощущение -- как сей-
час. "Взошли мои любимые Плеяды, а я одна в постели..."
-- что Сафо эта твоя вообще понимала?! Одно слово --
Греция... Эгоистка. Бесконечность восприняла как одино-
чество. Эгоистка и самка. Римлянин бесконечность восп-
ринимает как бесконечность. От этого бабой не прикро-
ешься. Ничем не прикроешься. И чем бесконечней, тем ты
больше римлянин. Того ради Тиберий Башню и строил... А
ты, варвар тупоголовый, такой шанс упускаешь. Но, так
или иначе, и до тебя дойдет. Куда ты денешься! И до ос-
тальных тоже. Потому что судьба Рима править миром. Как
сказано у поэта.
Публий. У какого?
Туллий. У Вергилия. И у Овидия тоже.
Публий ([обводя взглядом полку и ниши]). Эти у нас
уже, по-моему, есть...
[Занавес. Конец I акта.]
II акт
[Та же камера после обеда. За окном темнеет. Пуб-
лий ковыряет во рту зубочисткой. На голове наушники --
видимо, слушает музыку. Туллий, в кресле, шелестит га-
зетой. Картина мира и благополучия.]
Публий ([вздрогнув, настораживается: стаскивает
наушники]). По-моему, канарейка запела. Или мне показа-
лось?
Туллий. Послышалось.
Публий. Я уверен, что слышал канарейкино пение.
Странно... А ты не врешь?
Туллий. Да пошел ты...
Публий. Может, они опять "Лесной Аромат" в камеру
пустили? ([Тянет носом.]) Хотя это только по пятни-
цам... Туллий?
Туллий. Ну чего?
Публий. Какой сегодня день недели?
Туллий. Понятия не имею. Вроде эта, как ее? --
среда.
Публий. С тех пор как при Траяне летосчисление от-
менили, дни недели тоже стали какими-то... как пальцы
рук... безымянными, правда? То есть оно, конечно, луч-
ше, что мы на порядковые номера перешли. Потому что
после двухтысячного года как-то смысла нет года счи-
тать. Даже после тысячного уже ничего непонятно. До ты-
сячи еще можно досчитать, а потом засыпаешь... да и для
кого считать-то вообще? Это же не деньги. Ничего же не
остается. Не потрогаешь... И начали-то, наверно, счи-
тать от нечего делать... Хотя вот мы, например, -- не
считаем же. Хотя делать, вроде, и нечего... Пространс-
тво, наверно, мерили. То есть расстояние. Столько-то
дней пути. И так и пошло, по инерции... остановиться не
могли. Тысяча. Две тысячи. И т. д. Даже когда километры
появились... Спасибо Траяну, одумался. Теперь пускай
компьютеры этим занимаются, а то -- тысяча лет, тысяча
километров... Бред какой-то... Названий, конечно, жал-
ко. Среда, пятница... Этот, как его? четверг... Туллий!
"Морской воздух" нам по четвергам пускают?
Туллий. По вторникам.
Публий. Красивое имя -- вторник... Как же это мне
все-таки канарейка послышалась? ([Направляется к клет-
ке, открывает дверцу, заговаривает с канарейкой.]) Ну,
ты пела или не пела? А? Хули молчишь? Языка человечес-
кого не понимаешь, что ли? Все понимаешь, не ври. Если
я тебя слышу, то и ты меня тоже. Просто наплевать, да?
Гора мяса трепыхается и все, правильно? Ох уж эти мне
пернатые-пархатые. Или не кормят тебя? Вот Туллий тебе
целых полтрюфеля оставил шоколадного. Из Галлии. А ты,
сучка, брезгуешь. Голодовку объявила. Ну, Рим от этого
не рухнет. Даже если мы с Туллием объявим, не рухнет.
Да и как ее объявишь, когда то петушиные гребешки с
хреном, то фламинговы яйца, икрой начиненные? Задума-
ешься. Ули-тити-тюю. Ничего, еще запоешь. Куда ты де-
нешься? Бери пример с нас с Туллием... Туллий?
Туллий. Ну, чего тебе?
Публий. Может, она петь завязала, потому что высо-
ко все-таки. Километр почти над уровнем моря. Они ж тут
не летают.
Туллий. А ты ее спроси. Ты же с ней разговарива-
ешь. Прямо Святой Франциск.
Публий. Не отвечает. Заперлась и не колется. Как
блатная или политическая. ([К канарейке.]) Ули-ти-
ти-тюю. Ты блатная или политическая? Впрочем, блатных и
политических в Башне не держат. Блатные и политические
теперь по улицам гуляют, на Капитолии сидят. Потому что
все отчасти блатные или отчасти политические. Кто боль-
ше, кто меньше. Дело не в сущности: только в степени. А
за степень в Башню сажать -- башен не напасешься, пра-
вильно? Так что и ты тут не по делу, а просто так.
Из-за реформы Тибериевой. Вот и бери с нас пример. Мы
же трекаем. Даже если тебе и непонятно. Тем более при-
мер брать должна. Это не фокус брать пример, когда все
понятно. Ули-тити-тюю.
Туллий. Да оставь ты птичку в покое. Далась она
тебе!
Публий. А того и далась, что почему нам не подра-
жает! Коли здесь находится. А то можно подумать -- при-
рода против нас. Она же природу представляет. Ведь это
же все искусственно!!! Включая нас!!! Она одна -- ес-
тественна...
Туллий. Ну, не горячись. Представляет и представ-
ляет. Даже если и представляет, то -- низшую ступень
развития.
Публий. Да я к тому и клоню. Попугай и тот лучше
будет... Я, когда мы в Ливии когортой стояли, в Лептис
Магне, гетеру одну знал. Так она что, змея, придумала.
Рядом с постелью аквариум держала. Чтоб рыба, говорит,
делу училась. Эволюцию чтоб ускорить то есть. А то они
больно икрой разбрасываются. Вот я и думаю: чего ж ка-
нарейке с нас пример не взять. А то молчит, артачится.
Туллий. Может, ей пару заказать. Позвони Претору.
Публий. Ну, этому она у нас не научится. Разве мы
у нее.
Туллий. Опять, значит, свербит... Ну ничего, через
пять минут прогулка. ([Потягивается.]) Малафью тебе
растрясти. Чтоб, значит, в сыр не сбилась.
Публий. Груб ты, Туллий. Груб, но наблюдателен.
([Кивая на газету.]) Чего пишут-то?
Туллий. А-а-а, жвачка. Бои в Персии. Ураган в Оке-
ании... Еще про высадку на Сириусе и Канопусе.
Публий. Ну и?
Туллий. Никаких признаков жизни.
Публий. Это я мог бы и без них сказать. Невоору-
женным глазом видно.
Туллий. То есть?
Публий. Была б там жизнь, хрен бы мы их вообще
увидели. Ночью особенно. Ночью спать ложатся и свет
выключают... Жизнь... что они про это понимают... Исс-
ледователи...
Туллий. А ты, Публий? Что ты понимаешь? По-твоему,
жизнь -- это что такое?
Публий. Это когда свет рубишь -- и на бабу. Вот
это жизнь... Скорей бы прогулка, что ли...
Туллий. Как это ни дико, но в том, что ты несешь,
есть доля истины... Как сказано у поэта, вокс попули,
вокс деи. Глас народа -- глас божий... Или что у трез-
вого на уме, у пьяного на языке... Темнота таки дейс-
твительно форма жизни. Так сказать, состояние света, но
-- пассивное. Днем -- активное, а ночью -- пассивное.
Но -- света. А свет у нас что -- форма энергии, источ-
ник жизни. Для помидоров, по крайней мере, или лука зе-
леного. И темнота тоже источник. Того же самого. Форма
жизни. Материи, как они говорят... И это бы еще ладно,
что материи... но им подай пуговицы. То есть чтоб блес-
тели. Ибо жизнь, по-ихнему, есть что-то плотное, осяза-
емое. Из мяса сделанное. Волокна из ткани. Клетки с мо-
лекулами. Берешь в руки -- маешь вещь. Осязаемое и опи-
санию поддающееся. Или сфотографировать. Всегда вовне.
А жизнь -- это то, в чем вещи существуют... Не сами
они, а эта, как ее? среда. И четверг, и вторник, и пят-
ница. И когда светло, и когда темно. Особенно, когда
темно. Это не звезды ихние, а то, что между.