Старик положил глобус на ладонь.
      - Атлант, - сказала мать.
      Олег увидел на столе маленькое пятнышко розовой плесени. Это не желтая, это ядовитая плесень. Он осторожно стер пятнышко рукавом. Глупо, когда родная мать предпочитает тебе другого. В общем это предательство. Самое настоящее предательство.
      - Мы с тобой умрем, - сказал Старик.
      - И отлично. Пожили достаточно, - сказала мать.
      - Тем не менее не спешим умирать, цепляемся за эту жизнь.
      - Мы трусливы, - согласилась мать.
      - Мы с тобой умрем, - продолжал Старик, - но поселок должен жить. Иначе пропадает смысл нашего с тобой существования.
      - Шансов выжить больше у поселка охотников, - сказала мать.
      - Больше шансов выжить у поселка таких, как Олег, - сказал Старик. - Если править нашим племенем будут Дик и ему подобные, то через сто лет никто не вспомнит, кто мы такие, откуда пришли, зачем живем. Восторжествует право сильного, законы первобытного племени.
      - И будут они плодиться и размножаться, - сказала мать. - И станет их много. И изобретут они колесо, а еще через тысячу лет паровую машину, - мать засмеялась, как будто заплакала. Шмыгнула носом.
      - Ты шутишь? - спросил Олег.
      - Ирина совершенно серьезна, - ответил Старик. - Борьба за существование в элементарной форме приведет к безнадежному регрессу. Выжить такой ценой, ценой вживания в природу, ценой принятия ее законов - значит, сдаться.
      - Но все-таки выжить, - сказала мать.
      - Она так не думает, - сказал Олег.
      - Конечно, она так не думает, - согласился Старый. - Я знаком с Ириной уже двадцать лет. И знаю, что она так не думает.
      - Я вообще предпочитаю не думать, - сказала мать.
      - Врешь, - сказал Старик. - Мы все думаем о будущем, боимся и надеемся. Иначе перестаем быть людьми. Именно груз знаний, которыми не отягощает себя Дик, заменяя их простыми законами леса, может нас спасти. И пока есть альтернатива, мы можем надеяться.
      - Ради этой альтернативы ты гонишь Олежку в горы?
      - Ради сохранения знаний, ради нас с тобой. Ради борьбы с бессмыслицей, неужели не ясно?
      - Ты всегда был эгоистом, - сказала мать.
      - Твой материнский слепой эгоизм не в счет?
      - Зачем тебе Олег? Он не перенесет путешествия. Он же слабый.
      Этого говорить матери не следовало. Она сразу поняла, сама, и взглянула на Олега, умоляя его глазами, чтобы не обижался, чтобы понял.
      - Я не обижаюсь, мам. Все понятно. Только я хочу идти. Может, хочу больше, чем все остальные. Дик бы даже с удовольствием остался. Я знаю. Сейчас олени кочевать начнут. Самая охота в степи. Он бы остался.
      - Он нужен в походе, - сказал Старик. - Как бы я ни возмущался перспективами его власти, сегодня его умение, его сила могут нас спасти.
      - Спасти! - Мать оторвала взгляд от Олега. - Ты талдычишь о спасении. А сам в него веришь? Три раза люди ходили в горы. Сколько вернулось? С чем?
      - Тогда мы были еще неопытны. Мы не знали здешних законов. Мы шли зимой, в морозы, когда в горах был снег. Главное, что шли только мы, чужие в этих местах, старики по здешним меркам. Сегодня - счастливое сочетание обстоятельств: Лето такое теплое, какого не было за все эти годы. И подросли дети, в десять раз более выносливые и приспособленные, чем мы. Сегодня, или никогда...
      - Если бы те не погибли, мы бы жили лучше. Было бы больше кормильцев.
      - Конечно. Но все равно оказались бы во власти закона деградации. Или мы часть человечества и бережем его знания, стремимся к ним. Или мы дикари без перспектив.
      - Ты идеалист, Боря. Кусок хлеба сегодня нужнее абстрактных ананасов.
      - Но ведь ты помнишь вкус ананаса? - Старый повернулся к Олегу и добавил: - Ананас - это тропический плод со специфическим вкусом.
      - Я понял, - сказал Олег. - Смешное слово. Мать, согрей суп. Скоро нам идти.
      - Бумага, - повторил Старый. - Хоть десять листов.
      - Будет тебе бумага, - сказал Томас.
      Те, кому уходить, собрались у ворот в изгороди. Остальные пришли их проводить. Все делали вид, что поход самый обыкновенный, как за корнями к болоту, а прощались как будто навсегда. Такое было у Олега ощущение.
      Те, кто уходили, были одеты тепло - собирали по всему поселку. Тетя Луиза сама отбирала, ушивала, подгоняла. Наверное, Олег никогда не был так тепло одет. Только Дик ничего лишнего не взял. Он сам себе все шьет. Дождь почти перестал, в лужах вокруг столбов плескались, пищали плавунцы. К хорошей погоде.
      Томас посмотрел на плавунцов и сказал:
      - Дождь перестанет. Надо бы столбы укрепить.
      - Не думай об этом, - сказала тетя Луиза. - Без тебя справимся.
      - А ты мне что принесешь, папа? - спросила рыжая Рут, дочка Томаса.
      - Не надо, - возразила его жена. - Не надо даже думать об этом. Главное, чтобы папа вернулся. Закутай горло. Ты опять кашляешь.
      - От ущелья держи правее, - посоветовал Вайткус Томасу. - Помнишь?
      - Помню, - улыбнулся Томас. - Как сейчас помню. Ты бы лег. Тебе рано вставать.
      Мать держала Олега за руку, и он не смел вырвать руку, хотя ему казалось, что Дик посмеивается, глядя на него.
      Мать хотела пойти с ними до кладбища, но Сергеев ее не пустил. Он никого не пустил, кроме Луизы со Старым.
      Олег несколько раз оборачивался. Мать стояла неподвижно, приподняв руку, словно хотела помахать вслед и забыла. Она старалась не плакать.
      Над изгородью были видны головы взрослых. Мать, Эгле, Сергеев, Вайткус... А сквозь колючки, пониже, темнели фигуры ребятишек. Маленькая шеренга людей, а дальше покатые, блестящие под дождем розовые крыши маленькой кучки домиков.
      С холма Олег обернулся в последний раз. Все так и стояли у изгороди, только кто-то из малышей отбежал в сторону и возился у лужи. Отсюда, сверху, была видна улица - дорожка между хижинами. И дверь дома Кристины. Какая-то женщина стояла в дверях. Но с холма не разберешь, Кристина или Лиз. А потом вершина холма скрыла поселок из виду.
      Кладбище тоже было окружено изгородью. Дик, прежде чем отодвинуть дверь, заглянул внутрь, не устроился ли там на отдых какой-нибудь зверь. Вполне могло быть. Олег подумал, что сам, наверное, забыл бы это сделать.
      Странно, подумал он, что могил, придавленных плитами мягкого сланца, отломанного от близких скал, куда больше, чем людей в поселке. Хотя поселку всего шестнадцать лет. Отца здесь нет, он остался за перевалом.
      Дик остановился перед двумя одинаковыми плитами, обтесанными куда аккуратнее прочих. Это его отец и мать. Поднялся ветер, холодный и занудный. Старик медленно шел от могилы к могиле. Он всех их знал. Сколько нас было шестнадцать лет назад? Кажется, тридцать шесть человек взрослых и четверо детей. А осталось? Девять взрослых и трое из тех детей, что пришли. Дик, Лиз и он, Олег. Марьяна родилась уже здесь. И еще двенадцать детей, родившихся в поселке, живы. Значит, шестнадцать лет назад сюда пришли сорок человек, а сейчас - двадцать с хвостиком. Простая арифметика. Нет, не простая. Могил куда больше, это все малыши, которые умерли или погибли. Здешние, деревенские. И, наверное, можно составить график, думал Олег. Кто выживает, почему умирают люди...
      Над ухом, словно подслушав его мысли, тетя Луиза сказала:
      - Большинство умерло в первые пять лет.
      - Конечно, - согласился Старый. - Мы платили за опыт.
      - Чудо, что все в первый год не умерли, - сказал Томас. - Ты помнишь?
      - Помню, - ответил Старый.
      Они остановились перед плитами в центре кладбища. Плиты были неотесанные, грубые, кривые, они почти ушли в землю, и цепкие рыжие лапки мха заплели их, превратив в округлые холмики.
      Олегу захотелось вернуться, чтобы еще раз увидеть поселок. Он знал: Мать стоит у изгороди и надеется, что он это сделает. Олег даже пошел к двери в изгороди, но тут Томас сказал:
      - Пора идти. Через пять часов начнет темнеть, а надо дойти до скал.
      - Ой! - воскликнула Марьяна. Она быстро перебирала пальцами по мешку, висевшему через плечо.
      - Забыла чего? - спросил Дик.
      - Нет. Хотя забыла... Я на отца погляжу...
      - Пошли, Марьяшка, - сказал Томас. - Чем скорей мы пойдем, тем скорее вернемся.
      Марьяна отстала от остальных, Олег подошел к ней и сказал:
      - Я тоже хотел вернуться. Ну хотя бы с холма поглядеть.
      - Да?
      Они шли рядом и молчали.
      Шагах в тридцати за изгородью, где начинался стелющийся, коварный, липкий кустарник, остановились.
      Луиза всех поцеловала. Старый попрощался за руку. Последним с Олегом.
      - Я очень на тебя надеюсь, - сказал он. - Больше, чем на Томаса. Томас заботится о благе поселка, о сегодняшнем дне. Ты должен думать о будущем. Ты меня понимаешь?
      - Хорошо. А вы за мамой посмотрите. Чтобы не скучала. Я принесу микроскоп.
      - Спасибо. Возвращайтесь скорее.
      Дик первым вошел в кустарник, легко и быстро отбрасывая концом копья липкие щупальца.
      - Держитесь ближе за мной, - сказал он. - Пока они не опомнились.
      Олег не оборачивался. Некогда было оборачиваться. Обернешься - ветка прилипнет к чоботу, потом не оторвешь, а оторвешь - три недели вонять будет. Отвратительный кустарник.
      К сумеркам добрались до скал. Как Томас и рассчитывал.
      Лес не доходил до скал, их акульи зубы торчали из голой, покрытой пятнами лишайника долины, клочья низких облаков пролетали так низко, что острия скал вспарывали им животы и исчезали в сером мареве. Томас сказал, что пещера, в которой он ночевал в прошлый раз, сухая и добраться до нее легко. За пять часов быстрой ходьбы по мелкому болоту все, кроме Дика, устали. А Дик, если и устал, об этом никому не говорил. Только скалил зубы.
      - Тогда было холодней, - сказал Томас. - Мы тогда решили, что в холод легче перейти болота. А перевал был закрыт. Я помню, мы шли тут, и под ногами звенело, заморозки.
      Между путниками и скалами лежало белесое круглое пятно метров двадцати в диаметре.
      - Тут и звенело? - спросил Дик, который шел первым. Он резко остановился на краю пятна, поверхность которого чуть поблескивала, как кора сосны.
      - Да, - Томас остановился рядом с Диком. Олег отстал. Он час назад взял у Марьяны мешок, чтобы не надорвалась. Марьяна не хотела отдавать. Дик только оскалился, а Томас сказал:
      - Правильно. Завтра я тебе помогу. Потом Дик.
      - Зачем помогать? - сказал Дик. - Вынем ночью лишнее, разберем по мешкам - и всем незаметно, и Марьяшке легче. Надо было раньше подумать. Два месяца собирались, а не подумали.
      Интересно, а кому надо было думать? "Ты такой же мыслитель, как и все", - заметил про себя Олег. А тащить пришлось немало. Хоть Дик и говорил, что можно не беспокоиться о еде, он прокормит, он охотник. Все-таки взяли и вяленого мяса, и корней, и сушеных грибов, а главная тяжесть - сухие дрова, без них воды не вскипятишь, зверей не отгонишь.
      - Знаете, на что это похоже? - сказала Марьяна, догнав мужчин. - На верхушку гриба. Громаднейшего гриба.
      - Может быть, - сказал Дик. - Лучше мы обойдем его.
      - Зачем? - спросил Олег. - По осыпи придется карабкаться.
      - Я попробую, ладно? - сказала Марьяна, опустилась на колени, вытащила ножик.
      - Ты что хочешь делать? - спросил Томас.
      - Кусочек отрежу. И понюхаю. Если это съедобный гриб, представляешь, как здорово? Весь поселок кормить можно.
      - Не стоит резать, - сказал Дик. - Не нравится мне твой гриб. И не гриб это вовсе.
      Но Марьяна уже вогнала нож в край пятна. Но отрезать не успела - еле успела подхватить нож. Белое пятно вдруг вспучилось, задергалось, ринувшись валом в сторону Марьяны. Дик резко рванул девушку на себя, и они покатились по камням. Томас отпрыгнул следом и поднял арбалет. Дик, сидя на камнях, расхохотался.
      - Чтобы его убить, надо стрелу с дом. Или больше!
      - Я же говорила, что гриб. - Сказала Марьяна. - Ты зря испугался, Дик. Он пахнет, как гриб.
      Судороги волнами прокатывались по белому пятну, зарождаясь в центре и разбегаясь к краям, будто круги по воде от камня. А центр гриба все поднимался и поднимался, словно кто-то хотел вырваться наружу, тюкался головой. Потом от центра побежали в стороны темные трещинки, они расширялись, и получились огромные лепестки, остриями к центру. Лепестки стали подниматься вверх и заворачиваться назад, пока не получился цветок.
      - Это красиво, - сказала Марьяна. - Это просто красиво, правда?
      - А ты хотел по нему гулять, - сказал Дик Олегу голосом старшего. Хотя они ровесники. Обоим было по два года, когда их несли через перевал.
      Томас закинул арбалет на спину, подобрал с камней Марьянин ножик.
      - Естествоиспытателям тоже полезно иногда думать. А потом испытывать.
      - Он ничего не может с нами сделать, - проговорила Марьяна. - Он показывает, какой он красивый!
      - Если только в нем нет паразитов, - сказал Дик. - Ну, пошли? А то стемнеет, пещеры не найдем. Все планы насмарку. Специально же вышли так, чтобы переночевать в знакомом месте.
      Они обошли пятно по каменной осыпи. Сверху Олег попытался заглянуть в сердцевину цветка, но там было темно. И пусто.
      - Как мы его назовем? - спросила Марьяна.
      - Мухомор, - ответил Томас.
      - А мухомор - это гриб?
      - Мухомор - наверняка гриб, - сказал Томас. - Ядовитый и большой. С красной шляпкой, а по красной шляпке белые пятна.
      - Не очень похоже, - сказал Дик.
      - Но красиво звучит, - возразила Марьяна.
      Давно уж так пошло, что названия неизвестным вещам давал Томас. Давал знакомые, не очень точные, но зачем придумывать новые? Был бы схожий признак. Грибы растут в земле, и их можно сушить. Значит, круглые оранжевые или синие шары, что закапываются в землю, шары, которые можно сушить и есть, варить и жарить, если как следует вымочишь, назовем грибами. Шакалы ходят стаями, питаются падалью, трусливы и жадны. И неважно, что шакалы - пресмыкающиеся. У медведя шерсть длинная, мохнатая, а сам большой... Хотя шерсть его - побеги перекати-поля, схожие с зеленоватыми волосами.
      Олег запыхался, пока они пробирались по осыпи. Камни катились из-под ног. Марьянин мешок оттягивал руку, свой давил на плечи, Олег считал шаги. Где же эта чертова пещера? Воздух начал синеть, и без того день был пасмурным, а теперь уже в десятке шагов предметы расплывались, от земли поднимался серый туман, пора прятаться, ночью даже Дик не рискнет пойти в лес или в степь. В темноте появляются ночные твари. Те, кто выходит ночью за изгородь, не возвращаются. А здесь, вдали от деревни... Олег обернулся. Ему показалось, что за ним кто-то идет. Нет, только туман. Он не заметил, что прибавил шагу, - тут же обернулся Томас, негромко прикрикнул:
      - На меня не налетай, сшибешь. Держи дистанцию.
      И все-таки Олег никак не мог отделаться от ощущения, что кто-то идет сзади.
      Спина Томаса исчезла - Томас обогнал Марьяну. Теперь впереди идет Марьяшка. У нее узкая спина, даже в теплой куртке узкая. Марьяна спотыкается. Она в сумерках плохо видит. Эгле сказала - куриная слепота, но нестандартная, а эндемичная. "Эндемичная... То есть свойственная данной местности", - прозвучал в ушах голос Старого. Как будто тот был рядом.
      - Хочешь, тебя за руку возьму? - спросил Олег.
      Они вдвоем шли через бесконечный туман, утопая в нем по колени.
      - Нет, - сказала Марьяна. - Спасибо.
      - Стойте, - голос Дика донесся глухо, издалека. - Скалы.
      Хорошо, что пещеру никто не занял. В ней мог бы прятаться медведь или кто похуже, из тех сумеречных и ночных тварей, которые призраками ходят вокруг изгороди и даже иногда шатают ее, тянутся к человеческому жилью и боятся его. Как-то года три назад Марьяна притащила из леса козленка, маленького, еще по пояс. У козла был занудный голос, хуже чем у близнецов, зеленая трава волосами свисала до земли, он топал покрытыми панцирем ногами и вопил.
      - Блеет, - сказал тогда с удовлетворением Вайткус. - Обожаю голоса домашних животных.
      - Значит, будет козлом, - сказал Томас, который и тогда давал имена неизвестным вещам и тварям.
      Козел дожил в поселке до зимы, когда ночь тянется почти без перерыва. Он привык к людям, почти не кусался, торчал все время у мастерской Сергеева, там было тепло. В мастерской Сергеев делал мебель и вырезал посуду. Олег любил ему помогать, он любил делать руками вещи. А потом ночью пришли ночные твари. И увели козла с собой. Марьяна нашла несколько клочков зеленой шерсти за кладбищем. Но это уже было весной. Она могла ошибиться.
      Вайткус тогда сказал:
      - Развитие животноводства отложим на будущее.
      - Тем более, - заметила Эгле, - что от него, как от козла молока.
      У пещеры был один недостаток - широкий вход. Поперек входа натянули палатку из рыбьих шкур, зажгли костер - ночные твари не любят огня. В пещере было почти тепло, и Олег с наслаждением растянулся на гладком каменном полу. Марьяна - рядом.
      - Как я устала, - сказала она. - И страшно было.
      - Мне тоже, - ответил Олег тихо. - Мне казалось, что кто-то идет сзади.
      - Хорошо, что я не знала.
      Дик раскалывал чурбачки. Они взяли с собой самые хорошие дрова. Те, что медленно горят. Томас раскрыл мешок с сушеными грибами, достал котелок на треноге и распорки, чтобы держать его над огнем.
      - Олег, подай воду, - попросил он.
      Вода была у Олега в мешке, в сосуде из тыквы. Томасу всего-то надо было сделать два шага и взять воду самому. Олег понял, что Томас говорит в воспитательных целях. Не хочет приказывать Олегу, чтобы тот встал и занялся каким-нибудь делом, не хочет укорять. Хотя что за работа - палатку вместе повесили, костер горит. В следующий раз меньше устану, займусь хозяйством, ведь я Марьянин мешок волочил...
      Но Олег ничего, конечно, не сказал вслух. И не успел подняться, как Дик протянул длинную руку, подхватил мешок Олега и подвинул его Томасу.
      - Пускай отдыхает, - сказал он без всякого чувства, равнодушно. - Он уморился. Два мешка тащил.
      - Пускай полежит, - согласился Томас.
      Олег сел.
      - А что надо делать? - спросил он. - Когда нужно, я всегда делаю.
      - Погоди, Томас, - сказала Марьяна. - Я сама кипяток заправлю. Ты не знаешь, сколько грибов класть.
      - У меня было чувство, - сказал Дик, - что за нами кто-то шел.
      - И у тебя? - спросил Олег.
      И тут они услышали чьи-то тяжелые шаги у двери. Дик метнулся к арбалету. Томас наклонился к костру, готовый схватить полено. Шаги смолкли. Было очень тихо. Слышно было, как редкие капли дождя срываются с козырька над входом в пещеру.
      - Мы вовремя успели, - сказала Марьяна.
      - Тише.
      Но за блестящим пологом из рыбьих шкур, на котором метались отсветы пламени, было тихо.
      Дик, держа копье наготове, подошел к пологу, осторожно отогнул угол, выглянул.
      Олег смотрел на его широкую напряженную спину и ждал. Надо бы тоже взять копье... Но ведь здесь костер... Это дело Дика. Несправедливость этой мысли была очевидна Олегу, но думать иначе он не мог, потому что его дело было в другом. Он должен был увидеть то, что не интересно видеть остальным. Старик надеется на него. Хуже, когда не знаешь, оправдаешь ли ты надежды, тем более, что они с годами становятся для Старика все абстрактнее и достижение их все иллюзорней.
      Марьяна возилась у костра, разбирая грибы и сушеные соленые ягоды, она их всегда варила отдельно, а потом смешивала. Она стояла на коленях, рукава куртки закатаны, тонкие руки все в ссадинах и шрамах. Олег подумал, что руки Марьяны красивые, а шрамы - это пустяки, у всех шрамы.
      Томас тоже смотрел на быстрые руки Марьяны, смотрел, как девушка углубилась в священнодействие, которое для него, пришельца в этих краях, не имело смысла, видел шрамы на ее руках, цену, что лес взял за учение, и думал о пропасти, вырытой деревней между ним и этими подростками, дикарями, которые сейчас отлично заснут на каменном полу, не накрывшись и не чувствуя влажного, промозглого холода, а запах этих растительных каракатиц, прозванных грибами, им не противен, они с этим запахом свыклись... Впрочем, здесь дети пахнут иначе, чем дома. Даже свои дети. И рут в свои восемь лет, попади в лес, может и не пропадет, по крайней мере не умрет с голоду - лес, хоть и опасное, коварное место, но свое. И если он, Томас Хинд, в этом лесу - человек, то они - оленята, зайцы или даже волчата - не самые сильные, но хитрее многих, не пропадут. Марьяна оскалилась по-звериному, надкусила сомнительный гриб, пискнула, отбросила его в угол. Гриб как гриб, все они - отрава. Снова кто-то тяжело прошел, чуть не коснувшись полупрозрачной занавески. Чертовы призраки тьмы. Ходят слоны, не удивлюсь, если ядовитые... Ребята устали, хотя черт их знает, устали ли. У Дика такой вид, будто сейчас готов гоняться за шакалом по чаще. Олег, конечно, послабее. Парень неплохой, неглупый, только зря Борис внушает ему свои идеалистические теории. Поселку предстоит выжить. сегодня, завтра. Я не знаю, когда мы начнем строить города и запускать спутники. Через тысячу лет? Но даже для этого нужно выжить сегодня.
      Занавес колыхнулся, ночной гость, видно, решил сорвать его. Томас поднял головешку и опередил Дика, выглянув в сумерки, в туман. Темная тень отплыла вдаль, растворилась в сером тумане, словно шутник утянул к себе воздушный шар.
      - Не знаю, - сказал Томас. - Я такого раньше не видел.
      - Придется дежурить у костра, - сказал Дик.
      - Я совсем не хочу спать, - сказал Олег.
      - Сейчас бы хороший пистолет, - произнес Томас. - Хороший, постоянного действия.
      - Через пять минут будет суп, - сообщила Марьяна. - Вкусный суп. Тетя Луиза нам все белые грибы отобрала.
      Далеко-далеко что-то чавкнуло, ухнуло. Потом раздался легкий топот многочисленных ног и блеяние. В несколько голосов. Отчаянное блеяние.
      Марьяна вскочила на ноги.
      - Козлы!
      - Твоего уже съели, - сказал Дик. - Кто же их гонит?
      - Ядовитый слон, - неожиданно для самого себя сказал Томас.
      - Кто? - удивилась Марьяна.
      Дик засмеялся.
      - Так и будем звать, - сказал он.
      Блеяние перешло в высокий крик, как кричит ребенок. Потом все стихло. И снова топот.
      - Я думаю, их выпускает белый гриб, - сказал Олег.
      - Кого? - спросил Дик.
      - Ядовитых слонов.
      - Это злые духи, приведения. Кристина рассказывала, - сказала Марьяна.
      - Злых духов нет, - заявил Олег.
      - А ты в лес подальше заберись, - сказал Дик.
      - Помолчите. - Приказал Томас.
      Совсем близко промчались козлы. Следом, мягко и редко ступая, двигался преследователь. Люди отступили за костер, оставив его между собой и занавеской. Приготовили оружие. Незнакомые звери страшны, потому что не знаешь их повадок.
      Занавеска рванулась в сторону, распоролась наискосок, и в пещеру ворвалось зеленое волосатое существо ростом с человека, но округлое, на четырех ногах, с костистым гребнем вдоль спины, торчащим из шерсти, как цепь крутых холмов из леса.
      Зверь быстро и мелко дрожал. Его маленькие красные глаза смотрели бессмысленно и обреченно.
      Дик прицелился из арбалета, стараясь бить наверняка.
      - Стой! - закричала Марьяна. - Это же козел.
      - Правильно, - прошептал Дик, не двигаясь с места и даже не шевеля губами. - Это мясо.
      Но Марьяна уже шла к козлу, обходя костер.
      - Погоди, - попробовал остановить ее Томас. Марьяна стряхнула его руку.
      - Это мой козел, - сказала она.
      - Твой давно уже помер, - сказал Дик, но его рука с арбалетом опустилась. Мясо у них еще было. А убивать просто так Дик не любил. Охотники убивают столько, сколько можно унести.
      Козел начал медленно пятиться. И замер. Видно, то, что подстерегало снаружи, было страшнее Марьяны. Марьяна наклонилась, быстро подхватила из мешка вкусный сушеный гриб и протянула козлу. Тот вздохнул, понюхал, распахнул бегемотью пасть, послушно схрупал подарок.
      Первым дежурил Олег. Козел не уходил. Он отступил к стене, будто старался влиться в нее, смотрел одним глазом на Олега и иногда шумно вздыхал. Потом начинал чесаться о стену.
      - Блох напустишь, - сказал Олег. - Стой смирно, а то выгоню.
      Внимательный, немигающий взгляд козла создавал впечатление, что тот слушает и понимает. Но в самом деле козел прислушивался к тому, что происходило снаружи.
      Глядя на догорающий костер, Олег незаметно задремал. Ему казалось, что он не спит, а видит, как взлетают над головешками синие искры и танцуют парами, сплетаются в хоровод. Козел ахнул и заблеял, застучал копытами, Олег вскинулся, но только через секунду-две понял, что козла на старом месте нет, он отпрыгнул вглубь пещеры, а сквозь дыру в занавесе лезет какая-то серая пупырчатая масса, лезет медленно, тестом вваливаясь в пещеру, может, и не серая, а розовая, и в массе было какое-то тупое любопытство, неспешность, упорство, а козел отчаянно блеял, умолял его спасти, видно, решил, что тесто пришло специально за ним. Олег почему-то успел подумать, что для ночного призрака эта масса слишком некрасива, он шарил рукой по камням и никак не мог найти арбалет, а отвести взгляда от надвигающейся близкой массы, которая испускала удушающий кислотный запах, он не мог. И потому увидел, как в боку твари вдруг возникла оперенная стрела арбалета и ушла до половины в тесто, провалилась в него, и тут же легко и быстро тесто подобралось и съежилось, и исчезло, и края разрыва сошлись, и занавеска лениво заколыхалась.
      Олег наконец-то смог опустить взгляд, арбалет лежал в двух сантиметрах от растопыренных пальцев. Дик сидел на полу, подтянутый, крепкий, свежий, будто и не ложился спать. Он опустил арбалет и сказал:
      - Может, и не стоило мне стрелять. Подождали бы.
      Чего же стрелял? - спросила Марьяна не вставая, протянула руку, гладила тонкие панцирные ноги козла, который всхлипывал по-детски, жалуясь Марьяне на свой страх.
      - Олег окаменел, а эта штука уже к нему подбиралась, - сказал Дик, без желания упрекнуть или обидеть Олега, сказал, как думал. Он всегда говорил, как думал. - Не было времени головешку выбирать.
      - Задремал? - спросил Томас Олега.
      Томас лежал, положив под голову мешок с сушеным мясом и закутавшись в одеяло. Ему было холодно, он никак не мог привыкнуть к холоду. Ему будет труднее всех, когда станет холодно в самом деле, подумал Олег. И сказал:
      - Задремал. Сам не заметил. Меня козел разбудил.
      - Молодец, козлик, - сказала Марьяна.
      - Хорошо, что разбудил, - проговорил Дик, укладываясь на бок. Его ладонь лежала на рукояти арбалета, выточенной точно и красиво, сам делал. - Сожрал бы он нас...
      И он заснул, не кончив фразы.
      Томасу не хотелось спать. Он встал, сменил Олега, тот чуть поспорил, но согласился, у него глаза слипались. И сразу растянулся на полу. Томас накинул на плечи одеяло, хорошо бы подкинуть дров, но дрова надо беречь, их не так много, а будет холодно. Он вспомнил, как было холодно, когда они в прошлый раз шли к перевалу. Как смертельно и безнадежно холодно. Это было четыре года назад. И это было восемь лет назад. И еще это было через год после того, как они основали поселок. Дальше всего они прошли во второй раз. Правда, и вернулись из того похода только двое. Он и Вайткус.
      Томас поглядел на ребят. Почему они не чувствуют, что на камнях спать жестко и холодно? Какие внутренние органические изменения произошли в их метаболизме за эти годы? Это естественные дикари, глядящие на него, старика, с вежливым снисхождением аборигенов. Сколько бы ни твердил, как бы ни пугал их Борис, все равно с каждым годом, с каждым шагом все дальше уходят они от человеческого мира и все лучше вживаются в этот мир одиночества и серых облаков. А Борис и прав, и неправ. Он прав, что переход в дикарство неизбежен. Томас видит это и в собственной дочери, и в других малышах. Но, очевидно, это и есть единственный выход, единственная возможность спастись. А перевал - тот символ, в который уже никто не верит, но от которого трудно отказаться.
      Козел переступил, постучал копытом о камень. Дик открыл глаза, прислушался, снова заснул. Марьяна во сне подкатилась к Олегу под бок и положила голову ему на плечо. Так уютнее. Далеко в лесу что-то ухнуло, и прокатился медленный, затихающий рокот. Томас выбрал одно полешко потоньше и положил в костер.
      Когда рассвело и в разрыв в занавеске полился голубой туман, когда вдали, в лесу, затрещали, приветствуя новый день, попрыгунчики, завопил, проснувшись, деловитый чурбан, Дик, который дежурил у погасшего костра и стругал древки для арбалетных стрел, аккуратно сложил их в мешок и спокойно заснул. Поэтому никто не видел, как козел ушел из пещеры. Марьяна, проснувшись, расстроилась, выскочила наружу, обежала скалы вокруг, нигде никаких следов козла.
      - Я его ненавижу, - сказала она, вернувшись.
      - За то, что он не сказал тебе спасибо? - спросил Олег.
      - Ему лучше с нами, безопаснее.
      - Зря я его на рассвете не пристрелил, - сказал Дик. - Я думал это сделать, но потом решил, что лучше днем.
      - Это нечестно, - сказала Марьяна. - Он же нас ночью спас.
      - Одно к другому не имеет отношения, - ответил Дик. - Разве непонятно? К тому же козел думал только о собственной шкуре.
      Олег взял кожаное ведро, пошел поискать воды.
      - Копье не забудь, - сказала Марьяна.
      - И не отходи далеко, - сказал Томас.
      - Не маленький, - отмахнулся Олег, но копье взял.
      Туман еще не растаял, прятался в низинах, облака опустились к самой земле, и кое-где между ними и подушками тумана возникали перемычки, будто облака пролетая тянули руки к туману, зовя с собой. Но туман хотел спать и не любил летать по небу. Олег подумал, что согласился бы полететь с облаками вместо тумана на юг, к большим лесам, к морю, куда ходили в прошлом году Сергеев с Вайткусом и Диком. С ними еще ходил Познанский, но он не вернулся. Они не смогли пройти далеко и моря так и не увидали, потому что леса там велики, полны хищных лиан, зверья и ядовитых гадов и чем теплее, тем больше там существ, опасных для человека. Но если лететь с облаками, то можно промчаться над вершинами деревьев и над морем, как облачные птицы, которые иногда тенями возникают в облаках в хорошую погоду, но никогда не садятся на землю. Люди умеют летать, разумеется, умеют куда быстрее, чем облака. Но в поселке все приходится начать сначала. И это нелегко, потому что нет инструментов и времени. Олег хотел сделать воздушный шар, но для воздушного шара нужно очень много рыбьих шкур и нитей, и иголок, а никто, кроме малышей и Старика, не хотел ему помогать.
      - Это неплохая абстрактная идея, - сказал тогда Сергеев. - Лет через сто мы с тобой обязательно этим займемся.
      А Старый ответил:
      - Лет через сто мы все об этой идее благополучно забудем. Придумаем себе богов, которые живут на облаках и не велят нам, смертным, к ним приближаться.
      Но с воздушным шаром ничего не вышло.
      Олег поежился. С запада, куда лежал их путь, вдруг примчался ледяной, пронизывающий ветер, обжег лицо и руки. Напомнил о том, что их ждет. Но не этого вдруг испугался Олег, а того, что они не смогут одолеть перевал, как не удалось это сделать в прошлых походах. Дик только порадуется - он сможет вернуться в свою любимую степь. Марьяна утешится, найдя новые травы и грибы. Томас привык к несчастьям и не верит в удачу. Плохо, очень плохо будет только Олегу. И Старому.
      Весь день они шли по открытой местности, лишь иногда встречая заросли невысокого кустарника. В этих местах было пустынно, но идти легко, и они даже не очень устали. Томас говорил, что время угадали верно. Лето в этом году теплое, в прошлый раз уже здесь лежал снег. Дику было скучно, он, как попрыгунчик, убегал в сторону, появлялся через полчаса, без добычи, разочарованный.
      Козлу повезло, что он вернулся как раз в одну из отлучек Дика. Иначе, решил Олег, Дик бы его обязательно подстрелил. Это был тот же самый козел. Он выскочил из зарослей с таким шумом, будто это была целая семья медведей, - люди встретили его, ощетинившись арбалетами. Но узнали еще издали. Волосатая громадина, выше Олега в гребне, он шумно обрадовался, что встретил приятелей. Козел пробежал мимо, подкидывая тяжелый зад, гремя пластинами на спине и оглушительно блея.
      Больше козел от них не отходил. Он и Дику обрадовался, почуяв его приближение за километр, а потом влез в середину отряда, не желая идти сбоку или последним, и путался под ногами. Олегу все казалось, что тот сейчас наступит ему на ногу острым копытом, но зверь оказался деликатнее, чем при первом знакомстве, в последний момент он умудрялся подбирать копыта.
      Чутье и слух у него были замечательные. Он чувствовал присутствие любых живых существ за много метров, и к вечеру Марьяна уже уверяла, что понимает смысл его звуков - когда козел утверждает, что впереди полянка с вкусными грибами, а когда надо смотреть под ноги - там ползают хищные лианы.
      Остановились на ночлег задолго до темноты, на краю плато. Дальше начинался подъем, и Томас сказал, что надо будет с утра отыскать устье ручья и подниматься по его долине, которая потом сузится, станет ущельем, и вот по этому ущелью придется идти не меньше двух дней.
      Никакой пещеры или другого укрытия здесь не было, спали в палатке, что козлу не нравилось, и хоть, видно, опасности той ночью не было, козел все равно требовал, чтобы его пустили в тепло, и в конце концов навалился на палатку, придавил больно ноги, его все ругали, но терпели, потому что можно было не выставлять охраны - ясно уже было, если придет какой-нибудь нежелательный гость, козел подымет такой шум, что всех разбудит.
      К утру Олег страшно замерз. Проснуться не было сил, во сне казалось, что его окунают в ледяное болото и выбраться он не может. Его начало колотить. Потом вдруг стало теплее, и Олег заснул спокойней. Проснулся от того, что козел решил забраться повыше на палатку и больно придавил ногу. Олег подтянул ногу, открыл глаза и увидел, что Томас ночью поменялся с ним местами, лег к краю. Томас был бел от холода, он лежал стиснув зубы, закрыв глаза и делал вид, что спит. Олегу стало стыдно. Еще в деревне договорились, что когда станет совсем холодно, Томаса надо беречь. У него слабые легкие, он плохо переносит мороз, ребятам проще, они здоровые и привыкшие.
      - Томас, - тихо позвал Олег. - Я согрелся. Давайте снова меняться.
      - Нет, не надо, - прошептал Томас, но губы плохо слушались его.
      Олег больше не стал спорить, перелез через старшего. Рыбья кожа палатки пропускала мороз, в эту ночь под одеялами спали все, даже Дик, который утверждает, что может спать на снегу, на снегу мягче.
      - Спасибо, - сказал Томас. Его била дрожь.
      Проснулась Марьяна. Она сразу все поняла.
      - Я согрею воды, - сказала она.
      Она начала шуршать, развязывая мешки.
      Козел понял, что люди проснулись, вскочил, затопотал вокруг, призывно заблеял, видно соскучился за ночь. Дик бросил свое одеяло Томасу и быстро вылез наружу.
      - Главное - двигаться! - крикнул он снаружи. - Поглядите, как здорово!
      Олег заставил себя вылезти вслед за Диком.
      Долина, до края которой они дошли вечером, была покрыта снегом. Снег выпал за ночь. Он был бел и чист, куда светлее облаков, которые по контрасту казались совсем фиолетовыми. Козел стоял неподалеку и выгрызал из шерсти льдинки. Белое полотно долины упиралось в крутой откос плоскогорья. Кусты, росшие на склоне, медленно шевелили ветвями, поднимая вокруг себя облачка снега.
      Дик был недоволен тем, что дрова уходят быстрее, чем рассчитывали, но сказал об этом только Олегу и тихо, когда они отошли подальше от грязного холмика палатки.
      - Не надо было Томаса брать, - сказал он. - Будет болеть.
      - Без него нам трудно пройти перевал, - ответил Олег.
      - С ним еще труднее, - сказал Дик, пуская стрелу арбалета в темную нишу в скале, в которой Олег ничего не увидел. Но в нише заклубился снег, оттуда вылетел кролик и большими прыжками, закинув хоботок на спину, помчался прочь. В следах его темнели капли крови.
      - Я пойду подберу его, - сказал Дик. Он оставался при своем мнении.
      С Диком трудно спорить, потому что когда он уверен, он спора не продолжает, а просто уходит. А самые нужные слова появляются потом, и получается, что Дик в каждом споре берет верх, даже если не прав.
      Как же мы дойдем без Томаса? - мысленно продолжал разговор с Диком Олег. - Ведь главное - даже не дорога, главное - как найти и как себя вести дальше. Ведь мы там будем щенятами, не знающими, что значит та или иная вещь, мы же дикари, которые никогда не видели велосипеда, и поэтому мы не знаем, велосипед это или паровоз. Дику кажется, он знает все, что может понадобиться человеку в поселке или в лесу. Может, он немного боится оказаться в ином мире, где он не сильнее всех, не ловчее всех, не быстрее всех?
      Марьяна разожгла костер. Козел уже привык к огню и решил, что огонь ему ничем не угрожает. Поэтому тут же полез в костер, и Марьяна крикнула Олегу, чтобы он оттащил это проклятое животное. Оттащить взрослого козла - дело почти невыполнимое, но Олег старался. Он исколотил козла древком копья, хотя тот, наверное, решил, что его гладят, и восторженно взвизгивал.
      Томас быстро ходил по снегу, чтобы согреться, он кутался в одеяло и горбился, и Олегу показался очень старым человеком, хотя он знал, что Томасу сорок лет. Эгле как-то говорила, что процессы старения в поселке почему-то проходят активнее, а тетя Луиза сказала тогда, что на такой диете давно пора всем загнуться. У всех бесконечные колиты, гастриты, аллергия, у старшего поколения почки никуда не годятся. Правда, дети были сравнительно здоровы. И поселку повезло, что большинство местных микробов к человеческому метаболизму не приспособилось. Еще не приспособилось, сказала тогда тетя Луиза.
      - Жалко, здесь нет болота, - сказала Марьяшка. - Я бы вам нарвала травы, я знаю, какой.
      - А почему не нарвала заранее? - спросил Олег. Марьяна лучше всех в деревне разбиралась в травах, она их буквально кожей чувствовала.
      - Странный ты, - удивилась Марьяна. - Эту траву надо сразу есть, пока свежая, как ее сохранишь?
      Ей всегда казалось странным, что другие не видят того, что видит она.
      Олег оглянулся. Если здесь и были болота, то за ночь замерзли. Да и были вряд ли - местность выше, чем у поселка, суше и каменистей.
      - Олежка, - позвал его Томас. - Пойди ко мне.
      Томас опустился на палатку и поморщился.
      - Опять спина болит, - сказал он. - Прострел.
      - Я вам потом потру, - сказала Марьяна.
      - Спасибо, не помогает, - улыбнулся Томас. Он был похож на птицу ворону, какую рисовал на уроках биологии Старый. Темная птица с крупным заостренным носом. - Слушай, ты помнишь, где я карту прячу? Мало ли что может со мной случиться.
      - Ничего не случится, - сказал Олег. - Мы же вместе идем.
      - И все-таки рисковать мы не будем. Ты сможешь разобраться карте?
      Карта была нарисована на кусочке бумаги. На самой большой ценности в поселке. Олег всегда испытывал к бумаге странное, особенное чувство. Бумага, даже чистый листок, была колдовским образом связана со знанием, для того, чтобы выразить знание, она и была создана. Она была как бы проявлением божества.
      Томас, заходясь временами в кашле, заставил Олега показывать по карте путь к перевалу. Маршрут был знаком, они уже мысленно проходили его все вместе, с Вайткусом и Старым, только, правда, когда об этом говорили в деревне, ощутить действительную суть пути, расстояние, холод было невозможно - в доме тепло, уютно горели светильники, за стеной шелестел дождик...
      Дик принес кролика. Козел почему-то испугался безжизненной тушки, подпрыгивая, умчался к откосу и остановился там, сокрушенно тряся головой.
      - Чует, дурак, что его ждет, - сказал Дик. Он бросил кролика на камни. - Давайте сейчас его съедим, веселее идти будет. И Томасу полезно. Правда, еще полезней горячей крови напиться, я всегда на охоте так делаю. Но ты ведь, Томас, не будешь?
      Томас отрицательно покачал головой.
      - Что делаете? Карту смотрите? - спросил Дик.
      - Томас заставляет меня повторять - на случай, если с ним что-то случится.
      - Чепуха, - сказал Дик, садясь на корточки и начиная ловко разделывать тушку, - ты еще можешь идти. А плохо будет - вернемся.
      Олег понял, что Дик не хочет обидеть Томаса. Дик с самого начала говорил, что Томас может не дойти.
      - Ничего, - сказал Томас, который ничем не показал, как ему неприятен равнодушный тон Дика. - Лучше подстраховаться.
      Когда они пили чай - кипяток с корешками, козел решился, подошел ближе, но не с той стороны, где Дик кинул шкуру кролика, а с другой, как бы отгородившись от шкурки костром и палаткой. Он тяжело вздыхал, и Марьяна кинула ему несколько сушеных грибов.
      - Вот это лишнее, - сказал Дик. - Грибы нужны нам самим. Может так случиться, что мы больше ничего не найдем. А как обратно идти?
      - Там, за перевалом, есть пища, - сказал Томас.
      - Мы не знаем, есть или уже нет, возразил Дик. - Глупо погибать от голода. А в морозы лучше много есть.
      - В крайнем случае съедим козла, - сказал Олег.
      - Почему в крайнем? - спросил Дик. - Мы его обязательно съедим. И скоро. А то еще сбежит.
      - И не думай, - сказала Марьяна. - Не надо.
      - Почему? - удивился Дик.
      - Потому что козел хороший. Он вернется с нами в деревню. И будет жить. Нам пора иметь своих животных.
      - Я тебе таких козлов тысячу притащу, - сказал Дик.
      - Неправда, ты только хвастаешь. Не приведешь. Их не так много в лесу. И если он не захочет, ты его никак не притащишь.
      - Дотащить трудно. Но мы пойдем с тобой, ты умеешь со зверями разговаривать, - сказал Дик и стал резать кролика на равные доли, чтоб всем поровну.
      - Я не дам убивать, - сказала Марьяна. - У нее будут маленькие.
      - У кого? - спросил Олег.
      - У козла, - сказала Марьяна. - У козлихи.
      - Так это коза? - спросил Томас.
      - Да, козлиха, коза. Я знаю.
      - Похоже, что самка, - сказал Дик. - Я просто не поглядел.
      - Смешно, - сказал Олег.
      - Ничего смешного, - ответила Марьяна.
      - Робинзон Крузо тоже разводил коз. И пил их молоко.
      - Ну, из этого ничего не выйдет, - заявил Дик. - Я пробовал. Отрава.
      - Марьяна права, пускай коза живет, - сказал Томас. - Эксперимент может получиться перспективным. Всегда надо думать о том, что будет завтра.
      - И еще надо думать, чтобы не умереть сегодня, - возразил Дик.
      - Козу будем подкармливать, - сказала Марьяна.
      - И не вздумай, - сказал Дик.
      - Я свое буду отдавать. - Марьяна упрямо глядела на Дика, острый подбородок вперед. Дик склонил голову, разглядывая девушку, как незнакомую зверюшку.
      Томас поднялся первым и пошел складывать палатку. Его трясло.
      - Может, вернешься? - спросил его Дик.
      - Поздно, - ответил Томас. - Я пойду.
      - Подумай, - сказала Марьяна, рассерженная на Дика, как ты можешь так говорить! Одному до поселка не дойти.
      - Олег с ним может вернуться. - Это Дик сказал так, чтобы оставить за собой последнее слово. Но оказалось, что последнее слово все-таки осталось за Марьяной.
      - Олегу нужнее за перевал, чем тебе, - сказала она.
      - Ты тоже? - сказал Дик и лицо его было неподвижно, лишь шрам над глазом пульсировал.
      - Пора идти, - заговорил Томас. - Если сегодня будем идти хорошо, может, выйдем на плоскогорье. В прошлый раз мы увязли в этом ущелье. Снег был по пояс. И метель.
      Томас пошел впереди, по широкому ложу ручья, который при больших дождях, наверное, превращался в бурный поток, а сейчас лишь чуть-чуть журчал по обтесанным камням, обламывая наросшие за ночь у берега льдинки.

К титульной странице
Вперед
Назад