Это как на уроке - смотришь за пальцем учителя, который спускается по строчкам журнала. Вот миновал букву "б" и твой сосед Бородулин облегченно вздохнул, вот его палец подбирается к твоей фамилии и ты просишь его: ну проскочи, минуй меня, там еще есть другие люди, которые сегодня наверняка выучили это уравнение или решили эту задачу.
      Павлыш поднялся и не глядя вокруг, ощутил, как взгляды всех остальных буквально сжали его.
      В голове была абсолютная первозданная пустота. Точно также как тогда, в школе. Только нельзя смотреть в окно, где на ветке сидят два воробья, и думать: какой из них первым взлетит? А что касается уравнения, то никаких уравнений не существует...
      Павлышу казалось, что он молчит очень давно, может быть, целый час.
      Но все терпели, все ждали - ждали все двадцать секунд, пока он молчал.
      - Да, - сказал Павлыш.
      - Простите, - сказал капитан-1, - под словом "да", что вы имеете в виду? Лететь или возвращаться?
      - Надо лететь дальше.
      - Спасибо, - сказал капитан-1.
      И повернулся к молодому навигатору, стажеру, который прилетел вместе с Павлышем.
      Тот поднялся быстро, словно отличник, ожидавший вызова к доске.
      - Лететь дальше, - сказал он.
      Павлышу стало легко. Как будто совершил очень трудное и неприятное дело. А теперь стало легко. И он уже видел всех обыкновенными глазами. И вообще первые слова как будто разбудили кают-компанию. Кто-то откашлялся, кто-то уселся поудобнее...
      Люди вставали и говорили "да".
      И говорили куда проще и спокойней, чем представлял себе Павлыш.
      Десятым или одиннадцатым встал Варгези.
      Павлыш понял, что наступает критический момент. И видно - это поняли многие. Снова стало очень тихо.
      - Лететь дальше, - просто сказал Варгези.
      Павлышу показалось, что все облегченно вздохнули.
      А может быть, кто-то был также слаб как Павлыш? И вздохнул без облегчения, а наоборот? Словно закрывалась дверь?
      Но Варгези не сел. Ему хотелось говорить дальше. И никто его не прерывал.
      - Когда ты молод, - сказал Варгези, - жизнь не кажется ценностью. Потому что впереди еще слишком много всего. Так много, что богатство неисчерпаемо. Мне было бы легче решить, если бы я был также молод, как Слава Павлыш. В общем - это не так трудно: пройдет несколько лет и я буду первым человеком, который ступит на планету у другой звезды. То есть я стану великим человеком. При всей относительности величия. Наверное, я на месте Славы завидовал бы тому, кто должен был... кому выпал жребий быть в последней смене. А жребий пал на нас. Только с поправкой на тринадцать лет. Повезло ли нам? Повезло. Повезло ли мне лично? Не знаю. Потому что я уже прошел половину жизни и научился ее ценить. Научился считать дни, потому что они бегут слишком быстро. Но ведь они будут также бежать и на Земле. И я буду все эти годы - тринадцать лет - мысленно лететь к звезде и каждый день жалеть о том, что отказался от этого полета. Ведь тринадцать лет это совсем не так много. Я знаю. Я четырежды пережил этот срок.
      И он сел.
      Павлыш подумал, что Варгези немного слукавил. Он говорил лишь о тринадцати годах. А не двадцати шести. Хотя, наверное, он прав. Не может быть, чтобы за эти годы на Земле не сделали бы так, чтобы достичь "Антея".
      И он попытался представить себе момент - через тринадцать лет. Мне тридцать три. Я молод. Я открываю люк посадочного катера. Я опускаюсь на холодную траву планеты, которую еще никто не видел. Я иду по ней...
      - Армине, - сказал капитан-1.
      Армине вскочила быстро, как распрямившаяся пружинка.
      - Я как все, - сказала она. - Я не могу быть против всех.
      - Но ты против?, - спросил капитан.
      - Нет, я как все.
      Она пошла к выходу.
      Гражина вскочила следом.
      - Ничего, - сказала она. - Вы не беспокойтесь. Я сейчас вернусь.
      - А ты сама? - спросил капитан-1.
      - Я за то, чтобы лететь. Конечно, чтобы лететь, неужели не ясно?
      И Гражина выбежала вслед за Армине.
      Ни один человек из тридцати четырех членов экипажа не сказал, что хочет вернуться.
      Хотя многие хотели вернуться.
      "Наверное, - подумал Павлыш, - многие бы хотели вернуться. И я хотел бы. Но не хотел бы жить на Земле и через тринадцать лет, спохватиться - вот сегодня я ступил бы на ту планету".
      - В конце концов, - сказал механик из старой смены, один из последних, - у меня здесь до черта работы.
      20
      Павлыш отправился к Гражине.
      Теперь он не робел перед ее дверью. Теперь они уже никогда не будут чужими. Какой бы ни была их дальнейшая жизнь - она одна, общая.
      - Ну и что там? Чем кончилось? - спросила Гражина.
      Перед ней лежала открытая книжка в синем переплете.
      - Я веду дневник, - пояснила Гражина, заметив, что Павлыш смотрит на книжку.
      - Капитан-1 советовал отложить решение еще на день.
      - Из-за Армине?
      - Конечно. Из-за того, чтобы некоторые получили возможность подумать еще. И сказал, что те, у кого сомнения, пускай приходят прямо к нему. Бывает, когда вокруг люди, труднее сказать, что думаешь.
      - И что?
      Павлыш оглядывал маленькую каюту. Здесь Гражина жила уже год.
      Ни одной картинки, ни одного украшения. Только маленькая фотография красивой женщины. Наверное, матери. Может, она уже собралась и готовилась улететь?
      - Я уже собралась, - сказала Гражина. - А вообще я большая аккуратистка. Что решили?
      - Единогласно. Решили - значит, решили. И послали гравиграмму.
      - Которая не дойдет.
      - Может, и не дойдет. А может, дойдет. Ведь не это важно.
      - "Антей" продолжает полет?
      - Да. А как Армине?
      - Она ушла к себе.
      - Она не хочет лететь?
      - Она полетит как все, - сказала Гражина. - Она понимает, что ее желание не может стать на пути желаний всех нас. И всех тех, кто остался дома. Это и есть демократия.
      Павлыш стоял в дверях. Гражина не пригласила его сесть.
      - Мне трудно спорить, - сказал Павлыш. - Я не знаю, как спорить. Но может, ей очень нужно домой?
      - Что такое - очень нужно? Больше чем тебе? Больше чем мне?
      - Каждый понимает это по-своему. И я сомневаюсь, имеем ли мы право, даже если нас больше, навязывать свою волю другому.
      - Глупые и пустые слова! - Гражина буквально взорвалась. - Если все единогласны, прогресса быть не может! Чаще всего в истории человечества меньшинство навязывало свою волю большинству. И еще как навязывало. А непокорных - к стенке! Читал об этом?
      - Это не имеет к нам отношения.
      Павлыш понял, что у Гражины глаза пантеры. Это не значит, что Павлыш видел много пантер на своем веку и заглядывал им в глаза. Но такие вот светлые холодные зеленые глаза должны быть у пантеры. Наверное, смотреть в такие глаза боязно. Но парадокс влюбленности лежит как раз в том, что явления, в обычной жизни вызывающие протест, в объекте любви пленяют. Любовь кончается тогда, когда человек начинает тебя раздражать. Мелочами, деталями, голосом, жестами. А Павлыш подумал, какие красивые глаза у пантер.
      - К счастью, не имеет, - согласилась Гражина. - Но к нам имеет отношение принцип демократии. Армине не сказала против.
      - Но она подумала?
      - Она влюблена. И тот мальчик ждет ее. - Гражина отмахнулась от той, чужой влюбленности. Даже в слове "мальчик" звучало презрение.
      - Я думал, что Армине - твоя подруга.
      - Она моя подруга. И для нее я сделаю все, что в силах человека. Но я всегда говорю правду. И если бы даже три, четыре человека высказались за то, чтобы вернуться, я бы кричала, дралась, доказывала, что мы должны лететь дальше. Потому что тех, кто думает правильно - большинство.
      - Не знаю, - вздохнул Павлыш.
      - Ты никогда не станешь великим человеком. Ты не умеешь принимать решений.
      - Я не хочу стать великим человеком.
      - Жалко. Ты и сейчас в тайне надеешься, что связь восстановится и ты вернешься в срок. Ты перепуган, но тебе стыдно в этом признаться. Я тебе нравлюсь, и ты даже придумал романтическую историю о том, как мы с тобой поженимся и будем вечерами смотреть на звезды во Внешнем саду. А в самом деле ты очень хочешь домой.
      - Хорошо, что ты не капитан. Ты бы всегда принимала решения за других.
      - Именно для этого и назначают капитанов. Я могу понять положение на "Антее". Здесь сразу два капитана, здесь необычная ситуация, непредусмотренная ни в одном справочнике. Ни одно из решений не грозит немедленной опасностью кораблю и экипажу. И капитаны, обыкновенные люди, растерялись.
      - Я этого не почувствовал.
      - Я знаю одного мужчину. Он уже третий год не может принять решения - он измучил и меня, и другую женщину, а больше всех себя. Это трусость и глупость. Прими он решение сразу - три недели кое-кто помучился бы, а потом бы все вздохнули с облегчением. Люди, неспособные принять решение, - преступники. Ты не согласен?
      Павлыш понял, что его ответа не требуется. И потому сказал:
      - Ты была отличницей?
      - Это не так сложно, Слава. Нужно только вовремя делать уроки. Не откладывать их на завтра.
      - А дневник ведешь каждый день?
      - Разумеется. К счастью, в твоем голосе звучит разочарование. Ты создал себе образ красавицы - за неимением других. Выстроил меня в воображении такой, какой тебе хотелось представить свою возлюбленную. А я отказываюсь играть по твоим правилам. И ты разочарован. Вторая неожиданность за двое суток...
      - Хватит, я тебе не верю, - сказал Павлыш... - Когда человек уверен, ему не надо кричать и злиться.
      - Уходи, - сказала Гражина. - Уходи, чтобы я тебя больше не видела! Ты жалок!
      Павлыш пожал плечами. Он не обиделся. Он понимал, что Гражина разговаривала сейчас не с ним, а с тем, кто остался на Земле.
      Какой удивительный человек - Гражина... Павлыш перекатывал во рту слово, как горошинку - гражина, гражинка...
      Он тихо закрыл за собой дверь.
      "Проблемы, - думал он, - проблемы... У всех проблемы, а корабль летит к звезде. И совершенно непонятно, что и когда важнее..."
      Все же важнее, чтобы летел корабль.
      21
      Ночь на корабле, который всегда летит в вечной ночи.
      Ты - часть громадного мира - каким бы ничтожным он не казался в пространстве.
      Чуть светят огни в коридорах, чуть ниже температура воздуха, чуть поскрипывает под ногами упругий пластик пола - днем он молчит. Люди, встретившиеся ночью в коридоре, говорят вполголоса, хотя услышать голоса из каюты нельзя.
      Павлышу, как и в прошлую ночь, не хотелось спать.
      Честь космонавту, который всегда спит во-время - это первое правило. Павлыш его нарушил уже дважды.
      Он не хотел входить. Он представил себе, как Армине заснула, наплакавшись. Если Гражина права, то как страшно представить себе возвращение к любимому через четверть века. Даже если он будет верен и будет ждать - это уже не тот человек. Может, лучше, чтобы он не ждал?
      Из каюты пробивался свет.
      Павлыш понял, что дверь закрыта неплотно.
      - Армине, - тихо позвал он, приложив губы к щели.
      Если она не спит, он к ней войдет. Потому что сейчас она куда ближе и понятнее ему, чем стальная Гражина. Хоть Павлыш и не до конца верил в непоколебимость и самоуверенность Гражины. У каждого своя маска. А Армине - человек без маски.
      Нечаянно, а может быть и нет, он толкнул дверь и она открылась.
      Каюта была пуста.
      Кровать смята, но не застлана.
      Он не стал заходить, это было как подглядывать.
      Он вдруг подумал, что Армине сейчас - у Внешнего сада, у бассейна.
      Там одиночество не столь безлико. Там видишь лес и воду.
      И нельзя его нарушать.
      А может, надо нарушить?
      Павлыш прикрыл дверь, и пошел по коридору дальше.
      Он очень удивился, увидев, что из навигационной спускается капитан-2, высокий, смуглый человек, будто только что спустившийся с высокой горы и обожженный тем, высокогорным солнцем.
      - Не спится? - спросил он.
      - Сейчас пойду спать, - сказал Павлыш.
      - Спите. Вам с утра на вахту. Сейчас от вашего внимания, от точности работы многое может зависеть.
      Павлышу не хотелось бы, чтобы капитан спрашивал, какое у него настроение или как он себя чувствует. Капитан, к счастью, ничего не сказал. Они стояли, как люди, столкнувшиеся на улице после долгой разлуки, которым неловко расставаться, но нечего друг другу сказать.
      - Если хотите, - сказал вдруг капитан-2, - я вам завтра покажу портреты моих сыновей. Одному шесть, другому девять. Крепкие ребята. Показать?
      - Спасибо.
      - Ну ладно, спокойной ночи.
      И капитан-2 беззвучно пошел по коридору к своей каюте.
      А Павлыш пошел дальше, к Внешнему саду.
      22
      Дверь в отсек бассейна была закрыта.
      Странно было, кто и зачем закрыл ее.
      На корабле вообще не закрывались двери. В случае аварии автоматика все равно сработает быстрее и надежнее.
      Мало ли что могло случиться - ремонт, профилактика, просто сломался запор. И если бы не заплата в прозрачной стене, Павлыш бы вернулся обратно.
      А тут он сделал иначе.
      Его тревога была необоснованной и вернее всего смешной. Наивной.
      Но он побежал к нише.
      Ниша была на другом уровне, в двух минутах, если бежать.
      Павлыш распахнул дверь в нишу и надел скафандр.
      Это заняло еще две минуты.
      Он выбежал в коридор и побежал обратно.
      Бассейн и Внешний сад были отсеком. Одним из двадцати трех отсеков "Антея". Между отсеками на случай аварии были переходники. Ввести в действие переходник можно было, отключив автоматику.
      Павлыш отключил автоматику, потом повернул тяжелый рычаг.
      Тогда внешняя дверь отъезжала в сторону.
      Павлыш вошел в шлюзовую камеру. Убедился, что герметизация работает. Включил внутреннюю дверь.
      Приборы на пульте показали, что в бассейновой - нормальное давление. Значит, успел.
      Дверь за его спиной закрылась. Затем, очень медленно, открылась внутренняя.
      Павлыш вбежал в бассейную.
      Армине сидела в кресле у бассейна и смотрела в воду.
      Очень спокойно. Она так глубоко задумалась, что и не заметила, как Павлыш вошел в зал.
      А Павлыш в полной растерянности замер у двери.
      Последние несколько минут были наполнены действием, гонкой - дышать некогда, одним всепоглощающим желанием - успеть и страхом опоздать... А секунды в переходнике, пока закрывались и открывались двери, дали возможность воображению отчетливо и убедительно нарисовать то, что сейчас предстоит увидеть: распахнутую дверь во Внешний сад и стеклянное, подобно стеклянным деревьям, тело Армине.
      А Армине сидела у бассейна.
      Павлыш страшно испугался. Вот-вот она повернет голову и спросит, подняв густые брови: "Ты что здесь делаешь в скафандре?". И что ответить? "Я решил, что ты покончила с собой и побежал надевать скафандр, чтобы, не рискуя собственной драгоценной жизнью, вынести тело из Внешнего сада".
      Павлыш, стараясь не произвести ни малейшего шума, начал отступать в переходник - только бы уйти незамеченным.
      И это обратное движение оказалось почти роковым.
      Армине услышала.
      Вернее всего, она в тот момент собралась с духом и решила подняться, поэтому шорох шагов Павлыша донесся до нее.
      Она резко обернулась - не как человек, а как испуганное маленькое животное. И как испуганное животное стремительно вскочила и кинулась к перегородке Внешнего сада.
      Павлыш не понял смысла движения - он уже отказался от мысли, что Армине может покончить с собой. Поэтому он остановился и сказал ей вслед:
      - Не бойся, это я, Слава.
      И тут он понял, что Армине набирает код на двери Внешнего сада.
      Он мысленно считал - и оставался нем и недвижим - число единиц кода. Их должно быть семь. Щелкнула первая цифра. Вторая, третья, четвертая... Она же сейчас откроет дверь!
      - Армине! - завопил Павлыш. - Стой, Армине! Пожалуйста!
      - Пятая, шестая...
      - Смотри, что я сделал! Смотри на меня!
      Он обеими руками откинул крепление шлема и рванул его назад. Шлем сорвался, оцарапав лоб, и покатился по полу.
      Может быть от этого неожиданного звука Армине обернулась.
      И увидела, что Павлыш стоит без шлема.
      - Ты что? - сразу поняла она. - Нельзя. Там вакуум!
      - Я знаю, знаю!
      - Ты же погибнешь.
      - Да.
      - Но тебе нельзя! Это только я. Я так хочу! Надень шлем!
      - Не надену.
      - Я все-равно открою дверь! Мне надо уйти!
      - Открывай.
      Павлыш не успел испугаться в тот момент, когда срывал шлем, и не боялся теперь. Он уже понимал, что Армине не сможет открыть дверь, зная, что Павлыш погибнет тоже.
      Армине кинулась к Павлышу. Нет, не к Павлышу, она побежала к шлему, что медленно катился к бассейну, и Павлыш вместо того, чтобы перехватить девушку, как зачарованный смотрел на шлем. Шлем подкатывался к кромке бассейна и было интересно, кто первый? Успеет ли шлем упасть в воду! Или Армине схватит его. Как будто на стадионе, Павлыш болел за шлем.
      Армине успела первой. Она подхватила шлем, когда он уже скатывался в воду, прижала к груди и тут же побежала к Павлышу. Наверное, со стороны это выглядело смешно - Армине старалась нахлобучить шлем на Павлыша. Она словно лишилась рассудка. Ведь невозможно надеть шлем на мужчину, который этого не хочет.
      Павлышу не стоило труда схватить девушку за руки - ее запястья оказались совсем тонкими - и отвести к дивану. Армине шла послушно, даже не пыталась вырваться, так замирает в руках маленькая птица.
      - Садись, - сказал Павлыш. Сел рядом. Но рук Армине не отпустил.
      - Мне больно, - сказала Армине.
      - А ты не убежишь? - Павлыш отпустил ее руки.
      - Мне больно. Мне больно... - Она повторяла как заклинание. - Мне больно, - и Армине уже плакала. Она плакала так сильно, что упала на диван. Она била кулаками по мягкой обшивке и глупый диван никак не мог сообразить, как лучше прогнуться, чтобы Армине было удобно.
      - Мне так больно...
      Надо бы принести воды, но где найдешь стакан?
      Павлыш вел себя так, словно наблюдал все со стороны. Он поднялся, прошел к двери во Внешний сад, набрал новый код, заперев дверь.
      Потом вернулся к Армине. Она плакала тихо, волосы разбежались по плечам и веером - по сиденью дивана.
      - Ты меня чуть не провела, - сказал Павлыш. - Я чуть-чуть не попался. Когда я увидел тебя, то решил, что ты не собираешься... идти во Внешний сад. И подумал - вот я дурак.
      - Ну зачем ты пришел? - Армине спросила тихо, словно в самом деле ее интересовал ответ.
      - Тебя в каюте не было, - ответил Павлыш. - И меня что-то сюда повело. А когда я увидел, что переходник закрыт, я сразу понял.
      - А разве человек не имеет права убить себя? - спросила Армине.
      Она села. Убрала тыльной стороной руки волосы с глаз. Глаза были красными.
      - Зачем? - спросил Павлыш.
      - Чтобы вам не мешать, - сказала Армине.
      - Ты никому не мешаешь.
      В скафандре было жарко. Павлыш включил охлаждение.
      - Я бы ушла и все хорошо кончилось, - сказала Армине. - Вы бы летели дальше. Вы все хотите лететь дальше, чтобы стать героями.
      - Чепуха. Никто не хочет специально стать героем, - сказал Павлыш. - И когда на Земле починят кабину, мы все улетим обратно.
      - Ты в это хоть немножечко веришь? Ну хоть чуть-чуть?
      - На шестьдесят процентов, - сказал Павлыш, который в тот момент был совершенно искренен.
      - Врешь, - сказала Армине.
      - То, что ты придумала - это ужасное предательство, - сказал Павлыш.
      - Ты не понимаешь.
      - Чего же такого непонятного?
      Армине подтянула коленки к подбородку. Диван даже вздохнул от невозможности решить задачу. Она уперла подбородок в колени. Подбородок был маленький и круглый. Армине шмыгнула носом. "Странно, - подумал Павлыш, - если бы не случайность, то она лежала бы там, в ледяном лесу". И представить это уже было невозможно.
      - Когда я узнала, что обратно нельзя, - сказала Армине, - я уже как будто была на Земле. Я знала с самого начала, что мне здесь надо пробыть год. Все за меня радовались. Говорили, что мне повезло. Только мама плакала. У нас свадьба через месяц. Так решили. А в последние месяцы гравиграмм из дома не было. Ты же знаешь, если все в порядке - гравиграммы из дома не идут. А я вдруг испугалась. Я вот работала, все делала, смеялась, я была самая обыкновенная, а в самом деле я буквально дрожала. Меня так давно нет на Земле, что Саркис уже забыл. С каждым днем все страшнее. А Гражине этого не скажешь. Я сначала пыталась, а потом вижу, что ей это непонятно. Я все время считала дни. Первые одиннадцать месяцев были в сто раз короче, чем последний. Я выйду из центра в Москве, а меня ждет только мама. И мне страшно спросить - где Саркис? Конечно, это психоз...
      - Типичный психоз, - сказал Павлыш. - Ты чего с врачом не поговорила?
      - Ты еще мальчик.
      Павлыш пожал плечами.
      - А потом мне сказали, что домой нельзя. Много лет нельзя. И все кончилось. Потому что нет смысла. Зачем лететь? Куда лететь? Зачем мне нужна эта звезда? И я испугалась, что не выдержу. Что из-за меня придется поворачивать всем.
      - Все равно теперь придется, - сказал Павлыш.
      - Почему? - Армине смотрела на него в упор. Глаза ее были велики, темные, но прозрачные, можно заглянуть глубоко.
      - Я доложу капитану, и он сразу прикажет поворачивать.
      - Ты ничего не скажешь капитану.
      - Чтобы завтра ты снова пошла сюда?
      - Зачем? - Армине вдруг улыбнулась. - Я же знаю, что ты набрал новый код запора. И никто кроме тебя его не знает. Только это нарушение правил.
      - Ты заметила?
      - Я догадалась.
      Армине смотрела на Внешний сад.
      - Я могла там быть, - сказала она.
      - Глупо, правда? - спросил Павлыш.
      - Нет, не глупо. Но не нужно, - сказала Армине. - От того, что я это почти сделала, все прошло.
      - Ты поняла?
      - Гражина смогла бы говорить со мной куда убедительней тебя. Она бы сказала, что возлагаю свою судьбу на совесть остальных.
      - Он тебя обязательно дождется, - сказал Павлыш. - Неужели ты выбрала такого мерзавца, который не дождется?
      - Это было очень давно. В другой жизни.
      - А твоя мама? Она тебя ждет?
      - Не говори об этом.
      - Тебе стыдно?
      - Сейчас нет.
      - Потом будет стыдно.
      - Наверное.
      - Пошли к капитану. Надо доложить ему.
      - Ты никуда не пойдешь.
      - Я тебя не понимаю. Ты хочешь вернуться домой?
      - Я себе этого никогда не прощу.
      - Если я не скажу капитану, мы полетим дальше.
      - Правильно.
      - Армине, я ничего не понимаю. Если я пойду к капитану, то полет прекратится и мы все вернемся. Ты же этого так хочешь, что чуть было... не ушла.
      - Если бы я ушла, то я бы никогда не вернулась домой, - сказала Армине. - А я теперь хочу вернуться. Пускай через много лет.
      - Я обязан сообщить капитану.
      - Я прошу, я умоляю тебя. Если ты это сделаешь, ты меня убьешь. Ты меня спас сегодня, пожалуйста, не убивай. Я не вынесу такого возвращения...
      Армине схватила Павлыша за руки. Ее пальцы так сжались, что ногти впились в кожу Павлыша. Но он ничего не сказал. Вытерпел. Потому что заглянул внутрь Армине.
      - Пошли, - сказал Павлыш, - мне надо спрятать скафандр, чтобы никто не заметил.
      Армине быстро вскочила. Она была рада. Когда Павлыш поднялся, она поцеловала его в щеку.
      - Ты обещаешь? - спросил Павлыш.
      - Ты же знаешь. Я никогда не обманываю.
      23
      "Антей" летел к Альфе Лебедя.
      Честно признаться - у Павлыша тогда возник соблазн - как маленький зверек, что заскребся под ложечкой: если выполнить долг и доложить капитану о случае с Армине, тот отдаст приказ возвращаться. И вроде бы ты не виноват, сам хотел лететь дальше, но обстоятельства выше тебя. Существование такого хитрого зверька Павлыша испугало. Но и хранить тайну было тяжело. Когда-то один брадобрей поведал о тайне царя Мидаса безмолвному тростнику, а тростник, став дудочкой, проговорился. Надо было отыскать тростник, который будет держать язык за зубами. На эту роль была лишь одна кандидатура - Гражина.
      Это не означает, что Павлыш тут же отправился к Гражине делиться с ней страшной тайной. Он до вечера дебатировал с собой вопрос, если Армине просила его сохранить события в тайне, означает ли это, что просьба распространяется и на Гражину?
      К ужину Гражина не вышла. Армине тоже.
      Ужин был скучный, деловой, почти молчаливый. И Павлыш вдруг подумал, что именно такими будут тысячи ужинов, что предстоят им в пути. К тому же ужин был куда более скудным, чем обычно - на корабле уже начал действовать режим экономии.
      Поев, Павлыш сразу же отправился в каюту к Армине. Он нес за нее ответственность. Если с ней что-то произойдет - виноват будет только Павлыш.
      Павлыш постучал к Армине.
      Та откликнулась.
      Она уже лежала в кровати.
      - Не проверяй меня, - сказала она. - Я же обещала. А сейчас я хочу спать. Я устала.
      - Я только про ужин, - соврал Павлыш. - Я думал, может, тебе принести?
      - Нет, спасибо.
      Армине отвернулась к стене.
      Павлыш ушел. Следующий визит был к Гражине.
      Гражина не спала. Но лежала на койке, укрытая до подбородка пледом.
      - Ты что? - спросил Павлыш. - Плохо себя чувствуешь?
      - Простудилась.
      - Так не бывает, - сказал Павлыш. - Здесь нет сквозняков.
      - Ты привез с Земли и меня заразил, - сказала Гражина почти серьезно.
      - Хочешь я тебе ужин принесу? - спросил Павлыш.
      - Нет.
      - Позвать доктора?
      - Не надо. Ничего серьезного.
      Павлыш оглядел комнату - ничего со вчерашнего дня в ней не изменилось. И что могло измениться? Мелочи, крупицы быта оставались запакованными - вряд ли они сразу могут вернуться на свои места.
      - А я у Армине был, - сказал Павлыш. - Она тоже не ужинала.
      - Знаю, - сказала Гражина.
      - Я за нее немного переживаю, - сказал Павлыш. Что было говорить дальше, неясно. Может прямо сказать: "Сегодня она хотела покончить с собой"?
      - Армине мне рассказала, - неожиданно помогла Павлышу Гражина.
      - Что рассказала?
      - Как ты ее у Внешнего сада нашел.
      - В самом деле? Я рад. А то, понимаешь, если я один знаю...
      - Не бойся. Ничего с ней не случится. Такое бывает один раз. Потом становится стыдно.
      - Ты рассуждаешь абстрактно. Вот если бы ты видела своими глазами.
      - Я рассуждаю конкретно, - сказала Гражина.
      Тогда Павлыш понял, что лучше дальше не спрашивать.
      - Ты тоже будешь за ней приглядывать? - спросил Павлыш.
      - Ты правильно сделал, что никому не сказал. Привидениям лучше оставаться в шкафу - это английская поговорка.
      Павлыш никогда не слышал такой поговорки.
      Настроение было неплохим. Поступки лучше совершать тогда, когда есть кому оценить их благородство.
      24
      Гражина недомогала больше трех недель. Варгези сказал, что характер заболевания Гражины - нервный. В истоке - стресс, который нарушал иммунные функции организма. Ничего страшного, но лучше отдохнуть.
      Армине была молчалива, исполнительна и старалась казаться незаметной. С Павлышем она почти не разговаривала. Впрочем, сделать это было нетрудно - работали они в дальних отсеках и встречались только в кают-компании. Павлыш своего общества не навязывал. Он понимал, что для Армине он часть дурного воспоминания. Если будешь навязываться, ей станет еще хуже.
      Как-то Павлыш понес Гражине обед.
      Гражина читала. Павлыш увидел - шестой выпуск "Подводных приключений". Она отказалась есть суп и Павлыш спросил:
      - Где твоя железная воля?
      - У меня ее никогда не было.
      Наверное, Павлышу надо было уйти, но уходить не хотелось.
      - Я разговаривал с механиками, - сказал Павлыш. - Они думают, что можно поднять предел мощности переброски. По крайней мере теоретически.
      Гражина подняла руку, как бы отгоняя слова Павлыша.
      - Самообман, - сказала она. - Теоретически можно долететь за пять минут.
      Павлыш воспользовался жестом, чтобы вложить ей в руку ложку. Подвинул тарелку поближе.
      Гражина съела две ложки супа.
      Отложила ложку.
      - Честное слово, не хочется.
      - Я подожду. Я упрямый, - сказал Павлыш.
      - Жди.
      - Ты читаешь шестую часть "Подводного мира"?
      - Так, просматривала...
      - Только не кисни, - сказал Павлыш. Он взял ложку и протянул ее Гражине.
      Гражина неожиданно положила ладонь на кисть Павлыша.
      Он замер.
      - У меня никого нет, кроме тебя, - сказала Гражина.
      - Нас здесь тридцать человек... И Армине.
      - Ты один, Славик, - сказала Гражина. - Армине теперь совсем чужая.
      - Ты серьезно?
      - Я вообще без чувства юмора, ты же знаешь.
      Ее рука ушла в сторону. Павлыш снова дал ей ложку, потому что ничего умнее придумать не мог.
      - Скажи, только честно, а то обижусь. Ты с самого первого взгляда меня полюбил?
      - Любовь бывает только с первого взгляда, - сказал Павлыш. - Иначе какой в ней смысл? Зачем приглядываться полгода? Чего нового увидишь?
      - Это правда?
      - Со мной всегда случается только так.
      - Как так? - Гражина даже села на кровати. Ее зеленые глаза загорелись яростным светом. - Немедленно уходи. Значит ты всем так говоришь? У тебя со всеми так случается?
      - Вот доешь суп, тогда уйду. Не раньше, - сказал Павлыш. - Я могу ждать. Хоть двадцать лет.
      - Спасибо, Славик. Только ты сейчас уйди, хорошо?
      - Спокойной ночи.
      - Ты завтра придешь?
      - Подумаю, - сказал Павлыш, поднимаясь.
      - Я тебя ненавижу, - сказала Гражина, - потому что ты всегда шутишь.
      - Это я от растерянности.
      У двери его догнал ее голос:
      - И с самого первого взгляда?
      - Честное слово.
      - А раньше так не было?
      - Никогда.
      - Спокойной ночи.
      25
      В ту ночь Павлыш заснул почти мгновенно. Добрался до своей каюты и лег, чтобы думать о Гражине.
      Но заснул.
      А утром проснулся от ощущения счастья.
      И само ощущение счастья было настолько приятным, ласковым и спокойным, что он даже не старался вспомнить, а что же произошло? Потом вспомнил.
      И понял, что жутко соскучился без Гражины.
      А вдруг у нее поднялась температура?
      Звонили к завтраку. Оказывается, он проспал. Этого еще не хватало!
      Павлыш вскочил, наскоро вымылся, оделся и поспешил в кают - компанию.
      Сейчас он возьмет ее завтрак и отнесет ей в каюту. И даже, если Варгези снова будет язвить, не стоит обижаться. Пускай Варгези язвит, у него просто такой характер.
      Гражина сидела в кают-компании.
      На лице Павлыша отразилось такое разочарование, что кто-то засмеялся.
      - Что случилось? - спросил Джонсон.
      Но Павлыш не успел ответить. Он смотрел в зеленые глаза, а в зеленых глазах был вопрос.
      - Он готовился бежать с завтраком к больной, - сказал Варгези, - а больная лишила его этого удовольствия.
      - Мы решили пожениться, - сказал Павлыш. Секунду назад и в мыслях не было такого. Слова вылетели неожиданно.
      - Правда? - спросил капитан-2.
      Но спросил не Павлыша, а Гражину. Уголки губ его дрогнули, будто он старался не улыбнуться.
      Впервые Павлыш увидел, как Гражина краснеет. Она молчала.
      - Не сердись, - сказал Павлыш.
      - Я не сержусь, - зло, но спокойно ответила Гражина.
      - Извини, мне надо было бы тебя спросить.
      - Мы об этом даже не говорили!
      Сцена, наверное, выглядела смешно, но засмеяться никто не посмел.
      - Я так понял, - сказал Павлыш. И ему захотелось уйти.
      - Это шутка, - сказала Гражина, обращаясь ко всем. - Ты чего стоишь? Завтрак кончается. Опоздаешь на вахту.
      Павлыш послушно сел. Он боялся, что на него будут смотреть, но все сразу заговорили о других делах. Только Армине поглядела на него и сразу отвела взгляд.
      Вот мы и квиты, - подумал Павлыш.
      26
      - Можно было бы меня сначала спросить, - сказал Гражина, когда они вышли из кают-компании.
      - Я не утерпел. Я увидел тебя и подумал, что ты не будешь сердиться.
      - Какой-то детский сад, - сказала Гражина.
      Они остановились у ее двери.
      Гражина поднялась на цыпочки и поцеловала Павлыша в угол губ.
      - Ты спал ночью?
      - Еще как!
      - Жалко. А я не спала, - сказала Гражина. - Иди.
      Когда Павлыш подошел к центру кабинного отсека, там уже собрались все его коллеги. Свои. Им можно было обсуждать.
      - Намечается самый странный брак во вселенной, - сказал Варгези. - Следствие психологического стресса.
      - Ничего подобного, - сказал Джонсон. - Это случается и на Земле.
      - Ну и свадьбу мы устроим, - сказал Станцо. - Я давно не гулял на настоящей свадьбе.
      И тогда загорелся сигнал готовности на пульте приема.
      Он мигнул. Загорелся вновь, и сначала никто не понял, что происходит.
      За прошедшие дни все привыкли, что сигнал гореть не может.
      Сигнал горел стабильно.
      Станцо поднялся, задействовал основной пульт.
      Джонсон сообщил на пульт управления, что есть связь с Землей.
      Еще через двадцать две минуты с Земли пришла гравиграмма.
      Краткая.
      "Ждите переброску". И все необходимые данные - точное время, масса, спецификация.
      27
      Гражина, единственная на корабле, не знала, что произошло.
      Она была в каюте и внутренняя связь у нее была отключена.
      Павлыш, как только смог, побежал к ней.
      С момента гравиграммы прошло лишь пять минут, и потому все были так заняты по телепортации, что никто толком не успел задуматься о смысле случившегося. Но, конечно, обрадовались. И ждали, что будет.
      - Гражина! - вбежал Павлыш. - Знаешь, что случилось?
      - Связь, да? - голос Гражины звучал испуганно.
      То, что Гражина сразу догадалась о самом невероятном, было даже обидно.
      - Как ты догадалась?
      - Я думала об этом, - сказала Гражина. - Как раз сейчас я думала об этом.
      - Ты ждала этого? - И тут Павлыш понял, что ничего хорошего не случилось. Что жизнь, которая недавно началась так сложно и драматично, настоящая необычная жизнь, кончается. Словно видеопленка.
      - Я боялась этого, - сказала Гражина.
      - Но мы с тобой останемся, ведь у нас все по-прежнему? Да?
      - У нас с тобой - наверное. Только вокруг все иначе.
      - Подожди! Мы же не знаем. Может, связь временная! Может, ничего еще не будет.
      - Ты смешной человек, Павлыш, - сказала Гражина. Она подняла руки и сильно схватилась пальцами за его плечи. - А я боюсь.
      - Но мы можем сказать, что уже решили остаться на борту до конца...
      Павлыш осекся. Зачем говорить чепуху?
      Чрезвычайные обстоятельства прекратились, началась обыкновенная жизнь, к которой надо привыкать. И это тоже не очень просто.
      28
      Первая переброска произошла на следующий день.
      Милев, из второго экипажа, пройдя обследование после перелета, перешел в кают-компанию. Он сказал, что экипаж "Антея" на Земле уже называют "зимовщики". Как древних полярников.
      Оказалось, что Домбровский был прав. Но лишь частично.
      Энергетический порог переброски существовал. Но это был не предел телепортации; а лишь порог.
      Обрыв связи случился неожиданно.
      И земному Центру понадобилось несколько дней, чтобы установить гравироторы.
      В первые дни все ждали вестей о возвращении "Антея".
      Это было крушение давней мечты, крушением образа жизни.
      Потом стало ясно, что "Антей" продолжает путь к Альфе Лебедя.
      - Ну, ребята, - сказал Милев, - приготовьтесь возвратиться героями. Вы бы почитали, что о вас пишут, послушали, что говорят. Я вчера еще был самым популярным типом на планете. Я летел к тем самым, Которые Пожертвовали Собой Ради Человечества! Ну, ребята... - Милев был возбужден, но чувствовал себя гонцом добрых вестей.
      Его слушали смущенно. Ведь, честно, никто не был героем.
      - Желающие из новой смены, из моей смены, могут вернуться до срока. Конечно, это влетит Земле в копеечку, но мы все понимаем - нервное напряжение почище, чем у первого космонавта...
      Он засмеялся, и некоторые вежливо улыбнулись.
      Павлыш понимал, что никуда он сейчас не улетит. Ему осталось десять месяцев практики, и он их проведет на "Антее". Только без Гражины. И все десять месяцев будет думать, а что она сейчас делает? И ему будет страшно вернуться.
      Гражина положила ладонь на руку Павлышу.
      - Ничего, - сказал Павлыш очень тихо, чтобы не перебивать монолога Милева. - Мы потерпим.
      Гражина убрала руку.
      29
      Гражина улетела через день. Первой, потому что все еще была нездорова.
      - Ты дождешься меня? - спросил Павлыш.
      - Не знаю, - сказала Гражина. - Я ничего не знаю.
      До Альфы Лебедя оставалось лететь двенадцать лет и десять месяцев.

К титульной странице

Назад