Древнерусская языческая вера, уходящая своими кор-
нями к самым истокам человеческой цивилизации и мировой
культуры, рухнула и исчезла с лица Земли под ударами
новой религии, уступив место библейской картине мира и
системе христианских ценностей. Но Русские Боги не сги-
нули в небытие -- они сохранились в русском духе и тех
его неповторимых чертах, которые делают русского чело-
века непохожим на любого другого. Традиции и обычаи,
сложившиеся многие тысячелетия назад, также вошли в
плоть и кровь народной жизни. Они впитываются русским
человеком с молоком матери и передаются от поколения к
поколению. Другое дело, что каждое новое поколение рас-
поряжается этим неисчерпаемым духовным богатством
по-своему и не всегда достойно.
Рокот веков.
Топот подков.
Марина Цветаева
Вся жизнь цивилизованного и нецивилизованного че-
ловека неотделима от окружающей его Вселенной, прониза-
на связью с ней от рождения до смерти. Русский народ
здесь не исключение. Более того: необъятные просторы
русской земли, распахнутость звездного неба, постоянная
устремленность к открытию новых земель и вообще всего
нового сделали русского человека особенно восприимчивым
и предрасположенным к миру космических явлений. Именно
данная особенность позволила одному из главных русских
космистов Н.Ф.Федорову говорить о том, что ширь русской
земли порождает ширь русской души, а российский простор
служит естественным переходом к простору космического
пространства, нового поприща для великого подвига русс-
кого народа. А это вселенское поле деятельности не име-
ет границ!
Среди тысяч и тысяч находок, обнаруженных недавно
при раскопках "русской Трои" -- Аркаима, особенно впе-
чатляет одна -- фигурка нашего древнего предка, устре-
мившего задумчивый взор в небо, в Космос,
туда, где ходят дневное и ночные светила, где попере-
менно рождаются день (свет) и ночь (тьма), где распрос-
терла свои бесконечные крылья сама Вселенная. Не прихо-
дится сомневаться, что наших далеких пращуров обуревали
те же мысли, которые сравнительно недавно были в кон-
центрированном виде сформулированы в "Завещании" Павла
Флоренского: "...Почаще смотрите на звезды. Когда будет
на душе плохо, смотрите на звезды или на лазурь днем.
Когда грустно, когда вас обидят, когда что не будет
удаваться, когда придет на вас душевная буря -- выйдите
на воздух и останьтесь наедине с небом. Тогда душа ус-
покоится". С этими пронзительными словами вполне соз-
вучно четверостишие замечательного философа и поэта Ар-
сения Чанышева, написанное чеканным классическим слогом
и перекликающееся с "Завещанием" Флоренского:
Чаще на небо гляди темной безоблачной ночью!
Звездною пылью тогда густо покрыт небосвод.
В каждой пылинке громадный мир заключен. Бесконеч-
ность
Стала наглядной... Как жалок день, что прошел в
суете!
Думается, аркаимский звездный мечтатель на 4 тыся-
чи лет предвосхитил вдохновенные слова русских космис-
тов. Воистину его образ -- овеществленная "память соро-
ка веков", о которой когда-то пророчески писал Валерий
Брюсов! Но исчерпывается ли обозначенным сроком возраст
космизма вообще и русского космизма в частности? Ведь
человечество по своему происхождению космично изначаль-
но. Оно -- закономерный продукт эволюции Вселенной.
Жизнь на Земле галактик. Homo sapiens -- Человек разум-
ный -- это всегда Homo cosmicos -- Человек космический.
Человеческая жизнь, по мнению наших предков, с мо-
мента рождения зависела от того, что написано в "небес-
но-звездной книге". Вселенское мироощущение впитывается
русскими чуть ли не с молоком матери. Каждый хотел бы
родиться под счастливой звездой. Всю жизнь в нашей душе
звучит древний оберег-заклинание, ставший впоследствии
словами известного романса: "Гори, гори, моя звезда..."
Гаснет она -- обрывается нить жизни, и человек умирает.
Выдающийся мифолог, собиратель и исследователь русского
фольклора А.Н.Афанасьев отмечал: "Каждый человек полу-
чил на небе свою звезду, с падением которой прекращает-
ся его существование; если же, с одной стороны, смерть
означалась падением звезды, то, с другой, -- рождение
младенца должно было означаться появлением или возжени-
ем новой звезды, как это засвидетельствовано преданиями
индоевропейских народов. В пермской губернии поселяне
убеждены, что на небе столько же звезд, сколько на зем-
ле людей"44.
Поразительно, но свыше двух тысяч лет до этой за-
писи, сделанной в пермской глухомани, подобные же
взгляды высказывал Платон: число душ в Космосе равно
числу звезд и распределено по одной на каждой звезде
(Тимей, 41е). В свою очередь, мысль, сформулированная
Платоном, вполне соответствует "звездной философии"
египтян, изложенной, к примеру, в так называемых "Дра-
матических текстах".
Вера в небесно-космическую предопределенность че-
ловеческой жизни на всех ее этапах была присуща всем
славянским народам. По стойкому убеждению русских, ук-
раинцев, белорусов, южных и западных славян Солнце, Лу-
на, Земля, звезды принимали деятельное участие в судьбе
человека, определяя в том числе и счастье или несчастье
в супружеской жизни. Женитьба и замужество, в представ-
лении славян да и других народов, заранее предопределе-
на и даже записана в воображенной небесной книге. Юноша
в мужья и девушка в жены предназначаются Судьбой -- не-
отвратимым небесно-космическим Роком. От имени неотвра-
тимой Судьбы возникли и понятия "суженый", "суженая",
имевшие магическое значение; само слово заставляло юно-
шу и девушку покоряться судьбе45.
Представления о жизненносности космических сил,
взаимопроникновении их и жизни человеческой, обуслов-
ленность ее высшими "небесными" законами -- неотъемле-
мая часть, ядро народного мировоззрения, передававшего-
ся от поколения к поколению вместе с языком, вековыми
традициями и тем русским духом, который и составляет
отличительную черту всей нации.
После распада единой праиндоевропейской этнической
и языковой общности из нее выделились самостоятельно
народы -- носители новых языков и культур (данный про-
цесс занял много тысячелетий). Но каждый народ (впос-
ледствии -- нация) продолжал хранить в своем мировозз-
рении остатки былых представлений и верований. Арийское
наследство, принесенное славянами (а в дальнейшем --
русскими) на евразийскую почву, сохранялось в форме
стойких мифологических воззрений, игравших, по мнению
И.Е.Забелина, роль первобытного познания природы и даже
первобытной науки. В этом горниле зарождался и оформ-
лялся изначальный народный космизм. "Язычник, -- отме-
чал Забелин, -- яснее всего постигал и понимал одну ве-
ликую истину, что жизнь -- есть основа всего мира, что
она разлита повсюду и чувствуется на каждом шагу, в
каждой былинке... Во всем живом мире господствует и
повсюду является такое же человеческое существо, как он
сам. Он сознавал, что весь видимый мир от былинки до
небесного светила одухотворен тою же человеческой ду-
шою, ее мыслью, ее чувством, ее волею"46. Отсюда: не
только животные и растения, но и самые камни мыслили,
чувствовали, говорили таким же понятным каждому челове-
ческим языком.
Говорящие и чувствующие предметы, стихии, расте-
ния, животные, сохранившиеся по сей день в сказках,
песнях, эпосе, -- это не плод наивного вымысла, а ре-
зультат глубочайшего проникновения в таинство окружаю-
щего мира и осознания неразрывного с ним единения. Не-
досягаемая всеобъемлющая Вселенная порождала не страх и
ужас, а укрепляла чувство космического родства и, сле-
довательно, обережения и заступничества от любых враж-
дебных и злокозненных сил. Пробуждение этих защитных
функций природно-космического Универсума достигалось с
помощью разного рода магических обрядов и действий. Тем
самым весь окружающий человека видимый и невидимый мир
-- от Солнца и звезд до листика и травинки -- оказывал-
ся одушевленным и одухотворенным, замыкаясь в единое и
неразрывное целое с самим человеком.
Христианство с трудом преодолевало (и никогда до
конца не сумело преодолеть) веками и тысячелетиями фор-
мировавшееся космическое мировоззрение народов, насе-
лявших Россию. Несмотря на драконовские меры и инквизи-
торскую политику, церкви никак не удавалось вытравить
то, что дается самой природой. Ни инородцы, ни русское
население никогда не расставалось с вселенско-языческим
отношением к окружающему миру, подразумевая себя его
неотъемлемой частичкой. Дьявольской называет анонимный
и первый русский космологический трактат XII века "Сло-
во о силах небесных" неискоренимо-стойкую веру людей "в
Солнце, и в Месяц, и в Звезды, а иныя в рекы, и в ис-
точники, и в древа..., и в огнь, и в звери, и в иныя
вещи многразличныя"47.
Мифологическое сознание не есть нечто нерасчленен-
ное, аморфное -- таким оно предстает по прошествии ве-
ков и тысячелетий, когда на нет сходит его прежнее иде-
ологическое значение, влияние на повседневную жизнь ут-
рачивается, а остатки ранее господствующего мировоззре-
ния оседают в фольклоре. Безусловно, современному чело-
веку трудно судить, к какому именно неведомому прошлому
принадлежит тот или иной сказочный или эпический образ
(особенно если речь идет об архаичных пластах). Но по-
ложение не безнадежно -- тем более иных путей для уста-
новления истины нет. Фольклор -- это закодированная в
устойчивых художественных образах и символах родовая
коллективная память народа. Задача проницательного чи-
тателя и слушателя -- научиться расшифровывать этот
код.
Стоит посмотреть под этим углом зрения на жалкие
осколки некогда величественного и неприступного моноли-
та -- и в бессвязных или случайных на первый взгляд об-
разах песен, сказок, былин, загадок, пословиц, загово-
ров, заклинаний и т.п. проступают отзвуки данных эпох и
верований. Кому не известны, скажем, хрестоматийные
причитания, перекочевавшие в детский фольклор:
Костры горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати.
Для современного человека, оторванного от исконных
древних корней, это -- всего лишь плач братца Иванушки,
обернувшегося козленочком.
В действительности же здесь отголосок древнейшей
эпохи, практиковавшей жертвоприношения -- причем не од-
них животных, но и -- увы -- человеческие. Приведенное
четверостишие -- дошедший сквозь тысячелетия вопль объ-
ятой ужасом жертвы. Ужас этот был так велик, что он по-
вергает в трепет и современного читателя (слушателя) --
особенно ребенка. Представляется, что и рифмованные
строчки причитания сохранились от тех невообразимо да-
леких дней (счет может идти на многие тысячелетия)
практически в неизменном виде.
Чтобы понять это, не требуется применения како-
го-то особого научного метода или инструментария. Дос-
таточно захотеть увидеть то, что само по себе самооче-
видно. При анализе фольклорно-мифологического материала
не требуется усложнять или затуманивать самые простые
вещи. Так, при анализе древнейшего космического миро-
воззрения излишне надуманной и искусственной выглядит
широко распространенная интерпретация известного анг-
лийского этнографа и исследователя первобытной культуры
Эдуарда Тайлора (1832 -- 1917). По его утверждению, по-
пулярная французско-немецкая сказка о Красной Шапочке
(ее литературная обработка есть и в сборнике Шарля Пер-
ро, и в сборнике братьев Гримм) относится к солярным
мифам о восходе и закате Солнца, где Красная Шапочка
олицетворяет дневное светило, которое проглатывает чу-
довище-оборотень, -- принявшее облик волка. Исчезнове-
нию (затмению) Солнца приходит конец, когда охотники
убивают Волка и вспарывают ему брюхо. Аналогичным обра-
зом Тайлор интерпретировал русскую народную сказку о
волке и семерых козлятах, где последние якобы символи-
зируют лишние Солнца (первоначальная множественность
солнц -- одно из устойчивых мифологических представле-
ний), которые проглатывает волк, оставляя одно-единс-
твенное48.
Подобную космогоническую реконструкцию можно про-
должать как угодно долго и подвести под нее чуть ли не
весь фольклор, наподобие того, как в XIX веке мифологи-
ческая (метеорологическая) школа в фольклористике ухит-
рялась подвести под атмосферные и небесные явления лю-
бое фольклорное произведение и весь пантеон индоевро-
пейских Богов. Например, просто напрашивается на космо-
логическую интерпретацию европейская сказка о Белоснеж-
ке (Снегурочке), изгнанной из дома злой мачехой и повс-
тречавшей семь гномов. В русской народной версии Белос-
нежка становится царевной, а место гномов занимают бо-
гатыри или даже добрые разбойники. Интерес с космологи-
ческой точки зрения тут представляет число покровителей
преследуемой злыми силами (мачехой) героини. Традицион-
но их семь, но во многих вариантах фигурирует число
двенадцать, как, скажем, в первоначальной записи текста
услышанной сказки, которую сделал Пушкин49 (в стихот-
ворной обработке число богатырей стало семь). Если при
этом Белоснежка (Снегурочка) олицетворяет Луну, то две-
надцать ее братьев-защитников -- это двенадцать лунных
месяцев. В известной словацкой сказке об изгнанной пад-
черице и двенадцати братьях-месяцах последние так и
названы своими именами.
Допустимо истолкование семи богатырей (гномов) как
семи небесных светил (больших и малых), доступных наб-
людению невооруженным глазом и известные всем древним
народам: Солнце, Луна, Венера, Марс, Юпитер, Сатурн,
Меркурий. В таком случае Белоснежка-Снегурочка или за-
мещающая их безымянная царевна -- реминисценция (т.е.
смутное воспоминание) о древней Богине Земле (Мать Сыра
Земля, Деметра), над которой восходят и ходят все семь
светил. Подобная интерпретация вполне допустима. Но она
должна быть комплексной и зависеть не только от разви-
тости воображения, но и от суммарного учета всех имею-
щихся данных -- истории (включая археологию), языкозна-
ния, мифологии и искусства.
Испокон веков русские люди не просто созерцали ок-
ружающую их Вселенную, скрупулезно вели счет времени по
движению Солнца, Луны и других небесных светил, фикси-
руя накопленный опыт в знаниях о календарных циклах,
временах года, их особенностях и последовательности.
Русского человека всегда волновали и более фундамен-
тальные, философские вопросы: о происхождении Вселенной
(Белого света), звездного неба, Солнца, Луны, Земли.
Как правило, они задавались в поэтическо-образной, под-
час -- иносказательной форме. Примером может служить
знаменитый русский "духовный стих" о начале всего суще-
го, именуемый Голубиной книгой, о котором уже неоднок-
ратно упоминалось. В начале своего творческого пути Ни-
колай Константинович Рерих (1874 -- 1947) создал карти-
ну "Голубиная книга" (рис. 119), где в обобщенно-симво-
лической форме попытался воссоздать образ вселенской
книги, упавшей с небес (из Космоса) и включавшей в себя
всю мудрость мира.
Опровергая ходячие представления об отсутствии у
русского народа склонности к умозрительному мышлению,
один из пионеров изучения народного мировоззрения и бы-
та -- Николай Иванович Надеждин (1804 -- 1856) ссылался
именно на Голубиную книгу, как на ярчайший пример кос-
могонической культуры. Голубиная книга -- своего рода
квинтэссенция древнейшей народной мудрости, содержащая
в себе ответы на вопросы, "смело посягающие на то, что,
по нынешнему распределению знания, относится к высшим
умозрительным задачам -- природоведения вообще, и в
частности -- землеведения!"50.
Первая запись "Стиха о голубиной книге" (всего из-
вестно свыше тридцати вариантов) содержится в знамени-
том "Сборнике Кирши Данилова". Здесь, несомненно, сох-
ранились отзвуки самых глубоких времен, доходящих до
источника общего и для индийских Вед, и для русского
фольклора. Недаром заветная книга, о которой пели ска-
зители, именуется "голубиной", то есть "глубинной" (что
означает одновременно и "древняя" и "мудрая"). О язы-
ческом происхождении легенды о Голубиной книге свиде-
тельствует написанное в XIII веке житие Авраама Смо-
ленского, который был обвинен в ереси за чтение и почи-
тание "глубинных книг". Однако Голубиная книга менее
всего является объектом внимания одной лишь ученой
книжности. Главными пропагандистами и распространителя-
ми былинно-песенного и апокрифического знания на Руси
были калики перехожие, бродившие по городам и весям.
Через такое подвижное "средство массовой информации"
народ приобщался к древней и высшей мудрости.
Вот широко известный перечень вопросов из Голуби-
ной книги:
От чего зачался наш белый свет?
От чего зачался сол(н)цо праведно?
От чего зачался светел месяц?
От чего зачался заря утрення?
От чего зачалася и вечерняя?
От чего зачалася темная ночь?
От чего зачалися часты звезды?
В белорусском фольклоре также обнаруживаются следы
древнего мировоззрения, родственного русской Голубиной
книге. В песне о Севрюке встречаются практически те же
космогонические вопросы, но только в более мягкой и ли-
рической постановке:
Ой, кто ли того не знал,
Как наш белый свет настал?
Как и солнушко взошло,
Как и яркий месячко,
Как и часты звездочки,
Как и темны хмароньки,
Как и сильны дождички?51
Ответы на эти вопросы давались разные -- в разные
времена и у разных народов. В индоевропейской традиции
очерчен некоторый общий круг вопросов и ответов, кото-
рый варьируется в разных мифологиях и культурах, сохра-
няя при этом общее ядро. Достаточно обратиться к индои-
ранским истокам. Так, в Авесте -- священной книге зоро-
астризма -- содержится примерно тот же перечень вопро-
сов, что и в Голубиной книге.
Древнеиранская Авеста помогает прояснить многие
вопросы, относящиеся к протославянскому мировоззрению и
праславянскому языку. Ко времени формирования Авесты и
зороастрийской религии (X -- XII вв. до н.э.) завершил-
ся активный распад индоевропейских племен и возникнове-
ние на общей некогда основе самостоятельных народов с
самостоятельными языками, но эти новые этнические и
языковые образования не столь далеко отстоят от некогда
общего источника знаний и верований. В Авесте сформули-
рованы следующие вопросы: "Кто (является) первоначаль-
ным творцом Истины? Кто установил путь солнца и звезд?
Кто (тот), благодаря которому луна прибывает и убывает?
...Кто поддерживает снизу землю и облака от падения,
кто (поддерживает) воды и растения? ...Какой умелый
(мастер) создал свет и тьму, какой умелый (мастер) соз-
дал сон и бодрствование?" Эти вопросы из недошедших
частей Авесты, известных историкам по более поздним
пехлевийским текстам52.
Как отвечали древние индоарии на занимавшие их
вопросы, видно из их священной книги -- Ригведы.
Не было не-сущего, и не было сущего тогда.
Не было ни воздушного пространства, ни неба над
ним.
Что двигалось туда и сюда? Где? Под чьей защитой?
Что за вода была -- глубокая бездна?
Не было ни смерти, ни бессмертия тогда.
Не было ни признака дня (или) ночи.
Дышало не колебля воздуха, по своему закону Нечто
Одно,
И не было ничего другого, кроме него.
В мировоззрении древнего человека Вечно-космичес-
кое постоянно сливалось с Бренно-повседневным. Дикие --
с точки зрения современного понимания -- обычаи переп-
летались с возвышенными и вдохновенными знаниями о Все-
ленной, кодировались в устойчивых образах и символах
для передачи от поколения к поколению. В данном плане
показательна судьба одной совершенно нетипичной для
славянских традиций "людоедской песни", уцелевшей нес-
мотря ни на какую политическую, идеологическую и мо-
рально-этическую цензуру и какими-то неисповедимыми пу-
тями дошедшей практически до нынешних времен. Записан-
ная и опубликованная в середине прошлого века в Курской
губернии писательницей Н.С.Кохановской, эта страшная
песня повергла в шок читательскую публику, а развернув-
шаяся полемика обнаружила среди прочего достаточную
распространенность каннибалистского текста в разных об-
ластях России. В песне беспристрастно рассказывается
про то, как жена вместе с подружками съела собственного
мужа да еще попотчевала страшным угощением мужнину
сестру, подзадоривая ее загадками:
Я из рук, из ног коровать смощу,
Из буйной головы яндову скую,
Из глаз его я чару солью,
Из мяса его пирогов напеку,
А из сала его я свечей налью.
Созову я беседу подружек своих,
Я подружек своих и сестрицу его,
Загадаю загадку неотгадливую.
Ой, и что таково:
На милом я сижу,
На милова гляжу,
Я милым подношу,
Милым подчеваю,
Аи мил пер'до мной,
Что свечою горит?
Никто той загадки не отгадывает.
Отгадала загадку подружка одна,
Подружка одна, то сестрица его:
-- "А я тебе, братец, говаривала:
Не ходи, братец, поздным-поздно,
Поздным-поздно, поздно вечером".
Никто не сомневался в глубокой архаичности женских
причитаний, но никто не мог толком объяснить их истин-
ного смысла. Крупнейший русский философ и поэт Алексей
Степанович Хомяков (1804 -- 1860), посвятивший данному
вопросу специальную заметку, уловил в русской песне
древнюю космогоническую тайнопись по аналогии с древне-
египетскими, древнеиндийскими и древнескандинавскими
мифами. Более того, он назвал странную песню "Голубиной
книгой в ее окончании". Чем же руководствовался Хомяков
и каков ход его рассуждений?
Мыслитель-славянофил напоминает, что северная ми-
фология и космогония строила мир из разрушенного образа
человеческого -- из частей великана Имира, растерзанно-
го детьми Первобога Бора. В восточных мифологиях и кос-
могониях Вселенная также строилась из мужского или
женского исполинского образа -- в зависимости от того,
кто был убийца-строитель -- мужское Божество или женс-
кое. В ходе дальнейшего космогонического процесса кости
поверженного великана делались горами, тело -- землею,
кровь -- морями, глаза -- светоносными чашами, месяцем
и солнцем. В соответствии с канонами и традициями мифо-
логической школы в фольклористике, Хомяков делает пред-
положение, что та же схема действовала и в славя-
но-русской мифологии, что получило отражение и в Голу-
биной книге и "людоедской песне" (последняя -- один из
осколков древней мифологии, который при достаточном во-
ображении можно сопрячь с некоторыми устойчивыми обра-
зами русского фольклора). По Хомякову, мифологические
рассказы при падении язычества теряли свой смысл и пе-
реходили либо в богатырскую сказку, либо в бытовые пес-
ни, либо в простые отрывочные выражения, которые сами
по себе не представляют никакого смысла. Таково, напри-
мер, знаменитое описание теремов, где отражается вся
красота небесная, или описание красавицы, у которой во
лбу солнце (звезда), а в косе месяц. Точно так же из
ряда вон выходящая каннибалистская песня, резюмирует
Хомяков, "есть, по-видимому, не что иное, как изломан-
ная и изуродованная космогоническая повесть, в которой
Богиня сидит на разбросанных членах убитого ею (также
божественного) человекообразного принципа... Этим легко
объясняется и широкое распространение самой песни, и ее
нескладица, и это соединение тона глупо спокойного с
предметом, по-видимому, ужасным и отвратительным"53.
Необычное превращение в русской "людоедской" песне
образа-символа Вселенского великана -- лишь одно из
многих его расщеплений в мировой мифологии после выде-
ления самостоятельных народов, языков и культур из еди-
ного в прошлом Праэтноса.
Так, древнекитайский Первопредок-исполин Пань-гу,
родившийся из Космического яйца, считается творцом Неба
и Земли. 18 тысяч лет он, подобно эллинскому Атланту,
продержал небо на своих плечах, вырастая ежедневно на 1
чжан, то есть около 3 метров (подсчитано, что за все
время жизни он вырос до размера в 90 тысяч ли, то есть
примерно 45 тысяч километров). Но главные космические
превращения начались после смерти Пань-гу. В полном со-
ответствии с древнейшими общемировыми представлениями,
из частей его тела образова-лось все богатство подне-
бесного и наднебесного мира. Последний вздох Вселенско-
го исполина сделался ветром и облаками, голос -- гро-
мом, левый глаз -- Солнцем, правый -- Луною, туловище с
руками и ногами -- четырьмя стра-нами света с пятью
знаменитыми горами, кровь -- реками, жилы -- дорогами,
плоть -- почвою, волосы на голове и усы -- звездами на
небосклоне, кожа и волосы на теле -- травами, цветами и
деревьями, зубы, кости, костный мозг -- металлами, кам-
нями и минералами, пот -- дождем и росою54.